Научная статья на тему 'К современным толкам о религиозной свободе'

К современным толкам о религиозной свободе Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
75
17
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «К современным толкам о религиозной свободе»

Санкт-Петербургская православная духовная академия

Архив журнала «Христианское чтение»

Т.А. Налимов

К современным толкам о религиозной свободе

Опубликовано:

Христианское чтение. 1903. № 1. С. 32-54.

@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.

СПбПДА

Санкт-Петербург

2009

"'РГ'іГ

КЪ СОВРЕМЕННЫМЪ ТОЛКАМЪ

О РЕЛИГІОЗНОЙ СВОБОДѢ.

S'b настоящее время такъ много говорится и пишется у насъ о свободѣ совѣсти, что появленіе повой статьи по этому вопросу нѣтъ надобности мотивировать особо. Слѣдуетъ % только оговориться, что разъясненіе наше предназначается I не для ученыхъ спеціалистовъ, которымъ многое вч. немъ можетъ показаться чуть не азбукою, а для лицъ, не чуждающихся только п серьезнаго христіанскаго чтенія. При значительной запутанности и неравномѣрной привлекательности современныхъ разсужденій о свободѣ совѣсти такія лица могутъ совершенно искренно смущаться вопросомъ, не требуетъ ли дѣйствительно признаніе за человѣкомъ свободы убѣжденій съ необходимостію и провозглашенія полной свободы всѣхъ религій и исповѣданій, и совмѣстима ли. съ другой стороны, даже простая вѣротерпимость къ иновѣрцамъ съ горячимъ убѣжденіемъ въ истинности своей религіи, или исповѣданія, когда истина абсолютно одна и когда есть фактическая возможность содѣйствовать и внѣшними мѣрами торжеству истины надъ заблужденіемъ. Намѣтить точки опоры для рѣшенія подобныхъ вопросовъ и составляетъ задачу нашей статьи.

Принципіально отрицать свободу человѣка въ религіозныхъ убѣжденіяхъ, конечно, православному христіанину невозможно. Человѣкъ созданъ по образу Бога абсолютно свободнаго для сознательно свободнаго именно, а не механически принудительнаго, служенія Богу, и это свободное отношеніе къ Богу въ Св. Писаніи усвояотся человѣку отъ первой—буквально— заповѣди Божіей ему до послѣдняго включительно слова Божественнаго, намъ открытаго. Первая заповѣдь Адаму ироду-

сматрнваетъ ужо возможность и непослушанія и поэтому мотивируетъ особо необходимость послушанія. «Отт. дрова но-нпаііів добра и ала. по ѣшь отъ ново; ибо въ день, въ который тЫ вкусишь отъ ного. смертію умрешь» (Быт. 2. 17). И послѣ грѣхопаденія Богъ но отнялъ у человѣка разъ дарованной ому свободы. Насколько можемъ мы постигать причину, по которой спасеніе рода человѣческаго совершено чрезъ воплощеніе и крестную смерть Сына Божія, а не инымъ путемъ, опа заключается именно въ томь. что Богъ благоволилъ убѣдить людей вновь по доброй волѣ возвратиться въ покинутый ими рай п не хотѣть загонять ихъ туда насильно ' ). И въ послѣдній день бытія итого міра, на страшномъ судѣ, и праведники и грѣшники являются еще свободными. II тѣмъ и другимъ приговоръ не просто объявляется, но и мотивируется самимъ Сѵдіею. И тѣ и другіе, несмотря на то, что Судія нредсѣдптъ во всей славѣ Божества, позволяютъ собѣ не удовлетвориться итого мотивировкою, просятъ разъяснить непонятное для нихъ въ пей и дѣйствительно получаютъ это дополнительное разъясненіе. И только послѣ него и тѣ и другіе сами идутъ въ уготованныя имъ мѣста (Мато. 26. 31 — 46). сознавая, очевидно.—невозможность иной участи, а не насильно ведутся туда. Итакъ, Богъ даль человѣку свободу и сохраняетъ ее за нимъ. Абсолютно—свободный п потому неизмѣнный въ своихъ совѣтахъ, никогда не пожелаетъ Онъ отнять ее у него: а безъ Кго воли кто же можетъ лишить человѣка итого дара Божія?

Но нта свобода, быть можетъ, простирается только на отношенія человѣка къ Богу непосредственно? Быть можетъ, человѣкъ свободенъ только въ своихъ убѣжденіяхъ религіозныхъ, по вовсе не свободенъ въ исповѣданіи этихъ убѣжденій, въ пхъ обнаруженіи вовнѣ, въ словахъ и дѣйствіяхъ, обращенныхъ къ другимъ людямъ? Такое разграниченіе внутренняго убѣжденія и внѣшняго исповѣданія весьма важно для правильной оцѣнки п урегулированія практическихъ, житейскихъ отношеній людей между собою: но когда вопросъ о религіозной свободѣ человѣка ставится принципіально, нельзя придавать значенія этому разграниченію. Христіанство—не отвлеченная теорія, а живая, благодатная основа всей ждзни христіанина и такъ какъ всякое притворство и лицемѣріе категорически запрещено и безпощадно осуждено Христомъ и христіанское 3

3

«дн» и «нѣтъ» должно быть «да» и «нѣтъ» настолько несомнѣннымъ, чтобы исчезла всякая надобность въ клятвенныхъ увѣреніяхъ (Мато. 5, 33—-37), то по идеѣ христіанинъ въ каждый моментъ своей жизни, въ каждомъ своемъ дѣйствіи долженъ руководиться именно своими религіозно-нравственными убѣжденіями. Чѣмъ болѣе приближается онъ къ идеалу христіанина. тѣмъ менѣе остается въ его жизни моментовъ, которые не выражали бы прямо его христіанской настроенности. Поэтому, какъ бы ни старался онъ щадить чужія убѣжденія, какъ бы ни остерегался отъ навязыванія другимъ своихъ религіозныхъ взглядовъ, каждый шагъ его неизбѣжно показываетъ, что онъ христіанинъ именно, выдѣляетъ его изъ ряда ішомы-сляіцпхъ и иначе живущихъ, возбуждаетъ ихъ вниманіе къ нему и необходимо ведетъ и къ прямому, неуклонному уже исповѣданію христіанства предъ всѣми, хотя бы оно угрожало обратиться и въ нсііовѣдцичество и мученичество, хотя бы вопрошающіе не способны были правильно понять отвѣть христіанина. Когда Каіафа ставитъ Господу Іисусу Христу прямой вопросъ, Мессія ли Онъ. Сынъ Божій.—Господь не считаетъ возможнымъ по прежнему‘молчать, а отвѣчаетъ категорическимъ утвержденіемъ, хотя этотъ Его отвѣть и представляется синедріону только богохульствомъ и желаннымъ предлогомъ, для осужденія на смерть Неповиннаго, предлогомъ, котораго они тщетно искали до этого (Мато. 26, 62 — 66). II предъ Пилатомъ. для котораго интересенъ только вопросъ о притязаніяхъ на царство. Спаситель не отказывается отъ опаснаго титула—царь. Только іудейскую клевету, бѵдто-бы Онъ возмущаетъ пародъ, ища сейчасъ земного престола, Онъ устраняетъ указаніемъ на неземной характеръ Своего царства, на отсутствіе слугь-защнтннковъ. Но когда Пилатъ вновь повторяетъ свой вопросъ, царь ли же Ты въ дѣйствительности-то, или только проповѣдникъ, для Рима совершенно безопасный, то получаетъ рѣшительное подтвержденіе: да, Я — царь. Я могу говорить только истину п какъ бы пи понималъ ты и Мои обвинители этотъ Мои титулъ, онъ принадлежитъ Мнѣ: не только въ будущемъ преклонится предо Мною всякое колѣно и все покорится подъ ноги Мои, но іі сейчасъ не ты имѣешь власть распять или отпуститъ Меня, а Я—паръ н судія и твой и предавшихъ Меня тебѣ (Іоан. 18, 33 — 37: Филин. 2, 10: I Корино. 15. 27). Словомъ «отъ избытка сердца говорятъ уста» (Мато. 12. 34). II когда христіанство заповѣдуетъ человѣку

возлюбить Господа Бога всѣмъ сердцемъ, н всею душою, и всѣмъ разумѣніемъ, и всею крѣпостію (Марк. 12. 30) и прославлять Его п въ тѣлѣ и въ душѣ (I Коршш. 6, 20), и учитъ, что «сердцемъ вѣруютъ къ праведности, а устами исповѣдуютъ ко спасенію» (Римл. 10, 10), то оно требуетъ для христіанина свободы не убѣжденія только, но—принципіально—и исповѣданія.

