CC BY
104
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 16 (154). История. Вып. 32. С. 66-73.
ГРАЖДАНСКИЙ КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В ГОДЫ НЕМЕЦКО-ФАШИСТКОЙ ОККУПАЦИИ (1941-1943 ГОДЫ): НА МАТЕРИАЛАХ ЮГА РОССИИ
В статье автор рассматривает проблему гражданского коллаборационизма, который получил довольно широкое распространение на Юге России в годы немецко-фашисткой оккупации (1941-1943 гг.) Причинами этого явления был целый ряд факторов политического, социально-экономического, национального и религиозного характера, который привел к возникновению в регионе значительного количества недовольных советской властью, особенно среди казачества и горских народов, пополнивших ряды коллаборационистов в годы оккупации.
Ключевые слова: гражданский коллаборационизм, немецко-фашисткая оккупация, Юг России, казачество, горские народы Северного Кавказа, «народные школы», немецкий «новый порядок», вермахт, группа немецких армий «Юг», коллаборационисты.
История человечества полна межгосударственных военных столкновений, породивших такое явление, как коллаборационизм (французский термин), означавший сотрудничество с врагом части населения оккупированной страны в политической, военной и социально-экономической сферах во вред своему государству1. Не избежала такого явления и Великая Отечественная война (1941— 1945 гг.)
Провал гитлеровского плана «молниеносной войны» заставил нацистское руководство искать себе социальную опору среди населения оккупированной территории СССР, в том числе на Юге России, который включал Ростовскую область, Краснодарский и Ставропольский края, автономные республики Северного Кавказа, Калмыкию и Нижнее Поволжье. При этом особое внимание немецким военным командованием уделялось развитию гражданского коллаборационизма с целью укрепления немецкого «нового порядка» в тылу немецко-фашистских войск в условиях затяжной войны. В связи с этим автор статьи поставил перед собой задачу исследования гражданского коллаборационизма на Юге России и определения причин и мотивов сотрудничества советских людей с гитлеровскими оккупантами.
Гитлер и его окружение считало Советский Союз рыхлым государственным образованием, которое должно было распасться при внезапном мощном ударе частей немецкого вермахта. При этом упор делался на разжигание националистических настроений, способных разобщить народы, особенно Юга России.
Одновременно с этим гитлеровское руководство рассчитывало на лояльное отношение казачества и горцев к немецкому новому порядку, считая, что в массе своей они недовольны советской властью2. Военнослужащие группы немецких армий «Юг» были предварительно проинструктированы об уважительном отношении к традициям и обычаям казачества и горских народов. Так, в приказе по 44 армейскому корпусу 17-й немецкой армии от 8 августа 1942 г. указывалось, что в этом регионе действовать надо иначе, так как восстание горских народов может иметь тяжелые для нас последствия3.
Великая Отечественная война стала суровым испытанием единства советских людей, их готовности защищать свою Родину. Тяжелые поражения Красной Армии в 1941 г., а также на Юге России в 1942 г. оказывали на советских людей угнетающее действие, но не смогли поколебать имеющий глубокие корни патриотизм народа. Несмотря на все тяготы форсированной индустриализации и коллективизации, а также массовые репрессии, основная масса населения страны сохраняла веру в социалистические идеалы. Решающую роль в этом сыграла советская массированная пропаганда4.
При этом гитлеровская агрессия подвигла к патриотическим действиям в защиту Родины все слои населения СССР. Более тридцати возрастов военнообязанных были мобилизованы в Красную Армию. Мобилизации такого масштаба возможны только при достаточно высокой степени морально-политического единства советского общества. По данным
историка А. М. Синицына, за время войны граждане СССР подали в военные, советские и партийные организации более 20 млн. заявлений с просьбой зачислить их в ряды Красной Армии. Более 4 млн. человек подали заявления о желании вступить в народное ополчение5. В сражениях с врагом обрели широкую известность и славу 17-й (впоследствии 4-й гвардейский) Кубанский и 5-й гвардейский Донской кавалерийские корпуса, сформированные из добровольцев-казаков Кубани и Дона6. Активно шло создание воинских формирований, куда призывались граждане союзных и автономных республик. В 1941-1942 гг. в Армянской, Азербайджанской, Грузинской, Кабардино-Балкарской, Чечено-Ингушской, Калмыцкой и других союзных автономных республиках было сформировано 14 национальных стрелковых дивизий, 15 национальных стрелковых бригад и 20 национальных кавалерийских дивизий7.
