CC BY
22
О.В. Леонтьева
ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ ПРИДНЕСТРОВЬЯ В ОЦЕНКАХ ЭКСПЕРТОВ ИЗ РЕСПУБЛИКИ МОЛДОВА
Аннотация
Актуальность настоящей работы связана с ростом внимания к проблематике политических элит в самоопределившихся государствах, которые пока редко выступают предметом отдельных исследований. Предметом изучения выступают экспертные оценки политической элиты Приднестровья, которые содержатся в работах авторов из Республики Молдова. Значимость анализа таких экспертных оценок связана с тем, что действия молдавских властей стали в значительной степени «триггером» для формирования приднестровской политэлиты и приднестровской государственности в целом. Это дает возможность понять, каково отношение тех, кто влияет на позицию политэлиты Молдовы, т.е. экспертов, к политической элите Приднестровья на современном этапе. Соответствующие оценки носят разрозненный характер, но в настоящей работе они объединены в несколько групп, в зависимости от соответствующих критериев. Представители «негативистского» подхода отрицают приднестровскую идентичность, любые формы легитимности приднестровского руководства по тем или иным причинам (насильственный захват власти, полная зависимость от России и т.д.). Представители «традиционалистского» подхода не отрицают существования приднестровской политической элиты, но при этом полагают, что ее основной задачей является сохранение молдавского этноса, укрепление молдавской государственности и защита от румынской экспансии. Достаточно распространенными являются идеи представителей «евро-
O. Leonteva
SPECIFIC FEATURES OF THE TRANSDNIESTRIAN POLITICAL ELITE IN ASSESSMENTS OF EXPERTS FROM THE REPUBLIC OF MOLDOVA
Abstract
The actuality of the present study is determined by the growth of attention to political elites' problems in self-determined states that rather rarely become an issue of separate researches. The main item of the study are the experts' assessments of Transdniestrian political elite that are included in the works of the authors from the Republic of Moldova. The meaning of analysis of such experts' assessments is based upon the fact that the actions of Moldavian authorities were mainly a "trigger" for the formation of the Transdniestrian political elite and the Transdniestrian statehood as a whole. It gives an opportunity to understand the attitude of those who can affect the position of the Moldova's political elite, i.e. experts, towards the political elite of Transdniestria at the present stage. These assessments have disparate character but in the present work they are integrated into several groups differing on certain criteria. The representatives of "negativist" approach deny the Transdniestrian identity, any forms of legitimacy of the Transdniestrian leadership on different reasons (violent seizure of power, total dependence on Russia etc.). The representatives of "traditionalist" approach do not deny the existence of the Transdniestrian political elite, but along with it they consider that elite's main task is to preserve the Moldavian ethnicity, to strengthen the Moldavian statehood and to protect from Romanian expansion. There are widely spread the ideas of representatives of "European" approach who consider the fact of the
пейского» подхода, которые рассматривают факт существования приднестровской политической элиты в контексте европейской интеграции и считают целесообразным применение комплекса мер в отношении политэлиты Приднестровья, являющейся, по их мнению, препятствием к европейской интеграции Молдовы. Делается вывод о том, что основная часть экспертов из Молдовы исходит из ограниченной легитимности и субъектности политической элиты Приднестровья и не допускает полноценной и равноправной межэлитной коммуникации.
Ключевые слова:
политическая элита; Приднестровье; экспертные оценки авторов из Республики Молдова; идентичность; межэлитная коммуникация, легитимность политической элиты.
Transdniestrian political elite existence in the context of European integration and consider appropriate to undertake a complex of measures to the political elite of Transdniestria as it is, according to their opinion, an obstacle for Moldova's European integration. The conclusion is made that the position of a significant part of the experts from Moldova is based on restricted legitimacy and subjectness of Transdniestrian political elite, without intending on full-scale and equal inter-elite communication.
Key words:
political elite; Transdniestria; experts' assessments of the authors from the Republic of Moldova; identity; inter-elite communication, political elite's legitimacy.
Феномен политических элит в целом достаточно обстоятельно изучен в литературе, хотя и сейчас сам факт их существования иногда ставится под сомнение. Тем не менее, мы исходим из того, что политические элиты являются социально-политическими группами, осуществляющими деятельность по разработке, принятию, реализации и контролю за реализацией общегосударственных решений, а также оказывать непосредственное влияние на данные процессы, вне зависимости от персональных качеств членов данных групп. Формирование политической элиты в этом контексте - естественный и необходимый процесс для любого государства; более того, некоторые авторы отмечают, что «всякое государство и всякая нация существуют до тех пор, пока у них есть элита», а сама политическая элита - это «те, кто знает, куда вести свой народ» [4, с. 178].
С учетом значительного теоретического и практического интереса к институту политических элит в таких государственных образованиях, которые, провозгласив свою государственную самостоятельность, пока еще не обрели окончательного международного признания своего независимого статуса («самоопределившиеся государства»), нами предпринята попытка исследования соответствующей социально-политической группы через приму экспертных оценок. Разумеется, речь идет не о неких «failed states» (среди которых достаточно много международно-признанных) или же о «го-
сударствах-фантомах», а о государственных образованиях, обладающих присущими государству признаками и имеющих определенную субъектность на международном уровне.
Одним из примеров таких государственных образований является Приднестровье, народ которого провозгласил государственный суверенитет в 1990 году и в последующем в рамках различных форм непосредственной демократии (референдумы, выборы и др.) подтвердил сделанный выбор. Изучение политической системы Приднестровья, особенностей ее формирования и динамики развития является востребованным с точки зрения как внутриполитических процессов, так и региональной политической ситуации, эффективности внешних усилий в плане влияния на приднестровскую политическую систему и т.п.