Однако, наряду съ ученіемъ о дарованной человѣку отъ Бога религіозной свободѣ, Св. Писаніе столь же ясно и настойчиво проповѣдуетъ и о томъ, что Богъ есть всемогущій Творецъ и Промыслптель всего міра и всего, что только существуетъ въ мірѣ. И грозные вершители политическихъ судебъ міра, фараоны Египта, цари Асснро-Вавіілоніи и Персіи, косари Рима, только бритвы, сѣкиры и пилы въ рукѣ Вседержителя (Ие, 7, 20: 10, 15), и мелочи семейной жизни безвѣстнаго Товита устрояются также Самимъ Богомъ. II птица неразумная не надаетъ на землю безъ воли Отца небеснаго, и волосы на головѣ всѣ сочтены (Матѳ. .10, 29—30).—и конечно не у особъ только первыхъ классовъ табели о рангахъ,— п внутреннія душевныя движенія человѣка возникаютъ и развиваются не безъ воли Божіей. Къ Отцу нельзя придти, какъ только чрезъ Христа (Іоан. 14, 6: Евр. 13, 20—21), и ко Христу идутъ только привлекаемые Отцомъ (Іоан. 6. М, 65), и Господомъ- назвать Іисуса никто не можетъ, какъ только Духомъ Святымъ (I Корииѳ. 12, 3). Отъ Бога просимъ мы избавленія и отъ искушеній, уповаемъ, что не попуститъ Онъ никому п чрезмѣрнаго, свыше его силъ, искушенія, слышимъ отъ ап. Павла (Римл. 9, 17—23), что даже представляющій себя богоборцемъ фараонъ есть лишь сосудъ гнѣва Божія, съ великимъ долготерпеніемъ сохраняемый для проявленія въ надлежащее время грозныхъ судовъ Всемогущаго. Однимъ словомъ, Богомъ мы живемъ и движемся, и существуемъ (Дѣян. Ап. 17. 28). Онъ создалъ все изъ ничего и Онъ же Самъ и поддерживаетъ бытіе всего Имъ созданнаго. Все доброе совершается прямо но Его волѣ, а все злое возникаетъ не безъ Его попущенія.

Это, несомнѣнное также для православнаго христіанина, ученіе” о всеобъемлющемъ промышленіи Божіемъ необходимо должно быть принимаемо во вниманіе при разсужденіи о религіозной свободѣ человѣка, если мы нс хотимъ быть односторонними. Оно съ нѣсомнѣнпостію устанавливаетъ, что, когда

3*

рѣчь ведется о свободѣ человѣка, терминъ «абсолютная 1 свобода» долженъ быть прямо исключаемъ. Абсолютная свобода означаетъ вѣдь отсутствіе какихъ бы то ни было внѣшнихъ вліяній и ограниченій, есть дѣятельность по мотивамъ исключительно внутреннимъ, исходящимъ изъ самой личности, ипостаси дѣятеля. Абсолютная свобода должна быть по своему началу самобытна, своимъ результатомъ должна имѣть чистое творчество, и обладать ею можетъ только одно существо въ мірѣ, существо абсолютное—Богъ. Человѣкъ же и не самобытенъ по началу, и никогда не творитъ ничего, а созидаетъ изъ готоваго матеріала, и—наконецъ—не одинокъ, а составляетъ цѣлый родъ человѣческій. Не самъ по себѣ, а отъ Бога, какъ особый отличающій его отъ всѣхъ остальныхъ твореній даръ Божій, имѣетъ человѣкъ свою свободу, способность самоопредѣленія въ дѣйствіяхъ, силу противодѣйствовать внѣшнимъ воздѣйствіямъ, не подчиняться имъ съ необходимостію, а относиться къ нимъ критически, сознательно избирать одни, отвергать другія. Тѣ нормы, которыми руководствуется человѣкъ въ отой критической расцѣнкѣ, тѣ идеалы, которые даютъ человѣку силу противодѣйствія внѣшнимъ давленіямъ земныхъ условій, самъ человѣкъ сознаетъ всегда, какъ данные ему свыше, и поэтому нравственно обязательные для него. Совѣсть господствуетъ надъ человѣкомъ, а не человѣкъ надъ своею совѣстію, и вт» этомъ ясно выражается, лто свобода человѣческая не самобытна, а имѣетъ свое начало и основу внѣ человѣка, въ Богѣ—Творцѣ человѣковъ.

И результаты свободной дѣятельности человѣка ясно свидѣтельствуютъ, что эта свобода условная, а не абсолютная. Человѣкъ проявляетъ свою свободу въ сужденія, истинно или ложно извѣстное мнѣніе,— въ нравственной оцѣнкѣ, хорошо или худо наблюдаемое явленіе,—въ рѣшеніи, должно ли ему такъ поступить, или непозволительно. Но весь матеріалъ, который вызываетъ его на этп сужденія, оцѣнки н рѣшенія, доставляется ему окружающею его средою совершенно независимо отъ желанія человѣка. Когда н гдѣ начинается жизнь извѣстнаго человѣка, это рѣшается безъ всякаго участія его самого. Безъ всякаго также желанія новорожденнаго міръ встрѣчаетъ его цѣлою сѣтью почти неотразимыхъ вліяній наслѣдственности семейной п національной, семейной обстановки, школьнаго воспитанія и обученія и т. д., и затѣмъ во все время земной жизни міръ держитъ его подъ столь сильнымъ, разнообразнымъ

п сложнымъ воздѣйствіемъ окружающей его обстановки, что тля сторонняго наблюденія каждый шагъ человѣка представляется необходимымъ прямо результатомъ цѣлаго ряда внѣшнихъ причинъ, а самъ человѣка только бездушною шестернею вт, такой же бездушной міровой машинѣ. Одно лишь собственное самонаблюденіе надъ своею душевною жизнью, да откровеніе божественное увѣряютъ каждаго, что каждый шагъ человѣка только мотивированъ во всѣхъ отношеніяхъ извнѣ, но вовсе не вынужденъ съ необходимостію,—что человѣку извнѣ подготовлены только пути жизни іі дѣятельности, а стоять ли ему на одномъ пунктѣ этихъ путей или двигаться, пойти впередъ или назадъ, свернуть на правую или на лѣвую трону, это все только мотивируется разнообразно окружающею средою, рѣшеніе же самое исходить изъ внутреннихъ тайниковъ человѣческой личности, опредѣляется самою личностію, ипостасею извѣстнаго человѣка и, въ свою очередь, совокупность этихъ только свободныхъ рѣшеній и характеризуетъ для всѣхъ окружающихъ извѣстнаго человѣка, какъ опредѣленную личность, а не безсознательную шестерню.

Такъ какъ опорою всѣхъ этихъ личныхъ рѣшеній является совѣсть человѣка, ея только требованія заставляютъ человѣка противодѣйствовать внѣшнимъ воздѣйствіямъ, то очевидно свобода человѣка въ дѣйствительности сводится къ послушанію велѣніямъ совѣсти. ІІесамобытный но существу, ограниченный во всей своей- дѣятельности условіями земной жизни, въ извѣстное время и въ одномъ мѣстѣ, среди множества ему подобныхъ, человѣкъ свободенъ только въ выборѣ господина надъ собою. Онъ можетд, махнуть рукою на всякіе религіозные идеалы, заглушить угрызенія совѣсти, отдаться земнымъ интересамъ. грубо матеріальнымъ или болѣе высокимъ—національнымъ и государственнымъ, и въ мѣру погруженія въ нихъ понизить. а быть можетъ, и совсѣмъ утратить, значеніе свое какъ разумно-свободной личности. Можетъ онъ избрать и противоположный путь, совѣсть свою поставить для себя руководительницею, всѣ силы посвятить проведенію въ земную жизнь идеальныхъ религіозныхъ стремленій и—опять таки, въ мѣру своего умственнаго н нравственнаго развитія—онъ выдѣлится изъ окружающей его среды, какъ живая личность, активный разумно-свободный дѣятель. Въ томь и другомъ случаѣ онъ будетъ, строго говоря, только выполнять волю своего Творца и Промыслителя, съ тѣмъ только различіемъ, что на первомъ пути

