CC BY
15
В.А.Бондарь
HABBAN + ПРИЧАСТИЕ II В ДРЕВНЕАНГЛИЙСКОЙ ПОЭЗИИ И ПРОЗЕ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ1
В статье рассматриваются семантические характеристики конструкции habban + причастие II в древнеанглийской прозе и поэзии. На основании применения ряда морфосинтаксических и семантических критериев к контекстам употребления конструкции делается вывод о том, что сочетание habban + причастие II в поэзии приближалось по ряду параметров к аналогичным примерам из позднедревнеанглийских прозаических текстов. Наличие как в прозе, так и в поэзии целого спектра семантических характеристик конструкции позволяет утверждать, что варьирование примеров с результативной и темпоральной семантикой фиксируется в рамках синхронного среза, верхним пределом которого являлось развитие периферийной темпорально-перфектной семантики.
Ключевые слова: древнеанглийская проза и поэзия, habban + причастие II, перфект, результатив, аспектуальность, варьирование глагольных форм.
The article deals with the analysis of semantic properties of the habban + participle II construction in Old English prose and poetry. Based on application of a range of morphosyntactic and semantic criteria to contexts with the construction it is argued that habban + participle II in poetry was semantically close to similar examples retrieved from late Old English prose texts. Presence both in prose and poetry of a variety of semantic characteristics of the construction makes it possible to claim that variation of the construction with resultative and temporal semantics is traced within the frame of a synchronic layer, the upper boundary of which was marked by the development of a peripheral meaning of the temporal-perfect semantics.
Key words: Old English prose and poetry, habban + participle II, perfect, resultative, aspectuality, variation of verb forms.
1. Вводные замечания
В работе о происхождении перфекта Ю.С. Маслов отмечает, что одной из особенностей таких древнеанглийских памятников, как «Бео-вульф», является использование перфекта от непереходных глаголов [Маслов, 2004: 260]. При этом, по мнению И. Ларссон, именно наличие стативных и непереходных глаголов в конструкции с посессивным глаголом делает текст «Беовульфа» более современным по сравнению с проза-
1 Я искренне благодарен проф. Ю.А. Клейнеру за ценные замечания и помощь в подготовке данной работы к публикации. Ответственность за возможные ошибки всецело несет автор статьи.
ическими произведениями [Larsson, 2009: 136 et passim]. В связи с этим возникает вопрос: насколько семантика конструкции habban + причастие II, употребляемой в поэзии, отличалась от семантики аналогичной конструкции в прозаических произведениях? Данный вопрос тесно переплетается с проблемой, вокруг которой в последнее время развернулись серьезные споры: можно ли говорить о темпоральности семантики конструкции с посессивным глаголом применительно уже к древнеанглийскому языку и наличии у нее таких вторичных значений (помимо результативного), как экспериенциальное, континуативное, иммедиатное (перфект «горячих новостей») (см. [Brinton, 1988], [Wischer, 2004], [Lçcki 2010]), или же мы имеем дело с конструкцией, обладающей преимущественно результативно-статальным значением [Carey, 1994]? В первом случае можно утверждать о существовании уже в древнеанглийском аналитической конструкции, которая семантически близка к современному английскому перфекту и отличается от него функциональными характеристиками, а также степенью парадигматизации; во втором случае данную конструкцию следует характеризовать как результатив.
Для того, чтобы ответить на данные вопросы, мы рассмотрим употребление конструкции habban + причастие II в «Беовульфе», а также некоторых прозаических текстах, принадлежащих разным временным срезам древнеанглийского языка. Анализ употребления конструкции будет основан на применении ряда морфосинтаксических и семантических параметров. Основной акцент будет сделан на диахроническом аспекте, а именно возможном варьировании и функционально-семантическом развитии конструкции в рамках древнеанглийского периода. Дополнительные примеры мы будем брать из двух корпусов: The York-Toronto-Helsinki Parsed Corpus of Old English Prose (синтаксически размеченный корпус древнеанглийской прозы) и The York-Helsinki Parsed Corpus of Old English Poetry (синтаксически размеченный корпус древнеанглийской поэзии). В ссылках на цитируемые примеры дается название произведения и детальная цифровая информация о местонахождении цитаты в издании, которое использовалось при составлении корпуса, например [cocura, CP: 51.401.15.2743] - «Пастырское попечение» (Cura Pastoralis). В данной работе мы следуем периодизации древнеанглийского языка и принадлежности текстов к определенным периодам, представленным в корпусе древнеанглийской прозы, где выделяются следующие четыре периода: 1. - 850 гг., 2. 850-950 гг., 3. 950-1050 гг., 4. 1050-1150 гг.
