CC BY
19
которые академическая наука практически не использует, относясь к социальной реальности как к «объекту», а не субъекту, соиссле-дователю.
А.А. Али-заде
2018.01.005. НАУЧНЫЙ МЕТОД В КОНТЕКСТЕ ПЕРЕХОДА К ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОЙ ПАРАДИГМЕ РАЗВИТИЯ ЗНАНИЯ В ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУКАХ. (Обзор).
Ключевые слова: научный метод; общественные науки; природа и общество; полидисциплинарная наука; трансдисциплинарная наука; технологический прогресс; коммуникационные технологии; методологическая трансдисциплинарность.
Авторы статей данного обзора рассматривают проблему научного метода, отмечая, что она обязана общественным наукам, предмет которых (человеческая / социальная реальность) сопротивляется канону научности / научного метода (канону достоверного знания), исторически заданному естественными науками. Они показывают, что эту проблему дезинтегрированной (на естествознание и обществознание) науки реально решает вхождение современного научного развития в парадигму трансдисциплинарности, формируемую именно общественными науками. Эта парадигма характеризуется тем, что исследовательские методы не только свободно преодолевают границы между академическими дисциплинами, но и нередко выходят за рамки академической науки, беспрецедентно демократизируя исследовательскую коммуникацию.
Авторы статей сходятся в том, что научный метод - это очень старая проблема. Она возникла, когда протонаучное (философское) мышление, производившее в свободном полете теоретической фантазии всеобъемлющее, синтетическое знание, вошло в парадигму полидисциплинарной, разделенной на области естествознания и обществознания эмпирической науки. Это движение от философии как протонауки к эмпирической науке представляло исторически необходимый процесс взросления человеческого мышления - перехода от мифологического к реалистическому сознанию.
Известно, что развитие человеческого сознания в онтогенезе (индивидуальной истории) ускоренно повторяет развитие сознания
человека в филогенезе (истории человечества). Развитие сознания у каждого новорожденного обязательно проходит путь от мифологического восприятия окружающей действительности к реалистическому ее восприятию, и этот обязательный путь обусловлен социализацией индивида, благодаря которой он меняет мифологическое сознание на реалистическое. Аналогично взрослело сознание человека и в филогенезе, а роль «социализации» родового человека, обусловливающей историческую эволюцию его ментальности (сначала от мифологического сознания к реалистическому сознанию, а затем в рамках реалистического сознания), выполняет историческая эволюция социальной среды человечества.
Базовым и постоянным в человеческой истории фактором эволюции общества - социальной среды выступает технологическое развитие (2). Например, автор из Канады Р. Дуэд излагает новейший взгляд на природу человека, известный как «трансгуманизм» (transhumanism) и определяющий технологии центральную роль в трансформациях рода Homo sapiens. Трансгуманисты убеждены в том, пишет Р. Дуэд, что технологии, в том числе и информационные, в свое время осуществили «вход» человека в род Homo sapiens, они же осуществят и «выходную» его трансформацию.
Человек, считают сторонники трансгуманизма, в некотором будущем, возможно, в близком будущем (учитывая постоянное ускорение технологического развития) сможет «сконструировать» свою новую природу - постбиологическую - и стать новым видом, но это уже будет мир «без человека». Для трансгуманистов «технологический прогресс - та же эволюция, но только другими средствами» (2, с. 228). Они рассматривают новую технологию, объединившую биотехнологии и информационные технологии в создании феномена искусственного интеллекта (intelligent artifact) - прямого слияния человека и компьютера, как шаг в правильном направлении к производству следующего поколения сильно продвинутых «интерфейсов» человека и компьютера. Однако подобное развитие в не слишком далеком будущем готовит проблему неравноправия сторон этих «интерфейсов», где человеческая сторона по своим более ограниченным, чем у компьютера, когнитивным возможностям, уступит ему первенство и окажется жертвой «естественного отбора». Когда это произойдет, искусственный интеллект продолжит свой путь в одиночестве, проектируя и конструируя новые мо-
дусы искусственного интеллекта (т.е. воспроизводя самого себя), более быстрые, чем человеческий интеллект (2, с. 228).
