CC BY
10
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
Е.П. Аквилонов
О божественности христианства и превосходстве его над буддизмом и мохаммеданством
Опубликовано:
Христианское чтение. 1903. № 6. С. 850-861.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
О божественности христіанства и о превосходствѣ его
НАДЪ БУДДИЗМОМЪ II МОХАММЕДАНСТВОМЪ *).
3. Выступленіе Господа Іисуса на проповѣдь.—Характеристика Его ученія по сравненію съ буддійскимъ и мохаммеданскимъ.—Проповѣдь о царствѣ небесномъ. — Христіанское „обращеніе“. — искупленіе и его отличіе отъ буддійскаго.—Чудеса Христовы, возраженія противъ чудесъ, отличіе послѣднихъ отъ мусульманскихъ.—Общее заключеніе о разсматриваемыхъ
религіяхъ.
6Ъ САМЫХЪ ігсрііых ь дней своего общественнаго служенія Господь Іисусъ Христосъ проявляетъ Себя необыкновеннымъ Посланникомъ Божіимъ. Въ Его проповѣди нѣтъ даже и тѣни безпомощнаго, затруднительнаго, ошибочнаго начала, изъ котораго только съ постепенностью развивался бы болѣе совершенный способъ ученія: отсутствуютъ малѣйшее колебаніе или неувѣренность въ отысканіи правильнаго выраженія религіозныхъ идей, особенно ярко выступающія въ проповѣдяхъ исламскаго пророка; отъ начала до конца здѣсь говоритъ увѣренный въ Себѣ богопросвѣщенный Наставникъ, не вт> человѣческой школѣ получившій свое образованіе, а отъ небеснаго Отца, Который «любитъ Сына п вся показуетъ Ему». Слыіішмъ-ліі мы первоначальныя или позднѣйшія рѣчи Господа — ни тѣ не являются болѣе юношескими, пи эти — болѣе зрѣлыми или закопченными, но всѣ одинаково носятъ печать божественнаго совершенства. Какъ трудна была учительная задача Господа Іисуса! Совершенію новую, доселѣ неслыханную проповѣдь о совершившемся пришествіи па землю
) Продолженіе. См. апрѣль.
Единороднаго Сына Божія, а вмѣстѣ и о наступленіи небеснаго царства, требовалось облечь въ такую форму, въ которой опа была бы понятна не однимъ только премудрымъ и разумнымъ, но всѣмъ безъ различія, начиная съ простыхъ и уничиженныхъ міра, и въ то же время нисколько не теряла бы изъ своего глубочайшаго содержанія. Господь Іисусъ съ безпримѣрнымъ превосходствомъ исполнилъ свою миссію. Въ своихъ, взятыхъ изъ повседневной жизни, притчахъ Онъ съ неподражаемымъ умѣньемъ изложилъ предъ слушателями возвышенное ученіе о царствѣ небесномъ.
Съ трогательной простотою и ничѣмъ совнѣ не выдѣляясь отъ самыхъ заурядныхъ людей безвѣстнаго Назарета, открылъ Христосъ свою проповѣдь словами I. Крестителя: «покайтесь, ибо приблизилось царство небесное»! Намѣренно Проповѣдникъ не выставлялъ на первый планъ свое Лицо, по предупредительно заслонялъ Его въ притчахъ о названномъ царствѣ, предоставляя самимъ слушателямъ выводить изъ послѣднихъ близкое заключеніе о самомъ Проповѣдникѣ. Въ принтахъ Мѳ. 13 Христосъ излагаетъ развитіе, въ эсхатологическихъ рѣчахъ Мо. 24 и 25—завершеніе и въ нагорной пронбвѣди—существо царствія небеснаго. Царство небесное, царство Божіе—эти два выраженія, первое изъ которыхъ употребляется преимущественно евангелистомъ Матоеемъ. означаютъ въ сущности одно н тоже, ибо царство небесное становится именно таковымъ только потому, что самъ Богъ является Его царемъ.