2. Морфосинтаксические свойства конструкции habban + причастие II
Одним из аргументов в пользу того, что конструкция с посессивным глаголом претерпевает изменения в ходе процесса грамматикализации и утрачивает свое лексическое значение, является использование с конструкцией подлежащих, выраженных неодушевленными существительными и / или абстрактными понятиями (ср. [Denison, 1993: 349-350]). В соответствии с предложенной П. Хоппером и Э. Трауготт «шкалой одушевленности» (animacy hierarchy) ее крайние точки занимают, с одной стороны, одушевленные подлежащие, связанные с человеком (human), а с другой - неодушевленные, выраженные абстрактными понятиями [Hopper, Traugott, 1993: 157]. И хотя данный критерий важен при рассмотрении семантики конструкции, он тем не менее не может являться исключительным и единственным доказательством ее перфектности: в процессе утраты посессивным глаголом лексического значения («семантическое обесцвечивание») на определенном этапе семантика have может обозначать нахождение дополнения в сфере влияния подлежащего. В таком случае have еще не является полностью грамматикализованным вспомогательным глаголом, но занимает на шкале грамматикализации промежуточное положение между глаголом have с полным лексическим значением «обладания» (I have a letter) и вспомогательным глаголом (I have written a letter) (ср. [Fischer, 1994: 156], [Heine, 1993: 15-16]). Такое положение, как мы полагаем, может объяснить тот факт, что, несмотря на употребление конструкции с неодушевленными существительными, в корпусе древнеанглийских текстов нет примеров использования habban + причастие II с «пустым» подлежащим (dummy subject), выраженным местоимением it.
Применяя все вышесказанное к анализу типов подлежащих, мы приходим к выводу, что примеры из «Беовульфа» не отличаются от аналогичных примеров из прозаических произведений. В сочетании с конструкцией habban+причастие II в «Беовульфе» преобладают одушевленные подлежащие. Лишь два подлежащих выражены неодушевленными существительными: 975-976. ac hyne sar hafad // in mdgripe / nearwe befongen «но боль его объяла крепкой хваткой» и 219-220. o^res dogores // wundenstefna / gewaden hsfde «к следующему дню корабль прошел».
В прозе доминируют одушевленные подлежащие, в основном выраженные местоимениями. Так, в ранних текстах IX в. из 451 подлежащего 281 выражено личными местоимениями. В выборе типа подлежащего
свою роль играют и жанровые характеристики текста: в переводе текста Боэция «Об утешении философией» частотными являются абстрактные понятия mod2 «разум» и gesceadwisnes «мудрость», которые выступают как персонификации, отражающие человеческие качества. При этом существует определенная тенденция в использовании неодушевленных подлежащих с конструкцией habban + причастие II: в ранних текстах IX в., например в переводе «Истории» Орозия, нами обнаружено два неодушевленных подлежащих: Wendelsw «Средиземное море», h&te «жара», -в то время как в поздних текстах, например в рукописи С «Диалогов Григория», датируемых XI в., количество таких подлежащих возрастает: wundor «чудо», wwter «вода», mynstres abbudes lichama «тело аббата монастыря», beorhtnes «величественность», «слава». В тексте «Евангелия от Никодима» в качестве агентивных представлены такие неодушевленные подлежащие как byman «трубы». Значимым при этом является не только употребление неодушевленных подлежащих, но и семантика глаголов, выступающих в форме причастий. Сочетание данных критериев, как мы покажем далее, является важным показателем грамматикализации конструкции и перехода посессивного глагола в статус вспомогательного, что ведет к появлению у конструкции темпорально-перфектного значения.
Рассмотрим теперь употребление дополнений с habban + причастие II. Из прозы мы возьмем несколько произведений, относящихся к разным периодам: перевод текста Григория Великого «Пастырское попечение» IX в. и «Гомилии», а также «Жития святых» аббата Эльфрика, написанные в конце X в. - начале XI в. Поэзия представлена примерами из «Бео-вульфа». Мы выделяем несколько видов дополнений: прямое дополнение, сентенциальное дополнение (выраженное союзом, вводящим придаточное предложение), а также двойное дополнение (прямое и косвенное одновременно).
Таблица 1. Дополнения с habban + причастие II в поэзии
Текст Количество Без дополнения Двойное дополнение Прямое дополнение Сентенциальное дополнение
Беовульф 48 6 (12,5%) 7 (14,6%) 25 (52,1%) 10 (20,8%)
Слова с долготами в примерах из «Беовульфа» приводятся по изданию текста под редакцией Ф. Клэбера. Примеры со словами без долгот взяты из синтаксически размеченных корпусов, в которых долготы отсутствуют. Долготы в отдельно взятых словах проставлены в соответствии с примерами из словаря Bosworth-ТоИег: http://www.bosworthtoUer.com.
Таблица 2. Дополнения с habban+причастие II в прозаических текстах
Текст Количество Без дополнения Двойное дополнение Прямое дополнение Сентенциальное дополнение
Текст раннего периода (IX в.)
Пастырское попечение 83 5 (6%) 7 (8,4%) 61 (73,5%) 13 (15,7%)
Тексты позднего периода (X-XI вв.)