Политическая элита Приднестровья является специфическим субъектом, который имеет как общие черты, так и различия с аналогичными субъектами в других государствах. Тем не менее, приднестровская политическая элита в целом выполняет те же базовые функции, что и политические элиты в других государствах, среди которых лидерская, стратегическая, управленческая, ценностная, а также функция ситуативного реагирования на возникающие вызовы и другие функции. Для приднестровской политической элиты традиционно имеет большое значение вопрос внешней и внутренней легитимности, что способствует устойчивости связи с населением, а также расширению межэлитной коммуникации с политэлитами других стран.
Как правило, фактор существования политической элиты Приднестровья рассматривается через призму противоречий с Республикой Молдова, которые перешли в открытую фазу в конце 1980-х - нач. 1990-х гг. Признавая значимость данного фактора, мы считаем востребованным изучение политической элиты Приднестровья как самостоятельной политической страты, самостоятельного субъекта внутри - и внешнеполитических процессов.
В этом плане полезно проанализировать, как политическая элита Приднестровья оценивается в экспертных и иных исследованиях авторов других государств, в частности, Республики Молдова, поскольку такие оценки в определенной степени влияют на восприятие приднестровской полит-элиты как молдавским политическим классом, так и иными внешними субъектами, в том числе в силу того, что такого рода экспертные оценки нередко
оформляются в виде рекомендаций для уполномоченных политических институтов.
Прежде всего отметим, что в молдавском экспертном сообществе приднестровская политическая элита также рассматривается преимущественно через призму молдо-приднестровских противоречий и переговорного процесса между двумя субъектами [2]. Отдельных значимых исследований в отношении политэлиты Приднестровья в качестве субъекта внутриполитических процессов, которые не увязывались бы с переговорным процессом, практически нет, хотя политическая элита самой Молдовы является предметом тщательного изучения местного экспертного, академического и иных сообществ [18].
Тем не менее, в имеющихся исследованиях приднестровской политической элиты, ее формирования и нынешних отличительных характеристик экспертами из Республики Молдова можно выделить несколько подходов.
Первый подход - «негативистский», причем в нём превалируют не столько политологические, сколько идеологические, политизированные, нередко - националистические и иные установки, без достаточной мотиваци-онной базы, зачастую противоречащие объективным данным. Тем не менее, подобный подход является достаточно распространенным в экспертном сообществе Республики Молдова.
Естественно, что данный подход не предполагает применения термина «политическая элита» в отношении приднестровского руководства. Используются, как правило, термины «сепаратистский режим», «криминальный режим, «антиконституционные структуры» и т.п. формулировки, всячески подчеркивающие «незаконность» приднестровских властей. Поэтому при анализе точек зрения в рамках данного подхода мы используем термин «политическая элита Приднестровья» исключительно с политологической точки зрения, с пониманием того, что соответствующие эксперты были бы категорически против применения указанного понятия в отношении приднестровского руководства.
В рамках данного подхода, как правило, утверждается, что процесс формирования приднестровской политической элиты (как и государственности в целом) был полностью искусственным, инспирировался Москвой и КГБ СССР. Этот сценарий был нацелен на «ослабление национальных элит» в союзных республиках [17, р. 358]. В дальнейшем влияние на «приднестровскую администрацию» перешло к ФСБ или к Российской Федерации в целом,
что делает ее полностью зависимой от российской позиции и, по сути, некоей «марионеточной администрацией», где «номинальным руководителям» отводится роль «свадебных генералов» [19, р. 152], а реальная власть осуществляется из Москвы или присланными в регион ее представителями. При этом указывается, что жители Приднестровья «не имеют возможности выбирать своих лидеров демократическим путем, не могут свободно участвовать в выборах и, соответственно, ... у режима нет никакой обратной связи с местным населением», а приднестровская политэлита построила политический режим, характеризующийся как «авторитарный, антиреформаторский, репрессивный режим левой ориентации, построенный по образу и подобию советского строя» [23, р. 15; 21-22].
Также существует и второй «подвид», который не отказывает приднестровским управленческим структурам в определенной самостоятельности, однако отмечается, что в Приднестровье «узкая группа лиц захватила некогда процветающие предприятия, а . установление сепаратистского режима имело место вопреки воле большинства населения, посредством использования военных и насильственных действий, в которые были вовлечены вооруженные силы Российской Федерации». При этом признается, что «удержание контроля не может иметь строго диктаторских форм, поэтому на данной территории [в Приднестровье] была создана и развита система "демократического" правления, которая основывается на "свободном волеизъявлении" народа» [22, р. 50]. Обращается внимание и на то, что в рамках изменения внутренней ситуации в Приднестровье предпринимаются попытки ограничить полномочия президента, появляется политическая оппозиция «репрессивному режиму» и самостоятельные оппозиционные СМИ [20, р. 9]. Тем не менее, и в данном случае отмечается зависимость приднестровской администрации и государственности в целом от прямой и косвенной российской поддержки.
