Хронология мужских погребений III–v вв. Тарасовского могильника Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Публикации и исследования

УДК 902(470.51)"2/4"(045)

ХРОНОЛОГИЯ МУЖСКИХ ПОГРЕБЕНИЙ III-V ВВ. ТАРАСОВСКОГО МОГИЛЬНИКА

© 2016 г. Р. Д. Голдина, В. А. Бернц

Статья посвящена хронологии мужских захоронений поздней, мазунинской стадии Тарасовского могильника и является продолжением работы по датировке ранней ныргындинской стадии (I—II вв.) этого памятника. Были использованы три основных метода исследования - формально-типологический, культурной стратиграфии и метод аналогий. Проанализировано 86 мужских захоронений III-V вв. В результате было выделено 12 хронологических групп: 1-й половины III в. н.э. (группа 1); 2-й половины III в. (2); III в. (3); 1-й половины IV в. (группа 4); 2-й половины III - IV в. (5); 3-й четверти IV в. (6); 4-й четверти IV в. (группа 7); 2-й половины IV в. (8); 2-й половины IV -V в. (9); IV-V вв. (10); 2-й половины III - V в. (11) и III-V вв. (12). В данной статье подробно рассматриваются первые 6 групп, остальные будут освещены в следующей публикации. Материалы женских погребений III-V вв. Тарасовского могильника будут исследованы отдельно.

Ключевые слова: археология, Среднее Прикамье, железный век, пьяноборская культурно-историческая общность, Тарасовский могильник, культурная стратиграфия, хронология, мазунинская стадия, чегандинская культура..

Статья является продолжением работы, опубликованной в журнале «Поволжская археология» N° 1 2016 г., в которой были представлены результаты хронологического деления мужских и женских захоронений ранней ныргындинской стадии (1-11 вв. н.э.) Тарасовского могильника. В данной статье мы предлагаем итоги анализа датировок мужских захоронений поздней мазунинской стадии (Ш-У вв. н.э.) этого уникального памятника. Поскольку объем выборки поздней части (870 погребений) значительно превышает раннюю (495) и число категорий материала выросло, материалы мужских и женских захоронений представлены отдельно. Итогам работы

над инвентарем женских могил будет посвящена следующая статья.

Как и в случае с ранними комплексами, основным методом работы был выбран метод культурной стратиграфии, которому предшествовало типологическое деление материала, а также метод аналогий. В состав инвентаря мужских захоронений входят, прежде всего, предметы вооружения: мечи и детали украшения портупеи; наконечники стрел и копий; колчанные крючки; топоры и секировидные предметы; боевые косы; ножны; шлемы и доспехи; предметы металлургического производства - крицы и слитки металла; детали снаряжения коня -удила и украшения сбруи; ременная

гарнитура: различные варианты пряжек, наконечников ремней, накладок; редко - фибулы и сюльгамы.

Материалы III-V вв. известны в Прикамье по исследованиям А.А. Спицына (1901). Однако как собрание комплексов определенного времени они были обозначены М.Г. Худяковым, который выделил 3 периода пьяноборской эпохи:

II—I вв. до н.э.; I—III вв. и IV-V вв. н.э. (1933, с. 16). Изучая памятники пьяноборского типа на широком территориальном фоне, включая и верхнекамские, А.П. Смирнов датировал этот период III в. до н.э. — V в. н.э., разделив его на 3 этапа:

III—I вв. до н.э.; I—III вв. н.э.; III—V вв. н.э. (1952, с. 68—110).

В.Ф. Генинг, раскопавший яркие памятники первой половины I тыс. н.э. (Мазунинский, Азелинский, Суворовский), выделил культуры III—V вв. — мазунинскую (Средняя Кама) и азе-линскую (бассейн р. Вятки). В процессе работы над прикамскими материалами В.Ф. Генинг в разное время предлагал разные даты мазунинской культуры: III—VI вв. (1958, с. 83; 1959, с. 202), III—IX (1967, с. 35—37) и III—V (Генинг, Стоянов, 1961, с. 82; Генинг, 1972, с. 222; 1974, с. 14). А.К. Амброз считал, что мазунинская культура делится на 5 этапов: вторая половина

II—III в.; IV; V; VI; VII вв. (1971, с. 106—112).

Азелинскую культуру В.Ф. Генинг датировал сначала также III—V вв. (1963). В 1979 г. им была предпринята попытка выработать общую схему развития ременной гарнитуры Прикамья

III—IX вв. При этом он использовал не комплексы, а наиболее характерные типы вещей, пытаясь выстроить их в горизонтальные синхронные срезы.

При такой группировке мазунинские и азелинские комплексы вошли в III— IV вв. без распределения по векам (Генинг, 1979, рис. А—Д). А.К. Амброз памятники азелинского типа датировал VI—VII вв. (1971, с. 106—107), П.Н. Старостин — второй половиной III — рубежом IV—V вв. (1997, с. 27).

Для обсуждаемой темы важны работы Н А. Лещинской (1995; 2014, с. 165—207), в которых в результате анализа 133 комплексов из 11 могильников азелинского типа бассейна Вятки и Марийского Поволжья были выделены группы вещей нескольких периодов: I—II вв. н.э.; конца II — начала III в.; III; IV в. без последней четверти; конца IV—V в., а также несколько смежных групп: II—IV вв.; III—IV; III— V; IV—V вв. Остается только сожалеть, что источниковая база этого исследования была ограничена металлическими украшениями костюма и ременной гарнитурой, главным образом из женских могил. Для азелинских памятников вещи мужских захоронений не менее информативны. Интерес представляют наблюдения Н.А. Лещин-ской относительно хронологической оценки и происхождения шлемов могильников азелинского типа (2014а), а также ее анализ импортных фибул Тарасовского могильника (2010).

Особого внимания заслуживает монографическое исследование Т.И. Останиной (1997), в котором способом корреляции были исследованы 95 комплексов из 11 могильников мазунинской культуры. В результате автор выделил 5 отдельных хронологических групп: III в.; конец III — начало IV; IV; конец IV — начало V; V, а также 4 смежных группы: III—V вв.; конец III—V; IV—V; III—IV вв. Досадно, что и в этой работе были использова-

Рис. 1. Тарасовский могильник. Взаимовстречаемость вещей в погребениях мужчин поздней (мазунинской) стадии (III—V вв. н.э.). * Номера рисунков соответствуют изображениям на рис. 2-5. Fig. 1. Tarasovo burial ground. Correlation of goods in male graves of late (Mazunino) stage (3rd - 5th cc. AD). * Numbers correspond to illustrations on fig. 2-5.

ны только украшения костюма, преимущественно поясная гарнитура и специфический инвентарь мужских захоронений остался без внимания исследователя.

Для анализа нами выбраны 86 погребений Тарасово, которые были определены антропологически как мужские, либо имели соответствующий состав инвентаря. В последнем случае в графе «пол» (рис. 1) поставлен знак вопроса. Не скроем, есть некоторые сомнения в половой принадлежности отдельных комплексов, но на общий результат хронологии они существенно не влияют. В корреляцию включены только могилы числом вещей не менее двух.

В группу 1 вошли 11 захоронений: 446, 112, 879, 111, 36, 775, 65, 131А, 15, 565, 137. В могиле 446 у нижнего конца меча были найдены стеклянная бусина и бронзовая круглая выпуклая бляха (рис. 2: 1). Такие бляхи хорошо известны (более 70 экземпляров) в комплексах 1-11 вв. чегандинской культуры, хотя могли использоваться как в более раннее, так и в более позднее время как нагрудные, реже - поясные или оружейные украшения (Гол -дина Р.Д., Бернц, 2016, рис. 15: 51). В Тарасовском могильнике их найдено 11, из них в погребениях 1-11 вв. -8 экз., в мазунинских - 3. В данном случае мы имеем один из примеров запаздывания популярных изделий. В эту группу также вошли 2 бронзовые цельнолитые1 пряжки с овальной, слегка расширенной рамкой уплощенного сечения и прямоугольным щитком (рис. 2: 2). Одна из пряжек по краям фасетирована.

1 Цельнолитыми мы называем пряжки, у которых рамка и щиток отлиты вместе, а язычок - отдельно.

Прямоугольные, обильно фасети-рованные ременные накладки, известные во множестве вариантов как в мужских (рис. 2: 3 — 9 экз.2, 4 — 74 экз., 12 — 453—458 экз.), так и в женских могилах Тарасово, составляют особенность этой группы. Т.И. Останиной в группе III в. учтено 478 таких накладок, обнаруженных на Ижевском, Мазунинском, Нивском, Сайгатском, Усть-Сарапульском, Чепанихинском, а также Ангасякском и Югомашев-ском могильниках (1997, с. 57—58, тип 1, рис. 11: 14—21). Такие накладки найдены и на могильнике Ныргында I (20 экз.) в могилах первой половины III в. н.э. (Голдина Р.Д., Красноперов, 2012, табл. 209: 1—14). Аналогичные находки в Ошкинском могильнике на р. Вятке отнесены Н.А. Лещинской также к III в. н.э. (2014, табл. 85: 1—8).

Своеобразные варианты накладок такого типа обнаружены в Башкирии в Шиповском бескурганном могильнике (не менее 80 экз.) (Овсянников, Савельев и др., 2007, с. 73, рис. 37: 7, 54: 6 и др.), а также в Охлебининском могильнике, они датированы С.Л. Воробьевой II—III вв. (2012, т. I, с. 135, т. II, рис. 47: 3, 4). С.М. Васюткин относил Шиповские погребения к III в. (1986, с. 193). Такие же накладки обнаружены этим автором в кургане 19 Салиховского могильника (там же, рис. 6: 9, 10). В.Ю. Малашев — один из ведущих исследователей позднесар-матских древностей — датирует Сали-ховские курганы второй половиной III—IV в. (2007, с. 114).

Накладки такого типа представляют собой этнографическую особенность населения Среднего Прикамья и на сопредельных терри-

2 Во всех случаях указано общее количество предметов на могильнике.

Рис. 2. Тарасовский могильник. Предметы мужских захоронений группы 1 (первая половина III в. н.э.). 1, 13 - бляхи; 2, 9 - пряжки; 3, 4, 8, 12, 14 - накладки; 5, 6 - про-низки; 7 - фибула; 10, 15 - наконечники поясов (ременные подвески); 11 - мечи. 1, 3-6, 8, 9, 12, 14, 15 - бронза; 2 - бронза, железо; 7 - бронза, эмаль; 10, 11 - железо;

13 - раковина, бронза. * Повторение номера изображения означает принадлежность к одному типу. Нумерация на рис. 2-5 сплошная и соответствует номерам изображений на рис. 1. Fig. 2. Tarasovo burial ground. Goods from male graves of 1 group (first half of the 3rd c. AD). 1, 13 - badges; 2, 9 - buckles; 3, 4, 8, 12, 14 - plaques; 5, 6 - beads; 7 - fibula; 10, 15 - belt tips (belt pendants); 11 - swords. 1, 3-6, 8, 9, 12, 14, 15 - bronze; 2 - bronze, iron; 7 - bronze, enamel;

10, 11 - iron; 13 - shell, bronze.

*Repeated numbers of illustrations mark belonging to the same type. Numbering on fig. 2-5 is continuous and corresponds to the numbering on fig. 1.

ториях встречаются крайне редко. Аналогичная накладка обнаружена в кургане 9 Криволиманского I могильника в Подонье, где датирована С.И. Безугловым второй половиной IV в. (2008, рис. 7: 17, 18, с. 290). Очевидно, здесь они представляли собой позднюю модификацию прикамских типов. Вариант накладок (рис. 2: 4) весьма своеобразного исполнения обнаружен в Подвязьевском могильнике второй половины III — IV в. в низовьях р. Оки вместе с фибулой с выемчатой эмалью и трехсоставной пряжкой с круглым расширением на конце пластины (Грибов, 2014, с. 316—319).

Тип прямоугольных накладок, обильно фасетированных, с подвеской-кольцом, также присутствует в этом собрании (рис. 2: 14; 402—407 экз.). Т.И. Останина отметила лишь 5 таких из Чепанихинского могильника, отнесенных ею к III в. н.э. (1997, с. 58, рис. 11: 22, 23; 51: 43).

Поясная гарнитура этой группы характеризуется развитыми формами различных вариантов фасетировки: тончайшими надпилами, сочетаниями коротких и длинных подрезов на продольных гранях, в углах накладок и на подвесках-кольцах. Создается впечатление, что мастера-ювелиры в совершенстве владели технологией этого приема. На гарнитуре степной полосы Подонья первой половины III в. н.э. приемы фасетировки были значительно скромнее (Безуглов, 1988, рис. 2: 16, 3: 22—25). В.Ю. Малашев неоднократно отмечал, что распространение фасетированных изделий как импортных, так и подражаний в степной полосе Восточной Европы относится к рубежу II и III в. и они отличаются от прикамских (Малашев, 2000, с. 208; 2007, с. 117; Малашев,

Яблонский, 2008, с. 52-56). Этим исследователем уже высказана мысль о том, что в Среднем Прикамье сложился свой особый центр по производству фасетированных бронзовых изделий (Малашев, Яблонский, 2008, с. 52-54). Причины активизации при-камского центра В.Ю. Малашев видит в дестабилизации ситуации в Северном Причерноморье в связи с готскими военными предприятиями и разрушением связей населения степной полосы с производственными центрами в Боспорских городах.

К мысли о приуральском производстве некоторых типов фибул из позднесарматских южноуральских могильников пришла и М. Г. Мошкова (2000, с. 192). Развивая идею о существовании мощного среднекамского производственного центра, следует указать и на высокий уровень брон-золитейного дела в предшествующее время (1-11 вв.) у населения чегандин-ской культуры. Достаточно увидеть, насколько разнообразен и выразителен инвентарь из цветных металлов Тара-совского могильника (Голдина Р.Д., 2003), и для специалиста станут очевидными уровень этого производства и егодинамикана протяжении 1-Увв. н.э. Только сохранившихся эполетообраз-ных застежек, изготовление которых требовало сложнейших ювелирных знаний и навыков, в Прикамье известно более 160. Практически все технологические приемы, необходимые для массового производства фасетирован-ных накладок, были хорошо известны и в 1-11 вв. (Голдина Р. Д., Бернц, 2016, рис. 7: 16).

В группу 1 входят флаконовидные пронизки (рис. 2: 5; 17 экз.) и костыльки (рис. 2: 6; 9 экз.). Флаконовидные пронизки появились, видимо, во II в. н.э.

Они зафиксированы в двух погребениях ныргындинской стадии, но основное время их использования -первая половина III в. (Голдина Р.Д., Сабиров, Сабирова, 2015, ил. 237). Т.И. Останиной учтено 8 таких про-низок из Ижевского, Мазунинского, Нивского, Сайгатского и Чепанихин-ского могильников (1997, рис. 5: 26, 27, табл. 17). Начало применения костыльков относится к первой половине III в., но они продолжали бытовать и в IV в. Костыльки («молоточки», по Т.И. Останиной тип 6, 1997, рис. 5: 28, 4 экз.) найдены в Мазунинском, Нив-ском и Сайгатском некрополях.

К группе 1 относится шестигранная, с эмалевыми вставками, шарнирная фибула-брошь из погребения 36 (рис. 2: 7). Близкий экземпляр найден в кургане 6 Сусловского могильника (Саратовская область) и датирован А. С. Скрипкиным второй половиной II - началом III в. (1977, рис. 6: 25). К концу II - первой половине III в. такие броши относит В.В. Кропотов (2014, рис. 15, форма 69, рис. 20). Составные бронзовые накладки в виде овальной пластины с кольцом (рис. 2: 8; 53 экз.) существовали на протяжении всего мазунинского времени, но самые ранние экземпляры отличались обилием насечек.

Бронзовая трехсоставная3 пряжка средних размеров с овальной рамкой и прямоугольным щитком (рис. 2: 9) близка экземпляру из могилы 1 кургана 23 могильника Львовский Первый-4 в Дагестане, датируемого Ш-ГУ вв. (Абрамова и др., 2001, рис. 34: 1А). Похожие пряжки из Клин-Яра

3 Трехсоставными мы называем пряжки, у которых язычок, рамка и щиток сделаны отдельно, а потом соединены.