онъ будетъ выполнять ое, какъ пассивное орудіе, безсознательно вовсе или даже прямо противъ своего желанія, на второмъ—какъ активный служитель истины, сознающій разумность, нравственную цѣнность и безусловную обязательность осуществленія всѣми твореніями воли Божіей. Абсолютною свободою фактически не обладаетъ ни тотъ, пи другой и самая мысль о ней возможна только у перваго, да и то лишь въ минуты увлеченія, упоенія внѣшнею силою и забвенія о томъ, что рядомъ съ нимъ стоятъ такіе же люди, съ такими же мечтами объ абсолютной свободѣ и правами на нее, ожидающіе только удобнаго случая захватить власть въ свои руки, чтобы въ свою очередь отдать се еще болѣе сильному. Для второго абсолютная свобода человѣка на землѣ и логически немыслима, какъ абсолютность условнаго существа, и нравственно нетерпима, какъ прямое возстаніе противъ Бога, стремленіе самому себѣ присвоить божественную власть надъ всѣмъ окружающимъ, и фактически неосуществима при множествѣ людей и безконечномъ разнообразіи ихъ мнѣній, желаній и стремленій. Только Лица Божественныя обладаютъ абсолютною свободою, не ограничивая при этомъ другъ друга, и возможность этого объясняется ихъ единосущіемъ,—тѣмъ, что каждое изъ нихъ абсолютно сознательно, т. е. премудро и всевѣдуще, абсолютно нравственно, т. е. благо и свято, и абсолютно истинно, т. е. неизмѣнно и непоколебимо въ своихъ рѣшеніяхъ и дѣйствіяхъ. Какъ абсолютно непогрѣшимые, они абсолютно тождественны въ своихъ сужденіяхъ, оцѣнкахъ, рѣшеніяхъ и дѣйствіяхъ по осуществленію рѣшеннаго (sit venia verbo), и только при абсолютной непогрѣшимости абсолютная свобода есть благо и источникъ всеблаженства. При малѣйшей погрѣшности, открывающей путь разногласію, она—источникъ вражды между претендентами па нее, борьбы всѣми средствами, насильственнаго порабощенія съ одной стороны, насильственнаго противодѣйствія— съ другой. Абсолютная свобода — вѣковѣчный идеалъ христіанина, а не наличная земная дѣйствительность; путь къ достиженію ея — внутреннее самоусовершенствованіе, уподобленіе Христу, а не законы и каноны, внѣшнимъ авторитетомъ и силою ограждающіе права земныя, и путь этотъ для человѣка безконеченъ. Никогда человѣкъ по станетъ Богомъ абсолютнымъ, а всегда будетъ приближаться къ Богу, уподобляться Ему и въ полную мѣру своего умственнаго и нравственнаго развитія и своей твердости въ истинномъ добрѣ будетъ ноль-

човяться н свободою, испытывая необходимо и внѣшнія ограниченія своей свободы здѣсь на землѣ, гдѣ грѣхомъ человѣка внесено и постоянно продолжаетъ вноситься разстройство въ богоѵстановленный гармонически-стройный ходъ міровой жизни, а тамъ, гдѣ пѣть уже грѣха и возможности его. ограничиваясь только вмутренпо. мѣрою своей, какъ конечнаго существа, вос-пріемлемо'стн въ отношеніи къ безконечному Божественному дарѵ личной свободы и при всей, въ каждый моментъ, полнотѣ пользованія этою своею свободою имѣя потребность и возможность усовершаться болѣе и болѣе и ближе н ближе подвигаться къ идеалу—абсолютно совершенному и абсолютно свободному Богу.

Въ примѣненіи къ современнымъ пререканіямъ о достоинствахъ н недостаткахъ полной религіозной свободы и условной вѣротерпимости эти отвлеченныя разъясненія наши приводятъ къ такому практическому выводу. Кто не согласенъ примириться съ тѣмъ, что человѣкъ только условно свободенъ на землѣ во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ, а претендуетъ сейчасъ на абсолютную свободу религіозной совѣсти, тотъ долженъ пріискать основу для этихъ своихъ притязаній внѣ христіанскаго ученія о Богѣ, абсолютно свободномъ Творцѣ и ІІромысліітелѣ всего, и человѣкѣ, условно свободномъ созданіи Божіемъ. Съ христіанской точки зрѣнія абсолютная свобода предполагаетъ необходимо абсолютное-же нравственное совершенство и, кто присвояетъ себѣ право на первую, тотъ долженъ принять на себя фактическое осуществленіе второго, какъ соотвѣтствующую искомому праву, обосновывающую его, обязанность. Безъ выиолнеиія-же этой обязанности претензія на абсолютную свободу есть то самое желаніе быть «яко бози» (Быт. 3, 5), различать добро и зло, не стѣсняясь заповѣдями Бога-Творца, которое есть начало и источникъ грѣха и зла въ мірѣ и которое—поэтому—всякій христіанинъ долженъ всевозможно искоренять въ себѣ. Только тотъ, кто примиряется съ наличнымъ фактомъ, съ условностью свободы человѣка, и созпаетт. неизбѣжность соотношенія степени свободы съ степенью религіозно-нравствеипаго совершенства носителя этой свободы.—только онъ можетъ защищать свободу религіозной еоЬѣсти, не навлекая на себя упрека въ богоборствѣ; но для него вовсе невозможна та постановка вопроса о свободѣ совѣсти, какую мы нерѣдко встрѣчаемъ теперь, какъ наиболѣе послѣдовательную п наиболѣе будто-бы отвѣчающую высокимъ идеаламъ христіанскимъ.

Если мы. говорятъ. искренно признаемъ человѣка свободнымъ въ его религіозныхъ убѣжденіяхъ, если мы дѣйствительно хотимъ, чтобы православные не числились только прихожанами. но были дѣйствительно сознательно убѣжденными, живыми членами православной церкви, то мы должны стремиться къ тому, чтобы всѣ существующія внѣшнія прнвиллогіи и ограниченія ради религіозныхъ убѣжденій были немедленно отмѣнены. какъ нротиворѣчащія духу и истиннымъ интересамъ православія. Такъ какъ мы, можно отвѣтить, не мечтаемъ но маниловски объ абсолютной свободѣ религіозной совѣсти, а вполнѣ искренно желаемъ дать каждому фактически возможную, въ условномъ и сверхъ того еще зараженномъ грѣхомъ мірѣ необходимо условную только, свободу религіозныхъ убѣжденій. то мы открыто и признаемъ неизбѣжность взаимныхъ ограниченій между людьми, а стало быть и привиллегій однихъ иродъ другими ради именно различія ихъ религіозныхъ убѣжденій. устанавливающаго вмѣстѣ съ другими индивидуальными особенностями безконечное разнообразіе между людьми. Чѣмъ чище идеалы религіи, чѣмъ выше степень умственнаго и нравственнаго развитія исповѣдниковъ ея. тѣмъ больше свободы можетъ принадлежать и необходимо будетъ, рано или поздно, принадлежать ото и религіи. Чѣмъ сомнительнѣе идеалы секты, чѣмъ фанатичнѣе и неразборчивѣе въ средствахъ ея послѣдователи, тѣмъ ограниченнѣе ихъ дѣйствительныя, а не мнимыя права на свободу убѣжденій и дѣйствій. Равноправность на землѣ всѣхъ религій и сектъ—утопія, несостоятельная и логически и фактически. Логически несостоятельна она потому, что требуетъ, какъ права, того, что и по существу составляетъ только свободный даръ, а послѣ грѣха сохраняется за человѣкомъ' исключительно но безконечному долготерпѣнію Божію. Опа. далѣе, не соглашается только, а требуетъ прямо какъ нравственно справедливаго, уравненія истины съ заблужденіемъ, тогда какъ право, въ точномъ смыслѣ итого слова, па существованіе имѣетъ одна только безусловная истина; всякое заблужденіе подложитъ уничтоженію, какъ вовсе не имѣющее права существовать; а неполное познаніе и выраженіе истины, истина, заключенная въ скудельныхъ сосудахъ, только допускается къ существованію, терпится по снисхожденію, доколѣ опа соотвѣтствуетъ условнымъ потребностямъ и состоянію человѣчества извѣстнаго времени и мѣста и доколѣ она проявляетъ въ себѣ силу и способность къ большему и большему