Гомилии и Жития Святых 90 7 (7,7%) 16 (17,7%) 42 (46,7%) 25 (27,7%)
Данные в таблицах указывают на то, что синтаксические характеристики конструкции в «Беовульфе» аналогичны тем, которые мы наблюдаем в поздних текстах: по сравнению с ранними текстами возрастает частотность примеров без дополнений, с двойными и сентенциальными дополнениями. Отсутствие дополнений, особенно с глаголами говорения и глаголами ментальной деятельности, явно указывает на высокую степень грамматикализации конструкции и переход посессивного глагола в разряд вспомогательных:
(1) Sum ford^egn wœs da welig on ^am lande, Florus gehaten, and se hœfde gemynt mynster to arœrenne «В той стране был один богатый знатный человек по имени Флор, и он задумал возвести монастырь» [coaelive, ^LS [Maur]: 125.1566]
Напротив, большое количество примеров с прямыми дополнениями свидетельствует в пользу того, что глагол функционирует в предельном контексте, что увеличивает шансы интерпретации семантики конструкции как результативно-статальной с сохранением habban своей глагольной семантики:
(2) &a wœs on Iudea lande an geleaffUl witega, Abbacuc gehaten, se hœfde rifteras abedene to his corne «Был в Иудее один набожный мудрец по имени Аббакук, который пригласил к себе на обед жнецов» [coaelhom, ^Hom 22: 464.3580]
Таким образом, данные таблиц указывают на то, что в плане употребления дополнений мы можем говорить о диахроническом изменении в рамках древнеанглийского периода, а также об идентичности синтаксических характеристик habban + причастие II в «Беовульфе» и позднедрев-неанглийских прозаических произведениях.
Отдельно стоит упомянуть об использовании с анализируемой конструкцией прямых дополнений, выраженных рефлексивными местоиме-
ниями. По мнению А. Харрис, употребление таких дополнений говорит о том, что посессивный глагол теряет свое лексическое значение обладания, так как фраза 'обладать собой / иметь себя' в определенном состоянии лишена смысла, а появление рефлексивов с посессивным глаголом говорит о постепенной замене результативной конструкции перфектом [Harris, 2003: 543]; ср., например, в древневерхненемецком у Ноткера (XXI вв.): si habet sih erretet «они спаслись» - и в древнеанглийском «Евангелии от Никодима» (XI в.): se hyne sylfne gewuldrod hafd«который себя превозвысил». В этом плане «Беовульф» также не отличается от прозаических произведений:
(3) 1471-1472. ne wss ^жт öörum swa, // syöftan he hine tö güöe / gegyred hsfde
«но не так было тому другому, когда он на войну снарядился».
При этом в прозе мы наблюдаем тенденцию увеличения частотности рефлексивов в поздних текстах (3 примера в «Гомилиях» Вульфстана), в то время как в «Беовульфе» нами зафиксирован всего один пример.
Еще одним критерием, который считается показателем степени грамматикализации конструкции, является наличие согласования причастия с дополнением по числу, роду и падежу [Lussky, 1922: 67]. Согласование справедливо рассматривается как исходная черта результатива на его начальном этапе развития, что подтверждается примером из готского языка (Лк. 19: 20): sa skatts ^eins ftanei habaida galagidana - «вот твоя мина, которую я хранил» (дословно: имел хранимой), где причастие, стоящее в винительном падеже мужского рода, выполняет адъективную функцию и согласуется через относительное местоимение ftanei с существительным мужского рода skatts. Дальнейшее исчезновение согласования говорит о семантических изменениях, происходивших с конструкцией [Смирниц-кая, 1977: 47-48]. Рассмотрим данные из нашего корпуса. В прозаических произведениях количество примеров разнится в зависимости от периода фиксации текстов: в переводах «Церковной истории» Беды Достопочтенного и «Утешении философией» Боэция, выполненных в IX в., - 5 (12,8%) и 21 (11,2%) соответственно, в то время как в таких произведениях Эльфрика, написанных в конце X в. - начале XI в., как «Гомилии». - 1 пример (3,3%), «Жития святых» - 3 примера (5%), в «Гомилиях» Вульфстана - 3 примера (9,3%). Данная статистика указывает на постепенное снижение частотности в употреблении согласования причастия II с дополнением по мере развития конструкции до минимального количества в позднедревнеанглийских текстах (XI-XII вв.): даже, по всей види-
мости, архаизируемые гомилии Вульфстана не столь последовательны в употреблении согласованных причастий по сравнению с ранними текстами. В «Беовульфе» мы находим 2 примера согласованных причастий (4,2%), что очевидно ближе к тенденции, которую мы наблюдаем в поздних текстах:
(4) 205-206. Hœfde se goda / Geata leoda // cempan gecorone «Сей достойный из людей гаутских выбрал себе воинов»;
(5) 939-940. Nü scealc hafad // ^urh Drihtnes miht / dœd gefremede «И вот воин с помощью силы господней свершил подвиг».
