CC BY
338
УДК 821.111
С.Н. Филюшкина
ГРЭМ ГРИН: ПРОБЛЕМЫ ФИЛОСОФСКОГО АСПЕКТА ТВОРЧЕСТВА
Своеобразие философской позиции Грина-романиста обусловлено его активным неприятием любых последовательных религиозных, морально-этических, социальных и политических концепций. Их завершенность, по мнению писателя, неизбежно рождает догматизм, отрицающий многообразие и сложность жизни, человеческих отношений и чувств. Выявляя отвлеченность, абстрактность предписаний католической этики, юридических законов, политических идеологем, Грин отстаивает гуманистическую ценность индивидуального нравственного чувства, всегда живого, всегда конкретного, воплощенного в выразительных деталях повествования. Пессимистическую позицию писателя выдает его убежденность в извечной дисгармонии человеческого существования.
догма, классификация, личная ответственность, любовь, праведный-грешный, сострадание, роковой случай, ярлыки.
© фишошкина С.но., 20 Мозаика Грэма Грина (1904-1991), чья известность вышла далеко за пределы его родины, трудно в полной мере отнести к писателям-философам, подобным Томасу Манну, авторам экзистенциалистской ориентации - Жану-Полю Сартру и Альберу Камю, соотечественникам писателя - Айрис Мердок и Уильяму Голдингу, в произведениях которых так же явственно ощутима философская составляющая.
Грина больше привлекают нравственно-этические и психологические коллизии. Они проявляются и в романах, связанных с религиозной проблематикой, сложным отношением героя-католика к ортодоксальным положениям Римской церкви, и в произведениях, отражающих сложности насущной социально-политической действительности, когда перед героем встает вопрос о выборе общественной позиции, об осознании своей ответственности за то, что происходит на его глазах. Примеры первых его произведений - «Сила и слава» (1940), «Суть дела» (1948), «Монсиньор Кихот» (1982); примеры вторых - политические детективы 1930-1940-х годов, «Тихий американец» (1955), «Комедианты» (1966), «Почетный консул» (1973).
Но в каждом из романов писатель встает на защиту человеческой личности. При этом утверждение гуманистического идеала обретает у него особый оттенок, в известной степени выводящий к философскому осмыслению жизни. Оно состоит в противопоставлении автором на материале представленной им в романах картины жизни конкретного и абстрактного, реально осязаемого и отвлеченного.
Конкретность у Грина всегда связана с изображением испытаний героя, наделенного способностью сострадать. Последняя для писателя является призна-
ком нравственной состоятельности личности. Отвлеченное, абстрактное он усматривает в системе априорно принятых оценок тех или иных событий и поведения героя, оценок, вытекающих у «судий» из ориентации на последовательные теории и концепции - религиозные, морально-этические, социально-политические. Имен-но последовательность, законченность концепций обусловливает по Грину их догматический характер, отрыв от многообразия и сложности жизни.
Впервые настороженное отношение писателя к обобщенным, завершенным теориям отметила в 1961 году Н. Эйшискина \ Одновременно с ней и позже другие исследователи (среди них Св. Бэлза, Н. Владимирова, В. Ивашева, Т. Ланина, П. Па-лиевский и др. 2) при конкретном разговоре о названных выше произведениях Грина так или иначе отмечали характерное для писателя противопоставление индивидуального нравственного чувства героя догмам ортодоксального католицизма, узкой официальной морали, застывшим политическим идеологемам.
При рассмотрении подобных вариантов конфликта, на наш взгляд, будет плодотворным обозначение в творчестве писателя двух типов героя: «праведного» - pious (это авторское определение впервые появляется в романе «Сила и слава») и «грешного».
«Праведные» ориентированы на свод догматических клерикальных требований к верующему, жесткую религиозную этику (хотя больше говорят о своей любви к Богу, нежели ее чувствуют). В своем «светском» варианте «праведные» предстают в согласии с законом, господствующей идеологией и являются добровольными «винтиками» общественно-политической системы.