Р. Дуэд согласен с тем, что технологический прогресс меняет человека и общество, но считает трансгуманистический финал человеческой истории, «вымывание» человека технологиями чистой фантазией. По Р. Дуэду, трансформация общества с помощью технологий - это старинная и банальная вечная проблема «отцов и детей». Новая технологическая среда не просто преображает социальную среду, но устанавливает между людьми, привыкшими жить в прежней технологической / социальной среде, и теми, кто родился в новой технологической / социальной среде, то, что в современной научной литературе определяется как «ментальное неравенство поколений».
О механизме возникновения «ментального неравенства поколений» пишет автор из США Дж. Пелт, приводя пример формирующейся сегодня глобальной цифровой технологической среды (9). Согласно Дж. Пелту, того, кто вырос среди цифровых технологий и в кого они «вошли», как «присваивает» ребенок родной язык, принято называть «цифровым аборигеном» (digital native), а того, кто должен обучаться этим технологиям в зрелом возрасте, - «цифровым иммигрантом» (digital immigrant) (9, с. 239). Цифровые технологии обновляются настолько быстро, что потребители не успевают их «присваивать», и уже возникла большая проблема информационного общества - проблема «цифрового неравенства». Только подрастающее поколение может рассчитывать стать «цифровыми аборигенами», а все другие возрастные группы оказываются «цифровыми иммигрантами». Однако и «цифровые аборигены», перейдя в иную возрастную группу, превратятся в «цифровых иммигрантов» с очередным обновлением технологий. Проблема «цифрового неравенства» будет устойчиво воспроизводиться в условиях ускоренного технологического прогресса, а это - социальная проблема.
Р. Дуэд и Дж. Пелт полагают, что фундаментальным основанием исторического перехода научного мышления из протонаучно-го состояния производства всеобъемлющего синтетического философского знания в состояние производства полидисциплинарного научного знания является технологический прогресс, прежде всего прогресс коммуникационных технологий. Почему базовым факто-
ром исторических трансформаций социальной среды, вызывающих в свою очередь поколенческие сдвиги человеческого сознания, выступает прогресс именно коммуникационных технологий? Потому, поясняют Р. Дуэд и Дж. Пелт, что весь мотор социальной жизни по механизму социального взаимодействия / социального обмена запускается человеческой / социальной коммуникацией. Несомненно, во всей истории технологического развития выдающаяся роль революционного преобразователя социальной среды принадлежит компьютерным технологиям коммуникации (КТК), которые создали радикально новую человеческую коммуникацию - виртуальную коммуникацию: глобальную, беспрецедентно демократизированную и не просто мгновенную, но опережающую реальное время, проектирующую будущую реальность. И это проектируемое будущее становится настоящим. Соответственно, обеспечиваемая КТК человеческая / социальная коммуникация породила поколение «цифровых аборигенов» с иной, чем у «цифровых иммигрантов», ментальностью, сформировав тем самым общественный спрос на новое мышление, в том числе и спрос на новое научное мышление -новую парадигму научного развития, призванную сменить текущую парадигму. Новая парадигма, основанная на принципах полидисциплинарной эмпирической науки, в свое время сменила про-тонаучное (философское) мышление, введя в него эмпирический уровень. Теоретические идеи должны были проверяться с целью получения объективного (достоверного) знания.
Требование эмпирического удостоверения теоретических идей (рассматривание их не как непреложных истин, а лишь как гипотез), обязанное исторической тенденции «взросления» человеческого сознания (необходимого его движения к реализму), собственно, и ввело в исследовательскую практику то, что называется научным методом, - процедуру узаконивания получаемого знания в качестве именно достоверного и именно научного знания. То есть научный метод в виде процедуры получения знания был призван провести разграничительную линию не только между достоверным и недостоверным знанием, но и между наукой и ненаукой. Естественно, научное мышление как мышление реалистическое должно удостоверять знание по его корреляции с той «объективной реальностью», в отношении которой знание получено. Отсюда - ставка научного метода на эмпирическое обоснование результатов познания.
