CC BY
17
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
П.И. Лепорский
Христианство и современное мировоззрение
Опубликовано:
Христианское чтение. 1903. № 1. С. 12-30.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
Христіанство и современное міровоззрѣніе. 1
JjTѢТОМЪ 1900 года вышло первое изданіе «Сущности Хри-IJ[ стіанства» профессора Берлинскаго Университета Адольфа Гарнака, и прошедшіе съ той норы два года были вре-§ менемъ непрерывно возраставшаго интереса къ его книгѣ. I Съ успѣхомъ, выпавшимъ на долю этого произведенія, не можетъ поспорить ни одна богословская книга, явившаяся втечете XIX столѣтія. Разойтись въ 25 тысячахъ экземпляровъ въ продолженіи только двухъ годовъ—это идеалъ успѣха для богословской книги, рѣдко претендующей и на сотни читателей. О возбужденномъ повсюду интересѣ этой книгой говорятъ и появившіеся уже переводы ея на языки англійскій, датскій и голландскій. Въ кругу ея читателей можно видѣть людей самыхъ противоположныхъ званій и состояній. Она нашла доступъ въ императорскіе дворцы и въ темные углы рабочаго люда. Она служитъ темой для частныхъ бесѣдъ и публичныхъ лекцій; ее обсуждаютъ въ университетскихъ аудиторіяхъ и съ церковныхъ каоедръ; вопросъ о ней ставится на съѣздахъ духовенства. Ее критикуютъ представители всѣхъ исповѣданій: протестантъ и католикъ, англикашшъ и православный богословъ. Ее разбираютъ даже еврейскіе раввины.
Блестящій успѣхъ книги вполнѣ понятенъ. Громкое имя автора, живое увлекательное изложеніе, интересъ къ животрепещущимъ вопросамъ времени, отсутствіе всякой полемики, благоговѣніе и преклоненіе предъ великою личностью Искупителя, прославленіе дивной мощи Евангелія и вѣчно обновляющей міръ силы Христа,—все дѣлаетъ книгу изъ ряда вонъ
*) По поводу книги проф. А. Гарнака „Сущность христіанства“ (Das Wesen des Christentums).
выходящимъ явленіемъ въ сферѣ богословской мысли, обычно идущей по заржавѣвшимъ рельсамъ схоластическаго интеллектуализма. Но что всего болѣе возбуждаетъ захватывающій интересъ къ книгѣ, это то, что она обращается къ человѣку «нашего времени», воспитанному и вращающемуся въ сферѣ современныхъ научныхъ воззрѣній, и написана человѣкомъ, всецѣло стоящимъ въ той же современно-научной атмосферѣ. Ея цѣль—удовлетворить настоятельной потребности современнаго «образованнаго» общества, остановившагося въ недоумѣніи предъ жгучимъ вопросомъ: можетъ ли оно жить, думать и чувствовать по завѣту Евангелія, не разставаясь съ тѣми пріобрѣтеніями культуры н науки, которыя оно считаетъ святымъ своимъ достояніемъ, примиримы ли эти двѣ, повидимому, столь несродныя и даже враждебныя области?
Однако, какое бы кто ни давалъ рѣшеніе этой проблемы, оно въ настоящее время единогласнаго признанія получить не можетъ. И это по той простой причинѣ, что примиреніе Евангелія и современнаго научнаго міровоззрѣнія непремѣнно долясно идти ВТ) нѣкоторыхъ случаяхъ путемъ компромисса перваго съ послѣднимъ. Вотъ почему и книга Гарнака, завоевавшая горячія симпатіи у людей, стоящихъ на распутій, людей отчуждившихся отъ Евангелія, но несовсѣмъ еще утратившихъ любовь къ Христу, должна была встрѣтить тѣмъ болѣе враждебный пріемъ среди людей, принимающихъ истину Евангелія во всей ея цѣлостной и неповрежденной чистотѣ. Вотъ почему и сужденія о книгѣ противоположны какъ два полюса. 'Одни шлютъ благословеніе пророку на брегахъ Шпре за то, что онъ пробудилъ ихъ отъ индифферентизма и вновь возжогъ уже готовую угаснуть искру вѣры; другіе проклинаютъ ого какъ проповѣдника нигилизма и радикальнаго разрыва со всѣмъ церковнымъ христіанствомъ. Въ глазахъ однихъ книга является чудной апологіей Евангелія; другіе готовы поставить ея автора на ряду съ злѣ-прославленнымъ Д. Штраусомъ. Для однихъ въ лекціяхъ слышится горячій призывъ къ спасительной вѣрѣ; другіе не хотятъ признать ихъ ничѣмъ инымъ, какъ проповѣдью вульгарнаго раціонализма, нарядившагося въ новую модную одежду. Однако кромѣ этихъ двухъ враждебныхъ лагерей фанатическихъ поклонниковъ и фанатическихъ враговъ есть и третій классъ читателей, которые хотятъ быть болѣе безпристрастными судьями, не отрицаютъ того, чтб ость хорошаго и полезнаго въ книгѣ, но не замалчиваютъ іі того, чтб въ ней есть худого и
вреднаго. Къ числу этихъ читателей долженъ присоединиться и авторъ настоящихъ строкъ. Было бы носовѣсти несправедливо отрицать извѣстную услугу, оказанную знаменитымъ историкомъ христіанству, и только фанатизмъ или близорукая ограниченность можетъ не видѣть свѣтлыхъ сторонъ въ его трудѣ. Книга Гарнака представляетъ для отшатнувшихся отъ вѣры одну изъ ступеней въ лѣстницѣ,’ ведущей къ Евангелію. Отъ этой ступени далеко еще до вершины; но все-же ставшій на нее ближе къ Евангелію. Но съ другой стороны было бы еще болѣе непростительно закрывать глаза предъ страшной опасностью нанесенія непоправимаго вреда вѣрѣ, поражающаго ее въ самомъ жизненномъ и центральномъ пунктѣ и оставляющаго отъ дѣйствительнаго христіанства одну слабую его тѣнь. Чувство признательности къ автору за благожелательное стремленіе вдохнуть дух\ жизни въ сухіе кости и жилы своихъ собратій, очистить путь къ Евангелію отъ тѣхъ препонъ, которыми загромождали его послѣднія два столѣтія, не должно заграждать уста отъ произнесенія самаго строгаго осужденія за смертельный ударъ, наносимый этой самой вѣрѣ, — пусть даже и не совсѣмъ сознательной рукой.
Что есть хорошаго и цѣннаго въ данной Карнакомъ апологіи христіанства предъ современнымъ образованнымъ обществомъ, и въ чемъ ея роковой недостатокъ, гдѣ его причина, и есть ли.какой пибудь иной, помимо указываемаго Гарна-комъ, путь примиренія христіанства съ научнымъ міровоззрѣніемъ,—вотъ главные вопросы, которыми ограничивается задача предлагаемаго обзора и разбора книги Гарнака.
I.
