CC BY
220
УДК 811.134.2+821.134.2
И. А. Шалудько
ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ПАРАДОКСА В ПОЭЗИИ ФРАНСИСКО ДЕ КЕВЕДО (ОПЫТ АНАЛИЗА СОНЕТА «ПОСТОЯНСТВО В ЛЮБВИ ПОСЛЕ СМЕРТИ»)
Исследуется явление парадокса в языке испанского поэта Франсиско де Кеведо. Парадокс рассматривается автором статьи как частный случай проявления одного из базовых понятий испанской барочной эстетики Золотого века - концепта. Выделяя имплицитность в качестве основного свойства концепта, автор акцентирует внимание на необходимости обращения к лингвистическим особенностям организации текста для интерпретации его содержания и понимания его концепции. Анализ различных языковых параметров смысловой структуры текста, в качестве которых выступают хронотоп, субъектно-объектная структура, диспозиция, модальность, сюжет, композиция и образ, осуществляется на материале одного из наиболее известных сонетов Кеведо «Постоянство в любви после смерти», который уже являлся предметом филологического исследования. Оригинальная авторская методика, направленная главным образом на определение собственно языкового своеобразия построения текста, позволяет выявить ведущую роль лингвистических механизмов компрессии и инверсии в формировании имплицитного содержания текста и, в частности, в создании парадоксальных концептов, которые имплицитно отсылают к традиционным представлениям, но вместе с тем противостоят им, формируя основу бунтарской авторской концепции анализируемого сонета.
Ключевые слова: поэтический язык Кеведо, парадокс, барочная эстетика, концепт, имплицитность, лингвистический анализ, параметры анализа, компрессия, инверсия, авторская концепция.
Linguistic Means of Creating a Paradox in Francisco de Quevedo's poetry (an Analysis of the Sonnet "Love constant beyond Death")
The study of the phenomenon of paradox in the language of Spanish poet Francisco de Quevedo is held. Paradox is viewed by the author as a sort of concept - one of the central ideas in the Baroque aesthetics of Spanish Golden age. By highlighting implicity as the major characteristic of concept the author draws attention to the importance of the linguistic analysis of the organizing principals of the text in order to gain interpreting of its content and understanding of its conception. Analysis of various sense parameters of the text, such as chronotope, subject-object structure, disposition, modality, plot, composition and imaginary, is based on one of Quevedo's most famous sonnets "Love constant beyond Death" that has often been the focus of studies by philologists. The original author's method, aimed mostly at the study of the language-specific aspects of the text structure, allows to see that inversion and compression play the dominant role in the formation of the implicit meaning. In particular, those mechanisms are instrumental in creating the paradox concepts that implicitly reference the traditional standards while opposing them at the same time, forming a core of the author's rebellious conception of the analyzed sonnet.
Key words: poetic language of Quevedo, paradox, baroque aesthetics, concept, implicity, linguistic analysis, parameters of analysis, compression, inversion, author's conception.
I. A. Shaludko
Введение
SHALUDKO Inna Aleksandrovna - Candidate of Philological Sciences, Associate Professor of the Department of Latitnian Philology, Russian State Pedagogical University named after A. I. Herzen, Saint-Petersburg.
ШАЛУДЬКО Инна Александровна - к. филол. н., доцент кафедры романской филологии Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена.