Что же означаетъ оно'? нирвану? приснившійся рай? ожидаемую въ будущемъ награду, въ смыслѣ эквивалента совершенныхъ па землѣ дѣлъ? Отвѣть на предложенные вопросы даетъ самъ Христосъ. «Бывъ спрошенъ фарисеями, когда пріидетъ царствіе Божіе, отвѣчалъ имъ: не пріидетъ царствіе Божіе примѣтнымъ образомъ, п не скажутъ: вотъ, оно здѣсь, или: вотъ. тамъ. Ибо вотъ, царствіе Божіе внутрь васъ есть». Въ этомъ заключается, но словамъ самого Христа, «тайна». Опа не можетъ быть выражена въ словахъ, не поддается также и логическому опредѣленію: и, тѣмъ не менѣе, самъ же Спаситель стремится посредствомъ притчей приблизить ее къ пониманію слушателей: «царствіе Божіе подобно горчичному сѣмени» па нолѣ, оно меньше всѣхъ сѣмянъ: но, при старательномъ уходѣ, изъ сѣмени произрастаетъ дерево, такъ что «птицы небесныя укрываются въ вѣтвяхъ его». Царство небесное подобно «закваскѣ, которую женщина взявши положила въ три
мѣры муки, доколѣ не вскисло все». Яснѣе всего царствіе небесное является подъ образомъ «зарытаго въ полѣ сокровища». Что поле означаетъ міръ,—ото ясно выражено Христомъ». Итакъ, въ этомъ мірѣ. т. е. въ земной жизни находится зарытымъ сокровище; внутри насъ самихъ сокрыто царствіе небесное: здѣсь оно открывается, а тамъ, въ загробномъ мірѣ, достигаетъ своего полнаго раскрытія—откровенія. Такова тайна царствія небеснаго, какъ выражается самъ Спасителъ, и въ тоя;е время ото тайна Его собственной жизни, тайна Его Лица. У Христа нѣтъ, какъ у Будды, отвращенія отъ жизни, а, наоборотъ, у Него «обращеніе» въ другую сторону направленія жизни, по Его же словамъ: если не «обратитесь, то не войдете въ царство небесное». Здѣсь не какъ у Будды—пѣтъ только ученія; здѣсь пѣгъ никакого органическаго соприкосновенія съ іудейской мудростью; наоборотъ, подлинно изъ другого міра слышатся эти изреченія: «блаженны кроткіе, ибо они наслѣдуютъ землю. Блаженны чистые сердцемъ, ибо они Бога узрятъ... Бозмите иго Мое на себя и научитесь отъ Меня, потому что Я кротокъ и смиренъ сердцемъ, и обрящете покой душамъ вашимъ, ибо иго Мое благо и бремя Мое легко есть». Такъ еще никто не говорилъ до Христа и послѣ Него никто не сказалъ и не скажетъ ничего лучшаго. Но эти рѣчи, какъ легко видѣть, отнюдь не имѣютъ характера «ученія», а подобно тому, какъ интонація голоса, посредствомъ чего-то таинственно-невыразимаго. посредствомъ персоналыгѣйшаго самой персоны, восполняетъ то, что мы знаемъ о человѣкѣ изъ очертаній его лица и по его дѣйствіямъ, такъ, полагаемъ, и въ этихъ рѣчахъ Христовыхъ слышится Его голосъ: можетъ быть, въ точности намъ неизвѣстны Его слова (о чемъ свидѣтельствуютъ различные варіанты въ ихъ передачѣ евангелистами), при всемъ томъ, съ исключающею всякую тѣнь сомнѣнія достовѣрностью до нашего слуха доносится незабвенный тонъ их ъ и отсюда достигаетъ сердца. И вотъ, мы открываемъ глаза и видимъ этотъ образъ, эту жизнь! Чрезъ тысячелѣтія доносятся къ намъ Его слова: «научитеся отъ Мене!» и мы теперь понимаемъ значеніе ихъ: бытъ подражателями Христу, жить, какъ жилъ Христосъ, умереть, какъ умеръ Онъ, — въ этомъ состоитъ царствіе небесное, въ этомъ—вѣчная жизнь.
