CC BY
91
C^sJLe^S
V РЕЦЕНЗИИ V
Христианские истоки права в ценностном измерении*
Наступает эпоха крушения политической идеологии во всей ее неприглядной ипостаси. В системе общественных отношений, укрепляя свои основы, все большую регулятивную силу набирает правовая идеология, одним из первичных истоков которой была религия как одна из форм общественного сознания, играющая важную роль в духовном становлении человеческой личности, мотивации ее общественного поведения.
О. Конт ошибался, характеризуя религию как пройденную стадию в развитии человечества, духовная эволюция которого — процесс весьма сложный, неоднозначный и, в сущности, бесконечный. Пренебрежительное отношение к религии сужается как шагреневая кожа. Разочаровавшись в политических догмах, изуродовавших человеческую жизнь зачастую ложными идеалами, принципами, практическими установками, homo sapiens потенциально активизировал свою чувственную духовность, являющуюся основой его бытия1. Религиозная чувственность (а не пустоголовый религиозный фанатизм) — это изначально присущее человеку чувство непостижимой космической предопределенности нашей земной жизни, породившее понятие Бога, объединяющего представления о сущности трансцендентных структур, процессов.
Как известно, общепринятая концепция устройства Вселенной отсутствует.
* Рецензия на книги: Лафитский В. И. Воскресение права. Часть первая. Дни созидания; часть вторая. В мире распятого Христа. М., 2008. 509 с.; Лафитский В. И. Воскресение права. Часть третья. Книги Завета. М., 2009. 152 с.
1 См.: Rahner K. Hörer der Wortes. München, 1971. S. 14; Trillhaas W. Religionsphilosophi. B.; N. J., 1972.
Даже математика как наука наук не дает ответов на многие вопросы. Конкретный жизненный опыт, познание явлений действительности, понятия, символы2, историческая фактура и т. д. образуют в человеческом сознании определенную систему убеждений, в том числе религиозных3. Понимание Бога «может быть бесконечно разнообразным»4, однако во всех формах религиозного сознания признается существование Божественной субстанции как первоосновы человеческого бытия, в своей сущности разумом непознаваемой: «природа Бога непостижима и всегда будет недоступна для нас»5. Как констатируется в Библии, Бога никто никогда не видел и видеть не может6.
2 См.: Юнг К. Г. Человек и его символы. СПб., 1996.
3 См.: Пикок А. От науки к Богу: новые грани восприятия религии. М., 2002. С. 59—60.
4Радлов Э. Л. Философский словарь. М., 1918. С. 544.
5Пикок А. Указ. соч. С. 111.
6 Ньютон был одним из немногих, который считал Бога «доказуемой реальностью». Дж. Локк соглашался с тем, что доказать бытие Божественного невозможно, однако не сомневался в том, что Бог как трансцендентное явление объективно существует.
«Вечная тайна окружающего мира, — считал А. Эйнштейн, — заключается в его по-стижимости». Известно отношение к Божественному таких титанов эпохи Возрождения, как И. С. Бах и Б. Микеланджело. Бах о Божественном проникновенно говорил музыкой, Микеланджело (на воззрения которого большое влияние оказали проповеди Дж. Савонаролы) также проникновенно своей скульптурой (например, «Оплакивание Христа» — Рим, собор Св. Петра; «Моисей» — Рим, церковь Сан-Пьетро ин Винко-ли), живописью (Ватикан, роспись Сикстин-
Противопоставление религии и науки в традиционном смысле становится неактуальным7. «С тех пор, как человек
ской капеллы — цикл композиций на темы Ветхого завета), архитектурой (главный архитектор собора Св. Петра, Рим). «Религия, — подчеркивал А. С. Пушкин, — создала искусство и литературу — все, что было великого с самой глубокой древности; все находится в зависимости от религиозного чувства... Без него не было бы ни философии, ни поэзии, ни нравственности».