1.'Враждебность современнаго міровоззрѣнія съ христіанствомъ.—Возможно ли столкновеніе между религіей—въ частности христіанской—и культурой. — 2. Евангеліе и міръ, или вопросъ объ аскетизмѣ.—3. Евангеліе и бѣдность, или соціальный вопросъ.—4.. Евангеліе и право, или вопросъ о земныхъ учрежденіяхъ,—5. Евангеліе и трудъ, или вопросъ о культурѣ,—6. Конецъ апологіи христіанства у Гарнака,—Сужденіе его о христологіи.-Сынъ Божій и Мессія.—Христосъ и Его Евангеліе.—Исповѣданіе Христа.—Общее замѣчаніе объ „апологіи“ Гарнака.
§ 1. Есть много ходячихъ воззрѣній на христіанство, которыя являются для людей нашего времени роковыми помѣхами, преграждающими путь къ Евангелію, препятствующими искать гъ христіанствѣ той основы жизни, которую оно давало преж-
нимъ поколѣніямъ. Помѣхи эти идутъ съ самыхъ различныхъ сторонъ. Взгляды на задачи практической жизни, пониманіе цѣлей культуры и прогресса, выводы точныхъ наукъ, философское умозрѣніе, само, наконецъ, богословіе,—все ставить этн преграды. Во всѣхъ областяхъ современнаго міровоззрѣнія есть элементы, съ которыми христіанство сталкивается, пови-димому, враждебно. А отсюда возникаетъ мнѣніе, что христіанство отжило уже свой вѣкъ, что оно является теперь пережиткомъ, съ которымъ нынѣшнему культурному человѣку рѣшительно нечего дѣлать.
Есть ли сколько нпбудь правды въ этомъ мнѣніи? Пришла ли дѣйствительно пора замѣнить Евангеліе чѣмъ-нибудь болѣе современнымъ?
Нѣтъ! — рѣшительнѣйшимъ образомъ отвѣчаетъ Гарнакъ.
Культура и религія по свой природѣ столь несродныя области, что столкнуться между собою онѣ никогда не могутъ. Die Menschheit schreitet immer fort, und der Mensch bleibt immer derselbe '), — сказалъ однажды Гете. Съ человѣкомъ именно и имѣетъ дѣло религія,—съ человѣкомъ, какъ онъ остается вѣчно себѣ самому равнымъ среди всѣхъ текучихъ измѣненій и вѣчно идущаго впередъ движенія міра. Къ христіанству это примѣнимо какъ ни къ какой другой религіи. Въ немъ именно религія впервые и достигла' своего полнаго отрѣшенія отъ связи съ земными условіями и отношеніями. Вся христіанская религія сводится къ единому пункту: «вѣчной жизни среди условій времени, въ силѣ и предъ очами Бога». И кто первымъ дѣломъ спрашиваетъ: что она сдѣлала для культуры и прогресса человѣчества, и сообразно съ этимъ хочетъ опредѣлять ея значеніе, тотъ не понимаетъ и унижаетъ ее-Ея Основатель имѣлъ въ виду только человѣка, независимо отъ того, въ какомъ бы внѣшнемъ положеніи онъ ни находился,—«человѣка, который въ основѣ остается вѣчно одинъ и тотъ-же, движется ли онъ но восходящей или по нисходящей линіи, обрѣтается ли онъ въ богатствѣ или бѣдности, является ли онъ духовно-сильнымъ или слабымъ. Въ томъ и состоитъ царственная высота Евангелія, что оно въ концѣ концовъ всѣ эти противоположности оставляетъ за собою, стоитъ выше ихъ, такъ какъ ищетъ въ каждомъ такого пункта, который всѣми
*) Т. е. Человѣчество постоянно движется впередъ, а человѣкъ вѣчно остается тотъ-же.
этими противоположностями не затрогивается». «Богъ и душа, душа и ея Богъ»,—вотъ тотъ кругъ, въ которомъ замыкается все Евангеліе. Съ условіями и требованіями мірской жизни оно не имѣетъ ничего общаго. Оно обращается къ вѣчному началу въ человѣкѣ и указываетъ ему на вѣчныя его задачи, въ какомъ бы званіи, состояніи и условіяхъ онъ ни находился. «Іисусъ поставилъ предъ людьми великіе вопросы, обѣщалъ благодать и милосердіе Божіе и требуетъ рѣшенія: Богъ или Маммона, вѣчная или земная жизнь, душа или тѣло, смиреніе или самооправданіе, любовь или себялюбіе, истина или ложь. Въ кругу этихъ вопросовъ заключено все; каждый долженъ слышать благовѣстіе о милосердіи и богосыновствѣ и рѣшить: стать ли ему па сторону Бога и вѣчности, или на сторону міра и времени».
Если такъ величественно просто Евангеліе, если оно обращается къ такой сторонѣ въ человѣкѣ, гдѣ не можетъ быть съ нимъ столкновенія интересовъ, идущихъ изъ сферы чисто земг ныхъ отношеній, то сами собою падаютъ уже всѣ тѣ извиненія и основанія, которыми пользуются для прямого ли отрицанія христіанства, или для прикрытія уклоненія отъ него.
§ 2. Указываютъ на аскетическій характеръ христіанства, на то, что оно проповѣдуетъ отрицаніе міра и находитъ свой идеалъ въ монашествѣ съ его бѣгствомъ отъ міра. Такому мнѣнію о христіанствѣ многіе въ глубинѣ души даже рады, такъ какъ находятъ въ немъ опору для своего убѣжденія, что Евангеліе не для нихъ — людей новаго времени, руководящихся совсѣмъ иными нравственными принципами. Люди эти убѣждены, что настоящій міръ данъ имъ, и они должны оставаться въ немъ съ его благами и порядками. Если христіанство требуетъ чего-то другого, то доказываетъ этимъ только свою противоестественность. Если для здѣшней жизни оно не въ состояніи указать никакой цѣли, если оно переноситъ все въ потустороннюю жизнь, если объявляетъ земныя блага неимѣющими никакой цѣны и ведетъ только къ бѣгству отъ міра и къ созерцательной жизни, то оно оскорбляетъ всѣ сильныя, дѣятельныя и правдивыя натуры, ибо послѣднія убѣждены, что наши способности даны намъ за тѣмъ, чтобы ими пользоваться, и земля найнцч^іщ намъ для того, чтобы воздѣлывать ее и обладать ею.
Въ ЕѢангёліи дѣйствительно есть немало изреченій, на основаніи которыхъ можно. невидимому утверждать, что оно отри-
даетъ міръ и проповѣдуетъ аскетизмъ. Однако слѣдующія три соображенія говорятъ противъ этого.