E-mail: shaludko@gmail.com
E-mail: shaludko@gmail.com
Поэт, романист, памфлетист Франсиско де Кеведо-и-Вильегас (1580-1645) - одна из ярчайших фигур в истории испанской литературы, автор, по словам Рафаэля Альберти, который «исчерпал язык в сверхчеловеческом усилии сделать людей лучше», [1, р. 505]. При этом, если Кеведо-сатирик проявил себя как мастер языкового гротеска [2], то Кеведо-лирик нашел иные стилистические средства, сделавшие его идиостиль узнаваемым. К последним несомненно относится парадокс. Неожиданное, противоречащее здравому смыслу суждение соотносится с важнейшим понятием испанской барочной эстетики Золотого века - концептом (исп. concepto), которому младший
И. А. Шалудько. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ПАРАДОКСА В ПОЭЗИИ ФРАНСИСКО ДЕ КЕВЕДО (ОПЫТ АНАЛИЗА СОНЕТА «ПОСТОЯНСТВО В ЛЮБВИ ПОСЛЕ СМЕРТИ»)
современник Кеведо Бальтасар Грасиан дал следующее определение: «Consiste, pues, este artificio conceptuoso, en una primorosa concordancia, en una armónica correlación entre dos o tres cognoscibles extremos, expresada por un acto de entendimiento. De suerte que se puede definir el concepto: Es un acto del entendimiento, que exprime la correspondencia que se halla entre los objetos. ... es artificiosa conexión de los objetos» [3, p. 55-56] - «Состоит же это концептуальное мастерство в изящном сочетании, в гармоничном сопоставлении двух или трех крайне далеких понятий, связанных единым актом разума. Следовательно, концепт можно определить следующим образом: это акт разума, выражающий соответствие, устанавливаемое между предметами. ... это искусное соединение предметов». Важнейшее свойство концепта заключается в неявности его содержания, т. е. имплицитности, которая обусловливает необходимость его интерпретации для понимания концепции текста. Очевидно, что выявление имплицитной информации требует обращения к собственно языковой организации текста как к наиболее информативному уровню его анализа.
Анализ сонета «Постоянство в любви после смерти»
Языковые механизмы и средства реализации парадокса как разновидности концепта рассмотрим на примере одного из наиболее популярных сонетов Кеведо «Постоянство в любви после смерти» (Amor constante más allá de la muerte).
Cerrar podrá mis ojos la postrera 1
sombra que me llevare el blanco día,
y podrá desatar esta alma mía
hora a su afán ansioso lisonjera;
mas no de esotra parte en la ribera 5
dejará la memoria en donde ardía;
nadar sabe mi llama la agua fría
y perder el respeto a ley severa.
Alma que a todo un dios prisión ha sido; 9
venas que humor a tanto fuego han dado,
medulas que han gloriosamente ardido,
su cuerpo dejará, no su cuidado; 12
serán ceniza, mas tendrá sentido,
polvo serán, mas polvo enamorado. [4, p. 657]
В переводе А. М. Косс этот сонет звучит так:
Пусть веки мне сомкнет последний сон, Лишив меня сиянья небосвода, И пусть душе желанную свободу В блаженный час навек подарит он, -Мне не забыть и за чертой времен В огне и муке прожитые годы, И пламень мой сквозь ледяные воды Пройдет, презрев суровый их закон.
Душа, покорная верховной воле, Кровь, страстию безмерной зажжена, Земной состав, дотла испепеленный, Избавятся от жизни, не от боли; В персть перейдут, но будет персть верна; Развеются во прах, но прах влюбленный [5, с. 30].
Глубокий и подробный анализ этого сонета представлен в работе Ф. Ласаро Карретера и Э. Корреа Кальдерона [6]. В своем исследовании мы используем метод, акцентирующий лингвистический аспект объекта анализа и основанный на выделении таких параметров смысловой и структурной организации текста, как хронотоп, субъектно-объектная структура, диспозиция, модальность, сюжет, композиция и образ [7].
Хронотоп данного текста имеет эксплицитно выраженные пространственную и временную составляющие, что согласуется с динамичностью изображения, предметом которого является переход от жизни к смерти. Не удивительно, что сонет изобилует традиционными образами, стереотипами, воплощающими эти философские понятия. Наличие данных образов обусловливает компрессивность текста, проявившуюся в опущении подразумеваемых, легко восстановимых элементов, ср.: podrá desatar [del cuerpo] esta alma mía - «сможет отпустить (букв. отвязать) [от тела] мою душу»; la ribera [de la la laguna Estigia] - «берег [реки Стикс]» и др.