«Грешники» изображаются во всей конкретности глубоких душевных страданий, сложного восприятия жизни, не умещающейся в заранее заданные рамки, осознают себя в обществе изгоями, терзаются внутренним разладом, но не могут изменить своему нравственному чувству, переживаемому ими почти физически.
Поднимая проблему человеческих страданий, Грин неизбежно выходит на вопрос об их причинах, их источниках. И в его противоречивых ответах на этот вопрос также бьется «философская жилка». Она проявляется в стремлении одновременно утвердить мысль об извечной дисгармонии жизни как таковой и обвинениях писателя в адрес несовершенного, дурно устроенного общества, в чем уже повинны сами люди.
Обратимся к роману «Суть дела», герой которого, полицейский комиссар Скоби, служащий в одной из африканских колоний Англии во время Второй мировой войны, предстает в переплетении сложностей семейной жизни (отношения с женой и возлюбленной), служебной деятельности, а главное - душевных
1 Эйшискина Н. Романы Грэма Грина // Вопросы литературы. 1961. № 6. С. 149-169.
2 См., напр.: Ивашева В.В. Английская литература. XX век. М. : Просвещение, 1967. С. 255-257 ; Бэлза С. В поисках «сути дела» // Грин Г. Собр. соч. : в 6 т. М. : Худож. лит., 1992. Т. 1. С. 22-24 ; Владимирова Н.Г. Условность, созидающая мир. Поэтика условных форм в современном романе Великобритании / Нов. гос. ун-т им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2001. С. 192.
борений между глубоко личным нравственным чувством и верностью этике католицизма.
Как художник Грин особенно выразителен здесь в изображении почти материальной конкретности человеческих переживаний, с которыми сталкивается герой и испытывает он сам. Толстые, залитые потоком слез щеки португальского капитана, которому по закону военного времени грозит увольнение из-за сугубо личного письма дочери в Германию, если Скоби о найденном письме доложит; детский почерк предсмертной записки лейтенанта Пембертона, запутавшегося в карточных долгах, его почти невесомое тело, которое выдержала даже легкая перекладина; миг покоя, темноты, сострадания и нежности при сближении с юной Элен - все это не вмещается для героя в рамки служебных инструкций, классификации (у чиновников - «дело Пембертона», у отца Клея - «смертный грех»), в заученные формулы покаяния в прелюбодеянии, предлагаемые исповедником.
Писатель идет дальше, изображая страдания горстки еле выживших пассажиров мирного парохода, потопленного немецкой подлодкой. Среди них и Элен, и шестилетняя девочка, которой, что особенно ранит Скоби, Бог не дал вовремя успокоительной смерти, и она провела в лодке в открытом море сорок дней и ночей, чтобы потом в муках умереть на берегу. Речь идет уже не просто о протесте героя против церковных догм - автор вкладывает в его уста вызов Всевышнему: Скоби признается, что не может верить в Бога, который не любит своих созданий!
Наконец, герой совершает «смертный грех», идя на причастие без покаяния, поскольку не может бросить одинокую Элен на произвол судьбы. Но в равной мере он обеспокоен благополучием жены Луизы и, чтобы избавить обеих женщин от страданий, окончательно губит свою душу, совершая самоубийство: после его смерти, надеется герой, они со временем утешатся.
Следует подчеркнуть, что «греховный» выбор, сделанный героем, обусловлен отнюдь не одним стремлением разрушить мучительный «любовный треугольник»: «суть дела» состоит в том, что Скоби наделен гипертрофированным чувством ответственности за тех, кто рядом и кому плохо, и в целом за всех жертв равнодушной судьбы или чьей-то жестокости, символическим воплощением которых для Скоби являются юные существа. Так, умоляя Бога простить ему заботу о девятнадцатилетней Элен, Скоби во время молитвы видит лицо своей умершей в раннем детстве дочери, измученной девочки с потопленного корабля, двенадцатилетней негритянки, которую изнасиловал пьяный матрос, а потом зарезал...