1. Среди другихъ позорныхъ именъ Христа называли въ противоположность Іоанну Крестителю «ядцей» и «впиопіпцей». Ясно, что во всемъ своемъ образѣ жизни Онъ производилъ совсѣмъ иное впечатлѣніе, чѣмъ великій проповѣдникъ покаянія на Іорданѣ. Мы видимъ Его въ домахъ богачей и бѣдняковъ, среди женщинъ и дѣтей, на вечеряхъ, даже на брачномъ пирѣ. Онъ позволяетъ умывать Его ноги и намащать главу. Словомъ, во всемъ Его поведеніи нѣтъ ничего, что бы напоминало аскета въ обычномъ смыслѣ слова. Отъ увѣровавшихъ въ Него Онъ не требуетъ бросить все и слѣдовать за Нимъ, а находить возможнымъ и даже цѣлесообразнымъ оставаться въ томъ званіи и состояніи, въ какомъ они увѣровали. Кругъ Его учениковъ не ограничивается небольшимъ числомъ призванныхъ къ прямому слѣдованію за ІІимъ. Да и изъ этихъ немногихъ Онъ не организовалъ монашескаго ордена: какъ имъ вести себя въ обыденной жизни, объ этомъ Онъ не далъ никакихъ предписаній.
2. И ученики поняли своего Учителя не какъ аскета, отрицающаго міръ. Готовые на всякую жертву, отрекшіеея отъ міра, ради Евангелія, они никогда однако не ставили па первый планъ подвиговъ аскетизма. Они соблюдали правило, что трудящійся достоинъ награды. Они не бросили своихъ женъ. О Петрѣ существуетъ преданіе, что ему въ благовѣстни-ческихъ путешествіяхъ сопутствовала его жена. Словомъ, въ апостольскій вѣкъ мы не видимъ ничего, что бы указывало на существованіе общества принципіальныхъ аскетовъ; напротивъ, всюду господствовало убѣжденіе, что христіанинъ долженъ оставаться въ своемъ званіи и состояніи, среди данныхъ отношеній.
3. И это самое главное: на ряду съ благовѣстіемъ упованія на Бога, смиренія, прощенія грѣховъ и любви къ ближнему, нѣтъ и не можетъ быть мѣста какому-нибудь другому правилу, и менѣе всего закошшчсскому предписанію. Этотъ кругъ высочайшихъ понятій, въ который не можетъ проникнуть въ качествѣ равноправнаго ничто другое, ясно опредѣляетъ и то, въ какомъ смыслѣ Евангеліе отрицаетъ «міръ». Не бѣгство отъ міра проповѣдуетъ оно, а призываетъ къ бррь^ч. <-t. ттр^лгг.
въ лицѣ трех ъ главныхъ его врап въ: {УгдаЯИОТЙМА и С( бя
люоія.—Подъ именемъ Маммонь^Х имущество въ широкомъ смыслѣ нашимъ владыкой и сдѣлать на іОТЙнрашіаміГ'- дрwiivir,-
иі;в №
тое і алъ 00
имущество, деньги—«крпстализоваішое насиліе». Имѣя въ виду этого врага, Христосъ и сказалъ: «никто не можетъ служить двумъ господамъ». Всякій разъ, когда что-нибудь изъ области Маммоны становится для человѣка настолько дорогимъ, что онъ привязывается къ нему сердцемъ и трепещетъ предъ опасностью утраты, онъ находится уже въ цѣпяхъ Маммоны. Поэтому, кто чувствуетъ такую опасность, тотъ долженъ бороться съ Маммоной, и не только бороться, по п одолѣть его. Второй врагъ—забота. Это не та просьба о «хлѣбѣ насущномъ», съ которою Спаситель Самъ научилъ обращаться къ Небесному Отцу. Здѣсь Онъ разумѣетъ ту заботу, которая дѣлаетъ насъ трусливыми рабами дня и земныхъ вещей, разрушаетъ наше отношеніе къ Небесному Отцу—сыновнее довѣріе, и такимъ образомъ губитъ самое существо нашей жизни. И въ этомъ пунктѣ, какъ и относительно Маммоны, у насъ не хватаетъ рѣшимости принять ученіе Христа во всемъ его объемѣ. «Но вопросъ, кто нравъ: Онъ лп съ своимъ непреклоннымъ «не заботьтесь», или мы съ нашими послабленіями. И мы отчасти чувствуемъ, что человѣкъ только тогда становится дѣйствительно свободенъ, силенъ и непобѣдимъ, когда онъ броситъ всѣ свои заботы и положится на Бога. Что бы могли мы совершить и какой бы мощью обладали мы, если бы не заботились!» Послѣдній врагъ—себялюбіе, которое создаетъ намъ новаго владыку въ чувственныхъ побужденіяхъ и страстяхъ. Не путемъ аскетизма требуетъ Христосъ бороться съ этимъ врагомъ, а чрезъ самоотреченіе. «Если соблазняетъ тебя глазъ твой, вырви его»—это жестокое слово «не выполняется даже и чрезъ общее отреченіе, какъ оно практикуется монахами—послѣ него все можетъ оставаться по старому,—а только чрезъ борьбу и полное отреченіе въ рѣшительномъ пунктѣ».
Всѣмъ этимъ врагамъ Евангеліе противопоставляетъ самоотреченіе, простирающееся до самопожертвованія. Оно не осуждаетъ земныхъ благъ самихъ по себѣ, какъ то дѣлаетъ аскетизмъ. Оно заставляетъ только человѣка ставить вопросъ: «могутъ ли для меня быть благами богатство и почести, друзья и родные, пли я долженъ отказаться отъ нихъ»: призываетъ, слѣдовательно, къ самоиспытанію, къ бодрствованію и къ борьбѣ съ врагами. Эта борі.ба вмѣстѣ съ самоотверженною любовью и есть «аскетизмъ» въ евангельскомъ смыслѣ слова. «И кто навязываетъ проповѣди Христа иной аскетизмъ, тотъ не понимаетъ ея: не понимаетъ ея высоты п ея серьезности, потому-
чТо есть нѣчто еще болѣе серьезное, чѣмъ «отдать тѣло свое ,1а сожженіе п раздать имѣніе бѣднымъ», именно самоотреченіе и любовь».
£ Въ какомъ отношеніи стоитъ христіанство къ соціально-экономическимъ вопросамъ, волнующимъ современное общество.—ото одна изъ животрепещущихъ темъ нашего времени. Вопросъ рѣшается весьма различно. Одни стараются защитить Христа и рекомендовать Его Евангеліе, утверждая, что и Самъ Христосъ быль только великимъ соціальнымъ реформаторомъ, желавшимъ освободить угнетенныя низшія сословія, а Его Евангеліе въ существѣ есть не что нпое, какъ соціальная программа, провозглашающая равенство всѣхъ людей, освобожденіе отъ экономической нужды, угнетеній и бѣдствій. Другіе, раздѣляя топ, же взглядъ принципіально, приходятъ какъ разъ къ обратному выводу. Да. говорятъ они,—вся проповѣдь Христа имѣла въ виду соціальныя преобразованія. Но программа, созданная Имъ, была чистой утопіей. Происходя Самъ изъ низшаго, угнетеннаго сословія. Онъ раздѣлялъ общее подозрѣніе маленькихъ людей противъ богатыхъ и сильныхъ, гнушался всякихъ хлопотъ и заботь о иріобрѣтеціи, не признавалъ необходимости стяжанія благъ, и сообразно съ этимъ развивалъ свою программу въ томъ смыслѣ, чтобы распространить въ мірѣ—таковымъ Онъ считать Палестину—всеобщую бѣдность, а затѣмъ, въ противоположность земной нищетѣ, создать Свое «царство небесное». Программа неосуществимая и отталкивающая всѣ сильныя натуры.—Въ діаметральной противоположности этимъ двумъ группамъ стоитъ третья. Евангеліе, говорятъ здѣсь, съ соціально-экономическими вопросами не имѣетъ абсолютно ничего общаго. Лично Христосъ относился сердечно къ нищимъ, убогимъ и больнымъ: но Его чисто религіозная проповѣдь и дѣятельность, какъ Спасителя, безусловно не имѣла въ. виду улучшенія земного положенія этихъ людей. Приписывать Христу соціальные интересы, значитъ омірщать Его цѣли и намѣренія.—Находятся даже и такіе люди, которые считаютъ Христа «консерваторомъ», признававшимъ «богоустановленнымъ» все, что только ни существовало тогда въ соціальныхъ порядкахъ.