Еще одной версией, «обосновывающей» формирование приднестровской администрации, называется «осознание русскоязычным меньшинством, сформированным в том числе в период советской иммиграции [в МССР], своего превосходства, на правах хозяев, а не как равных или меньшинства. ... Как раз в большинстве своём этой группе принадлежит идея собрать вокруг себя всех недовольных и продолжить служение той системы, которая обеспечивала им нахождение у власти» [8, с. 64]. Несмотря на то что приведенная цитата принадлежит представителю авторитетного Института филосо-
фии, социологии и политических наук Академии Наук Молдовы, приведенные в ней данные опровергаются куда более авторитетными источниками, в т.ч. бывшим Первым секретарем ЦК Компартии Молдавии, который в своих воспоминаниях отмечал, что с конца 1970-х в Молдавии сложился дисбаланс в замещении властных должностей в пользу представителей титульной нации [1, с. 86], что очевидным образом опровергает утверждение о «засилье» русских и русскоязычных во властных структурах МССР.
Таким образом, спецификой данного подхода в экспертном мнении Молдовы является следующие характеристики политической элиты Приднестровья:
- непризнание какой-либо легитимности (политической, юридической) за «приднестровской администрацией», удержание власти приднестровскими властями только за счет репрессивных методов, с созданием лишь видимости неких «демократических процедур». При этом, в случае урегулирования молдо-приднестровских отношений на условиях законодательства Молдовы, политическая элита Приднестровья должна формироваться только из граждан РМ с соблюдением ряда условий, а также на основе избирательных процедур в рамках молдавского законодательства, причем избирательным правом также могут обладать только граждане РМ [20, р. 17];
- искусственный характер формирования приднестровской полит-элиты, состоявшей преимущественно за счет «русскоязычных мигрантов» и «люмпенизированных представителей титульной нации», а также попытки представить приднестровскую политэлиту как представителей «последнего бастиона СССР» и «адептов коммунизма» (хотя именно в Кишиневе бывшая советская государственно-партийная номенклатура сохранила власть). При этом местное население якобы «лишено какого-либо опыта политической демократии», поскольку «прямо перешло из-под контроля советского режима под контроль антидемократического сепаратистского режима» [20, р. 10]. Противоречивость и идеологизированность таких оценок очевидна, поскольку те же самые авторы упоминали о формировании оппозиции в Приднестровье, попытках ограничить президентскую власть, о чем упоминалось выше;
- полная зависимость приднестровской политэлиты от российской стороны, которая варьируется от прямого управления из Москвы до отсутствия у местной «администрации» права на сколь-нибудь значимые решения. Более того, в некоторых источниках прямо указывается, что
сценарий самого конфликта в его «горячей» фазе был написан «талантливыми режиссерами из Москвы», а «защитники территориальной целостности» Молдовы, боровшиеся «против коммунистического руководства Левобережья Днестра», опасались давать интервью, т.к. коммунисты якобы могли вернуться к власти [24, р. 104]; таким образом, Приднестровье в рамках данного не только напрямую «управляется из Москвы», но и является «коммунистическим островом»;
- отрицание «приднестровской идентичности», «приднестровской общности» и, как следствие, вывод об отсутствии социально-политической базы у приднестровского руководства;
- признание роли крупного бизнеса в развитии внутриполитической ситуации в Приднестровье, в частности, холдинга «Шериф», включая возможность преследования «Шерифом» своих интересов, отличных от российских [19, р. 147], однако вся экономическая активность рассматривается как «нелегальная» и «контрабандная».
В значительной мере «негативистские» экспертные оценки направлены на полную делегитимизацию приднестровской политэлиты, недопустимость и даже преступность выстраивания с ней межэлитного диалога, признание ее «криминального» характера и обоснование необходимости применения разного рода санкций и давления к представителям приднестровского руководства.
В первую очередь идет речь о рекомендациях ограничить возможности межэлитной коммуникации для приднестровских властей с политэлитами других государств: к примеру, Украине рекомендовано прекратить официальные двусторонние контакты с приднестровскими лидерами и свести к минимуму неофициальные встречи и переговоры; Евросоюзу и США рекомендовано предложить Украине вести скоординированную с ЕС и США политику в части запретов на въезд на свою территорию для высшего приднестровского руководства [20, р. 26, 28]. При этом экспертов не смущает наличие у представителей приднестровской политической элиты российского или украинского гражданства, что не позволяет применять евросоюзовские запреты другими государствами, в частности, Украиной.
Представители данного подхода также исключают возможность межэлитных контактов между политэлитами Приднестровья и Молдовы. По их мнению, любое урегулирование возможно только путем «фундаментальной смены режима в Тирасполе ... на основе демократических механизмов; не
перестановка должностей, а изменение самих структур» [23, р. 17] и введение в Приднестровье новой политэлиты, делегированной из «центра», т.е. из Кишинева.
В рамках «негативистского» подхода можно выделить «инструментальное» направление, представители которого, подчеркивая искусственность создания приднестровской государственности, считают, что приднестровская политэлита и государственность в целом являются инструментом российской политики, направленным на «воспрепятствование развитию суверенитета Молдовы и сдерживание румынского влияния» [26, р. 237].
Следует обратить внимание, что подобные оценки противоречат многим фактическим и статистическим данным (к примеру, о национальном составе населения Приднестровья и ее политэлиты), субъектности приднестровской политэлиты, в т.ч. в рамках межэлитного диалога, а также внутренне противоречивы (как в случае тезисом о признании возросшей роли холдинга «Шериф» и отсутствии у него бизнес-интересов в России, что явно противоречит утверждениям о «марионеточном режиме») [27]. Тем не менее, данный сегмент экспертных оценок достаточно широко представлен среди молдавских авторов, в том числе и на уровне институтов, приближенных к органам власти, и нередко выступает мотивацией для политического класса Молдовы в случае его нежелания искать компромиссы с представителями Приднестровья.
