Научная статья на тему 'Грандиозный вызов: интеграция номотетического и идеографического подходов к человеческому познанию'

Грандиозный вызов: интеграция номотетического и идеографического подходов к человеческому познанию Текст научной статьи по специальности «Психологические науки»

CC BY
126
25
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
методология исследования / задача / аристотелевская модель / галилеевские науки / когнитивные науки / research methodology / challenge / Aristotelian mode / Galilean sciences / cognitive sciences
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Грандиозный вызов: интеграция номотетического и идеографического подходов к человеческому познанию»

Б. Хоммель*, Л. С. Сользано** Грандиозный вызов: интеграция номотетического и идеографического

подходов к человеческому познанию

Сведения об авторе * Сведения об авторе **

Hommel B. and ColzatoL S.(2017). The Grand Challenge: Integrating Nomothetic and Ideographic Approaches to Human Cognition. Front. Psychol.8:100. doi: 10.3389/fpsyg.2017.00100. Перевод с англ. В. Мединцев

Keywords: research methodology, challenge, Aristotelian mode, Galilean sciences, cognitive sciences

Цитирование: Хоммель Б., Сользано Л. С. Грандиозный вызов: интеграция номотетического и идеографического подходов к человеческому познанию. Теоретичш досл1дження у психологи: монографiчна серя. Сост. В.О. Мсдшцев. Том 15. 2022. С. 59-67. doi: 10.24412/2616-6860-2022-1-59-67.

В 1931 году Курт Левин опубликовал призыв к переходу от того, что он назвал аристотелевским способом мышления в психологии, к галилеевскому (Lewin, 1931). Согласно Левину, аристотелевский способ характеризуется категориальным нисходящим подходом к изучению психологических процессов. Психологические понятия/категории взяты из наблюдений повседневной жизни, и они имеют тенденцию быть «ценностными» и бинарными по своей природе («нормальное» против «патологического», «истинное восприятие» против «иллюзии»). Объяснения новым явлениям даются путем отнесения их к существующей категории. Научные амбиции объяснить психологические механизмы ограничены явлениями, которые можно наблюдать с высокой степенью согласованности и воспроизводимости, что приводит к сосредоточению внимания на средних эффектах и пренебрежению индивидуальной или ситуационной изменчивостью. Левин подчеркивает, что этот подход предполагает противопоставление индивидуальности событий или людей, с одной стороны, и закономерности, с другой, причем первое выходит за рамки задачи науки.

Напротив, метод Галилея фокусируется на механизме, лежащем в основе данного наблюдения/явления, не ограничивая теоретическую или эмпирическую трактовку этого механизма конкретным наблюдением/явлением. Этот способ склонен сводить

бинарные различия и оппозиции к постепенным переходам, так что объяснение как «нормального», так и «патологического» поведения, а также «истинного восприятия» и «иллюзии» относится к одним и тем же базовым механизмам (например, предполагая разную степень вклада или используя разные параметры). Это приводит к более общему подходу, при котором различные виды явлений реконструируются и таким образом объясняются через взаимодействие ряда основных механизмов и принципов, независимо от того, к какой категории эти явления относятся. Интересно, что этот подход уменьшает теоретическое напряжение между индивидуальностью и закономерностью, поскольку одни и те же механизмы могут и даже должны использоваться для объяснения как регулярности, так и отклонения.

Левин определил некоторые предварительные шаги к галилеевскому подходу в психологических науках, но он утверждал, что предстоит еще долгий путь. Сегодня, 75 лет спустя, мы видим некоторый прогресс, выходящий за рамки описанного Левиным положения дел, но мы считаем, что основные проблемы еще предстоит решить. С одной стороны, несомненно возрос интерес к механистическим объяснениям психологических явлений, и все большую роль в научной дискуссии играют нейронные или математические модели. С другой стороны, однако, аристотелевское наследие все еще заметно в разных местах.

Вспомним о непрекращающейся популярности подхода Штернберга к обработке информации (Sternberg, 1969), например, применительно к анализу локуса резерва при выполнении двух задач (McCann and Johnston, 1992). Основная цель исследований в этой традиции состоит в том, чтобы определить стадию обработки, лежащую в основе экспериментального эффекта, например, затраты на выполнение двух задач, которые обычно связывают со стадией выбора ответа (Pashler, 1994). Это сводится к простой аристотелевской категоризации явлений без особых усилий, чтобы разгадать действительный механизм, так что мы все еще не в состоянии понять, как именно выбирается реакция и почему на этот процесс влияет другая задача.