Истины нѣтъ ни въ одномъ взглядѣ. Нельзя на почвѣ соціальныхъ интересовъ какъ подмѣнять христіанство, выдавая его за соціальную программу, такъ и подрывать уваженіе къ немѵ. указывая на его безучастность къ вопросамъ о земномъ благополучіи. Истинное положеніе дѣла таково.
1. Обладаніе земными благами Христосъ признавалъ серьезной опасностью для души, такъ какъ оио дѣлаетъ человѣка жестокосердымъ, погружаетъ въ мірскія заботы и приводитъ къ пошлому счастію.
2. Христосъ не хотѣлъ всеобщаго обѣднѣнія, чтобы въ противоположность ему возвести свое «царство небесное». Нужду Онъ называлъ нуждою и зло зломъ. Онъ былъ далекъ отъ того, чтобы считать бѣдность благомъ, и увѣковѣчить ее Онъ не хотѣлъ никогда и нигдѣ. Напротивъ, Онъ боролся съ ней и повелѣлъ бороться. Вся Его дѣятельность и въ этомъ смыслѣ была дѣятельностью Спасителя. «Можно даже думать, что Онъ слишкомъ высоко ставилъ пригнетающую роль нищеты и нужды и придавалъ слишкомъ большое значеніе противодѣйствующимъ силамъ—состраданію и милосердію—въ цѣломъ нравственнаго прогресса», хотя и это было бы несправедливо. Во всякомъ случаѣ тѣ христіане, которые выступали съ покровительствомъ нищенству и съ проповѣдью всеобщаго обѣднѣнія. или «сантиментально кокетничаютъ съ нуждой и нищетой», не могутъ искать дѣйствительной опоры въ Евангеліи. Только тѣмъ, кто призванъ служить дѣлу проповѣди, Христосъ заповѣдалъ полное отреченіе отъ мірскихъ благъ, чтобы они имѣли возможность всецѣло отдаться призванію. Однако и ихъ сдѣлать нищими Онъ не имѣлъ въ виду, а повелѣлъ,—какъ о томъ сообщаетъ намъ ап. Навелъ,—•«проповѣдующимъ Евангеліе жить отъ благовѣствованія».
3. Какой нибудь соціальной программы, въ смыслѣ опредѣленныхъ установленій и предписаній, для борьбы съ бѣдностью Христосъ не выставлялъ. Да и чего бы Онъ достигъ, если бы сдѣлалъ это, если бы т.-е. далъ какіе нибудь законы, имѣвшіе благотворное значеніе для Палестины? Сегодня онп были бы полезны, а завтра устарѣли. Надо съ осторожностью относиться и къ такимъ заповѣдямъ, какъ «просящему у тебя дай» и под., чтобы не преувеличить ихъ значенія. Онѣ имѣютъ въ виду минутную нужду просящаго, которая удовлетворяется кускомъ хлѣба, глоткомъ воды, необходимой одеждой, чтобы прикрыть наготу. Не надо забывать, что дѣло идетъ о странѣ востока, гдѣ экономическія отношенія были очень мало развиты. Христосъ отнюдь не быль соціальнымъ реформаторомъ. Однажды Онъ даже сказалъ: «нищихъ вы всегда имѣете съ собою», и тѣмъ повидимому даль понять, что существующія отношенія существенно нс измѣнятся. Онъ не хотѣлъ быть
сѵді.рп спора о наслѣдствѣ и, несомнѣнно, столь же рѣшительно отклонилъ бы тысячи вопросовъ экономической и соціальной жизни.
4. И однако «никогда, даже въ буддизмѣ, религія не выступала съ такою мощною соціальною проповѣдью, и нигдѣ такъ не отожествлялась съ ней, какъ въ Евангеліи». Заповѣдью о любви къ ближнему Христосъ пролилъ свѣтъ во всѣ конкретныя отношенія жизни, въ міръ голода, нищеты и нужды, сообщивъ ей особенную силу тѣмъ, что изрекъ ее какъ заповѣдь чисто религіозную. Вся оцѣнка человѣка и вся его будущность опредѣляется тѣмъ, какъ онъ исполнилъ эту заповѣдь. Въ пей Христосъ далъ могучее средство противъ матеріальной нужды п бѣдноты. О любви къ ближнему не въ правѣ говорить тотъ, кто можетъ терпѣть, чтобы подлѣ него томились п погибали отъ нищеты. «Евангеліе не только проповѣдуетъ солидарность и взаимопомощь;—въ этой проповѣди его существенное содержаніе. Въ этомъ смыслѣ оно въ глубочайшей своей основѣ соціалистично». «Его тенденція къ взаимному союзу и братству не случайное явленіе въ его исторіи, а существенный элементъ его природы... Соціализмъ, покоющійся на предположеніи противоположныхъ интересовъ, оно хочетъ превратить въ соціализмъ, основывающійся на сознаніи духовнаго единства. Въ этомъ смыслѣ его соціальная проповѣдь не можетъ быть превзойдена». Все, что мы считаемъ необходимымъ для «достойнаго человѣка существованія», — жилище, достаточное ежедневное питаніе, опрятность,—всѣ эти потребности были затронуты Имъ, и удовлетвореніе ихъ Онъ считалъ необходимымъ условіемъ земного существованія. Кто самъ не въ силахъ удовлетворить имъ, тому должны помочь другіе. И помогать бѣднымъ мы должны не какъ нашимъ рабамъ, а какъ братьямъ. Евангеліе не даетъ точныхъ предписаній, какъ должно намъ пользоваться богатствомъ; но оно не оставляетъ сомнѣнія, что мы должны смотрѣть па себя не какъ на собственниковъ, а какъ на домоправителей, поставленныхъ для служенія ближнимъ. Христосъ признавалъ даже, невидимому, возможность такихъ отношеній между людьми, при которыхъ богатство, какъ частная собственность въ строгомъ смыслѣ, не существуетъ. Но это вопросъ, рѣшеніе котораго зависитъ отъ пониманія эсхатологіи Іисуса, и отвѣтъ на него дать не легко.