Следующая группа оценок может быть условно названа «традиционалистским» подходом. Представители этого экспертного направления отстаивают самобытность, уникальность молдавского этноса и идентичности (в противовес сторонникам тождества молдавской и румынской наций и объединения Молдовы и Румынии, т.е. «унионистам»). Ответственность за события конца 1980-х - начала 1990-х гг. возлагается ими на националистические и унионистские круги в Кишиневе [12, с. 77]; соответственно, формирование в Приднестровье государственности и собственной политической элиты не отрицается ими, а напротив, рассматривается как естественный в тех условиях политический процесс.
В качестве одной особенностей приднестровской политической элиты отмечается ее «национальная толерантность» [14, с. 30], т.е. способность эффективной реализации консолидирующей функции на основе национального равноправия. В значительной мере эта особенность объяснялась поли-
этничным характером приднестровской политэлиты, где представители молдавского этноса традиционно занимали высокие позиции.
В то же время одной из особенностей «традиционалистского» подхода является то, что его представители весьма сдержанно относятся к существованию самостоятельной приднестровской идентичности, считая более предпочтительной концепцию «молдавизма», с которой, по их мнению, связано образование приднестровской политэлиты и государственности в целом. «Традиционалисты», выступающие за признание самобытности молдавской идентичности, поддерживают «традиционную восточную геополитическую ориентацию молдавского народа» [13, с. 155]. Это позволяет представителям данного подхода избегать вопросов об отдельной приднестровской идентичности, поскольку, в этой логике, ее функции будет выполнять единый молдавский народ, если сможет освободиться от навязанных ему «чуждых догм румынизма».
Как следствие, политическая элита Приднестровья рассматривается как субъект, ключевой функцией которого является не столько консолидация населения, но, прежде всего, сохранение молдавского этноса как самобытной этнической группы. Из реализации этой функции следует легитимность приднестровской элиты, которая, по мнению данных экспертов, призвана обеспечить сохранение самостоятельного молдавского этноса. В какой-то мере политэлита Приднестровья в рамках «традиционалистского» подхода выступает как основной политический институт, ориентированный на «защиту от агрессивного румынизма» и продвижение «приднестровского молдавизма».
Поэтому приднестровская политэлита рассматривается как некое переходное явление, которое возникло на определенном этапе как защитный механизм для молдавского народа, испытывавшего внешнюю угрозу румынской этнокультурной и политической экспансии. Но при этом главная задача приднестровской политэлиты - не продвижение интересов приднестровской государственности с опорой на самостоятельную приднестровскую идентичность, а содействие воссоединению единого молдавского государства, преодоление отчуждения между «двумя молдавскими берегами древнего Днестра» [10, с. 401]. Предполагается, что именно в рамках объединенного молдавского государства приднестровская политэлита сможет окончательно обрести легитимность, но на ином уровне, как некая региональная управленческая группа. Более того, приднестровским элитным группам ставится в
упрек тот факт, что они «махнули рукой на правобережных молдаван» и «сдают своих соплеменников на съедение румынам» [3, с. 433].
«Обязанность» приднестровской политической элиты и местного населения принимать активное участие во внутренней политике Молдовы, особенно в электоральных процессах с целью поддержки «пророссийских сил» в РМ обосновывается представителями данного подхода также «реальностью бандеровского вторжения в Приднестровье» и возможностью «организовать «майдан» в Тирасполе и других городах» Приднестровья. В противном случае, как предполагается соответствующими авторами, «погибнем [Молдова и Приднестровье] по отдельности». При этом восстановление территориальной целостности Молдовы с возможностью некоторого влияния на политику объединенного государства парадоксальным образом предлагается считать практически единственной возможностью для приднестровской политэлиты и местного населения «сохранить свою, пусть и непризнанную, но реально существующую суверенную республику» [6, с. 33-34].
Таким образом, «традиционалистскому» подходу к анализу приднестровской политической элиты присущи следующие основные черты:
- признание существования приднестровской политэлиты как самостоятельного субъекта, легитимность которой строится на полиэтничном характере и законности борьбы против «румынской экспансии» в конце 1980-х гг.;
- основной функцией политической элиты Приднестровья должно являться продвижение идеи «молдавизма», т.е. защиты самобытности молдавского этноса, его самостоятельности и содействие в построении единой независимой молдавской государственности;
- высокая степень идеологизации роли приднестровской политэлиты в политическом процессе сохранения и развития молдавской этнической самобытности, а также повышенное внимание к историческим и культурным составляющим данного процесса;
- осторожное отношение к существованию отдельной приднестровской идентичности (политической или территориальной), поскольку роль базовой идентичности должен играть молдавский этнос, а приднестровская полит-элита должна оказывать ему всемерную поддержку. Нередко представители данного направления избегают даже использовать термин «Приднестровье», предпочитая «молдавские районы Левобережья Днестра» [9, с. 157, 305306], хотя именно в Приднестровье сохранен молдавский язык на кирилли-
ческой графике и издаётся значительный объем трудов представителей «традиционалистского» подхода. Впрочем, практически все представители экспертного сообщества Молдовы, вне зависимости от их подходов, согласны с тем, что раскол в вопросах идентичности носит гораздо более выраженный и системный характер в самой Республике Молдова (в сравнении с Приднестровьем).