Въ наше время, въ которое такъ часто приходится сталкиваться съ пессимизмомъ и съ отрицаніемъ свободной воли, нѣкоторые и во Христѣ хотятъ видѣть проповѣдника мрачной
философіи самоуничтоженія. Но если понятія о крайнемъ пессимизмѣ и детерминизмѣ приложить къ Буддѣ, то послѣдній будетъ представлять собою ихъ конкретное воплощеніе, какъ, и наоборотъ, Христосъ—совершенное отрицаніе. Если царствіе Божіе въ пасъ, то причемъ же пессимизмъ? Какимъ образомъ человѣкъ будетъ представляться только страждущимъ и па одно горе рожденнымъ существомъ, если въ его сердцѣ заключается начало божественной жизни? Какъ мы назовемъ итогъ міръ «худшимъ изъ всѣхъ возможныхъ міровъ», если съ нимъ лобзается само небо? Такая мрачная философія— не христіанская. Самъ Спаситель горько изобличаетъ мертвенныхъ книжниковъ, которые затворяютъ царствіе небесное предъ людьми, и сами не входятъ въ него и хотящихъ войти не пускаютъ, н, наоборотъ, славословитъ своего Отца за то, что Онъ «сокрылъ сіе отъ премудрыхъ и разумныхъ и открылъ младенцамъ». Самъ Христосъ, по выраженію одного изъ древнихъ апологетовъ, не былъ «софистомъ», «но силаБожія обитала въ Немъ». «Въ Томъ животъ бѣ»,—и вотъ почему: Спаситель не отвращался прочь отъ жизни, а, наоборотъ, обращался къ ней. Происходящій изъ внутренней Азіи, не буддизмомъ впервые открытый, а только подтвержденный имъ, пессимистическій аскетизмъ съ его міроненавистничествомъ достигъ границъ Галилеи; но кто же назоветъ Христа проповѣдникомъ унылаго монашества въ буддійскомъ духѣ? Наоборотъ, въ противоположность своему Предтечѣ, «пришелъ Сынъ Человѣческій, ѣстъ и пьетъ; и говорятъ: вотъ, человѣкъ, который любитъ ѣсть и нить вино, другъ мытарямъ и грѣшникамъ». Впрочемъ, Господь Іисусъ представляетъ намъ образецъ абсолютнаго воздержанія отъ многаго, чѣмъ наполняется жизнь большинства людей; но ото воздержаніе и есть то именно «обращеніе», которое ведетъ въ царство небесное, и является не внѣшнимъ, а чисто внутреннимъ подвигомъ. Чему учитъ Будда, то представляетъ собой въ нѣкоторомъ родѣ физическое явленіе, ото—фактическое умерщвленіе тѣлеснаго и душевнаго человѣка; желающій искупленія долженъ дать три обѣта: цѣломудрія, бѣдности и послушанія. У Христа нѣтъ ничего подобнаго: Онъ присутствуетъ на бракѣ въ Канѣ галилейской, а самый бракъ объявляетъ святымъ установленіемъ. Правда, богатство Онъ называетъ препятствіемъ къ обращенію: «удобѣе велбудѵ сквозѣ иглины уши пройти, нежели богагу въ царствіе Божіе внити», но тотчасъ прибавляетъ, — и въ атомъ заключается самое главнное,—что «невозможное у человѣковъ
возможно у Бога». Опять предъ нами одно изъ такихъ мѣстъ, которое не могло бытъ вымышлено, ибо нигдѣ въ цѣломъ свѣтѣ не находится ничего подобнаго. И прежде раздавались громовыя рѣчи противъ пристрастія къ богатству, по онѣ не предвосхитили Христова ученія. Для Христа богатство есть нѣчто совершенно внѣшнее, обладаніе которымъ не можетъ служить неодолимымъ препятствіемъ къ спасенію, ибо Онъ имѣетъ въ виду только внутреннее обращеніе,—что впослѣдствіи такъ неподражаемо выразилъ апостолъ языков ъ въ чудномъ гимнѣ хр. любви. Богатому юношѣ Спаситель сказалъ: «если хочешь совершенъ быти, иди, про-даждь имѣніе твое и даждъ нищимъ»; апостолъ дѣлаетъ слѣдующее разъясненіе этихъ словъ: «и если я раздамъ нищимъ все имѣніе свое, а не буду имѣть любви, то нѣтъ мнѣ въ томъ пользы». Кто видитъ предъ собою только одну смерть, тотъ пусть довольствуется бѣдностью, цѣломудріемъ и послушаніемъ, а избирающій жизнь думаетъ о высшихъ предметахъ.