В то же время многонациональными были и фашистские войска, в которых оказались соплеменники ряда народов Юга России. В частях вермахта, согласно немецким документам, воевали свыше 300 тыс. русских, около 70 тыс. казаков, до 30 тыс. народов Северного Кавказа, более 7 тыс. калмыков8.
Во время Великой Отечественной войны гитлеровцы оккупировали территорию, на которой проживало около 85 млн. советских людей. При этом из их числа в рядах партизан сражались с гитлеровцами более 1млн. человек. Кроме того, более миллиона советских людей стали активным резервом партизанских отрядов9. Значительная часть населения на оккупированных территориях стояла на позициях не принятия немецкого «нового порядка». В то же время десятки миллионов советских людей стремились приспособиться к новому нацистскому режиму и выжить в условиях оккупации. Здесь автор статьи подвергает сомнению широко известный советской историографии тезис о всенародной борьбе советского народа с фашистскими оккупантами. При этом движение сопротивления имело широкий характер, но оно не являлось всенародным, так как открытое выступление против гитлеровцев большинства населения было невозможно по причине его безоружности и состава в основном из женщин, детей и стариков.
До сих пор остается спорным среди российских историков вопрос о причинах и мо-
тивах сотрудничества советских людей с гитлеровскими оккупантами в годы Великой Отечественной войны. Одни историки считают, что переход на сторону оккупантов происходил по политическим мотивам для борьбы с советским режимом. Так, историк А. Назаров отмечает, что в период Великой Отечественной войны была продолжена гражданская война между сторонниками советского режима и его противниками. Думается, что данное утверждение больше подходит для части казачества и горцев Юга России, которые были недовольные советской властью. По свидетельству немецких офицеров 1-й танковой армии, население, которое состояло из коренных кавказцев, настроено дружелюбно и приветствовало немцев как освободителей10.
Другая группа историков, в том числе Е. Ф. Кринко, И. А. Гилязов11 полагают, что среди коллаборационистов все же преобладали люди, которые шли на сотрудничество с врагом вынуждено с целью выживания в условиях немецкой оккупации. По мнению автора статьи, утверждение этой группы историков ближе к истине.
Летом 1942 г. в результате стремительного наступления немецко-фашистских войск на Юге России на оккупированной территории осталась значительная часть населения. В воззвании Командующего группы немецких армий «Юг» к населению указывалось, что все жители должны оставаться на своем постоянном месте жительства, рабочие, служащие и чиновники, учреждения которых не пострадали во время военных действий, должны быть готовы вновь начать работу12. Практически каждый житель, оказавшийся в оккупации, становился перед выбором: выполнять указания немецких оккупационных властей или отправиться за саботаж в концлагерь, быть угнанным на работу в фашистскую Германию или снятым со снабжения продуктами питания.
Анализ архивных документов свидетельствует, что довольно значительная часть населения региона выбирало первое, чтобы выжить в условиях оккупации, и возвращалась на старое место работы. По данным историка С. И. Линеца, до 60 % населения оккупированного Юга России поддерживало немецкий «новый порядок», а 30 % были готовы примкнуть к любой стороне в зависимости от успехов каждой из них13. Сложно выявить ту грань, которая отделяет простое взаимодействие с ок-
купантами от сотрудничества с ними. Однако именно гражданский коллаборационизм получил широкое распространение в регионе. Формально и потенциально он питал остальные формы коллаборационизма.
При этом мотивы сотрудничества (коллаборационизма) с оккупационными властями были различные. Так, красноармеец Кряжев, находясь на излечении в одном из госпиталей г. Кисловодска, попал в плен к гитлеровцам, которые предложили ему перейти на службу в местную полицию. В случае отказа ему грозили или расстрел, или каторжные работы в Германии. Все это послужило причиной его перехода на путь коллаборационизма.
