CC BY
191
ФІЛАЛОГІЯ
141
УДК 81’1
Т. В. Лебедевская
ХАРАКТЕРИСТИКА ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ КАК СПОСОБ РАСКРЫТИЯ СОДЕРЖАНИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА (на материале «Повестей Белкина» А. С. Пушкина)
Материалом исследования послужили тексты повестей А. С. Пушкина «Выстрел» и «Станционный смотритель», входящие в цикл «Повести Белкина». Было рассмотрено речевое поведение языковых личностей рассказчиков и главных героев и определена специфика их художественных образов. Результаты исследования показали, что характеристика языковой личности позволяет раскрыть содержание художественного образа, осмыслить место персонажа в системе других художественных образов. Анализ художественных текстов через призму психоглосс помогает выявить отраженные в языке черты национального характера и воссоздать фрагменты языковой картины мира.
Введение
Литературно-критический анализ языка героя прозаического произведения призван выявить дополнительные смыслы, заложенные автором в содержание художественного образа. В свою очередь, реконструкция языковой личности персонажа позволяет дать характеристику художественному образу как индивиду. Данные, полученные в результате анализа речевой деятельности языковой личности, помогают диагностировать отраженные в языке человека ценности и идеалы, а также специфические черты характера и духовного облика. В языке, как и в любом человеке, находят воплощение материальное и духовное начала. Язык отсылает нас к личности, «он выбалтывает тайны человека и обнаруживает его нравственные изъяны» [1, 12].
По словам Ю. Н. Караулова, художественный образ только тогда с наибольшей силой воздействует на читателя, когда он воспринимается как факт. «Духовный облик личности, мир ее ценностей, идеалов, устремлений, выражающихся в чертах характера и стереотипах поведения, методе мышления, социально-жизненных целях и в конкретно избираемых путях их достижения, и составляют зерно содержания художественного образа» [2, 223]. Ю. М. Лотман отмечает, что «читатель склонен смотреть на художественный текст как на обычное речевое сообщение, извлекая из каждого речевого эпизода отдельную информацию и сводя композиционное построение к временной последовательности отдельных событий» [3, 269]. Воспринимающий художественное произведение в первую очередь обращает внимание на то, как персонаж говорит и как он себя ведет во время диалога, его интересует созданный автором образ человека.
А. С. Пушкин стоит у истоков создания образа человека в языке. На страницах его прозаических произведений изображены персонажи, раскрывающие специфику миропонимания и мироощущения русского человека. «Образ человека является важнейшим фрагментом языковой картины мира. Называя человека, мы указываем на специфические особенности, выделяющие его как личность...» [4, 14]. Человек изображен и в «Повестях Белкина» А. С. Пушкина. Именно традиции, заложенные Пушкиным, определяют последующие тенденции изображения человека в творчестве Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, М. Е. Салтыкова-Щедрина и др.
Цель данной статьи - показать возможность перехода от характеристики языковой личности персонажа «к раскрытию и пониманию всего многослойного художественного образа, в основе которого лежит духовный мир этой личности» [5, 71].
Для решения поставленной цели обратимся к рассмотрению языковых личностей рассказчиков и главных героев в повестях «Выстрел» и «Станционный смотритель». Данные повести В. В. Виноградов объединяет в один блок, так как в них, в отличие от всех остальных повестей, образующих цикл, наиболее обнажен образ рассказчика. Кроме того, рассказчики являются героями событий, лежащих в основе повествования, от их лица ведется рассказ.
142
ВЕСНІК МДПУ імя І. П. ШАМЯКІНА
Результаты исследования и их обсуждение
Как известно, в литературоведении существуют многочисленные попытки интерпретации «Повестей Белкина» А. С. Пушкина. Особый интерес представляет исследование стиля Пушкина, выполненное В. В. Виноградовым. Порядок расположения повестей ученый объясняет не образами рассказчиков, а тематикой и жанрами самих произведений, входящих в цикл. Романтические повести «Выстрел» и «Метель» начинают цикл, далее идут повести, в заглавиях которых лежит принадлежность профессиональная («Гробовщик»), должностная («Станционный смотритель»), сословная («Барышня-крестьянка»). Все перечисленные повести выдвигают в центр образ главного героя или героини повести. Особенностью повестей является преломление языковой личности рассказчика и автора в языковых личностях персонажей.