7 В богословской литературе постулируется мысль о том, что не будь религии, в частности христианской религии, вообще не было бы современной науки, что «очень легко доказать. И. Кант говорил, что всякая наука настолько наука, сколько в ней есть математики. Действительно, лежащая в основе технической революции европейская наука, созданная в XVII в., опиралась на математику, конкретно — на интегральное исчисление, именуемую еще высшей математикой или математическим анализом. Эта отрасль знания характеризуется тремя следующими признаками: во-первых, это чисто интеллектуальное творчество, не связанное ни с какой эмпирикой (говорят, что «математик может не смотреть в окно»); во-вторых, занятия этой интеллектуальной игрой требуют мастерского владения абстрактными категориями; в-третьих, основной категорией для высшей математики является понятие бесконечности. И все эти признаки явились следствием христианизации Европы. Первый порожден подражанием Богу Отцу, сотворившему мир «из ничего»; умение оперировать отвлеченными категориями (универсалиями) выработано веками схоластической теологии, изучавшей атрибуты, аксиденции и прочие свойства Бога; понятие же актуальной, т. е. существующей как объект, бесконечности перестало пугать христиан, как пугало оно древних греков, из-за этого так и не создавших интегрального исчисления (хотя Архимед был в одном шаге от него), поскольку сам христианский Бог есть актуальная бесконечность» (Тростников В. Н. Бог в русской истории. М., 2008. С. 129—130). Вспоминается Л. Н. Толстой: «Религия открывает смысл жизни людей, а наука прилагает этот смысл к различным сторонам жизни». (Трактат Л. Н. Толстого «В чем моя вера?»).
стал отличаться от животного, он сделался религиозным»8. «С древнейших времен окружающий мир представлялся человеку исполненным глубокой тайны; он внушал людям изумление и благоговейный трепет, которые и составляют самую сущность религиозного поклонения»9. Чувство религиозности требует от человека особой углубленности в «катакомбы» духовного бытия. Человек сам себя ощущает как некую тайну, пытаясь проникнуть в «таинственную глубину действительности»10.
Религиозное мировоззрение, отражающее трагичность земного бытия (осознание этой трагичности — общий признак религиозных вероучений), выступает как один из способов духовной адаптации человека к окружающей действительности, его духовного самовыражения, культурной самоидентификации. Корни этой адаптации — мифологические, интеллектуальный заряд которых не удалось разрушить в понятиях и терминах научного разума, бросающего религии серьезные вызовы. Несмотря на ее достоинства, наука не в состоянии доказать ирреальность трансцендентного, что приводит к понятию абсолютной реальности, исключающей упрощенное понимание Божественного как источника всего сущего и принципы воздействия которой на человеческую жизнь, находящейся в центре этой реальности, всегда неизменны. Сама по себе она «невыразима и по определению может быть описана лишь с помощью метафор, моделей, аналогий и экстраполяций»11.
Мифология — это первое философское представление людей об окружаю- 12 щей действительности12, опирающее-
8 Ренан Э. Жизнь Иисуса / пер. с фр. М., 1990. С. 1.
9Армстронг К. Краткая история мифа / пер. с англ. М., 2005. С. 29.
10 См.: Rahner K. Experiment Mensen. Hamburg, 1973. S. 132; Idem. Alltägliche Dinge. München, 1974. S. 8; Idem. Grundkurs des Glaubens: Einführung in den Begriff des Christentums. Freiburg, 1976.
11 Пикок А. Указ. соч. С. 79.
12 См.: Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М.,
1980. С. 10.
ся на воображение, на ассоциативное мышление, которое предшествует логическому мышлению. Способность порождать идеи, а также «испытывать состояния, не поддающие рациональному объяснению», — характерная особенность человеческого сознания. Обладать воображением — значит обладать «способностью размышлять о предметах, не находящихся в пределах непосредственной досягаемости и даже вовсе не существовавших до того, как они возникли в нашем уме». Человеку «смысл жизни испокон веков придавал миф», построенный на воображении13. Верно замечание, что в современной демифологизированной цивилизации «мифологическое мышление зачастую осуждается и сбрасывается со счетов как иррациональное и пригодное лишь для потакания человеческим слабостям». Однако нельзя забывать, что «без воображения ученые не смогли бы постигать новые истины и изобретать новые технологии, благодаря которым вся наша деятельность стала неизмеримо бо-
- 14
лее продуктивной»14.
Миф — это не источник определенных фактических сведений, а «наставник, обучающий правилам поведения». Свой истинный смысл он обнаруживает лишь тогда, когда находит «этическое выражение в повседневной жизни. Если же рассматривать его как сугубо умозрительную гипотезу, он теряет смысл и воспринимается как никчемная выдумка»15. Этическая нагрузка мифа — его семантическое ядро, формирующее человеческую культуру, упреждающее своей телеологической направленностью духовную деградацию общественного бытия.