С историческим рождением парадигмы полидисциплинарной эмпирической науки возникла и проблема научного метода - фрагментации научного исследования по исследуемой «объективной реальности». Требование эмпирического обоснования знания разделило познание на естественные и общественные науки (ЕН и ОН). Изучаемые теми и другими «объективные реальности» - природа как объект ЕН и общество как объект ОН - представлялись совершенно разными объектами. Действительно, природная реальность кажется безусловно объективной, детерминистской, законо-логичной, в то время как выстраиваемая людьми социальная реальность - очевидно индетерминистская, нагруженная психологией, едва ли предсказуемая. Следовательно, научный метод, исторически возникший как процедура получения достоверного (эмпирически обоснованного), т.е. точного знания, работает в ЕН, но не работает в ОН, где невозможно точное знание, поскольку непредсказуемо меняющаяся во времени социальная реальность допускает только вероятностное о себе знание. В ОН научный метод в том виде, как он возник исторически, рушится и превращается в «угадывание» знания по раскладу вероятности разных сценариев развития событий. Коль скоро вероятность каждого из сценариев не равна нулю, совсем не обязательно, что состоится наиболее вероятный сценарий.
Проблема научного метода была поставлена науками об обществе, поэтому они и стали с самого начала своего развития в рамках парадигмы полидисциплинарной эмпирической науки исследовательским пространством непрерывных методологических поисков. К методологическим поискам подвигал сам объект ОН -социальная реальность, сопротивляющаяся требованиям научного метода / научности, выставленным естественными науками, объект которых (природа) виделся, безусловно, подвластным процедуре эмпирического обоснования знания. Методологические поиски в ОН - поиски исследовательских методов, адекватных статистическому («случайному», непредсказуемому) характеру социальных явлений и процессов. Почему эти поиски обречены на непрерывность? Потому что все время под влиянием технологического прогресса, прежде всего прогресса коммуникационных технологий, перестраивается социальная среда, т.е. все время меняется объект ОН, и методы исследования этой изменчивой реальности должны соответствующим образом корректироваться. Иными словами,
объект ОН находится в постоянном инновационном процессе, вынуждая исследователей к периодическим методологическим модификациям и инновациям.
Между тем исторически суть поставленной ОН проблемы научного метода заключается в том, что науки об обществе разрушают идею единого научного метода как процедуры эмпирического обоснования знания, призванной предъявить знание достоверное = точное = научное. Эта процедура выполняется для ЕН, но не выполняется для ОН. Получается, что науки об обществе либо не дотягивают до планки научности, заданной естественными науками, либо существуют две разные планки научности: одна для ЕН, а другая для ОН. Решением этой дилеммы уже давно занимается философия науки, предложившая два варианта решения. Согласно первому варианту, следует признать, что планку научности задает естествознание, и измерять этой планкой общественные науки, т.е. и в области ОН пытаться получать достоверное = точное = научное знание, применяя метод ЕН. Однако очевидно, что такой вариант несостоятелен, поскольку он (а) игнорирует статистический, инде-терминистский характер социальной реальности, в отношении которой возможно только вероятностное знание, и (б) заведомо ставит ОН по уровню научности ниже ЕН. Красноречивый здесь пример - экономическая наука. Ее математизация не сделала экономическую реальность поставщиком точного знания. До сих пор сообщество экономистов разделено на две исследовательские школы - количественного и качественного анализа, ни одна из которых не имеет преимущества.