§ 4. Въ послѣднее время особенно сильно пропагандируется взглядъ, видящій въ ученіи Христа отрицаніе всякихъ право-
выхъ отношеніи, на которыхъ зиждется весь современный строй государственной и политической жизни. Тотъ моментъ въ исторіи христіанства, говоритъ Зомъ, когда оно допустило у себя правовыя учрежденія, былъ его грѣхопаденіемъ. По ученію гр. Толстого, Евангеліе безусловно запрещаетъ настаивать на своемъ правѣ, и никто, даже и правительство, не должно оказывать внѣшняго противодѣйствія злу. Правительство и право просто должны перестать существовать. Для нѣкоторыхъ такой идеалъ представляется и осуществимымъ; но для большинства выводъ получается тотъ, что христіанство и дѣйствительная жизнь несоединимы. Это сознаніе практической непригодности христіанства еще болѣе обостряется въ виду нынѣшней борьбы низшаго сословія за свои права. Согласима ли такая борьба съ христіанскимъ настроеніемъ? Не заповѣдало ли Евангеліе отрекаться отъ своего права, не говоря уже объ исканіи его? Нс должны ли мы поэтому убѣждать рабочихъ исключительно къ покорности и терпѣнію? Даже люди, которые охотно желали бы руководиться указаніями Христа, какъ напр. серьезные мужи въ кругахъ соціалъ-демократовъ, жалуются, что въ этомъ пунктѣ Евангеліе оставляетъ ихъ, что оно убиваетъ стремленіе, правоту котораго они сознаютъ съ чистой совѣстью, что своимъ требованіемъ терпѣнія и покорности оно усыпляетъ всякую живую энергію и обезоруживаетъ всякаго, кто хочетъ бороться. Такіе люди говорятъ это съ сожалѣніемъ и скорбью; другіе съ внутреннимъ удовольствіемъ. Мы всегда сознавали.— заявляютъ послѣдніе,—что Евангеліе годится не для здоровыхъ и сильныхъ людей, а для блаженныхъ; оно не знаетъ и знать не хочетъ о томъ, что жизнь, особенно современная, есть борьба, борьба за свое право. — Бъ рѣшительной противоположности этому взгляду стоитъ другой. Евангеліе, утверждаютъ его поборники, защищаетъ право и всѣ правовыя отношенія, даже освящаетъ ихъ и тѣмъ самымъ возводить ихъ въ божественную сферу.
«Что касается послѣдняго взгляда, то не требуется многихъ словъ. Говорить, что Евангеліе защищаетъ и освящаетъ все, что въ данный моментъ представляется какъ право и правовыя отношенія, значить поносить Его. Допускать и терпѣть—иное дѣло, чѣмъ утверждать п сохранять».
Но и первый взглядъ представляетъ крайность.
Прежде всего; при оцѣнкѣ словъ Евангелія, относящихся къ данному вопросу, но слѣдуетъ забывать историческихъ усло-
він. среди которыхъ стоялъ Іисусъ. Еврейскій народъ, въ большей своей половинѣ, зналъ право только какъ насиліе и изъ поколѣнія въ поколѣніе тщетно добивался своихъ нравъ. Естественно. что «въ такомъ народѣ съ необходимостью должно было возникнетъ сомнѣніе вообще относительно права, сомнѣніе какъ вт, возможности получить на землѣ право, такъ—въ обратномъ направленіи—н въ нравственной допустимости права». Отсюда слѣдуетъ, что было бы несправедливо слова Христа прямо примѣнять къ нашимъ теперешнимъ правовымъ отношеніямъ, которыя выросли отчасти на почвѣ христіанства. Но если Христосъ и раздѣлялъ въ слабой мѣрѣ ото общее убѣжденіе униженныхъ и обиженныхъ, то. съ другой стороны, Онъ непоколебимо быль увѣренъ, что Богъ въ концѣ концовъ даетъ торжество праву. Не дѣлаетъ Оігь этого здѣсь, дѣлаетъ тамъ— за гробомъ. Что Христосъ признавалъ, слѣдовательно, право, объ этомъ не можетъ быть п сомнѣнія. Только то право, которое проводится съ насиліемъ,—и слѣдовательно, какъ неправда,— отрицалъ Онъ. Въ торжествѣ же истиннаго права Онъ убѣжденъ былъ до такой степени, что не видѣлъ даже необходимости для него прибѣгать къ силѣ, чтобы оставаться правомъ. Здѣсь мы имѣемъ ключъ къ пониманію тѣхъ изреченій Спасителя, въ которыхъ Онъ заповѣдуетъ ученикамъ полное отреченіе отъ преслѣдованія собственнаго права. На эти изреченія вѣчно ссылаются въ доказательство того, что Евангеліе осуждаетъ право и всю жизнь, зиждущуюся па правовыхъ отношеніяхъ, и тѣмъ доказываетъ свою житейскую непригодность; па нихъ же указываютъ всегда и въ доказательство измѣны Евангелію. Но, во-первыхъ.—дѣйствительно ли такъ уже прс-мірно, невозможно требованіе, предъявляемое въ этихъ изреченіяхъ? «Не внушаемъ ли и мы въ кругу семьи и нашихъ друзей поступать такъ же и не платить зломъ за зло, отвѣчать браныо на брань? Устоитъ ли какая-нибудь семья или союзъ, если каждый только и будетъ думать о своемъ правѣ н не научится отказываться отъ него, даже при нападеніи? Іисусъ смотритъ на своихъ учениковъ какъ на кругъ друзей, а за нимъ видитъ имѣющій образоваться и распространиться братскій союзъ». Во-вторыхъ,—не должно останавливаться на буквѣ изреченій и придавать имъ характеръ законовъ, правовыхъ предписаній. «Должно ли отказываться во всѣхъ случаяхъ отъ своего права и предъ врагомъ, должно ли пользоваться исключительно оружіемъ кротости? Должно ли,—говоря съ Толстымъ,—правя-
тельство не наказывать (и слѣдовательно вообще исчезнуть), должны ли народы не вступаться за свой домъ и кровь, когда па нихъ беззаконно нападаютъ? Я осмѣливаюсь утверждать, что всѣхъ такихъ случаевъ Христосъ совсѣмъ не имѣлъ въ виду при указанныхъ словахъ, и распространять ихъ въ этомъ направленіи было бы грубымъ и опаснымъ заблужденіемъ: Онъ всегда имѣлъ въ виду только индивидуума и постоянное настроеніе сердца въ любви. Что такое настроеніе при защитѣ собственнаго права, при совѣстномъ отправленіи суда и серьезномъ выполненіи наказанія вообще устоять не можетъ, это предразсудокъ».