Что касается христіанскихъ заповѣдей о смиреніи, о терпѣніи, о любви къ врагамъ, то, имѣя нѣкоторое сходство по буквѣ съ буддійскими нравственными правилами, онѣ, діаметрально противоположны имъ по духу. Всякая перенесенная обида для Будды представляется умираніемъ, а для Христа— средствомъ, пролагающимъ путь евангельскому воззрѣнію на жизнь: «блаженны изгнанные за правду, ибо ихъ есть царство небесное». Но если мы теперь переступимъ внутреннюю сферу и займемся вопросомъ — нужно замѣтить: самымъ существеннымъ — о направленіи воли, то услышимъ на первый взглядъ поразительныя слова: «думаете ли вы, что Я пришелъ принести миръ на землю? Нѣтъ, говорю вамъ, но раздѣленіе; ибо отнынѣ пятеро въ одномъ домѣ станутъ раздѣляться, трое противъ двухъ, и двое противъ трехъ. Ибо Я пришелъ раздѣлить человѣка съ отцомъ его, и дочь съ матерью ея, и невѣстку со свекровью ея». Не миръ, но мечъ! Нельзя не отнестись внимательно къ этому тону, если только кому либо угодно понять явленіе Христа. Вся Его жизнь представляетъ собой открытую борьбу не съ формами цивилизаціи, культуры и религіи, которыя Онъ находилъ вокругъ Себя, — Онъ соблюдалъ требованія
в.-завѣтнаго закона и повелѣлъ платить дань кесарю, — но съ внутреннимъ настроеніемъ человѣка, съ тѣми сокровенными побужденіями, изъ которыхъ рождаются извѣстные поступки, съ тою цѣлью, которая кроется позади поступковъ. Съ всемірно-исторической точки зрѣнія явленіе Христа означаетъ собою
пиленіе новаго родоначальника. Линней различалъ столько же расъ, сколько цвѣтовъ кожи: новый «цвѣтъ воли» навѣрно глубже проницаетъ организмъ, по сравненію съ накожнымъ пигментомъ. И самъ Родоначальникъ новаго человѣчества не допускаетъ никакого компромисса: одно изъ двухъ: или Богъ, или мамона. «Обращающійся», въ случаѣ нужды, долженъ оставить. даже, самыхъ близкихъ къ себѣ лицъ и слѣдовать за Христомъ, — не для смерти, какъ въ буддизмѣ, а для жизни. Въ этомъ пунктѣ прекращается всякая саптнментальпость: кто погибъ-погибъ, и о такомъ даже не проливается слезъ: «оставьте мертвымъ погребать своихъ мертвецовъ». Именно здѣсь для иныхъ является искушеніе—обезличить Христа со стороны неумолимой требовательности Его, исключающей служеніе двумъ господамъ, конкретнымъ выраженіемъ чего служатъ «интерконфессіоналыіые религіозные конгрессы», па которыхъ духовныя лица чуть не со всего свѣта жмутъ другъ другу руки, а многочисленные свидѣтели привѣтствуютъ это, какъ выраженіе истинно-христіанскаго братства. Можетъ быть, съ какой-либо точки зрѣнія это и хорошо, но только Христосъ не послалъ бы сюда ни одного изъ своихъ апостоловъ. Слово крестное или безуміе, или же—сила Божія. Самъ Господь утвердилъ между ими непроходимую пропасть и стражемъ ея поставилъ огненный «мечъ». Понимающій явленіе Христа не будетъ удивляться этому.—Когда Спаситель учитъ: «кто ударитъ тебя въ правую ланиту, обрати къ нему и другую; и кто захочетъ судиться съ тобою и взять у тебя рубашку, тому отдай и верхнюю одежду» — ученіе, которое оправдалъ своимъ поразительнымъ примѣромъ самъ Распятый,— го кто не видитъ, что оно тѣсно связано съ дальнѣйшимъ: «любите враговъ вашихъ, благословляйте проклинающихъ васъ», и что здѣсь съ неотразимою очевидностью выражается то внутреннее обращеніе, но только не съ буддійской пассивностью, а въ высочайшей формѣ живого дѣйствія? Въ заповѣдяхъ Христовыхъ—не требованіе одного только самообладанія, но такое «обращеніе» воли, вступленіе въ сокровенное царствіе Божіе, то «новорождсніе», которымъ обусловливается полное видоизмѣненіе «чувствованій». Въ этомъ-то, именно, и заключается новое. До Христа кровавая месть была священнымъ закономъ всѣхъ людей. Но Распятый молился на крестѣ за своихъ враговъ: «Отче, прости имъ: не вѣдятъ бо, что творятъ!» Кто принимаетъ здѣсь голосъ божественнаго состраданія за изнѣженную гуманность, тотъ не уразумѣлъ ни одной черты въ явленіи
