CC BY
20
УДК 801.82 DOI 10.17238/issn1998-5320.2017.27.31
Р. В. Гурский, Тверской государственный университет
«ГУМАННЫЙ ВНУК ВОИНСТВЕННОГО ДЕДА...», ИЛИ ДЖ. КЁРТИН О СУВОРОВЫХ
Представлен фрагмент мемуаров американского литератора Джереми Кёртина о его знакомстве с внуком генералиссимуса Суворова. Перевод на русский язык выполнен нами впервые. Ключевые слова: Александр Аркадьевич Суворов, Александр Васильевич Суворов, Джереми Кёр-тин, переход через Альпы, взятие Измаила, перевод.
Строка из тютчевского стихотворения, вынесенная в заголовок статьи, обращена к князю Александру Аркадьевичу Суворову, в ту пору санкт-петербургскому генерал-губернатору, который отказался подписать приветственный адрес М. Н. Муравьеву, прозванному в народе «Муравьев-вешатель». Вопреки иронической и очевидно предвзятой оценке Тютчева, «гуманный внук», не такой знаменитый, как его легендарный дед, был, тем не менее, блестящим военным. Он отличался не только отвагой, но и мягкостью, стремлением к мирному решению административных проблем, чем нажил себе немало врагов в правительственных кругах и заслужил симпатии либералов.
Его путь к высшим государственным постам был долгим - образование в иезуитском пансионе, швейцарской школе, Сорбонне и Геттингенском университете, военная карьера (от юнкера до генерала), управление Костромским, Прибалтийским краем и, наконец, Санкт-Петербургом. Не по родству, а по заслугам Александр Аркадьевич Суворов достоин славной фамилии своего деда.
В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона упоминается, что «у него была богатейшая библиотека, поступившая в 1884 г. в Императорскую публичную библиотеку, и архив с обильными материалами для биографии генералиссимуса Суворова» [3, с. 896].
Мы хотим добавить к литературному наследию Суворовых новое свидетельство современника - фрагмент не переведённых до сих пор мемуаров американского путешественника, лингвиста, переводчика и дипломата Джереми Кёртина (Jeremiah Curtin, 1835-1906), который служил секретарём американской дипломатической миссии в Санкт-Петербурге с 1864 по 1872 гг.
Кёртин был талантливым и плодовитым литератором. Ценность его трудов по этнографии и фольклористике признана знатоками. Его переводы произведений Сенкевича, Гоголя, А. К. Толстого сегодня во многом устарели. Но в своё время пользовались чрезвычайной популярностью и сыграли заметную роль в диалоге американской и восточно-европейской культур. В книге мемуаров Кёртина представлено множество «путевых историй», переданы разговоры с ярчайшими людьми эпохи, в том числе с Александром Аркадьевичем Суворовым, который познакомился с ним в 1865 году на балу в Зимнем дворце.
«Приветствуя меня, он сказал: "Вы доставили удовольствие государю. Офицеры русского флота рассказали, что десять месяцев назад вы не могли произнести по-русски ни единой фразы, а теперь говорите, как мы"» [4, p. 83]. Речь идёт о приёме во дворце 1 января 1865 г. Во время приветствия Кёртин, к удивлению императора, ответил ему по-русски, чем заслужил высочайшую похвалу.
А вот ещё два фрагмента, где Кёртин пишет о Суворове:
«Суворов знал английский язык и говорил на нём с удовольствием. Он представил меня княжне, своей единственной дочери Александре Александровне, которая владела английским в совершенстве и желала узнать всё о Соединенных Штатах. Помню, что на следующий день я отправил ей "Демократию в Америке" Де Токвиля; она прочла книгу и сделала много интересных заметок на полях. С приходом весны семья Суворовых переехала в сельскую резиденцию в пригороде Петербурга. Их дом всегда был открыт для меня, и я часто там гостил» [4, p. 83].