Еще одна группа экспертных оценок молдавских авторов в отношении приднестровской политической элиты может быть объединена в «европейский» подход. Представители данного подхода в известной степени близки к «негативистскому» направлению, однако отличаются меньшей жесткостью в оценках и несколько иными акцентами в отношении политической элиты Приднестровья, в том числе в части целеполагания для других акторов.
Название «европейский» для обозначения данного подхода выбрано нами постольку, поскольку эксперты, представляющие данное направление, рассматривают приднестровскую тематику исключительно через призму европейской интеграции Республики Молдова и (или) влияния Европейского Союза на ситуацию в Приднестровье и в Молдове. Приднестровская элита исследуется ими в той мере, в какой участвует в соответствующих процессах или выступает объектом воздействия. В то же время больше внимания уделяется и некоторым внутриполитическим вопросам развития Приднестровья.
Прежде всего признаётся сам факт существования политической элиты Приднестровья с её собственными интересами, а также её субъектность и способность к межэлитному диалогу [15, р.82], хотя и зависимость приднестровской элиты от России также не ставится под сомнение. Представители данного подхода не избегают терминологии «политическая элита», «приднестровское руководство», «приднестровские лидеры» применительно к Приднестровью, хотя и регулярно подчеркивают «самопровозглашенный» характер приднестровской государственности и ее ограниченную легитимность.
Ограниченность легитимности приднестровской политэлиты и слабую обоснованность её претензий на равный в межэлитной коммуникации статус нередко обосновывают «искусственностью» конструкции «приднестровский народ», хотя и признают за приднестровским населением «достаточно развитое чувство идентичности» [15, р. 10]. В силу этой «искусственности» приднестровская политэлита, по мнению представителей данного направления, не может претендовать на международно-признанную государственность.
Более акцентированно анализируются аспекты, связанные с влиянием крупного бизнеса, в первую очередь холдинга «Шериф», на приднестровскую политическую элиту и наличие у соответствующих субъектов самостоятельных интересов [15, р. 55], которые реализуются в рамках самостоятельного политического процесса, прежде всего посредством лоббирования крупным бизнесом своих интересов через политическую элиту.
При попытках анализа внутриполитической ситуации в Приднестровье обращается внимание на то, что «приднестровская элита смогла саккумулиро-вать достаточно ресурсов и без особых трудностей подавить местную оппозицию» [21, р. 76]. Впрочем, последнее утверждение выглядит несколько странным с учетом масштабного внутриэлитного противостояния в Приднестровье, которое началось в 2009 году. По-видимому, такая позиция связана с тем, что в рамках данного направления приднестровскую политэлиту молдавские эксперты рассматривают как некую целостную группу, в отношении которой внутриэлитные противоречия не имеют принципиального значения. Отметим также, что косвенно о различных точках зрения у тех или иных групп внутри политэлиты Приднестровья по тем или иным внешнеполитическим вопросам также упоминается в некоторых исследованиях [15, рр. 75-76].
Вместе с тем, ключевым аспектом данного подхода является то, что приднестровская политическая элита рассматривается не столько как субъект, сколько как объект, причем преимущественно внешнего воздействия. Европейская ориентированность данной группы экспертов обуславливает отстаиваемую ими целесообразность большего вовлечения Европейского Союза в региональные процессы и более активной европейской интеграции Молдовы в европейские структуры.
Приднестровская политическая элита, ориентированная на Россию (пусть и не во всём управляемая из Москвы), выступает препятствием для этого, поэтому основной целью исследования приднестровской политэлиты для соответствующих экспертов является выявление ее «болевых точек», которые сделали бы ее более уязвимым для внешнего и внутреннего давления.
Так, к инструментам косвенного давления на приднестровскую элиту является воздействие на другие общественно-политические и экономические институты в Приднестровье: бизнес-сообщество, некоммерческие организации и др. Предполагается, что Евросоюз должен «постепенно наращивать свое присутствие» в регионе, в том числе в сфере политики, для реализации своих интересов [21, р. 113]. Общественно-
политические и бизнес-институты при поддержке ЕС должны наращивать давление на политическую элиту Приднестровья с тем, чтобы сделать ее более «восприимчивой» к диалогу.
Косвенное давление на приднестровскую политэлиту может осуществляться и через структуры третьих стран, в частности, через ресурс границы, который контролируется Украиной. В частности, отмечается, что с введением Миссии ЕС по оказанию пограничной помощи Украине и Республике Молдова (ЕиВАМ, 2005 год) приднестровские руководители, в частности, тогдашний руководитель Приднестровья И. Смирнов, перестал пользоваться «У1Р-режимом» при пересечении украинской границы [21, р. 97], что должно было возыметь значительный символический эффект.
Исходя из анализируемых «болевых точек», молдавские эксперты предлагают европейским институтам и возможные прямые меры давления на приднестровскую политическую элиту. В частности, упоминаются «адресные» санкции против приднестровского руководства, которые впервые были введены Советом Европейского Союза и США в 2003 г. и в последующем значительно расширены. Впрочем, как признают молдавские эксперты, ограничение возможностей поездок на запад хоть и вызвало разочарование у приднестровского руководства, но «не привело к ожидаемым результатам», поскольку «сохранение власти и контроля над Приднестровьем оказалось важнее» [21, р. 84]. Тем не менее, молдавские эксперты полагают, что практика персональных санкций в отношении представителей приднестровской политэлиты по-прежнему может быть эффективной. Европейский Союз, однако, пока не разделяет эту убежденность: с 2010 года в ЕС принимают парадоксальные решения, ежегодно продлевая ограничения для представителей приднестровского руководства и одновременно утверждая мораторий на их применение.