Совсем другой мотив привел в лагерь коллаборационистов бывшего полковника белогвардейца Белого, который добровольно перешел на службу к немецким оккупантам и был назначен начальником полиции г. Краснодара14. В то же время для многих побудительным мотивом при поступлении на службу в полицию был материально-финансовый вопрос. Немецкие оккупационные власти старались поощрять полицейских-коллаборационистов. При этом рядовой полицейский получал ежемесячно 40 немецких марок - «400 советских рублей»15. На Юге России практиковалось выдача полицейским одежды, обуви и имущества расстрелянных советских граждан. Кроме материальных и финансовых мотивов, побуждающих население идти на службу в полицию, немаловажное значение имел такой мотив, как элементарный страх. Работа в полиции для таких людей представлялась спасительным выбором. Вместе с тем в рядах полицейских были уголовники, которые сбежали в ходе войны из советских тюрем и колоний.
В условиях оккупации население Юга России по-разному стремилось адаптироваться и выжить. При этом следует выделить особую категорию граждан, которые первыми продемонстрировали свой гражданский коллаборационизм. Они препятствовали сотрудникам НКВД и саперам в осуществлении взрывов и поджогов важных объектов в городах региона накануне вступления в них частей немецкого вермахта, мешали осуществлять эвакуацию на восток скота, сельхозтехники, вывозить сырье и продовольствие.
Оккупационная коллаборационистская пресса ставила в пример таких людей. Так, в одном из номеров газеты «Пятигорское эхо» в
августе 1942 г. говорилось о заведующем нефтебазой Пятигорской МТС Авакьяне, который сумел спасти несколько десятков тон горючего от уничтожения16. Давать оценки таким людям непросто. Эти люди действительно являлись коллаборационистами. Однако сохраненные ими топливо, сельхозтехника облегчали труд сотни людей, находившихся в оккупации, дали им шанс получить работу и выжить.
С первых дней оккупации региона немецкие власти активно выявляли возможный актив из местного населения, то есть потенциальных кандидатов на руководящие и административные должности в городах и сельских населенных пунктах. Предпочтение отдавалось противникам советской власти, которые скрывали свои антисоветские взгляды до прихода гитлеровцев. Так, в станице Горячеводской Ставропольского края атаманом был назначен И. Даркин, бывший дворянин, а в г. Майкопе членом городской управы был Д. Караваев - сын бывшего купца, белогвардеец17. Кроме того, фашисты делали ставку на советских граждан, осужденных за политические и уголовные преступления. Главным редактором коллаборационистской газеты «Утро Кавказа» был бывший узник советского лагеря Б. Ширяев18.
Архивные документы показывают, что в оккупационный период практиковалось назначение на прежние должности бывших советских руководителей. Кроме того, в рядах коллаборационистов оказывались коммунисты, которые по разным причинам остались на оккупированной территории. Выявленные коммунисты не подлежали в этом регионе безусловному уничтожению. Гитлеровцы руководствовались по отношению к коммунистам политикой прагматизма: демонстрировавших лояльное отношение к немецкому новому порядку привлекали на свою сторону. И таких коммунистов оказалось немало. Так, только в Ставропольском крае на оккупированной территории осталось около 25 % состава краевой парторганизации, или около 6 тыс. коммунистов.
В докладной записке организационно-инструкторского отдела Ставропольского Крайкома партии от 29.12.1943 г. отмечалось, что большинство горкомов и райкомов партии провели регистрацию и начали проверку коммунистов, находившихся на оккупированной территории. Данные проверки свидетельствуют, что немало коммунистов, главным
образом молодых, проявили растерянность, 2917 коммунистов уничтожили свои партийные документы, а 116 коммунистов сдали документы в гестапо и полицию. Многие коммунисты, которые остались на оккупированной территории, сотрудничали с немцами, работали на предприятиях по обслуживанию гитлеровцев19.
Сельское и городское население на оккупированной территории тщательно регистрировалось. Основным документом, удостоверявшим личность, сохранялся советский паспорт. Бургомистры и старосты обязаны были предоставлять германскому командованию списки населения. При этом они лично отвечали за благонадежность людей, которых они вносили в списки. Те, кто в списки не попадал, отправлялись в концлагеря или в рабочие колонны при тыловых армейских частях. Так что от населения, желающего остаться на своих местах (а таковых было большинство), сразу же требовалось проявление лояльности к оккупационным властям. В любом случае населению приходилось сотрудничать с германскими властями. Перейти от нейтрального взаимодействия к активному в тех условиях было просто. В какой-то степени гражданский коллаборационизм был неизбежен, а иногда и вынужден.