совершенствованію чрезъ уничтоженіе именно заблужденій и приближеніе къ идеальной истинѣ. Несостоятельна эта утопія іі фактически: въ дѣйствительности опа ведетъ не къ свободѣ религіозной, а къ самому грубому насилію надъ религіозными убѣжденіями. какъ и должно конечно быть, когда въ основу полагается безразличіе въ отношеніи кт. истинѣ и лжи. Предположимъ. вт> самомъ дѣлѣ, что пожеланіе мнящихъ себя защитниками полной религіозной свободы исполнилось: всѣнри-внл.тегін православной церкви, всѣ ограниченія сектантовъ въ Россіи отмѣнены. Что произойдетъ въ первую пасхальную ночь вт. московскомъ Кремлѣ? Въ Успенскій соборъ прибудетъ для совершенія пасхальнаго богослуженія Высокопреосвященный митрополитъ Владиміръ; не замедлитъ явиться затѣмъ и именующійся московскимъ архіепископомъ, казакъ Іустинъ Кар-тушинъ: а такъ какъ австрійская такъ называемая іерархія дѣлится па окружничсскую и противуокружническую, то найдется и другой еще такой же архіепископъ (бывали уже и три одновременно); окормляемые бѣгствующимъ священствомъ приведутъ своего бѣглеца, не одного тоже, пожалуй; безпоповцы вышлютъ десятки своихъ стариковъ разныхъ согласій.—и каждый будетъ требовать, какъ своего законнаго нрава, чтобы ему одному со свопмп согласинками совершать службу, а участіе другихъ въ пей (большинство даже простое присутствіе во время ея въ храмѣ) сочтетъ за оскорбленіе прямо святыни и нарушеніе провозглашенной религіозной свободы. Неизбѣжно придется затворить па эту ночь московскій Кремль, а такъ какъ многіе не примирятся съ такимъ идеальнымъ равноправіемъ, а захотятъ осуществить свои новыя права и насильственнымъ путемъ, то надо будетъ поставить на охрану его или казаковъ съ ихъ горячимъ оружіемъ, по грубому русскому обычаю, или—по европейскому гуманному праву—солдатъ съ скорострѣльными ружьями, да вѣроятно и въ ходъ пустить это оружіе '). Вт. подобномъ же положеніи можетъ оказаться немало и других'ь. особо именно чтимыхъ, святынь въ Россіи. Не

Что не отсталость культурная русскаго народа будетъ главною причиною этой бѣды, это чуть не единогласно свидѣтельствуютъ парламенты самыхъ высококультурныхъ государствъ, всегда готовые замѣнить даже урегулированное строго общее голосованіе всеобщею свалкою, какъ только дѣло дойдетъ до жизненныхъ—дѣйствительно—интересовъ и нѣтъ возможности путемъ негласныхъ переговоровъ между сильнѣйшими партіями подготовить якобы свободное рѣшеніе вопроса.

надо ли будетъ и всѣ такіе храмы затворитъ крѣпко накрѣпко на отѵ ночь? Ужели это будетъ дѣйствительною свободою всѣхъ религій и сектъ? А если это—не идеалъ свободы религіозной, то во имя чего-же всѣ христіане въ Россіи будутъ лишены права молиться въ эту священную ночь предъ наиболѣе чтимыми святынями, а чуть не вся администрація и немалое число войска будутъ обязаны вмѣсто спокойной молитвы насильно гнать богомольцевъ отъ церквей? Не религіозные люди, какихъ бы различныхъ убѣжденій ни держались опн, будутъ удовлетворены такимъ равноправіемъ, а развѣ тѣ, кто свои отношенія къ религіи опредѣляютъ классическимъ вопросомъ: что есть истина? Дикіе крики толпы: распни, распни Его,— своевременное предостереженіе: если отпустишь Его. ты не другъ кесарю,—возможность примириться съ Иродомъ—это все заслуживаетъ полнаго вниманія. Не излишне, пожалуй, особенно, если сновидѣнія смущаютъ жену, спросить: откуда ты? А доискиваться истины въ религіозныхъ вопросахъ пѣтъ никакой надобности. Полная на словахъ, утопическая свобода религій фактически дозволяется только до той поры, пока религія не сталкивается съ чьими-либо интересами, пока идеальное равноправіе не требуется вовсе примѣнять на дѣлѣ. Какъ только возникаетъ такая надобность, эта же мнимая свобода всѣхъ религій и сектъ принципіально соглашается безпощадно насиловать религіозныя убѣжденія меньшинства ради того, что большинству представляется необходимымъ для охраненія государственной безопасности, общественнаго спокойствія, права собственности, а при слабости человѣческой — и ради житейскаго комфорта болѣе сильныхъ, ради—словомъ—чисто земныхъ интересовъ и, такимъ образомъ, какъ основу равноправія религій предлагаетъ всѣмъ предпочтеніе земного небесному. А такъ какъ въ основѣ всякой религіи лежитъ какъ разъ обратная разцѣнка земного и небеснаго, то столь привлекательная на первый взглядъ абсолютная религіозная свобода въ дѣйствительности сводится къ принципіальному отреченію отъ всякихъ религіозныхъ убѣжденій ради общаго блага на землѣ, какъ понимаетъ его господствующее въ данное время большинство. Остается, слѣдовательно, примириться, какъ съ неизбѣжнымъ результатомъ условности свободы человѣка, съ тѣмъ, что въ земномъ мірѣ возможны лишь вѣротерпимость по взаимному снисхожденію, а не горделивая свобода вѣроисповѣданія но праву, и что не отвлеченные правовые принципы, а

историческія условія жизни и развитія человѣчества опредѣляютъ фактически, въ какой мѣрѣ возможна въ извѣстное время и нъ извѣстномъ мѣстѣ къ однимъ терпимость, къ другимъ покровительство, а къ инымъ и мѣры ограниченія прямого въ отношеніи къ исповѣданію ими своихъ вѣрованій.

Однако, обличая защитниковъ абсолютной свободы п равноправія всѣхъ религій и въ нелогичномъ стремленіи къ абсолютности условнаго п въ фактическомъ пренебреженіи ко всякимъ религіознымъ убѣжденіямъ, не запутались ли сами мы въ противорѣчіяхъ? Если христіанская свобода заключается только въ беззавѣтномъ послушаніи сознанной истинѣ, въ сознательномъ исполненіи воли Божіей, то имѣемъ ли мы право говорить о вѣротерпимости къ иномыслящіімъ? Откуда является вдругъ у христіанина это право снисходительно относиться къ иновѣрцамъ, когда Богъ абсолютно одинъ и истинная религія одна, а служеніе истинѣ, будетъ ли это внѣшнее распространеніе ея между невѣрующими, или внутреннее усовершенствованіе, умственное и нравственное, самихъ служителей истины, непремѣнно предполагаетъ борьбу со всякою ложью и заблужденіемъ, искорененіе всего несогласнаго съ истиною, грѣхов-ного? Вѣротерпимость наша не уступка ли простая требованіямъ времени, не вынужденный ли только обстоятельствами отказъ отъ неудобныхъ сейчасъ способовъ распространенія истины, который въ глубинѣ души все же сознается, какъ потворство нѣкоторое заблужденію, уклоненіе отъ обязанности всѣми силами содѣйствовать торжеству истины надъ заблужденіемъ? Да и что такое эта условная свобода, которую одну мы признали дозволительною для христіанина? Есть ли въ этомъ, формально удобномъ, выраженіи какое-либо реальное содержаніе, плн абсолютность—необходимое свойство свободы и условная свобода существуетъ только на словахъ, а въ дѣйствительности оказывается полнѣйшимъ рабствомъ? Мы, могутъ пожалуй сказать намъ,, примиряемся съ неизбѣжнымъ,—сознаемъ, что человѣкъ—не Богъ и что свобода его условна, а не абсолютна и по своему началу и по сферѣ ея примѣненія; но мы никакъ не можемъ отрѣшиться отъ того впечатлѣнія, что съ вашей точки зрѣнія въ этой-то, Богомъ отведенной человѣку, области примѣненія свободы, свобода является принадлежностію грѣшника только, и вовсе не существуетъ для праведника. Объективно разсматриваемые, было говорено, и тотъ и другой— только орудія Бога—Творца и ІІромыслителя, и различіе между