Субъектно-объектная структура текста отличается немногочисленностью, постоянством и, главным образом, имплицитностью субъектных сущностей и соответствующих им предикатов. Главными субъектами являются смерть (muerte), представленная метафорическими и метонимическими средствами: la postrera sombra - «последняя тень», [la última] hora - «[последний] час», ley severa - «суровый закон», esotra parte en la ribera [de la la laguna Estigia] - «противоположный берег [реки Стикс]», а также эмоционально-рациональная, амбивалентная сущность - любовь (amor), которой первый академический словарь дает следующее определение: afecto del alma racional, por el qual busca con deseo el bien verdadero, o aprehendido, y apetece gozarle [8, I, p. 272] - «чувство разумной души, которое приводит к тому, что душа устремлена к поиску истинного блага или, когда оно достигнуто, желает наслаждаться им». Имплицитным выражением понятия «любовь» служит традиционная метафора, столь популярная у мистиков, - llama - «пламя» (полный вариант - llama de amor - «пламя любви» или у Св. Хуана де ла Крус - llama de amor viva - «живое пламя любви»), ср.: metafóricamente significa la fuerza y eficacia de alguna pasión o afecto [8, p. 419] - «метафорически означает силу и активность
какой-либо страсти или чувства». Заметим, что наша интерпретация метафорического значения llama в данном сонете расходится с мнением испанских филологов, находящих здесь метонимический переход - «влюбленная душа» [6, p. 171]. В пользу нашей интерпретации свидетельствует, во-первых, наличие полного варианта данной синтаксической структуры, традиционного для поэзии золотого века (llama de amor), во-вторых, семантическая структура данного образа, которая будет представлена ниже, и, в-третьих, функционирование данной метафоры в других сонетах автора, ср.: La llama de mi amor que está clavada\ en el alto cenit del firmamento [4, CCLXXIII b, 9-10] - «Пламя моей любви, которое вправлено в зенит небесной тверди», а также: Llevara yo en el alma adonde fuese\ el fuego en que me abraso, y guardaría\ su llama fiel con la ceniza fría\ en el mismo sepulcro en que durmiese [4, CCLXXIV b, 5-8] -«[Если бы] унес я в душе, куда бы ни шел, огонь, в котором я пылаю, а оставил бы его точное пламя с холодным пеплом в той самой могиле, в которой почил бы» и др. Отметим, что данные субъекты представляют собой номинализацию соответствующих пропозиций, причем предикатные сущности «любовь» и «смерть» являются традиционным выражением полюсов антитезы жизнь - смерть, смысловой и структурной доминанты текста. Не случайно глагольная метафора en donde ardía «там, где пылало» опережает появление именной формы llama «пламя». Во второй части сонета именно эта метафора становится общим предикатом трех субъектов (alma, venas, medulas - «душа, вены, костный мозг»), являющихся скорее субъектами места, хранилищем «расходного материала», чем активными сущностями. Это утверждение справедливо не только для заключительного терцета, в котором предикативами к этим субъектам выступают тлен и прах, в которые они превращаются после смерти, но и для первого терцета: при жизни душа служит вместилищем для языческого божества Эроса (Амура) и, согласно мистической теологии, обителью для христианского Бога, вены - руслом «горючей жидкости», питающей плоть, а костный мозг - «твердым топливом» каркаса бренной плоти, костной ткани. Таким образом, среди переменных, в частности, конечных явлений, лишь само пламя как предикат отличается постоянством и бесконечностью, которыми автор наделяет следующие свойства амбивалентного характера: cuidado, sentido, amor - «забота/беспокойство (любовные терзания), смысл/чувство, любовь». (Любопытно, что первый член этого ряда, восходящий к лат. cogitatum «мысль», помимо чувственно-рациональной двойственности абстрактного плана имеет также вполне конкретное значение: la persona a quien se tiene amor [8, II, p. 693] -«человек, которого любят».)
Диспозиция анализируемого сонета реализуется во временной и логической последовательности, отражающей переход от жизни к смерти. Причем, вопреки ожиданиям, резкого контраста между конечным земным существованием и вечностью текст не обнаруживает. Напротив, начиная со второго катрена, введенного с помощью противительного mas - «но», в привычную логику понятий внедряются несовместимые с ними положения (ср. идею свободного движения «пламени любви» по водам царства мертвых). Развитие этого отношения приводит к со-противопоставлению терцетов, в которых будущее (смерть) не только расходится с прошедшим (жизнью), но и преемственно ему.
Модальная структура данного сонета представляет собой ключевой элемент анализа текста. Как справедливо заметили испанские исследователи, движущей силой данного произведения является дух противоречия, «гиперболизированное упрямство» его автора [6, p. 169], вступившего в спор со всеми популярными представлениями: с философскими концепциями античности и Ренессанса, а также с учением мистиков. Барочный автор решительно стирает фиксированные границы между традиционно не смешиваемыми сущностями. Бунтарское своеволие, сформулированное в ключевой фразе, завершающей первую часть сонета (катрены): perder el respeto a ley severa - «нарушить суровый закон», дает начало новой доктрине, эксплицированной в терцетах.