При анализе архивных документов становится ясно, что гражданский коллаборационизм имел практически повсеместный характер. Во многих населенных пунктах региона гитлеровцы находили людей, которые добровольно или по принуждению шли на сотрудничество с ними. Так, 1 февраля 1942 г. в г. Таганроге Ростовской области стояли очереди у бывших военных заводов № 65, 31 в ожидании набора рабочих, не считаясь с тем, что оккупанты заставят работать на вооружение Вермахта. При этом численность работающих коллаборационистов на военном заводе № 65 в период с октября 1941 г. по лето 1942 г. увеличилась в 6 раз, с 345 чел. до 1969 чел.20 Список-справочник лиц, работавших в период оккупации районов Ростовской области в немецкой администрации, насчитывал только по г. Таганрогу, Тарасовской и Морозовской районных управлениях около 3500 человек, сотрудничавших с немецкими оккупантами, то есть коллаборационистов21. В оккупированном г. Ставрополе в 51 учреждении, в основном социальной сферы (здравоохранение, образование, детские дошкольные учреждения),
работало 1430 коллаборационистов22. Если на 61 предприятии и учреждении в оккупированном Таганроге в январе 1942 г. работало 9761 коллаборационистов, то уже в марте 1942 г. -более 14 тысяч чел.23
Особенно наглядно гражданский коллаборационизм проявился на Юге России в образовательной политике фашистской Германии. При этом открытие школ на оккупированной территории региона увязывалось с работой по национал-социалистической переквалификации советских учителей. В самом начале Великой Отечественной войны Министерство по делам оккупированных восточных областей специально указывало на то, что в России следует стремиться к быстрому восстановлению школьного преподавания, если в распоряжении имеются подходящие и надежные преподаватели. По данным историка О. Сорокиной, в Ставропольском крае в немецких «народных школах» согласились работать около 1000 учителей из 12 тысяч официально работавших при Советской власти в этом крае до войны24. При поступлении на работу учителя «народных школ» заполняли специальную анкету. Так, около 200 учителей Каменского района Ростовской области заполнив анкеты, в конце делали приписки следующего содержания: «Подтверждаю, что на приведенные выше вопросы я отвечал правдиво и полно и что мне известно об ожидающем меня строгом наказании за ложные ответы или умалчивание о фактах и событиях»25.
Оккупационные власти стремились привлечь учителей в «народные школы» различными материальными стимулами. Заработная плата устанавливалась в размере ставок Наркомпроса СССР, которая выдавалась как в марках, так и советскими деньгами. При этом учителя, работавшие в «народных школах» могли иметь большие земельные участки под огород и получали хлебный паек (300 гр.). Кроме того, над учителями осуществлялся жесткий идеологический контроль. Они были обязаны посещать 10-ти дневные курсы переподготовки, где им читались лекции на темы: «Культура Германии», «Народное образование в Германии», «Что такое национал-социализм», «Биография Адольфа Гитлера». В административном порядке учителям предписывалось избегать всякой большевистской тенденциозности26.
При этом Положение о «народных школах» указывало, что «...читать, писать, считать, вот
то, чему должен учитель в своей работе уделять основное внимание. Не разрешается вести работу по учебным изданиям для советской школы, не разрешается использовать в работе советскую литературу. Можно пользоваться учебниками, изданными до 1914 года»27.
Исторический интерес вызывают воспоминания об этом очевидцев. М. А. Горькавый вспоминает: «В начале сентября 1942 г. нас, мальчишек, заставили идти в школу. На первом занятии напутствие давал немецкий офицер на достаточно чистом русском языке. Затем мы достали свои учебники и начали по команде заклеивать бумагой всех партийных вождей и военачальников. Потом появился батюшка в рясе и с крестом и с того дня мы стали изучать Закон божий»28.