Предложенный философией науки второй вариант решения проблемы научного метода, признавая разный характер объектов ОН и ЕН, предусматривает для ОН особый исследовательский метод, отличный от метода объяснения в ЕН, - понимания / герменевтики. Второй вариант лучше первого, поскольку ориентируется на характер объекта ОН и, соответственно, на поиск адекватного этому объекту исследовательского метода. А слабость второго варианта заключается в разделении мира науки на два отдельных мира, два типа научности, а потому и этот вариант, удваивающий сущность науки, несостоятелен. Система науки одна, единственную ее альтернативу представляет ненаука. Собственно, поэтому научному развитию присуща интеграционная тенденция, которую уже с
давних пор и демонстрирует парадигма полидисциплинарной науки в виде формирования различных междисциплинарных исследовательских полей, объединяющих смежные дисциплины.
Между тем давно уже и сама наука, и философия науки накопили основания для перехода от полидисциплинарного научного развития к трансдисциплинарной науке, реализующей естественную для научного мышления синтетическую картину мира в полной мере. Этим основанием стало открытие того, что объект ЕН представляет в конечном счете такую же статистическую реальность, как и изучаемая ОН социальная реальность. Уже с XIX в. известно, что планета Земля, представляющая на своем физико-химическом уровне термодинамическую систему, ведет себя на этом фундаментальном уровне как статистическая реальность (согласно статистической интерпретации второго закона термодинамики). Статистический смысл имеют даже законы ньютоновской физической реальности, поскольку в конечном счете зависят от статистического (случайного, прецедентного) распределения масс во Вселенной, не говоря уже об эйнштейновской физической реальности с ее относительными временем и пространством, производными от скоростей, а также физической реальности, описываемой квантовой механикой. Подобным образом, как статистическую реальность, описывает живую природу эволюционная теория Ч. Дарвина, выявившая прецедентный (случайный) характер возникновения всякого нового биологического вида (когда прецедент накапливания в особях какого-либо вида необычных для этого вида признаков закрепляется в рождении нового вида).
Философия науки, начиная с К. Поппера, также внесла свой вклад в понимание, что получение точного знания по стандартной процедуре его эмпирического обоснования невозможно в принципе, а не только в ОН. В качестве достоверной можно лишь выбрать теорию (по К. Попперу), не поддающуюся на данный момент своему опровержению, т.е. выбрать наиболее вероятное на данный момент знание, не гарантированное от своего опровержения в дальнейшем. Философия науки XX в. продемонстрировала отказ от доктрины производства наукой точного знания в концепциях научного развития Т. Куна, И. Лакатоса, Л. Лаудана, П. Фейерабенда и др. Они поместили научное развитие в решающий для него социальный контекст, в сущности показав, что теоретическое знание,
рассматриваемое как достоверное, является таковым не само по себе, а по согласию (договору) научного сообщества. И это косвенное признание того, что исследуемая наукой «объективная реальность», как природная, так и социальная, на самом деле прецедентная (статистическая) реальность, позволяющая лишь вероятностное о себе знание.
В новейшей (XXI в.) философии науки есть уже прямые идеи о единстве характера природных и социальных явлений и процессов, о том, что традиционное представление о природе как, в отличие от общества, мире стабильности, равновесия, детерминизма и предсказуемости, - это миф. Так, автор из США Х. Салливан пишет: «В природе нет гармонии, нет равновесия, но есть вечная эволюция, вечное отрицание равновесия, стабильности. Это - эволюция без замысла, эволюция как инновационное развитие, когда конкретные инновации появляются не с какой-то целью, а случайно, ради самих себя. Глобальный ненаправленный, прецедентный эволюционизм - вот базовый принцип существования всех систем (природы, общества) планеты Земля. В обществе этот глобальный эволюционизм принимает вид технологического развития просто потому, что человеческая форма жизни адаптируется к среде технологически. Отсюда - планетарная экспансия человеческой формы жизни, теснящей все другие формы жизни на планете: в отличие от животных форм жизни, чрезвычайно медленно эволюционирующих под влиянием медленных средовых (геологических и климатических) изменений, человек, наоборот, - фактор чрезвычайно быстрых технологических перестроек среды» (11).