И.О. Гавритухин датирует III в. (2010, рис. 6: 45-46). Подобный экземпляр найден в могиле 631 Усть-Альминского некрополя в Юго-Западном Крыму и отнесен А.А. Труфановым к первой половине, ближе к середине III в. (2005-2009, рис. 88: 2; 2010, рис. 1; 4: 18, с. 150). Такая пряжка обнаружена в Васильевском могильнике второй половины II -первой половины III в. на юго-западе Одесской области (Субботин, Дзигов-ский, 1990, рис. 9: 6) и т.д. По поздне-сарматским материалам такие пряжки (П1) датированы В.Ю. Малашевым серединой - второй половиной II в. (2000, с. 195, 198, 209), М.В. Криво-шеевым и А.С. Скрипкиным второй половиной II - первой половиной III в. н.э. (2006, рис. 2: IV), а И.В. Сер-гацковым - этим же временем (2000, рис. 57: 2). Ко второй половине II -первой половине III в. отнесены подобные предметы у алан Северного Кавказа (Габуев, Малашев, 2009, рис 132: 1, 9). Из территориально близких аналогий следует указать на серию подобных пряжек из уздечного набора начала и середины III в. погребения 14 Ошкинского могильника в р. Вятке (Лещинская, 2014, с. 168, табл. 83: 9, 11-13).

В эту же группу вошел один из ранних вариантов железных составных наконечников ремней с подвесками (рис. 2: 10). Сюда же отнесены 2 меча (рис. 2: 11; погр. 446 и 131А). Всего в могилах мазунинского времени Тарасовского могильника найдено 22 меча: 20 мечей из 19 могил и 2 происходят из разрушенных нефтяниками погребений. Первый из них (погр. 446) имел общую длину 92,5 см, длину клинка 81,5, ширину его 5, длину рукояти 11 см, линзовидное сечение;

второй - общую длину 96,6 см, длину клинка 85,6, ширину клинка 3, длину рукояти 11 см и линзовидное сечение. Меч из погребения 446 был откован с высокой степенью качества из трех стальных полос: металл и сварочные швы свободны от шлаков. Центральная полоса имела феррито-перлит-ную структуру твердостью 208 кг/ мм2. Скорее всего, сделан за пределами Прикамья (Перевощиков, Малых, 2014, с. 19). Клинок из могилы 131 А изготовлен из многослойной железной заготовки, у рабочего края содержание углерода составило 0,2-0,25% при микротвердости 235-340 кг/мм2. Возможно, но не бесспорно, местное происхождение изделия (там же, с. 20).

Уникальными предметами для Среднего Прикамья следует считать створки раковин моллюсков Turbo marmaratus семейства Turbinidae, обитавших в тропических зонах Тихого и Индийского океанов (рис. 2: 13; 71 экз. от 50 костяков). Они имели размеры 3,5-11 см и использовались преимущественно для украшения поясов, реже - мечей и для изготовления подвесок и бус. Т.И. Останиной были учтены 51 раковина из 34 погребений и датированы III-IV вв. (1997, с. 62-63, рис. 51: 65).

Сейчас поясных блях из раковин в Прикамье известно более 170 экз. Они происходят из 10 могильников мазунинского типа, расположенных преимущественно на правобережье р. Камы (Тарасово - 71 экз., Ижевск (30 экз.), Покровка (9), Чепаниха (2), Афонино (2), Мазунино (9), Ныр-гында I (1), Заборье (10), Боярка (3), Бирск (36)). Единичные находки известны и в прилегающем к Каме Поволжье: Старо-Майнском II могиль-

нике (1 экз.) и в Коминтерновском II (5 экз.), но в последнем случае они более позднего времени - второй половины VI в. (Казаков, 1998, рис. 9: 17, 11: 5, 10, 11).

На Тарасовском могильнике, судя по планиграфии, они располагались в мазунинской части памятника (Гол -дина Р. Д., Сабиров, Сабирова, 2015, ил. 244). Раковины (8 экз.) обнаружены в 8 мужских погребениях, судя по корреляции, первой половины III в. и лишь в одной могиле второй половины III в. (рис. 3: 19). В женских могилах (53 раковины из 32 погребений) они встречались в захоронениях III и первой половины IV в. Поскольку такие изделия не обнаружены в самом юго-западном могильнике ма-зунинского типа - Тураевском I, вряд ли они поступали в Прикамье волжским путем. На иной - сухопутный -путь из Средней Азии указывают находки подобных раковин в кургане 43 могильника второй половины III в. Покровка 10 (Малашев, Яблонский, 2008, рис. 162: 5) и в кургане 37 Ле-бедевки VI первой половины, ближе к середине III в. (Мошкова, Демиденко, 2010, рис. 2: 4). Подтверждением того, что раковины Turbo marmaratus шли в Прикамье через Среднюю Азию, являются и находки их в могилах второй половины I тыс. н.э. на Памире, где они использовались в качестве наглазников и поступали сюда, как считал Б.А. Литвинский, из Индии (1972, табл. 47).

Погребение 137 занимает в корреляции верхнюю позицию в группе 1, приближаясь к середине III в. В нем, наряду с другими вещами, найден составной наконечник ремня, с привеской и овальным расширением в ее нижней части (рис. 2: 15; 13 шт.).

В.Ю. Малашев относит появление таких наконечников к середине III в. н. э., допуская их использование и во второй половине (2014, с. 133). Таким образом, положение в корреляционной таблице и приведенные аналогии составляющим ее вещам, позволяют датировать эту группу первой половиной III в. н. э.

К группе 2 отнесены 11 могил (790, 1679, 4, 782, 6, 453, 815, 456, 1717, 217 А, 727). Пара наконечников от обувных ремней подпрямоугольной формы, вытянутых, со слегка прио-стренным концом (рис. 3: 16; всего их -4 экз.) найдены вместе с двумя небольшими трехсоставными пряжками с подтреугольными пластинами (рис. 4: 28а). Такие наконечники имеют аналогии в материалах склепа 222 могильника Нейзац возле Симферополя, датированного И. Н. Храпуновым III в. (2006, рис. 4: 10, 11, с. 114). Близкие наконечники происходят также из могил Усть-Альмы в Крыму, отнесенных А.Е. Пуздровским к концу II - первой половине III в. (2007, рис. 99: 11, 14, 15, 22, 23).

В двух захоронениях этой группы обнаружены оригинальные изделия: в могиле 782 - железная крица (рис. 3: 26), а в ограбленном погребении 1679 -

2 крицы и слиток латуни (рис. 3: 17). Все 3 железные крицы имели лепешкообразную форму, диаметр 15-18 см, толщину до 5 см и вес 5,0; 5,1; 5,2 кг. Стандартная форма и близкие размеры позволяют предположить, что все

3 крицы изготовлены в одном центре. Металлографическое исследование, проведенное С.Е. Перевощиковым, показало, что микроструктура всех криц представлена переходящими одна в другую видманштеттовой, фер-ритной и ферритно-перлитной струк-

турами. Содержание углерода 0,01, 0,21 и 0,78%. Крицы хорошо прокованы, в них практически отсутствуют незаваренные пустоты, поры в металле мелкие. По мнению С.Е. Перево-щикова, эти хорошо прокованные изделия - полуфабрикат (Перевощиков, Сабирова, 2014, с. 73). Показателем высокого качества металла тарасов-ских криц является и то обстоятельство, что при подобных размерах новгородские крицы весили почти в 2 раза меньше тарасовских - до 3 кг (Колчин, 1959, с. 12-13). С.Е. Перево-щиков обратил внимание на довольно высокое содержание никеля (0,14%) в одной из криц могилы 1679, что соответствует такой примеси в средневековых крицах центральной части Древней Руси и существует некоторая вероятность происхождения тарасов-ских криц из областей славянского этногенеза (Перевощиков, Сабирова, 2014, с. 73).

В погребении 1679 обнаружен также слиток цветного металла (рис. 3: 17), весом 980 г., с содержанием меди -75,9% и цинка - 23,4%, так называемой «золотоподобной латуни» (там же, рис. 5). Уникальное скопление из 67 слитков латуни обнаружено на Щербетьском поселении ]У-УП вв. именьковской культуры в Республике Татарстан. Спектральный анализ показал, что к основному компоненту - меди, в них был добавлен цинк (до 30%), олово (до 2%) и свинец (до 4-5%) (Сидоров, Старостин, 1970, с. 233-237). С перечисленными изделиями из погребения 1679 связана и бронзовая фигурка животного, напоминающего бобра (рис. 3: 18). В составе группы - украшение пояса - орнаментированная накладка-раковина (рис. 3: 19).

Рис. 3. Тарасовский могильник. Предметы мужских захоронений группы 2 (вторая половина III в. н.э.). 16 - наконечники обувных ремешков; 17 - слиток; 18 - подвеска; 19 - бляха; 20 - диски; 21 - уздечные накладки; 22 - зажимы; 23, 25 - пряжки; 24 -шлем; 26 - крица. 16, 18, 21, 22, 25 - бронза; 17 - латунь; 19 - раковина; 20 - халцедон, бронза; 23, 24 - бронза, железо; 26 - железо.

Fig. 3. Tarasovo burial ground. Goods from male graves of group 2 (second half of the 3rd c. AD). 16 - tips of footware straps; 17 - bar; 18 - pendant; 19 - badge; 20 - disks; 21 - horse harness plaques; 22 - clasps; 23, 25 - buckles; 24 - helmet; 26 - iron ball. 16, 18, 21, 22, 25 - bronze; 17 - brass; 19 - shell; 20 - chalcedony, bronze; 23, 24 - bronze, iron; 26 - iron.

Оригинальны украшения конской сбруи: накладки (рис. 3: 21; 3 экз.), зажимы (рис. 3: 22; 5 экз.). В эту же группу входят трехсоставная пряжка со слегка наметившейся В-образной, уплощенного сечения рамкой, гладким язычком и прямоугольным железным щитком (рис. 3: 23; 3 экз.), а также трехсоставная, бронзовая, довольно крупная пряжка с овальной рамкой, гладким, слегка прогнутым язычком и овальным оттянутым щитком (рис. 3: 25). Последняя по северокавказским материалам датируется И.О. Гавриту-хиным III в. (2010, рис. 6: 65).

Интерес представляет серия овальных рамчатых пряжек с уплощенными сечениями и псевдорифлением (насечками по кольцу) (рис. 4: 31; 6 экз.). Казалось бы, аналогии им следует искать в материалах Центральной и Восточной Европы, однако ничего похожего в солидной сводке рифленых пряжек IV—VI вв. этих регионов, собранной И.А. Бажаном и С.Ю. Каргапольцевым (1989), обнаружить не удалось. Надо полагать, что подобные экземпляры характерны для более раннего времени. Некоторое подтверждение этому нашлось в материалах кургана 23 могильника Барановка 1 на Среднем Дону, где была обнаружена аналогичная пряжка, датируемая второй половиной II — первой половиной III в. (Сергацков, 2000, рис. 37: 6).

Близки к ним по стилю бронзовые трехсоставные пряжки с рифленой рамкой, гладкими язычками и длинными подтреугольными щитками, отличающимися обильным фасетирова-нием (рис. 4: 28; 5 экз.). В подобной манере оформлены и мелкие бронзовые бантикообразные накладки (рис. 4: 32; 22 экз.).

Бронзовые прямоугольные наконечники, сделанные из перегнутой пластины, скрепленной с ремнем с помощью штифта (рис. 4: 29; 7 экз.), имеют аналогии в катакомбе 122 могильника Клин-Яр и датированы III в. н.э. (Малашев, 2008, рис. 3: 16, 17; Гаври-тухин, 2010, рис. 6: 49—50). Близки к ним подобные наконечники ремней из прямоугольных пластин с зауженной серединой (рис. 4: 35; 2 экз.).

В этой же манере (щиток с зауженной серединой) оформлена бронзовая пряжка из погребения 785 (в корреляцию не вошла). Она отличается прямоугольной, уплощенной в сечении рамкой, прямоугольным щитком и гладким язычком (Голдина Р.Д., 2003, табл. 343: 4). Продольные и торцевой края щитка и рамки срезаны крупными фасетками. Стиль оформления пряжки позволяет отнести ее ко второй половине III в. Подобный экземпляр был обнаружен в кургане 37 могильника Лебедевка VI в Западном Казахстане, датированном М.Г. Мош-ковой и С.В. Демиденко первой половиной III в., ближе к его середине (2010, рис 1: 4).

Железных наконечников стрел в Тарасово мало (25 экз.), из них 12 относятся к ранней, ныргындинской, стадии. Небольшие трехлопастные железные наконечники стрел (рис. 4:

33) невыразительны и имеют широкие хронологические рамки и территориальное распространение.

Весьма архаичным выглядит поясной крючок из могилы 815 (рис. 4:

34). Он напоминает подобные предметы из ранней части могильника (Голдина Р.Д., Бернц, 2016, рис. 8: 13), но многочисленные поясные накладки мазунинского типа (рис. 6: 54), найденные в этом же захоронении,

Рис. 4. Тарасовский могильник. Предметы мужских захоронений группы 2 (вторая половина III в. н.э.). 27 - мечи; 28, 28а, 31, 38, 39 - пряжки; 29, 35 - наконечники ремней; 30 - шлем; 32, 40, 41 - накладки; 33 - наконечник стрелы; 34 - крючок; 36 - сюльгама; 37 - фибула. 27, 33 - железо, иногда бронза, халцедон; 28, 28а, 29, 31, 32, 35-37, 39-41 - бронза; 30, 38 - железо, бронза; 34 - бронза, железо (окалина).

Fig. 4. Tarasovo burial ground. Goods from male graves of group 2 (second half of the 3rd c. AD). 27 - swords; 28, 28а, 31, 38, 39 - buckles; 29, 35 - belt tips; 30 - helmet; 32, 40, 41 - plaques; 33 - arrowhead; 34 - hook; 36 - syulgam; 37 - fibula. 27, 33 - iron, sometimes bronze, chalcedony; 28, 28а, 29, 31, 32, 35-37, 39-41 - bronze; 30, 38 - iron, bronze; 34 - bronze, iron (slag).

позволяют уверенно относить его к мазунинскому времени.

К группе 2 отнесен один из вариантов одночленных пружинных фибул с завитком на конце сплошного пластинчатого приемника (рис. 4: 37) - вариант Амброз-13-1 - листовидные, по Т.М. Сабировой (2015, рис. 36, № 45). М.Г. Мошкова считает, что подобные фибулы появились у кочевников Южного Приура-лья с начала III в. и использовались до середины IV в. (2000, с. 188). В.В. Кропотов выделяет такие фибулы в группу поволжско-уральских и относит ко второй половине II-III в. (2010, с. 183). По мнению В.Ю. Малашева, фибулы этой группы, появившись во второй половине II в., преобладали в первой половине III в. и начиная с середины III в. практически полностью вытеснили другие виды фибул у населения южно-уральских степей, а варианты Тарасовского могильника демонстрируют разнообразные, несколько более поздние, чем в степях, типы этих застежек и являются особенностью среднекамского региона (Малашев, 2014, с. 130-133, рис. 1). Серединой - второй половиной III в. датирует такие фибулы Н.А. Лещин-ская (2010, с. 138). Практически все исследователи склоняются к мысли о местном, уральском (среднекамском), производстве данных фибул (Мошко-ва, 2000, с. 192; Лещинская, 2010, с. 138; Малашев, 2014, с. 133; Сабирова, 2015, с. 82-84).

В могиле 217 А, вместе с вышеописанной фибулой, были найдены железная пряжка, украшенная бронзовой ромбической накладкой (рис. 4: 38) и крупная плоская сюль-гама с орнаментом из концентрических кругов посередине (рис. 4:

36). Подобная происходит из погребения 299 Ныргындинского I могильника, датированного первой половиной III в. (Голдина Р.Д., Красноперов, 2012, табл. 241: 8). В Тарасово найдено 5 таких сюльгам: 2 - из могил ныргындинской стадии I-II вв., 3 - из мазунинской. Сюльгам этого типа особенно много в Ошкин-ском некрополе конца I-III в. на Вятке: 11 экземпляров из 32 погребений (Голдина Р.Д., Лещинская, Макаров, 2014, табл. 3: 3; 5: 2; 6: 16 и др.).

