Научная статья на тему 'Гротеск как средство создания сатирического дискурса Кеведо'

Гротеск как средство создания сатирического дискурса Кеведо Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
627
109
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ГРОТЕСК / САТИРА / КАРИКАТУРНЫЙ ОБРАЗ / ЯЗЫКОВАЯ ПАРОДИЯ / КОМПРЕССИЯ / GROTESQUE / SATIRE / CARICATURE IMAGE / LINGUISTIC PARODY / COMPRESSION

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Шалудько Инна Александровна

В статье исследуется гротеск как главный прием литературной сатиры, основанный на компрессии. Изучение сатирического дискурса Кеведо позволяет выявить лингвистические (морфологические и синтаксические) механизмы языковой пародии, а также семиологические особенности карикатурного образа.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Grotesque as a device of creating satirical discourse by Quevedo

The article deals with grotesque, the main device of literary satire, which is based on compression. The study of Quevedo’s satirical discourse reveals both the morphological and syntactical mechanisms of creating linguistic parody as well as the semiological peculiarities of a caricature image.

Текст научной работы на тему «Гротеск как средство создания сатирического дискурса Кеведо»

УДК 811.134.2+821.134.2

Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2013. Вып. 2

И. А. Шалудько

ГРОТЕСК КАК СРЕДСТВО СОЗДАНИЯ САТИРИЧЕСКОГО ДИСКУРСА КЕВЕДО

В литературном наследии Франсиско де Кеведо-и-Вильегаса (1580-1645) сатирические сочинения, написанные поэзией и прозой, в самых разнообразных жанровых формах (сонеты, очерки, памфлеты, новеллы, роман), занимают важнейшее место. Не удивительно, что описанию многообразия средств создания сатиры в творчестве Кеведо посвящены статьи и даже отдельные монографии [1; 2; 3; 4].

Одним из прямых приемов сатирического изображения действительности является популярное в литературе Золотого века разоблачение человеческих пороков через выявление лицемерной сущности языка (мотив ханжества как источника смертных грехов представлен в сочинениях испанских гуманистов Кристобаля де Вилья-лона, Антонио де Гевары, Хуана Вальдеса и др.). Этим инструментом десакрализации слова Кеведо владел мастерски. Ярким примером развенчания сакральности языка, его претензий на выражение истины является пассаж из монолога [5] аллегорического персонажа по имени Разочарование (Desengaño) из фантастико-сатирической новеллы «Мир наизнанку» (El mundo por de dentro), вошедшей в цикл «Сновидения» (Los Sueños). Этот фрагмент посвящен лицемерию в языке, «или лингвистической мистификации испорченного языка, который служит для того, чтобы скрывать, а не выявлять» [6], иными словами — эвфемии. Сталкивая пары эвфемизм vs. дисфе-мизм, Кеведо обнаруживает основные лингвистические механизмы эвфемизации, как компрессивные, так и перифрастические (ср. мейозис: entretenedor del calzado («наладчик обуви») — zapatero («сапожник»), miembro de justicia («представитель правосудия») — verdugo («палач»)). Заметим, что первые составляют более многочисленную группу, включающую в себя семантико-структурный тип компрессии — метонимию (ср. casa («дом») ^ casa de putas («публичный дом»), diestro («ловкий») ^ diestro en trampas («шулер») и др.), а также прагматический вид сокращения — мейо-зис (secretario («секретарь») — escribano («писарь»), moreno («темнокожий») — negro («негр»), trato («торговля») — usura («ростовщичество») и др.) и антифрасис (ср. ermita («пустынь») — taberna («кабак»), damas («дамы») (ср. также оксюморон damas de alquiler («дамы внаем»)) — putas («шлюхи»), güésped (huésped) («постоялец») — ventero («хозяин постоялого двора») и др.). Не удивительно, что именно антифрасис является самым распространенным механизмом эвфемизации и, как следствие, благодарным объектом сатиры.

Однако основным приемом сатирического дискурса Кеведо, по мнению исследователей, является непрямое средство, косвенный лингвистический ресурс — языковая пародия (в противоположность литературной пародии, имеющей жанровую природу), созданию которой служит компрессия языковой материи, обусловлива-

Шалудько Инна Александровна — канд. филол. наук, доцент, Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена; e-mail: shaludko@gmail.com

© И. А. Шалудько, 2013

ющая конденсацию текста, ср.: «Эллиптический синтаксис, экспрессивный диалог, консептистский синтез очень далеких образных планов гарантируют более высокую степень конденсации, если можно так выразиться, самого текста» [2, p. 223].