В произведении каждое слово, произнесенное героями, рассказчиками и автором, несет смысловую и информационную нагрузку. Пушкин в своих повестях стремится перейти от прямой речи «Я» к эпосу третьих лиц. Появление в произведении образов издателя и рассказчиков значительно усложняют его замысел и идейное содержание. Зачем Пушкину понадобилось передоверять свое повествование? Белкин, на наш взгляд, становится связующим звеном между образами рассказчиков, реалистически отражающими действительность, и образом издателя, накладывающим литературность на все изложенные истории. В повестях «Выстрел» и «Станционный смотритель» рассказчики выступают непосредственными участниками тех событий, свидетелями которых были, они являются движущей силой повествования. Белкин же обнаруживает себя в выборе рассказчиков, в данной им оценочной характеристике, но самое главное - в стремлении смешать их стиль повествования со стилем повествования самого автора [6, 640]. Следовательно, в повестях тесно переплетаются все образы, в отношениях автор-издатель-рассказчик-персонаж обнаруживаются тесные связи.
В повести «Выстрел» на первый план выходят три типических характера военной среды -подполковник И. Л. П. в образе рассказчика, противоречивый Сильвио и счастливец граф. «Выстрел», по словам В. В. Виноградова, «резко выделяется из ряда других повестей однородностью трех манер рассказа, которые слиты в композиции этой повести» [6, 616]. Если говорить о социально-стилистической принадлежности речей рассказчика, графа и Сильвио, то они однородны, хоть и имеют индивидуальные отличия в собственном языке.
Заметим, что речь персонажей, представленная в диалогах, выполняет изобразительную функцию, указывает на свойственные языковой личности черты характера, социальный статус. «Чем объективнее персонаж, тем резче выступает его речевая физиономия» [7, 243]. Говоря о языковой личности рассказчика в повести «Выстрел», важно отметить тот факт, что данная повесть была рассказана подполковником И. Л. П. Следовательно, перед нами сразу же вырисовывается образ военного человека. Рассказчик - призма, сквозь которую показаны все события, он связующее звено между двумя частями произведения - вставными новеллами, повествующими о судьбах Сильвио и графа.
Рассказчик И. Л. П. в повести «Выстрел» - реалист, трезво смотрящий на вещи окружающей действительности. Отсюда достаточно рассудительный тон его повествования с реалистическими зарисовками военного быта. В образе рассказчика угадывается образ самого И. П. Белкина, который также служил в армии, вышел в отставку «по домашним обстоятельствам», а после жил в «бедной деревеньке». Рассказчик отказывается от карамзинского стиля повествования и приближает свой стиль к свойственной Белкину манере отражения действительности. Однако черты сентиментализма сохраняются на морфологическом уровне в виде книжных устаревших местоимений, глаголов и предлогов: с сим словом, почел себя жестоко обиженным, таковые подозрения, таковые вопросы, друг противу другу, не усумнился. Использование в речи архаизмов создает контраст между сентиментальным стилем повествования Карамзина и реалистическим стилем повествования Белкина, но на стиле повествования рассказчика лежит отпечаток военной среды. Таким образом, языковая личность рассказчика сливается с языковой личностью Белкина в повести.