«Суворов беседовал с какими-то господами. Увидев меня, он воскликнул: "Иеремия Давыдович, как я рад, что вы здесь!" - и, шагнув вперёд, расцеловался со мной трижды, «по православной традиции», как он сказал. Затем обратился к гостям: 'Только представьте: Катков (Михаил Никифорович Катков, 1818 - 1887, редактор газеты "Московские ведомости" - Р. Г.) поцеловал его! Редкое проявление дружеских чувств для такого сурового, неприветливого человека. Он (Катков - Р. Г.) был восхищён приёмом в Москве» [4, p. 100]. (Имеется в виду данный в честь Кёртина банкет, которому посвящена отдельная глава в мемуарах.)
Эти записи главным образом характеризуют не Суворова, а самого Кёртина, который не упускал случая блеснуть своими дипломатическими успехами. Подробности светской жизни, образованность и радушие русской аристократии - то немногое, о чём говорят эти фрагменты.
Гораздо большую историко-литературную ценность представляет изложенный Кёртином рассказ Суворова о военных делах его деда. Словам Александра Аркадьевича можно верить не только потому, что он узнал о переходе через Альпы и о взятии Измаила от ближайшего окружения полководца, но и потому, что внук сохранил письма и другие рукописи деда, послужившие материалом для его биографии. Особенно любопытны эти слова в передаче американского литератора. Наряду с воспоминаниями о российской Пасхе и встрече с Львом Толстым, о чём мы писали в прошлых статьях (Российская Пасха глазами Дж. Кертина // Вестник ТвГУ. Серия: Филология. В печати; Дж. Кертин о своей встрече с Л. Н. Толстым // Вестник ТвГУ. Серия: Филология. 2012. №. 1. С. 198-204), этот эпизод - ещё один штрих к образу России XIX столетия, запечатлённому в мемуарах Джереми Кёртина.
Мы вмонтировали в наш перевод и выделили курсивом письмо А. В. Суворова измаильским властям, где полководец предлагает сдать крепость без боя, и один исторический анекдот, который перекликается с записями Кёртина и на их фоне выглядит особенно правдоподобно. Это придаст дополнительный смысловой объём фрагменту мемуаров, который мы впервые представляем широкому русскоязычному читателю.
Князь Александр Суворов - внук великого Суворова, покорителя Измаила. Он довольно много рассказал о своём деде. Послушайте, эту знаменитую историю я передам словами внука.
Во время итальянской кампании Суворов со своим войском, ослабевшим от боев, долгого пути и скудного пайка, двинулся на север и начал достославный переход через Альпы. Вконец изнурённые солдаты отказались идти дальше и потребовали повернуть назад. Суворов построил их в шеренгу и велел на виду у всей армии вырыть могилу. Он стал на край и сказал: «Хотите отступить? Прежде меня похороните. Я с вами не вернусь». С этими словами он спрыгнул в могилу и скомандовал: «Закапывайте!». По рядам прокатился гул удивления и протеста. Ни единого кома земли не полетело в могилу, и никто более не помышлял об отступлении. Так русская армия перешла через Альпы.
Штурм Измаила, в ту пору турецкой крепости, что стоит теперь на русском берегу Дуная, - ещё одно свидетельство незаурядности суворовского характера и ума.
Царское войско расположилось подле Измаила, хорошо укреплённого, богатого продовольствием форта с гарнизоном, превосходящим силы русских. За крепостью находилась река, по которой подвозили подмогу и провиант. Измаил нельзя было взять приступом без долгой, затяжной осады как на земле, так и на воде. Близость зимы требовала немедленно решить: либо штурм, либо отступление. Русские мешкали. Они были недовольны и подавлены, пока однажды поутру из тумана не показался маленький худощавый человек в сопровождении одного казака и не поехал шагом через степь в сторону лагеря. Когда они приблизились, стало ясно, что невысокий всадник - это Суворов. Последовало всеобщее ликование: солдаты знали, что он приехал взять армию под командование и овладеть Измаилом. Вскоре Суворов определил план атаки. Русские воодушевились, они верили в себя и в Суворова. На рассвете войско вышло к крепостным стенам - и штурм начался. Решимость турок не уступала решимости русских. Накануне Суворов предложил паше сдаться.
Измаильским властям
7 декабря 1790 г.
от Генерал-Аншефа и кавалера Графа Суворова-Рымникского Превосходительному Господину Сераскиру Мегамету-паше Айдозле, командующему в Измаиле; почтенным Султанам и прочим пашам и всем чиновникам.
Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но, соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бывае-мую, даю знать чрез сие Вашему Превосходительству и почтенным Султанам! И требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей! О чём и ожидаю от сего чрез двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к восприятию мне действий. В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины, и невинные младенцы от раздражённого воинства, и за то никто, как Вы и все чиновники, пред Богом ответ дать должны [2].
«Скорее небеса снизойдут на землю, чем русские войдут в Измаил», - ответил паша.
На что Суворов заявил: «Завтра, ещё до заката, российский флаг водворится на площади Измаила».
Каждое орудие на турецкой стороне было направлено против русских, карабкавшихся на крепость. На стенах, в бойницах - повсюду русские встречали бешеное, яростное сопротивление.
Один из отрядов, взобравшийся на стену, возглавлял Кутузов. Он удерживал позицию в отчаянной борьбе и, опасаясь поражения, послал адъютанта к Суворову. «Скажите Кутузову, - отвечал Суворов, - что я назначаю его комендантом Измаила!»
С неимоверными усилиями Кутузов со своими солдатами вошёл в Измаил. Остальные подразделения последовали за ним. На улицах, на базарной площади, в домах турки бились до последнего. И лишь когда отбиваться стало невозможно, борьба прекратилась. В четыре часа пополудни российский флаг поднялся над Измаилом.
Ни один другой штурм, сколь бы ни были храбры осаждённые и нападавшие, не заслуживает своего грозного имени в такой мере, как штурм Измаила (английское «storm» означает не только «штурм», но и «буря», «гроза» - Р. Г. ). Блестящее сочетание мысли и силы, талантливого командования и дисциплины солдат сделало наступление русских подобным стихии. Несмотря на заминку, даже остановку Кутузова на стене, исход сражения был предрешён движущей силой в тылу штурмующих - гением Суворова.
Завершив измаильскую кампанию, Суворов, маленький худощавый человек, снова сел на коня и поехал прочь по степи вместе с единственным провожатым.
После взятия Измаила Суворову подвели редкую лошадь, которой не было цены, и просили принять её в память знаменитой эпохи, но он отказался, сказав: «Нет, мне она не нужна. Я прискакал сюда на донском коне, с одним казаком. На нём и с ним ускачу обратно».
Тогда один из генералов заметил ему, что теперь он поскачет с тяжестью новых лавр. На это Суворов отвечал: «Донец всегда выносил меня и моё счастье» [1].
Неудивительно, что князь Александр Суворов так гордится своим дедом [4, p. 84-86].
Библиографический список
1. Анекдоты о князе Александре Васильевиче Суворове [Электронный ресурс]: воен.-истор. проект. -2016. - Режим доступа: http://history.scps.ru/lib/suvorov06.htm. - (дата обращения: 29.06.2016). - Загл. с экрана
2. Суворов А. В. Письма [Электронный ресурс]: воен.-истор. проект. - 2016. - Режим доступа: http://history.scps.ru/lib/suvorov04.htm. - (дата обращения: 29.06.2016). - Загл. с экрана.
3. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. XXXIa (1901): Статика - Судоустройство.- СПб. : Типо-Литография И. А. Ефрона, 1901.
4. Memoirs of Jeremiah Curtin / Edited by Joseph Schafer. - Madison: State Historical Society Of Wisconsin, 1940. - 901 p.
R. V. Gursky, Tver State University
«HUMANE GRANDSON OF THE BELLICOSE GRANDFATHER...», OR JEREMY CURTIN ABOUT THE SUVOROVS
The article presents a fragment of the memoirs of Jeremy Curtin, the American writer, about his acquaintance with the grandson of Generalissimo Suvorov. We present the memoirs' first translation into Russian.
Keywords: Alexander Arkadievich Suvorov, Alexander Vasilievich Suvorov, Jeremy Curtin, Suvorov Crossing the Alps, capture of Ishmael, translation.
References
1. Anekdoty o knjaze Aleksandre Vasil'eviche Suvorove: voen.-istor. proekt. [Anecdotes about Prince Alexander Vasilievich Suvorov: a military historical project] Access mode. http://history.scps.ru/lib/suvorov06.htm.