Чувство ответственности - это своеобразное душевное состояние Скоби и его жизненная позиция, которую он в напряженных размышлениях, в немалой степени определяющих развитие сюжета, пытается соотнести с общественной моралью, требованиями церкви, идеей Бога. В заключительном эпизоде романа автор устами отца Ранка напоминает о бесконечном милосердии Всевышнего, которое может обратиться и на «грешного» Скоби, по-своему любившего Бога. Однако подобное «благополучное» завершение религиозно-психологического аспекта сюжета не исключает трагического звучания произведения в целом и связано
с изображением поступков Скоби в сфере земной, обыденной жизни, усложняющих его внутренние метания и положение в маленьком колониальном мирке.
В действиях любого человека всегда переплетаются моменты свободы и необходимости. Свободной волей Скоби, как уже говорилось, руководит постоянное чувство ответственности. И первое проявление его, обозначившее фабульную завязку произведения, связано со стремлением героя доставить радость тоскующей жене, устроив ей поездку в соседнюю область Африки, к друзьям. Для этого Скоби приходится взять деньги под проценты у торговца Юсефа -поступок, вполне укладывающийся в рамки общепринятых отношений. Но это первое проявление активности Скоби вызывает целый ряд последующих событий, в процессе которых все действия героя предстают как необходимые, если он хочет сохранить спокойствие и благополучие близких ему людей. Из-за интриг, шантажа со стороны Юсефа герой начинает совершать уже объективно уязвимые в моральном плане действия, хотя и продиктованные тем же не ослабевающим чувством ответственности, однако в душу Скоби проникает зло, что он сам с горечью признает.
Грин строит историю героя как бы по спирали, сопоставляя его поведение в сходных ситуациях до отъезда Луизы и после ее отъезда и приезда. Прежде он лгал жене из жалости, например, придумывая объяснение, почему его обошли по службе и не сделали начальником полиции; теперь, после появления Элен, лжет, скрывая встречи с возлюбленной. Прежде он открыто признавался отцу Ранку, что устал от веры, живет в разладе с самим собой, теперь, играя роль послушного прихожанина, идет к причастию - без покаяния. В свое время он нарушил инструкцию из сочувствия к португальскому капитану, не сообщив о его письме к дочери; теперь, пользуясь услугами этого человека, совершает служебное преступление, способствуя контрабанде алмазов. Наконец, Скоби становится косвенным виновником гибели своего верного слуги Али.
Но всякий раз, выявляя свободную волю Скоби, то есть его субъективную вину, автор выстраивает и систему независящих от героя обстоятельств, их роковое стечение, то есть включает фактор случая. Так, Али чисто случайно и то на какой-то миг оказался свидетелем тайных отношений Скоби и Юсефа. Случай занес в африканскую колонию Элен и в результате свел ее со Скоби. И сама гибель парохода, торпедированного враждебной подлодкой, трактуется Грином не как факт войны, а как факт политического порядка, не как преступление фашистов, нападающих на пассажирские суда, а как трагическое совпадение обстоятельств. Пароход был подорван, потому что отстал от сопровождающих его английских кораблей охраны; командир немецкой субмарины был готов взять к себе на борт уцелевших пассажиров, но за лодкой гнался британский конвой, и ей пришлось спасаться. «Как видите, здесь трудно найти виноватых», - такой парадоксальный вывод Грин вкладывает в уста одного из персонажей 3.
Развивая тезис об извечной дисгармонии бытия, которая, наряду с особой нравственной позицией героя, определила его судьбу, писатель ставит в один
3 Грин Г. Суть дела // Собр. соч. Т. 2. С. 313.