Роль мифологии, в том числе религиозной мифологии, в культивирова-
13 См.: Армстронг К. Указ. соч. С. 10—11, 12, 41, 132 и др.
14 Армстронг К. Указ. соч. С. 11. «Воображению, — постулировал Б. Паскаль, — не дано вложить ум в глупцов»; оно может не только лгать, но и говорить правду, «нередко свергает разум с престола...». (Паскаль Б. Мысли. СПб., 1995. С. 52, 53, 55 и др.).
15 Армстронг К. Указ. соч. С. 32.
нии правосознания человека, — ее особая стать, которая в нашем отечественном правоведении (за некоторым ис-ключением)16, к сожалению, не находит должного внимания. В этом отношении весьма интересным и достойным научного внимания является исследование В. И. Лафитского, посвященное вопросу о христианских истоках права как социальном феномене, их парадигматическом значении.
Исследуя в сравнительном ключе (учитывая религиозные контрасты: иудаизм, христианство, ислам, буддизм) влияние христианских идей, постулатов на развитие права, его институтов и принципов, автор нонконформистскими оценками этих идей, постулатов опровергает былое представление о христианстве, которое якобы лишь в начальный период своего существования имело прогрессивный характер, а потом изменило свою роль в духовной истории человечества, «став идейной опорой и защитой отживших общественных порядков», «благословив систему эксплуатации и порабощения, сословных привилегий и политического абсо-лютизма»17.
Отстаивая позицию, что в течение «многих веков религия и право развивались как единое целое» и утрата этого единства в условиях современных гло-бализационных процессов расшатывает основы существующих цивилиза-ций18, автор исследования доказывает, что правовые идеи и постулаты, рожденные христианской мыслью заключающей в себе не только религиозную мифологию, но и определенную историческую фактуру19, интеллектуаль-
16 См., например: Панаян Р. Ф. Христианские корни современного права. М., 2002.
17 Новиков М. П. Христианизация Киевской Руси: методологический аспект. М., 1991. С. 18.
18 См.: Лафитский В. И. Воскресение права. Часть первая. Дни созидания; часть вторая. В мире распятого Христа. С. 159; Он же. Сравнительное правоведение в образах права. Т. 1. М., 2010. С. 29.
19 О самой личности Иисуса Христа среди ученых бытует мнение, что он «был реаль-
ные достижения светской науки, и сегодня актуальны, перед ними бледнеют идолы ложного политического прогрес-сизма. Подчеркивается, что именно библейское право было положено в основу трех цивилизаций: иудейской, христианской и исламской. Однако правовые идеи и постулаты Библии, согласно автору, «уже дано не вдохновляют правителей, законодателей, судей. О ней молчат, а если вспоминают, то только для того, чтобы отвергнуть ее»20.
О каких идеях и постулатах идет речь, к воплощению которых в жизнь, по мысли автора, призваны стремиться народы, нации, всякий здравомыслящий человек?
1. Государственное устройство социального бытия — естественный процесс; государство как сообщество людей предшествует институтам, осуществляющим государственную власть, и «устанавливается не на короткое время, а на все время». В своей книге «Монархия» (до сих пор не получившей должной научной оценки в современном отечественном правоведении) А. Данте высказывает мысль о том, что государство — это «правовое установление, охватывающее всю область светского права»; «государственный строй не устанавливается ради законов, а законы устанавливаются ради государства»; право, «будучи благом, первично существует в мысли Бога»21, т. е. космично по своей природе22. Право на управление государством должно базироваться на доверии народа, выражающего свою суверенную волю посредством выборов.
ным человеком, около 30-го года н. э. казненного римлянами» (Армстронг К. Указ. соч. С. 116).
20Лафитский В. И. Воскресение права. Часть третья. Книги Завета. С. 10, 8.
21 Данте А. Монархия. М., 1999. С. 44, 57, 122.
22 Ученые верно характеризуют А. Данте
как зачинателя идеи правового государст-
ва (см.: Доброхитов А. О «Монархии» Дан-
те // Данте А. Монархия. С. 12), понятие которого в социальной философии, в том числе в философии права, долго не выступало как одно из ключевых понятий.