По немецкой земельной реформе предполагалось превратить земли Юга России в сельскохозяйственную вотчину фашисткой Германии. Для этого необходимо было готовить сельхозкадры. Это заставило немцев открыть в г. Ворошиловске сельскохозяйственный институт. При этом перед вчерашними студентами, оказавшимися в оккупированном Ворошиловске, стоял выбор: или учиться, или на работу в Германию. Большинство студентов выбрало первое. Ещё более жесткий выбор ставился перед преподавателями института, в массе своей оказавшимися в оккупированном городе: или работать в институте, или отправиться в концлагерь за саботаж. Точно также был открыт медицинский институт. Однако с малым контингентом студентов и преподавателей, большая часть которых была еврейской национальности и уничтожена29. Кроме того, в городе Новочеркасске Ростовской области также был открыт Донской политехнический институт, так как город был столицей донского казачества и вызывал у гитлеровского руководства большое доверие. Практически во всех оккупированных городах Юга России в составе бургомистерств имелись управления или отделы народного образования. Так, в подчинении управления отдела школ г. Таганрога входило 13 начальных школ30. 1 декабря 1942 г. коллаборационистская газета «Пятигорское эхо» сообщала о том, что отдел Пятигорского городского управления с разрешения Германского командования открывает в г. Пятигорске первую мужскую среднюю школу с 7-летним курсом обучения. Подобран штат опытных, с большим педагогическим стажем преподавателей31.
Гитлеровское руководство допустило с различными ограничениями открытие «народных школ», гимназий и даже вузов в городах, селах, станицах и аулах региона с целью решения своих оккупационных задач и укрепления немецкого «нового порядка».
При этом перед этими учебными заведениями и преподавателями были поставлены следующие задачи:
1) все преподавание должно быть проникнуто духом уважения к германской армии-избавительнице и благодарности освободителю-фюреру Гитлеру;
2) школа должна содействовать онемечиванию советских ребят;
3) школа должна воспитывать из советских ребят покорных работников в интересах Германии.
Эта программа с откровенностью изложена в ряде немецких инструкций школе. Представляет исторический интерес выступление по этому поводу немецкого коменданта при открытии гимназии в городе Пятигорске 15 октября 1942 г. Обращаясь к учителям, он сказал: «Работа учителей будет особенно трудной, так как придется выкорчевывать из детских голов все советское, вы должны воспитать послушного ученика, готового своим трудом отблагодарить фюрера»32.
Работа учителей периодически контролировалась немецкими властями, особенно в области изучения немецкого языка, который Министерство А. Розенберга предлагало в качестве обиходного взамен русского языка. Вот, что об этом вспоминает Л. П. Ефанова, доктор исторических наук, профессор Ставропольского госуниверситета: «Моих родителей заставили отвести меня, тогда второклассницу, в начальную школу № 19. Как-то на урок немецкого языка вошли сразу несколько гестаповцев. Эсесовцы весь урок молчали, однако, как мы узнали потом, остались довольны занятием»33.
В Ставропольском крае в 34 районах было открыто: 192 начальных школы, 13 семилетних, 15 гимназий. Гимназии открывались в Кисловодске, Пятигорске, Железноводске, Микоян-Шихаре. В тоже время на Кубани были открыты только начальные школы34.
Полуголодное существование, боязнь угона на работы в Германию, страх репрессий против близких - таковы основные мотивы, толкавшие бывших советских учителей в «народные школы». Работать заставляли и
чисто репрессивными мерами. При этом сотрудники советских спецслужб и партийные функционеры особенно не распространялись об идейных мотивах перехода бывших советских учителей на работу в «народные школы» в своих сводках, обзорах, аналитических записках, имеющихся в архивных документах. «Бывший кулак», «дочь попа», «бывшая баронесса» - вот и все аргументы, зафиксированные в архивных документах.
В то же время значительная часть учителей осталась верна советской власти и не шла работать в «народные школы». Отношение населения оккупированных районов региона к школьной политике фашистской Германии было, как правило, либо негативным, либо безразличным. К числу просчетов, сказавшихся на негативном отношении части учителей и населения к «народным школам», было введение телесных наказаний. Не дало позитивного результата введение преподавания религии. Религиозное сознание не могло быстро пустить корни в стране, где более 20 лет проводилась мощная атеистическая пропаганда. Поэтому атеизм стал одним из проявлений саботажа частью населения региона школьной политики оккупационных властей.
Образовательная политика фашистской Германии была нацелена на искусственное занижение культурного уровня русского народа и несла в себе заведомо провальные элементы (децентрализованное управление, насильственное введение религиозного образования, плата за учебу, телесные наказания). Все это сводило на нет стремления коллаборационистов региона вернуть население в дореволюционное культурно-образовательное пространство.