Христа. Раздающійся па крестѣ голосъ происходитъ изъ царства Божія и откликается эхомъ въ пашемъ сердцѣ; болѣзни и, даже, самая смерть уже не имѣютъ надъ іііімъ власти; объ эту твердую волю разбивается всякая мірская скверна, какъ морская пѣна о гранитную скалу; въ виду приближающейся смерти Онъ скорбитъ только о томъ, что мучители пригвождаютъ ко кресту своего Спасителя, «зарываютъ сокровище въ полѣ», почему и восклицаетъ: «не знаютъ, что творятъ!» Здѣсь говоритъ самъ божественный Разумъ, видящій несравненно дальше, чѣмъ индусскій, здѣсь предъ нами крѣпчайшая воля, увѣреннѣйшее въ себѣ самосознаніе. Весь «законъ и пророки» зиждутся на любви къ Богу и ближнему. Будда стремится освободить человѣка отъ жизни и перерожденій, Магометъ — отъ наказанія и ада, Спаситель—отъ грѣха и смерти. Дѣйствіе Господа Іисуса на человѣческое сердце — чудо, котораго не знали и до котораго не могли подняться ни Будда, ни Мохаммедъ.
Какъ Богочеловѣкъ, Хрпстосъ-Спаситель въ своемъ собственномъ Лицѣ представляетъ единственное и безпримѣрное чудо и, слѣдовательно, не могъ не творитъ чудесъ. Да и что такое представляетъ собой, вообще, чудо? Чудо есть такое дѣйствіе, которое не можетъ быть произведено однѣми только дѣйствующими въ природѣ или человѣческими силами, а чрезъ ихъ посредство или непосредственное силою Божіей. Уже естественный міръ представляетъ многочисленныя тому доказательства. Міръ органической жизни, растительное и животное царства являются чудомъ въ отношеніи къ неорганическимъ матеріаламъ, такъ какъ эти послѣдніе не въ состояніи произвести изъ себя органическую жизнь, и потому ея возникновеніе непремѣнно обусловливается чудодѣйственнымъ вмѣшательствомъ Творца вселенной. Такъ и человѣкъ представляется чудомъ по отношенію къ животному міру, ибо послѣдній не въ состояніи произвести изъ себя свободноразумное существо. Подобнымъ же образомъ и тѣ перемѣны, которыя, въ силу своей разумносвободной дѣятельности, человѣкъ производитъ въ природѣ, въ растительномъ и животномъ царствахъ, разсматриваемыя съ точки зрѣнія этихъ послѣднихъ, являются чудесами, какъ происходящія не изъ существа и силъ этихъ самыхъ тварей, а только изъ воздѣйствія на нихъ высшей воли. Такъ и самъ Господь Іисусъ съ Его безгрѣшностью, съ Его нравственнымъ совершенствомъ, представляется величайшимъ, по
сравненію съ несовершеннымъ человѣкомъ, чудомъ, ибо, взятое въ дѣломъ, человѣчество не было въ состояніи породить изъ себя безгрѣшнаго Человѣка, Который находился бы въ несравненно болѣе близкомъ отношеніи къ небесному Отцу, чѣмъ самое человѣчество или лучшіе изъ людей, и. слѣдовательно, рожденіе Спасителя міра непремѣнно обусловливается творческимъ вмѣшательствомъ самого Бога въ «естества чинъ». Если же самъ Господь Іисусъ есть чудо чудесъ, то рѣшительно пѣть ничего страннаго въ Его чулотвореніи. Наоборотъ. мы были бы въ высшей степени поражены, когда бы такой, безмѣрно превосходящій всѣхъ другихъ религіозныхъ дѣятелей, Пророкъ не былъ въ неизмѣрнмой-же степени «силенъ и словомъ и дѣломъ предъ Богомъ и всѣми людьми». Ибо каковъ дѣятель, таково и Его дѣло.