Выяснен химический состав металла пластинчатых сюльгам из Ош-кинского могильника, аналогичных по форме тарасовской. Две из них сделаны из классической латуни, сплава меди с цинком, 2 - из томпака (вариант латуни с содержанием цинка меньше 10%) и 3 - из свинцо-во-оловянистой бронзы. Предметы, выполненные из латуни, скорее всего, были привозными или сделаны местными мастерами из привозного лома или импортных заготовок. Подобные сплавы с I в. до н.э. начинают широко применяться в восточных провинциях Римской империи. Изделия из свинцово-оловянистой бронзы, вероятно, сделаны местными ювелирами (Перевощиков, Сабирова, 2014а, с. 454-457). Такие сюльгамы являются своеобразным «брендом» мордовских памятников Верхнего Посурья и Примокшанья, где они датированы В.В. Гришаковым концом II-IV в. (2008, рис. 10: 1-3, 14: 1-3, 19: 1, 2). Тарасовские экземпляры аналогичны предмету из захоронения 3 Ражкинско-го могильника, которое В.В. Гришаков относит к первой группе и датирует первой половиной III в. (там же, рис. 4: 2). Традиция изготовления сюльгам такого типа первоначально сформиро-

валась в пределах Сурско-Свияжского междуречья, а затем была распространена и на другие территории обитания мордовского этноса (Ставицкий В.В., Ставицкий А.В., 2015).

Прикамье располагает крупнейшей не только в России, но и в мире коллекцией боевых оголовий эпохи Великого переселения народов (19 экз.) (Зыков, Ковригин, 2008, с. 71). В Тарасово их найдено 5. Железный решетчатый (ажурный, каркасный) шлем (рис. 3: 24) из могилы 782 выполнен из узких, довольно редко расположенных, слегка выпуклых пластин. Основание его - обод с откованным вместе с ним наносником. Высота тульи - 13,5 см. С боков к ободу крепились железные выгнутые пластинчатые нащечники, украшенные по краям бронзовыми пластинами. Ближайшие аналогии шлему имеются из погребения 27 Суворовского (Генинг, 1963, рис. 37: 2), а также из могил 80 и 10 Нивского могильников (Останина, 1978, с. 111-112). Н.А. Ле-щинская датирует такие шлемы второй половиной III - серединой IV в. (2014а, с. 344, рис. 1: 6), Р.В. Матвеев -первой половиной - серединой III в. (2014, с. 362, рис. 1, тип III).

И.А. Бажан и О.А. Гей, специально анализировавшие эту проблему (1992, с. 115-122), на основании сопутствующего подобному шлему инвентаря из кургана 6 станицы Тбилисская Краснодарского края (Ждановский, 1984, с. 79-81, рис. 1: 41) датируют оголовья этой конструкции второй половиной II - первой половиной III в. Они относят такие изделия к кругу «сармато-парфянских» и подчеркивают своеобразие прикамских шлемов, а также их возможное запаздывание (Бажан, Гей, 1992, с. 120-121).

М.М. Казанский датировал такие шлемы I-III вв. н.э. (2014, с. 316-317). М.В. Горелик связывал их происхождение (вторая разновидность типа III) с юго-восточными регионами Римской империи II-III вв. н.э. (Горелик, 1993, с. 164). А.П. Зыков предполагает местное прикамское происхождение подобных изделий (Зыков, Ковригин, 2008, с. 72-74).

Железный шлем из погребения 6 (рис. 4: 30) относится, по мнению А.П. Зыкова, к типу полусферических германо-римских. Он склепан из 6 железных трапециевидных пластин. Сверху его тулья укреплена продольным гребнем. Шлем имеет короткий наносник с надбровьями, по бокам оснащен подвижными железными нащечниками. У шлема был назатыльник, утраченный до погребения владельца. Очень близкие, но более качественно исполненные железные пехотные, а также посеребренные железные и бронзовые офицерские кавалерийские оголовья конца III - начала V в. были найдены на территории Римской империи. Несколько таких шлемов происходят из позднеримско-го лагеря Интерсиза в Венгрии, куда они были привнесены германскими наемниками (Зыков, Ковригин, 2008, с. 71-72).

С.Э. Зубов и О.А. Радюш считают, что подобные шлемы (сегментно-пла-стинчатые по их терминологии) распространились в Поволжье уже во II в. (шлем 1 из Пильны II) и также связаны с римскими традициями (2014, рис. 2, с. 102). Н.А. Лещинская видит аналогии этому шлему в изделиях из могилы 235 Рождественского V и из погребения 9 Первомайского могильников и относит их к IV в. (2014, с. 345, рис. 1: 2). Р.В. Матвеев пишет,

что шлемы сегментного типа, куда относится и экземпляр из могилы 6 Та-расово, сформировались в результате смешения западных и юго-восточных форм в последней четверти III — начале IV в. (2014, с. 360, рис. 1, тип I).

Главную особенность этой группы составляют 4 погребения с мечами. Мечи из могил 6 и 790 отличались массивностью. Экземпляр из могилы 6 (рис. 4: 27) был сравнительно коротким (общая длина 79? см, длина клинка — 73,5 см), клинок — широкий (5 см), рукоять — короткая (5,5 см), сечение — ромбическое. Меч из захоронения 790 сильно деформирован (рис. 4: 27), имел линзовидное сечение, общую длину — 69,7 см, длину клинка — 65, ширину клинка 4, длину рукояти 4,7 см. Сохранились остатки рукояти, покрытой красной краской, а также бронзовая обкладка рукояти и части ножен из бронзовых пластин, украшенных розетками, нанесенными пуансоном. Подобная манера орнаментации типична для изделий местных мастеров. Подобным образом украшены многие бабочковидные фибулы (Голдина Р.Д., 2003, табл. 37: 2; 44: 6 и др.).

Клинки из погребений 4 и 782 (рис. 4: 27) типичны для позднесарматского времени. Первый имел общую длину 100 см, длину клинка 82,5, его ширину 3,5, брусковидную рукоять длиной 17,5 см; второй — общую длину 121 см, длину клинка 102, ширину клинка 3,2, длину рукояти 16,2 см. Оба отличались линзовидным сечением, у обоих присутствуют халцедоновые навер-шия (рис. 3: 20).

Меч из могилы 782 откован из стальной заготовки с высоким содержанием углерода (заэвтектоидная сталь), на острие зафиксирован це-

ментит (Перевощиков, Малых, 2014, с. 19). Металлография других мечей этой группы не изучена.

Халцедоновые диски, использую-щиесядляукрашениярукоятеймечей, — явление для Прикамья оригинальное, явно не местное4. С.И. Безуглов считал, что длинные мечи с каменной отделкой, в том числе и халцедоновыми навершиями, а также крупными бусинами на портупейных ремнях были распространены у поздних сармат преимущественно во II — первой половине III в., но бытовали и во второй половине III и даже в конце III — IV в. (2000, с. 173—174, 180—181).

Основная часть воинских позд-несарматских захоронений сосредоточена на Нижнем Дону и в Южном Приуралье. Они имели ряд характернейших признаков: длинные мечи с каменными (чаще халцедоновыми) навершиями, реже — с каменными скобами на ножнах, крупные бусы в портупейных ремнях, железные ножи и уздечные наборы. Нашим материалам наиболее близки три памятника Южного Предуралья: Покровка 10, группа VI комплекса Лебедевка и курган 3 могильника Красный Яр. Все они располагались в бассейне р. Урал и объединены с тарасовскими могилами второй группы присутствием длинных позднесарматских мечей с халцедоновыми навершиями или украшениями из крупных раковин. М.Г. Мошкова и С.В. Демиденко датировали курган 37 группы VI Лебе-девки первой половиной III в., ближе к его середине (2010, рис. 1: 1, 2; 2: 4; с. 260). Комплекс кургана 43 Покров-

4 Подробнее о халцедоновых дисках см.: Голдина Е.В., Голдина Р.Д., 2010, с. 185—187.

ских могильников В. Ю. Малашев и Л.Т. Яблонский отнесли к середине — второй половине III в. (2008, с. 62, 66). Приемлемой датой кургана 3 могильника Красный Яр (там нет раковины) М.Ю. Малашев считает первую половину III в. (Малашев, Яблонский, 2008, рис. 206: 3, 5; 207; с. 54).

Таким образом, ранние всаднические погребения Тарасово группы 2 вполне укладываются во вторую половину III в. Следует отметить, что сарматские мечи с халцедоновыми на-вершиями присутствуют и в группе 6 (об этом позже).

В группу 2 входит оригинальный гарнитур из погребения 727, состоящий из пряжки и накладок двух вариантов. Трехсоставная пряжка с прямоугольными рамкой и щитком, вырезами на трех краях рамки, выступом-площадкой у основания язычка (рис. 4: 39). Углы рамки и выступ язычка имели гравировку в виде сетки. Пряжка с рамкой прямоугольной формы без щитка из некрополя Дружное датирована В.Ю. Малашевым второй половиной III в. (2000, рис. 6: Г 1—3). Несколько вариантов подобных рамчатых прямоугольных пряжек и наконечник ремня, украшенных в той же манере, выявлены В. В. Гриша-ковым в могильниках Верхнего Посу-рья и Примокшанья и отнесены им к концу II — первой половине III в. (2008, рис. 7: 10, 12, 13). Подобная пряжка происходит из могилы 8 Селикса-Тро-фимовского некрополя, датируемой В.В. Гришаковым первой половиной IV в. В этом комплексе найдены также ранние наконечники небольшого размера из согнутой пластины с утолщением на конце, а также халцедоновый диск (Гришаков, 2008, рис. 16: 1, 10, 11; 17: 7). Фрагмент подобной

пряжки обнаружен в погребении 12 могильника Верин Холм цебельдин-ской культуры и отнесен О.А. Гей и И. А. Бажаном к периоду 2 ступени 1 (270-310 гг.) (1997, табл. 24: 28). Интересно, что эта пряжка была найдена в могиле вместе с золотым кулоном с жемчужинками. Похожий кулон обнаружен в гробнице 2 некрополя Ар-мазисхеви с монетой 253-260 гг. н.э. (там же, с. 21). Таким образом, сомневаться в дате этой пряжки - вторая половина III в. - не приходится.

В этот же гарнитур в Тарасово вошли 5 прямоугольных накладок с четким огранением краев и подвеской-кольцом (рис. 4: 40), а также 3 фигурных накладки в виде буквы Х (рис. 4: 41). Форма этих накладок необычайно напоминает мотив украшения пряжек с тамгообразными знаками, выполненных под римским влиянием в боспорских мастерских (тип VI по М.Ю. Трейстеру, 2011, рис. 2: 6). Пряжки с тамгами типа VI были найдены на территории Боспор-ского царства: в Херсоне се, Керчи и Битакском могильнике. Погребение 1 могилы 17 последнего памятника, где обнаружена такая пряжка, датировано А.А. Труфановым II в. (по Трейстеру, 2011, с. 319).

Пряжкам описанного облика предшествовали изделия аналогичной формы, но имеющие особенные язычки - с прямоугольным расширением по середине. Такая пряжка происходит из сборов гр. А.С. Уварова в окрестностях г. Опошня Полтавской губернии. По мнению В.Ю. Малашева и А.М. Обломского она имела цен-тральноевропейское происхождение и датируется концом I - началом III в. н.э. (2002, рис. 1: 1; с. 115, там аналогии).

Точно такая же пряжка была найдена в кургане 3 могильника Красный Яр, раскопанного А.Х. Пшеничнюком в Оренбургской области. Сходство с экземпляром из г. Опошня настолько велико, что В.Ю. Малашев предполагает их производство в одной мастерской и даже одним мастером. Комплекс из кургана 3 Красного Яра этот исследователь убедительно датирует первой половиной III в. и характеризует появление этих пряжек как прямой импорт центральноевропейских образцов в поволжско-приуральский регион (Малашев, Яблонский, 2008, с. 54-55, рис. 206: 1, 3). Это явление имеет свои более ранние истоки. Во второй половине II в. н.э. в Поволжье и особенно в Прикамье появилось большое количество рамчатых пряжек с граненым сечением кольца и квадратным или овальным расширением на язычке, подобных экземпляру из Красного Яра (Голдина Р.Д., Бернц, 2016, рис. 14: 48). Такие пряжки О. В. Шаров считает германскими и отмечает их популярность в Скандинавии и на балтийском побережье в 150200 гг. н.э. (2009, с. 188, рис. 139).

Учитывая все приведенные аналогии предметам группы 2 Тарасовского могильника, считаем возможным датировать ее второй половиной III в.

Группа 3 занимает промежуточное положение между группами 1 и 2 и датируется III в. Она представлена одной категорией - ножнами для двух вещей - ножа и шила. Сама традиция -носить два эти предмета в одних ножнах возникла в Среднем Прикамье еще в I-II вв., но характер оформления ножен изменился. Если раньше они были литыми, то в мазунинское время на кожаную основу крепились причудливо вырезанные и богато ор-

наментированные бронзовые пластины (рис. 5: 42; 12 экз.). Т.И. Останина отнесла подобные ножны к варианту 1 типа 3 (2 экз.) и датировала IV в. (1997, с. 70, рис. 15: 17; 51: 59). По нашим материалам, они появились уже в III в. и являлись особенностью мазунинского этапа чегандинской культуры.

В следующую группу 4 вошло 16 могил: 1773, 1737, 117, 197, 164, 241, 243, 199, 358, 673, 484, 380, 171, 757, 1682, 35А,Б. Обращаем внимание на то, что 6 последних захоронений в равной степени могут относиться как к этой, так и к последующей группе 6.

В составе этой выборки различные варианты железных трехсоставных пряжек средних размеров с округлыми, квадратными или трапециевидными щитками (рис. 5: 43, 45; 20 экз.). Продолжали использоваться про-низки-костыльки, которые получили несколько иную форму и поперечный орнамент (рис. 5: 44), нежели в первой половине III в. (рис. 2: 6). По сравнению со второй половиной III в. (группа 2, рис. 4: 29) изменились прямоугольные наконечники ремней из согнутых пластин - шпеньки, крепившие их к ремню, - стали украшаться наружной выпуклой головкой в виде полусферы, но еще небольших размеров (рис. 5: 46; 7 экз.). Этот признак В.Ю. Малашев считает характерным для ременной гарнитуры степной и лесостепной полос с начала II в. и до раннего IV в. (Малашев, Яблонский, 2008, с. 55). В Среднем Прикамье эта мода прижилась несколько позднее.

В группу входят также бронзовый длинный наконечник из пластины с овальными накладками - деталь портупеи меча (рис. 5: 49); подковообразный бронзовый наконечник (?), найденный у ног погребенного в могиле

Рис. 5. Тарасовский могильник. 42 - предметы мужских захоронений группы 3 (III в. н.э.). 42 - ножны для ножа и шила. 43-52 - предметы мужских захоронений группы 4 (1 половина IV в. н.э.). 43, 45, 47, 51 - пряжки; 44 - пронизка; 46, 48-50 - наконечники ремней; 52 - меч. 43, 45, 52 - железо; 42, 44, 46-51 - бронза.. Fig. 5. Tarasovo burial ground. Goods from male graves of group 3 (3rd c. AD). 42 - sheath for a knife and an awl. 43-52 - goods from male graves of group 4 (first half of 4th c. AD). 43, 45, 47, 51 - buckles; 44 - bead; 46, 48-50 - belt tips; 52 - sword. 43, 45, 52 - iron; 42, 44, 46-51 - bronze.

199 (рис. 5: 50) и бронзовые трехсо-ставные пряжки с прямоугольными, слегка зауженными пластинами и язычками с выступами у основания (рис. 5: 51; 11 экз.). Появление таких выступов/уступов на позднесармат-ских пряжках Восточной Европы В.Ю. Малашев относит к середине III в. н.э. (2014, с. 136-139). Пряжка варианта рис. 5: 51 происходит также из могилы 29 Суворовского могильника на р. Вятке и датирована Н.А. Лещин-ской IV в. (2014, табл. 88: 2).