Молдавские эксперты также считают эффективным воздействие на приднестровскую политическую элиту, её собственные бизнес-интересы через возможности Миссии ЕиВАМ, которая находится на приднестровско-украинском сегменте границы, и которая призвана бороться с контрабандой, где присутствует «вовлеченность элит сецессионистского региона» [21, р. 92]. По сути, представители молдавского экспертного сообщества выступают за дальнейшее ограничение приднестровских товаропотоков силами европейских и украинских официальных структур.
Представляется также возможным говорить и о попытках нейтрального подхода к оценкам приднестровской идентичности и приднестровской политической элиты со стороны молдавских экспертов. Так, в некоторых исследованиях отмечается, что «в Приднестровье сложился свой поведенческий стереотип, свои реалии, которые сближают русского и молдаванина из ПМР и отличают их от русского и молдаванина из Кишинева. ... Иными словами, в Приднестровье сложилась собственная гражданская нация» [11, с. 193]. Приднестровская политэлита также рассматривается как самостоятельный политический субъект, который в значительной мере был сформирован благодаря притоку русскоязычных кадров из Молдовы. Другой обособляемой отличительной чертой приднестровской политической элиты является её непосредственная связь с местным населением, т.е. признание за ней политической легитимности. В то же время, отмечается ограниченная субъектность приднестровской политэлиты (как, впрочем, и молдавской), связанная с невозможностью самостоятельно выполнять финансовые обязательства государства перед населением, а также с необходимостью координировать свои действия с внешним фактором [11, с. 195].
Авторы, стремящиеся к нейтральности в оценках, нередко обращают внимание на отдельные сегменты в приднестровской политической элите, в особенности в политико-административной (бюрократической) элите. В частности, предпринимаются попытки анализа приднестровского внешнеполитического ведомства, в рамках которого обращается внимание на осуществление межэлитной коммуникации как одну из ключевых функций данной структуры [7, с. 104]. Впрочем, такого рода попытки являются единичными и, как правило, ограничиваются изложением общедоступных сведений, получаемых обычно из официальных публикаций и (или) справочного материала.
К относительно нейтральным публикациям можно отнести попытки непредвзятого анализа приднестровской идентичности, основанные на полученном авторами эмпирическом материале непосредственно в контакте с жителями Приднестровья. Экспертами из Молдовы обращается внимание на то, что новая общность - «приднестровский народ» - характеризуется «в тандеме со стремлениями легитимирования "приднестровского государства"», его политических институтов; иными составляющими такой коллективной идентичности, как «приднестровский народ», предлагается считать «верность традициям отцов и дедов»; многонациональный характер народа
и межнациональное согласие; наличие врага в образе Молдовы; уверенность в могуществе России; героизация советского прошлого; большое значение территориальной идентичности; при этом и оппозиция не ставит под сомнение фактор государственности, но обращает внимание на неэффективность политэлиты на том или ином этапе [5, с. 70-75].
Отметим также, что для молдавских экспертов, так или иначе изучающих приднестровскую политическую элиту, неизменно важным является принцип «свой - чужой», т.е. фактор происхождения (места рождения) представителей приднестровской политэлиты. Представители «негативист-ского» подхода в значительной мере склонны связывать с этим фактором существование приднестровской государственности, о чем говорилось выше: по их мнению, проблема была искусственно создана «пришлыми»; указывается, что «большинство тираспольских лидеров не являются местными уроженцами; они приехали из России и поэтому знают только русский язык», поэтому даже заседания Верховного Совета Приднестровья проводятся только на русском языке [26, р. 225].
Более нейтральные эксперты также обращают внимание на критерий места рождения членов приднестровской политэлиты, именно поэтому в Кишиневе связывали определенные надежды, когда к власти в Приднестровье в конце 2011 года пришло поколение политэлиты во главе с местным уроженцем Е. Шевчуком. По некоторым экспертным оценкам, в Кишиневе испытали даже «растерянность», т.к. ушла команда «пришлого» И. Смирнова, на которого можно было ранее «сваливать вину» за тупик в диалоге [3, с. 374].
Еще одной общей чертой в оценках многих представителей молдавского экспертного сообщества является персонификация политической элиты Приднестровья, т.е. сведение уровня принятия решений к уровню Президента Приднестровья и его ближайшего окружения. Сторонники «негативист-ского» подхода, впрочем, нередко ставили на первое место одиозных, по их мнению, силовиков.
Большинство молдавских экспертов обращает внимание на влияние крупного бизнеса на политическую элиту Приднестровья, но при этом отмечается, что этот фактор имеет значение и в самой Молдове, а «олигархиза-ция» политики является одним из главных вызовов демократии [25, р. 46]. В значительной степени именно лозунг «деолигархизации» был взят за основу новой политической элитой самой Молдовы, пришедшей к власти в июне 2019 года и объединившей под своими «знаменами» представителей поли-
тических сил с подчас диаметрально противоположными внешне- и внутриполитическими приоритетами.
Существенным фактором, объединяющим молдавские экспертные оценки, является также российское влияние на приднестровскую политическую элиту и ситуацию в целом. Признавая, что поиск «внешнего врага» является традицией для молдавского политического класса, эксперты из Молдовы, как правило, в той или иной степени обращают внимание на поддержку «сепаратистских властей» как на фактор, тормозящий развитие Молдовы и ставящий под угрозу ее европейское будущее, задерживающий ее в состоянии «постсоветскости» [16, p. 84].
