CC BY
56
Р.Ф. Степаненко
Степаненко Равия Фаритовна — кандидат юридических наук, заведующий кафедрой теории и истории государства и права Университета управления «ТИСБИ»
Гуманизация российского законодательства в сфере предупреждения маргинального поведения: вопросы эффективности
Общеправовая теория маргинальное™, устанавливающая и исследующая общие закономерности негативного влияния феномена отчужденности, пограничности и дезадаптации отдельных субъектов правоотношений на их правосознание, правовое поведение, правовую культуру и, в целом — на состояние и уровень совершаемых правонарушений, в том числе преступлений в российском обществе, уделяет серьезное внимание вопросам правового обеспечения предупредительной деятельности, направленной на минимизацию его негативных проявлений. С правовой точки зрения, маргиналь-ность как социальное явление деструктивного свойства, обусловливает наличие в любом государственном устройстве определенной совокупности лиц с асоциальными формами поведения и деформированным правовым сознанием и должна являться объектом пристального внимания как юридической науки, так и государственных институтов, определяющих правовую политику.
Проведенные нами исследования отечественных процессов правогенеза в интересующей общеправовую теорию маргинальности сфере, позволяют констатировать амбивалентный (одновременное проявление противоположных реакций со стороны государства на проявления маргинализма) характер государственной политики в рассматриваемой сфере. Вариативность и диапазон избираемых и применяемым к лицам, ведущим маргинальный образ жизни мер имел, как видится, диспропорциональный и не всегда логически обоснованный характер и трансформировался в том или ином направлении: либо оказания социальной помощи, либо проведения репрессивных или даже карательных мероприятий по отношению к маргинальным индивидам1.
В частности, процесс становления социалистического права, формирование которого осуществлялось в парадигме нового советского миропорядка, был направлен на решение достаточно сложной задачи регулирования общественных отношений в новой социально-правовой реальности. Право советского периода имело исключительно государственную ориентацию, ставящую на первое место не личные права и свободы человека как члена гражданского общества, а интересы властных структур. Именно государство, значительно нарушая сферу личных прав и свобод практически в любой области жизнедеятельности и, следовательно, не ограничивая пространство правового регулирования общественных отношений, выстраивало свои модели и эталоны поведения советских граждан. Принцип «от каждого по способности, каждому по труду» был определяющим в политической стратегии законодательной и правоприменительной практики того периода. Одной из важнейших задач глубоко идеологизированного социалистического права интересующего нас периода было «развенчание» и критика идеи правового государства, ассоциируемого тогда с буржуазной философией и идеологией «враждебного» капиталистического государства.
Социалистические правовые нормы были рассчитаны на неуклонное укрепление дисциплины труда, на твердое соблюдение всеми гражданами их обязанностей перед обществом. В связи с чем необходимость борьбы с маргинальным образом жизни была актуализирована фактически с момента образования Советской власти.
В «Декларации прав трудящихся и эксплуатируемого народа», полностью вошедшей в Конституцию 1918 года, указывалось, что «в целях уничтожения паразитических слоев общества и организации хозяйства вводится всеобщая трудовая повинность», которая служит средством осуществления принципа всеобщности труда, прежде всего в отношении нетрудовых элементов. Декрет СНК РСФСР «О порядке всеобщей трудовой повинности» от 29 января 1920 года устанавливал, что в соответствии с ним осуществляется «повсеместное и постоянное привлечение к общественно-полезному труду лиц, таковым не занимающихся» комитетами по всеобщей трудовой повинности.
В свою очередь, эти учреждения имели право ходатайствовать перед судебными органами о привлечении к ответственности граждан: за уклонение от явки и учета трудовой повинности; за дезертирство с работы, а равно подстрекательство к дезертирству; за использование подложных документов и использование их в целях уклонения от трудовой повинности и т. д.2
1 См.: Степаненко Р.Ф. Генезис общеправовой теории маргинальности: монография / под ред. О.Ю. Рыбакова. Казань, 2012. С. 141—221.
2 См.: СУ РСФСР. 1920. № 8. С. 49.
В соответствии с Декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 25 июня 1919 года «О введении трудовых книжек в городах: Москве и Петрограде» все достигшие 16-летнего возраста граждане РСФСР обязаны были иметь трудовые книжки, свидетельствующие об участии их владельцев в производственной деятельности.
В тридцатые годы лиц, не занимающихся общественно-полезной деятельностью, тройки НКВД стали подвергать лишению свободы — уголовному наказанию без суда и следствия. По докладу работника милиции определяли наказание этим лицам как «социально опасным элементам». Однако такая внесудебная расправа впоследствии была осуждена как грубейшее нарушение принципа социалистической законности1.