ФІЛАЛОГІЯ
143
В синтаксической психоглоссе рассказчика заметно влияние французско-европейской стихии, преодолеваемое реализмом повествования и национальным колоритом. Приведем примеры: Хозяин был чрезвычайно в духе... [8, 51]; ...и представьте себе, какое действие
должен был он произвести между нами [8, 52]. Кроме того, в синтаксисе подполковника И. Л. П. встречаются «изысканные» фразы типа: на совести его лежала какая-нибудь несчастная жертва его ужасного искусства; блюд, изготовленных отставным солдатом. В своих описаниях рассказчик прибегает к использованию сравнительных конструкций для более яркого изображения предметов и характеров. Например, Стены его комнаты были все источены пулями, все в скважинах, как соты пчелиные [8, 49], При сих словах Сильвио встал, бросил об пол свою фуражку и стал ходить взад и вперед по комнате, как тигр по своей клетке [8, 54], ...Я оробел и ждал графа с каким-то трепетом, как проситель из провинции ждет выхода министра [8, 55]. С целью выразительности повествования, его насыщенности рассказчик использует метафоры: ...пробки лопались поминутно, стаканы пенились и шипели беспрестанно. [8, 51], инверсионный порядок слов: канцелярия представляла картину самую оживленную [8, 52], каламбур: Принялся я было за неподслащенную наливку, но от нее болела у меня голова; да признаюсь, побоялся я сделаться пьяницею с горя, то есть самым горьким пьяницею, чему примеров множество видел я в нашем уезде [8, 54]. Вышеприведенные черты книжности основного стиля повествования помогают полнее передать языковую атмосферу того времени.
Цель речи подполковника И. Л. П. - показать как можно многограннее личность Сильвио, его привычки, окружение. История, о которой ведет речь рассказчик, повествует о судьбе главного героя. Речевое поведение рассказчика направлено главным образом на характеристику личности Сильвио. Фраза «Он любил меня; по крайней мере со мной одним оставлял свое резкое злоречие и говорил о разных предметах с простодушием и необыкновенной приятностию» [8, 50] выявляет фонетико-интонационную психоглоссу главного героя. Перед читателем возникает образ довольно противоречивый: резкое злоречие Сильвио сочетается с простодушием и приятностию. Сильвио злобен, язвителен на людях, но добр, простодушен в диалоге с рассказчиком. Дальнейшие характеристики, которыми автор наделяет Сильвио, покажут двуликость персонажа. Загадка Сильвио - в его внутренней противоречивости, в «намеченной в нем диалектике личной страсти» [9, 36].
Образ рассказчика помогает оттенить образ Сильвио. Главный герой романтичен, как и герои Марлинского, однако реалистический стиль показа событий делает его намного жизненнее, сложнее. Перед читателем проходит целый ряд характеристик Сильвио, выявляющих его непростой характер. Мы узнаем, что «какая-то таинственность окружала его судьбу; он казался русским, а носил иностранное имя». Жил Сильвио «и бедно, и расточительно», «ходил вечно пешком, в изношенном черном сертуке, а держал открытый стол для всех офицеров нашего полка». Он охотно давал читать книги, «никогда не требуя их назад; зато никогда не возвращал хозяину книгу». Сильвио высокомерен и уверен в себе, он «никогда не спорил и не объяснялся». Речь героя точная и четкая, как и подобает военному. Как видим, характеристика героя невозможна без противительных союзов, что подчеркивает сложность и противоречивость образа. «Образ Сильвио - даже в таком противоречивом, разностороннем освещении и в таком реалистическом воспроизведении - кажется рассказчику «литературным» вследствие его бытовой исключительности и вследствие далекости его от характера самого рассказчика» [6, 646]. Сам Сильвио отождествляет себя не с романтическими героями, а со «славным Бурцевым», героем Дениса Давыдова.
Автор неоднократно указывает на демоничность натуры Сильвио: Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рту, придавали ему вид настоящего дьявола [8, 51], При сих словах Сильвио встал, бросил об пол свою фуражку и стал ходить взад и вперед по комнате, как тигр по своей клетке [8, 54], Ты, граф, дьявольски счастлив», -сказал он с усмешкою, которой никогда не забуду [8, 57], Сильвио встал, побледнев от злости, и с сверкающими глазами сказал... [8, 49], Пробегая письмо, глаза его сверкали [8, 51].
Выделенные характеристики фонетико-интонационной психоглоссы направлены на выявление скрытых мотивов поведения героя. Автор дважды отмечает сверкающие глаза Сильвио, которые символизируют озлобленность персонажа.
