CC BY
133
10. Миронов Б.Н. Социальная история Российской империи: в 2 т. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. Т. 1.
11. Моисеев В. А. Цинская империя и народы Саяно-Алтая в XVIII в. М.: Наука, Гл. ред. вост. лит., 1983.
12. Скобелев С. Демография как политика. Коренное население Сибири в составе Российской империи и СССР: динамика численности как отражение политики центра // Ab Imperlo. 2002. № 2.
13. Юрчёнков В.А. Мордовский этнос в имперском социуме: XVIII - начало XX вв. // Новая волна в изучении этно-политической истории Волго-Уральского региона. Slavic Research Center Hokkaido University. Sapporo, 2003. P. 156-175.
14. Юрчёнков В.А. Мордовский этнос в системе Российской империи: XVIII - начало XX века // Отечественная история. 2004. № 5. С. 26-37.
15. Sunderland W. Empire without Imperialism? Ambiguities of colonization In Tsarist Russia // Ab Imperlo. 2003. № 2.
БАХЛОВ ИГОРЬ ВЛАДИМИРОВИЧ - доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой всеобщей истории и мирового политического процесса, руководитель Научно-образовательного центра «Политический анализ территориальных систем», Мордовский государственный университет, Россия, Саранск (zamisi@list.ru).
BAKHLOV IGOR VLADIMIROVICH - doctor of political sciences, professor, head of the Chair of the World History and the World Political Process, head of the Scientific and Educational Center «Political Analysis of Territorial Systems», Mordovian State University, Russia, Saransk.
НАПАЛКОВА ИРИНА ГЕННАДЬЕВНА - кандидат исторических наук, доцент, докторант кафедры всеобщей истории и мирового политического процесса, старший научный сотрудник Научно-образовательного центра «Политический анализ территориальных систем», Мордовский государственный университет, Россия, Саранск (zamisi@list.ru).
NAPALKOVA IRINA GENNADIEVNA - candidate of historical sciences, associate professor, doctoral candidate of the Chair of the World History and the World Political Process, Senior Researcher of the Scientific and Educational Center «Political Analysis of Territorial Systems», Mordovian State University, Russia, Saransk.
УДК 94-058(470.41-25) «18»
T.B. БЕССОНОВА
ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ МЕЩАН КАЗАНСКОЙ ГУБЕРНИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА*
Ключевые слова: мещанство, Казанская губерния, хозяйственная деятельность, государственная регламентация, русские и татарские семьи.
На основании архивных документов рассматривается хозяйственная деятельность мещан Казани и уездных городов Казанской губернии в первой половине XIX в. Изучение хозяйственной деятельности мещан в пределах, очерченных законодательством, позволяет сделать вывод о том, что мещанские занятия характеризуются сочетанием многообразных форм, комплексностью и периодичностью, малой доходностью. Большой масштаб имела мещанская хозяйственная деятельность, проводимая вне разрешенных законом правил и регламентов. Мещане вели образ жизни, направленный на удовлетворение преимущественно собственных потребительских нужд без получения прибыли. Втягивание мещанства в рыночные отношения, дифференциация и расслоение по отношению к общей массе этой сословной группы играли далеко не определяющую роль.
T.V. BESSONOVA
ECONOMIC ACTIVITY OF PHILISTINE FAMILY IN KAZAN REGION IN THE FIRST HALF OF XIX CENTURY
Key words: philistinism, Kazan province, economic activity, state regulation, Russian and tatar families.
On the basis of the archival documents the economic activity of Kazan burgers In the 1sthalfofthe 19th century Is considered. Research of the economic activity of burgers In the limits, dlfined by ledlslatlon, makes It possible to conclude, that phlllstlnlstlc activities are characterized by combination of diversified form, by complexity and periodicity, by low probltabHllty. Economic activity, held beyond legal rules and regulations had a big scale. Burger had a lifestyle, aimed mostly at satisfaction of their own consumer needs without gaining profit. Involving the phlllstinlsts Into the market relatrons, their differentiations and exfoliation with respect to bilk mass of this class group were playing far not crucial role.
Хозяйственная деятельность мещанства дореформенного периода определялась законодательством, опиравшемся на Городовое положение 1785 г. и последующие законодательные акты.
Законодательство ограничивало хозяйственную деятельность мещан мелкой торговлей, промыслами и ремеслами. Распространение ее за указанные пределы
’ Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ (проект № 10-01 -29104а/В).