Подобные тенденции можно наблюдать в когнитивной нейронауке, где идентификация «нейронных коррелятов» (то есть области/системы мозга, активация которых коррелирует с интересующим психологическим феноменом) обычно считается достаточной для «объяснения» феномена. Такое происходит в исследованиях в области теории мышления, захватывающего когнитивного навыка, который, по мнению многих авторов, в достаточной степени объясняется тем фактом, что активность правого TPJ (височно-те-менное соединение) систематически коррелирует с его использованием (например, Saxe et al., 2004). Однако то, как эти системы генерируют навык, остается загадкой.

Можно придумать множество причин, по которым нам следует усерднее продвигать нашу науку в сторону более галилеевского подхода, и мы обсуждали одну из них в другом месте (Hommel and Colzato, 2015). Однако особенно важная причина связана с взаимосвязью между номотетическим и идеографическим подходами (т. е. подходами, которые стремятся установить общие законы, по сравнению с теми, которые стремятся объяснить индивидуальные различия). Как указывает Левин, практика объяснения явлений путем их категоризации и сортировки по типам дает сильную мотивацию игнорировать изменчивость внутри данной категории. Это относится не только к явлениям, отнесенным к определенной категории (что, например, объясняет отсутствие интереса к различиям между задачами, которые, по-видимому, затрагивают одну и ту же стадию обработки, таких как задачи Фланкера, Струпа и Саймона), но, в частности, относится к индивидуальным различиям. в когнитивных науках и нейронауках индивидуальные различия обычно рассматриваются как отражение случайной изменчивости, которую необходимо максимально уменьшить. Действительно, широкое использование статистических методов, которые либо контролируют и «усредняют» индивидуальные различия, такие как ANOVA с повторными измерениями, либо рассматривают индивидуальные различия как шум, работающий против

действительно интересного эффекта, такие как одномерный ANOVA и связанные с ним процедуры, показывает, что как межиндивидуальные, так и внутриин-дивидуальные различия не только не имеют значения, но даже могут стать препятствием для объяснения исследуемого феномена. Мы предполагаем, что прогресс в нашей дисциплине требует, чтобы мы преодолели эту практику, которая, следуя рассуждениям Левина, подтолкнула бы нашу научную практику к более зрелому, истинно галилеевскому типу. Таким образом, главная цель больше не будет заключаться в сортировке явлений по категориям, а скорее в выявлении основных механизмов, которые можно использовать для реконструкции как каждого данного явления, так и его индивидуальной изменчивости. Первый шаг к пониманию феномена больше не будет состоять в поиске оптимального определения, которое стремится устранить концептуальное совпадение с другими феноменами, так что нам больше не нужно будет спорить, отличаются ли, скажем, эмоции от мотивации и познания и как именно, или чем эмпатия отличается от заражения и подражания. Вместо этого этот аналитический подход будет заменен более синтетическим подходом (в смысле Braitenberg, 1984; см. Hommel and Colzato, 2015), который состоит в определении того, как основные механизмы (описанные с определенной степенью специфичности, выходящей за рамки простого указания нейронной области, в которой они

находятся, или просто словесной маркировки, как в стадийном подходе) взаимодействуют, вызывая поведение, подлежащее объяснению. Такая практика не слишком отличается от обычного теоретизирования в бихевиористских подходах, за исключением того, что инструментарий доступных основных механизмов не обязательно ограничивается ассоциациями стимул-реакция. Вместо того, чтобы идентифицировать этапы обработки информации, которые в дальнейшем рассматриваются как черные ящики, нам нужно двигаться дальше и объяснить, как комбинации основных механизмов могут генерировать производительность, приписываемую в настоящее время каждому из этих этапов. Однако важнее всего то, что мы больше не будем пытаться устранять индивидуальные различия, а будем строить механистические теории, объясняющие как средние эффекты, так и индивидуальную изменчивость. Другими словами, мы попытаемся понять механику внутри- и межиндивидуальных вариаций и напрямую свяжем эту механику с основным механизмом, ответственным за средний эффект.