Таким образом, исследования политической элиты Приднестровья, осуществляемые экспертами Республики Молдова, носят фрагментарный, разрозненный, нередко - идеологизированный характер. Мы выделили несколько подходов к оценке политэлиты Приднестровья в молдавском экспертном сообществе, среди которых - «негативистский», «традиционалистский», «европейский», а также привели некоторые нейтральные оценки, которые также присутствуют в молдавских исследованиях. Приходится констатировать, что преобладающей точкой зрения в молдавском экспертном мнении является весьма ограниченное признание субъектности и легитимности приднестровской политической элиты. Более того, зачастую политэлита Приднестровья выступает в экспертных оценках и рекомендациях не как субъект, а как объект, в отношении которого должно оказываться внутреннее и внешнее давление.
Литература
1. Бодюл И.И. Дорогой жизни: время, события, размышления. Кишинев: Cusnir & C, 2002.
2. Волентир А., Букатару И., Процик О. Отношение политических партий и экспертного сообщества Молдовы к проблеме приднестровского конфликта // Приднестровье в макрорегиональном контексте Черноморского побережья: Сб. ст. / Науч. ред. К. Мацузато. Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2008.
3. Грек И.Ф. Есть ли будущее у Республики Молдова?: Сб. ст. Кишинев: Ассоц. историков и политологов «Pro-Moldova», 2014.
4. Дораш В. Будущее Молдовы в большой Европе // Международное право и реалии современного мира. Приднестровская Молдавская Республи-
ка как состоявшееся государство: Научн. изд. Тирасполь: ЦСПИ «Перспектива», 2009.
5. Кожокари Л., Швец А. Национальный праздник в Пограничье (наброски к портрету «воображаемых сообществ» // Республика Молдова в контексте воображаемых и действительных границ (паттерны пограничной идентичности): Коллективная монография: сб. науч. тр. Вильнюс: ЕГУ, 2010.
6. Назария С.М. Что предпринять молдавским патриотам, чтобы победить на предстоящих парламентских выборах и, договорившись с приднест-ровцами, сохранить свою государственность? // Аналитический бюллетень Института социально-политических и региональных исследований. 2019. №1.
7. Осталеп В. Внешняя политика Молдавии: 1991-2014 // Проблемы постсоветского пространства. 2014. №2.
8. Паскару А. Национальные меньшинства в Республике Молдова: социальный срез // Построение взаимопонимания в конфликтных регионах: Обмен опыта между Грузией и Молдовой = Building Confidence in Conflict Regions: Sharing Experiences in Georgia and Moldova. Ch.: Bons Offices, 2QQ8.
9. Стати В. За наш язык молдавский: историческое, социолингвистическое исследование. Тирасполь, 2QQ9.
1Q. Стати В. История Молдовы. Ch.: S.n., 2002.
11. Цырдя Б., Чобану В. Олигархическая Молдова. Кишинев: Нац. Ин-т Развития, 2014.
12. Шаповалов Б. Унионизм - реальная угроза молдавской государственности // Молдово-приднестровский регион. 2018. №1-2.
13. Шорников П.М. Поля падения. Историография молдавской этнопо-литики. Кишинев: Б.и., 2009.
14. Шорников П.М. Приднестровский конфликт и политическая элита Молдавии // Ежегодный исторический альманах Приднестровья. 2QQ2. №6.
15. Botan I. Reglamentarea transnistreanä: o solutie europeanä. Ch.: Arc,
2QQ9.
16. Ciurea C., Litra L., Getmanchuk A. and others. How to Get Rid of Post-Sovietness? Kyiv: Institute of World Policy, 2Q12.
17. Chirtoagä I., Cojocaru Gh., Dragnev D. (coordinator) et al. O istorie a regiunii transnistrene din cele mai vechi timpuri pâna în prezent: compendiu. Chi§inäu: Civitas, 2007.
18. Gorban A. Profilul social al elitei politice din Republica Moldova // Procese de stratificare sociala in Republica Moldova: particularitati §i tendinte / V. Mocanu (coord.). Ch.: Acad. de §tiinte a Moldovei, 2012.
19. Munteanu I. and others. Moldova on its way to democracy and stability. From the post-soviet space into the world of democratic values. Ch.: Cartier, 2005.
20. Nantoi O., Pintea I., Belitzer N., Chifu I. and others. Trilateral Plan for Solving the Transnistrian Issue. Policy Paper developed by the Moldova -Ukraine - Romania Expert Group. Bucharest - Chisinau - Kyiv: 2006.
21. Popescu N. Politica externa a Uniunii Europene si conflictele post-sovietice; trad. din engl. de A. §iclovan. Chi§inau: Cartier, 2013.
22. Postica P. et al. Realizarea dreptului la libera circulatie in de est a Republicii Moldova = The right to freedom of movement in the Transnistrian region of Moldova = Реализация права на свободу передвижения в восточном регионе Республики Молдова: Studiu. Ch.: Asoc. Promo-Lex, 2008. 132 p.
23. Spanu V., Volnitchi I., Munteanu I. and others. Quo vadis, Moldova? Lviv: Multi-M, 2007.
24. Ursu V. Riul de singe. Ch.: Basarabia, 1993.
25. Varzari P. Provocarile §i implicatiile democratiei in societatea contemporana // Revista de Filozofie, Sociologie §i §tiinte Politice. 2013. №1.
26. Vrabie R., Yeremeev O. and others. The "Humanitarian Dimension" of Russian Foreign Policy Toward Georgia, Moldova, Ukraine and the Baltic States. Ed. G. Pelnens. The second, supplementary edition. Riga: 2010.