требовало перехода в купечество. Конкретная хозяйственная деятельность мещан определялась реальными условиями той среды, в которой они проживали. Кроме того, в действительности очень часто имели место случаи несоблюдения предписываемых правил и, соответственно, расширения форм и способов получения дохода за пределами, очерченными официальными установлениями.
Казань была крупным торгово-промышленным центром, в котором мещане вели разнообразную хозяйственную деятельность соответственно своему социальному статусу. Прежде всего, следует отметить, что некоторые казанские мещане в первой половине XIX в. содержали фабрики и заводы, производя продукцию на рынок. В 1819 г. из 79 городских заводов и фабрик (без суконной мануфактуры) 23 принадлежали мещанам (29,1%). Это были в основном кожевенные предприятия (14 фабрик), на которых выделывалось от 500 до 1900 кож в год. Кроме того, мещане содержали 3 свечно-восковые фабрики, 2 мыловаренные, по одной канатной, салотопенной, сальносвечной и уксусной. Это были, согласно законодательству, небольшие «домашние» заведения с числом наемных работников не более 8 человек [4. Д. 216. Л. 153-155 об.].
Исследователи отмечают существенную роль в жизненном укладе горожан сельскохозяйственных занятий. Так, Л.В. Кошман подчеркивает, что в начале 1860-х гг. в 20 губерниях Центральноевропейской части России и Поволжья сельскохозяйственные занятия отмечены более чем в 2/3 городов [3. С.12]. Однако для Казани это нехарактерно. Как отмечала специальная комиссия, «жителей, занимающихся сельскими промыслами, в Казани весьма немного... Таких лиц только 142, из которых 139 душ приписаны к мещанскому обществу, а 3 души к цеховому. Земли для обработки они нанимают у крестьян в ближайших к городу селениях» [13. С. 9]. Но как источник съестных припасов, сельскохозяйственные занятия все-таки сохраняли свое вспомогательное значение для горожан. Большинство мещан имели огород, домашнюю птицу, у многих в хозяйстве были корова, козы и овцы - все это исключительно для домашнего пропитания, а не для получения прибыли [2. С. 264].
Развитой формой хозяйственной деятельности мещан была торговля. Наиболее масштабной была торговля в лавках. В 1839 г. в Казани было 907 лавок, включая Гостиный двор. Основной массой лавок владели купцы, мещанам принадлежала 131 лавка (14,5%). Наибольшее число лавок было в первой части города, где находился Гостиный двор, дворянские и купеческие особняки, присутственные места. Мещанам здесь принадлежали всего 7,2% лавок, но размер средней годовой платы за лавку (212,8 руб.) показывает, что это были довольно дорогие заведения: средняя годовая плата по всей Казани составляла в 1839 г. 110,3 руб.
Мещане в своих лавках торговали мукой и крупами, каретными товарами, дегтем. Встречались даже весьма дорогостоящие заведения (1100 руб. годовой платы), в которых продавали чай и сахар, хотя лавочная торговля этими товарами считалась привилегией купечества. В остальных четырех частях города мещане торговали почти исключительно мелочным товаром и съестным, а средняя годовая плата за лавку колебалась от 90,9 руб. во второй части (центральные районы города) до 45 руб. в Татарской слободе [4. Д. 1374. Л. 78-81; 82-83; 89-96; 98-129 об.].
Далеко не все мещанские лавки числились в официальном реестре. Помимо упомянутых лавок в городе имелось достаточно заведений, при открытии которых не были соблюдены предписываемые условия. Казенная палата отмечала, что в 1859 г. в Казани 118 человек, из них 91 мещанин, 14 цеховых и 13 солдаток содержали лавки и производили торговлю, не получив из думы свидетельств на право торговли [11. Д. 892. Л. 1]. Подобная ситуация была во всех городах Казанской губернии: «всяких торгующих мещан и других лиц, торгующих на правах мещан... и не получающих никаких свидетельств на от-
крытие лавок, в городе Казани, 11-ти уездных городах и 2-х посадах бывает ежегодно до 1200 человек» [11. Д. 892. Л. Зоб.].
