CC BY
18
ГУМАНИТАРНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО: К НОВОМУ МЕЖДУНАРОДНОМУ ПРАВУ?
L'ingérence humanitaire: Vers un nouveau droit international? // Défense nat. - P., 2000. - A.56, N 3. — P. 3-36.
В связи с многочисленными конфликтами, происшедшими в последние годы в мире, в том числе с военной операцией НАТО против Сербии и событиями в Косово, на страницах журнала "Дефанс насьональ" были опубликованы материалы круглого стола, участники которого, известные французские юристы, обсуждали проблему законности гуманитарного вмешательства во внутренние дела государств, попытались дать определение самому этому термину, а также анализировали возможности изменения современных международно-правовых норм.
Посол Бернар Дорэн4, открывая дискуссию, поставил перед участниками несколько, как он полагает, кардинальных вопросов, касающихся вышеуказанной темы.
Первый из вопросов касается законности гуманитарного вмешательства. Дорэн считает, что оно не оправдано, если следовать ныне действующим международно-правовым стандартам. Речь идет, прежде всего, о ст. 2 (7) Устава ООН - о невмешательстве во внутренние дела государства.
Второй вопрос - можно ли позволить государству делать все, что ему заблагорассудится, в том числе убивать своих собственных граждан? Ответ на этот вопрос также отрицательный. Во время войн прошлого потери обычно несли солдаты противоборствующих сторон; в современных конфликтах страдает гражданское население. Очень часто дело доходит до геноцида, как это было в Руанде, Нигерии, Ливане, Косово, Чечне.
Третий вопрос - одинаковые ли методы вмешательства, вне зависимости от природы и развития происходящего конфликта, использует международое сообщество? И здесь Дорэн также отвечает "нет". Следует признать неудачными операции в Руанде, Ливане, Сомали. Несколько иной характер имели действия войск США, Великобритании и Франции в иракском Курдистане, которые в целом носили гуманитарный характер и явились в значительной мере результатом давления международного общественного мнения.
При оценке этих и многих других примеров аналитики и наблюдатели выдвигают тезис о том, что Запад выступает с гуманитарными миссиями против относительно слабых стран (Ирака, Сербии) и опасается действовать против сильных государств (Китая, России).
Что же толкает государства на проведение гуманитарных акций? По мнению Дорэна, это прежде всего общественное мнение, приобретающее все большее значение в демократических странах, в частности, благодаря более активной деятельности средств массовой информации. Автор задается вопросом, не является ли право на гуманитарное вмешательство свидетельством рождения новой формы права, либо осуществляемой уже на практике, либо находящейся в стадии оформления.
Пьер де Сенарклан, профессор Лозаннского университета, выступил с сообщением, озаглавленным "В "праве на вмеша-тельство" нет необходимости, а его обоснование может быть пагубным"5.
Не так давно известный публицист Жан-Франсуа Ревель напомнил, что употребил выражение "обязанность на вмеша-тельство" в 1979 г. в журнале "Экспресс" (тогда имелись в виду император Бокасса и маршал Амин Дада). Речь в его статье идет о том, что невмешательство в дела суверенных государств может распространяться только на демократические страны. По мнению Сенарклана, Ревель был прав, когда требовал согласованных международных действий против кровавых несправедливых режимов, но он
4 Dorin B. Présentation. - P. 3-5.
5 Sénarclens P. de. Le "droit d'ingérence" est inutile et sa rhétorique peut-être néfaste. - P. 6-13.
ошибается, думая сегодня, что следует создавать специальную юридическую норму для обоснования законности "обязанности на вмешательство". Однако сама идея "права на вмешательство", связанная с гуманитарными вопросами, представляется неа-декватной, ибо она подтверждает тезис о том, что следовало бы ввести новый юридический инструмент, чтобы добиваться исполнения международного права (с. 6).