Указанные приемы, а также ряд других могут быть объединены понятием, которое Л. Шпитцер определил как «гротескное искусство слов», создаваемое конкретными языковыми средствами, в частности словообразовательными [7]. Подводя словесный гротеск под более широкое понятие окказионализма, современный исследователь Эр. Ханпира вводит следующую дефиницию: «Гротеск на уровне художественной речи — это такое сочетание языковых единиц (или неязыковых, речевых, с языковыми), которого нет в языке и которое вовсе не задано языковой системой или задано в очень малой степени» [8, с. 310]. Словесный гротеск, как следует из анализа материала, создается лексической заумью, словообразовательными окказионализмами (особое место среди них занимают компрессивные модели), синтак-тико-семантическими средствами, такими как оксюморон, изменение глагольной интенции, контраст имени и персонажа и др., стилистическими приемами (использование арготизмов, анахронизмов и пр.), графическими средствами [8]. Средства словесного гротеска, по мнению ученого, не связаны необходимой связью с гротеском на уровне образной системы текста, его композиции, сюжета [8].

Как показывают исследования, создавая языковую пародию компрессивного типа, иными словами, языковой гротеск, Кеведо использует разнообразные лингвистические структуры: словообразовательные модели всех видов (продуктивные, малопродуктивные и непродуктивные), свободные и связанные (устойчивые и фразеологические) синтаксические образования, в том числе образного характера. При этом общим принципом создания авторских окказионализмов является сближение далекого, сочетание несочетаемого. Систематизируем материал, приведенный в работе Э. Аларкоса Гарсиа [1], в краткой классификации языковых средств создания окказионализмов (языкового гротеска) в сатирическом дискурсе Кеведо.

1. На синтаксическом уровне.

• Эллиптическое сокращение свободной синтаксической модели: oler a viernes («пахнуть пятницей») ^ oler a pescado que se suele comer los viernes («пахнуть рыбой, которую обычно едят по пятницам (т. е. в дни нестрогого поста)»). (Данный пример в качестве яркого образца кеведовой метафоры приводит Н. Г. Мед [9, с. 205].)

• Сокращение в свободной синтаксической модели с образованием составной лексемы, ср. putidoncella («шлюхо-барышня») ^ puta que presume de doncella («шлюха, выдающая себя за барышню»), calvi-casadas («лысо-замужние») ^ casadas con calvos («замужем за лысыми»).

• Частным случаем этого типа словообразования, авторской деривационной моделью можно назвать образование составной лексемы quintaN путем сокращения исходной синтагмы quintaesencia deN, ср.: eres la quintainfamia («ты квинт-позор») ^ quintaesencia de la infamia («квинтэссенция позора»); Yo soy la quintacuerna destilado («Я чистый квинт-рогоносец») ^ quintaesencia de la cuerna («квинтэссенциярогоносца»); esta es de mis obras la quintademonia («это всех моих творений квинт-бесовщина») ^ quintaesencia de todos los demonios («квинтэссенция бесовщины»).

• Сокращение в сравнительной или метафорической модели по типу амальгамы, ср.: pelijudas («рыжиуда») ^ pelirroja como Judas («рыжая как Иуда»); Matus-doña-Ana («Мафус-донья-Ана») ^ el Matusálen de doña Ana («этот Мафусаил донья Ана»), в частности с инверсией элементов (латинизирующий прием): demonichucho («бесолище») ^ avechucho de demonio («страшилище бес»), diabliposa («бесобочка») ^ mariposa de diablo («бабочка бес»), libropesía («книгожажда») ^ hidropesía de libros («жажда до книг»), а также с расчленением и инверсией: alca-madres y güetas-tías («свод-матери и ницы-тетки») ^ alcagüetas que fingen madres o tías de una muchacha («сводницы, выдающие себя за матерей и теток девушек»).