144
ВЕСНІК МДПУ імя І. П. ШАМЯКІНА
Описание судьбы Сильвио разбито на две главы, действие которых разнесено на пять лет друг от друга. Причем в первой части Сильвио рассказывает о графе, а во второй граф повествует о Сильвио. «Оба рассказывают в колорите другого» [10, 87]. Пушкин передает функции рассказчика то Сильвио, то графу, чтобы реалистичнее показать эти образы, чтобы оттенить их.
В лексической психоглоссе Сильвио, кроме военной лексики (так точно), отмечены слова и выражения, типичные для романтической повести. Для героя концептуально значимыми становятся слова месть и выстрел. Жизнь героя становится бессмысленной без осуществления его мечты - отомстить своему врагу.
Синтаксическая психоглосса выявляет присущий герою тип прозы. Так, Сильвио говорит «чеканными» фразами, в его синтаксическом строе преобладает бессоюзие с интонацией перечисления: «Господа, - сказал им Сильвио, - обстоятельства требуют немедленного моего отсутствия; еду сегодня в ночь; надеюсь, что вы не откажетесь отобедать у меня в последний раз...» [8, 51]; «Он всегда шутит, графиня, - отвечал ей Сильвио, - однажды дал он мне шутя пощечину, шутя прострелил мне вот эту фуражку, шутя дал сейчас по мне промах; теперь и мне пришла охота пошутить...» [8, 58]. Анализ данных высказываний выявляет колкость, язвительность и едкость языка героя. Ассоциативность предложений маркируется точкой с запятой и интонацией перечисления.
Отношение подполковника И. Л. П. к главному герою Сильвио меняется на протяжении всей повести. Исчезает восхищение незаурядностью Сильвио. Читателя поражает неожиданная холодность и сухость тона рассказчика, когда он узнает о новой, гораздо более важной истории своего товарища по армии: «Граф замолчал. Таким образом узнал я [И. Л. П.] конец повести, коей начало некогда так поразило меня. С героем оной уже я не встречался. Сказывают, что Сильвио, во время возмущения Ипсиланти, предводительствовал отрядом этеристов и был убит в сражении под Скулянами» [8, 58].
Сюжет повести «Станционный смотритель» также изложен от лица рассказчика -титулярного советника А. Г. Н. Сословная, профессиональная принадлежность накладывает отпечаток и на его языковую личность. Перед нами возникает образ мелкого чиновника, который много повидал и полон сострадания к маленькому человеку. Он сам себя характеризует: «Еще несколько слов: в течение двадцати лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы; редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редким не имел я дела; любопытный запас путевых моих наблюдений надеюсь издать в непродолжительном времени; покамест скажу только, что сословие станционных смотрителей представлено общему мнению в самом ложном виде» [8, 76]. Эта фраза является аллюзией на известный карамзинский образ чувствительного путешественника. Рассказчик предстает в образе почитателя Дмитриева и Карамзина. Постоянными эпитетами бедная, бедный он стилизует под сострадательный сентиментализм свой «любопытный запас путевых наблюдений».
Игра слов в предложении «В самом деле, что было бы с нами, если бы вместо общеудобного правила: чин чина почитай, ввелось в употребление другое, например: ум ума почитай? Какие возникли бы споры! и слуги с кого бы начинали кушанье подавать?» [8, 76] помогает рассказчику иронически изложить свои мысли и взгляды. Перед нами реалист, трезво оценивающий все происходящее вокруг и стремящийся придерживаться реальных фактов. «Но общий склад речи титулярного советника, его культурный уровень далек от склада речи и от облика станционного смотрителя, он близок к стилю Белкина» [6, 640]. Таким образом, опять происходит смешение языковой личности рассказчика с языковой личностью Белкина.
Пушкин передает функции рассказчика станционному смотрителю, когда наступает момент основных сюжетных событий. Сказ станционного смотрителя растворяется в «были» титулярного советника, а литературность этой «были» придает образ Белкина. «И, наконец, белкинская повесть проходит через руки издателя» [6, 640-641]. Рассказ станционного смотрителя сливается с повествованием титулярного советника, на что указывает замена личного местоимения я на существительное смотритель. Таким образом, каждый из вышеприведенных образов накладывает стилистический отпечаток на речь другого.