Действительно, в Уставе ООН закреплен принцип суверенного равенства государств, а также запрещается вмешательство в их внутренние дела. В то же время нарушения международного права, в частности основных прав человека, непосредственно касаются ООН и входят в ее компетенцию. Государства не обязаны подписывать и ратифицировать конвенции, но если они это сделали, то должны выполнять обязательства, взятые в соответствии с этими доку-ментами, являющимися частью международного права. Большинство членов ООН присоединились к Конвенции 1948 г. против геноцида, а также к Женевским конвенциям 1949 г. И то, что эти документы подчас нарушаются, не оправдывает введения нового права.
Понятие "права на гуманитарное вмешательство", выдвинутое общественной организацией "Врачи без границ" и поддержанное Францией в ООН, не только содержало определенную нормативную неясность, но и было лишено политической прозорливости. Оно не имело никаких шансов быть принятым руководством ООН, ибо сразу же напоминало об империалистическом мессианстве великих западных держав. К тому же это понятие ассоциировалось с мыслью о том, что международное сообщество могло бы прийти на помощь народам, находящимся в бедственном положении, не тревожась о причинах их страданий.
В тот период ООН столкнулась с феноменом гражданских войн, которые могли иметь серьезные последствия регионального характера, в частности, наплыв беженцев в соседние страны. Эти конфликты подпадали под статью Устава "угроза миру", вот почему для военного вмешательства не требовалось каких-либо допол-нительных оправданий. Операции под эгидой ООН в Ираке для защиты курдов, в Боснии или Сомали и так были законны.
Государства или политические силы, в массовом порядке нарушающие права человека и гуманитарное право в целом, рискуют подвергнуться международным санкциям, включая участие вооруженных сил. Совет Безопасности при этом не всегда способен действовать, учитывая возможность права вето одного из постоянных членов. В подобных случаях, считает Сенарклан, возможны действия коалиции государств или региональных союзов, например НАТО. Можно было бы обсуждать формы военного вторжения сил НАТО в Сербию в 1999 г., однако, несмотря на отсутствие мандата СБ ООН, его легитимность вполне можно оправдать. Согласно Конвенции 1948 г. против геноцида и Женевских конвенций, военная сила может быть применена с целью остановить преступления против человечества, геноцид и другие грубые нарушения гуманитарного права (с. 8).
По мнению Сенарклана, неправительственным организациям и юристам, выступающим за "право вмешательства", не хватает политического кругозора. Им следовало бы заняться более глубоким изучением понятия "суверенитет", которое доминирует в ООН. Доктрина национального суверенитета, провозглашенная до образования Объединенных Наций, включает в себя принцип самоопределения народов в рамках демократического режима. Таким образом, в доктрину заложена концепция легитимности, согласно которой государства призваны уважать в своей внутренней политике гражданские и политические свободы. Во времена "холодной войны" ООН не удалось выработать общего подхода к понятию "государственного суверенитета", преодолеть возможные проти-воречия между принципами невмешательства во внутренние дела, самоопределения народов и уважения прав человека. Был подтвержден принцип незыблемости государственных границ вне зависимости от того, каким образом они были установлены, а четкие критерии относительно права народов распоряжаться своей судьбой не нашли доктринального обоснования. Кроме того, великие державы довольно часто нарушали на практике принцип невмешательства, который они столь рьяно отстаивали в ООН. В организации была признана политическая и идеологическая гетерогенность международного сообщества, поскольку в нее вступили представители диктаторских режимов, которые постоянно указывают на свой национальный суверенитет, нарушая принятые ими юридические обязательства. Таким образом, доктрина нацио-нального суверенитета совпадает с понятием защиты госу-дарственных интересов, что в принципе способно подорвать сами устои международного права.
Открывая сессию Генеральной Ассамблеи в 1999 г., Гене-ральный секретарь ООН внес некоторую ясность в дискуссию о суверенитете, подчеркнув, что "государство должно служить народу, а не наоборот" (цит. по: с. 9). Существует всеобщее требование, продолжал он, согласно
которому необходимо покончить с постоянными и грубыми нарушениями прав человека, однако этому придают слишком мало значения. В целом речь шла о развивающихся странах, народы которых достойны не только внимания между-народного сообщества, но нуждаются во вмешательстве извне, чтобы положить конец насилию и продолжить процесс экономического развития.