Группе придают своеобразие обувные бронзовые цельнолитые пряжки с прямоугольной рамкой, длинным подтреугольным щитком и овальным расширением на конце (рис. 5: 47; 7 экз.). Язычки их гладкие, но некоторые имели выступ, иногда украшенный крестом. Их можно сопоставить с похожими экземплярами из памятников азелинского типа бассейна р. Вятки, но те, несмотря на то что они тоже обувные, реже портупейные, более многочисленны, разнообразны и других пропорций (там есть и с овальной и прямоугольной рамками). Кроме того, Н. А. Лещинская считает, что они использовались как в III (2014, табл. 84: 6, 9), так и в IV в. (там же, табл. 89: 10-15). Пряжки III в., по ее мнению, более фасетированы (там же, с. 170, 171). Следует отметить, что среди изделий IV в. встречаются и цельнолитые экземпляры (там же, табл. 89: 10, 12).

Подобные пряжки происходят из захоронений 9 и 20 Селикса-Трофи-мовского могильника Сурско-Окского междуречья. В.В. Гришаков относит их к группе 3 женских погребений и датирует первой половиной IV в. (2008, рис. 16: 15, 17).

В.Ю. Малашев этому типу засте-

жек - с округлым расширением на конце щитка, уделил особое внимание. Он определил примерный круг их распространения: рязано-окские могильники, Посурье и Прикамье; их типологические особенности: форма щитка и специфические приемы украшения - частые надпилы; высказал предположение об их местном производстве. Наиболее ранние предметы этого стиля В.Ю. Малашев датирует первой половиной - серединой III в. (2014, с. 133, 136, рис. 5).

Тарасовские экземпляры существенно отличаются от известных поволжских и вятских. Они цельнолитые, имели прямоугольные рамки, меньше размерами, украшены только длинными срезами по длинным краям щитков, надпилы практически отсутствуют. Перечисленные признаки, стандартность изделий, малочисленность их объясняется, прежде всего, более поздним временем использования (первая половина IV в.), а также локальным своеобразием, определяемым пограничной зоной бытования этого массива пряжек. Тарасово - это самый северо-восточный пункт, обозначенной В.Ю. Малашевым территории.

Описанным пряжкам соответствовали обувные бронзовые прямоугольные, вытянутые, с приостренным концом, наконечники ремней, выполненные из одной или двух пластин (рис. 5: 48; 9 экз.). Их задний конец был украшен орнаментом в виде сочетаний различных геометрических фигур. Такие наконечники напоминают предметы из группы 2 (рис. 3: 16), но отличаются присутствием орнамента.

В группу 4 вошли 3 меча. Из погребения 1737 происходит фрагмент клинка длиной 30 см, шириной 4 см

с линзовидным сечением, изготовленный из литой, заэвтектоидной стали (Перевощиков, Малых, 2014, с. 19). Клинок из могилы 199 (рис. 5: 52) имел такое же сечение, общую длину 98 см, длину клинка 83, ширину его 5, длину рукояти 15 см, находился в деревянных ножнах, сохранились также следы бронзовой обмотки рукояти. Металлография не изучена. Из-за сильной коррозии меч из могилы 241 взять не удалось. Итак, характер и аналогии материалам, положение в корреляционной таблице позволяют датировать группу 4 первой половиной IV в. н.э.

Группа 5 - одна из смежных -объединяет погребения, вошедшие в состав групп 2, 4 и 6 и датируется со второй половины III до конца третьей четверти IV в. Она представлена различными вариантами ременных накладок. Начиная работу над этой группой, мы старались сделать более дробную типологию, но в процессе работы выяснилось, что часто в одном погребении встречаются несколько типов, и это позволило объединить различающиеся деталями вещи в четыре более крупные.

Первый представлен накладками в форме двух овалов, соединенных перемычками в виде длинного или короткого прямоугольного стержня или ромба (рис. 6: 53; 399-403 экз.). Иногда вместо нижнего овала использовался ромб. Среди них есть как гладкие, так и фасетированные изделия. Почти все они имеют привеску-кольцо. Это один из популярных в Тарасово типов накладок. В первой половине IV в. у некоторых экземпляров появились шляпки штифтов в виде полусфер (рис. 6: 53а; 88 экз.). Подобные изделия варианта (рис. 6:

53) известны по находкам в погребении 2 кургана 2 Байрамгулово, где представлена, очевидно, ранняя серия этих накладок, которая была датирована В. Ю. Малашевым второй половиной III в. (2000, рис. 6: Д9). Т.И. Останиной на конец 1990-х гг. было зафиксировано около 1000 экземпляров таких предметов, происходящих из Ижевского, Нивского, Покровского, Усть-Сарапульского могильников (Останина, 1997, рис. 11: 30, 31, табл. 20).

По вятским материалам азелин-ского типа такие накладки датированы Н.А. Лещинской IV в. (2014, табл. 90: 6). Один из вариантов накладок такого типа (рис. 6: 53) найден в захоронении 21 Селикса-Трофимов-ского могильника в Сурско-Окском междуречье, отнесен В.В. Гришако-вым к группе 3 мужских погребений и датирован первой половиной IV в. (2008, рис. 17: 5). В результате раскопок последних десятилетий число накладок описываемого типа в Среднем Прикамье существенно увеличилось. В 5 могилах бескурганной части Ту -раевского могильника, относящихся ко второй половине IV - V в., такие накладки варианта, представленного на рисунке (рис. 6: 53а), обнаружены в количестве 209 экземпляров (Голди-на Р.Д., Бернц, 2010, тип XII, с. 129, табл. 225: 14-22; 269: 80).

Бронзовые накладки с конусовидной верхней частью, округлой нижней и подвеской-кольцом, иногда фасети-рованные (рис. 6: 54; 189-193 экз.), датированы Т.И. Останиной (1997, рис. 51: 46) и Н.А. Лещинской IV в. (2014, табл. 44: 14, 15; 90: 4). В бескурганной части Тураево в могилах второй половины IV - V вв. их найдено 230 экземпляров (Голдина Р.Д.,

Рис. 6. Тарасовский могильник. Предметы мужских захоронений группы 5 (вторая половина III-IV вв. н.э.). 53-56 - накладки. 53-56 - бронза.

Fig. 6. Tarasovo burial ground. Goods from male graves of group 5 (second half of the 3rd - 4th cc. AD).

53-56 - plaques. 53-56 - bronze.

Бернц, 2010, типы X, XI, с. 129, табл. 225: 8-12; 271: 89).

Бронзовые накладки подтреуголь-ной формы с привеской-кольцом (рис. 6: 55; 195 экз. в Тарасово) учтены Т.И. Останиной из Покровского, Нив-ского, Ижевского и Ангасякского могильников в количестве 536 штук и датированы IV в. (1997, рис. 11: 28, 29; 51: 48, табл. 20, тип 3). В бескурганном Тураевском могильнике второй половины IV - V в. их обнаружено 256 экземпляров (Голдина Р.Д., Бернц, 2010, табл. 225: 2, 6, типы VII, VIII, с. 128).

Ромбические поясные накладки из бронзы (рис. 6: 56; 448 экз.) - одна из наиболее распространенных категорий вещей мазунинского времени. Специальную статью им посвятила В. А. Бернц (2015, с. 70-84). Ею выяснено, что в могилах мужчин такие накладки использовались не только для украшения поясов, но и конской сбруи. Вряд ли следует искать какие-то дальние истоки появления мотива ромба. Он прост и широко распространен как во времени, так и в пространстве, а в Прикамье известен в материалах ананьинской культуры раннего железного века, а также в кара-абызской (бассейн р. Белой), чегандинской (Среднее Прикамье), худяковской (р. Вятка) культурах рубежа эр (Бернц, 2015, с. 73). Ромбические накладки мазунинского времени отличаются способом крепления -с помощью специального стержня-штифта, а не петли, как в I—II вв. Т.И. Останина сообщает о находках около 1000 таких накладок на Бирском, Покровском, Старо-Кабановском, Югомашевском и Усть-Сарапульском некрополях, где они датированы ею V в. (1997, тип 6, табл. 11: 35, с. 59;

табл. 51: 10). На Вятке они встречались в конце IV-V в. в погребениях Первомайского и Тюм-Тюм могильников (Лещинская, 2014, табл. 45: 12; 95: 17, 18). В бескурганных захоронениях Тураевского могильника их собрано 139 экземпляров и они датированы V в. (Голдина Р.Д., Бернц, 2010, с. 128, тип IV, подтип 1, табл 224: 14-19; 267: 69). Особенно многочисленны ромбические накладки в погребениях V-VII вв. Башкортостана, представляющие этнографическую особенность этого локального варианта (Ковалевская, 2000, с. 149). Думаем, что этот признак должен распространяться на все изделия из Среднего Прикамья.

Итак, накладки перечисленных типов (рис. 6: 53-55) использовались в Среднем Прикамье и в прилегающем Башкортостане, реже - в Вятском бассейне во второй половине III, IV и V вв. По данным анализа инвентаря мужских захоронений Тарасово, они по не ясным пока причинам не были обнаружены в могилах конца IV-V в., но в поясных гарнитурах женщин они использовались и в это время. На территории Башкортостана ромбические накладки широко применялись и позже, что объясняется, по-видимому, прекращением функционирования памятников мазунинского облика на Средней Каме в результате разгрома населения в этом регионе.

К группе 6 отнесены 19 погребений: 359, 897, 168, 765 А, Б, 834, 134, 49, 891, 335, 129, 356, 424, 167, 75, 1004 А, Б, 1779, 1685, 1785, 60. В эту группу согласно корреляции вошли подвески-пронизки в виде стилизованных фигурок медведей (рис. 7: 57), бронзовый поясной прямоугольный наконечник ремня с приостренным концом (рис. 7: 58), скромного вида

Рис. 7. Тарасовский могильник. Предметы мужских захоронений группы 6 (третья четверть IV в. н.э.). 57 - зооморфная пронизка-медведь; 58, 64 - наконечники ремней; 59 - ножны для ножа и шила; 60 - наборный наконечник пояса (ременная подвеска); 61 - наконечник стрелы; 62, 63, 66-68 - пряжки; 65 - накладка; 69 - мечи. 57-59, 62-64, 66, 68 - бронза, иногда кожа; 60, 65 - железо, бронза; 61, 67 - железо, иногда кожа; 69 - железо, иногда бронза, халцедон.

Fig. 7. Tarasovo burial ground. Goods from male graves of group 6 (third fourth of the 4th c. AD). 57 - zoomorphic bead-bear; 58, 64 - belt tips; 59 - sheath for a knife and an awl; 60 - composite belt tip (pendant); 61 - arrowhead; 62, 63, 66-68 - buckles; 65 - plaque; 69 - swords. 57-59, 62-64, 66, 68 - bronze, sometimes leather; 60, 65 - iron, bronze; 61, 67 - iron, sometimes leather; 69 - iron, sometimes bronze, chalcedony.

футляр из бронзовых пластин для ножа и шила (рис. 7: 59), многочастные железные составные из нескольких полос поясные наконечники ремня с железными привесками (рис. 7: 60; 8 экз.), отличающиеся от более ранних (рис. 2: 10) креплением из бронзовых шпеньков с головками-полусферами, железный трехлопастной наконечник стрелы с ромбической головкой (рис. 7: 61). Последний предмет напоминает наконечник с городища Лбище раннеименьковского времени - IV в., по Г.И. Матвеевой, (1998, рис. 4: 7-9).

Объемные (полые) пронизки-мед-веди (21 экз. в Тарасово) появились в Среднем Прикамье в IV в. и использовались на протяжении всего V в. Полые медведи применялись как концевые привески к различного рода местным фибулам. Например, в могиле 1762 - к бабочковидной фибуле. Такие изделия зафиксированы также в комплексах ГУ-У вв. Красноярского и Кудашевского могильников в Бардым-ском районе Пермского края (Казанцева, 2004, рис. 2: 21; 2012, табл. 42: 4, 54: 19); в могиле 66 Тураевского бескурганного некрополя (Голдина Р. Д., Бернц, 2010, табл. 219: 24); на Имень-ковском I городище в устье р. Камы (Старостин, 1967, табл. 17: 11). Н.А. Лещинская по материалам Первомайского могильника на р. Вятке также датирует их IV в. (2014, табл. 92: 5). По данным Т.И. Останиной, в Среднем Прикамье известен лишь один экземпляр пронизки-медведя - в Нивском могильнике, но на территории Башкортостана их собрано 46, из них - большинство на Югомашевском могильнике V в. (Останина, 1997, с. 51, табл. 18). Интересно, что 4 полых медведя обнаружены и в Старо-Муштинском могильнике IV - начала

V в. (Сунгатов и др., 2004, рис. 60: 7, 8). В дальнейшем этот мотив в иных вариантах получил особое развитие в древностях ломоватовской, неволин-ской и поломской культур Верхнего Прикамья (Липина, 2006, рис. 10).

Интерес представляют бронзовые трехсоставные пряжки с овальной, слегка утолщенной впереди рамкой, прямоугольным щитком и язычками с орнаментацией, уступом или выступом (рис. 7: 62; 9 экз.). Выделяется поясной комплект с бронзовой трехсоставной пряжкой с рифленой В-образной рамкой, трапециевидным щитком и язычком с орнаментированным выступом, а также с бантико-образным наконечником из перегнутой пластины и надпилами по краям (рис. 7: 63, 64). Пряжка такого типа несколько напоминает центрально-европейские экземпляры типа Глув-чице, датированные И.А. Бажаном и С.Ю. Каргапольцевым второй половиной IV - первой половиной V в. (1989, рис. 1: 12-16).

В это же время впервые появляются пояса, украшенные железными квадратными накладками с четырьмя шпеньками-полусферами по углам (рис. 7: 65; 21 экз.). Они хорошо известны по Тураевскому бескурганному могильнику (31 экз.), и датируются второй половиной IV-V в. (Голдина Р.Д., Бернц, 2010, табл. 223: 1-5; 272: 93, тип I, с. 127).

Весьма выразителен набор пряжек этой группы: небольшие железные поясные с трапециевидным щитком (рис. 7: 67; 2 экз.), небольшие бронзовые с утолщенной впереди рамкой, гладким язычком и коротким полуовальным с четко обрезанными краями щитком (рис. 7: 68; 11 экз.). Необычна бронзовая с утолщенной впереди

рамкой, гладким, с подквадратным расширением посередине язычком и подквадратным щитком, украшенным тремя рядами выпуклин (рис. 7: 66).

Своеобразие этой группы заключается в большом количестве мечей - их 6 (рис. 7: 69). Три из них относятся к позднесарматскому типу: два из могилы 765 А, Б и один из погребения 60. Последний имел общую длину 85,5 см, длину клинка 74, ширину 4 и длину рукояти 11,5 см, сечение ромбовидное. Мечи из могилы 765 с линзовид-ным сечением были общей длиной 76 и 77? см, длиной клинков 74 и 76, шириной 4,3 см, рукояти деформированы (длина не определена). Рукояти обоих были украшены халцедоновыми дисками (рис. 7: 60), у одного - рядом располагалась халцедоновая бусина.

Клинок из захоронения 1685 несколько массивнее: его ширина 5,5 см, сохранившаяся общая длина 90,5, длина клинка 85 см. Рукоять взять не удалось, но на ее месте сохранились слабые следы красной краски. Этот меч сближает с вышеописанным на-вершием в виде халцедонового диска. Меч лежал в деревянных ножнах, нижний конец которых был оформлен бронзовыми пластинами. Меч составлял единый комплекс с ножом также в деревянных ножнах. По наблюдениям А.П. Зыкова, этот клинок можно считать одним из позднейших вариантов мечей-акинаков (Зыков, Ковригин, 2008, с. 71).

Мечи из могил 129, 1779 также отличаются массивностью. Их ширина варьировала в пределах 4,5-5,5 см, сохранившаяся длина 65 (погр. 1779), общая длина 79,9 и клинка 73,3 см (погр. 129). Клинок из захоронения 129 откован из дамасской стали (Перевощиков, Малых, 2014, с. 20), из

могилы 765 А — из кричного железа с последующей цементацией готового изделия, остальные — металлографически не исследованы.

Хотелось бы обратить внимание на оформление наверший трех мечей халцедоновыми дисками (рис. 8: 73), как и в могилах второй половины III в. (рис. 3: 20). Казалось, следовало бы объединить эти могилы в один хронологический пласт, но погребения второй половины III в. и анализируемой группы (третья четверть IV в.) сопровождаются различным инвентарем. А главное, во многих могилах последней группы присутствуют предметы группы 8: проушные топоры, боевые косы, секиры, пинцеты, наконечники копий с вытянутым листовидным пером, которых нет ни в одной могиле второй половины III в.