• Манипулирование устойчивыми структурами, сопряженное с семантической компрессией:

a) экспрессивное обновление семного состава идиомы за счет замен, обусловленных инверсией в сравнительных структурах: mujer... con cara podrida, como olla (< con cara como olla podrida) («женщина. со сборным лицом, как рагу (с лицом, как сборное рагу)»), ср. также libro podrido, como olla («сборная книга, как рагу»); repicar a zorra, como a fiesta («звонить к попойке, как к празднику»); irse de palabras, como de cámaras («страдать словесным поносом»); condenar a dueñas (sin sueldo), como a galeras («приговорить к безвозмездной службе дуэньи, как к галерам»); данные модели при условии прозрачности сравнительного оборота тяготеют к его эллиптическому опущению: el mundo está condenado a dueña perdurable, que nunca se acaba («мир приговорен к длительной, нескончаемой дуэнье») и др.;

b) экспрессивная замена компонента структуры узуально или окказионально синонимичным ему, способствующим дифференциации значения: dar un gozque («всучить моську»), dar un alano («всучить дога») (< dar un perro muerto («одурачить (букв. всучить дохлого пса)»)): no la dan un gozque si pueden dar un alano («ее не дурачат по мелочи, если могут одурачить по-крупному»); hablar entre muelas («цедить сквозь моляры») (< hablar entre dientes («цедить сквозь зубы»)): así, por falta de dientes, habló con él entre muelas («так, за неимением зубов, он говорил с ним сквозь моляры»); ср. также salir letra entre piernas («выйти поджав вексель») (< salir (con) rabo entre piernas («выйти поджав хвост»)) и др.;

c) создание авторских идиом путем расчленения исходных фразеологизмов и скрещения их частей со свободными компонентами: llorar/escribir a cántaros («плакать/писáть как из ведра») (< llover a cántaros «лить (о дожде) как из ведра»); llorar/hablar a tiento («плакать/говорить ощупью») (< andar a tiento («двигаться ощупью»)); mentir de puntillas («врать на цыпочках») (< andar de puntillas («ходить на цыпочках»)); cantar de portante («петь трусцой») (< caminar de portante («идти трусцой»)) и др.

2. На уровне морфологии.

• Использование малопродуктивных словообразовательных моделей, соотносимых со свернутыми пропозициями: quiromántico («хиромант») > nalguimántico («ягодицемант»), frontimántico («лобомант»), codimántico («локтемант»), pescuecimántico («загривкомант»), piedimántico («ногомант»)

(v que adivina por las nalgas, frentes, codos, pescuezos, pies («гадающий по ягодицам, лбам, локтям, загривкам, ногам»)); в частности с имитацией латыни: terraplenar 'llenar de tierra' («заполнить землей») > lanaplenar 'llenar de lana' («заполнить шерстью»), verbigracia 'por ejemplo' («например») > cultigracia 'ejemplo culto' («культипример»).

• Каламбурная имитация деривационных моделей по типу семантической компрессии, создающая непереводимые образцы: pretendiente («претендент, жених») > pretenmuela 'pretendiente desgraciado' («несчастный вздыхатель»): Y viendo que mi desgracia/ no dio lugar a que fuera,/ como otros, tu pretendiente,/ vine a ser tu pretenmuela («И видя, что мое невезение не позволило мне стать, как другие, твоим женихом, я сделался твоим женухом»).

• Образование неологизмов по продуктивным деривационным моделям, соответствующим структурному сокращению:

a) образование отыменных глаголов суффиксальным и префиксально-суффиксальным способами, ср.: cornudar 'echar cuernos, adquirir la condición de cornudo' («отрастить рога, стать рогоносцем»); desnoviar 'apartar los novios' («препятствовать жениховству»); а также: condar 'ser conde' («граф-ствовать»), titulecer («титулевать»), embodarse 'casarse' («освадьбиться»), letradear 'hacer oficios de letrado' («адвокатствовать»), abernardarse 'parecer a Bernardo del Caprio o convertirse en él' («обернардиться»), despicarar 'despejar de picaros un lugar' («расплутовать»), desendiablarse, desendueñarse 'expeler diablo u otra virtud maligna' («выбесноваться») (a tú por tú se pone con la muerte,/ y no hay encantamiento tan terrible,/ que, si le ve, no haga que le sueñe,/ y que se desendiable y desendueñe («со смертью он на "ты", и нет таких страшных чар, перед которыми он спасовал бы и выбесновался бы, и вычертовался»)) и мн. др.;