ними устанавливается исключительно субъективнымъ отношеніемъ каждаго къ выполненію непреложной воли Божіей. Первый позволяетъ себѣ не покоряться, хотя бы иногда только, закону Божію, считаетъ себя въ правѣ разбирать въ заповѣдяхъ Божіихъ, что ему исполнить, а что и опустить, совсѣмъ ли или въ настоящемъ только случаѣ, — словомъ, чувствуетъ себя свободнымъ въ религіозныхъ вопросахъ. Другой, напротивъ. идеаломъ для себя ставитъ безотвѣтное послушаніе и всякое, не только сознателкное, но и безсознательное, уклоненіе отъ требованій религіозно-нравственныхъ считаетъ грѣхомъ, зломъ, чувствуетъ себя въ той или другой мѣрѣ отвѣтственнымъ за него. Сколько бы вы ни разъясняли намъ, что первый увлекается ошибочными представленіями и только воображаетъ себя свободнымъ, а на дѣлѣ рабствуетъ міру и его земнымъ интересамъ, временно только привлекательнымъ и полезнымъ, тогда какъ второй руководится истинными понятіями о себѣ и о всемъ окружающемъ, сознаетъ вѣчное назначеніе человѣка, искренно любитъ вѣковѣчные идеалы добра и правды, отъ всего сердца стремится къ нимъ и въ осуществленіи ихъ находитъ ту истинную радость, которой, по обѣтованію Христа, никто уже не можетъ отнять у него: все-таки мы думаемъ, что только первый сознаетъ себя свободнымъ, хотя и мучится отъ невозможности вполнѣ проявлять свою свободу, второй же и па дѣлѣ, и по собственному убѣжденію только рабъ, и ни искренность убѣжденія въ неизбѣжности рабства для человѣка, пи любовь къ рабскому служенію не дѣлаютъ его свободнымъ. Единственно будто бы возможная на землѣ., условная свобода существуетъ только у непослушныхъ закону, христіанинъ же оказывается въ дѣйствительности, съ объективной стороны, только орудіемъ Бога, съ субъективной — сознательнымъ вѣчнымъ рабомъ; а— слѣдовательно, и въ житейскихъ отношеніяхъ долженъ быть непримиримымъ врагомъ всякаго грѣха въ жизни, всякой ереси въ ученіи. Вѣрный рабъ не смѣетъ, какъ видимъ мы изъ Ветхаго Завѣта, щадить враговъ своего владыки, и христіанинъ, всегда и во всемъ покорный волѣ Божіей, не можетъ сознавать за собою никакого права оказывать снисходительность къ лжеучителямъ, если располагаетъ какими-либо средствами къ уничтоженію ихъ лжеученія. Если условная свобода означаетъ всецѣлую отдашюсть одной религіи, хотя бы то и истинной, то опа необходимо ведетъ не къ вѣротерпимости, а къ латинскимъ пріемамъ насильственной или іезуитской пропаганды своего

ѵчрііія и инквизиціоннаго искорененія заблужденій. Эта условная свобода, далѣе, только на словахъ можетъ представляться чѣмъ-то среднимъ между-грѣховнымъ своеволіемъ человѣка и абсолютно святою абсолютною свободою Бога, на дѣлѣ же она—простой отказъ человѣка отъ всякой личной свободы, какъ отъ источника грѣха и зла въ мірѣ. Что же остается у васъ отъ признаннаго въ началѣ за несомнѣнное положеніе, что Богъ далъ человѣку свободу и сохраняетъ ее за нимъ, а безъ Его воли никто не можетъ лишить человѣка этого дара Божія?

Что можемъ сказать мы въ отвѣть па подобное обличеніе во взаимной противорѣчивости н нашихъ положеній и въ несоотвѣтствіи и нашихъ словъ дѣйствительности? Думается, что мы можемъ прямо согласиться со многимъ въ этихъ разсужденіяхъ. какъ съ нашими собственными мнѣніями, сейчасъ только, съ соотвѣтствующими измѣненіями высказанными нами въ обличеніе нашихъ противниковъ, и ограничиться разъясненіемъ недоразумѣнія, тіо которому они обращаются теперь противъ насъ. Ошибка нашихъ возражателей—въ томъ, что они только на словахъ • согласились съ условностію свободы человѣка, а всѣ разсужденія свои продолжаютъ строить на привычной юридической почвѣ, свободу понимаютъ, какъ право человѣка противопоставлять себя Богу, утверждать свою независимость отъ Него. Ставя, такимъ образомъ, насъ на свое мѣсто, они и предполагаютъ побить насъ нашимъ же оружіемъ, совершенно упуская изъ вниманія, что мы то ихъ позицію занимать и защищать нисколько не желаемъ и съ самаго начала отказались трактовать свободу человѣка, какъ его собственность но праву, а видимъ въ ней только даръ ему отъ Бога, изначала обусловленный сознательнымъ послушаніемъ, и безконечное снисхожденіе къ. пому послѣ грѣхопаденія.

Всею исторіею Ветхаго Завѣта фактически показано, а въ Новомъ Завѣтѣ и прямо сказано, что юридическая постановка отношеній человѣка къ Богу можетъ вести только къ двумъ результатамъ. Въ лучшемъ случаѣ мы можемъ достигнуть сознанія, что «мы рабы ничего нсстоющіе, потому что сдѣлали, что должны были сдѣлать», и должны ожидать не благодарности особой, а немедленнаго назначенія намъ новаго труда (Лук. 17.

7—10). Вт. худшемъ—съ нами повторится то же, что произошло съ невѣрующимъ Израилемъ: «не разумѣя праведности Божіей и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божіей, потому что конецъ закона

Христосъ къ праведности всякому вѣрующему» (Римл. 10, 3—4). Не въ юридической праведности, ставящей и сына въ положеніе раба, а во Христѣ и Его церкви возвращена Богомъ человѣку сыновняя свобода, указана сущность условной свободы конечнаго существа и открытъ безконечный путь для развитія этой свободы. «Стойте въ свободѣ, которую даровалъ намъ Христосъ, и не подвергайтесь опять игу рабства», говорить апостолъ Павелъ. «Свидѣтельствую всякому человѣку обрѣзывающемуся, что онъ долженъ исполнить весь законъ. Вы, оправдывающіе себя закономъ, остались безъ Христа, отпали отъ благодати» (Гал. 5, 1—4). Только «гдѣ Духъ Господень, тамъ свобода» (2 Корино. 3, 17). «Если пребудете въ словѣ Моемъ, говоритъ п Самъ Господь, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сдѣлаетъ васъ свободными... Если Сынъ освободитъ васъ, то истинно свободны будете» (Іоан. 8, 31. 32. 36). Гдѣ же этотъ, освобождающій отъ рабства законнаго, Духъ Христовъ? Въ чемъ сущность христіанства, какъ жизненнаго начала, ставящаго человѣка въ сыновнее, а не юридическое отношеніе къ Богу?

«Я есмь. отвѣчаетъ на эти вопросы Господь, путь и истина и жизнь; никто не приходитъ къ Отцу, какъ только чрезъ Меня» (Іоан. 14, 6). «Во Христѣ Іисусѣ, поясняетъ апостолъ, не имѣетъ силы ни обрѣзаніе, ни необрѣзаніе, но вѣра, дѣйствующая любовью» (Гал. 5. (!). Припомнимъ, что Господь Іисусъ Христосъ приходилъ на землю для того, чтобы подвигомъ величайшаго самоотреченія спасти родъ человѣческій, и въ этомъ Своемъ подвигѣ указывалъ особое проявленіе Своей свободы и особое основаніе любви къ Нему Отца. «Потому любитъ Меня Отецъ, что Я отдаю жизнь Мою. чтобы опять принять ее. Никто не отнимаетъ ея у Меня, по я Самъ отдаю ее: имѣю власть отдать ее и власть имѣю опять принять ее. Сію заповѣдь получилъ Я отъ Отца Моего» (Іоан. 10,17—18). Каждый, далѣе, человѣкъ становится христіаниномъ чрезъ крещеніе въ смерть Христову, чрезъ то священнодѣйствіе, въ которомъ человѣкъ таинственно срасшшается Христу, умираетъ и погребается съ Нимъ, чтобы принять усыновленіе Богу, чтобы ходить въ обновленной жизни, чтобы смерть не имѣла уже болѣе власти надъ нимъ (Римл. 6,1—11: 8, ,9—17). И здѣсь, такимъ образомъ, смерть и усыновленіе Богу и освобожденіе отъ страха смерти, сильнѣйшаго средства угнетенія свободы человѣка. Какимъ образомъ въ дѣйствительности умираетъ че-