В Приуралье известно пока 24 пункта с 133 находками этого типа. Основная масса их сосредоточена в Волго-Вятском междуречье и в бассейне р. Вятки (Голдина Е.В., Голдина Р.Д., 2010, рис. 54). Именно здесь располагается 17 объектов со 118 экземплярами дисков. Наиболее крупные собрания происходят из Суворовского (23 экз.), Тюм-Тюм (20), Нармонского (14), Мари-Луговского (8), Казанского I (20), Рождественского V (6) и Первомайского (6) могильников. Все они принадлежат к памятникам азелин-ского типа. Находки дисков в значительно меньшем количестве известны и выше по Каме, в Среднем Прикамье: Тарасовский могильник — 7 экз., Тура-евский I — 2 экз., Усть-Сарапульский — 1 экз., Кудашевский — 2 экз., что объясняется тем, что эта территория была периферией основной территории, занятой азелинцами. В Пермском Прикамье эти предметы встречаются как

Рис. 8. Тарасовский могильник. Предметы мужских захоронений группы 6 (третья четверть IV в. н.э.). 70 - пряжки; 71 - удила; 72 - уздечные накладки; 73 - диски. 70 - бронза, железо; 71 - железо; 72 - бронза, кожа; 73 - халцедон, бронза.

Fig. 8. Tarasovo burial ground. Goods from male graves of group 6 (third fourth of the 4th c. AD). 70 - buckles; 71 - bit; 72 - horse harness plaques; 73 - disks. 70 - bronze, iron; 71 - iron; 72 - bronze, leather; 73 - chalcedony, bronze.

анахронизм на памятниках более позднего времени (Верх-Сая, Деменки).

Значительный интерес представляет применение дисков в жизни древнего населения Прикамья. В 13 случаях они использовались в качестве навершия к мечам; 31 диск служил украшением кожаного ремня (8 случаев); 36 дисков (19 случаев) применялись как подвески к гривнам или ожерельям из бус. Функция 27 дисков не определена (Пастушенко, Бернц, 2008, с. 15). Замечательно, что кроме халцедоновых дисков для украшения поясов использовались накладки, а также застежки местных прикамских типов.

Напрашивается предположение, что характер халцедоновых дисков в мужских и женских могилах разный. Мечи, украшенные дисками, принадлежали хорошо вооруженным мужчинам-воинам в уже сложившейся экипировке, появившимся в Прикамье. Женские украшения - пояса и ожерелья были сделаны местными мастерами, использовавшими привезенные издалека красивые предметы из халцедона. Эти изделия, видимо, были принесены мужчинами-воинами. Сама манера украшения поясов круглыми предметами сложилась у местных ремесленников давно, и для этого применялись разные материалы -бронзовые круглые бляхи, раковины. В этом же случае в руки мастеров попал новый, оригинальный материал, и он был использован в соответствии с местной традицией.

С.И. Безуглов считает, что прикам-ские варианты мечей не могли быть импортированы с юга, они были скопированы местными мастерами с южных образцов (2000, с. 181). Думается, что современные источники позволя-

ют утверждать - мечи, украшенные халцедоновыми кружками и без них, были привнесены в Прикамье группой вооруженных воинов юго-западного происхождения. Эти люди, перед походом на север, разграбив какие-то мастерские Причерноморья, принесли сюда готовые халцедоновые диски и обменивали их здесь на необходимые ценности, в том числе и женщин. Так появились местные типы украшений - пояса, ожерелья, гривны, украшенные заморскими изделиями. Таким образом, халцедоновые диски из Прикамья - предметы разного происхождения. Возможно, мечи из литой тигельной стали, украшенные дисками, были произведены в мастерских Средней Азии или в близких к ней регионах, а халцедоновые кружки, использованные для украшения поясов, гривен, ожерелий Прикамья были сделаны в причерноморских мастерских. Все сказанное подтверждает факт внедрения на территорию местных племен пришлого населения, оставившего могильники азелинского типа: курганный обряд захоронения, трупоположения, многочисленность мужских погребений, большая насыщенность предметами вооружения, появление необычных типов инвентаря, отдельные виды которого были изготовлены на высоком технологическом уровне.

В группу 6 входит серия необычных для Прикамья пряжек (рис. 8: 70; 8 экз.). Оригинален способ их изготовления. Они состоят из двух частей: отдельно сделана рамка и отдельно - отлиты вместе язычок и щиток. Соединение этих частей выполнено в конце рамки с помощью длинного шпенька. Три таких пряжки изготовлены из бронзы, одна - железная. У

бронзовых экземпляров рамки под-треугольной формы, сделаны из дрота прямоугольного сечения, щитки -подтреугольные, у двух - по краям фасетированные, у одной - передняя часть щитка украшена насечками в виде косой сетки. Использование этих пряжек также не совсем обычно. В могиле 834 железный экземпляр найден на черепе и, возможно, с его помощью застегивалось какое-то предохраняющее кожаное оголовье. Три других пряжки - от поясных ремней, к которым были прикреплены портупейные пряжки-колечки (рис. 9: 75; 2 экз.), а также ножны с ножами (рис. 7: 59) или крупные стеклянные и халцедоновые бусины. Интересно, что такие пояса с портупейным реквизитом были одеты на умерших, а рядом -вдоль тела были уложены обычные пояса мазунинского типа с накладками, пряжками и наконечниками (погр. 359, 765 А, 1779).

Прямые аналогии указанным пряжкам нам не известны. Отдаленное подобие формам рамок тарасов-ских пряжек можно найти в «марко-манских» пряжках I в. Центральной Европы (Щукин, 1994, рис. 21: 48), а также пряжках группы А, выделенной Р. Мадыдой-Легутко (1986, М. 1, 2)5. Наиболее близки из этой группы типы 8-10, которые происходят из памятников пшеворской культуры (там же, 1а£ 2, 8. 6). Но система устройства этих пряжек совсем иная. Это обычные трехсоставные пряжки. Принцип изготовления тарасовских двухсостав-ных пряжек близок изделиям груп-

5 Благодарим И.О. Гавритухина и В.Ю. Малашева за консультацию по поводу двусоставных пряжек (электронные письма от 12.12.2015 и 01.12.2015).

пы С, выделенной Р. Мадыдой-Легут-ко (1986, taf. 5: 7), но ни один из 18 типов даже отдаленно ничего общего с ними не имеет.

«Маркоманские» пряжки хорошо известны в Восточной Европе. Территориально ближайшими находками являются предметы из погребения 25/1 Андреевского кургана в Западном Поволжье I в. н.э. (Гришаков, Зубов, 2009, с. 29, рис. 25: 25, 34). Следует отметить, что анализируемые экземпляры из Тарасово мало напоминают «маркоманские»: другая система устройства, другая форма щитков, особая манера крепления рамки и щитка. Для наших пряжек характерны разнообразные приемы фасетирова-ния, хорошо известные в Прикамье уже с первой половины III в. Один из экземпляров украшен полусферической шляпкой шпенька (рис. 8: 70). Такой способ использовать головки шпеньков для украшения гарнитуры возник в Среднем Прикамье не ранее первой половины IV в.: это наконечники ремней из согнутой пополам пластины (рис. 5: 46), двучастные накладки с кольцом (рис. 6: 53а); квадратные железные накладки (рис. 7: 65); железные пряжки с бронзовыми деталями (рис. 13: 99). Все это дает основание датировать такие пряжки не ранее третьей четверти IV в., предполагая их западное, скорее всего, центральноевропейское происхождение.

Вместе с мечами с халцедоновыми навершиями и импортными двусоставными пряжками в могиле 765 А, Б найдены уздечки с кольчатыми удилами и обоймами-зажимами (рис. 8: 71; 2 экз.), подвесками с сечкообразными привесками (рис. 9: 74; 2 экз.), мелкими полусферическими и прямоуголь-

Рис. 9. Тарасовский могильник. Предметы мужских захоронений группы 6 (третья четверть IV в. н.э.). 74 - уздечные накладки с привесками; 75 - пряжки-колечки; 76 - обруч; 77, 78, 83 - пряжки; 79 - фрагменты доспеха; 80 - фрагменты шлема; 81 - наконечник ремня; 82 - зажим. 74-76, 78, 81-83 - бронза, иногда кожа; 77, 79 - железо; 80 - железо, бронза.

Fig. 9. Tarasovo burial ground. Goods from male graves of group 6 (third fourth of the 4th c. AD). 74 - horse harness plaques with pendants; 75 - buckles-rings; 76 - ring; 77, 78, 83 - buckles; 79 - fragments of an armor; 80 - fragments of a helmet; 81 - belt tip; 82 - clasp. 74-76, 78, 81-83 - bronze, sometimes leather; 77, 79 - iron; 80 - iron, bronze.

ными с овальным расширением (рис. 8: 72; 21 экз.) накладками, зажимами с одним расширенным концом (рис. 9: 82; 4 экз.) и деревянными нагайками с бронзовыми деталями (в корреляцию не вошли; Голдина Р.Д., 2003, табл. 330: 4; 332: 12).

Наконечники ремней (рис. 9: 81) или подвески с сечковидной привеской, фасетировкой или без нее (рис. 9: 74), по В.Ю. Малашеву, появляются во второй половине III в. и используются на протяжении IV в. (2000, рис. 2: Н 6: 8). К его мнению присоединяется и С.И. Безуглов (2008, рис. 4: 12, с. 289; рис. 7: 14, 15, с. 290).

Зажимы от уздечек этой группы (рис. 9: 82) аналогичны предметам из группы 2 (вторая половина III в.) (рис. 3: 22), что свидетельствует, по нашему мнению, о близости районов происхождения населения, изготовлявшего эти изделия. Подобные (рис. 9: 82) происходят также из могил 1, 5, 12 Азелинского и 1 и 28 Суворовского могильников (Генинг, 1963, табл. XVIII: 6, 12; Лещинская, 2014, табл. 66: 5, 6, 8, 9, 13). Уздечные прямоугольные накладки с овальным расширением на одном из концов и фасетировкой, а также круглые в виде полусфер известны в материалах из погребения 94 А, В и 102 некрополя Тюм-Тюм (Ошибкина, 2010, табл. 40: 7, 46: 11, 52: 11, 18); в погребении 8 раскопа III Старо-Муштинского могильника в Камско-Бельском междуречье в Башкирии (Сунгатов и др., 2004, рис. 51: 2—5); в могиле 117 Рождественского V могильника азелинского типа в устье р. Мёши, правого притока р. Камы (Старостин, 2009, рис. 24-В: 13); в погребении 171 Тураевского могильника (бескурганная часть) (Голдина, Бернц, 2010, табл. 122: 10—14).

В могиле 765 А возле черепа был обнаружен необычный для Прикамья предмет, представляющий кольцо из бронзовой полосы шириной 55 мм, толщиной 0,5 мм, длиной 42,5 см, диаметром 12-15 см (рис. 9: 76). Поверхность его была украшена тремя рядами выпуклин, размещенных в шахматном порядке. На поверхности сохранились следы красной краски, на оборотной стороне зафиксированы остатки подкладки из тонкой, хорошо выделанной кожи. При раскопках предмет предположительно был обозначен как пояс. А.А. Красноперову удалось атрибутировать его как об-руч6, предназначенный для защиты шеи воина и служивший с одной стороны - опорой шлема-маски, а с другой - креплением для кольчуги. Аналогию Тарасовскому обручу, только из железа, А.А. Красноперов нашел в сарматских материалах фракийского кургана Рошава Драгана в Болгарии, датированного концом I - началом II в. н.э. (Красноперов, 2011, с. 228236). В нашем случае отверстий в нижней части для крепления кольчуги нет.

В этой же группе оказались 3 оригинальных бронзовых пряжки, одна из них - с овальной по форме рамкой, украшенной насечками, язычком с выступом и небольшим овальным щитком (рис. 9: 83); другая - украшена по рамке и язычку мелкими насечками (рис. 9: 78), а третья - представляла собой двучастную пряжку, объединенную овальной пластиной, украшенной рядом выпуклин (рис. 9: 78). Два последних предмета были использованы в портупейном ремне из могилы 1685.

6 Авторы благодарят А.А. Красноперова за проделанную работу.

В этой же могиле обнаружены фрагменты пластинчатого доспеха (рис. 9: 79) с кожаной подкладкой, состоящего из прямоугольного нагрудника размерами 50 х 35 см, набранного из уд -линенных прямоугольных железных пластин, скрепленных проволочными железными кольцами. С доспехом, видимо, была связана большая железная лировидная пряжка (рис. 9: 77).

Здесь же найдены мелкие фрагменты железного шлема (рис. 9: 80). Основой конструкции его предположительно являлся несущий обод. Купол был сварен из узких вертикальных пластин, нижние концы которых были приварены к ободу с внешней стороны. Нижняя часть оголовья была украшена по всей окружности двумя рядами заклепок с крупными бронзовыми полусферическими головками. Шлем был снабжен железными на-щечниками. Конструкция этого шле-

ма близка изделиям из погребения 265 Рождественского V (Старостин,

2009, с. 27) и погребений 36 и 94 А могильника Тюм-Тюм (Ошибкина,

2010, табл. 11: 4, 5, с. 27). Подобный экземпляр происходит из некрополя Кишпек (Кабардино-Балкария) и датируется концом IV - первой половиной V в. (Горелик, 1993, рис. 9: 23).

Таким образом, группа 6 Тарасово заметно отличается от остальных. Она многочисленна (19 могил), в ней более всего мечей (6 экз.); присутствуют необычные виды защитного вооружения -шейный обруч, шлем, пластинчатый доспех; оригинальны пряжки: двусоставные, трехсоставная с В-образной рифленой рамкой, подобная пряжка с расширением на язычке; своеобразен повторяющийся убор конской упряжи и др. Положение в корреляционной таблице и аналогии позволяют датировать ее третьей четвертью IV в.

Продолжение следует.

ЛИТЕРАТУРА

1. Абрамова М.П., Красильников К.И., ПятыхГ.Г. Курганы Нижнего Сулака: могильник Львовский Первый-4 // Труды Дагестанской экспедиции. Т. II / Отв. ред. Р.М. Мунчаев / МИАР. Вып. 4. М.: ИА РАН, 2001. 151 с.

2. Амброз А.К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы // СА. 1971. № 3. С. 106-133.

3. Бажан И.А., Гей О.А. К вопросу о датировке «прикамских» ажурных шлемов // Проблемы хронологии эпохи латена и римского времени / Отв. ред. М.Б. Щукин / Петербургский археологический вестник. Вып. 1. СПб: Ойум, 1992. С. 115-122.

4. Бажан И.А., Каргапольцев С.Ю. В-образные рифленые пряжки как индикатор синхронизации // КСИА. 1989. Вып. 198. С. 28-35.

5. Безуглов С. И. Курганные катакомбные погребения позднеримской эпохи в нижнедонских степях // Проблемы современной археологии: сб. памяти В.А. Башило-ва / МИАР. Вып. 10. М.: ИА РАН, ТАУС, 2008. С. 284-301.

6. Безуглов С.И. Позднесарматские мечи (по материалам Подонья) // Сарматы и их соседи на Дону / Материалы и исследования по археологии Дона. Вып. 1. / Отв. ред. Ю.К. Гущев. Ростов-на-Дону: Терра, 2000. С. 169-193.

7. Безуглов С.И. Позднесарматское погребение знатного воина в степном Подо-нье // СА. 1988. № 4. С. 103-115.

8. Бернц В.А. Пояса с ромбическими накладками (по материалам могильников мазунинского времени на территории Удмуртского Прикамья) // Вестник Пермского университета. Серия История. 2015. Вып. 1 (28). С. 70-84.

9. Васюткин С.М. Салиховский курганный могильник конца IV—V в. в Башкирии // СА. 1986. № 2. С. 180—197.

10. Воробьева С.Л. Типология элементов убранства костюма кара-абызской культуры эпохи раннего железа. Т. I, II. Дисс. ... канд. ист. наук. Уфа, 2012. 291, 138 с.

11. Габуев Т.А., Малашев В.Ю. Памятники ранних алан центральных районов Северного Кавказа. М.: ИА РАН: ТАУС, 2009. 468 с.