b) образование абстрактных терминов и собирательных имен с помощью суффиксов: -ismo, -ano, -ad, -ia, -eria, -azgo, -encia, -ario, ср.: dinerismo («деньгизм») (religión de dinero («религия денег»)), dinerano («деньжанин»), tabacano («табаканин»), diabledad («дьяволичество»), diablencia («дьявлен-ство»), diablazgo («дьявольство»), cultería («культерия (ученый стиль)»), cornudería («рогоноство, а также сообщество, место проживания рогоносцев»), disparatario («глупарий (словарь глупостей)»), и т. д.;

c) префиксальное образование псевдотитулов и антонимов-эвфемизмов (archi-, proto-, contra-): archidiablo («эрцдьявол»), archigato («эрцкот»), protomédico («протомедик»), protomiseria («протонищета»), contraculto («контрученый») и др.

Частотным у Кеведо является комбинированный прием создания сатиры, состоящий в сочетании синтаксических и морфологических средств, ср.: Este es tonto y no sabe lo que se diabla (se hace) («Он дурак и не знает, что дьяволится (творится)»).

Таким образом, испанский сатирик не довольствуется скромными семантическими и грамматическими возможностями нормативного языка, дезавуируя его вместе с его коллективным носителем, создавая гротесковые формы и используя их как средство выражения крайне негативного восприятия социальной действительности.

Сказанное выше справедливо и для способа создания образной системы. Классикой гротескного образа может служить изображение дуэньи Кинтаньоны (Столетней) из «Сновидения о Смерти» (Sueño de la Muerte): Con su báculo venía una vieja o espantajo, diciendo:

—¿Quién está allá a las sepulturas? —con una cara hecha de un orejón; los ojos en dos cuévanos de vendimiar; la frente con tantas rayas y de tal color y hechura, que parecía planta de pie; la nariz en conversación con la barbilla, que casi juntándose hacían garra, y una cara de la impresión del grifo; la boca a la sombra de la nariz, de hechura de lamprea, sin diente ni muela, con sus pliegues de bolsa a lo jimio, y apuntándole ya el bozo de las calaveras en un mostacho erizado; la cabeza con temblor de sonajas y la habla danzante; unas tocas muy largas sobre el monjil negro, esmaltando de mortaja la tumba; con un rosario muy largo colgando, y ella corva, que parecía con las muertecillas que colgaban de él que venía pescando calaverillas chicas. Yo, que vi semejante abreviación del otro mundo, dije a grandes voces, pensando que sería sorda:

—¡Ah, señora, ah, madre, ah, tía! ¿Quién sois? ¿Queréis algo? [5, p. 373-375] «Опираясь на палку, приближалась то ли старуха, то ли пугало, вопрошая: "Кто это там у могил?" Лицо у нее было, как сушеный персик; глаза погружены в две огромные корзины для сбора винограда; лоб такой исчерченный и такого цвета и формы, что напоминал подошву; нос беседовал с подбородком и вместе они составляли когтистую лапу; выражение лица, как у грифона; рот в тени носа, как у миноги, без передних и коренных зубов, с огромными складками, как у обезьяны, c щеткой усов над верхней губой; голова дрожала, как бубенцы и голос дребезжал; длинная монашеская тока украшала черную рясу, как саван гроб; длинные четки свисали так низко, что при ее скрюченной фигуре казалось, что костяшками четок она цепляла маленькие черепа. И я, увидев это убогое явление из иного мира, громко произнес, думая, что она, должно быть, глухая: "Ах, сеньора, ах, матушка, ах, тетушка! Кто Вы такая? Чего Вам надо"?»

Гротескным приемом является уже сама презентация персонажа, осуществленная с двойной референцией: человеческое существо (una vieja («старуха»)) и неодушевленный объект (espantajo («пугало»)). Амбивалентная природа (живое — неживое, антропоморфное — неантропоморфное (вегетативное, зооморфное), реальное — фантастическое, андрогин, молодость — старость) в полной мере реализуется в заостренных гиперболой деталях портрета дуэньи: лицо из сушеного персика; глазницы — огромные корзины для сбора винограда; лоб — подошва; нос с подбородком — когтистая лапа; выражение лица, как у гротескного грифона; рот, как у миноги; провисшая кожа, как у обезьяны; щетка усов над верхней губой. Любопытно, что в динамике гротескного образа Кинтаньоны резкий контраст живого — неживого постепенно через вегетативные и зооморфные элементы переходит в противопоставление молодости и старости.