Но, как отмечает Сенарклан, все подобные заявления чаще всего носят селективный характер, ибо практически невозможно применить военное вмешательство против великих держав или собрать достаточное количество сил для подобного вмешательства. Можно только сожалеть о таком селективном подходе с целью остановить тиранию и несправедливость. Однако и возможное введение права на вмешательство ничего не изменило бы в этом стратегическом уравнении.
Автор выражает сожаление в связи с тем, что не было претворено в жизнь предложение бывшего Генерального секретаря Бутроса Бутроса-Гали от 1992 г., согласно которому ООН располагала бы собственными воинскими подразделениями, которые могли бы быстро действовать в критических случаях в соответствии с реко-мендациями Совета Безопасности. Содержание подобных подраз-делений стоило бы дорого, но все же операции ООН по поддержанию мира обошлись бы дешевле тех, которые западные страны провели в недавнем прошлом в Боснии, Руанде, Либерии и т.д.
Понятие "суверенитет" также тесно связано с экономическим и социальным развитием, от которого во многом зависят уважение социальных и политических прав и процесс демократизации в целом. Но "право на вмешательство" способствовало экспансии различных международных благотворительных организаций, в том числе финансовых. Размах гуманитарной помощи в последние десятилетия свидетельствует о глубоком международном беспорядке, связанном, в частности, с динамикой процесса глобализации. Он также отражает нежелание правительств и западного общественного мнения проанализировать истинные причины человеческих трагедий. К тому же нынешняя динамика развития капиталистической системы лишает многие бедные государства возможностей выполнять их функции по социально-политической интеграции. Разумеется, речь не идет о том, чтобы устанавливать прямое соотношение между бедностью и тиранией или гражданскими войнами. Тем не менее следует признать, что очень многие войны начались именно в странах, где наблюдался экономический спад; эти страны были вынуждены под давлением международных финансовых институтов проводить структурные перестройки, социальные издержки которых были весьма велики. Эти учреждения и государства нередко договаривались о разделении гуманитарной проблематики и политических аспектов. Но ведь чаще всего экстренная помощь требуется именно в драматических ситуациях, вызванных полити-ческими причинами и являющихся следствием войны, тирании, несправедливых социально-экономических отношений. Иногда великие державы Запада предоставляют весьма значительную гуманитарную помощь, тогда как для поддержания надлежащего порядка достаточно было бы превентивных экономических, политических или военных действий. Гуманитарная риторика может косвенным образом маскировать ответственность стран ОЭСР за их поддержку систем несправедливого подчинения, за проведение пагубной торговой и финансовой политики, за уменьшение средств на помощь развитию, т.е. за все те факторы, которые в 90-е годы, несомненно, способствовали развалу некоторых государств и началу гражданских войн.
Тем не менее далеко не всегда можно определить критерии оказания гуманитарной помощи. Как отмечала Верховный комиссар ООН по делам беженцев г-жа Огата, говоря о гражданской войне в Боснии, существуют гуманитарные трагедии, которые невозможно решить гуманитарными средствами. Часто помощь западных государств носит эпизодический или просто недостаточный характер. Эти государства нередко поддерживали гуманитарные акции, делая различие между сложным политическим и стратегическим выбором. Согласно такой логике, международные организации, НПО и средства массовой информации оценивали с гуманитарной точки зрения кризисы, которые следовало считать политико-стратеги-ческими. Таким образом, гуманитарная помощь стала одним из политических средств, с помощью которых государства, в том числе великие державы, оправдывали свое нежелание выполнять свои международные обязательства. Именно это, считает Сенарклан, произошло при распаде Югославии.