12. Гавритухин И.О. Находка из Супрут в контексте восточноевропейских сильно профилированных фибул // Лесная и лесостепная зоны Восточной Европы в эпохи римских влияний и Великого переселения народов: конференция 2: сб. науч. статей / Ред. А.М. Воронцов, И.О. Гавритухин. Ч. 1. Тула: Государственный военно-исторический и природный музей-заповедник «Куликово поле», 2010. С. 49—67.

13. Гей О.А., Бажан И.А. Хронология эпохи «готских походов» (на территории Восточной Европы и Кавказа). М., 1997. 144 с.

14. Генинг В. Ф. Азелинская культура III—V вв. / ВАУ Вып. 5. Ижевск, 1963. 195 с.

15. Генинг В.Ф. Археологические памятники Удмуртии. Ижевск: Удмурткнигоиз-дат, 1958. 192 с.

16. Генинг В.Ф. Мазунинская культура в Среднем Прикамье // Памятники мазу-нинской культуры / ВАУ Вып. 7. Свердловск: б.и., 1967. С. 7—84.

17. Генинг В. Ф. Очерк этнических культур Прикамья в эпоху железа // Тр. КФАН СССР. Сер. гуманитарные науки. Вып. 2. Казань: Изд-во КФАН СССР, 1959. С. 157— 219.

18. Генинг В.Ф. Хронология поясной гарнитуры I тысячелетия н.э.: (по материалам могильников Прикамья) // КСИА. 1979. Вып. 158. С. 96—106.

19. Генинг В.Ф. Этническая история Южного Прикамья в I тыс.: Автореф. дисс. д.и.н. Свердловск, 1974. 32 с.

20. Генинг В. Ф. Южное Приуралье в III—VII вв. н.э. (проблема этноса и его происхождения) // Проблемы археологии и древней истории угров / Отв. ред. А.П. Смирнов,

B.Н. Чернецов, И.Ф. Эрдели. М.: Наука, 1972. С. 221—295.

21. Генинг В. Ф., Стоянов В.Е. Итоги археологического изучения Удмуртии // ВАУ Вып.1 / Отв. ред. В.Ф. Генинг. Свердловск, 1961. С.76—90.

22. Голдина Е.В., Голдина Р.Д. «Дальний импорт» Прикамья — своеобразное проявление процессов взаимодействия народов Евразии (VIII в. до н.э. — IX в. н.э.) // Голдина Е.В. Бусы могильников неволинской культуры (конец IV—IX в.). Ижевск: б/и, 2010. С.156—260.

23. Голдина Р.Д. Тарасовский могильник I—V вв. на Средней Каме. Т. II. Ижевск: Удмуртия, 2003. 721 с.

24. Голдина Р.Д., Бернц В.А. Тураевский I могильник — уникальный памятник эпохи великого переселения народов в Среднем Прикамье (бескурганная часть) / Материалы и исследования Камско-Вятской археологической экспедиции. Т. 17. Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2010. 499 с.

25. Голдина Р. Д., Бернц В. А. Хронология погребений I—II вв. Тарасовского могильника // Поволжская археология. 2016. № 1 (15). С. 41—89.

26. Голдина Р.Д., Красноперов А.А. Ныргындинский I могильник II—III вв. на Средней Каме / Материалы и исследования Камско-Вятской археологической экспедиции. Т. 22. Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2012. 364 с.

27. Голдина Р.Д., Лещинская Н.А., Макаров Л.Д. Дневники раскопок могильников первой половины I тыс. н.э. бассейна р. Вятки // Лещинская Н.А. Вятский край в пья-ноборскую эпоху (по материалам погребальных памятников I—V вв. н.э.). Материалы и исследования Камско-Вятской археологической экспедиции. Т. 27. Ижевск: б.и., 2014.

C. 212—445.

28. Голдина Р.Д., Сабиров Т.Р., Сабирова Т.М. Погребальный обряд Тарасовского могильника I—V вв. на Средней Каме. Т. III / Материалы и исследования Камско-Вят-

ской археологической экспедиции. Т. 29. Казань, Ижевск: Институт археологии им. Халикова АН РТ, Удмуртский университет, 2015. 297 с.

29. Горелик М.В. Защитное вооружение степной зоны Евразии и примыкающих к ней территорий в I тыс. н.э. // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока / Отв. ред. В.Е. Медведев, Ю.С. Худяков. Новосибирск: Наука, 1993. С. 149-178.

30. Грибов Н.Н. Новые данные по истории освоения нижней Оки в эпоху раннего средневековья (по материалам Подвязьевского могильника) // Труды IX (XX) Всероссийского археологического съезда в Казани. Т. II / Ред. А.Г. Ситдиков, Н.А. Макаров, А.П. Деревянко. Казань: Отечество, 2014. С. 316-319.

31. Гришаков В.В. Хронология мордовских древностей III-IV вв. Верхнего По-сурья и Примокшанья // Пензенский археологический сборник. Вып.2. Пенза: ПИРО, 2008. С. 82-137.

32. Гришаков В.В., Зубов С.Э. Андреевский курган в системе археологических культур раннего железного века Восточной Европы / Археология евразийских степей. Вып. 7. Казань: Институт Истории им. Ш. Марджани АН РТ; Самарский муниципальный институт управления, 2009. 173 с.

33. Ждановский А.М. Подкурганные катакомбы Среднего Прикубанья первых веков нашей эры // Археолого-этнографические исследования Северного Кавказа / Отв. ред. Н. И. Кирей. Краснодар: КубГУ, 1984. С. 72-99.

34. Зубов С.Э., Радюш О.А. Шлемы Среднего Поволжья в среднесарматское время // Сарматы и внешний мир. Материалы VIII Всероссийской научной конференции «Проблемы сарматской археологии и истории» (12-15 мая 2014 г.) / Уфимский археологический вестник. № 14. Уфа: ИИЯЛ УНЦ РАН, 2014. С. 94-104.

35. Зыков А.П., Ковригин А.А. Щит и меч Отчизны. Оружие Урала с древнейших времен до наших дней: Научно-популярное издание. Екатеринбург: ООО «Издательство «Раритет», 2008. 466 с.

36. Казаков Е.П. Коминтерновский II могильник в системе древностей эпохи тюркских каганатов // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Материалы II Международной археологической конференции / Отв. ред. Д.А. Сташенков. Самара: б.и., 1998. С. 97-150.

37. КазанскийМ.М. Погребение эпохи переселения народов в Концештах: инвентарь, датировка, погребальный обряд, социальный статус и этнокультурная атрибуция // Stratum Plus. 2014. № 4. С. 299-336.

38. Казанцева О.А. Красноярский могильник I-V вв. н.э. в бассейне р. Тулвы Среднего Прикамья / Материалы и исследования Камско-Вятской археологической экспедиции. Т. 24. Ижевск: Удмуртский университет, 2012. 180 с.

39. Казанцева О.А. Кудашевский могильник - памятник эпохи великого переселения народов в Среднем Прикамье // Удмуртской археологической экспедиции - 50 лет. / Отв. ред., авт. предисл. М.Г. Иванова. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2004. С. 132-139.

40. Ковалевская В.Б. Компьютерная обработка массового археологического материала из раннесредневековых памятников Евразии / Хронология восточноевропейских древностей V-IX вв. Вып. 2. М.: ОНТИ ПНЦ РАН, 2000. 364 с.

41. Колчин Б.А. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого (продукция, технология) // МИА. № 65 / Труды Новгородской археологической экспедиции. Т. II / Под ред. А.В. Арциховского, Б.А. Колчина. М.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 7-120.

42. Красноперов А.А. К атрибуции находки из Тарасовского могильника поздне-сарматского времени в Прикамье // Археология Казахстана в эпоху независимости: истоки, перспективы. Материалы научной конференции, посвященной 20-летию Независимости Республики Казахстан и 20-летию Института археологии им. А.Х. Маргулана. Т. 2. Алматы: Изд-во Хикари, 2011. С. 228-238.

43. Кривошеев М.В., Скрипкин А.С. Позднесарматская культура междуречья Волги и Дона. Проблема становления и развития // РА. 2006. № 1. С. 124-136.

44. Кропотов В.В. Фибулы сарматской эпохи. Киев: АДЕФ-Украина, 2010. 384 с.

45. Кропотов В.В. Фибулы юга Восточной Европы сарматского времени (II в. до н.э. - III в. н.э.) // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 14 / Редкол.: А. А. Скрипкин и др. Волгоград: Волгоградский гос. ун-т, 2014. С. 56-87.

46. Лещинская Н.А. Вятский край в пьяноборскую эпоху (по материалам погребальных памятников вв. н.э.) / Материалы и исследования Камско-Вятской археологической экспедиции. Т. 27. Ижевск: Удмурский гос. ун-т, 2014. 472 с.

47. Лещинская Н.А. Древности вв. Вятского края как источник по межкультурному взаимодействию в условиях Великого переселения народов // Труды IX (XX) Всероссийского археологического съезда в Казани. Т. II / Ред. А.Г. Ситдиков, Н.А. Макаров, А.П. Деревянко. Казань: Отечество, 2014а. С. 344-347.

48. Лещинская Н.А. Фибулы Тарасовского могильника: информационный потенциал // Археологическое наследие как отражение исторического опыта взаимодействия человека, природы, общества (XIII Бадеровские чтения). Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2010. С. 134-144.

49. Лещинская Н.А. Хронология и периодизация могильников бассейна р. Вятки (I - начало II тыс. н.э.) // Типология и датировка археологических материалов Восточной Европы / Отв. ред. Р. Д. Голдина. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1995. С. 88-127.

50. Липина Л.И. Семантика бронзовых зооморфных украшений прикамского костюма (сер. I тыс. до н.э. - нач. II тыс. н.э.). Дисс. ... канд. ист. наук. Ижевск, 2006. 242 с.

51. Литвинский Б.А. Древние кочевники крыши мира. М.: Наука, 1972. 274 с.

52. Малашев В.Ю. Археологические памятники южноуральских степей второй половины II - IV в. н.э.: позднесарматская или гунно-сарматская культура (вещевой комплекс) // СА. 2007. № 3. С. 111-121.

53. Малашев В.Ю. Некоторые аспекты контактов носителей позднесарматской культуры южноуральских степей с населением лесной и лесостепной полосы Поволжья и Приуралья // Сарматы и внешний мир. Материалы VIII Всероссийской (с международным участием) научной конференции «Проблемы сарматской археологии и истории» (Уфа, ИИЯЛ УНЦ РАН, 12-15 мая 2014 г.) / Отв. ред. Л.Т. Яблонский, Н.С. Савельев (Уфимский археологический вестник. Вып. 14). Уфа: ИИЯЛ УНЦ РАН, Центр «Наследие», 2014. С. 130-140.

54. Малашев В.Ю. Периодизация ременных гарнитур позднесарматского времени // Сарматы и их соседи на Дону / Отв. ред. Ю. К. Гугуев. Ростов-на-Дону: Терра, 2000. С. 194-232.

55. Малашев В.Ю. Хронология погребальных комплексов могильника Клин-Яр III сарматского времени // Проблемы современной археологии. Сборник памяти В. А. Башилова / МИАР. Вып. 10. М.: ИА РАН: ТАУС, 2008. С. 263-283.

56. Малашев В.Ю., Обломский А.М. Поясная центральноевропейская гарнитура римского времени на территории днепровского левобережья // СА. 2002. № 2. С. 113124.

57. Малашев В.Ю., Яблонский Л. Т. Степное население Южного Приуралья в позд-несарматское время. По материалам могильника Покровка 10 / МИАР. № 9. М.: Восточная литература, 2008. 364 с.

58. Матвеев Р.В. Шлемы первой половины I тыс. н.э. из некрополей Волго-Камья // Труды IX (XX) Всероссийского археологического съезда в Казани. Т. II / Ред. А.Г Ситдиков, Н.А. Макаров, А.П. Деревянко. Казань: Отечество, 2014. С. 359-362.

59. Матвеева Г. И. Памятники лбищенского типа - ранний этап именьковской культуры // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Материалы II Международной археологической конференции / Отв. ред. Д.А. Сташенков. Самара: СОИКМ им. П.В. Алабина, 1998. С. 87-96.

60. Мошкова М.Г. Фибулы из позднесарматских погребений Южного Приуралья: вопросы хронологии и производства // Нижневолжский археологический вестник.

Вып. 3 / Отв. ред. А.С. Скрипкин. Волгоград: Изд-во Волгоградского университета, 2000. С. 186-199.

61. Мошкова М.Г., Демиденко С.В. Воинское погребение в кургане 37 группы VI Лебедевского могильного комплекса // Археология и палеоантропология евразийских степей и сопредельных территорий / МИАР. Вып. 13 / Отв. ред. М.М. Герасимова, В.Ю. Малашев, М.Г. Мошкова. М.: Таус, 2010. С. 254-261.

62. Овсянников В.В., Савельев Н.А., Акбулатов И.М., Васильев В.Н. Шиповский могильник в лесостепном Приуралье. Уфа: Гилем, 2007. 166 с.

63. Останина Т.И. Население Среднего Прикамья в Ш-У вв. Ижевск: УдНИИЯЛ УрО РАН, 1997. 328 с.

64. Останина Т.И. Нивский могильник // Материалы к ранней истории населения Удмуртии / Отв. ред. М.Г. Иванова. Ижевск: Удмуртия, 1978. С. 92-118.

65. Ошибкина С.В. Вятские древности: могильник Тюм-Тюм Ш-У вв. М.: ИА РАН, 2010. 212 с.

66. Пастушенко И.Ю., Бернц В.А. Халцедоновые диски в культуре населения Прикамья // Ртио-ияпса. № 11. Казань: ИИ АН РТ, 2008. С. 12-23.

67. Перевощиков С.Е., Малых О.О. К вопросу о происхождении мечей Тарасов-ского могильника (по данным металлографии) // Вестник ЧелГУ 2014. № 22 (351). История. Вып. 61. С. 18-24.

68. Перевощиков С.Е., Сабирова Т.М. Металлургическая продукция в Среднем Прикамье по материалам Тарасовского могильника !-У вв. // Вестник Пермского университета. Серия «История». 2014. Вып. 1 (24). С. 71-82.

69. Перевощиков С.Е., Сабирова Т.М. Цветной металл Ошкинского могильника конца I—III вв. по результатам рентгенофлуоресцентного анализа // Лещинская Н.А. Вятский край в пьяноборскую эпоху (по материалам погребальных памятников !-У вв. н.э.) / Материалы и исследования Камско-Вятской археологической экспедиции. Т. 27. Ижевск: б.и., 2014а. С. 452-470.

70. Пуздровский А.Е. Крымская Скифия II в. до н.э. - III в. н.э. Погребальные памятники. Симферополь: «Бизнес-Информ», 2007. 480 с.

71. Сабирова Т.М. Фибулы Среднего Прикамья в первой половине I тыс. н.э. Дисс. ... канд. ист. наук. Ижевск, 2015. 328 с.

72. Сергацков И.В. Сарматские курганы на Иловле. Волгоград: Изд-во Волгоградского университета, 2000. 396 с.

73. Сидоров В.Н., Старостин П.Н. Остатки раннесредневековых литейных мастерских Щербетьского поселения // СА. 1970. № 4. С. 233-236.

74. Скрипкин А.С. Фибулы Нижнего Поволжья (по материалам сарматских погребений) // СА. 1977. № 2. С. 100-120.

75. Смирнов А. П. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья и Прикамья // МИА. № 28. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. 274 с.

76. Спицын А.А. Древности бассейнов рек Оки и Камы / МАР. № 25. СПб., 1901.

77. Ставицкий В.В., Ставицкий А.В. Нагрудные украшения Кошибеевского могильника // История и археология. 2015. № 1. Доступно по ИРЬ: Шр://Ы81огу.8паика. ги/2015/01/1358 (дата обращения: 28.04.2016).

78. Старостин П.Н. Об этнокультурной ситуации в Нижнем Прикамье в первой половине I тыс. н.э. // Ршпо-ияпса. № 1. Казань: ИИ АН РТ, 1997. С. 25-32.

79. Старостин П.Н. Памятники именьковской культуры / САИ. Вып. Д1-32. М.: Наука, 1967. 97 с.