Постановлением ВЦИК РСФСР от 27 декабря 1932 года «Об установлении единой паспортной системы по СССР и обязательной прописке паспортов» в числе других документов, необходимых для прописки, предусматривалось наличие справки с места работы или учебы2.
В Конституции 1936 года принцип всеобщности труда был закреплен в статьях 12, 118, 130, в связи с чем в 1940 году было введено «Положение о паспортах» во многих городах Союза. Так, в Москве, столицах союзных и автономных республик, краевых и областных центрах, во Владивостоке, Севастополе, Кронштадте, Балтийске лица, не занятые общественно-полезным трудом свыше 3 месяцев, за исключением инвалидов, пенсионеров и других, подлежали выселению из перечисленных городов с ликвидацией штампа о прописке в течение 10 дней. Такие репрессивные меры могли использоваться сотрудниками правовых органов для выселения маргинальных индивидов, представляющих общественную опасность в конкретном месте жительства.
Административная ответственность за антиобщественный образ жизни в форме бродяжничества, попрошайничества, оседлого тунеядства впервые была установлена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 июля 1951 года «О мерах борьбы с антиобщественными паразитическими элементами», согласно которому лица, ведущие такой образ жизни, ссылались с места их постоянного жительства в отдаленные районы страны, с обязательным привлечением к труду по месту поселения, в соответствии с известной в народе поговоркой «за 101 километр».
В 1957—1960 годах в девяти союзных республиках СССР были приняты нормативные правовые акты об усилении борьбы с антиобщественными маргинальными проявлениями. Например, в статье 5 Закона Казахской ССР от 25 января 1958 года «Об усилении борьбы с антиобщественными элементами Казахской ССР» указывалось, что занятие бродяжничеством и попрошайничеством запрещается. А лица, занимающиеся бродяжничеством и попрошайничеством, подлежат, по приговору суда, ссылке на срок от двух до пяти лет с обязательным привлечением к трудовой деятельности по месту ссылки3.
К 1960 году в стране маргинальный образ жизни стал восприниматься как общественно опасное деяние, в связи с чем в УК впервые была введена статья 209, предусматривающая уголовную ответственность за бродяжничество и попрошайничество: «Систематическое занятие бродяжничеством или попрошайничеством, продолжаемое после предупреждения, сделанного административными органами, наказывается лишением свободы на срок до двух лет или исправительными работами на срок от шести месяцев до одного года. «Те же действия, совершенные лицами, ранее судимыми за бродяжничество или попрошайничество, наказывались лишением свободы до двух лет»— гласила данная статья уголовного законодательства СССР4.
Подобные статьи были включены и в Уголовные кодексы других республик, за исключением Республики Азербайджан. В редакциях статей уголовного законодательства этих республик имелись расхождения, продиктованные региональными особенностями. В УК Украины, Белоруссии. Узбекистана, Казахстана, Молдавии они были изложены тождественно статье 209 УК РСФСР, а в уголовных кодексах Киргизии, Таджикистана. Армении, Туркмении и Грузии диспозиция этой статьи предусматривала наступление уголовной ответственности только после игнорирования второго предупреждения о недопущении маргинального образа жизни.
Например, в статье 234 УК Г рузинской ССР и в статье 201 УК Эстонской ССР указывалось, что «за злостное уклонение от труда лицо, ведущее антиобщественный паразитический образ жизни», по постановлению народного суда или общественному приговору подлежит ссылке в установленную нормативным правовым актом местность с привлечением этого лица к общественно-полезному труду. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 года «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный образ жизни», предусматривалась административная ответственность — выселение «паразитических элементов» (оседлых тунеядцев) на срок до 5 лет, с обязательным привлечением к труду в местах их поселения и
1 См.: Антонян Ю.М. Борьба с бродяжничеством. М., 1972. С. 31.
2 См.: СЗ РСФСР. 1932. № 4. С. 516.
3 См.: Бюллетень Верховного суда СССР. 1958. № 2. С. 139.
4 См.: УЗ СССР. М., 1963. Т. 1. С. 139.
конфискацией имущества. В аналогичном указе в Азербайджане за побег с места ссылки предусматривалось лишение свободы на тот же срок, соответственно, и статья 186 УК РСФСР предусматривала уголовную ответственность за побег с места ссылки или в пути следования к поселению1.
Практика применения этих нормативных актов выявила недостаточную эффективность предусмотренных мер, поскольку лица, проживающие в иных местностях, кроме перечисленных выше, наказывались лишь в соответствии с административным законодательством, то есть предупреждались и трудоустраивались по месту жительства. Поэтому была установлена поэтапная и многоступенчатая процедура привлечения лиц, ведущих маргинальный образ жизни, к уголовной ответственности за оседлое тунеядство. Однако, например, выселение, до 5 лет, исправительные работы до 1 года, лишение свободы до 6 месяцев по существу являлись мерами уголовного наказания, но надлежащими процессуальными гарантиями Уголовно-процессуальных кодексов союзных республик обеспечены не были.