В ряде случаев гуманитарное вмешательство может способ-ствовать росту насилия; речь идет об операциях с неясными целями и малым числом задействованных вооруженных сил. Об этом свидетельствует, в частности, недавно опубликованный отчет ООН о международной
военной миссии в Боснии. Разумеется, ставившиеся цели — уменьшение потоков беженцев — очень благородны, но одновременно эти действия привели к этнической чистке. Более того, они способствовали созданию политического климата, когда отдельные лица и организации стали считать, что жесты доброй воли и гуманитарная помощь способны прекратить насилие, а продолжение переговоров может умиротворить противоборствующие стороны и тем самым восстановить мир.
Анализируя обязанности сторон, так или иначе участвовавших в конфликте, в этой трагической истории можно обнаружить чувство отступничества и малодушия перед насилием, причем на всех уровнях. Все или почти все продемонстрировали слабость. Сребреница - это Мюнхен наших дней, считает Сенарклан. Страны НАТО, извлекшие уроки из своих неудач в Боснии, решительно выступили против сербов, когда стало очевидно, что Белград готовит новый акт геноцида в Косово. Но вызывает сожаление тот факт, что они воспользовались гуманитарной аргументацией для оправдания действий, которые преследовали политические, причем совершенно законные цели: защиту прав человека в Косово, уважение к правам меньшинств в СРЮ, уничтожение режима, стремившегося к этнической чистке и войне на Балканах, заключает Сенарклан (с. 13).
Профессор Парижского университета Эмманюэль Деко выступил на встрече с докладом "Совет Безопасности: новые компетенции"6. По его мнению, международное право не может дать исчерпывающие ответы на все вопросы, поскольку помимо проблем законности существуют аспекты моральной легитимности и даже политической уместности, решать которые следует иными методами. Поэтому следует уделять больше внимания развитию права, поскольку оно меняется, как и весь мир. Именно по этим причинам следует проанализировать понятие "обязанности на вмешательство" или "права на вмешательство". Деко считает необходимым просле-дить изменения юридических подходов в ходе развития между-народных отношений.
Обращаясь к послевоенной истории, автор напоминает, что Устав ООН, принятый в 1945 г., до сих пор является основным международным юридическим документом. Его главные принципы были отражением договоренностей, достигнутых во время Ялтинской конференции, но также и реального соотношения сил между великими державами. В этом, по мнению автора, состоит главное противоречие документа, так как одновременно с провозглашением равенства всех государств пять постоянных членов СБ ООН могут блокировать любое решение, используя свое право вето. Во времена "холодной войны" международная система характеризовалась своеобразным "идеологическим нейтралитетом". Но поскольку мир был разделен на два лагеря, принципы, записанные в Уставе, в частности невмешательство во внутренние дела, постоянно нару-шались (Суэцкий кризис, Венгрия, Чехословакия, Афганистан и т.п.). Применялся как бы "двойной стандарт" к действиям великих держав.
Деко считает, что после краха коммунизма был положен конец двойному представлению о демократических ценностях и невме-шательстве. В 90-е годы западные ценности стали признаваться в качестве всеобщих, согласно кантовскому представлению, объединя-ющему демократию и мир. Но и это произошло не сразу. В Заключительном акте СБСЕ (1975) проводилась четкая грань между "интервенцией" и "вмешательством". В Парижской хартии для новой Европы (1990) подчеркивалось особое значение укрепления демократии в системе государственного правления и указывалось на целый ряд мер по укреплению доверия, в частности на право наблюдения за законностью проведения выборов в государствах континента (что не означало вмешательства в их внутренние дела).
В рамках ООН, в документах конференций и выступлениях видных общественных деятелей проводилась мысль о первос-тепенном значении демократических ценностей и прав человека для современных международных отношений. Так, в документах Всемирной конференции по правам человека, проходившей в 1993 г. в Вене, подчеркивалось, что защита прав и свобод человека должна рассматривается в качестве приоритетной задачи ООН и стать законной целью международного сообщества, обязанностью государств-членов. На открытии конференции Бутрос Бутрос-Гали заявил, что по своей природе права человека стирают традиционное разграничение между внутренним и международным порядком, и это является новым юридическим феноменом. Если же государства не выполняют своих обязательств по соблюдению прав, то их суверенитет ставится под сомнение, и возникает вопрос о международных действиях. Еще дальше пошел нынешний Генеральный секретарь Кофи Аннан, указав
6 Decaux E. Conseil de sécurité: Des nouvelles compétences. - P. 14-26.
на дилемму, перед которой стоят государства ООН: Объединенные Нации не могут оставаться равнодушными, если где-то систематически нарушаются права и свободы, но при этом вмешательство членов ООН должно основываться на законных универсальных принципах, чтобы их действия были несомненно поддержаны международным сообществом (с. 17-18).