80. Старостин П.Н. Рождественский У могильник. Казань: ИИ АН РТ, 2009. 144 с.

81. Субботин Л.В., Дзиговский А.Н. Сарматские древности Днестро-Дунайского междуречья. III. Курганные могильники Васильевский и Кубей. Киев: АН УССР, 1990. 48 с.

82. Сунгатов Ф.А., Гарустович Г.И., Юсупов Р.М. Приуралье в эпоху великого переселения народов (Старо-Муштинский курганно-грунтовый могильник). Уфа: ГУП «Уфимский полиграфкомбинат», 2004. 172 с.

83. Трейстер М.Ю. Бронзовые и золотые пряжки и наконечники поясов с тамго-образными знаками - феномен боспорской культуры II в. н.э. // Древности Боспора / Отв. ред. А.А. Масленников. Т. 15. М.: ИА РАН, 2011. С. 303-311.

84. Труфанов А.А. Погребения III в. н.э. на юго-западной окраине Усть-Альминского некрополя // Stratum Plus. 2010. № 4. С. 145-195.

85. Труфанов А.А. Хронология могильников Предгорного Крыма I в. до н.э. - III в. н.э. // Stratum Plus. Культурная антропология и археология. Полевой дневник: римское время. № 4. 2005-62009. 2009. С. 117-328.

86. Храпунов И.Н. Склеп III в. н.э. из могильника Нейзац // Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. XVI. Т. 1. М.: ИА РАН, 2006. С. 104-118.

87. ХудяковМ.Г. Ныргындинские I и II могильники // Древности Камы по раскопкам А.А. Спицына в 1898 г. / Материалы ГАИМК. Вып. 2. Л.: Типография «Печатный Двор», 1933. С. 15-19. Табл. IX-XI.

88. Шаров О.В. Боспор и варварский мир Центральной и Восточной Европы в позднеримскую эпоху (середина II - середина IV вв. н.э.). Дисс... докт. ист. наук. СПб., 2009. 571 с.

89. Щукин М.Б. На рубеже эр. Опыт историко-археологической реконструкции политических событий III в. до н.э. - I в. н.э. в Восточной и Центральной Европе. СПб.: Изд-во «Фарн», 1994. 323 с.

90. Madyda-Legutko R. Die Die Gürtelschnallen der römischen Kaiserzeit und der frühen Völkerwanderungszeit im mitteleuropäischen Barbaricum. BAR International series 360. Oxford: BAR, 1986. 233 p.

Информация об авторах:

Голдина Римма Дмитриевна, доктор исторических наук, профессор, Удмуртский государственный университет (г. Ижевск, Россия); [email protected]

Бернц Вероника Александровна, специалист по учебно-методической работе 1 категории, Удмуртский государственный университет (г. Ижевск, Россия); [email protected]

CHRONOLOGY OF THE THIRD - FIFTH CENTURIES MALE GRAVES FROM THE TARASOVO BURIAL GROUND

R.D. Goldina, V.A. Bernts

The article focuses on the chronological attribution of male graves from the late Mazunino stage of the Tarasovo burial ground and is a sequel to an earlier article about dating of the early Nyrgynda stage (1st - 2nd centuries) of the same site. The three main methods employed in this research include those of formal typology, cultural stratigraphy and the nearest neighbor method. Eighty-six male graves of the third-fifth centuries were analyzed, with 12 identified as a result: first half of the 3rd c. AD (group 1), second half of the 3rd c. AD (2); 3rd c. (3); first half of the 4th c. (group 4); second half of the 3rd - 4th c. (5); third quarter of the 4th c. (6); fourth quarter of the 4th c. (group 7); second half of the 4th c. (8); second half of the 4th - 5th c. (9); 4th - 5th cc. (10); second half of the 3rd - 5th cc. (11) and 3rd - 5th cc. (12). This article minutes investigates the first six groups, while the rest will be covered in the next publication. Artifacts form the third - fifth century female graves of the Tarasovo burial ground will be studied separately.

Keywords: archаeology, Middle Kama region, Iron Age, Pyany Bor cultural-historical community, Tarasovo burial ground, cultural stratigraphy, chronology, Mazunino stage, Cheganda culture.

REFERENCES

1. Abramova, M. P., Krasilnikov, K. I., Piatykh, G. G. 2001. In Munchaev, R. M. (ed.). Trudy Dagestanskoi ekspeditsii (Proceedings of the Dagestan Expedition) 2. Materialy i issledovaniia po arkheologii Rossii (Materials and Research of the Russian Archaeology) 4. Moscow (in Russian).

2. Ambroz, A. K. 1971. In Sovetskaia Arkheologiia (Soviet Archaeology) (3), 106-133 (in Russian).

3. Bazhan, I. A., Gaj, O. A. 1992. In Shchukin, M. B., Gaj, O. A. (eds.). Problemy khronologii epokhi latena i rimskogo vremeni (Issues of Chronology of La Tene and Roman Period). Saint Petersburg: "Oium" Publ., 115-122 (in Russian).

4. Bazhan, I. A., Kargapol'tsev, S. Yu. 1989. In Kratkie soobshcheniia Instituta arkheologii (Brief Communications of the Institute of Archaeology) 198, 28-35 (in Russian).

5. Bezuglov, S. I. 2008. In Problemy sovremennoi arkheologii: Sbornikpamiati V. A. Bashilova (Issues of Modern Archaeology: Collection of Papers in Memory of V. A. Bashilov). Series: Materialy i issledovaniia po arkheologii Rossii (Materials and Studies in the Russian Archaeology) 10. Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences; "Taus" Publ., 284-301 (in Russian).

6. Bezuglov, S. I. 2000. In Gushchev, Yu. K. (ed.). Sarmaty i ikh sosedi na Donu (Sarmatians and Their Neighbors on the Don). Series: Materialy i issledovaniia po arkheologii Dona (Materials and Research of the Don Archaeology) I. Rostov-on-Don: "Terra" Publ., 169-193 (in Russian).

7. Bezuglov, S. I. 1988. In Sovetskaia Arkheologiia (Soviet Archaeology) (4), 103-115 (in Russian).

8. Bernts, V. A. 2015. In VestnikPermskogo universiteta. Seriia «Istoriia» (Bulletin of the Perm University. History Series) 28 (1), 70-84 (in Russian).

9. Vasiutkin, S. M. 1986. In Sovetskaia Arkheologiia (Soviet Archaeology) (2), 180-197 (in Russian).

10. Vorobeva, S. L. 2012. Tipologiia elementov ubranstva kostiuma kara-abyzskoi kul'tury epokhi rannego zheleza (Typology of the Wear Decoration Elements in the Early Iron Age Kara-Abyz Culture). Vols. I, II. PhD Diss. Ufa (in Russian).

11. Gabuev, T. A., Malashev, V. Yu. 2009. Pamiatniki rannikh alan tsentral'nykh raionov Sever-nogo Kavkaza (Sites of the Early Alans of Central Areas of the Northern Caucasus). Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences; "Taus" Publ. (in Russian).

12. Gavritukhin, I. O. 2010. In Vorontsov, A. M., Gavritukhin, I. O. (eds.). Lesnaia i lesostep-naia zony Vostochnoi Evropy v epokhi rimskikh vliianii i Velikogo pereseleniia narodov (Forest and Forest-steppe Zone of Eastern Europe during the Roman Influence and the Great Migration) 1. Tula: "Kulikovo Pole" State Museum-Reserve, 49-67 (in Russian).

13. Gaj, O. A., Bazan, I. A. 1997. Khronologiia epokhi «gotskikh pokhodov» (na territorii Vostochnoi Evropy i Kavkaza) (Chronology of the "Gothic Raids" (on the Territory of Eastern Europe and Caucasus)). Moscow: s.ed. (in Russian).

14. Gening, V. F. 1963. Azelinskaia kul'tura III-Vvv. Ocherki istorii Viatskogo kraia v epokhu velikogo pereseleniia narodov (Azelino Culture of 3rd - 5th Centuries: Essays on History of the Vyatka Area in the Great Migrations). Series: Voprosy arkheologii Urala (Problems of Archaeology of Ural) 5. Izhevsk (in Russian).

15. Gening, V. F. 1958. Arkheologicheskiepamiatniki Udmurtii (ArchaeologicalSites of Udmurtia). Izhevsk: "Udmurtknigoizdat" Publ. (in Russian).

16. Gening, V. F. 1967. In Medvedev, A. F. (ed.). Pamiatniki mazuninskoi kul'tury (Sites of the Mazunino Culture). Series: Voprosy arkheologii Urala (Problems of Archaeology of Ural) 7. Sverdlovsk: s. ed., 7-84 (in Russian).

17. Gening, V. F. 1959. In Trudy KFANSSSR. Ser. gumanitarnye nauki (Proceedings of the Kazan Branch of the USSR Academy of Sciences. Humanities Series) 2. Kazan: Kazan Branch of the USSR Academy of Sciences, 157-219 (in Russian).

18. Gening, V. F. 1979. In Kratkie soobshcheniia Instituta arkheologii (Brief Communications of the Institute of Archaeology) 158, 96-106 (in Russian).

19. Gening, V. F. 1974. Etnicheskaia istoriia Iuzhnogo Prikam'ia v I tys. (Ethnic History of the Southern Kama River Area in I Millennium AD). Doct. Diss. Thesis. Sverdlovsk (in Russian).

20. Gening, V. F. 1972. In Smirnov, A. P., Chernetsov, V. N., Erdelyi, I. F. (eds.). Problemy arkhe-ologii i drevnei istorii ugrov (Issues of the Archaeology and Ancient History of the Ugric Peoples). Moscow: "Nauka" Publ., 221-295 (in Russian).

21. Gening, V. F., Stoianov, V. E. 1961. In Gening, V. F. (ed.). Voprosy arkheologii Urala (Problems of Archaeology of Ural) 1. Sverdlovsk, 76-90 (in Russian).

22. Goldina, E. V., Goldina, R. D. 2010. In Goldina, E. V. Busy mogil'nikov nevolinskoi kul'tury (konets IV-IX vv.) (Beads from the Nevolino Culture Burial Grounds (Late 4th- 9th Centuries)). Izhevsk: s. ed., 156-260 (in Russian).

23. Goldina, R. D. 2003. Tarasovskii mogil'nik I-V vv. na Srednei Kame (Tarasovo Burial Ground of 1st-5th Centuries in the Middle Kama Region) II. Izhevsk: "Udmurtiia" Publ. (in Russian).

24. Goldina, R. D., Bernts, V. A. 2010. Turaevskii I mogil'nik - unikal'nyi pamiatnik epokhi velikogo pereseleniia narodov v Srednem Prikam'e (beskurgannaia chast') (Turaevo I Burial Ground, the Unique Site of the Great Migrations in the Middle Kama Area (the Part without Kurgans). Series: Materialy i issledovaniia Kamsko-Viatskoi arkheologicheskoi ekspeditsii (Proceedings and Research of the Kama-Vyatka Archaeological Expedition) 17. Izhevsk: Udmurt State University (in Russian).

25. Goldina, R. D., Bernts, V. A., 2016. In Povolzhskaya arkheologiya (Volga River Region Archaeology) 15 (1), 41-89 (in Russian).

26. Goldina, R. D., Krasnoperov, A. A. 2012. Nyrgyndinskii I mogil'nik II-III vv. na Srednei Kame (Nyrgynda I Burial Ground from 2nd-3rd Centuries in the Middle Kama Area). Series: Materialy i issledovaniia Kamsko-Viatskoi arkheologicheskoi ekspeditsii (Proceedings and Research of the Kama-Vyatka Archaeological Expedition) 22. Izhevsk: Udmurt State University (in Russian).

27. Goldina, R. D., Leshchinskaia, N. A., Makarov, L. D. 2014. In Leshchinskaia, N. A. Viatskii krai v p'ianoborskuiu epokhu (po materialam pogrebal'nykh pamiatnikov I-V vv. n.e.) (Vyatka Area in the Pyany Bor Epoch: by Materials from Burial Sites of the 1st-5th Centuries AD). Series: Materialy i issledovaniia Kamsko-Viatskoi arkheologicheskoi ekspeditsii (Proceedings and Research of the Kama-Vyatka Archaeological Expedition) 27. Izhevsk: Udmurt University, 212-445 (in Russian).

28. Goldina, R. D., Sabirov, T. R., Sabirova, T. M. 2015. Pogrebal'nyi obriad Tarasovskogo mo-gil'nika I-V vv. na Srednei Kame (Funerary Rite in the Tarasovo Burial Ground from 1s'-5'h Centuries in the Middle Kama Area) III. Series: Materialy i issledovaniia Kamsko-Viatskoi arkheologicheskoi ekspeditsii (Proceedings and Research of the Kama-Vyatka Archaeological Expedition) 29. Kazan: Institute of Archaeology named after A. Kh. Khalikov, Tatarstan Academy of Sciences; Izhevsk: Udmurt State University (in Russian).

29. Gorelik, M. V. 1993. In Medvedev, V. E., Khudiakov Yu. S. (eds.). Voennoe delo naseleniia iuga Sibiri i Dal'nego Vostoka (Warfare of the Population of Southern Siberia and Russian Far East). Novosibirsk: "Nauka" Publ., 149-178 (in Russian).

30. Gribov, N. N. 2014. In Sitdikov A. G., Makarov N. A., Derevianko A. P. (eds.). Trudy IV (XX) Vserossiiskogo arkheologicheskogo s"ezda v Kazani (Proceedings of the 4"1 (2ffh) All-Russia Archaeological Congress in Kazan) II. Kazan: "Otechestvo" Publ., 316-319 (in Russian).

31. Grishakov, V. V. 2008. In Penzenskii arkheologicheskii sbornik (Penza Archaeological Col-lectedPapers) 2. Penza: "PIRO" Publ., 82-137 (in Russian).

32. Grishakov, V. V., Zubov, S. E. 2009. Andreevskii kurgan v sisteme arkheologicheskikh kul 'tur rannego zheleznogo veka Vostochnoi Evropy (Andreevka Burial Mound in the System of the Early Iron Age Archaeological Cultures of Eastern Europe). Series: Arkheologiia evraziiskikh stepei (Archaeology of the Eurasian Steppes) 7. Kazan: Institute of History named after Shigabuddin Mardzhani, Tatarstan Academy of Sciences; Samara Municipal Institute for Public Administration (in Russian).

33. Zhdanovskii, A. M. 1984. In Kirei, N. I. (ed.). Arkheologo-etnograficheskie issledovaniia Severnogo Kavkaza (Archaeological and Ethnographical Research in the Northern Caucasus). Krasnodar: Kuban State University, 72-99 (in Russian).

34. Zubov, S. E., Radiush, O. A. 2014. In Yablonsky, L. T., Savelev, N. S. (eds.). Sarmaty i vneshnii mir (Sarmatians and the External World). Series: Ufimskii arkheologicheskii vestnik (Ufa Archaeological Bulletin) 14. Ufa: Russian Academy of Sciences, Urals Scientific Center, Institute for History, Language, and Literature, 94-104 (in Russian).

35. Zykov, A. P., Kovrigin, A. A. 2008. Shchit i mech Otchizny. Oruzhie Urala s drevneishikh vremen do nashikh dnei (Shield and Sword of Motherland: the Urals Weapons from the Earliest Time to Present Day). Yekaterinburg: "Raritet" Ltd. Publ. (in Russian).

36. Kazakov, E. P. 1998. In Stashenkov, D. A. (ed.). Kul'tury evraziiskikh stepei vtoroipoloviny I tysiacheletiia n.e. (voprosy khronologii) (Cultures of the Eurasian Steppes in the Second Half of I Millennium AD (Issues of Chronology)). Samara: Samara Regional Museum of Local Lore named after P. V. Alabin, 97-150 (in Russian).

37. Kazanskii, M. M. 2014. In Stratum plus. Archaeology and Cultural Anthropology (4), 299-336 (in Russian).

38. Kazantseva, O. A. 2012. Krasnoiarskii mogil'nik I-Vvv., n. e. v basseine r. Tulvy Srednego Prikam'ia (Krasny Yar Burial Ground from 1st-5th Centuries AD in the Tulva River Basin, Middle Kama Area). Series: Materialy i issledovaniia Kamsko-Viatskoi arkheologicheskoi ekspeditsii (Proceedings and Research of the Kama-Vyatka Archaeological Expedition) 24. Izhevsk: Udmurt State University (in Russian).