Технологическое развитие, резюмирует Х. Салливан, оказывается не более чем инструментом глобальной экологической эволюции, но инструментом острым, что и сообщает ему позитивно-негативную двойственность. В качестве инструмента глобальной экологической эволюции технологическое развитие вне критики. Однако в качестве острого инструмента, сбивающего естественный ход глобальной экологической эволюции на ускоренное течение, технологическое развитие вызывает опасения. Но позитивная суть технологического феномена как инструмента глобальной экологической эволюции объективно перевешивает его возможные негативные издержки. Необходимо отказаться от упрощенной дихотомии между «равновесной» природой и «раскольническим» технологи-
ческим развитием. И нужна внимательная оценка технологического инструмента с позиции его экологических и энергетических издержек, его «отходов», его неизбежного применения в сомнительных целях. «Мечта о "равновесной" природе как области, изолированной от человеческой культуры, должна быть признана иллюзией, тем больше овладевающей людьми, чем радикальнее изменения на Земле, вызываемые технологической практикой» (11, с. 283).
Эти естественно-научные и философско-научные свидетельства о едином, статистическом характере явлений и процессов в природе и обществе, собственно, и указывают на основание тотальной интеграции научного знания (интеграции ЕН и ОН) - перехода от полидисциплинарного научного развития к трансдисциплинарной науке.
В настоящее время, считают российские и зарубежные авторы сборника статей о трансдисциплинарности в философии и науке (1), формирование трансдисциплинарной парадигмы роста научного знания - реальность, которую теоретически «спроектировали» наука и философия науки и «спусковым крючком» для которой послужила обязанная КТК коммуникационная революция, радикально изменившая общество. Общество (по характеру человеческой коммуникации), полагают авторы этого сборника, стало глобальным и, значит, обществом повышенного уровня системности -взаимозависимости - всех его частей, что и создало спрос на трансдисциплинарную научную коммуникацию. Выстраивание трансдисциплинарного исследовательского пространства проявляется в беспрецедентной демократизации исследовательской методологии, использовании самого широкого - академического и неакадемического - исследовательского инструментария, преодолевающего не только границы академических дисциплин в ОН и между ОН и ЕН, но и вообще границу между академическим теоретическим мышлением и «народным» теоретическим мышлением. В частности, автор из Нидерландов А. Рип фиксирует наряду с научными теориями феномен «народных» теорий как попытки инсайдеров научного или / и технологического развития зафиксировать образцы-обобщения этого развития в их не столько узкопрофессиональном, сколько широком общественном (публичном) качестве. В отличие от научных теорий, пишет А. Рип, «народные» теории «развиваются в текущих практиках и служат целям разнообразных
субъектов этих практик - ученых, технологов, политиков, публицистов» (10, с. 349). Поскольку, полагает он, «народные» теории обязательно сопровождают академическое научное развитие, необходимо более рефлексивное взаимодействие инсайдеров и аутсайдеров науки. «"Народные" теории нуждаются в усилении своего просветительского элемента, для чего следовало бы привлекать в большей степени, чем это делается сегодня, ОН, так как они призваны объяснять и формировать общественную жизнь, а "народные" теории - неотъемлемая часть общественной жизни» (10, с. 361).
Широкая демократизация научного метода, выражающая трансдисциплинарную (объединительную) тенденцию научного развития, - современная исследовательская практика в ОН. Эту практику отчетливо демонстрируют исследования в области так называемых когнитивных наук, где для тестирования работы когнитивного аппарата человека в разнообразных ситуациях принятия решений используется, по сути дела, неограниченный - академический и неакадемический - методический арсенал, призванный решить огромную в ОН психологическую проблему субъектно-субъектных взаимоотношений исследователей с исследуемой реальностью. Так, в статье группы авторов из США (8) предложена оригинальная методология исследования когнитивных способностей человека. Оригинальна она тем, что респондентами соответствующего проведенного авторами статьи case study стали пользователи Интернета, ищущие важную для них онлайн-информацию. Изучались вопросы: время онлайн-поиска информации, объем, точность и стратегии поиска, а также влияние возраста, опыта использования Интернета и когнитивных способностей на поисковые стратегии. Таким образом, созданная КТК виртуальная реальность открывает перед исследователями в области ОН новые горизонты возможностей, подсказывает новые методы и, собственно, меняет социологическую науку, высвобождая ее из естественно-научного канона взаимодействия исследователя с исследуемой реальностью как субъектно-объектного взаимодействия и встраивая в органичный для нее канон субъектно-субъектных взаимоотношений.