2. Разумное государственное управление должно осуществляться посредством права, которое выступает в двух видовых формах право естественное и право официальное. По утверждению Фомы Аквинского, первыми были естественные законы. Только естественный закон «является единственным законом из всех законов, истинным и необходимым для всего человечества, началом и концом любого правительства, законом, который не может изменить ни один парламент и ни один народ» (Дж. Мил-тон). Только право, его основополагающие принципы закладывают демократические основы государства.
В системе государственного управления предпочтение отдавалось единоличному правлению как более надежному с управленческой точки зрения (Фома Аквинский: «Один управляет лучше, чем многие...»). Человеческое общество, мотивировал А. Данте, «упорядочивается во что-то единое», «следовательно, должно быть что-то одно упорядочивающее или правящее»; в государственном управлении должна быть единая управленческая воля. «Эта воля не может быть единой, если нет единого правителя»; верховная власть «не терпит разделения»23.
Персонифицированное перволидер-ство в системе государственного управления не имеет права на какую-либо управленческую вседозволенность (Ф. М. Достоевский: «власть пьянит»), оно должно неукоснительно соблюдать конститутивные законы, определяющие его управленческие полномочия (Фома Аквинский, например, осуждал «неправовое господство»); верховный управляющий — не господин, а «слуга всех» (Дж. Милтон). Если правители «пытаются поставить себя над законом, который... дает им право править для общего блага, они должны быть по закону призваны к порядку» (Дж. Милтон).
В христианской идеологии заложена идея о праве на общественный протест, на сопротивление против несправедливой государственной власти. В частности, апостол Павел, призывая к смире-
23Данте А. Указ. соч. С. 48, 31, 41, 52, 123.
нию перед власть имущими, соглашался с тем, что, если власть, данная Богом, перестала служить добру, т. е. утрачивала божественное основание, христиане вправе отвергнуть ее. Любой тиран «за его жестокости может быть низложен... по решению общества в целом» (Фома Аквинский).
«В современных конституциях, — экстраполирует В. И. Лафитский, — есть множество механизмов, направленных на то, чтобы не допустить тиранов. Власть разделяется по вертикали между уровнями управления и по горизонтали между разными органами. Она ограничивается по срокам осуществления и по полномочиям. И тем не менее проявлений тирании не удается избежать даже в тех странах, которые, как США, имеют давние демократические
24
традиции»24.
3. Право — это общее благо, «благо народное», определяет Данте. Целью всякого общества должно быть «общее благо его членов, необходимо, чтобы целью всякого права было общее благо»; «не может существовать право, не имеющее в виду общее благо». Если действующие законы «не направлены ко благу тех, кто находится под законом, они законы лишь по имени, на деле же таковыми быть не могут»25.
Высшее право принятия или утверждения законов принадлежит непосредственно народу (Фома Аквинский); законы должны быть справедливыми (Фома Аквинский: «Сила закона зависит от того, насколько он справедлив»; «справедливость состоит в том, чтобы делать правильное»; несправедливые законы «имеют свойства не закона, а насилия», они «противоречат естественному праву»), своевременно обнародованными, ясными, стабильными. Ж. Ж. Руссо: «Народ презирает те законы, которые на его глазах ежедневно меняются». Должны быть четко определены пределы применения законов (Фома Аквинский), важно их качество (Э. Берк: «Плохие законы — наихудший вид тирании»), а не количе-
24Лафитский В. И. Воскресение права. Часть третья. Книги Завета. С. 65. 25Данте А. Указ. соч. С. 66, 71.
ство (Дж. Милтон: «качество законов, как правило, ухудшается по мере роста их числа»), необходима их кодификация (Дж. Савонарола). Особая деятельность людей должна регулироваться специальными законами (Фома Аквин-ский). Подчеркивался принцип равенства закона для всех, все без исключения должны исполнять его (Фома Ак-винский). Признавалось право на критику действующего законодательства (Тертуллиан: «Закон подозрителен, если он не желает, чтобы его критиковали»). При необходимости народ вправе «упразднять законы, принятые высшей властью» (Фома Аквинский).