При анализе социального состава коллаборационистов на Юге России видно, что на сотрудничество с оккупантами шла часть художественной интеллигенции, артисты театров. Так, в период оккупации в г. Таганроге Ростовской области работал драматический театр со штатом артистов - 130 чел. Такие же театры имелись в оккупированных городах: Сальске и Шахтах35. Коллаборационистская газета «Пятигорское эхо» 29 сентября 1942 г. известила, что концертное бюро при городском театре организует серию камерных музыкальных концертов. Первый камерный концерт - во вторник, 29 сентября 1942 г., для офицеров и солдат Германской армии. Повторение концерта для городского зрителя состоится в конце недели. Кроме того, в г.
Пятигорске в период оккупации давали представления Пятигорский театр оперетты и эвакуированный сюда Ленинградский театр драмы. В г. Ставрополе в театре «Варьете» выступали известные певцы Белоусов, Зелевский, Орлов, исполнявшие запрещенные советскими властями романсы. Кроме того, в бывшем здании Дома художественного воспитания детей оставшаяся в оккупации группа актеров ставила пьесы А. Островского. В главных ролях были задействованы известные актеры: Горская, Подольская, Костин36.
Изучение и анализ документов показывает, что коллаборационисты при сотрудничестве с немецкими властями проявляли инициативу в укреплении «нового немецкого порядка». Так, инициативная группа в г. Пятигорске, представлявшая большое количество высококвалифицированных специалистов в области сельского хозяйства, в том числе научных работников, обратилась с ходатайством к бургомистру города о выдаче разрешения на право организации акционерного общества под названием «Культура» и передаче ему земельного участка на правах долгосрочной аренды. При этом основная цель этой инициативы заключалась в организации образцового пригородного сельхозпредприятия.
1 декабря 1942 г. коллаборационистская газета «Пятигорское эхо» отмечала, что «.многие коммерсанты желают торговать по-новому, но не знают, как это сделать. Назрела необходимость в специальном учреждении, которое явилось бы "Коммерческим Центром" и регулировало бы всю торговлю в городе. Таким учреждением может явиться "торговая биржа". Для того чтобы торговля содействовала утверждению "нового порядка", от каждого коммерсанта требуется честность и стремление всемерно заботиться о нуждах
37
населения»3'.
Исходя из вышеизложенного материала, можно сделать вывод, что гражданский коллаборационизм получил довольно широкое распространение на оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны, особенно на Юге России.
Причинами этого явления был целый ряд факторов социально-политического, национального и религиозного характера, который привел к формированию значительного количества недовольных советской властью, особенно среди казачества и горских народов Северного Кавказа.
Немецкое командование было достаточно хорошо осведомлено о сложной социально-политической ситуации в регионе, которая сложилась в отношениях между советском властью и населением, и стремилось использовать это для решения своих оккупационных задач.
Гражданский коллаборационизм проявлялся прежде всего в готовности служить в местной полиции, в городских и сельских административных органах управления оккупационной власти.
Особенно наглядно гражданский коллаборационизм проявился в образовательной политике фашистской Германии. Полуголодное существование, боязнь угона на работы в Германию, страх репрессий - таковы мотивы, толкавшие бывших советских учителей в «народные школы».
Гражданский коллаборационизм был представлен и частью художественной интеллигенции, артистами эвакуированных в регион советских театров и попавших в оккупацию. Мотивы, по которым указанная категория граждан шла служить к оккупантам, следует квалифицировать как материальные, как стремление выжить в условии немецкой оккупации.
Для усиления гражданского коллаборационизма в регионе немецкие оккупационные власти активно разыгрывали религиозную карту, открывая православные церкви, мусульманские мечети, в своих интересах используя гонения на церковь в Советском Союзе.
В то же время основная масса населения занимала выжидательную позицию по отношению к оккупационной власти, руководствуясь единственным желанием - приспособиться к немецкому новому порядку и выжить. При этом фашисты были заинтересованы в нейтральном отношении населения к советскому режиму. В начальном периоде оккупации Юга России гитлеровцы старались меньше прибегать к репрессиям в отношении населения этого региона и всемерно развивать гражданский коллаборационизм, связанный с материальным мотивом и интересом. После поражения в Сталинградской битве нацисты переходят к коллаборационизму по принуждению. В конечном итоге это приводит к краху коллаборационистской политики гитлеровцев и их оккупационного режима.