2. Suvorov A. V. Pis'ma: voen.-istor. proekt. [Letters: a military historical project] Access mode. http://history.scps.ru/lib/suvorov04.htm.
3. Jenciklopedicheskij slovar' Brokgauza i Efrona. [Encyclopedic Dictionary of Brockhaus and Efron] vol. XXXI. St. Petersburg; Tipo-Litografija I. A. Efrona, 1901.
4. Memoirs of Jeremiah Curtin. Edited by Joseph Schafer. Madison: State Historical Society Of Wisconsin, 1940. 901 p.
© Р. В. Гурский, 2017
Автор статьи: Роман Васильевич Гурский, старший научный сотрудник Научно-образовательного центра комплексного изучения проблем романтизма при Тверском государственном университете, e-mail: [email protected].
Рецензенты:
С. В. Диваков, кандидат филологических наук, ООО «Издательский дом Печатный двор Твери». А. Ю. Сорочан, доктор филологических наук, профессор, Тверской государственный университет.
УДК 821.112.2.01 DOI 10.17238/issn1998-5320.2017.27.34
А. А. Овсиенко, Омская гуманитарная академия
ТАНАТОЛОГИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В ПРОЗЕ Г. МАЙРИНКА И Г. Г. ЭВЕРСА
Освещается тема смерти в экспрессионизме, её специфика и изменения концепта с течением времени, утверждается усиление влияния человеческого начала, Антропоса, на облик смертельного, Танатоса. Тезис проиллюстрирован примерами из немого кинематографа, живописи и, в особенности, литературы эпохи экспрессионизма, в частности - текстами Г. Майринка и Г. Г. Эверса. Ключевые слова: смерть, экспрессионизм, Майринк, Эверс, Танатос, литература.
Тема смерти в эстетике немецкого экспрессионизма и «пражской» литературы начала ХХ века представлена в прозе многих его представителей, таких как Г. Гейм и Г. Тракль и близких этому направлению писателей Г. Майринка и Г. Г. Эверса.
Образы Таната, Мора и Смерти, многочисленные скелеты и жнецы - эти архетипические фигуры воплощали потаённую мечту человека о бессмертии, герои античных и средневековых легенд самоотверженно вступали в схватку со Жнецом, обманывали «костлявую с косой», принимали часть её обязанностей, однако победить и низвергнуть её так и не смогли. Смерть постепенно теряла своё те-ратоморфное обличье и приобретала, преимущественно, человеческое лицо. Это сближение характерно для всего архаического пантеона, но Смерть - Танатос обусловливала как пограничность, так и целостность антиномии бытия/небытия в феномене Антропоса.
Изображения смерти берут начало в тотемичности культа предков и выполняют скорее охранную функцию; это ещё не сами аватары, но божества или же искусно восстановленные портреты почивших (фрески, «фаюмские портреты», мозаики, сфинксы, погребальные маски и т. д.), тогда же происходит эволюция гроба от курганной насыпи и дольмена до первых саркофагов и склепов. Первый же лик смерти, -что ожидаемо, скелет, - был обнаружен на мозаиках в Помпеях. И римская мозаика, и греческие серебряные кубки с сюжетами о беседах скелетов с философами лишний раз напоминали обывателю две простые истины: наслаждайся жизнью и помни, что перед смертью все равны [7].
В Средние века скелет обзавёлся чёрным балахоном и косой, атрибутом «жнеца». Помимо того, он мог иметь в распоряжении песочные часы, лук со стрелами, меч или трезубец, а иногда даже скрипку или дудочку - с распространением сюжета danse macabre популяризовался и образ смерти-музыканта, ведущего зачарованную толпу людей всех сословий навстречу небытию.
Эллинистическое восприятие образов братьев-близнецов Гипноса и Танатоса, Сна и Смерти, сменяется жёсткой натуралистичностью взрослеющего и прогрессирующего мира: изображения смерти-человека, пусть и спящего, отвергнуты, и наиболее показательными становятся скульптуры транси, трактующие призрак смерти как гниющий труп, усиливающий и воплощающий образ реальной смерти.