Еще одним важным синтаксическим параметром является употребление темпоральных наречий. Так, например, наречия nü «сейчас», ^onne «тогда» говорят в пользу результативно-статальной семантики, а наречие жг «ранее» указывает на темпорально-перфектное значение. Как убедительно показано в работе К. Кэри, большинство примеров habban + причастие II как в ранних, так и в поздних текстах употребляется с наречиями nü, ftonne [Carey, 1994: 26-28]. Но поскольку вышеупомянутая работа не была основана на корпусном исследовании, из поля зрения исследователя ускользнули примеры habban + причастие II с наречием Sr. В целом количество таких примеров крайне низко - 4 примера в ранних текстах (850-950 гг.) и 1 в поздних текстах (1050-1150 гг.), что, скорее всего, объясняется спонтанной темпоральной интерпретацией результативной конструкции, т. е. данные примеры следует рассматривать как разговорные импликатуры, но не конвенциональное употребление. В «Беовуль-фе» примеров с наречием жг не обнаружено, но в целом в корпусе поэтических текстов такие примеры присутствуют, например в Maxim I: 20-21. sibbe gelœrad, // £>a œr wonsœlge / awegen habbaâ - «будут учить миру, который лишенные благословения ранее отобрали». Следовательно, и в отношении данного критерия тенденции в прозе и поэзии не показывают расхождений или несовместимых характеристик.
Немаловажным для определения свойств конструкции habban + причастие II является использование именных групп, функционирующих в качестве модификаторов глагольных действий:
(6) 953-955. № ^ё self hafast // dâdum gefremed / £>St ^ïn dom lyfaô âwa to aldre
«Ты сам делами добился того, чтобы твоя слава жила из века в век».
Существительное в дат. п. мн. ч. «делами» в примере (6) указывает на способ достижения результата: при этом спорным остается вопрос относительно того, распространяется ли модификация действия на всю ситу-
ацию или ограничивается описанием самого действия при сохранении у посессивного глагола лексической семантики. В первом случае мы можем говорить о перфекте, во втором - о результативе. При результативной интерпретации причастие в примере (6) функционирует как элемент вторичной предикации, определяемый именной группой в функции инструмента, указывающего на способ достижения результирующего состояния. При этом показательными являются статистические данные: контекстов, аналогичных примеру (6), в «Беовульфе» 10 (20,8%), а в ранних прозаических текстах «Утешения философией» - 3,2%, «Пастырском наставлении» - 7,2% и в «Церковной истории» - 10,5%, при 2,2% в «Гомилиях» и «Житиях святых», а также 8,5% в «Католических гомилиях I и II» аббата Эльфрика. Статистика показывает, что в прозе глагольная модификация находилась практически без изменений на протяжении всего периода и на достаточно низком уровне, в отличие от «Беовульфа», где около четверти примеров используются с глагольными модификаторами. В рамках общей тенденции к грамматикализации и темпорализа-ции конструкции habban + причастие II с результативно-статальной семантикой рост частотности данных примеров может являться косвенным свидетельством сдвига конструкции к темпоральной семантике.
3. Семантика глаголов в конструкции habban+причастие II
Прежде чем перейти непосредственно к анализу глагольной семантики причастий, посмотрим, все ли глаголы, представленные причастной формой в «Беовульфе», прослеживаются в корпусе прозаических произведений. Мы выделили следующие две категории: (1) глаголы, используемые в «Беовульфе» и в прозаических произведениях, - 27 примеров и (2) глаголы, используемые только в «Беовульфе», - 21 пример. Причем 19 лексем из 2-й группы имеют эквиваленты в прозе и лишь 2 их не имеют. Относительно семантики глаголов, употребляемых с конструкцией в прозаических произведениях, исследователи неоднократно отмечали, что конструкция habban + причастие II в подавляющем большинстве примеров используется с предельными глаголами (telic verbs) (см. [Carey, 1994], [Wischer, 2004]). И. Вишер, однако, отмечает, что такие непредельные глаголы, как (ge)healdan «держать», «хранить», также встречаются с анализируемой конструкцией [Wischer, 2004: 252]. Действительно, в корпусе зафиксирован 21 пример с данным глаголом, но все без исключения используются с прямыми или сентенциальными дополнениями, что создает предельную ситуацию с обозначением результирующего состоя-
ния, в котором находится объект или субъект действия. Это относится и к другим непредельным глаголам. Например, lifian «жить», который не предполагает конечной точки развития действия (end-point) и который в современном английском при употреблении с перфектом зачастую придает ему континуативное значение, в древнеанглийском в конструкции с посессивным глаголом используется исключительно с прямым дополнением:
(7) Alexander fulne ende pines lifes ^u hœfst gelifd «Александр, всю жизнь до конца ты прожил» [coalex, Alex: 38.2.484]
В примере (7) дополнение fulne ende pines lifes создает предельную ситуацию завершения процесса, действие рассматривается как имеющее определенную конечную цель, результат. Примеров, аналогичных современному I have lived in Paris for five years, не существует. Это, в свою очередь, скорее способствует рассмотрению семантики конструкции как ас-пектуально-результативной, чем темпорально-перфектной, которая характерна для многих контекстов с данным глаголом в современном английском языке. Другими словами, в древнеанглийском мы не находим примеров с непредельными глаголами в тех контекстах, которые бы допускали иную, нерезультативную интерпретацию семантики конструкции. При этом частотность таких глаголов низка, встречаются они, как правило, в поздних текстах и употребляются и в прозе, и в поэзии. Например, семантически близкий к lifian глагол gebuan «жить», «населять» в прозаическом корпусе используется с прямым дополнением в предельных контекстах: hira land «свою землю», pa lond «ту землю». Аналогично примеру (7), как мы полагаем, можно интерпретировать и нижеприведенный контекст из «Беовульфа» с предельным глаголом gebidan «жить»:
(8) 1927-1928. ^êah ôe wintra lyt // under burhlocan / gebiden hœbbe //
«хотя мало зим в укрепленном городе прожила».