Тщательно анализируя текст отдельных глав и статей Устава ООН, Деко подчеркивает, что в нем ясно прописаны случаи, когда речь идет об "угрозе миру, нарушении мира или об акте агрессии" - здесь ООН может действовать непосредственно или поручить дело восстановления порядка группе государств (как, например, во время войны в Персидском заливе). Юридически гораздо труднее реагировать на ситуацию "внутреннего кризиса". Вот тут и может возникнуть необходимость международного вмешательства в кризис внутреннего характера. Еще в большей мере ситуация может осложниться, когда ООН отказывается затрагивать "территориальную неприкосновенность" какого-либо государства, находящегося в кризисном положении, но при этом происходит международное вмешательство, как это было в Косово. В подобной ситуации нежелание ООН действовать можно расценить как слабость или неудачу, нежели как осознание юридически обоснованного самоограничения (с. 20-21).
Как считает Деко, крайней представляется ситуация, когда международное вмешательство во внутриполитический кризис обусловливается только гуманитарными соображениями - желанием защитить население страны от произвола ее собственных властей. Случаи, когда "угроза миру" оценивается в основном гуманитарными категориями, довольно редки. Чаще обострение кризиса вынуждает Совет Безопасности дать полномочия на вмешательство государству-лидеру, имеющему в регионе значительные интересы, что придает определенную военно-политическую двусмысленность гуманитарной акции. Автор приводит три примера, когда гуманитарные акции свидетельствовали, по его мнению, о "неверном понимании" ситуации со стороны международного сообщества, - Гаити, Руанда, Восточный Тимор. Во всех трех случаях общей чертой проведенных операций было то, что Совет Безопасности дал санкцию на немедленное военное вмешательство определенному государству в гуманитарных целях - чтобы покончить с постоянным нарушением прав человека и избежать кровопролития среди гражданского населения. Именно одобрение ООН придало всем трем операциям юридически обоснованный характер.
Совершенно иным является положение, когда государства действуют без санкции СБ ООН. Здесь происходит нарушение "привилегий" постоянных членов. В целом же право вето, которым обладают эти пять держав, может служить для манипулирования решениями Совета в интересах этих великих держав. Так, например, поддержка Россией гуманитарных акций Запада в зонах его интересов может быть использована как "прецедент" для действий РФ в ее "ближнем зарубежье".
С юридической точки зрения, кризис в Косово привлек внимание Совета Безопасности, но резолюции 1199 и 1203 никоим образом не оправдывают военное вмешательство НАТО - на него СБ разрешения просто не давал. Речь в этих документах шла о необходимости обсуждения решения о принятии дополнительных мер для поддержания мира и стабильности в Балканском регионе. Затем, в 1999 г., появились резолюции 1239 и 1244 (соответственно, май и июнь), в которых говорилось о необходимости найти политическое решение проблемы, опираясь на принципы, разработанные в рамках "Группы-8", а также давалась положительная оценка усилий России и стран Запада по урегулированию кризиса.
Однако в международно-правовом плане ни один из указанных документов не является основанием и оправданием для введения сил НАТО в Косово. Юридическая дискуссия продолжается. Одни считают эту акцию уникальной, другие видят в ней прецедент, способный ускорить изменения в международном праве, появление новых международных норм. И эти дебаты вряд ли скоро закончатся.