Серьезная попытка интеграции номотетического и идеографического подходов к человеческому познанию не только поднимет нашу дисциплину на более зрелый научный уровень, но и, вероятно, сделает эмпирические исследования более эффективными (поскольку данными могут служить как средние эффекты, так и индивидуальная изменчивость) и объясняют, по

крайней мере, некоторые части того, что в психологии обычно называют кризисом репликации. возьмем в качестве примера взаимосвязь между настроением и творчеством. Многочисленные исследования показали, что лучшее настроение улучшает творческие способности, но недавний метаанализ также выявил многочисленные неудачи в воспроизведении этой взаимосвязи (Baas et al., 2008). Аристотелевский подход счел бы такое положение дел очень проблематичным и серьезным поводом для сомнений во влиянии настроения на творчество. Однако подход Галилея предполагает другую исследовательскую стратегию.

во-первых, он не будет следовать практике сначала классифицировать все виды деятельности как «творческие», а затем искать одно последовательное объяснение. Скорее, он попытается реконструировать одно данное поведенческое действие, обратившись к известным базовым механизмам, что, в свою очередь, быстро обнаружит, что некоторые «творческие задачи» основаны на конвергентных механизмах, в то время как другие полагаются на дивергентные механизмы, что некоторые из этих задач в большей степени полагаются на вербальный словарный запас и вербальный интеллект, чем у других, и так далее. Из этого понимания различий в отношении основных механизмов может возникнуть систематическая категоризация задач, но результирующая система категорий

будет результатом понимания лежащих в основе механизмов, а не точки схода в их поиске. И это было бы мотивировано научным пониманием, а не сомнительным лингвистическим анализом нечетких повседневных понятий.

Во-вторых, подход Галилея мог бы объяснить и предсказать внутри- и межиндивидуальную изменчивость. Как это может предотвратить неправильное толкование неудач в воспроизведении, можно проиллюстрировать с помощью двух исследований, проведенных в нашей лаборатории. Основываясь на предыдущих предположениях о том, что креативность может быть связана с дофамином, Чермахини и Хоммель (2010) изучили взаимосвязь между результатами в двух творческих задачах (одна связана с конвергентным, а другая дивергентным мышлением) и частотой спонтанного моргания, клиническим показателем индивидуального уровня дофамина в нигростриарном пути. Для наших целей важны два результата: (А) результативность в задаче на дивергентное мышление была предсказана по частоте морганий, в то время как результативность в задаче на конвергентное мышление - нет, что усиливает подозрение, что такой вещи, как унитарное «творчество», не существует; (В) взаимосвязь между результативностью в задаче на дивергентное мышление и указанным уровнем дофамина соответствовала перевернутой и-образной форме (как показано на рисунке 1), так что средний уровень был

связан с лучшей результативностью. Обратим внима- как важные взаимосвязи между настроением и некото-

ние, что первый результат предполагает, что поиск рыми механизмами, лежащими в основе творческой

взаимосвязи между настроением и «креативностью» деятельности, могут действительно существовать. может быть спорным (поскольку никакая задача, вероятно, не охватывает креативность в целом), в то время

в

Dopamine_Щ

Рисунок 1. Эффективность дивергентного мышления в зависимости от скорости спонтанного моргания.

Также обратим внимание, что продемонстрированная нелинейная связь может легко объяснить довольно большое количество нерепликаций. Поскольку настроение связано с уровнем дофамина в стриарном теле, можно было бы ожидать, что люди с низким уровнем дофамина (те, кто попадает в ячейку А на рисунке), скорее всего, выиграют от вызванного настроением повышения уровня дофамина, в то время как люди со средним уровнем могут не проявлять никакого эффекта, а люди с высоким уровнем могут фактически демонстрировать нарушения. Действительно, АкЬап ^егтаЫт и Нотте1 (2012) сообщили, что люди с низким уровнем моргания получают пользу от индукции положительного настроения, в то время как люди со средним уровнем моргания - нет.