Анализируя отношение числа мещанских лавок к общему числу мещан в городе, следует отметить, что этот вид деятельности для мещан как сословной группы был малохарактерным. Сопоставление численности населения города и количества лавок дает следующую картину. В 1839 г. в городе было купцов 617 ревизских душ, мещан - 4958, торгующих по свидетельствам крестьян - 40. Число принадлежащих им лавок было 617, 131 и 6, соответственно [4. Д. 1374. Л. 78-81; 82-83; 89-96; 98-129]. Это свидетельствует о слабой включенности мещан по сравнению с купцами в лавочную торговлю, поскольку общеизвестный низкий жизненный уровень мещан не позволял основной массе накопить необходимый капитал для открытого торгового или иного заведения.
Более доступной для мещан была торговля во временных «балаганах», открываемых на городских базарах и ярмарках. В 1823 г. в городскую думу обратились 77 мещан с прошениями разрешить подобную торговлю [4. Д. 436]. Весной, когда происходил разлив Волги, наиболее бойкими торговыми местами становились Бакалдинская пристань и окрестности протоки Булак. Активный торг также происходил на Арском поле во время Троицкой недели. Все обращения в думу с апреля по июнь касались указанных мест: 12 человек просили поставить балаганы на пристани, планируя продавать «разные съестные фрукты» (5 обращений), студни (1), лапти и веревки (2). Пять человек открывали сразу по 2 палатки - на Булаке и на Арском поле для продажи фруктов; еще 3 человека - только на Арском поле. Торговля посудой наиболее активно шла на берегу Булака - там открывались 6 палаток, из них в четырех продавалась разнообразная посуда, в одной - деготь. Дегтем также торговали в двух палатках по дороге к Адмиралтейской слободе и возле реки Казанки, где происходило оживленное транспортное движение.
В летний сезон спросом пользовалась продажа овощей на Хлебной площади. В 1823 г. взнос за право такой торговли внесли 9 человек. В сентябре-октябре появились прошения «с Бакалдинской пристани и из Казани на оную же привозить разные товары». Осенью же ставились палатки на Хлебной, Сенной и Рыбной площадях для продажи печеного хлеба и мелочного товара (3 прошения). В зимнее время процветала мелкая торговля зерновым хлебом на Хлебной площади без палаток и балаганов, а прямо с саней. Мещане Мустафа Габдин и Хусаин Карташов обратились с просьбой занять места на р. Ичке для мытья сырых мерлушек и последующей их просушки.
Далеко не вся подобная деятельность была учтена думой. В апреле 1823 г. из полиции в думу было отправлено сообщение, что «у пристани, что на Булаке во многих местах устроены балаганы, выставлены лари и садки с квасом, но имеют ли они на сие позволение, полиции не известно» [4. Д. 436. Л. 73]. Подобную ситуацию отмечал этой же осенью гласный думы Мельников: «Замечено мной,что на площадях и базарах поставлены квасни, торгуют калачники калачами и прочими разными фруктами и другими вещами, не испрося позволения городской думы...» [4. Д. 473. Л. 214]. Попытки городских властей навести порядок особого успеха не имели.
Тем не менее в общем масштабе подобной торговли в городе преобладание мещан было незначительным. Из 188 прошений, поданных в думу в указанном году, мещан было только 77 (40,9%). Ощутимую конкуренцию им составляли крестьяне - 73 (38,8%). Это совпадает с выводом современных исследователей истории мещанства о том, что масштаб и динамика мещанского предпринимательства уступали крестьянскому [3. С. 11].
Один из важных исторически сложившихся признаков мещанина - наличие собственного жилья в городе. Поскольку с накоплением капитала для за-
ведения торговли возникали объяснимые сложности, существенным источником дохода для мещан была сдача внаем жилья. Анализ оценочных табелей недвижимого имущества Казани первой половины XIX в. показывает, что практически все мещане, располагавшие достаточной жилой площадью, сдавали комнаты. Так, мещанка Сирокина, владелица деревянного двухэтажного дома из четырех комнат, три из них сдавала каждую за 6 руб. в год. Эта ситуация была почти повсеместной.
Некоторые мещане сдавали жилье на широкую ногу. Так, мещанин Мару-сов в 1849 г. купил двухэтажный деревянный дом с мезонином и сдавал его по-этажно за общую сумму 140 руб. в год. В 1852 г. к нему пристроил каменный корпус со службами, комнаты в котором сдавал за 90 руб. Рядом возвел деревянный флигель на каменном фундаменте с пристройкой и сдавал за 50 руб. Сам жил в деревянном флигеле из четырех комнат, а напротив купил деревянный ветхий дом, в котором сдавал обе комнаты соответственно за 10 и 20 руб. Наконец, в 1859 г. выстроил каменный двухэтажный флигель с мезонином и пристройкой, во всех комнатах которого жили квартиранты. Общий доход от сдачи жилья Марусо-ва составлял около 380 руб. в год [4. Д. 533. Л. 19 об.-716 об.].