Но что особенно нужно имѣть въ виду при разсмотрѣніи даннаго вопроса.—и это прежде всего должны понять тѣ, кто жалуется на Евангеліе, какъ на врага ихъ стремленій къ созиданію благополучія низшихъ сословій,—это то, что Евангеліе совершенно не занимается мірскими дѣлами, что оно стоитъ выше вопросовъ о земномъ благополучіи, что оно заботится не о вещахъ, а о душахъ людей. Евангеліе обращается къ внутреннему человѣку, который остается вѣчно одинъ и тотъ же, въ какихъ бы условіяхъ онълш находился. «Царство Мое не отъ міра сего». Эти слова исключаютъ не только политическую теократію, которой хочетъ папство, но запрещаютъ и всякое прямое вмѣшательство религіи въ земныя отношенія. «Положительно же Евангеліе говоритъ намъ: кто бы ты ни былъ, и въ какомъ положеніи ни находился, рабъ ты или свободный, борешься или остаешься спокоенъ,—твоя настоящая задача остается всегда одна и та же: для тебя есть только одно отношеніе, одно настроеніе: быть сыномъ Божіимъ и гражданиномъ царствія Божія и проявлять любовь. Какъ ты устроишься въ земной жизни и какимъ образомъ хочешь ты служить своему ближнему, это предоставлено тебѣ и твоей свободѣ. Итакъ, будемъ бороться, искать, добиваться правъ угнетеннымъ, устроятъ земныя отношенія, какъ намъ позволяетъ чистая совѣсть, и какъ намъ кажется лучше для нашего ближняго, по не дожидаемся при этомъ никакой прямой помощи отъ Евангелія, ничего нс требуемъ эгоистически для насъ самихъ, и не забываемъ, что міръ преходитъ не только съ его удовольствіями, но и съ его порядками и благами!»
$ 5. То же самое недоразумѣніе или непониманіе христіанства. которое лежитъ въ основѣ только что разсмотрѣннаго взгляда, порождаетъ ошибочное представленіе и объ отношеніи
Евангелія къ культурному труду и прогрессу. Въ наши дни особенно слышатся жалобы на недостатокъ въ Евангеліи сочувствія п интереса къ humanum въ смыслѣ науки, искусства и всей вообще культуры. Христосъ, говорятъ, нигдѣ не призываетъ къ энергичному труду и движенію впередъ; напрасно было бы искать въ Его словахъ выраженія радости и поощренія къ бодрой дѣятельности; идеальныя блага, обозначаемыя словами: наѵка и искусство, лежатъ совершенно внѣ круга Его зрѣнія. ІІо словамъ Д. Фр. Штрауса, въ этомъ заключается фундаментальный недостатокъ Евангелія, и по одному уже тому Евангеліе должно быть признано устарѣлымъ и неподходящимъ для нашей жизни, что оно совершенно безучастно относится къ культурѣ и ея успѣхамъ.
Отвѣтъ въ данномъ случаѣ можетъ быть таковъ.
Во первыхъ,—какая была бы польза, если бы Евангеліе не имѣло этого «недостатка»? Если бы оно съ живымъ участіемъ отнеслось къ указаннымъ вопросамъ, то по меньшей мѣрѣ не навлекло ли бы оно на себя подозрѣнія, что впутывается въ нихъ? «Трудъ, искусство, наука, прогрессъ культуры существуютъ не in abstracto, а всегда только въ опредѣленныхъ фазахъ извѣстнаго времени. Евангеліе, слѣдовательно, должно было бы связать себя съ ними. Но фазы измѣняются. На примѣрѣ римско-католической церкви мы нынѣ можемъ видѣть, какимъ тяжкимъ бременемъ для религіи является связь ея съ опредѣленной культурной эпохой. Въ средніе вѣка эта церковь принимала самое живое участіе во всѣхъ вопросахъ прогресса и культуры; и незамѣтно отожествила свое святое наслѣдіе и свою собственную задачу съ тѣми положеніями, правилами и интересами, которые она пріобрѣла тогда. Теперь опа такъ сказать пригвождена къ философіи, соціалъ-экономіи, словомъ—ко всей культурѣ средневѣковья. Какія, напротивъ, великія услуги оказало Евангеліе, взявъ въ мощныхъ аккордахъ тоны религіи и изгнавъ всякую другую мелодію!»
Во вторыхъ. Трудъ и прогрессъ культуры, конечно, цѣнныя вещи. Однако высшій идеалъ не въ нихъ. Они не могутъ дать душѣ дѣйствительнаго удовлетворенія. Правда, трудъ доставляетъ удовольствіе; однако—не для тѣхъ, кто обреченъ всю жизнь проводить въ тяжелой изнурительной работѣ. Объ удовольствіи труда громче говорятъ тѣ, кто неособенно утруждаетъ себя. Настоящій же труженникъ всегда съ нетерпѣніемъ ожидаетъ конца трудового дня. «А результаты! Лишь только
вы кончили, ш.і можете всякую работу начать продѣлывать вновь, а эта неудовлетворенность тяжело надаетъ на душу и совѣсть. Нѣтъ, мы живемъ не постольку, поскольку трудимся, а поскольку находимъ отраду въ любви къ намъ и сами любимъ». «Трудъ драгоцѣнный клапанъ, которымъ мы пользуемся въ предотвращеніе большихъ зо.ть; но самъ но себѣ онъ отнюдь не абсолютное благо, и мы нс можемъ поставить его въ рядъ съ нашими идеалами». То же надо сказать и о прогрессѣ культуры. Можно съ благодарностью принимать все, что онъ даетъ. Но человѣкъ съ глубокимъ чувствомъ не можетъ не сознавать, что его внутреннее положеніе, коренныя отношенія, въ которыхъ стоитъ онъ, чрезъ дары культуры существенно не измѣняются. Культурный прогрессъ создаетъ только минутныя иллюзіи, что онъ сдѣлалъ жизнь легче. «Когда становишься старше, и глубже всматриваешься въ жизнь, то находишь,—если только вообще имѣешь внутренній міръ.—что чрезъ внѣшній ходъ вещей, чрезъ этотъ культурный прогрессъ, ты не подвинулся впередъ. Напротивъ, находишь себя на томъ же старомъ мѣстѣ и долженъ искать тѣхъ же силъ, которыхъ искали и предки. Нужно сродниться съ Царствіемъ Божіимъ, съ царствомъ вѣчности и любви, и тогда поймешь, что Іисусъ Христосъ желалъ только свидѣтельствовать и говорить объ этомъ царствѣ, и благодаришь Его за это».
Въ третьихъ,—у Христа было живое и твердое сознаніе объ аггрессивной и возбудительной силѣ своей проповѣди. Если о силахъ любви, которыя должны пересоздать міръ. Онъ говорилъ слишкомъ просто, сообразуясь съ ближайшими потребностями,—напитать голоднаго, одѣть нагого,—то несомнѣнно все-же, что Его взору предносилось необъятное внутреннее измѣненіе человѣчества: «Одинъ вашъ Учитель, вы же всѣ братья». Затѣмъ, въ познаніи Бога, которое открывалъ Христосъ, Онъ видѣлъ «источникъ, который долженъ оживить безплодную землю и источить потоки живой воды. Въ этомъ смыслѣ Христосъ говорилъ о немъ какъ высочайшемъ и единственно нужномъ благѣ, какъ условіи всякаго возвышенія и, должны мы прибавить, всякаго дѣйствительнаго развитія и прогресса». Наконецъ. Онъ видѣлъ въ будущемъ царство правды, любви и мира на землѣ. Какъ и чѣмъ распространяется это царство, Онъ показалъ въ причтѣ напр. о виноградникѣ пли о талантахъ. «Заботы дня, трудъ, пріумноженіе, движеніе впередъ, но все это поставлено на служеніе Богу и ближнему,
озарено свѣтомъ вѣчности и изъято отъ служенія преходящему!»