юн і.к'і. го Христомъ, ото видно изъ словъ Господа ученикамъ: «Кто хочетъ идти- за Мною, отпершись себя, и возьми крестъ свой- и слѣдуй за Мною. Ибо кто хочетъ душу свою сберечь, тогъ потеряетъ ее; а кто потеряетъ душу свою ради Меня и Евангелія, тотъ сбережетъ ее. Ибо какая польза человѣку, pc іи онъ пріобрѣтетъ весь міръ, а душѣ своей повредитъ? Или какой выкупъ дастъ человѣкъ за душу свою?» (Марк. 8, За— 37). Полное самоотреченіе заповѣдуетъ здѣсь Господь Своимъ послѣдователямъ н здѣсь же личность человѣка ставитъ выше всего міра, не говоря уже о земныхъ интересахъ случайнаго современнаго большинства, которымъ такъ охотно готовы все подчинить мыслящіе себя защитниками обсолютной религіозной свободы. Нельзя не обратить вниманія на это постоянное сочетаніе самоотреченія съ усыновленіемъ Богу и личною свободою, заповѣди о самопожертвованіи съ высочайшею оцѣнкою личности человѣка, потому что на первый взглядъ эти понятія взаимно исключаютъ другъ друга, поскольку свобода человѣка есть самоположеніс, самоутвержденіе субъекта противъ всякихъ внѣшнихъ воздѣйствій. И въ послѣдней, прощальной бесѣдѣ Спасителя опять слышимъ ту же заповѣдь о самоотреченіп, какъ высшемъ проявленіи любви. «Кто имѣетъ заповѣди Мои и соблюдаетъ ихъ. тотъ любитъ Меня; а кто любить Меня, тотъ возлюбленъ будетъ Отцомъ Моимъ; и Я возлюблю с'го и явлюсь ему Самъ... Если заповѣди Мои соблюдете. пребудете въ любви Моей, какъ и Я соблюлъ заповѣди Отца Моего и пребываю въ Его любви... Сія есть заповѣдь Моя, да любите другъ друга, какъ Я возлюбилъ васъ. Нѣтъ больше той любви, какъ если кто положитъ душу свою за друзей своихъ. Вы друзья Мои. если исполняете то, что Я заповѣдую вамъ... Сіе заповѣдую вамъ, да любите другъ друга... Какъ Ты, Отчо. во Мнѣ, и Я въ Тебѣ, такъ и они (вѣрующіе въ Меня) да будутъ въ Насъ едино... Я въ нихъ, и Ты во Мнѣ; да будутъ совершены во едино, и да познаетъ міръ, что Ты послалъ Меня и возлюбилъ ихъ какъ возлюбилъ Меня» (Іоан. 14, 21: 15. 10. 12—14. 17: 17. 21. 23). Все Свое ученіе Господь возводить къ единой заповѣди о взаимной дѣятельной любви, указываетъ, что эта любовь имѣетъ свой источникъ и образецъ въ Его любви къ людямъ и, будучи проявленіемъ любви къ Богу Спасителю, вводитъ человѣка въ нремірное царство любви божественной, а высшею формою любви на землѣ ставитъ отдачу души за друзей своихъ, т.-е. высшее

проявленіе еамоотрочопія. Итакъ, самоотречеиіе есть высшая форма любви на землѣ, а такъ какъ Самъ Богъ есть абсолютная любовь и человѣкъ есть образъ Божіи, то самоотреченіе, самоотверженная ради Христа любовь къ ближнимъ представляетъ высшее проявленіе богоподобія въ человѣкѣ, высшую возможную на землѣ ступень приближенія образа къ Первообразу.

Человѣкъ, говорили мы, обладаетъ только условною свободою. Свобода абсолютная есть одно изъ свойствъ Божественнаго Существа. Если самоотречепіе есть высшее проявленіе богоподобія въ человѣкѣ, то естественно возникаетъ вопросъ: но въ самоотрсчеиіи ли состоитъ и та условная свобода человѣка, какая только и возможна въ немъ, какъ существѣ конечномъ? На первый взглядъ, конечно, самоотреченіе есть отказъ прежде всего отъ своей свободы въ пользу другого, но такъ ли ото в'ь дѣйствительности? Свобода человѣка, говорили мы. состоитъ въ послушаніи единственно требованіямъ своей совѣсти и въ возможности противодѣйствовать внѣшнимъ вліяніямъ и воздѣйствіямъ ради своихъ личныхъ убѣжденій. Какого же земного давленія не вынесетъ человѣкъ, готовый ради Христа на смерть даже за друзей своихъ? А имѣемъ ли еще мы основаніе ограничивать заповѣдь о самоотрсчеиіи толкованіемъ ея въ смыслѣ готовности на земную только смерть, а не на духовную, — въ смыслѣ промѣна земной временной жизни на вѣчное небесное блаженство, а не въ смыслѣ готовности даже въ адъ пойти ради того, чтобы другой былъ пощаженъ отъ ада и введенъ въ царство небесное? Моисей просилъ изгладить и его имя изъ книги жизни, если Господь погубитъ израильтянъ ради золотого тельца (Исх. 32, 31— 32). Ап. Павелъ «желалъ бы самъ быть отлученнымъ отъ Христа за братьевъ» своихъ но плоти, израильтянъ (Римл. 9, 3—4). А оба они— люди удостоившіеся лицезрѣть Бога земными очами. Да и зачѣмъ намъ ставить «служителя» и апостола какъ будто выше Господа вт, любви? Развѣ Господь Самъ для искупленія людей не совершилъ фактически того именно, на что только готовы были Моисей и Павелъ, совершилъ въ несравненно высшей мѣрѣ? Они, сознавая себя грѣшниками, только надѣялись еще по милости Божіей достичь небесной славы, а Господь и прежде сложенія міра пребывалъ уже во всей славѣ Божества. Они готовы были отказаться отъ участія только вт, царствѣ,, а Онъ съ самаго престола славы снисшелъ вт, образѣ раба

па землю и, не найдя и здѣсь падшаго Адама, «даже до адовыхъ сокровищъ» искалъ его (Великой субботы «непорочны», стикъ 25 п канонъ, пѣснь 8). Слѣдовательно, самоотреченіе, высшая форма проявленія любви на землѣ, въ высочайшемъ своемъ напряженіи восходитъ до готовности не на временную только смерть, а и на вѣчную, ради спасенія отъ этой вѣчной смерти своего ближняго, — говоримъ — до готовности, а не до самой вѣчной погибели, потому что но тождеству въ сущности христіанской любви къ ближнему съ любовью къ Богу «невозможно быть отчужденнымъ отъ Бога тому, кто изъ любви къ Богу, ради важнѣйшей изъ заповѣдей, отказывается отъ благодати Божіей» '). Для достигшаго этой высокой степени самоотверженной любви нѣтъ, очевидно, никакой уже внѣшней силы, которая бы могла принудить его измѣнить своимъ убѣжденіямъ, поступить не по своему свободному выбору, а по чужой волѣ. «Ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, пи настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не можетъ отлучить насъ отъ любви Божіей во Христѣ Іисусѣ, Господѣ нашемъ». «Все сіе преодолѣваемъ силою Возлюбившаго насъ». «Все могу въ укрѣпляющемъ меня Іисусѣ Христѣ» (Римл. 8, 38—39. 37: Фнлнп. 4, 13). Такимъ образомъ, представляющееся на первый взглядъ прямою противоположностію личной свободы, христіанское самоотреченіе оказывается, въ дѣйствительности, самымъ твердымъ основаніемъ и непоколебимою ни для какой земной бури опорою личной свободы, открываетъ человѣку въ дѣятельной любви къ ближнему путь къ полнѣйшей, какая только возможна для него, свободѣ. Какъ Христосъ фактическою «смертью лишилъ силы имѣющаго державу смерти, то-есть діавола», такъ христіанинъ чрезъ таинственную смерть въ крещеніи и чрезъ фактическое самоотреченіе, чрезъ Готовность на смерть за Христа, совершенно освобождается Христомъ отъ страха смерти, отъ того страха, который обыкновенно держитъ человѣка въ рабствѣ во всю его жизнь, вынуждаетъ поступаться своими убѣжденіями, дѣйствовать противъ своей совѣсти, грѣшить (Евр. 2, 14—15-, Римл. 14, 23).