Казань имела в составе мещанства две наиболее многочисленные диаспоры - русскую и татарскую. Сравнительное изучение занятий мещан данных групп позволяет выявить ряд особенностей. Основным источником изучения занятий русских мещан стал «Именной список казанских мещан» 1858 г. В источнике содержатся данные о 205 мещанских семьях Казани с общим количеством 727 человек [5, Д. 1]. Информация о татарских мещанских семьях содержится в семейном списке казанского татаро-мещанского общества рекрутского участка многорабочих 1855 г., в котором упоминается о 79 татарских семейных гнездах, в составе которых проживало 785 человек [5, Д. 29].
Наиболее распространенным занятием мещан-татар была торговля, в документе упоминание об этом виде деятельности встречается в 57 семьях (72%). Торговали в основном мелочным товаром, а также кожами, что исторически характерно именно для татарской части горожан Казани. В единичных случаях встречается упоминание о торговле шапками, печеным хлебом, китайкой.
На втором месте по частоте упоминания в источнике стоит наем в услужение, чем занимались 7 семейств, по 3 семьи занимались сапожным ремеслом и плотничали. Среди ремесленных занятий встречается однократное упоминание о тележном и шапочном мастерах, маляре, ичиговом закройшике, часовщике. Собственное производство имели только две семьи. Исхак Кады-мов имел салотопенный завод, а Ахмет Бастяков владел китаечной фабрикой.
Таблица 1
Занятия казанских мещан
Вид деятельности Русские мещане (количество семей) Мещане-татары (количество семей)
Торговля 45 (30%) 57 (72%)
Наем в услужение 56 (33,5%) 7 (8,8%)
Ремесло и производство 33 (19,7%) 5 (6,3%)
В отличие от татарских семейств, где занятия торговлей явно преобладали, у русских мещан заметного преимущества какого-либо одного вида деятельности нет. На первом месте по частоте упоминания стоит наем в услужение - 56 семейств из 167 (33,5%), далее следует торговля - 45 семей (30%). Ремеслом занимались в 33 семьях (19,7%), причем довольно разнообразным. В источнике с частотой от 1 до 3 случаев упоминаются башмачное, веревочное, каретное, красильное, кузнечное, плотницкое, портное, санное, сапожное, свечновосковое, скорнячное, столярное, суконное, часовое и цирюльное ре-
месла, изготовление изразцов. Три брата Кувшинниковых были мельниками на мельницах в Самарской губернии. Кроме того, среди мещан были представители видов деятельности, требующих определенного образования: 3 письмоводителя, приходской учитель, фельдшер. Два человека являлись студентами университета, еще двое содержали постоялые дворы. Рабочими на заводах и фабриках были всего 3 человека.
Уездные города Казанской губернии значительно уступали Казани по уровню торгово-промышленного развития, об этом свидетельствует численность торговых лавок.
Таблица 2
Численность торговых лавок в городах Казанской губернии
Город Число торговых лавок
1848 г. 1854 г. 1858 г. 1861 г.
Казань 921 1124 1497 1723
Чебоксары 74 28 63 63
Чистополь 151 73 122 131
Козмодемьянск 79 70 69 71
Свияжск 24 30 28 28
Царевококшайск 19 24 26 28
Мамадыш 18 43 20 21
Ядрин 7 5 3 30
Лаишев 31 36 36 39
Спасск 29 4 32 34
Цивильск 16 9 8 10
Тетюши 6 22 27 27
Арский посад нет данных 30 35 35
Табл. 2 составлена по [8. Д. 59. Л. 114-114 об.; 9., Д. 34. Л. 67-67об.; 9. Д. 25. Л. 73-73об.].
Наиболее значимыми уездными городами были Чебоксары и Чистополь. Казанский губернатор в ежегодном отчете в Министерство внутренних дел докладывал в 1829 г.: «Все вообще уездные города Казанской губернии, кроме очень немногих, оживляющихся торговлею по положению их при судоходных реках, находятся в крайне бедственном состоянии, неустроенны по новым планам и имеют большей частью ветхие и малые деревянные строения и избы» [10. Д. 285. Л. 7].