ряд события мирового масштаба (факт войны) и мелкие чиновничьи игры, перемещения людей по службе, отношения начальства и подчиненных. Знаменателен момент, когда Скоби узнает, что его все-таки назначают начальником полиции, о чем так мечтала Луиза. Выбор, наконец-то павший на Скоби, обусловлен тем, что претендент на начальственное кресло то ли его отверг, то ли оказался нужнее в другом месте. В этот миг в сознании героя в быстрых кадрах разворачивается вся его история, которая при других обстоятельствах могла бы быть иной: если бы он сразу получил желанное назначение, Луиза от него бы не уехала, ему бы не пришлось брать деньги у Юсефа, в отсутствии жены он бы не сблизился с Элен, а мы добавим: не совершил бы служебных преступлений, не погубил бы Али.
Нравственный разлад героя с действительностью, отягощающее его чувство ответственности сохранились бы, но не возникла бы неразрывная цепь событий как реализация извечной дисгармонии бытия по Грину постоянно подстерегающей человека.
Подобная позиция писателя и ее схожее художественное воплощение налицо и в романе «Тихий американец», где герой-«грешник», английский журналист Фаулер, в обстановке французской колониальной войны во Вьетнаме в начале 1950-х годов сталкивается с «праведным» Пайлом, проводником тайной международной политики США, добровольным «винтиком системы», рабом «абстракций». Для Пайла не существует ничего индивидуального, частного, неповторимого, он стремится все, что видит и переживает сам, подвести под уже готовые определения, соотнести с заранее придуманной моделью отношений. Свой любовный опыт герой сравнивает с данными известной статистики Кинси, впечатления о Вьетнаме - с оценками американских политических комментаторов. Любой убитый для Пайла - не человек, утративший свою единственную жизнь, а «Красная опасность» или «Воин демократии».
И это «торжество абстракций», с точки зрения «грешника» Фаулера, всегда остро чувствующего конкретную чужую боль, толкает его к действию, к нарушению нейтралитета, который он пытался соблюдать во Вьетнаме, считая, что в каждой войне гибнут невинные. После очередного теракта, устроенного «тихим американцем» в интересах тайной политики США, Фаулер связывается с подпольщиками и помогает им «унять» Пайла. Совершая нравственный выбор и определяя таким образом свою общественную позицию, Фаулер, тем не менее, не обретает какой-либо новой веры взамен скепсиса и глубокого пессимизма. Более того, он ощущает себя в немалой степени игрушкой обстоятельств, слепой стихии жизни - запутанных отношений с Пайлом, хаоса меняющихся решений лондонского начальства, настроений давно оставленной, но влияющей на его личную жизнь католички жены. Именно в результате неблагоприятного для героя стечения этих внешних факторов Фаулер становится свидетелем кровавого преступления Пайла и под грузом обострившегося нравственного чувства «вмешивается» в события. Однако обстоятельства, как потом с горечью размышляет Фаулер, могли бы сложиться и по-другому, не сталкивая его с необходимостью выбора позиций. Значит опять всему виной роковой случай.
Любопытно обусловившее напряженное развитие сюжета соотношение влияния извне и действий героя, вытекающих из его нравственной и общественной позиции в написанных ранее политических детективах Грина. Это «Доверенное лицо» (1939), в котором главным персонажем является агент Д., инкогнито прибывший в Лондон по поручению своей республики, ведущей гражданскую войну (явный намек на испанские события, причем отнюдь не единственный). В романе «Ведомство страха» (1943) Артур Роу сталкивается с подпольной деятельностью фашистских диверсантов в Лондоне и активно включается в борьбу с ними. Поначалу все обстоятельства и в том, и в другом произведении оказываются против героев, предстающих гонимыми, объектами «охоты» со стороны врагов, но затем ситуация резко меняется и сам герой становится уже успешным «охотником».