В примере (8) предельная ситуация создается за счет указания продолжительности проживания, выраженного в виде прямого дополнения wintra lyt «мало зим». Более того, как отмечает К. Кэри, такие непредельные глаголы, как restan «отдыхать», фиксируются в контекстах с обозначением промежутка времени, что влечет за собой создание предельности в выражении действия, как в следующем отрывке из текста «Семь спящих» (XI в.):
(9) ^e on dam scrœfe tile hwile gereste hœfdon «которые некоторое время отдыхали на холме» [cosevensl, LS 34 [Seven Sleepers]: 390.284] (пример взят из [Carey, 1994: 74]).
Теперь обратимся к глаголам, которые зафиксированы в «Беовульфе», но не встречаются в прозе. Они представлены такими глаголами, как (ge) sittan «сидеть», (ge)nesan «выжить», «спастись», forsiöian «погибнуть». Сразу стоит отметить, что эти глаголы, подобно многим другим, могли использоваться как с приставкоый ge-, так и без нее. Полифункциональность и неопределенный статус данной приставки вызывает споры среди исследователей. Как показано в ряде работ, приставка ge- могла наряду с привнесением семантики предельности глагольного действия указывать на результативность и обладать сукцессивным значением (см. [McFadden, 2012: 3-8], [McFadden, 2015: 24-29], [Смирницкая, 2016: 101-108]). Тем не менее мы полагаем, что наличие данной приставки в причастных формах непредельных глаголов, используемых с анализируемой конструкцией, автоматически не привносит предельность в их семантику. Как мы уже показали, такого рода глаголы, в отличие от их аналогов в современном английском языке, не употребляются в своей непредельной семантике с конструкцией habban + причастие II. Предельность в их семантике возникает за счет особенностей контекста, в частности в сочетании с прямыми дополнениями; ср. [Comrie, 1976: 44-45].
Относительно употребления вышеуказанных глаголов в прозе, в переводе «Истории» Орозия используется глагол forsittan, но в значении «перегородить», «блокировать» и с прямым дополнением: hwfdon <... > \>one weg forseten «перегородили тот путь». Из трех приведенных выше глаголов forsiöian и (ge)sittan употребляются без дополнений, с (ge)nesan употреблено прямое дополнение nida gehwane «каждую из стычек». Примечательно, что (ge)sittan, как и упоминаемый ранее непредельный глагол restan, используется с модификатором глагольного действия, но только с обстоятельством места to symble «за пиршеский стол». Использование данного обстоятельства также способствует усилению предельной ситуации. Глагол forsiöian, который семантически связан с глаголом движения siöian «идти», «путешествовать», а также глагол gan «идти» используются интранзитивно без модификаторов глагольного действия. Однако интранзитивный глагол движения gewadan «идти», «продвигаться» используется с модификатором времени ymb antíd «ко времени». В прозе употребление аналогичных глаголов ограничивается использованием прямого дополнения, как, например, pone cr&ftgestan dwl «самую мощную часть», или такими модификаторами направления движения, как feor «далеко», to dwre niwan byrig «в новый город». При этом встречаются и интранзитивные глаголы, используемые без дополнений и модифи-
каторов, например gesyngian «грешить»: из 8 примеров только 1 используется в ранний период. Более того, в поздних текстах фиксируются примеры интранзитивных глаголов с неодушевленными подлежащими:
(10) tonne si^an ^a byman geblawen habbad. «Затем, когда прозвучали трубы...» [conicodD, Nic [D]: 62.53].
Пример (10) соответствует аналогичному контексту, который находим в «Беовульфе», где также используется неодушевленное подлежащее и интранзитивный глагол:
(11) 219-220. ôftres dogores // wundenstefna / gewaden hœfde «к следующему дню корабль прошел».
В поздний период увеличивается количество употреблений глаголов ментальной деятельности, а также глаголов говорения, что свидетельствует о процессе грамматикализации конструкции. Данного рода примеры распространены как в прозе, так и в поэзии. Но даже эти примеры, как показано в работе К. Кэри, следует интерпретировать скорее как ре-зультативно-статальные процессные конструкции (Resultant State Process) [Carey, 1994: 38-45]. С такой интерпретацией, как мы полагаем, соотносится и большинство примеров из «Беовульфа».