39. Kazantseva, O. A. 2004. In Ivanova, M. G. (ed.). Udmurtskoi arkheologicheskoi ekspeditsii -50 let (Fifty Years of Archaeological Expedition in Udmurtia). Izhevsk: Ural Branch of the Russian Academy of Sciences, Udmurtian Language, Literature and History Institute, 132-139 (in Russian).

40. Kovalevskaia, V. B. 2000. Komp'iuternaia obrabotka massovogo arkheologicheskogo ma-teriala iz rannesrednevekovykh pamiatnikov Evrazii (Computer-aided Processing of Mass Archaeological Finds from Early Medieval Sites of Eurasia). Series: Khronologiia vostochnoevropeiskikh drevnostei V-IX vv. (Chronology of 5th-9th Centuries East-European Antiquities) 2. Moscow: Push-chino Research Center of the Russian Academy of Sciences (in Russian).

41. Kolchin, B. A. 1959. In Artsikhovskii, A. V., Kolchin B. A. (eds.). Materialy i issledovaniia po arkheologii (Materials and Studies in the Archaeology) 65. Trudy Novgorodskoi arkheologicheskoi ekspeditsii (Proceedings of Novgorod Archaeological Expedition) II. Moscow: Academy of Sciences of the USSR, 7-120 (in Russian).

42. Krasnoperov, A. A. 2011. In Arkheologiia Kazakhstana v epokhu nezavisimosti: itogi, pers-pektivy (Archaeology of Kazakhstan in the Period of Independence: Results, Perspectives) 2. Almaty: "Hikari" Publ., 228-238 (in Russian).

43. Krivosheev, M. V., Skripkin, A. S. 2006. In Rossiiskaia Arkheologiia (Russian Archaeology) (1), 124-136 (in Russian).

44. Kropotov, V. V. 2010. Fibuly sarmatskoi epokhi (Fibulae of the Sarmatian Epoch). Kiev: "ADEF-Ukraina" Publ. (in Russian).

45. Kropotov, V. V. 2014. In Nizhnevolzhskii arkheologicheskii vestnik (Lower Volga Archaeological Bulletin) 14. Volgograd: Volgograd State University, 56-87 (in Russian).

46. Leshchinskaia, N. A. 2014. Viatskii krai v p'ianoborskuiu epokhu (po materialam pogre-bal'nykh pamiatnikov I-V vv. n. e.) (Vyatka Area in the Pyany Bor Age: by Materials from Burial Sites of the 1st-5th Centuries AD). Series: Materialy i issledovaniia Kamsko-Viatskoi arkheologicheskoi ekspeditsii (Proceedings and Research of the Kama-Vyatka Archaeological Expedition) 27. Izhevsk: Udmurt State University (in Russian).

47. Leshchinskaia, N. A. 2014. In Sitdikov A. G., Makarov N. A., Derevianko A. P. (eds.). Trudy IV (XX) Vserossiiskogo arkheologicheskogo s"ezda v Kazani (Proceedings of the 4th (20th) All-Russian Archaeological Congress in Kazan) II. Kazan: "Otechestvo" Publ., 344-347 (in Russian).

48. Leshchinskaia, N. A. 2010. In Arkheologicheskoe nasledie kak otrazhenie istoricheskogo opyta vzaimodeistviia cheloveka, prirody, obshchestva. XIIIBaderovskie chteniia (Archaeological Heritage as a Reflection of Historical Experience of Interrelations between Human, Nature, and Society). Izhevsk: Udmurt State University, 134-144 (in Russian).

49. Leshchinskaia, N. A. 1995. In Goldina, R. D. (ed.). Tipologiia i datirovka arkheologicheskikh materialov Vostochnoi Evropy (Typology and Dating of the Archaeological Materials from Eastern Europe). Izhevsk: Udmurt State University, 88-127 (in Russian).

50. Lipina, L. I. 2006. Semantika bronzovykh zoomorfnykh ukrashenii prikamskogo kostiuma (ser. I tys. do n.e. - nach. II tys. n.e.) (Semantics of Bronze Zoomorphic Jewelry of Costume of the Kama River Area (Middle I Millennium BC — Early II Millennium AD)). PhD Diss. Izhevsk (in Russian).

51. Litvinskii, B. A. 1972. Drevnie kochevniki «kryshi mira» (AncientNomads of the "Roof of the World"). Moscow: "Nauka" Publ. (in Russian).

52. Malashev, V. Yu. 2007. In Sovetskaia Arkheologiia (Soviet Archaeology) (3), 111-121 (in Russian).

53. Malashev, V. Yu. 2014. In Yablonsky, L. T., Savelyev, N. S. (eds.). Sarmaty i vneshnii mir (Sarmatians and the External World). Series: Ufimskii arkheologicheskii vestnik (Ufa Archaeological Bulletin) 14. Ufa: Russian Academy of Sciences, Urals Scientific Center, Institute for History, Language, and Literature; "Nasledie" Publ., 130-140 (in Russian).

54. Malashev, V. Yu. 2000. In Guguev, Yu. K. (ed.). Sarmaty i ikh sosedi na Donu (Sarmatians and Their Neighbors on the Don). Rostov-on-Don: "Terra" Publ., 194-232 (in Russian).

55. Malashev, V. Yu. 2008. In Moshkova, M. G. (ed.). Problemy sovremennoi arkheologii: Sbornik pamiati V. A. Bashilova (Issues of Modern Archaeology: Collection of Papers in Memory of V. A. Bashilov). Series: Materialy i issledovaniia po arkheologii Rossii (Materials and Studies in the Russian Archaeology) 10. Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences; "Taus" Publ., 263-283 (in Russian).

56. Malashev, V. Yu., Oblomskii, A. M. 2002. In Sovetskaia Arkheologiia (Soviet Archaeology) (2), 113-124 (in Russian).

57. Malashev, V. Yu., Yablonsky, L. T. 2008. Stepnoe naselenie iuzhnogoPriural'ia vpozdnesar-matskoe vremia:po materialam mogil'nikaPokrovka 10 (The Steppe Population of the Southern Urals in Late Sarmatian Period: Materials of the Pokrovka 10 Cemetery). Series: Materialy i issledovaniia po arkheologii Rossii (Materials and Studies in the Russian Archaeology) 9. Moscow: "Vostochnaia Literatura" Publ. (in Russian).

58. Matveev, R. V. 2014. In Sitdikov A. G., Makarov N. A., Derevianko A. P. (eds.). Trudy IV (XX) Vserossiiskogo arkheologicheskogo s"ezda v Kazani (Proceedings of the 4'h (20th) All-Russia Archaeological Congress in Kazan) II. Kazan: "Otechestvo" Publ., 359-362 (in Russian).

59. Matveeva, G. I. 1998. In Stashenkov, D. A. (ed.). Kul'tury evraziiskikh stepei vtoroipoloviny I tysiacheletiia n.e. (voprosy khronologii) (Cultures of the Eurasian Steppes in the Second Half of I Millennium AD (Issues of Chronology)). Samara: Samara Regional Museum of Local Lore named after P. V. Alabin, 87-96 (in Russian).

60. Moshkova, M. G. 2000. In Skripkin, A. S. (ed.). Nizhnevolzhskii arkheologicheskii vestnik (Lower Volga Archaeological Bulletin) 3. Volgograd: Volgograd State University, 186-199 (in Russian).

61. Moshkova, M. G., Demidenko, S. V. 2010. In Gerasimova, M. M., Malashev, V. Yu., Moshkova, M. G. (eds.). Arkheologiia i paleoantropologiia evraziiskikh stepei i sopredel'nykh territorii (Archaeology and Paleoanthropology ofEurasian Steppes and Adjacent Territories). Series: Materialy i issledovaniia po arkheologii Rossii (Materials and Studies in the Russian Archaeology) 13. Moscow: "Taus" Publ., 254-261 (in Russian).

62. Ovsiannikov, V. V., Savelyev, N. S., Akbulatov, I. M., Vasilyev, V. N. 2007. Shipovskii mogil'nik v lesostepnom Priural'e (Shipovo Burial Ground in the Cis-Urals Forest-Steppe Area). Ufa: "Gilem" Publ. (in Russian).

63. Ostanina T. I. 1997. Naselenie Srednego Prikam'ia v III-V vv. (Population of the Middle Kama Region in 3rd-5'h Centuries AD). Izhevsk: Udmurt Institute of the History, Language and Literature, Ural Branch of the Russian Academy of Sciences (in Russian).

64. Ostanina, T. I. 1978. In Ivanova, M. G. (ed.). Materialy k rannei istorii naseleniia Udmurtii (Materials for the Early History of Population of Udmurtia). Izhevsk: "Udmurtiia" Publ., 92-118 (in Russian).

65. Oshibkina, S. V. 2010. Viatskie drevnosti: mogil'nik Tium-Tium (Vyatka River Antiquities: Tyum-Tyum Burial Ground). Series: Materialy okhrannykh issledovanii (Materials of Rescue Studies) 13. Moscow: Institute of Archaeology of the Russian Academy of Sciences (in Russian).

66. Pastushenko I. Yu., Bernts, V. A. 2011. In Finno-Ugrica 11. Kazan: Institute for History named after Shigabuddin Mardzhani, Tatarstan Academy of Sciences, 12-23 (in Russian).

67. Perevoshchikov, S. E., Malykh, O. O. 2014. In Vestnik Cheliabinskogo gosudarstvennogo universiteta (Bulletin of the Chelyabinsk State University) 351 (22). Istoriia (History) 61, 18-24 (in Russian).

68. Perevoshchikov, S. E., Sabirova, T. M. 2014. In VestnikPermskogo universiteta. Seriia Istoriia (Bulletin of the Perm University: History Series) 24 (1), 71-82 (in Russian).

69. Perevoshchikov, S. E., Sabirova, T. M. 2014. In Leshchinskaia, N. A. Viatskii krai v p'ianoborskuiu epokhu (po materialam pogrebal'nykh pamiatnikov I-V vv n.e.) (Vyatka Area in the Pyany Bor Epoch: on the Materials from Burial Sites of the 1st-5th Centuries AD). Series: Materialy i issledovaniia Kamsko-Viatskoi arkheologicheskoi ekspeditsii (Proceedings and Research of the Kama-Vyatka Archaeological Expedition) 27. Izhevsk: Udmurt University, 452-470 (in Russian).

70. Puzdrovskii, A. E. 2007. Krymskaia Skifiia II v. do n. e. - III v. n. e. Pogrebal'nye pamiat-niki (Crimean Scythia of the 2nd Century BC - 3rd Century AD. Funerary Sites). Simferopol: "Biznes-Inform" Publ. (in Russian).

71. Sabirova, T. M. 2015. Fibuly Srednego Prikam'ia vpervoipolovine I tys. n.e. (Fibulae of the Middle Kama Area in the First Half of I Millennium AD). PhD Thesis. Izhevsk (in Russian).

72. Sergatskov, I. V. 2000. Sarmatskie kurgany na Ilovle (Sarmatian Barrows on the Ilovlya River). Volgograd: Volgograd State University (in Russian).

73. Sidorov, V. N., Starostin, P. N. 1970. In Sovetskaia Arkheologiia (Soviet Archaeology) (4), 233-236 (in Russian).

74. Skripkin, A. S. 1977. In Sovetskaia Arkheologiia (Soviet Archaeology) (2), 100-120 (in Russian).

75. Smirnov, A. P. 1952. In Materialy i issledovaniia po arkheologii SSSR (Materials and Research on the USSR Archaeology) 28. Moscow; Leningrad: Academy of Sciences of the USSR (in Russian).

76. Spitsyn, A. A. 1901. Drevnosti basseinov rek Oki i Kamy (Antiquities from the Oka and Kama Rivers Basins). Series: Materialy po arkheologii Rossii (Proceedings for the Archaeology of Russia) 25. Saint Petersburg (in Russian).

77. Stavitskii, V. V., Stavitskii, A. V. 2015. In Istoriia i arkheologiia (History and Archaeology) (1). Available at: http://history.snauka.ru/2015/01/1358 (accessed 28.04.2016) (in Russian).

78. Starostin, P. N. 1997. In Finno-Ugrica 1. Kazan: Institute for History named after Shigabuddin Mardzhani, Tatarstan Academy of Sciences, 25-32 (in Russian).

79. Starostin, P. N. 1967. Pamiatniki imen'kovskoi kul'tury (Sites of the Imenkovo Culture). Series: Svod Arkheologicheskikh Istochnikov (Corpus of Archaeological Sources) D1-32. Moscow: "Nauka" Publ. (in Russian).

80. Starostin, P. N. 2009. Rozhdestvenskii Vmogil'nik (Rozhdestveno 5thBurial Ground). Kazan: Institute for History named after Shigabuddin Mardzhani, Tatarstan Academy of Sciences (in Russian).

81. Subbotin, L. V., Dzigovskii, A. N. 1990. Sarmatskie drevnosti Dnestro-Dunaiskogo mezhdurech 'ia (Sarmatian Antiquities of the Dniester-Danube Interfluvial Zone) III. Kurgannye mogil'niki Vasil'evskii i Kubei (Vasilyevka and Kubey Barrow Necropolises). Kiev: Academy of Sciences of the Ukrainian SSR (in Russian).

82. Sungatov, F. A., Garustovich, G. I., Yusupov, R. M. 2004. Priural'e v epokhu velikogopere-seleniia narodov (Staro-Mushtinskii kurganno-gruntovyi mogil'nik) (Cis-Urals Area during the Great Migrations: Staraya Mushta Burial Ground). Ufa: "Ufimskii poligrafkombinat" Publ. (in Russian).

83. Treister, M. Yu. 2011. In Maslennikov, A. A. (ed.). Drevnosti Bospora (Antiquities of the Bosporus) 15. Moscow: Institute ofArchaeology, Russian Academy of Sciences, 303-311 (in Russian).

84. Trufanov, A. A. 2010. In Stratum plus. Archaeology and Cultural Anthropology (4), 145-195 (in Russian).

85. Trufanov, A. A. 2005-2009. In Stratum plus. Archaeology and Cultural Anthropology (4), 117-328 (in Russian).

86. Khrapunov, I. N. 2006. In Problemy istorii, filologii, kul'tury (Journal of Historical, Philological and Cultural Studies) XVI. Vol. 1. Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences, 104-118 (in Russian).

87. Khudiakov, M. G. 1933. In Drevnosti Kamy po raskopkam A. A. Spitsyna v 1898 g. (Antiquities of the Kama Area by A. A. Spitsyn's Excavations in 1898). Series: Proceedings of the State Academy for the History of Material Culture 2. Leningrad: "Pechatnyi Dvor" Typography, 15-19, tabl. IX-XI (in Russian).

88. Sharov, O. V. 2009. Bospor i varvarskii mir Tsentral'noi i Vostochnoi Evropy v pozdnerim-skuiu epokhu (seredina II - seredina IV vv. n. e.) (Bosporus and Barbarian World of Central and Eastern Europe in Late Roman Time (Middle 2nd - Middle 4th Centuries AD)). Doct. Diss. Saint Petersburg (in Russian).

89. Shchukin, M. B. 1994. Na rubezhe er. Opyt istoriko-arkheologicheskoi rekonstruktsii politicheskikh sobytii III v. do, n. e. -1 v. n.e. v Vostochnoi i Tsentral'noi Evrope (On the Turn of Erae. An attempt to construct a model of political events in Eastern and Central Europe during the 3rd Century BC - 1st Century AD). Saint Petersburg: "Farn LTD C." Publ. (in Russian).

90. Madyda-Legutko R. 1986. Die Gürtelschnallen der römischen Kaiserzeit und der frühen Völkerwanderungszeit im mitteleuropäischen Barbaricum. BAR International series 360. Oxford: BAR.

About the Authors:

Goldina Rimma D. Doctor of Historical Sciences, Professor. Udmurt State University, Institute of History and Sociology. Universitetskaya St., 1, building 2, Izhevsk, 426034, Russian Federation; [email protected]

Bernts Veronika A. Udmurt State University, Institute of History and Sociology. Universitetskaya St., 1, building 2, Izhevsk, 426034, Russian Federation; [email protected]

Статья поступила в номер 06.07.2016 г.