Хозяйственные занятия мещан в уездных городах основаны на тех же принципах, что и в губернском городе. Главная задача - не столько извлечение прибыли, сколько поддержание средств к существованию всеми доступными способами. Разница только в том, что масштаб этих занятий у уездных мещан был значительно скромнее, чем у казанских, в силу уровня развития городов. До середины XIX в. промышленное развитие уездных городов происходило крайне слабо, промышленность была представлена мелкими кирпичными, кожевенными, крупяными, салотопенными и тому подобными предприятиями, находящими сбыт в округе. Из всех уездных городов более или менее значимая промышленность имелась только в Чистополе, но и то почти все предприятия города основывались в 50-80-е гг. XIX в., до этого времени существовали лишь единицы [1. С.151]. «Промыслы уездных жителей заключаются большей частью в удовлетворении местных потребностей. Некоторые из сих жителей занимаются рыбной ловлею, огородничеством, извозом, а иные делают деревянную посуду, сани, телеги, колесы и прочие вещи, в быту поселян необходимые, и сбывают их на соседних торгах и базарах» [8. Д. 40. Л. 60].
Сельскохозяйственные занятия играли существенную роль. В 1843 г. казанский губернатор Шилов отмечал: «Все промыслы при возведении строющих-
ся там зданий, как и все почти ремесла, производятся не местными жителями тех городов, но приходящими туда издалека крестьянами, которые в летнее время, оставляя свою землю, находят выгоды приходить на дальние расстояния в сии города для промыслов, а мещане тех городов занимаются почти исключительно хлебопашеством, и не имея собственной земли, берут оную или на оброчных городских статьях, или у помещиков за высокую цену, почему и находятся в большой бедности» [8. Д. 40. Л. 58 об.-59]. Большинство семей также располагало приусадебным участком, используемым под огород или сад, содержало домашних животных, производя выпас на городском выгоне.
Повседневные формы торговли в уездных городах, как правило, существовали в лавках. Абсолютное большинство их принадлежало купцам, мещане же были приказчиками и сидельцами. Гораздо типичнее для мещан было использование периодических всплесков торговой активности, связанных с сезонными хлебными закупками, ярмарками, базарами, открытием навигации и т.п. Особенности занятий мещан разных уездных городов зависели от специфики городской экономики. Так, Чистополь снискал себе славу «главного уездного города» за счет обширной торговли хлебом, производимой на камской его пристани. Население его, в обычное время составляющее 8 146 душ обоего пола, в летнее время за счет судорабочих и временно прибывающих на пристань людей достигало 5 ООО человек [8. Д. 42. Л. 8]. В Козмодемьянске находился крупнейший в европейской России лесной торг. В 1863 г. на лесную ярмарку прибыло до 2 тыс. человек [1. С.157]. Все это представляло мещанам дополнительные возможности для заработка. Ярмарки в уездных городах были немноголюдные. Уездные мещане, так же как и мещане Казани, подрабатывали в отходах, извозом, сдачей внаем квартир, работой по найму в качестве домашней прислуги или временных разнорабочих.
Изучение хозяйственной деятельности мещанства Казанской губернии первой половины XIX в. свидетельствует о том, что мещане как губернского, так и уездных городов вели типичный для российских мелкобуржуазных слоев образ жизни, направленный на удовлетворение преимущественно собственных потребительских нужд. Втягивание мещанства в рыночные отношения, дифференциация и расслоение в Казани (по сравнению с другими городами) были выражены достаточно заметно, но по отношению к общей массе этой сословной группы играли далеко не определяющую роль. Хозяйственная деятельность мещан характеризуется сочетанием многообразных занятий, комплексностью и периодичностью, малой доходностью. Ведомость 1862 г. о численности мещан по Казанской губернии дает общую картину мещанских занятий. В губернии насчитывалось 21 794 мещанина, абсолютное большинство из них - городские жители. Из них занимались земледелием 2 393 человека (10,9%), торговлей и промыслами - 8 393 (38,5%), личными услугами - 6 479 (29,7%), 982 человека (4,5%) находились в безвестной отлучке, 3 488 мещан (16%) уволены по паспортам в другие города [6. Д. 15. Л. 103].