Сегодня в целом в ОН происходит настоящая методологическая революция именно в связи с КТК. С нынешним развитием компьютерных технологий в их многообразном приложении и связанным с этим экспоненциальным ростом социальной коммуника-
ции использование данных с ресурсов Интернета - так называемых «больших данных» (big data) - практикуется в широком спектре областей научного исследования. Действительно, возник совершенно новый тип исследования - онлайн-исследование. Об этом новом типе исследования рассказывает статья коллектива авторов из Великобритании, в которой они указывают, что сегодня в распоряжении социолога, даже не имеющего финансирования и раньше с борьбой добивавшегося проведения интервью с маленькой выборкой респондентов, находятся сотни, тысячи, а то и миллионы (в случае с Твиттером) «респондентов» при явно меньших затратах усилий и времени.
Признано, что скрытное присутствие исследователя на форумах в Интернете избегает упорных проблем, связанных с эффектом «гало», неизбежно возникающим, когда респонденты знают, что они именно респонденты - участники исследования. Но и наоборот - в этой новой исследовательской реальности существует вопрос «честности» онлайн-респондентов, которые становятся для исследователя респондентами не по его выборке, а сами собой, и которые поэтому вполне могут создавать ложные о себе впечатления без какого-либо исследовательского контроля. Это действительно большая проблема для работающего в виртуальном мире социолога: самоотбирающиеся (self-selecting) группы респондентов могут формировать искаженное представление о проблемах, что сильно затруднит оценку исследовательских данных, если вообще не сделает ее невозможной. Вместе с тем можно предположить, что само по себе разрастание «больших данных», их многообразия будет сводить указанные искажения к минимуму, делать эти искажения хотя и неизбежной, но несущественной статистической величиной. Ясно, продолжают авторы, что многое в социологической науке, которая подведена к сбору и анализу «больших данных», переходит в компетенцию компьютерных наук.
Таким образом, формируется новое междисциплинарное поле исследований в области общественных наук, и формирующим это поле началом выступают именно компьютерные науки. Исследовательский союз ученых-обществоведов и ученых-компьютерщиков представляется скорее трансдисциплинарным, нежели междисциплинарным, поскольку речь идет о сотрудничестве разного рода наук. Что же касается методологии исследования в этом
трансдисциплинарном пространстве, то она нуждается в детализации, чтобы показать ее применимость во всем спектре исследований в междисциплинарном / трансдисциплинарном поле сотрудничества общественных и компьютерных наук. Требуемая детализация должна основываться на том факте, что расшифровка, «добывание» мнений, высказываемых в текстах пользователей Интернета, - базовая задача аналитики в отношении сетей социальной коммуникации. Этот материал дает большинство платформ, использующих инструмент блогов, что позволяет пользователям выражать свои взгляды и мнения в единстве текста, образов и смысловых «картинок». Это и есть данные, собираемые аналитиком, который пропускает их через сито техник статистического и текстового анализа для выявления и сравнения между собой образцов коммуникации.
Нужно хорошо осознавать, подчеркивают авторы, растущие возможности и сложности междисциплинарных / трансдисциплинарных исследований нового типа, в которых стираются границы между дисциплинами, весьма далекими друг от друга по своим предметам, объединяются радикально разные научные интересы, методологические подходы, исследовательские умения, техники, дисциплинарные лексиконы. Интернет с его сетями социальной коммуникации поставил ОН перед необходимостью радикального сдвига в исследовательском инструментарии, в самой исследовательской коммуникации со всеми вытекающими последствиями, главное из которых - формирование трансдисциплинарного исследовательского поля (объединения общественных и компьютерных наук) с ломкой многого в традиционной исследовательской практике (8).