4. Обсуждение результатов анализа и выводы
Анализ морфосинтаксических свойств конструкции, а также семантики глаголов в целом показывает, что по ряду параметров примеры употребления habban + причастие II в «Беовульфе» совпадают с аналогичными контекстами из поздних прозаических произведений: сюда относятся сочетания неодушевленных подлежащих с интранзитивными глаголами, динамика в употреблении типов дополнений, частотность флективных причастий, а также различных видов обстоятельств, модифицирующих глагольное действие. Многие из перечисленных критериев недвусмысленно указывают на то, что посессивный глагол теряет свое лексическое значение и находится на стадии перехода в разряд вспомогательных глаголов. Однако мы полагаем, что даже при достижении данного статуса конструкция автоматически не становилась перфектом. Какова же была общая семантика анализируемой конструкции? У Детгес, сравнивая примеры habban + причастие II из «Беовульфа» с употреблением испанской результативной конструкцией tener + причастие II, утверждает, что древнеанглийская конструкция функционировала как результатив, или, в терминологии У Детгеса, Результатив II [Detges, 2000: 351 et passim]. В отличие от собственно результатива, в котором подлежащее не совпадает с
агенсом и причастие зачастую согласуется с дополнением, второй тип ре-зультатива указывает на состояние, в котором находится кореферентное агенсу подлежащее. Это подтверждается и глагольной семантикой причастий от глаголов достижения (achievement), а также глаголов ментальной деятельности и говорения. Данное наблюдение перекликается с идеей, высказанной Б. М. Задорожным, согласно которой именно в более абстрактном значении нахождения после выполненного действия «глагол haben был как бы предрасположен для употребления его в сочетании с причастием II других глаголов» [Задорожный, 1960: 77].
Таким образом, habban + причастие II могло выполнять несколько функций: с одной стороны, в определенных контекстах посессивный глагол сохранял свое значение и конструкция выражала изменение состояния объекта, находящегося в сфере влияния подлежащего (собственно результатив); с другой стороны, она могла указывать на состояние субъекта, в котором он находился в результате им же осуществленного действия. Рассмотрим некоторые примеры. Приведенный пример (4) воспроизведем еще раз, обозначив его для удобства анализа как пример (12).
(12) 205-206. Hsfde se goda / Geata leoda // cempan gecorone «Сей достойный из людей гаутских выбрал себе воинов»;
(13) 2725-2726. wisse he gearwe // £>st he dsghwila / gedrogen hsfde «знал он точно, что исчерпал дни своей жизни».
В примере (12), даже если подлежащее кореферентно агенсу, нет никаких препятствий к тому, чтобы интерпретировать конструкцию как ре-зультатив: «у него были отобраны ратники», т. е. с акцентом на состоянии объекта. При этом пример (13), вероятно, фокусирует внимание на состоянии субъекта действия - он находился в состоянии, когда все его дни были исчерпаны. Таким образом, предельность, создаваемая различными способами в контексте с habban + причастие II, а также семантика глаголов свидетельствуют в пользу результативно-статального значения конструкции. Но, как мы видели, и в прозе, и в поэзии с конструкцией употреблялись и некоторые дуративные глаголы. Возьмем упоминавшийся глагол sittan. Наряду с контекстом, в котором данный глагол употребляется с анализируемой конструкцией, встречаются также примеры, в которых используются претеритные варианты глагола: с перфективи-рующей приставкой ge- (geswt) и симплексный претерит (swt). Контексты употребления данных форм глагола говорят о том, что в их семантике на первый план выдвигается аспектуальный оттенок, что позволяет использовать данные глаголы для различения характера протекания дейст-
вия. Симплексная форма использовалась в ситуациях, когда необходимо было подчеркнуть длительность события: 130. unblide sat «печальный сидел», 2894. modgiomor sat «сидел с опечаленным духом». Форма глагола с перфективирующей приставкой указывала на предельность ситуации, завершения действия, его частотного выполнения, ограниченного определенными модификаторами действия: 2417. Gesat да on nasse «Воссел на утесе»; 171-172. Monig oft gesat // rice to rüne «Многие часто восседали в совете знатном». В ряде подобных контекстов, как показано в работе О.А. Смирницкой, аспектуальные характеристики таких глаголов проявляются наряду с их сукцессивным значением, играющим важную роль в развертывании эпического повествования [Смирницкая, 2016: 104-105].
Аналогичным образом ведет себя и глагол (ge)sittan с конструкцией habban + причастие II; иными словами, конструкция при определенной степени грамматикализации достигает того этапа, когда в ней развиваются аспектуальные характеристики, что позволяет ее использовать в контекстах для передачи особенностей протекания действия, с одной стороны, и подчеркивать результирующее состояние, с другой. При этом конструкция не несла в себе характеристик презентного перфекта, так как в контекстах не прослеживается одно из его базовых значений, выделяемое для современного английского перфекта, а именно связь с ситуативным моментом (up-to-the-present temporality); ср., например, [Vermant, 1983]. В свою очередь, как отмечает Й. Линдстедт, наличие результативной семантики у анализируемой конструкции в качестве центрального, единственного значения, скорее всего, говорит о том, что перед нами еще (или уже) не перфект [Lindstedt, 2000: 378].