References
1. Bodyul I.I. Dorogoi zhizni: vremya, sobytiya, razmyshleniya. Kishinev: Cusnir & C, 2002.
2. Volentir A., Bukataru I., Protsik O. Otnoshenie politicheskikh partii i ekspertnogo soobshchestva Moldovy k probleme pridnestrovskogo konflikta. Pridnestrov'e v makroregional'nom kontekste Chernomor-skogo poberezh'ya: Sb. st. / Nauch. red. K. Matsuzato. Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2008.
3. Grek I.F. Est' li budushchee u Respubliki Moldova?: Sb. st. Kishinev: Assots. istorikov i politologov «Pro-Moldova», 2014.
4. Dorash V. Budushchee Moldovy v bol'shoi Evrope. Mezhdunarodnoe pravo i realii sovremennogo mira. Pridnestrovskaya Moldavskaya Respublika kak sostoyavsheesya gosudarstvo: Nauchn. izd. Tiraspol': TsSPI «Perspektiva», 2009.
5. Kozhokari L., Shvets A. Natsional'nyi prazdnik v Pogranich'e (nabroski k portretu «voobrazhaemykh soobshchestv». Respublika Moldova v kontekste voobrazhaemykh i deistvitel'nykh granits (patterny pogranichnoi identichnosti): Kollektivnaya monografiya: sb. nauch. tr. Vil'nyus: EGU, 2010.
6. Nazariya S.M. Chto predprinyat' moldavskim patriotam, chtoby pobedit' na predstoyashchikh parlamentskikh vyborakh i, dogovorivshis' s pridnestrovtsami, sokhranit' svoyu gosudarstvennost'? Analiticheskii byulleten' Instituta sotsial'no-politicheskikh i regional'nykh issledovanii. 2019. №1.
7. Ostalep V. Vneshnyaya politika Moldavii: 1991-2014. Problemy postsovetskogo prostranstva. 2014. №2.
8. Paskaru A. Natsional'nye men'shinstva v Respublike Moldova: sotsial'nyi srez. Postroenie vzaimoponimaniya v konfliktnykh regionakh: Obmen opyta mezhdu Gruziei i Moldovoi = Building Confidence in Conflict Regions: Sharing Experiences in Georgia and Moldova. Ch.: Bons Offices, 2008.
9. Stati V. Za nash yazyk moldavskii: istoricheskoe, sotsiolingvisticheskoe issledovanie. Tiraspol': 2009.
10. Stati V. Istoriya Moldovy. Ch.: S.n., 2002.
11. Tsyrdya B., Chobanu V. Oligarkhicheskaya Moldova. Kishinev: Nats. In-t Razvitiya, 2014.
12. Shapovalov B. Unionizm - real'naya ugroza moldavskoi gosudarstvennosti. Moldovo-pridnestrovskii region. 2018. №1-2.
13. Shornikov P.M. Polya padeniya. Istoriografiya moldavskoi etnopolitiki. Kishinev: B.i., 2009.
14. Shornikov P.M. Pridnestrovskii konflikt i politicheskaya elita Moldavii. Ezhegodnyi istoricheskii al'manakh Pridnestrov'ya. 2002. №6.
15. Botan I. Reglamentarea transnistreana: o solutie europeana. Ch.: Arc,
2009.
16. Ciurea C., Litra L., Getmanchuk A. and others. How to Get Rid of Post-Sovietness? Kyiv: Institute of World Policy, 2012.
17. Chirtoaga I., Cojocaru Gh., Dragnev D. (coordinator) et al. O istorie a regiunii transnistrene din cele mai vechi timpuri pâna în prezent: compendiu. Chi§inau: Civitas, 2007.
18. Gorban A. Profilul social al elitei politice din Republica Moldova. Procese de stratificare sociala în Republica Moldova: particularitati §i tendinte / V. Mocanu (coord.). Ch.: Acad. de Çtiinte a Moldovei, 2012.
19. Munteanu I. and others. Moldova on its way to democracy and stability. From the post-soviet space into the world of democratic values. Ch.: Cartier, 2005.
20. Nantoi O., Pintea I., Belitzer N., Chifu I. and others. Trilateral Plan for Solving the Transnistrian Issue. Policy Paper developed by the Moldova -Ukraine - Romania Expert Group. Bucharest - Chisinau - Kyiv: 2006.
21. Popescu N. Politica externa a Uniunii Europene si conflictele post-sovietice; trad. din engl. de A. Çiclovan. Chiçinâu: Cartier, 2013.
22. Postica P. et al. Realizarea dreptului la libera circulatie în de est a Republicii Moldova = The right to freedom of movement in the Transnistrian region of Moldova = Realizatsiya prava na svobodu peredvizheniya v vostochnom regione Respubliki Moldova: Studiu. Ch.: Asoc. Promo-Lex, 2008. 132 p.
23. Spânu V., Volnitchi I., Munteanu I. and others. Quo vadis, Moldova? Lviv: Multi-M, 2007.
24. Ursu V. Rîul de sînge. Ch.: Basarabia, 1993.
25. Varzari P. Provocarile §i implicatiile democratiei în societatea contemporana. Revista de Filozofie, Sociologie §i Çtiinte Politice. 2013. №1.
26. Vrabie R., Yeremeev O. and others. The "Humanitarian Dimension" of Russian Foreign Policy Toward Georgia, Moldova, Ukraine and the Baltic States. Ed. G. Pelnens. The second, supplementary edition. Riga: 2010.