Несмотря на то что логико-предметное содержание первого катрена весьма традиционно, его модальная структура исподволь готовит опровержение выраженных в нем трюизмов. Дело в том, что, как указал Ф. Ласаро Карретер, важную особенность структуры первого четверостишия составляет не зарегистрированная в испанских грамматиках уступительная конструкция, образованная сочетанием инфинитива и футурума модального глагола: cerrar podrá [6]. Заметим, что семантика уступки здесь выражена не столько морфологически, сколько синтаксически, благодаря противительному mas - «но», вводящему второй катрен, а также множественной инверсии: в структуре предиката (препозиция инфинитива), в структуре пропозиции (предикат -объект - субъект; предикат - субъект - объект), в гипербате атрибутивной структуры (стих 4) и др. Благодаря тому что уступка представляет собой по сути имплицитное отрицание, компрессивно-инверсионный по своей структуре второй катрен ("mas [el alma] no [quedará del todo] de esotra parte en la ribera [e. d. en la muerte] [sino] dejará la memoria en donde ardía [e. d. en la tierra]; [porque] mi llama sabe nadar [e. d. sabe trasladarse sola] [por] la agua fría y perder el respeto a ley severa [de la muerte]" - букв. «Но душа не останется целиком на том берегу, а оставит память на земле;
И. А. Шалудько. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ПАРАДОКСА В ПОЭЗИИ ФРАНСИСКО ДЕ КЕВЕДО (ОПЫТ АНАЛИЗА СОНЕТА «ПОСТОЯНСТВО В ЛЮБВИ ПОСЛЕ СМЕРТИ»)
поскольку моя любовь умеет плавать в холодной воде, нарушая суровый закон смерти») выражает положения, оспаривающие привычные представления (согласно которым путешествие души по водам Стикса нуждается в перевозчике, душа же при этом впадает в забытье), и готовит новую концепцию, воплотившуюся в терцетах.
Следует отметить, что эта парадоксальная доктрина занимает важное место в творчестве поэта, ее основные мотивы и образы являются сквозными для ряда сонетов Кеведо (ср. CCLXXIII b (Dice que su amor no tiene parte alguna terrestre), CCLXXIV b (Amor impreso en el alma que dura después de las cenizas), CCLXXXI a (Amor de sola una vista nace, vive, crece y se perpetua), CCLXXXII a (Rendimiento de amante desterrado que se deja en poder de su tristeza), CCLXXXIII a (Amante desesperado del premio y obstinado en amar), CCLXXXV a (Lamentación amorosa y postrero sentimiento del amante), CCLXXXVIII a (Persevera en la exageración de su afecto amoroso y en el exceso de su padecer) и др.) Сущность ее заключается в телесном (материальном) бессмертии человека (Sic!), поддерживаемом вечным огнем любви. Эта идея решительно противоречит популярным религиозно-философским учениям как языческим, так и христианским: античная мифология, проведя границу между двумя мирами, предписывает душе, перемещающейся в мир иной, полное забвение земного бытия (ср. образ Леты), включая связь с Эросом; подобным образом, христианское учение, согласно библейскому постулату: «прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3, 19), разграничивает бренное и вечное; основываясь на этих двух столпах, ренессансное мировоззрение представляет бессмертную душу, возносящуюйся к своему источнику и покидающую бренное тело вместе со всеми его земными страстями, ср. у Гарсиласо: sé que me acabo, y más he yo sentido\ ver acabar conmigo mi cuidado [9, p. 65] - «я знаю, что умру, а больше меня огорчает, что вместе со мной умрут мои заботы»; у мистиков душа в земной жизни лишь дожидается того, чтобы покинуть тело, истинная жизнь в Боге начинается со смертью, более того, субъектом «живого огня любви» является Бог, а не человек, ср. у Св. Хуана: esta llama es llama de vida divina [10, p. 253] - «это пламя есть пламя божественной жизни». Заметим, что парадоксальная концепция Кеведо иллюстрирует достижение барочной эстетикой гносеологического предела, состоящего в стирании резких границ между верхом и низом, небом и землей, душой и телом.