Поэтому Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 25 февраля 1970 года «О внесении изменений в Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 года» и тождественными указами других союзных республик была установлена уголовная ответственность за бродяжничество и попрошайничество, предусматривающая более жесткие санкции. Например, по части 1 статьи 209 УК РСФСР назначалось наказание в виде двух лет лишения свободы, а по части второй — 4 года лишения свободы2.
В то же время, кроме как задержаниями органами милиции маргинальных индивидов в трех населенных пунктах, иными способами бродяжничество доказывать не представлялось возможным. Подобное структурирование закона было, на наш взгляд, достаточно ошибочным, оно не основывалось на анализе административной и судебной практики и, в таком виде, не могло служить для эффективной борьбы с бродяжничеством и попрошайничеством, ведущейся так активно в тот период.
Тем не менее, криминализация рассматриваемых деяний оказала позитивное влияние на увеличение числа трудоустроенных маргиналов, официально предостереженных о недопустимости ведения паразитического образа жизни, до 65% (1984 год) и значительному уменьшению количества преступлений, совершаемых ими с 23% (1985 год) до 16% (1990 год)3.
Одновременно в советский период отмечалась активность деятельность по предупреждению правонарушений, совершаемых лицами, ведущими маргинальный образ жизни. Для осуществления надлежащей профилактической работы в регионах Советского Союза функционировали многочисленные и разнообразные учреждения по оказанию социальной и медицинской помощи лицам с маргинальным поведением. Больных хроническим алкоголизмом направляли в лечебно-трудовые профилактории.
В Узбекистане, например, действовало специальное трудовое учреждение для лиц, ведущих маргинальный образ жизни. Статья 220 УК Узбекской ССР предусматривала уголовную ответственность за систематическое занятие бродяжничеством или попрошайничеством либо за бродяжничество, продолжаемое после освобождения из такого специального учебно-трудового учреждения (СУ ТУ)4.
К 1977 году в СССР эффективность бытового и трудового устройства маргиналов достигла достаточно высокого уровня, что было обусловлено, в том числе, и наиболее дифференцированным подходом государства к решению проблем, учитывающим индивидуальные, социальные, физические и иные возможности и особенности данной категории граждан.
Ответственность за организацию борьбы с лицами, ведущими маргинальный образ жизни, в основном возлагалась на органы милиции, которым были предоставлены права и обязанности для административно-предупредительного воздействия. Адекватность сочетания этих мер значительно уменьшило маргинальную преступность в регионах и по стране в целом.
Это положение находит свое подтверждение посредством изучения эмпирических данных рассматриваемого периода. Например, в республике Татарстан в 1968 году было трудоустроено 2,8% лиц из числа привлеченных ранее к уголовной ответственности за ведение паразитического образа жизни в 1969 году — 4,0%; в 1970 году — 5,1%, в 1971 году — 4,2%; в 1972 году — 7,0%; в 1973 году — 3,2%; в 1974 году — 7,5%; в 1975 году — 11,4%, в 1976 году — 12,7%; в 1977 году — 11,4%; в 1978 году — 11,8%; в 1979 году — 13,5%, что тогда намного превысило общесоюзные цифры.
Всего же число привлеченных к уголовной ответственности за бродяжничество и попрошайничество по статье 209 УК РСФСР снизилось с 26,8% (в 1974 г.) до 20,1% (в 1980 г.); по РСФСР с 25, 4% (в 1974 г.) до 18,4% (в 1980 г.) соответственно5.
5 декабря 1991 года в России уголовная и административная ответственность за бродяжничество и попрошайничество были упразднены. Однако такая мера в тот период оказалась недостаточно
1 УЗ СССР. М., 1963. Т. 1. С. 543—610.
2 Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1970. № 14.С. 255.
3 См.: Степаненко Р.Ф. Преступность лиц, ведущих маргинальный образ жизни, и ее предупреждение. Казань, 2008. С. 103—113.
4 О внесении изменений и дополнений в уголовный кодекс Узбекской ССР: указ ПВС Узбекской ССР от 26 марта 1970 года // Ведомости ВС Узбекской ССР. 1970. № 9, ст. 149.
5 См.: Зарипова Д.М., Степаненко Р.Ф. Маргинальный образ жизни как объект криминологического исследования // Сведения о преступности маргиналов. Казань, 2006. С. 298—301.