Конструкция используется не для передачи действия, которое является прагматически важным для всей ситуации, но лишь определяет характеристику действия, а именно его предельность и завершенность. Однако уже с интранзитивными дуративными глаголами, употребляемыми без дополнения, на первый план может выдвигаться темпорально-пер-фектная семантика, подчеркивается значимое для говорящего действие, связанное с ситуативным моментом различными контекстными импликациями. Как отмечает О. А. Смирницкая, «слабая синтаксическая опора конструкции», а также «большой очаг обособления» контекстов употребления безобъектных сочетаний способствуют «их интенсивному и полному включению в парадигму» [Смирницкая, 1977: 49].
(14) 1550-1551. H^fde ба forsiSod / sunu Ecg^eowes // under gynne grund «Погиб бы сын Эггетеова в зияющей пучине».
Действительно, в примере (14) в фокусе скорее темпоральная, чем ре-зультативно-статальная семантика. В пользу данной трактовки говорит использование конструкции в сослагательном наклонении, в рамках которого проявляется тенденция подчеркивать действия, но не состояния. При этом в придаточных предложениях в отличие от независимых предложений, по мнению О.А. Смирницкой, остается трудность в разграничении идиоматического перфекта и свободных словосочетаний [Смир-ницкая, 1965: 17], что прослеживается как в примерах с прямым дополнением из «Беовульфа», так и во многих прозаических текстах.
Таким образом, в «Беовульфе» мы фиксируем целый спектр значений конструкции habban + причастие II: от результатива до перфекта, - хотя результативно-статальная семантика превалирует. Как мы показали, такая ситуация характерна и для позднедревнеанглийской прозы (ср. пример 10 выше). В связи с этим возникает вопрос: каким образом семантические характеристики анализируемой конструкции соотносятся с датировкой древнеанглийской поэмы? Если считать, что поэма отражает язык VII-VIII вв., мы должны признать большую вариативность и разрыв между семантикой конструкции в поэзии и прозе, так как ранние прозаические тексты не демонстрируют аналогичного употребления. Исходя из этого, Ю. С. Маслов предложил гипотезу, в соответствии с которой в народном языке, фиксируемом в поэзии, в анализируемой конструкции быстрее рвется связь с исходной результативной семантикой, чем в языке образованных слоев общества [Маслов, 2004: 271-277]. При этом превалирование результативной конструкции в прозе рассматривается как консервативная черта древнеанглийских писцов, ориентировавшихся на классическую латынь, в которой конструкция habere + причастие II сохраняет результативно-ста-тальную семантику. На особенности древнеанглийских прозаических текстов указывает и О. Тимофеева, которая на основании анализа контактов древнеанглийского с латинским приходит к выводу, что язык (в частности, синтаксис) древнеанглийской прозы мог являться вариантом древнеанглийского языка, «который, обладая лексической и синтаксической сложностью незнакомой для обычного древнеанглийского, развивался в направлении к социальному диалекту» [Timofeeva, 2010: 32]. Н. Л. Огуреч-никова приводит аргументы в пользу первичности поэтического языка, что «означает его нормативность, наибольшую приближенность к требованиям языковой структуры» [Огуречникова, 2014: 397-398].
С другой стороны, такие исследователи, как Х. Момма, полагают, что язык древнеанглийской поэзии был для англосаксов чем-то наподобие ино-
странного языка или второго родного (a second native language), который им приходилось учить отдельно от «первого языка» [Momma, 1997: 193]. Такое кардинальное различие особенно четко прослеживается на уровне синтаксиса, в частности порядка слов. Несомненно, различия в синтаксисе языка прозы и поэзии существовали и имели явно выраженный характер; ср. [Pintzuk, 2001]. Однако, исходя из результатов нашего анализа, можно утверждать, что примеры употребления habban + причастие II в «Беовуль-фе», по сути, не имели никаких расхождений с использованием конструкции в прозе, если сравнивать не отдельные тексты, а целые корпуса. Разрозненность и малая частотность грамматикализированных примеров с темпорально-перфектной характеристикой говорит о том, что конструкция находилась в процессе выработки данного значения, которое из разговорных импликатур переходило в область конвенционального использования, а конструкция все больше и больше приобретала категориальные черты, которые в значительной степени разовьются в среднеанглийский период. Подтверждением данной мысли может служить мнение К.Кирнана, который, проведя всестороннее исследование рукописи и текста поэмы, датирует «Беовульф» XI в. [Kiernan, 1997: 277-278]. Но даже если исключить вопрос датировки, мы все же вправе говорить о синхронном варьировании конструкции, при котором контексты с темпорально-перфектным значением следует интерпретировать как верхний предел варьирования: наличие примеров конструкции с темпорально-перфектной семантикой в прозе и поэзии (пусть даже на разных этапах ее формирования) свидетельствует о конце синхронного среза и переходе конструкции на новый этап развития.
Список литературы Источники
Bosworth J., Toller T.N. Anglo-Saxon Dictionary. http://www.bosworthtoller.
com/ (дата обращения: 08.09.2016) Klaeber Fr. Beowulf and the Fight at Finnsburg. Boston, 1922. Pintzuk S. and Leendert P. The York-Helsinki Parsed Corpus of Old English Poetry. York, 2002.