Несмотря на высокую степень смысловой обобщенности, в данном сонете есть событийная структура, представленная отчасти имплицитно, отчасти эксплицитно. При этом компрессивность сюжета обусловлена традиционностью мотивов,
а его экспликация - разрушением стереотипов. Действительно, желанное освобождение души из телесного плена, как и ее путешествие по водам Стикса, представлены в свернутых языковых структурах (см. первый и второй катрены), тогда как мотив бессмертия бренного, одухотворенности праха повторяется трижды (второй терцет).
Композиция сонета подчинена выражению контраста авторской точки зрения и традиционных представлений. Отсюда четкое композиционное деление сонета на две части: катрены и терцеты. Структура катренов, помимо отмеченной выше компрессии, характеризуется наличием другой синтаксической фигуры, исподволь готовящей парадоксальные суждения, сформулированные в терцетах, - инверсии. Синтаксическое своеобразие второй части заключается не только в анафоре и синтаксическом параллелизме структур, но также в том, что каждый стих первого терцета содержит субъект, предикат которого появляется в соответствующем стихе второго терцета: 9-12, 10-13, 11-14. Именно эта особенность и определяет структурную оригинальность текста, сообразную необычности представленной в нем концепции.
Образная система сонета также имеет контрастную структуру. Во-первых, традиционные образы в ней имплицитно противопоставлены парадоксальным метафорам - концептам, выражающим авторскую концепцию. К первым, составляющим большинство образных средств, относятся следующие поэтические штампы, образующие семантическое поле смерти в антитезе к жизни: cerrar los ojos - «закрыть глаза», la postrera sombra - «последняя тень», el blanco día -«белый день», desatar el alma - «отпустить душу», [la última] hora - «смертный час», un afán ansioso -«страстное желание», esotra parte en la ribera -«противоположный берег», dejar la memoria -«оставить память», arder - «пылать», la llama - «пламя», el agua fría - «холодная вода», ser prisión - «быть тюрьмой», venas - «вены», fuego - «огонь», medulas -«костный мозг», dejar cuerpo - «покинуть тело», ceniza - «тлен», polvo - «прах». Ко вторым, ориентированным на выражение идеи бессмертия, принадлежат такие авторские тропеизмы, как saber nadar el agua fría -«уметь плавать в холодной воде», el alma no dejará su cuidado - «душа не оставит своих забот/предмет любви», las venas-ceniza tendrán sentido - «вены-тлен сохранят смысл/чувство», las medulas serán polvo enamorado - «костный мозг будет влюбленным прахом».
Во-вторых, важно отметить, что именно эти немногочисленные метафоры-концепты, ввиду своей парадоксальности, смысловой неоднозначности и аллюзии-контраста по отношению к традиционным представлениям (античная мифология, христианская религия, национальная поэзия), образуют ядро
lol
образной системы сонета. В этом качестве они притягивают к себе другие структуры амбивалентной семантики: ser prisión a todo un dios - «пленять в себе самого бога» имеет двойную аллюзию, во-первых, на языческого бога любви Эроса и, во-вторых, согласно мистическому богословию, на Христа, обитающего в душе верующего; dar humor - букв. «давать жидкость», т. е. «снабжать тело кровью» и «располагать к любви»; arder gloriosamente - «пылать во славе» означает «гореть ярко, эффектно» и, в качестве аллюзии на христианскую риторику, -«пылать вечно (в вечной славе)». Очевидно, что традиционные поэтизмы, организуемые антитезой «жизнь - смерть», примыкая к ядру по антитетическому принципу «смерть - бессмертие», в образной структуре сонета образуют разветвленную периферию.
Заключение
Таким образом, на всех уровнях смысловой организации анализируемого текста: в хронотопе, субъектно-объектной структуре, диспозиции, модальности, сюжете, композиции и образной структуре -отмечается выраженное лингвистическое своеобразие, создающее мощный пласт имплицитного содержания и состоящее в широком использовании автором компрессивных и инверсионных языковых моделей, включающих в себя суггестивно многозначные единицы. Эта особенность способствует разрушению стереотипов и созданию парадоксальных сочетаний, формирующих авторскую конценцию. Именно «поэтические вольности» в обращении с лингвистическими структурами позволили автору в 14 стихах воплотить бунтарскую концепцию непреходящего, бессмертного чувства, стирающего резкие границы между тленным и вечным, идею, которая едва ли выразима иными средствами.