ФІЛАЛОГІЯ
145
Если в «Выстреле» изображена сильная личность, то в «Станционном смотрителе», наоборот, показан внутренний мир маленького человека. Фонетико -интонационная психоглосса помогает показать особенности языковой личности Самсона Вырина. О своей дочке смотритель говорит «с видом довольного самолюбия». Герой любит свою дочь, она его единственная радость, без нее он не мыслит своей жизни. Дом у героя ассоциируется с дочкой.
Обратимся к диалогу рассказчика со смотрителем: «Здорова ли твоя Дуня?» - продолжал я. Старик нахмурился. «А бог ее знает», - отвечал он. «Так, видно, она замужем?» - сказал я. Старик притворился, будто бы не слыхал моего вопроса, и продолжал пошептом читать мою подорожную [8, 78]. Смотрителю больно рассказывать о своей заблудшей дочери, поэтому во время разговора он нахмурился, не расслышал вопроса, стал шепотом читать, а все для того, чтобы отогнать плохие воспоминания. Узнав о побеге дочери, «смотритель пошел домой ни жив, ни мертв». Очень точно подобранный фразеологизм в передаче чувства неожиданности, опустошенности.
Читатель неоднократно видит, как старик плачет. В разговоре с Минским «сердце старика закипело», «слезы навернулись на глазах, и он дрожащим голосом произнес только...» [8, 81], «слезы опять навернулись на глазах его, слезы негодования!» [8, 81]. Дрожащий голос, слезы от нанесенной обиды являются показателями душевной боли героя.
«Авось, - думал смотритель, - приведу я домой заблудшую овечку мою» [8, 81]. И опять перед нами русское «авось», говорящее о фатальном детерминизме русского человека, уповающего на волю Божью и на судьбу. Смотритель озвучивает перед рассказчиком свою внутреннюю речь: Жива ли, нет ли, бог ее ведает [8, 83], Об ней нет ни слуху ни духу [8, 83], Как подумаешь порою, что и Дуня, может быть, тут же пропадет, так поневоле согрешишь да пожелаешь ей могилы [8, 81].
Герой очень часто прибегает к выражениям, проповедующим народную мудрость и психологию: об ней нет ни слуху ни духу; что с возу упало, то пропало. Его фраза «Да нет, от беды не отбожишься; что суждено, тому не миновать» [8, 79] сродни таким клишированным выражениям, как Бог дал, Бог взял; Чему быть, того не миновать; От судьбы не уйдешь; Ничего не поделаешь; Такова судьба [11].
Лексическая психоглосса Самсона Вырина представлена просторечными словами и выражениями «с не-дворянской социальной окраской» [6], например: господа проезжие нарочно останавливаются, будто бы пообедать аль отужинать; бывало, барин... при ней утихает и милостиво со мною разговаривает; что прибрать, что приготовить, за всем успевала [8, 78]. Данная характеристика указывает на социальную маркированность речи смотрителя.
Воспоминания о Дуне по своей стилистике, по порядку слов в предложении напоминают народный плач-причитание: А я-то, старый дурак, не нагляжусь, бывало, не нарадуюсь; уж я ли не любил моей Дуни, я ль не лелеял моего дитяти; уж ей ли не было житье? [8, 79]. Речь смотрителя, как и речь Сильвио в «Выстреле», растворяется в повествовании рассказчика.