Разсматриваемыя съ такой точки зрѣнія п въ связи съ Его богочеловѣческимъ Лицомъ, чудеса Христовы рѣшительно противятся всякому, такъ называемому, естественному ихъ объясненію. Не далеко еще то время, когда, въ угоду предвзятой теоріи, считали ихъ за миоичсскій вымыселъ. ГІо какому-то капризу слѣпого случая будто родилось убѣжденіе, что Мессія «долженъ» творить чудеса п, притомъ, такія, которыми, насколько можно значительнѣе, превышались бы чудеса ветхозавѣтныхъ людей Божіихъ: Моисея, Иліи, Елисея. Такимъ образомъ, говорятъ, благодаря фантастической сагѣ, Лицо Мессіи было украшено нимбомъ чудотворца. Но какъ же поздно, въ такомъ случаѣ, должны были составиться наши евангелія, что бы освободитъ мѣсто столь необыкновеннымъ миѳообразованіямъ! Съ какимъ непомѣрнымъ насиліемъ требовалось привлечь къ дѣлу в.-завѣтпые образы, чтобы по нимъ создавать легендарныя сказанія! Но пусть будетъ такъ, какъ угодно послѣдователямъ миѳической теоріи. Спрашивается, какъ могло произойти то, что народъ призналъ Іисуса за Мессію, если Онъ въ дѣйствительности не сотворилъ ни одного чуда? Общенародная вѣра въ Него, какъ въ обѣтованнаго Мессію, не указываетъ ли съ необходимостью на то, что Онъ творилъ соотвѣтствующія своему призванію чудеса? Чего только ни придумывали злѣйшіе враги Спасителя съ цѣлью развѣнчать Его мессіанское достоинство, — и ни одинъ изъ нихъ, однако, не осмѣлился отрицать Его знаменій и чудесъ. Въ крайнемъ случаѣ, чтобы только выйти изъ затрудненій, иные называли недостаточными совершенныя прежде чудеса и требовали отъ
Него ноішхъ и болѣе совершенныхъ чудесъ (ср. Mo. хѵі, 1; Іо. ѵі, 30). или же. въ неистовой злобѣ, приписывали ихт> бѣсовской силѣ (Мѳ. іх. 34, 12, 24). Равно какъ и заклятый врага Господа Іисуса, іудейскій талмудъ, по отрицаетъ въ Немъ дара чудотвореній.
Нельзя согласиться также и съ тѣмъ, что произведенное Господомъ необыкновенно сильное впечатлѣніе па своихъ послѣдователей, безпредѣльное упованіе на Него и безусловная вѣра въ Его чудотворную силу и представляютъ собой, именно, то. что мы называемъ Христовыми чудесами. Но при такомъ произвольномъ взглядѣ на взятый предметъ остаются въ сторонѣ чудеса, произведенныя Спасителемъ надъ бездушной природой. исторически несомнѣнныя столько же, сколько и всякія другія чудеса. Затѣмъ, здѣсь не остается мѣста для исцѣленія больныхъ на разстояніи, или такихъ, которые стали здравы по вѣрѣ своихъ близкихъ, а также и другихъ, относительно которыхъ мы не можемъ сказать чего-либо болѣе опредѣленнаго, какъ только одно, что нашего наблюденія недостаточно, что бы констатировать у нихъ наличность какой-либо вѣры.
Что бы не пробавляться жалкимъ раціонализмомъ, каждый непредубѣжденный изслѣдователь долженъ признать истиннымъ такое заключеніе: самъ Господь I. Христосъ есть чудо, чудо въ совершенномъ, въ полномъ, сверхъестественномъ смыслѣ, и потому Онъ творитъ чудеса, совершенныя и превосходящія всякую мѣру нашего разумѣнія. Нѣкоторыя изъ рѣчей Спасителя, исключающихъ сомнѣніе въ своей подлинности, даже, со стороны крайнихъ раціоналистовъ, такъ тѣсно связаны съ Его чудесами, что отрицать послѣднія было бы труднѣе, чѣмъ сомнѣваться въ подлинности первыхъ. Вспомнимъ, напримѣръ, о посольствѣ Крестителя или объ укоризнахъ Христовыхъ невѣрующи мт. городамъ: какой смыслъ имѣли бы упомянутыя событія, если признать неправдоподобными всѣ свидѣтельства о чудесахъ Господнихъ? Обыкновенная въ пос.тѣднне время ссылка на неизмѣнное постоянство и закономѣрность явленій во внѣшней природѣ отнюдь не можетъ служить отрицательной инстанціей противъ дѣйствительности чудесъ. Пусть не воображаютъ только, будто библія, постоянно повѣствующая о необыкновенныхъ чудесахъ, менѣе освѣдомлена о правильности и неизмѣнности дѣйствующихъ въ природѣ законовъ сравнительно съ естественными науками, такъ настойчиво трактующими о неразрывной связи между явленіями природы и счи-