4. В правовом обществе человек должен быть свободным в выборе правового поведения (Фома Аквинский); правовая свобода как таковая — самое высшее благо (Дж. Савонарола); совершать по праву — это то, что «угодно Богу» (А. Данте); рожденные свободными не должны становиться рабами (Дж. Милтон); человек имеет «право на благополучие», право получать то, что он заслужил (Дж. Милтон), право на свободомыслие (Н. Макиавелли: «Золотые времена, когда всякий может иметь и отстаивать свое мнение»); не должно быть никаких социальных различий, чрезмерного расслоения на богатых и бедных.
Анализируя христианские постулаты о правах человека, автор исследования особо выделяет религиозную мысль о частной собственности26, подчеркивается, что ее отвергал сам Иисус Христос27.
Важное место в христианской идеологии занимает проблема социальных обязанностей человека, среди которых главной обязанностью, определяющей основы общественного благоденствия, называется обязанность труда, породившая понятие «трудящиеся» (Мф. 10, 9—10: «трудящийся достоин пропитания»), оставшееся за порогом действующей российской Конституции.
26 См.: Лафитский В. И. Воскресение права. Часть первая. Дни созидания; часть вторая. В мире распятого Христа. С. 113, 131, 140, 153, 188, 242, 320, 388—390.
27 См.: Лафитский В. С. Воскресение права. Часть третья. Книги Завета. С. 108.
5. Судебная власть, выполняя свои функции по защите прав человека, должна быть независимой, гласной, справедливой (Фома Аквинский: «Несправедливое решение суда не является судебным решением»), непродажной. Подчеркивалось верховенство закона перед судом (Фома Аквинский: «Лучше, когда все вопросы регулируются законом, а не оставляются на усмотрение судьи...».
A. Данте: «То, что может быть определено законом, никоим образом не следует предоставлять усмотрению судьи...»).
Рассуждая логически, с учетом объективных жизненных реальностей, разумеется, не со всеми религиозными постулатами можно соглашаться. Это касается, например, проповеди о покорности «всякому человеческому начальству» (апостол Павел); идеи А. Данте о всемирной монархии; постулата Э. Берка о церкви как о фундаменте всего государственного устройства, как об основе гражданского общества; положения Ф. М. Достоевского о том, что церковь «должна заключать в себе все государство...». Известно замечание И. В.Гёте(приведено в рецензируемом исследовании) о вечном споре церкви с государством, выше которого она хочет стать. Логика не поддается религиозной легитимации.
Положительным в исследовании
B. И. Лафитского является различение религии как таковой и церкви как религиозного института, оставившего в своей истории порочащие его следы. Религия и церковь — это не одно и то же, что проиллюстрировано, в частности, поведением католической инквизиции (учрежденной в XIII в. и упраздненной лишь в XIX в.) в ее судебно-полицейской деятельности против «еретиков», ссылавшейся цинично на гуманнейшего Иисуса Христа (см., например, описание казней Яна Гуса и Дж. Савонаролы). Был случай, когда сам папа Римский (Сикст VI) вырвал из рук инквизиции своего учителя. Известно, как отнеслась католическая церковь к «Божественной комедии» А. Данте. Его книга «Монархия», в которой автор доказывал, что государство независимо от церкви, церковь не имеет каких-либо полномочий от Бога санкционировать светскую власть («право
давать власть царству земному противоречит природе церкви»), в 1329 г. была осуждена на сожжение папой Иоанном XXII как произведение еретическое. Только в XIX в. «Монархия» была исключена из специального указателя книг, запрещенных папской курией.
Автор, думается, правильно поступил, выделив сугубо библейские истоки права в особую книгу («Воскресение права. Часть третья. Книги Завета»). Анализ и оценка библейских постулатов в свете юридического миропонимания позволяют поэтапно проследить историю становления и развития правовых норм, которые во времена их зарождения во многом были неотделимы от религиозных предписаний. В этих предписаниях, действительно, можно отыскать «прообраз» того, что мы сегодня вкладываем в понятие права. Ценностно-мировоззренческое значение библейских заповедей переоценить трудно. Именно они могут помочь найти ответ на насущный и никогда не теряющий актуальности вопрос о том, какими должны быть правовая система, правопорядок в правовом государстве, объединяющем свободных граждан. Во многом эта высоконравственная государственно-правовая модель, безусловно, является идеалом, на который хорошо было бы ориентироваться при принятии повседневных правовых решений каждому представителю государственной власти.