Важной особенностью кеведова гротеска является двойная мотивированность компонентов иконического знака, обусловленная приверженностью автора консеп-тизму: сложному выражению мысли и вычурному сопряжению идей. Так, una cara hecha de un orejón — это одновременно и метафора: «лицо из сушеного персика» и аллюзия на «огромное ухо» (orejón), метонимически отсылающее к слухам и сплетням (отсюда присутствие в данном пассаже понятий conversación («разговор, беседа»), habla («речь, разговор»), проспективно отсылающих к chisme («сплетня»)); dos

cuévanos de vendimiar — «две корзины для сбора винограда», вместе с тем cuévano паронимически связано с cuenca («глазница»). Подобным образом, высказывание: parecia con las muertecillas que colgaban de él que venia pescando calaverillas chicas имеет как буквальное, так и фигуральное прочтение. С одной стороны, персонажу-рассказчику представляется, что приближающаяся к нему Кинтаньона может цеплять костяшками четок (muertecillas) маленькие черепа (calaverillas), с другой — со времен своей земной жизни на бурные, необузданные страсти (ср. одно из значений muerte, зафиксированное первым академическим словарем: se llama también el afecto o pasión violenta [10, IV, p. 625] («называется также неистовое чувство или страсть»)) она ловит молодые ветреные головы (ср. calavera se toma también por la cabeza. Es voz festiva [10, II, p. 60] («череп используется также в значении "голова". Это юмористическое употребление»)).

Отметим, что такие характеристики, как динамизм и многомерность гротескного образа у Кеведо не позволяют иконическому знаку утвердиться в его предметно-изобразительной конкретности, что делает этот образ непереводимым на язык изобразительного искусства. Идиоэтническая сущность этой многомерности то же крайне затрудняет его интерпретацию средствами другого языка. В этом и заключается уникальность образной системы испанского сатирика (ср., например, орнаментально-монументальное изображение ада в «Бесноватом альгуасиле» [5]), а также ее генетическая компрессивная общность с собственно языковыми средствами создания сатиры, или языковым гротеском.

Литература

1. Alarcos García E. Quevedo y la parodia idiomática // Archivum. Oviedo: Universidad de Oviedo, 1955. T. V, N. 1. P. 3-38.

2. Nolting-Hauff I. Visión, sátira y agudeza en los "Sueños" de Quevedo. Madrid: Gredos, 1974. 318 p.

3. Llano Gago Ma. T. La obra de Quevedo: Algunos recursos humorísticos. Salamanca: Universidad de Salamanca, 1984. 226 p.

4. Durán M. Algunos neologismos en Quevedo // Modern Language Notes. V. LXX. Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1955. P. 117-119.

5. Quevedo, Francisco de. Los sueños: Sueños y discursos. Juguetes de la niñez. Desvelos soñolientos. 3a ed. / ed. by de I. Arellano. Madrid: Cátedra, 1999. 652 p.

6. Arellano I. Introducción // Quevedo, Francisco de. Los sueños: Sueños y discursos. Juguetes de la niñez. Desvelos soñolientos. 3a ed. / ed. de I. Arellano. Madrid: Cátedra, 1999. P. 9-45.

7. Шпитцер Л. Словесное искусство и наука о языке // Проблемы литературной формы / под ред. В. М. Жирмунского. Л.: Academia, 1928. C. 191-223.

8. Ханпира Эр. Окказиональные элементы в современной речи // Стилистические исследования (на материале современного русского языка). М.: Наука, 1972. С. 245-317.

9. Мед Н. Г. Метафора в языке Ф. Кеведо // Сервантесовские чтения. Л.: Наука, 1988. С. 201-206.

10. Diccionario de Autoridades: Diccionario de la lengua castellana, en que se explica el verdadero sentido

de las voces, su naturaleza y calidad, con las phrases o modos de hablar, los proverbios o refranes, y otras cosas convenientes al uso de la lengua. Compuesto por la Real Academia Española. T. I-VI. Madrid: RAE, 1726-1739 // Nuevo Tesoro Lexicográfico de la Lengua Española / Real Academia Española. Edición en DVD. Madrid: Espasa Calpe, 2001.

Статья поступила в редакцию 15 апреля 2013 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.