тающими себя охранительницами здравыхъ ученій вопреки библейскому суевѣрію. И библія знаетъ о господствующихъ въ мірѣ порядкахъ, о математически-ітравилыюмъ теченіи небесныхъ свѣтилъ и пр.. но только, по ея взгляду, эти порядки служатъ не препятствіемъ, а, наоборотъ, гарантіями и удостовѣреніемъ чудеснаго управленія самимъ Творцомъ въ Его необъятномъ домостроительствѣ, какъ и свидѣтельствуютъ о томъ, напримѣръ, слѣдующія слова пророка: «такъ говоритъ Господь: если можете разрушить завѣтъ Мой о днѣ и ночи, что бы день и ночь не приходили въ свое время, то можетъ быть разрушенъ и завѣтъ Мой съ рабомъ Моимъ Давидомъ» (Іер. хххіи, 20—21). Въ самомъ дѣлѣ, нарушался ли закономѣрный ходъ естественныхъ явленій, когда велѣніемъ творческаго Слова неорганическая матерія производила изъ себя органическія существа? Нельзя смотрѣть на естественный законъ, какъ на какую-нибудь, начертанную гдѣ-то па скрижаляхъ природы, неизмѣнную формулу, предписывающую всѣмъ существамъ такой, именно, а не какой-либо другой образъ бытія. Наоборотъ, естественный законъ представляетъ собой только извѣстный фацнтъ, выведенный изъ ряда произведенныхъ человѣкомъ наблюденій, докладывающій, кому слѣдуетъ, о томъ, какъ произошло взятое явленіе, а вовсе не повелѣвающій, чтобы произошло такое-то явленіе, и не запрещающій происходить ему.
Теперь понятно, что безгрѣшный и безконечно святой Господь не могъ не творить чудесъ, но творилъ ихъ въ силу своей необыкновенной близости къ тому міру, изъ котораго исходятъ законы для земного міра,—творилъ ихъ, какъ Царь всѣхъ міровъ. Отрицавшій Бога индійскій философъ вполнѣ послѣдовательно отказался отъ титула чудотворца, ибо «чудо вѣры есть любимое дитя»; Мохаммедъ, въ качествѣ мнимаго посланника Божія, естественно, приписывалъ себѣ безчисленное множество одно болѣе другого удивительныхъ чудесъ. Какъ по плодамъ познается дерево, такъ и но чудесамъ — чудотворецъ. Эти послѣднія въ мусульманствѣ фантастичны, какъ сказки ІПехерезады, а вмѣстѣ съ тѣм ъ и безпримѣрно нелѣпы, гармонируя въ томъ съ самимъ исламскимъ пророкомъ. Свой косвенный судъ христіанство уже произнесло надъ такими чудесами, отвергнувъ апокрифическія сказанія, которыя можно поставить въ срединѣ между евангельскими чудесами, съ одной стороны, и содержащимися въ Коранѣ, съ другой. И если чудеса, сообщаемыя вч, апокрифахъ, суть только нелѣпыя «басни».
выражаясь словами апостола, то чудеса Корана въ атомъ отношеніи далеко опередили ихъ. Если по чудесамъ судить о Мохаммедѣ. то придется только повторить вышесказанное о немъ, и, наоборотъ, если начать съ Мохаммеда, то о чудесахъ его опять придется сказать только—что сказанное. Съ какой бы стороны ни подойти къ предмету, онъ отъ того не потеряетъ ни одного изъ своихъ крупныхъ недостатковъ. Разумѣется, никто не можетъ отнять у Будды и Мохаммеда силы нравственнаго вліянія на ихъ послѣдователей, но и здѣсь предъ нами не чудеса въ строгомъ смыслѣ слова, а только воздѣйствія относительно болѣе сильныхъ лицъ па болѣе слабыхъ. ІІи въ буддизмѣ, ни въ исламѣ не найти ни одного чуда, подобнаго такимъ, напримѣръ, евангельскимъ чудесамъ, въ которыхъ исцѣлялись немощныя души, изъ грѣшниковъ выходили праведники, изъ сыновъ погибели — наслѣдники райскаго блаженства. Понятно, почему? Потому что надо напередъ самому быть безгрѣшнымъ, чтобы говорить: «чадо, отпущаются тебѣ грѣхи твои», надо самому быть въ Богѣ, чтобы сказать «возми одръ твой и ходи», или: «тебѣ говорю: востани!» Бъ устахъ же всякаго другого эти слова оказались бы непростительнымъ богохульствомъ, и хорошо, по крайней мѣрѣ, то. что ни индійскій, ни исламскій пророки не дерзали произносить эти и подобные имъ— въ ихъ устахъ—«безумные глаголы».