Книга Завета, созданная Моисеем на основе десяти заповедей, как обоснованно подчеркивает автор, является «удивительным по содержанию документом, который исходил из двух основных идей — справедливости и внут-риобщинного мира». Она заключала в себе довольно подробные массивы норм о рабстве; о насильственных преступлениях; о владении домашними животными; об имущественных правонарушениях; о нарушениях норм нравственности и религии; о ведении хозяйственной деятельности; о гарантиях прав незащищенных слоев населения; о правилах судоустройства; об основах религиозного миропонимания. Виден «прообраз» современных отраслей и институтов права, обозначены основ-
ные задачи, которые должен решать законодатель, управленец. Потребности общества в целом, каждого человека в отдельности в основе своей остаются неизменными на протяжении многих веков. Право сохраняет свою инструментальную ценность в качестве специфического социального регулятора, призванного находить нравственно приемлемые и рационально выверенные способы сбалансирования частных и публичных интересов. Законоположения Моисея, по сути, содержат в себе этико-регуля-тивное зерно, которое впоследствии дало пышные всходы на «правовой почве» самых разных государств мира.
В предписаниях Книги судей речь идет не столько о системе судов, сколько о системе управления вообще. Судьями во времена древнего Израиля назывались главы государств, иногда понятия «царь» и «судья» отождествлялись. Во многом главное предназначение ветхозаветного судьи составляло избавление, спасение народа от иноплеменного порабощения.
Анализ библейских истоков государственного управления автор проводит в Книге правителей, начиная с описания особенностей уникальной «пастырской формы правления» (Моисей и Иисус Навин), в которой «все исходило от Бога» (с. 52). Эпоха царей началась с Саула, за неправедность свою лишенного престола. Затем на царский престол вступил идеал справедливого правителя, подобных которому впоследствии не знал ни Израиль, ни другие страны. После Соломона в роду царя Давида не рождалось больше совершенных по своим управленческим качествам правителей, но из этого рода много веков спустя произошел Иисус Христос.
Верно говорится о том, что немногие современные «правители предпринимают меры по защите слабых, искоренению общественных пороков, нравственному оздоровлению общества...» (с. 66). Это, к сожалению, извечная проблема государственно-организованного общества. Библейские образцы мудрого и справедливого правления остаются актуальными по сей день.
Предпринятое В. И. Лафитским исследование, в котором тщательно проанализирована религиозная мысль прошлых веков в лице ее лучших представителей, постулаты Ветхого и Нового Завета, отражающие христианские «идеи протеста против собственнической структуры су-ществования»28, указывает на последствия идеологических провалов, когда недооцениваются роль и значение религии в формировании правового сознания, определяющего основополагающие принципы правового человеческого бытия, его духовного совершенствования.
Общие выводы автора неутешительны. «Право, — констатируется, — во многом мы уже потеряли. Оно стало иллюзорным, низменным, суетным»29. В современном праве «нет света веры. Есть принуждение, страх перед наказанием, удовлетворение корыстных интересов отдельных людей. Таким правом можно пользоваться, но верить в него нельзя». В праве нет «света истины», «света свободы». «Есть цена, которую необходимо платить за свободу. Поэтому она служит не только добру, но и злу»30. Естественно, возникает вопрос: не поэтому ли современная система общественных отношений с ее манией на политизацию всего и вся, превращением социальных ценностей в эгоистически-коммерческую выгоду, выхолащиванием всего подлинно духовного (Д. С. Мережковский: «Дух торжествующей пошлости кощунствует над Духом Божиим»), находится не в состоянии совершенствования, а в состоянии глобального разрушения? Многие общественные проблемы решаются ложью, хитростью, силой, но только не правом.
Необходимо, убеждает автор исследования, «возвращение к незамутненному истоку истинного права», новое объединение религии и права, «религия может
28 Фромм Э. Иметь или быть? М., 1990. С. 61.
29 Лафитский В. И. Воскресение права. Часть первая. Дни созидания; часть вторая. В мире распятого Христа. С. 164.
30Лафитский В. И. Воскресения права. Часть третья. Книги Завета. С. 144.
избавить право от его пороков и, в конечном счете, воскресить его»31.