Но самоотреченіе освобождаетъ христіанина не отъ вліянія внѣшнихъ только давленій до страха смерти включительно. Оно

’) Св. Василія Вел. Правила простр. Вопросоотвѣтъ 3. Изд. Московск. Д. Акад. 3. Сергіевъ Посадъ. 1892 г., стр. 96—97.

освобождаетъ его іі отъ рабства грѣху, царствовавшему въ мірѣ до Христа, а вмѣстѣ съ этимъ избавляетъ и отъ рабскаго подчиненія закону, отъ мучительныхъ заботъ о топ праведности закопнической. которая не позволяетъ своимъ блюстителямъ пи въ чемъ отступать отъ буквы закона. Будучи во Христѣ новымъ созданіемъ, храмомъ Духа Святаго, имѣя Самого Христа живущимъ въ себѣ, христіанинъ можетъ въ твердомъ упованіи на благодать Божію ставить себѣ постояннымъ правиломъ жизни «поступать такъ, какъ поступалъ Іисусъ Христосъ праведникъ» (1 Іоан. 2. 1. 6'), чтобы и сердце наше не осуждало пасъ и къ Богу имѣли мы такое дерзновеніе, при которомъ пѣтъ уже мѣста страху, а господствуетъ всецѣло совершенная любовь (1 Іоан. 3, 19—22: 4, 17—18). и съ помощью Божіею дѣйствительно, въ мѣру силъ своихъ, осуществляетъ это правило, возвышаясь до послѣднихъ, мыслимыхъ на землѣ степеней уподобленія Богу-Искупителю въ искренней готовности самому погибнуть ради спасенія ближнихъ. Этимъ онъ возвышается надъ всякими нормами закона положительнаго, перестает ъ и въ исполненіи закона быть рабомъ, незнающимъ намѣреній господина, а становится другомъ, которому Христосъ сказалъ, все. что слышалъ отъ Отца (Іоан. 15. 15). сыномъ и наслѣдникомъ Божіимъ, достигшимъ той духовной зрѣлости, при которой онъ не нуждается уже въ руководителяхъ и попечителяхъ, по является господиномъ всего (Галат. 4, 1—7). Въ самоотверженной. по образу Христа, любви къ ближнимъ, отрѣшившись отъ всякаго эгоизма, распявъ свою плоть со страстями и похотями, онъ находится уже не подъ закономъ, но подъ благодатію, водится духомъ, творитъ тѣ христіанскіе плоды духа, па которые пѣть уже закона (Римл. 6, 12—14: Гал. 5, 18. 22—26: 1 Тим. 1.9), и «обновляется въ познаніи по образу Создавшаго его, гдѣ пѣтъ ни еллина, ни іудея, ни обрѣзанія, пи необрѣзанія, варвара, скиоа. раба, свободнаго, по все и во воемъ Христосъ» (Ко.тос. 3. 10—11). гдѣ его совѣсть не смущаютъ уже не только заповѣди и ученія человѣческія: «не прикасайся, не вкушай, не дотрогпвайся» (Ко.тос. 2, 21—22), по даже и вкушеніе идоложертвеннаго. Даже и этотъ родъ идо-лослужепія, «это общеніе съ бѣсами» апостолъ запрещаетъ не потому, чтобы оно само по себѣ оскверняло истиннаго христіанина («Или идоложертвсшіос значитъ что-нибудь»? «Мы знаемъ, что идолъ въ мірѣ ничто». «Я знаю п увѣренъ въ Господѣ Іисѵсѣ. что нѣтъ ничего въ себѣ самомъ нечистаго: только но-

читающему что-либо нечистымъ, тому нечисто»), но только ради спасенія ближнихъ, «чтобы эта свобода не послужила соблазномъ для немощныхъ». «Все мнѣ позволительно, none все назидаетъ» и потому основное правило — самоотреченіе:; «никто не ищи своего, но каждый пользы другого»... «ѣдите ли, •пьете ли. пли иное что дѣлаете; все дѣлайте въ славу Божію.’ Не подавайте соблазна ни іудеямъ, ни оллинамъ, нй церкви Боллей. такъ какъ и я угождаю всѣмъ во всемъ,■ ища ліе своей пользы, по пользы многихъ, чтобы ошг- спаслись». : И ради этого спасенія немощныхъ не только отъ идоложертвенііаго совѣсть велитъ отказаться («Мы всѣ имѣемъ знаніе; но знаніе надмеваетъ. а любовь назидаетъ». «Все мнѣ позволительно, но ничто не должно обладать мною»); но даже «если пища соблазняетъ брата моего, не буду есть мяса во вѣкъ, чтобы не соблазнить брата моего», и «будучи свободенъ отъ всѣхъ, я всѣмъ поработилъ себя, дабы больше пріобрѣсти; для іудеевъ я былъ какъ іудей, чтобы пріобрѣсти іудеевъ; для подзаконныхъ былъ какъ подзаконный, чтобы пріобрѣсти подзаконныхъ; для чуждыхъ закона—какъ чуждый закона (не будучи чуждъ закона предъ Богомъ, но нодзаконенъ Христу), чтобы пріобрѣсти чуждыхъ закона. Для немощныхъ быль каки немощный, чтобы пріобрѣсти немощныхъ. Для всѣхъ я сдѣлался всѣмъ, чтобы спасти по крайней мѣрѣ нѣкоторыхъ. Сіе же дѣлаю для Евангелія, чтобы быть соучастникомъ его» (1 Корино. 6, 12: 8, 1—13] 9, 19—23: 10,'14—33; Римл. 14,1—23] Тит. 1,15) Ничѣмъ тварнымъ несокрушимая опора христіанской личной свободы, самоотреченіе оказывается, очевидно, такою-же точно опорою и источникомъ и вѣротерпимости. Оно освобождаетъ христіанина отъ рабскаго подчиненія закону, но въ то же время не позволяетъ ему въ надменномъ сознаніи этой своей свободы отъ закона устроятъ свою жизнь совершенно независимо отъ всѣхъ тѣхъ, кто не достигъ такой высоты христіанскаго познанія; напротивъ, какъ беззавѣтная любовіг къ ближнему ради Христа, неудержимо, однако внутренне свободною, изъ личной любви ко Христу-Спасителю исходящею силою влечетъ его на служеніе этимъ именно немощными ближнимъ и опредѣляетъ самое это служеніе, и какъ чрезвычайный, геройскій подвигъ мученическій, п какъ самую обыденную дѣйствительность, какъ всевозможное приспособленіе къ немощамъ ближнихъ, какъ такой образъ жизни и ученія, который наиболѣе соотвѣтствовалъ-бы духовному развитію и историческимъ условіямъ жизни окру-

жаюіцихъ. наиболѣе привлекалъ-бы ихъ полюбить Христа и не представлялъ бы ничего, но возможности, соблазнительнаго, препятствующаго ихъ добровольному обращенію ко Христу. Какъ нй, неизбѣжно при этомъ сапоставленіе себя, какъ носителя Христова Евангелія, съ окружающими, какъ немощными именно, .воспринимающими еще только это Евангеліе или даже не црстигаюГщіми вовсе его, все-таки въ истинномъ послѣдователѣ Христа не' возможна вовсе надменность своимъ знаніемъ истины.,. высокомѣрное’ отношеніе къ иномыслящимъ. Не возможна она потому,. что искренно отвергшійея себя ради Христа не можетъ вовсе мыслить о себѣ иначе, какъ мыслилъ ап. Павелъ. Господь только «послѣ всѣхъ явился и мнѣ, какъ нѣкоему извергу. Ибо я наименьшій изъ апостоловъ и недостоинъ называться апостоломъ». И если даже «я болѣе всѣхъ ихъ потрудился: не я, впрочемъ, а благодать Божія, которая со мною», всетаки только «благодатію Божіею есмь то, что есмь» (1 Корине. 15, 8—10). Самъ .по себѣ, не какъ орудіе благодати, я только «хулитель и гонитель и обидчикъ», только «первый изъ грѣшниковъ», только «для того я и помилованъ, чтобы Іисусъ Христосъ на мнѣ первомъ показалъ все долготерпѣніе, въ примѣръ тѣмъ, которые будутъ вѣровать въ Него къ жизни вѣчной» (1 Тим. 1, 13—16). Какъ та готовность душу свою погубить за спасеніе ближнихъ, которая составляетъ сущность христіанскаго самоотречепія, можетъ быть мыслима только въ видѣ смиренной молитвы къ Богу о спасеніи ближнихъ, не столь грѣшныхъ предъ Нимъ, по моему сознанію, какъ я грѣшенъ, а ни какъ не въ видѣ договора сь Богомъ, не въ видѣ, горделиваго предложенія меня, праведника, безъ вины послать въ адъ, а оттуда извести любимаго мною грѣшника; такъ точно и вѣротерпимость истинная основывается вовсе не на сознаніи православнымъ своего личнаго превосходства надъ всѣми и законнаго поэтому полномочія отъ Бога карать и миловать заблуждающихся по своему ѵсмотрѣнію, а на сознаніи себя виновнымъ предъ ними и отвѣтственнымъ предъ Богомъ за ихъ необращеніе ко Христу. Христіанинъ непоколебимо убѣжденъ, что исповѣдуемое имъ словомъ и жизнію христіанство въ своей сущности есть благовѣстіе о спасеніи всѣхъ людей Христомъ, возбуждающее во всѣхъ людяхъ благодарную любовь къ Спасителю, что обращеніе, поэтому, къ Нему каждаго человѣка есть явленіе вполнѣ естественное, свободное, а не вынужденное, что для охраненія полнѣйшаго этой