Л и т е р а т у р а
1. Guillén C. Quevedo y el concepto retórico de literatura // Homenaje a Quevedo / Ed. de V. García de la Concha. Salamanca: Universidad de Salamanca, 1982. - P. 483-506.
2. Шалудько И. А. Гротеск как средство создания сатирического дискурса Кеведо // Вестн. С.-Петерб. ун-та. -Сер. 9. 2013. Вып. 2. - С. 93-98.
3. Gracián B. Agudeza y Arte de Ingenio / Ed. de E. Correa Calderón. T. 1. Madrid: Clásicos Castalia, 1969. - 279 p.
4. Quevedo F. de. Obra poética I / Ed. De J. M. Blecua. Madrid: Castalia, 1999. - 703 p.
5. Кеведо-и-Вильегас Ф. де. Избранное. Л.: Худ. лит. -1971. - 463 с.
6. Lázaro Carreter F., Correa Calderón E. Cómo se comenta un texto literario. 30a ed. revis. y ampl. Madrid: Cátedra, 1994. - 205 p.
7. Шалудько И. А. Стиль как ведущая категория текста // Studia Lingüistica XV. Язык и текст в современных парадигмах научного знания. СПб.: Борей Арт. - 2006. - С. 143-149.
8. Diccionario de autoridades: Diccionario de la lengua castellana, en que se explica el verdadero sentido de las voces, su naturaleza y calidad, con las phrases o modos de hablar, los proverbios o refranes, y otras cosas convenientes al uso de la lengua. Compuesto por la Real Academia Española. T. I-VI. Madrid: RAE, 1726-1739 // Nuevo Tesoro Lexicográfico de la Lengua Española / Real Academia Española. Edición en DVD. Madrid: Espasa Calpe, 2001.
9. Poesía de la Edad de Oro I. Renacimiento / Ed. de J.M. Blecua. Madrid: Castalia, 1984. - 458 p.
10. San Juan de la Cruz. Obra completa, 2 / Ed. de L. López-Baralt y E. Pacho. Madrid: Alianza, 2003. - 429 p.
R e f e r e n c e s
1. Guillén C. Quevedo y el concepto retórico de literatura // Homenaje a Quevedo / Ed. de V. García de la Concha. Salamanca: Universidad de Salamanca, 1982. - P. 483-506.
2. Shaludko I. A. Grotesk kak sredstvo sozdanija satiricheskogo diskursa Kevedo // Vestn. S.-Pererb. un-ta. -Ser. 9. 2013. Vyp. 2. - S. 93-98.
3. Gracián B. Agudeza y Arte de Ingenio / Ed. de E. Correa Calderón. T. 1. Madrid: Clásicos Castalia, 1969. - 279 p.
4. Quevedo F. de. Obra poética I / Ed. De J. M. Blecua. Madrid: Castalia, 1999. - 703 p.
5. Kevedo-i-Vil'egas F. de. Izbrannoe. L.: Hud. lit., 1971. 463 s.
6. Lázaro Carreter F., Correa Calderón E. Cómo se comenta un texto literario. 30a ed. revis. y ampl. Madrid: Cátedra, 1994. - 205 p.
7. Shaludko I. A. Stil' kak vedushchaja kategorija teksta // Studia Linguistica XV. Jazyk i tekst v sovremennyh paradigmah hauchnogo znanija. SPb.: Borej Art, 2006. - S. 143-149.
8. Diccionario de autoridades: Diccionario de la lengua castellana, en que se explica el verdadero sentido de las voces, su naturaleza y calidad, con las phrases o modos de hablar, los proverbios o refranes, y otras cosas convenientes al uso de la lengua. Compuesto por la Real Academia Española. T. I-VI. Madrid: RAE, 1726-1739 // Nuevo Tesoro Lexicográfico de la Lengua Española / Real Academia Española. Edición en DVD. Madrid: Espasa Calpe, 2001.
9. Poesía de la Edad de Oro I. Renacimiento / Ed. de J.M. Blecua. Madrid: Castalia, 1984. - 458 p.
10. San Juan de la Cruz. Obra completa, 2 / Ed. de L. López-Baralt y E. Pacho. Madrid: Alianza, 2003. - 429 p.
^ÍHír^ír