Мещанство не было однородным. Некоторая часть выходила в люмпены, некоторые - в крепкие богатые хозяева, но основная масса, как отмечают большинство исследователей, составили средний класс российских городов: «широкая прослойка трудовых людей, довольных своей жизнью, работой и досугом, удовлетворенных привычной чередой будней и праздников, хоть и без особых претензий на высокие проявления ума и интеллекта, а больше в рутинных заботах о хлебе насущном и в привычных нехитрых развлечениях» [12. С. 12].
Таким образом, мещанство как социальная группа представляло собой слой довольно низкого среднего жизненного уровня. Экономический потенциал, равно как и правовые препятствия, не давали возможности быстрого развития предпринимательства «российских бюргеров». Немаловажную роль в
этом сыграли правительственная политика мелочной регламентации хозяйственной деятельности мещан, поддержка крупных хозяйственников в ущерб мелкому предпринимательству, что явилось одним из основных факторов, тормозивших развитие в городе среднего культурного слоя [3. С. 17]. Это послужило одним из источников формирования общеизвестного консервативного, «почвенного» мировоззрения мещанства.
Литература и источники
1. Зорин А.Н. Города и посады дореволюционного Поволжья. Казань: Изд-во Казан, ун-та, 2001.
2. КошманЛ.В. Город и городская жизнь в России XIX столетия. М.: РОССПЭН, 2008.
3. КошманЛ.В. Мещанство в России в XIX в. // Вопросы истории. 2008. № 2.
4. Национальный архив Республики Татарстан (далее - НАРТ). Ф. 114. Оп. 1.
5. НАРТ. Ф. 570. Оп. 1.
6. НАРТ. Ф. 572. Оп. 1.
7.ПСЗ.Т.ЗЭ. № 30115. Гл. 8.
8.РГИА.Ф. 1281. Оп. 4.
9.РГИА.Ф. 1281. Оп. 6.
10. РГИА.Ф. 1286. Оп. 4.
11. РГИА.Ф. 18. Оп. 4.
12. Семенов В.Н., Семенов H.H. Саратов мещанский. Саратов: Приволжское кн. изд-во, 2004.
13. Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861-1862 гг. СПб., 1863. Ч. 2.
БЕССОНОВА ТАТЬЯНА ВИКТОРОВНА - кандидат исторических наук, доцент, заместитель директора по учебной работе, филиал Казанского (Приволжского) федерального университета в г. Набережные Челны, Россия, Набережные Челны (t.bessonova@list.ru).
BESSONOVA TATIANA VIKTOROVNA - candidate of historical sciences, assistant professor, academic vice president, Branch of Kazan (Volga region) Federal University in Naberezhnye Chelny, Russia, Naberezhnye Chelny.
УДК 327
С .А. БОГОМОЛОВ
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ РАЗВИТИЯ АВСТРАЛИЙСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ В БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ В ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА
Ключевые слова: Британская империя, австралийская национальность, австралийские тред-юнионы, колония, раса.
Рассмотрены концептуальные основы развития австралийской национальности в последней трети XIX в. Британские авторы Э. Бехитт, Д. Кристи Муррей и Дж. Фортескью описывают национальные особенности австралийцев. Они подчеркивают опасность сепаратизма и дезинтеграции для Британской империи. Австралийские авторы Э. Брэддон и Г. Паркс также отмечают австралийскую национальную специфику, но акцентируют внимание на имперском патриотизме и лояльности «антиподов».
S.A. BOGOMOLOV
THE CONCEPTUAL BASES OF DEVELOPMENT OF AUSTRALIAN NATIONALITY IN THE BRITISH EMPIRE IN THE LAST THIRD OF XIX CENTURY
Key words: British empire, Australian nationality, Australian trade-unions, colony, race.
This article is devoting the conceptual bases of developing of the Australian national community in the last third ofXIX century. The British authors E. 14/ Bechett, D. Cristle Murray and J. 14/. Fortesque describes the national peculiarities of the Australians. They are distinguished the dangers of the separatism and disintegration of the British empire. The Australian authors E. Braddon and H. Parkes also noted Australian national specificity, but emphasized imperial patriotism and loyalty of the «antipodeans».
В последней трети XIX в. Австралия являлась наиболее успешной и динамично развивающейся британской переселенческой колонией. В сравнении с Канадой Австралия не имела преимущества географической близости, которая облегчала иммиграцию из метрополии. Это затрудняло приток трудовых ресурсов - главного фактора аграрной колонизации и экономического развития переселенческой колонии в целом. В отечественной «австралиане» уде-