Выводы
Подводя итог, отметим, что реконструкция образа человека по данным языка [12, 37] помогает выявить отраженные в языке черты национального характера и воссоздать фрагменты языковой картины мира. Характеристика языковой личности персонажа позволяет перейти к идейному содержанию художественного образа. В описании языковых личностей персонажей в повестях «Выстрел» и «Станционный смотритель» особое значение получает чужое слово, в котором растворяется речь художественных образов. Рассказчики стремятся дать объективную оценку героям повести и всему происходящему. Социальный статус и цель самого повествования определяют их психоглоссы. Речь главных героев раскрывает их жизненные идеалы, растворяясь в «были» рассказчиков. Станционный смотритель олицетворяет народную мудрость, что все в воли Божьей. Перед читателем встает образ маленького человека, лишенного простого человеческого счастья. Сильвио, наоборот, сильная личность, но в то же время очень
146
ВЕСНІК МДПУ імя І. П. ШАМЯКІНА
противоречивая, характеристика фонетико-интонационной психоглоссы данного героя указывает на демоничность его натуры. «Пушкин нам загадывает этого человека» [ 13, 123]. Кроме того, в рассмотренных повестях отмечается переплетение всей системы образов, что проявляется в смешении языковых личностей.
Литература
1. Арутюнова, Н. Д. Наивные размышления о наивной картине мира / Н. Д. Арутюнова // Язык о языке : сб. ст. / под общ. рук. и ред. Н. Д. Арутюновой. - М. : Языки русской культуры, 2000. - С. 7-19.
2. Караулов, Ю. Н. Из опыта реконструкции языковой личности / Ю. Караулов // Литература. Язык. Культура. - М. : Наука, 1986. - С. 222-234.
3. Лотман, Ю. М. Текст и внетекстовые художественные структуры / Ю. М. Лотман // Легенды Невского проспекта / М. И. Веллер. - СПб. : Лань, 1994. - С. 269.
4. Катермина, В. В. Представление национально-культурной специфики образа человека в системе номинаций XIX века (на материале русского и английского языков) : автореф. дис. ... д-ра филол. наук : 10.02.19 / В. В. Катермина ; Рост. гос. пед. ун-т. - Ростов н/Д, 2004. - 39 с.
5. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность / Ю. Н. Караулов. - М. : Наука, 1987. - 263 с.
6. Виноградов, В. В. Стиль Пушкина / В. В. Виноградов. - М. : Наука, 1999. - 704 с.
7. Клокова, А. Г. Дискурс языковой личности персонажа художественного текста как материал для построения ее речевого портрета / А. Г. Клокова // Язык и дискурс в статике и динамике : тез. докл. Междунар. науч. конф., Минск, 14-15 нояб. 2008 г. / Минский гос. лингвистический ун-т ; редкол.: З. А. Харитончик [и др.]. -Минск, 2008. - С. 244-245.
8. Пушкин, А. С. Повести Белкина / А. С. Пушкин // Сочинения : в 3 т. - Минск, 1987. - Т. 3 : Проза. - С. 44-100.
9. Гиппиус, В. В. От Пушкина до Блока / В. В. Гиппиус. - М.-Л. : Наука, 1966. - 347 с.
10. Бочаров, С. Г. Сюжеты русской литературы / С. Г. Бочаров. - М. : Языки русской культуры, 1999. - 632 с.
11. Верещагин, Е. М. Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, рече-поведенческих тактик и сапиентемы / Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров ; под ред. и с послесловием Ю. С. Степанова. - М. : Индрик, 2005. - 1049 с.
12. Апресян, Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания / Ю. Д. Апресян // Вопросы языкознания. - 1995. - № 1. - С. 37-67.
13. Берковски, Н. О «Повестях Белкина» (Пушкин 30-х годов и вопросы народности и реализма) / Н. Берковский // О русском реализме XIX века и вопросах народности литературы : сб. ст. / Гос. изд-во худ. лит. - М.-Л., 1960. - С. 94-207.
Summary
Pushkin’s tales «Shot» and «Station supervisor» which are part of the cycle «Belkin’s tales» were used as a material of the research. The speech behavior of linguistic personalities of storytellers and main characters was examined and the specificity of their images was defined. The results of the research showed that the description of linguistic personality permits to disclose the content of artistic image, interpret the place of the personage in the system of all the rest of artistic images. The analysis of works of art in the light of psychoglosses helps to reveal the traits of national temper which are reflected in the language and to recreate the fragments of linguistic picture of the world.
Поступила в редакцию 12.01.09.