Примечания
1 Семиряга, М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявление в годы Второй мировой войны. М. : РОССПЭН, 2000. С. 9.
2 Бочкарева, З. В. Оккупационная политика фашистской Германии на Северном Кавказе : дис. ... канд. ист. наук. Краснодар, 1992. С. 13.
3 Линец, С. И. Северный Кавказ. Накануне и в период немецко-фашистский оккупации : состояние и особенности развития (июль 1942-октябрь 1943 гг.). Ростов н/Д., 2003. С. 300.
4 Кондакова, Н. И. Идеологическая победа над фашизмом 1941-1945 гг. М. : Политиздат, 1982.С. 19.
5 Синицын, А. М. Всенародная помощь фронту : О патриотических движениях советского народа в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. М. : Воениздат, 1985. С. 26.
6 Кирсанов, Н. А. По зову родины : Добровольческие формирования Красной Армии в период Великой Отечественной войны 19411945 гг. М. : Мысль, 1974. С. 204.
7 Кирсанов, Н. А. В боевом строю народов-братьев. М. : Мысль, 1984. С. 72.
8 The Baltic Schutz mannschaft 1941-1945. New York, 1998. Р. 10-11.
9 Линец, С. И. Указ. соч. С. 335.
10 Семиряга, М. И. Указ. соч. С. 90.
11 См.: Гилязов, И. А. Коллаборационистское движение среди тюрко-мусульманских военнопленных и эмигрантов в годы Второй мировой войны : дис. ... д-ра ист. наук. Казань, 2000; Кринко, Е. Ф. Оккупационный режим на Кубани (1942-1943 гг.) : дис. ... канд. ист. наук. Краснодар, 1997.
12 ГАСК. ФР-1063. Оп. 1. Д. 54. Л. 1.
13 Линец, С. И. Указ. соч. С. 302.
14 Там же. С. 317.
15 ГАКК. ФР-469. Оп. 1. Д. 2. Л. 2.
16 Пятиг. эхо. 1942. 26 авг. С. 1.
17 Линец, С. И. Указ. соч. С. 337.
18 Беликов, Г. Оккупация. Ставрополь. Август 1942 - сентябрь 1943. Ставрополь, 1998. С. 118.
19 ГАНИСК. Ф. 1. Оп. 2. Д. 435. Л. 1, 48.
20 Таганрог. филиал ГАРО. ФР. 619. Оп. 1. Д. 26. Л. 2.
21 ГАРО. Ф. 3983. Оп. 1. Д. 118. Л. 108.
22 ГАСК. ФР-1059. Оп. 1. Д. 9. Л. 1-29.
23 Таганрог. филиал ГАРО. ФР. 619. Оп. 1. Д. 204. Л. 4-5.
24 ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 144. Л. 310.
25 ГАРО. Ф. 3983. Оп. 1. Д. 118. Л. 108.
26 Сорокина, О. Л. Деятельность комсомола
по осуществлению курса партии на восстановление общеобразовательной школы в годы Великой Отечественной войны : дис. ... канд. ист. наук. М., 1990. С. 88.
27 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 126. Д. 5. Л. 8.
28 Константинов, С. Школьная политика третьего рейха // Родина. 2002. № 10. Л. 53.
29 Беликов, Г. По Берлинскому времени // Ставропол. губерн. ведомости. 1997. 22 нояб. Л. 6, 7.
30 ГАРО. Ф. 3983. Оп. 1. Д. 86. Л. 10.
31 Пятигор. эхо. 1942. 1 дек. С. 2.
32 Пятигор. эхо. 1942. 15 окт. С. 3.
33 Беликов, Г. Указ. соч. С. 6.
34 Ставрополье в период немецко-фашистский оккупации (август 1942 - январь 1943 гг.) : док. и материалы / сост. В. А. Волжанская, М. Н. Кривнева, Н. А. Мельник. Ставрополь, 2000. С. 83.
35 ГАРО. Ф. 3983. Оп. 1. Д. 185. Л. 114.
36 Пятигор. эхо. 1942. 29 сент. С. 1.
37 Пятигор. эхо. 1942. 1 дек. С. 3.