Taylor A., Warner A.R., Pintzuk S., Beths F. The York-Toronto-Helsinki Parsed Corpus of Old English Prose (YCOE). York, 2003. Исследования
Задорожный Б.М. Первичное значение конструкции «причастие II + глагол иметь» в древнегерманских языках // Вопросы языкознания. I960. № 6. C. 74-82.
Маслов Ю. С. Избр. труды: Аспектология. Общее языкознания / Сост. и ред. А.В. Бондарко, Т.А. Майсак, В. А. Плунгян; Вступ. ст. А.В. Бондарю, Н.А. Козинцевой, Т. А. Майсака, В. А. Плунгяна. М., 2004.
Огуречникова Н.Л. Просодико-позиционный синтаксис и фразовые частицы в речи англосаксов (к вопросу о соотношении поэтического языка и прозы) // Acta Linguistica Petropolitana: Труды Института лингвистических исследований. 2014. Т. X. Ч. I. С. 377-402.
Смирницкая О.А. Происхождение аналитической формы перфекта в древних германских языках: Автореферат дисс. ... канд. филол. наук. М., 1965.
Смирницкая О.А. Эволюция видо-временной системы в германских языках // Историко-типологическая морфология германских языков. Категория глагола. М., 1977. С. 5-127.
Смирницкая О.А. Сукцессивные глаголы в «Беовульфе»: к постановке проблемы // Синхрония, диахрония, текстология: Сб. науч. статей и переводов: К юбилею Е.М. Чекалиной. М., 2016. С. 101-108.
Brinton L. The Development of English Aspectual Systems. Cambridge, 1988.
Carey K. Pragmatics, Subjectivity and the Grammaticalization of the English Perfect. PhD dissertation. San Diego, 1994.
Comrie B. Aspect. Cambridge, 1976.
Denison D. English Historical Syntax: Verbal Constructions. London, 1993.
Detges U. Time and truth: The grammaticalization of resultatives and perfects within a theory of subjectification. Studies in Language 24, 2. 2000. P. 348-350.
Fischer O. The Development of Quasi-Auxiliaries in English and Changes in Word Order. Neophilologus 78, 1. 1994. P. 137-164.
Harris A.C. Cross-Linguistic Perspectives on Syntactic Change // Joseph B.D., Janda R.D. (eds.) The Handbook of Historical Linguistics. Blackwell, 2003.
Heine B. Auxiliaries: Cognitive Forces and Grammaticalization. New York, 1993.
Hopper P.J., TraugottE.C. Grammaticalization. Cambridge, 1993.
Kiernan K. S. Beowulf and the Beowulf Manuscript. Ann Arbor, 1997.
Larsson I. Participles in Time. The Development of the Perfect Tense in Swedish: A Dissertation. Göteborg, 2009.
Lindstedt J. The perfect - aspectual, temporal and evidential // Tense and Aspect in the Languages of Europe / Ed. O. Dahl. Berlin; New York. P. 365-383.
L^cki A. Grammaticalisation Paths of Have in English // Studies in English Medieval Language and Literature. 24. Frankfurt am Main, 2010.
Lussky G.F. The Verb Forms Circumscribed with the Perfect Participle in the Beowulf // The Journal of English and Germanic Philology. 21, 1. 1922. P.
32-69.
McFadden Th. The Syntax of Preverbal ge- in Old English / Prefix Verbs: The Impact of Preposition-like Elements on the Syntax and Semantics of Verbs. http://www.ims.uni-stuttgart.de/events/events-vergangen/P-Workshop 2012/mcfadden_ho.pdf (дата обращения: 27.06.2016).
McFadden Th. Preverbal ge- in Old and Middle English. http://www.zas.gwz-berlin.de/fileadmin/mitarbeiter/mcfadden/ge_writeup.pdf (дата обращения: 27.06.2016).
Momma H. The Composition of Old English Poetry. Cambridge Studies in Anglo-Saxon England. 20. Cambridge, 1997.
Pintzuk S. The Syntax of Old English Poetry: Full Report of Research Activities and Results. URL: https://s3-eu-west-l.amazonaws.com/esrc-files/outputs/nwRajbM-YUKz_QntxTehtw/QMtILTOK9UenO5Z4p9-kkA. pdf (дата обращения: 14.03.2016).
Timofeeva O. Anglo-Latin Bilingualism before 1066: Prospects and Limitations // Interfaces between Language and Culture in Medieval England: A Festschrift for Matti Kilpio / A. Hall, O. Timofeeva, A. Kiricsi, B. Fox (eds.). Leiden, 2010. P. 1-36.
Vermant S. The English present perfect: A dynamic-synchronic approach // Antwerp Papers in Linguistics. 32. Antwerpen, 1983.
Wischer I. The HAVE-'perfect' in Old English // Kay Ch. (ed.). New Perspectives on English Historical Linguistics: Selected Papers from 12 ICEHL, Glasgow, 21-26 August 2002. Vol. 1: Syntax and Morphology. Philadelphia, 2004. P. 243-255.
Сведения об авторе: Бондарь Владимир Анатольевич, канд. филол. наук, доцент кафедры делового иностранного языка филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Е-mail: [email protected].