Можно усмотреть в позиции автора, подобным образом организующего сюжет, оправдание возросшей нравственной активности героя, который стремится отомстить за страдания и гибель невинных людей от руки носителей зла, имеющего в рассматриваемых произведениях политическую окраску. Но налицо и другие мотивы: доводя до логической развязки конфликт, когда герой вот-вот может стать справедливым воплощением грозного возмездия, автор опять-таки вводит мотив «извечного» - преступники вдруг предстают в глазах и агента Д., и Роу живыми людьми со своими личными бедами, болезнями, трогательными человеческими черточками, то есть не просто орудиями разрушительных антигуманных сил, но и жертвами несовершенства бытия как такового. И герой, сочувствующий любой конкретной боли, не ощущает себя вправе наказывать их. За него это делает автор, приводя одного из «злодеев» к разрыву сердца, а другого к самоубийству.
Попытаемся сделать вывод. Для писателя несомненна фатальность независимых от личности обстоятельств, обусловленная извечной дисгармонией жизни; правда, известная случайность этих обстоятельств может придать им и относительный характер. Но индивидуальное нравственное чувство героя, проявляющееся в любых ситуациях, для Грина всегда абсолютно. И эта абсолютность в соотношении с разнообразными внешними факторами определяет драматичность, а то и трагичность положения любимых персонажей писателя в мире.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бэлза, С. В поисках «сути дела» [Текст] // Грин Г. Собр. соч. : в 6 т. - М. : Худож. лит., 1992. - Т. 1. - С. 5-32.
2. Владимирова, Н.Г. Условность, созидающая мир. Поэтика условных форм в современном романе Великобритании [Текст] : моногр. / Новгород. гос. ун-т им. Ярослава Мудрого. - Великий Новгород, 2001. - 270 с.
3. Грин, Г. Суть дела [Текст] // Собр. соч. : в 6 т.- М. : Худож. лит., 1992. - Т. 2. -
606 с.
4. Ивашева, В.В. Английская литература. XX век [Текст] : моногр. - М. : Просвещение, 1967. - 476 с.
5. Эйшискина, Н. Романы Грэма Грина [Текст] // Вопросы литературы. - 1961. -№ 6.- С. 149-169.
REFERENCES
1. Belza, S. V poiskakh «suti dela» [In search of the «essence»] [Text] // Green G. Collected Works : in 6 vols - M. : Fiction, 1992. - Vol. 1. - P. 5-32.
2. Vladimirova, N.G. Uslovnost', sozidayushchaya mir. Poetika uslovnykh form v sov-remennom romane Velikobritanii [The conventionality of waging peace. The poetics of conventional forms of the modern novel in the UK] [Text] / Novgorod State University of Yaro-slav the Wise. - Veliky Novgorod, 2001. - 270 p.
3. Grin, G. Sobraniye sochetaniye [Green G. Collected Works] [Text] : in 6 vols. - M. : Fiction, 1992. - Vol. 2. - 606 p.
4. Ivasheva, V.V. Angliyskaya literatura. XX vek [English literature. 20th Century] [Text]. - M. : Education, 1967. - 476 p.
5. Eyshiskina, N. Romany Grema Grina [Novels by Graham Greene] [Text] // Literature questions. - 1961. - N 6. - P. 149-169.
S.N. Filushkina
GRAHAM GREENE: THE PHILOSOPHICAL ASPECT OF HIS LITERARY WORKS
The pecularity of Greene's philosophical position is connected with his active hostibil-ity to every consistent theory - religious, moral, ethical, social and political. In the writer's opinion the complete quality of these conceptions inevitably results in dogma which rejects the variety and complication of the life, of human relations and emotions. Greene reveals an abstract character of catholic ethics, of juridical laws, political ideologems and asserts the rights of human values, connected with individual moral feelings, feelings always living and concrete. In the narration they are embodied in expressive details. But being a pessimist Greene is convinced of perpetual disgarmony of human existence.
classification, compassion, dogma, fatal accident, labels, love, personal responsibility, pious-sinful.