именно свободы Господь не Самъ въ прославленномъ тѣлѣ предстанетъ предъ людьми съ этіімъ благовѣстіемъ, а призываетъ всѣхъ къ Себѣ чрезъ земную Церковь, чрезъ людей, носящихъ Его благодать въ скудельныхъ сосудахъ, всегда соотвѣтствующихъ условіямъ жизни и развитію ихъ современниковъ, но дающихъ имъ возможность свободнаго критическаго отношенія къ проповѣдуемому благовѣстію. Если теперь ото благовѣстіе не находитъ отклика въ окружающихъ проповѣдника, то очевидно ближайшая причина этого въ самомъ проповѣдникѣ, благодатію Христа призванномъ быть носителемъ истины для своихъ современниковъ, но не умѣющемъ надлежащимъ образомъ предложить эту, всѣхъ къ себѣ свободно привлекающую, истину людямъ, нуждающимся въ познаніи этой истины и болѣе проповѣдника, по свидѣтельству его совѣсти, донстойнымъ помилованія отъ Бога.

Такимъ образомъ, истинная христіанская вѣротерпимость представляетъ проявленіе но отношенію къ иномыслящимъ истинной христіанской свободы, т. е. самоотверженной любви къ Богу—Спасителю и всецѣлой, въ силу этой любви, отдан-ностн продолженію Его дѣла, дѣла спасенія міра отъ грѣха и вѣчной погибели. Въ основѣ ея лежитъ, во-первыхъ, непоколебимая, на мученическую смерть готовая вѣра христіанина во Христа и въ несомнѣнность побѣды Его церкви надъ всѣми иными религіями и ученіями,—во-вторыхъ, глубочайшее, никакими проявленіями Божія благоволенія неискоренимое чувство своего личнаго не достоинства, которое, при твердой надеждѣ на спасеніе все же Христомъ и его самого, и вызываетъ свободное чувство благодарной, беззавѣтной любви къ Спасителю грѣшниковъ. Эта вѣротерпимость не боится ни насилій, ни привиллегій и не нуждается ни въ тѣхъ, ни въ другихъ. Она просто ставитъ всѣ такія мѣры содѣйствія и противодѣйствія истинѣ въ рядъ явленій внѣшнихъ, въ существѣ своемъ безразличныхъ, получающихъ ту или другую нравственную цѣнность только отъ тѣхъ мотивовъ, которыми руководится человѣкъ. примѣняющій такія мѣры. Истинный послѣдователь Христа никогда и никакому насилію не уступитъ и малѣйшей частицы своихъ дѣйствительныхъ убѣжденій; но но этому же самому онъ на каждомъ шагу своемъ самъ, совершенно независимо отъ внѣшнихъ предписаній, сообразно своему и своихъ ближнихъ развитію и житейскимъ условіямъ, рѣшаетъ, что предписываетъ ему въ данномъ случаѣ его совѣсть, при-

пять ли предлагаемую ему нривиллегію, какъ содѣйствіе спасенію ближнихъ, или отклонить ее, какъ соблазнъ и протыканіе для немощныхъ.—поступиться ли и въ какой мѣрѣ не только своими личными правами, но и открытымъ исповѣданіемъ сознанной истины ради привлеченія къ ней и невѣрующихъ, или противостать въ лице и малѣйшему отступленію отъ точнаго исповѣданія истины,—пойти ли ему прямо за имя Христово на муки и смерть, или спастись отъ гоненія бѣгствомъ, или призвать законную власть для защиты отъ народной толпы и аппеллировать къ кесарю отъ продажнаго проконсула, или, наконецъ, выдвинуть и внѣшнюю, даже вооруженную силу для защиты мирныхъ людей отъ болѣе или менѣе безсмысленнаго избіенія ихъ варварами, отъ насильственнаго обращенія въ мусульманство, отъ «распространенія правды католицкой» подъ знаменами самозванца, и отъ методическаго и по своей разсчитаиности еще болѣе безчеловѣчнаго порабощенія и истребленія въ интересахъ цивилизаціи низшихъ будто бы расъ высшими носителями міровой культуры. И какое бы рѣшеніе онъ ни принялъ, доколѣ самъ несомнѣнно убѣжденъ, что его образъ дѣйствій есть чистое отъ всякихъ эгоистическихъ мотивовъ служеніе Христу самоотверженною любовью къ Его меньшимъ братьямъ, то служеніе, въ которомъ одномъ спроситъ Господь отчета на послѣднемъ судѣ, всякія внѣшнія мѣры противъ него сами будутъ насиліемъ подъ его искреннимъ убѣжденіемъ, а практически будутъ безсильны поколебать это его убѣжденіе. Поэтому, Христова церковь, какъ носительница истинной свободы и охранительница ея во всѣхъ людяхъ рѣшительно отрицаетъ только двѣ противоположныя крайности въ этомъ безконечномъ разнообразіи взаимныхъ людскихъ отношеній, какъ противорѣчащія прямо понятію истинной христіанской свободы. Нельзя крестить человѣка, только силою или обманомъ приведеннаго къ купели, въ которомъ поэтому можетъ еще не быть ни зародыша, ни почвы для самоотречепной, благодарной за свое вѣчное спасеніе, любви ко Христу. Нельзя также и запретить принципіально содѣйствіе истинѣ внѣшними мѣрами, провозгласить истину и ложь равноправными предъ закономъ, потому что истинная свобода есть всецѣлая отдапноеть абсолютной истинѣ—Христу Спасителю міра и эта свобода должна принадлежать и носителямъ земной власти. Не легко рѣшить, когда государство дальше отходитъ отъ идеала христіанской свободы,—тогда ли, когда

оно ооро-гь на себя задачу завоевать весь міръ для Христа л па всѣ времена внушить невѣрнымъ страхъ предъ христіанами. или—когда идеаломъ отношеній государственной власти кі, религіи ставятъ турецкую стражу при гробѣ Господнемъ, одинаково равнодушную къ вѣрованіямъ и грековъ и латинянъ. и интересующуюся только бакшишемъ въ Іерусалимѣ и политическою поддержкою въ Константинополѣ. Не въ страхѣ предъ внѣшнею сплою н не въ юридической разстановкѣ всѣхъ людей въ точно размѣренныя, равныя для каждаго клѣтки заключается религіозная свобода, а въ дарованной во Христѣ каждому человѣку возможности по доброй волѣ своей освободиться отъ рабства грѣху и, вступивъ во Христову церковь, безконечно и самому возрастать нравственно «въ мужа совершеннаго. въ мѣру полнаго возраста Христова», и все вокругъ себя «возращать истинною любовью въ Того, который есть глава, Христосъ» (Ефес. 4, 11—16).

Свящ. Т. Налимовъ.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ

Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.

Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»

Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.

На сайте академии

www.spbda.ru

> события в жизни академии

> сведения о структуре и подразделениях академии

> информация об учебном процессе и научной работе

> библиотека электронных книг для свободной загрузки

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.