Подводя краткий итог своему выступлению, Деко пишет, что взаимосвязь статей международного права часто недооценивается. Право является гибким и одновременно реверсивным - каждый случай может быть истолкован двояко. А в нынешней ситуации количество двойных интерпретаций и стандартов еще более увеличивается. То, что представляется "моральным" оправданием для одних, для других таковым не является. Более того, политическая мотивация одних расценивается другими как угроза. В любом случае появление все большего количества "двойных стандартов" представляет несомненную опасность. В известном смысле последствия кризиса в Косово ощущались по всей Азии - через определенное раздражение Китая, ядерный авантюризм Индии и т.д.
Но речь вовсе не идет о том, чтобы бросаться в крайности, подчеркивает Деко, ибо между военным вмешательством и политическим безразличием существует целая гамма юридических средств, часто недооцениваемых, которые способны напомнить государствам об их обязательствах. Здесь достаточно вспомнить о Международном трибунале по бывшей Югославии, деятельность которого не всегда получала достаточную поддержку даже со стороны СБ ООН. В любом случае речь идет о том, чтобы относиться к международному праву серьезно и строить международную жизнь на основе принципов Устава ООН.
Дискуссию продолжил профессор Института высших между-народных исследований Парижского университета Пьер-Мари Дюпюи выступлением, озаглавленным "Развитие в четыре фазы"7. Автор пытается проследить общую эволюцию международной юриди-ческой системы, в частности, "права на гуманитарное вмеша-тельство".
В Уставе ООН, подчеркивает автор, прослеживается идея И. Канта, согласно которой разум может направлять усилия людей по созданию Организации мира. Но в Уставе данная идея развита шире: создание подобной организации предполагает устранение угроз международному миру, особенно путем искоренения причин войн благодаря налаживанию международного сотрудничества в эконо-мических, социальных и культурных областях.
В Уставе сознательно, как считает Дюпюи, опущены некоторые указания на причины возникновения вооруженных конфликтов и способы поддержания мира - геостратегический и ядерный баланс, а также баланс "террористической активности". Стратегическая состав-ляющая процесса создания мирного порядка совершенно не затрагивается. Нет также упоминания о великих принципах гуманизма. Основное внимание обращено на закрепление в правовом порядке национального суверенитета. Что касается прав человека, то их широкая трактовка стала радикальным нововведением в международное гражданское право. Таким образом, можно констатировать, что в Уставе затронуты далеко не все проблемы.
Говоря о праве на вмешательство во внутренние дела, Дюпюи выделяет несколько этапов в эволюции этого вопроса. Первым из них он называет утверждение в практике нормы об "обязанности на вмешательство", о котором упоминалось в резолюциях Генеральной Ассамблеи от 1988 и 1989 г. Впервые подобное "гуманитарное вмешательство" было осуществлено после разрушительного землетрясения в Ереване, чтобы помочь тысячам людей, терпящим бедствие.
Вторым примером стала гуманитарная помощь населению Ирака в марте 1991 г. сразу же после завершения операции "Буря в пустыне". Тогда военные сопровождали гуманитарные конвои и делали это потому, что "необходимость становилась законом": надо было спасти людей, являвшихся небольшой частицей человеческого сообщества. Никаких особых юридических обязательств не существовало.
Третий случай - это операция в Боснии. Кстати, именно она в значительной мере подорвала престиж ООН. Мандат для миссий ИФОР/СФОР был, по мнению автора, составлен с большой долей неопределенности; командующим в ходе гуманитарной миссии приходилось вносить в него коррективы. Эта миссия имела важное значение в том смысле, что международная гуманитарная акция проводилась не силами неправительственных организаций, но государствами, получившими на это мандат ООН. В этот же период происходит еще одно важное событие - создание Международного трибунала по бывшей Югославии. Этим фактом как бы вносилась поправка в Устав, в котором ничего не говорится о гуманитарном праве.
Последний пример - это сложная ситуация в Косово. Юристы находятся в несколько щекотливой ситуации, поскольку они признают необходимость операции, которая, однако, официально не была одобрена СБ ООН. Очевидно, что в данном случае имел место выход за пределы формальной легитимности. Иными словами, государства, особенно западные, все в большей мере признают необходимость вмешательства, когда нарушаются основные человеческие ценности, в частности провозглашенные в Уставе ООН.