Несколько замечаний, касающихся персонологии рецензируемого исследования. Как представляется, недостает Б. Паскаля, внесшего «уникальный вклад в сокровищницу европейской культуры»; он сказал свое слово не только в философии, логике, эстетике, литературе, но и в религиоведении32. «Он был искренне верующим христианином, а его вечно обвиняли в атеизме»33.
Б. Паскаль не мог простить Р. Декарту то, что «он стремился обойтись в своей философии без Бога...». «Безбожие свидетельствует о силе ума, но в ограниченных пределах». Все создано «Единым Творцом: корни, ветви, плоды, причины, следствия». Немногие души человеческие «Господь озарил светом веры...». Христианство, доказывал Б. Паскаль, представляет собой единственно истинную религию, которая не противоречит разуму, ведет людей к подлинному благу34.
В раздумьях Б. Паскаля особо занимала мысль о «несправедливости людских законов», которые могут насаждаться «по произволу случая», по прихоти тирана, насильственно: «...так как еще никому не удалось подчинить силу справедливости, то стали считать вполне справедливым подчинение силе; за невозможностью усилить справедливость признали справедливой силу...»; «люди согласны повиноваться только разуму и справедливости»35.
Недостает также анализа и трезвой оценки религиозной мысли Л. Н. Толстого, в идейных исканиях которого было много общего с Ф. М. Достоевским36.
31Лафитский В. И. Воскресение права. Часть первая. Дни созидания; часть вторая. В мире распятого Христа. С. 24, 160, 11.
32 См.: Стрельцова Г. Я. Паскаль и европейская культура. М., 1994. С. 5.
33 Там же.
34 См.: Паскаль Б. Указ. соч. С. 7—8, 17, 87, 155, 156, 221 и др.
35 Там же. С. 103, 104, 107, 108, 122.
36 См.: Арденс Н. Н. Достоевский и Тол-
стой. М., 1970; Фридлендер Г. М. Достоевский
Как и Достоевский, Л. Н. Толстой рассматривал религию как первичное сознательное отношение человека к окружающей действительности. Доказывая «невозможность жизни без веры», он неустанно подчеркивал, что вера — главная опора, духовный фундамент человеческого бытия, «вера есть знание смысла человеческой жизни». Религия — основа человеческой нравственности («В чем моя вера?», «Исповедь»).
Как известно, за критику служителей церкви, за которыми, по убеждению Толстого, многочисленные отступления как в теории, так и в жизни37, писатель поплатился отлучением от церкви согласно Определению Святейшего Синода от 20—23 февраля 1901 г. Этот акт, констатировал В. В. Розанов (не сочувствовавший религиозному «учению» Л. Н. Толстого), «потряс веру русскую более, чем учение Толстого». Пора, очевидно, объективно отнестись к религиозному наследию писателя — сложному, неоднозначному, вызывающему много вопросов. «Великий реалист и вместе с тем великий мистик», говорил о Ф. М. Достоевском Д. С. Мережковский38. Л. Н. Толстой — больше реалист, нежели мистик. Поэтому, по словам Д. С. Мережковского, «его ненавидят и боятся: это признак, что слава его живет и растет»39. Если экстраполировать замечание Д. С. Мережковского на сегодняшний день, то оно не утратило свою актуальность.
и Лев Толстой (к вопросу о некоторых общих чертах их идейно-творческого развития // Достоевский и его время. Л., 1971; Моты-лева Т. Л. Достоевский и Толстой (о некоторых общих чертах их международной судьбы) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. М., 1976.
37 «Учение Христа, — писал Л. Н. Толстой, — о смирении, неосуждении, прощении обид, о самоотвержении и любви на словах возвеличивались церковью, и вместе с тем одобрялось на деле то, что было несовместимо с этим учением» (Толстой Л. В поисках веры. М., 2006. С. 111).
38Мережковский Д. Вечные спутники. М., 2007. С. 258.
39 Там же. С. 412.
При переиздании исследования хорошо было бы снабдить его именным и предметным указателями.
Труды В. И. Лафитского вносят ценный вклад в разработку нравственно-мировоззренческих основ права и государства, формирование современно-
го общественного правосознания, заслуживают высокой научной оценки.
Г. Т. Чернобель
кандидат юридических наук;
О. А. Мванюк,
кандидат юридических наук