Буддизмъ—не религія, и не философія,—онъ не что иное, какъ душу убивающая этика радикальнаго нигилизма. Буддизмъ—это чисто пассивная мораль страданія, уничтожающая всякое внутреннее развитіе и тормозящая прогрессъ. Если буддизмъ и позволяетъ любить, то дѣйствуетъ онъ, спасаетъ и утѣшаетъ, отнюдь не имѣя въ виду любви. Нравственнаго обновленія буддизмъ дать не можетъ. Неподвижное тупоуміе— вотъ плодъ этой морали. Источникомъ нравственнаго обновленія буддизмъ ни коимъ образомъ служить не въ силахъ, а потому буддизмъ самъ уже произнесъ надъ собхйо приговоръ. У Будды сущность религіи имѣетъ болѣе внутренній характеръ, у Мохаммеда болѣе внѣшній. Будда хочетъ убить душу и освободить человѣка отъ собственнаго я; Мохаммедъ, напротивъ, заковываетъ душу въ тѣлесные путы. Существованіе гаремовъ съ обусловленной ими приниженностью женщины, процвѣтаніе рабства, деспотизмъ правителей, фанатизмъ массъ и постоянно встрѣчающаяся надменная увѣренность въ правотѣ своего дѣла, наглядно свидѣтельствуютъ о том ъ, какъ мало исламъ способенъ
нравственно обновить своихъ приверженцевъ. Исламу нс достаетъ строго нравственнаго чувства, заключающагося въ самомъ себѣ, нравственнаго мѣрила для оцѣнки поступковъ; но, что важнѣе всего, не достаетъ идеальныхъ достоинствъ личности его основателя. Исламъ есть мірская религія, преслѣдующая земныя цѣли; онъ представляетъ собою деспотическій принципъ въ заимствованной отъ іудео-христіанства одеждѣ. Поэтому онъ будетъ всегда стоять на пути духовнаго развитія народовъ, но въ то же время со своимъ монотеизмомъ можетъ скорѣе послужить переходной ступенью къ христіанству, чѣмъ погѵбляю-щій душу буддизмъ.
Буддизмъ—религія уничтоженія, исламъ—религія самонадѣянности, христіанство — религія искупляющей любви. Будда отнимаетъ жизнь, Мохаммедъ — погружаетъ человѣка въ ея бездны, Господь Іисусъ ставитъ вѣрующихъ выше ея. Буддизмъ дѣлаетъ человѣка утомленнымъ жизнью, исламъ жпвотолюбцемъ, христіанство — міропобѣдителемъ. Будда — бѣжавшій изъ міра аскетъ, слѣдованіе за которымъ равносильно самоуничтоженію: Мохаммедъ сомнительнаго достоинства лже-пророкъ, религія котораго стѣсняетъ человѣка и дѣлаетъ его гордымъ; одинъ Господь Іисусъ есть Спаситель, принесшій царство Божіе па землю. Пусть же дерево «боди» осѣняетъ 460 милліоновъ человѣкъ, пусть полумѣсяцъ распространяетъ свое господство съ помощью огня и меча, — сѣкира при корнѣ деревъ лежитъ, дни ихъ сочтены. Много признаковъ предвѣщаютъ такой конецъ въ будущемъ. Крестъ—единственный символъ побѣды, и пробьетъ часъ, когда послѣдователи Будды и Мохаммеда преклонятся предъ нимъ и «со всѣми языками, которые есть на небѣ, па землѣ п подъ землею, исповѣдаютъ, что нѣтъ другого имени подъ небомъ, даннаго человѣкамъ, которымъ надлежитъ намъ спастись, какъ только имя Іисуса Христа Назорея» *).
Проф.-прот. Е. Аквилоновъ.
Продолженіе будетъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