Так создается ли новое международное право? При ответе на этот вопрос необходимо соблюдать осторожность. Право, в частности международное право, является результатом необходимости, а также практики, который признается государствами и является их "юридическим убеждением". Пока еще эта практика недостаточно полна, однако времена меняются. Поэтому при изменении правовых норм необходимо большое терпение.
В развернувшейся после выступлений дискуссии8 затра-гивались самые различные вопросы (имена участников дискуссии в журнале не указаны. - Прим. реф.).
7 DupuY Р.-М. Une évolution en quatre phases. — P. 27-31.
8 Débats. - P. 32-35.
Отмечался факт односторонних действий США, без консуль-тации с Объединенными Нациями. Разумеется, НПО могут действовать вне зависимости от государств и даже ООН. Вместе с тем нельзя говорить о гуманитарном вмешательстве, когда ООН действует в целях защиты прав человека. Однако есть доля лицемерия в том, что за Косово не признается право на независимость, указывается на необходимость соблюдения территориальной целостности Сербии, а военная операция проводится на части ее территории. Таким образом, в юридическом плане существует определенная недосказанность.
Другой участник дискуссии отметил, что можно поспорить с профессором Дюпюи, когда он говорит об отсутствии стратегических параметров в Уставе ООН. Совет Безопасности, созданный практически тремя державами-победительницами, отражал сложив-шиеся реалии: было признано, что нельзя вмешиваться в дела "зон влияния" великих держав по причинам, сходным с "реальной поли-тикой". Отсюда проистекает и неспособность СБ ООН влиять на некоторые события. Не настаивая на кодификации права на вмеша-тельство, выступающий полностью разделяет практику вмеша-тельства, что представляет собой совершенно разные случаи.
В международном праве произошли значительные изменения (слова еще одного участника дискуссии), что создало иллюзию, согласно которой все государства согласны с определенным набором ценностей и даже общим пониманием демократии, хотя все знают, насколько это не соответствует нынешним реалиям. Все вроде бы согласны с тем, что Устав ООН является одним из главных документов, обосновывающим всеобщие ценности, а сама организация представляет собой источник права. Но нельзя не признать, что ООН функционирует неадекватно: Совет Безопасности является политическим органом, имеющим право одобрять или не одобрять те или иные действия. Его нормативное право, основанное на этике, ничем не ограничено.
Дебаты показывают, заявил другой участник дискуссии, что существует явное расхождение между формирующимся международным правом и реальной жизнью. Но можно ли быть настроен-ным оптимистически, когда право часто является результатом баланса сил? В частности, нерушимость границ - это иллюзия; очень часто границы изменяются вследствие изменения баланса сил.
Профессор Юбер Тьери счел нужным внести в дискуссию свой комментарий9. Он отметил, что применение военной силы в Косово - это, скорее, гуманитарная интервенция, нежели вмешательство. Применение силы законно, если оно одобрено Советом Безопасности ООН, и наоборот. Поскольку применение силы в Косово не было закреплено решением СБ, НАТО фактически поставила себя на место Объединенных Наций. Данная операция не соответствует нормам международного права. Но она была оправдана с моральной точки зрения. Во многих случаях миссии подобного рода заканчивались провалом вследствие недостаточности необходимых сил (Руанда, Сомали, Босния). Однако воздушные удары по Сербии имели следст-вием тот факт, что Милошевич согласился на требования союзников по НАТО.
Право на вмешательство не соответствует в полной мере юридическим нормам. Но оно, однако, указывает на изменения в международном праве, в частности на учет гуманитарных требований в случаях, когда население страны находится в опасности, будь то природные катастрофы или политические трагедии. Право на вмешательство имеет еще и то преимущество, что подчеркивает ответ-ственность западных держав, а, следовательно, и НАТО, следить за соблюдением прав человека и моральных ценностей.
Ю. А.Гусаров
9 ТЫепу Н. Сотшейа^е. - Р. 35-36.