Легко видеть, что отказ от учета индивидуальных различий, вероятно, приведет к нулевым эффектам, но такие эффекты никоим образом не подрывают утверждения о сильной связи между творчеством и настроением. На самом деле подход Галилея как к концептуализации проблемы, так и к статистическому анализу, вероятно, позволит выявить значительные доказательства даже из исследований, которые в настоящее время считаются неудачными. В другом исследовании

мы предоставили доказательства того, что когнитивный перенос опосредован генетическими различиями, связанными с дофамином, так что люди с одним генетическим набором получают пользу от когнитивного обучения, а другие - нет (Colzato et al., 2014). Среди прочего, это поднимает вопросы относительно общей обоснованности утверждений о том, что когнитивное обучение не оказывает никакого эффекта переноса (Owen et al., 2010), особенно если они основаны на исследованиях, в которых ничего не говорится о лежащих в их основе механизмах и роли индивидуальной изменчивости (Colzato and Hommel, 2016).

Согласованные действия по ускорению перехода к галилеевскому подходу требуют не только значительной корректировки нашего теоретизирования и эмпирической практики, но и изменения мышления рецензентов и читателей. Мы больше не должны приветствовать теории, которые стремятся дать исчерпывающее объяснение конкретной задачи или эмпирического наблюдения, а скорее научиться ценить теоретические основы, которые отслеживают основные механизмы в как можно большем количестве явлений. Мы также должны больше не приветствовать безудержное изобретение новых понятий и явлений, а

скорее научиться ценить экономные (в смысле Ок-кама) объяснения, которые могут в максимально возможной степени соотноситься с уже понятыми базовыми механизмами. Самое главное, мы больше не должны довольствоваться моделями, которые ограничиваются предсказанием средних эффектов, но все

чаще нуждаются в схемах, которые объясняют как средние эффекты, так и индивидуальные вариации с точки зрения одного и того же механистического понимания.

Литература

1. Akbari Chermahini, S., and Hommel, B. (2012). More creative through positive mood? Not everyone! Front. Hum. Neurosci. 6:319. doi: 10.3389/fnhum.2012.00319

2. Baas, M., De Dreu, C., and Nijstad, B. (2008). A meta-analysis of 25 years of mood- creativity research: hedonic tone, activation, or regulatory focus? Psychol. Bull. 134, 779-806. doi: 10.1037/a0012815

3. Braitenberg, V. (1984). Vehicles: Experiments in Synthetic Psychology. Cambridge, MA: MIT Press.

4. Chermahini, S. A., and Hommel, B. (2010). The (b)link between creativity and dopamine: spontaneous eye blink rates predict and dissociate divergent and convergent thinking. Cognition 115, 458-465. doi: 10.1016/j.cognition.2010.03.007

5. Colzato, L. S., and Hommel, B. (2016). "The future of cognitive training," in Cognitive Training: an Overview of Features and Applications, eds T. Strobach and J. Karbach (New York, NY: Springer), 201 -211.

6. Colzato, L. S., van den Wildenberg, W., and Hommel, B. (2014). Cognitive control and the COMT Val158Met polymorphism: genetic modulation of videogame training and transfer to task-switching efficiency. Psychol. Res. 78, 670-678. doi: 10.1007/s00426-013-0514-8

7. Hommel, B., and Colzato, L. S. (2015). Learning from history: the need for a synthetic approach to human cognition. Front. Psychol. 6:1435. doi: 10.3389/fpsyg.2015.01435

8. Lewin, K. (1931). The conflict between Aristotelian and Galilean modes of thought in contemporary psychology. J. Gen. Psychol. 5, 141-176. doi: 10.1080/00221309.1931.9918387

9. McCann, R. S., and Johnston, J. C. (1992). Locus of single-channel bottle-neck in dual-task interference. J. Exp. Psychol. Hum. Percept. Perform. 18, 471-484. doi: 10.1037/0096-1523.18.2.471

10. Owen, A. M., Hampshire, A., Grahn, J. A., Stenton, R., Dajani, S., Burns, A. S., et al. (2010). Putting brain training to the test. Nature 465, 775-778. doi: 10.1038/nature09042

11. Pashler, H. (1994). Dual-task interference in simple tasks: data and theory. Psychol. Bull. 116, 220-244. doi: 10.1037/00332909.116.2.220

12. Saxe, R., Carey, S., and Kanwisher, N. (2004). Understanding other minds: Linking developmental psychology and functional neuroimaging. Annu. Rev. Psychol. 55, 87-124. doi: 10.1146/annurev.psych.55.090902.142044

13. Sternberg, S. (1969). "The discovery of processing stages: extensions of Donders' method," in Attention and Performance II, ed W. G. Koster (Amsterdam: North-Holland), 276-315.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.