Итакъ, «и въ данномъ пунктѣ намъ приходится не учить Квангеліе, а отъ него учиться. Оно говоритъ намъ о дѣйствительномъ трудѣ, который человѣчество должно совершатъ, и мы нс должны прятаться отъ его проповѣди за нашъ жалкій, культурный трудъ».
^ 6. Всѣ разсмотрѣнные четыре вопроса тѣснѣйшимъ образомъ связаны между собою. «Всюду, гдѣ отвѣй» давался неправильный. причина заключалась въ томъ, что недостаточно высоко ставили Евангеліе, низводили его такъ или иначе на уровень земныхъ вопросовъ и сплетали его съ послѣдними. Другими словами: Евангеліе съ своими силами обращается къ глубочайшимъ основамъ человѣческаго существа и только къ нимъ. Исключительно здѣсь хочетъ оно примѣнять свою силу. Поэтому, кто не сумѣлъ дойти, до корней человѣчества, кто ихъ не замѣчаетъ,, и не знаетъ, тотъ не пойметъ Евангелія, будетъ пытаться его профанировать или жаловаться на его непригодность».
Такъ 1 заключаетъ Гарцакъ разборъ этихъ четырехъ вопросовъ,—и это послѣднія слова въ его апологіи христіанству.
По искреннему убѣжденію самого Гарнака, онъ остается въ роли апологета и далѣе. Желаніе его все то же: устранить помѣхи, которыя преграждаютъ современному образованному человѣку путь, къ Евангелію. И пріемъ защиты остается тотъ же: христіанство проще и выше, чѣмъ хотятъ его сдѣлать,—эта мысль попрежнему остается руководящей. Но этотъ пріемъ оказывается однако уже не созидающимъ, а разрушающимъ.— хотя въ другихъ рукахъ онъ могъ бы и не быть таковымъ. Вмѣсто устраненія препятствій съ пути производится подмѣна самой цѣли стремленія, н возвышеніе христіанства въ дѣйствительности превращается въ выпареніе его.
Чтобы быть христіаниномъ, нужно признавать «христоло-гію»,—исповѣдывать двѣ природы во Христѣ,—божескую и человѣческую,—при единствѣ липа. Въ этомъ требованіи заключается, чо мысли Гарнака. самая главная и самая худая преграда, заставляющая образованнаго человѣка нашего времени отвертываться отъ христіанства. Уже самая исторія этого ученія, ио мнѣнію Гарнака, но служитъ къ его лучшей рекомендаціи. «Ради какого-нибудь оттѣнка здѣсь люди разрывали братское общеніе, и тысячи были опозорены, отвергнуты, закованы въ
цѣни и проданы смортн. Это ужасная исторія. На почвѣ «хри-стологіи» люди сковали изъ своего религіознаго ученія страшное оружіе и распространили страхъ и ужасъ. И такое положеніе дѣла все еще продолжается: на христологію смотрятъ такъ, какъ будто въ Евангеліи нѣтъ никакого другого вопроса, и фанатизмъ, который ее сопровождаетъ, даже и нынѣ остается еще въ силѣ». Между тѣмъ достаточно только «безпристрастнымъ взоромъ» посмотрѣть на Евангеліе, чтобы увидѣть, кто былъ Христосъ и какого отношенія требовалъ Онъ къ Себѣ отъ насъ, и понять нс только безполезность, но и положительный вредъ христологін.
Христосъ называлъ Себя Сыномъ Божіимъ и Мессіей (Сыномъ Давида, Сыномъ Человѣческимъ).
Въ какомъ смыслѣ понимать первое названіе, объ этомъ говорятъ слова Христа: «Никто не знаетъ Сына, кромѣ Отца; и Отца не знаетъ никто, кромѣ Сына, и кому Сынъ хочетъ открыть». «Богопознаніе и есть сфера богосыновства. Именно въ этомъ богопознаніи Іисусъ научился знать Святое Существо, которое правитъ небомъ и землею, какъ Отца, какъ своего Отца. Его сознаніе о томъ, что Онъ Сынъ Божій, есть, слѣдовательно, ничто иное, какъ практическое слѣдствіе познанія Бога какъ Отца и своего Отца. Правильно понятое, богопознаніе составляетъ все содержаніе наименованія Сынъ». Но принтомъ Христосъ «убѣжденъ былъ, что Онъ знаетъ Бога такъ, какъ никто до Него, и сознавалъ Свое призваніе сообщить это богопознаніе,—а вмѣстѣ съ тѣмъ и богосыновство,—всѣмъ другимъ». Въ силу этого Онъ сознавалъ Себя Сыномъ Божіимъ въ особомъ, исключительномъ смыслѣ и могъ говорить Мой Богъ, Мой Отецъ, влагая въ эти обращенія нѣчто такое, что свойственно было только Ему одному. Какъ Онъ дошелъ до этого сознанія, — это тайна, которую не разрѣшитъ никакая психологія, и предъ которой посему должно умолкнуть всякое изслѣдованіе.
Названіе «Мессія» для насъ теперь мертвое слово. Какъ не-іудеи мы не можемъ понять, что должно было означать это достоинство, какой имѣетъ оно объемъ и какую высоту. Смыслъ этого названія можетъ опредѣлить только историческое изслѣдованіе.
Мессіанское ученіе въ вѣкъ Христа не имѣло характера вполнѣ выработаннаго догмата. Только въ общихъ основныхъ чертахъ стояло оно твердо. Древнѣйшимъ и простѣйшимъ нред-
сдавленіемъ Мессіи, господствовавшимъ въ большей части на-|(0іа. было представленіе политическо-религіозное. Мессія— мѵдрый и могущественный царь, котораго воздвигнетъ Богъ изъ дома Давида, чтобы уничтожить всѣхъ враговъ народа Божія и основать всемірное царство Израиля, когда каждый сыпь его будетъ наслаждаться миромъ и радостью подъ своею смоковницей п своею лозою. Однако въ нѣкоторой части народа пробудилось уже сознаніе, что царство Божіе предполагаетъ и соотвѣтствующее нравственное устройство, и что оно можетъ придти только къ праведному народу. У такихъ людей, ѵ которыхъ религіозно-нравственные элементы начали получать перевѣсъ надъ національно-политическими, долженъ былъ естественно отступить на задній планъ и образъ Мессіи, какъ политическаго царя и вмѣсто него выступить образъ пророка. Приблизить Бога къ человѣку, даровать праведность и избавить отъ душевныхъ тяжкихъ мукъ,—вотъ дѣло Мессіи, предносившееся взору этихъ избранныхъ въ народѣ. И если эти новыя черты въ представленіи о Мессіи дѣлали возможнымъ то, что въ извѣстныхъ кругахъ могли уже принять за Мессію «совсѣмъ нецарственнаго проповѣдника покаянія въ рубищѣ изъ верблюжьяго волоса» и Самого Христа только потому, что Онъ проповѣдывалъ со властью, возвѣщалъ царствіе Божіе и совершалъ чудесныя исцѣленія, то въ нѣкоторой степени становится понятнымъ, какъ и Самъ Іисусъ, не смотря на Свое уничиженіе, пришелъ къ сознанію Себя Мессіей. Robur in infirmitate perficitur: сила и слава Божія не нуждаются для своего проявленія ни въ какой земной силѣ и земномъ блескѣ, и даже исключаютъ ихъ: есть иное величіе,—величіе святости и любви, спасающей и дѣлающей блаженнымъ человѣка,— вотъ что ясно было для сознанія Іисуса, когда Онъ назвалъ Себя Мессіей.