своевременной, и 2 ноября 1993 года был издан Указ Президента Российской Федерации «О мерах по предупреждению бродяжничества и попрошайничества», которым выявление, задержание и содержание маргиналов в приемниках-распределителях сроком до 10 суток (для установления личности и т. д.) возлагалось на органы милиции, а надзор за законностью задержания — на территориальные органы прокуратуры. Этим же указом Совету Министров РФ в 2-месячный срок было предложено разработать и утвердить типовое Положение о центре социальной реабилитации маргиналов1.
Названный срок по вине разработчиков затянулся на 3 года, и только 8 июня 1996 года Правительство РФ приняло постановление «Об утверждении Примерного положения об учреждениях социальной помощи для лиц без определенного места жительства и занятий» (в развитие постановления Правительства РФ от 5 ноября 1995 года № 1105 «О мерах по развитию сети учреждений социальной помощи для лиц, оказавшихся в экстремальных условиях без определенного места жительства и занятий»)2.
Согласно данному положению, в домах ночного пребывания, социальных приютах не только должны были предоставляться ночлег и одноразовое питание, но и оказываться содействие в трудоустройстве, оформлении документов, удостоверяющих личность, и оказываться другие необходимые социальные, бытовые, юридические и иные виды помощи.
В то же время, развитие с 90-х годов прошлого столетия рыночных отношений практически полностью исключило возможность трудоустройства освобождаемых из функционирующих в тот период в структуре МВД России приемников-распределителей маргиналов и оказания им помощи в создании общественно-полезных отношений и связей. В государственных статистических отчетах были упразднены данные о принятии таких профилактических мер, как направление в интернаты, передача под опеку, трудоустройство, направление в лечебные учреждения и т. д.
Такое положение в сфере предупреждения маргинального поведения было обусловлено гуманизацией российского законодательства, связанной с принятием в 1993 году Конституции Российской Федерации, установившей в части 2 статьи 37 запрет принудительного труда в соответствии с международными нормами права. В 1996 году и позднее это важное обстоятельство повлекло за собой кардинальное изменение правовой политики в сфере регулирования маргинализационных процессов, которая перестала носить репрессивный характер. Функции правоохранительных и иных государственных органов были переориентированы на оказание социальной помощи и поддержки лицам, характеризующимся маргинальным поведением.
Что касается влияния феномена маргинальности на состояние законности и правопорядка, то с 2000 по 2010 год число маргинальных лиц, совершивших правонарушения, в том числе преступления из общего количества лиц, привлеченных к уголовной ответственности, возросло по республике Татарстан с 56% (2000 г.) до 62,4% (2010 г.). Аналогично складывается ситуация и по Российской Федерации, где с 1993 по 2009 год удельный вес преступников-маргиналов из общего числа лиц, совершивших преступления, увеличился с 33,1 до 57,2%3.
На самом деле вопросы эффективности правовой политики в сфере гуманизации, или, наоборот, антидемократизации российского законодательства, связаны, на наш взгляд, с тенденциями ослабления или усиления кратической функции государства, находящей свое выражение в характере и степени признания ценности прав отдельной личности, в том числе оказавшейся в силу объективных или субъективных обстоятельств в маргинальном положении. Но одного лишь признания прав и свобод, даже на уровне Конституции РФ, явно недостаточно. Сегодня очевидны диспропорция в уровне жизни граждан России и непродуктивность всевозможных проводимых реформ. В данных условиях осуществления неудачных и незавершенных преобразований ожидать выполнения декларируемых Конституцией положений в полном объеме вряд ли возможно4.
Безусловно, следование нормам международного права с его системами аксиологических максим не представляется возможным подвергать сомнению, в том числе и в области гуманизации законодательного регулирования. Однако эффективность этих стратегий напрямую зависит от культурных, духовно-нравственных, этно-национальных, правовых и других особенностей ментальности российских граждан, а также от возможностей и способностей государства находить действенные алгоритмы, предназначенные для решения проблем, связанных с минимизацией процессов маргинализации.
Собственно, по ряду отмеченных и иных причин в современной правовой науке актуализируется научный интерес к проблеме изучения как самого феномена маргинальности, так и общих закономерностей его негативного влияния на состояние законности и правопорядка.
1 Российская газета. 1993. 6 ноября.
2 См.: Собрание законодательства РФ. 1995. № 46, ст. 4454.
3 См.: Степаненко Р.Ф., Путяткин А.В. Актуальные проблемы правового регулирования маргинального поведения. Вестник экономики, права и социологии. Казань. 2010. № 1. С. 251.
4 См.: Рыбаков О.Ю. Российская правовая политика в сфере защиты прав и свобод личности. СПб., 2004. С. 147—149.