«Въ признаніи Іисуса Мессіей для каждаго вѣрующаго іудея дана была тѣснѣйшая связь проповѣди Іисуса съ Его личностью: въ дѣятельности Мессіи приходитъ Самъ Богъ къ своему народу; Мессіи, который совершаетъ дѣло Божіе и сѣ-днтъ одесную Бога на облакахъ небесныхъ, принадлежитъ поклоненіе».
Но въ какое отношеніе ставитъ Себя къ Евангелію Самъ Христосъ? Занимаетъ ли Онъ въ Евангеліи какое нибудь мѣсто?
Нѣтъ. Христосъ не входитъ въ Евангеліе какъ составная часть его содержанія. Богъ и душа, душа и ея Богъ,—въ
этомъ кругу исчерпывается все содержаніе Евангелія. «Христосъ не оставилъ никакого сомнѣнія въ томъ, что Богъ можетъ быть найденъ въ законѣ и пророкахъ, и дѣйствительно найденъ... Мытарь въ храмѣ, женщина у сокровищницы, блудный сынъ — вотъ Его примѣры. Всѣ они ничего не знаютъ о христологіи, и однако мытарь стяжалъ смиреніе, за которымъ слѣдуетъ оправданіе». Итакъ, «но Сынъ, а только одинъ Отецъ входитъ въ Евангеліе, какъ возвѣстилъ его Христосъ».
Христосъ не составная часть Евангелія. «Онъ есть личное его осуществленіе и сила».
Христосъ позналъ Бога такъ, какъ раньше никто еще не зналъ. Сообщая это Свое познаніе Бога, Христосъ и оказываетъ несравненную услугу «многимъ». И не только'чрезъ слово Онъ приводитъ ихъ къ Богу, по еще болѣе чрезъ то, что Онъ есть, что Онъ дѣлаетъ и что, наконецъ, Онъ терпитъ. Въ этомъ смыслѣ Онъ указывалъ на Себя какъ на того, кто можетъ дать успокоеніе труждающимся и обремененнымъ, и говорилъ, что Онъ пришелъ «отдать душу свою для искупленія многихъ». «Онъ знаетъ, что чрезъ Него начинается теперь новое время; Онъ знаетъ, что тысячи найдутъ въ Немъ Отца и пріобрѣтутъ жизнь— именно труждающіеся и обремененные; Онъ сознаетъ Себя сѣятелемъ, сѣющимъ доброе сѣмя: Его—поле, Его—сѣмя, Его— плодъ. Это отнюдь не какое-нибудь догматическое ученіе; это просто лишь выраженіе дѣйствительнаго положенія вещей, которое Онъ видитъ уже совершающимся и созерцаетъ съ пророческою увѣренностью въ будущемъ. Слѣпые видятъ, хромые ходятъ, глухіе слышатъ, нищимъ благовѣствустся—чрезъ Него... И что теперь Онъ совершаетъ лично, должно остаться и въ будущемъ рѣшительнымъ, сохраняющимъ свою энергію фактомъ чрезъ Его увѣнчанную смертію жизнь: Онъ есть путь къ Отцу; Онъ же есть, какъ Отцомъ поставленный, и судія».
Рѣшеніе вопроса о христологіи теперь яснѣе дня. Никакой христологіи Евангеліе не знаетъ и не допускаетъ, какъ и вообще «исповѣданія» въ смыслѣ признанія какого-нибудь теоретическаго догматическаго ученія. Единственное исповѣданіе, какое признавалъ Христосъ, состоитъ въ томъ, чтобы творить волю Божію. «Если даже Опъ говоритъ: І\то исповѣдуетъ Меня предъ людьми, того исповѣдаю и Я предъ Отцомъ Моимъ небеснымъ.—то имѣетъ въ виду послѣдованіе и разумѣетъ исповѣданіе въ настроеніи и дѣлѣ». «Какъ же далеко уходять
от'і. Его мысли и Его указаніи, когда ставятъ напередъ Еваи-гр іія христологпческоо исповѣданіе и учатъ, что сначала нужно правильно мыслить о Христѣ, а затѣмъ уже можно приступать къ Евангелію!.. Предъ проповѣдью Христа не стоитъ никакой преграды, которую нужно было бы сначала преодолѣть, никакого ига, которое нужно было бы напередъ подъять: мысли и увѣщанія Евангелія суть первыя и суть послѣднія; каждая душа стоитъ непосредственно предъ нимн» ‘).
Въ цѣломъ «апологія» Евангелія, данная берлинскимъ ученымъ. производитъ на насъ такое впечатлѣніе, какъ будто намъ сначала показали чудные лучи, дали почувствовать всю ихъ чарѵющую прелесть и пи съ чѣмъ несравнимость, объяснили ихъ дивную животворную силу, а въ концѣ концовъ поразили неожиданнымъ открытіемъ, что лучи эти исходятъ не изъ свѣтлой точки, а изъ пустого темнаго пространства. II мы говоримъ: этого быть не можетъ!
Въ христіанствѣ безъ Божества Хрпста нѣтъ солнца, а было бы только—правда, чудное, но не животворное—сіяніе луны 2).
Петръ Лепорскій.
’) На ряду съ этой „апологіей“ надо поставить и то, что сказано Варнакомъ о чудесахъ Христовыхъ, Его воскресеніи и значеніи крестной смерти. Взгляды Гаркака на эти вопросы стоятъ и падаютъ вмѣстѣ съ воззрѣніемъ его на лицо Спасителя. Входить въ разборъ этихъ частныхъ пунктовъ мы пе считаемъ ни необходимымъ, ни даже цѣлесообразнымъ въ полемикѣ съ тѣмъ, кго исходитъ изъ положенія, что Христосъ не былъ Богомъ, и потому ограничиваемъ свою задачу какъ въ изложеніи, такъ и въ критикѣ, только однимъ общимъ вопросомъ о Божествѣ Христа.
-) Продолженіе слѣдуетъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