В самом деле, инструментарий онлайн-исследования - сам по себе мощный фактор сообщения ОН трансдисциплинарного характера, поскольку онлайн-исследования коммуникационны по своей природе. Судя по литературе, сообществом методологов науки принята интеграционная модель научного развития - объединения всех наук через так называемую теорию сложности Complexity theory), что, в частности, и фиксирует в своей статье автор из Индии Д. Начан. Он отмечает, что в настоящее время наблюдается отказ многих методологов науки, сторонников довольно старого принципа единства наук, от модели «жесткой» (производящей законы - номологической) науки в пользу смягченной модели, опре-
деляемой как «сочетание знания и практики, наилучшим образом отражающее критическое отношение исследователя к добываемым им исследовательским результатам в данный момент времени» (7, с. 16).
Сегодня, пишет автор, в сообществе методологов науки происходит сдвиг от модели единства (унификации) наук к модели интеграции, когда интеграция наук оставляет им методологическое и теоретическое своеобразие, например, заключающееся в появлении междисциплинарных теорий. Принятие сообществом методологов науки интеграционной модели научного развития привело к важному принципу единства общественных наук (unity of sodal sde^es prindple), поскольку этот принцип, во-первых, четко отграничивает общественные науки от естествознания, тем самым отказываясь от самой идеи унификации наук, и, во-вторых, рассматривает общественно-научное единство как именно интеграцию сохраняющих разность областей исследования, т.е. как формирование междисциплинарного исследовательского поля. И уже «на базе идеи междисциплинарности произошел возврат к проекту объединения всех наук. Междисциплинарное объединение общественных и естественных наук мыслится производить через теорию сложности Complexity theory), в которой главную роль играют нелинейная динамика и неравновесность, а общественных и гуманитарных наук - вокруг герменевтики, делающей акцент на смысле, интерпретации и риторике» (7, с. 18-19).
Появление теории сложности в методологическом дискурсе знаменует, полагает Д. Начан, важную веху в методологии науки -слияние нескольких влиятельных трендов, берущих начало в параллельном развитии общей теории систем (ОТС) и кибернетики в середине XX в. И ОТС, и кибернетика имеют дело с системами, которые характеризуются чрезвычайно сложными - нелинейными и нестабильными - взаимосвязями и динамикой, не поддающимися описанию с помощью традиционных математических методов.
В настоящее время, продолжает он, теория сложности в большой степени формирует методологию общественных наук в целом, а некоторые из приложений теории сложности в общественно-научных исследованиях имеют революционное значение. Моделирование сложности в современных исследованиях общества - существенная особенность междисциплинарного поля общест-
венных наук, работающая на принцип единой науки, но в интеграционном режиме, без редукционизма. Теперь научные законы (как в естествознании, так и в обществознании) больше не «жесткие», но лишь вероятностные, а это означает, что невозможно иметь теории на все времена. Моделирование сложности в современной науке демонстрирует пространственно-временную зависимость описания систем. Например, в механике Ньютона физические системы описывались как системы, траектории которых были раз навсегда детерминированы системными параметрами и начальными условиями, и не имело значения, в каком именно начальном состоянии находилась система. С позиции же теории сложности история системы производна от ее (системы) траектории, т.е. система утрачивает свою устойчивость во времени, время для нее становится необратимым. Эта особенность сложности с очевидностью работает в обществознании, когда ученые-обществоведы отчетливо чувствуют, что такие факторы, как социальные отношения, институты, культура и история, фундаментально важны для понимания социальных процессов. «Может быть, и преждевременно называть теорию сложности будущим общественных наук, - резюмирует Д. Начан, - но уже сегодня ясно, что она способна быть гарантом многообещающего диалога между защитниками логики, рациональности, анализа и теми, кто защищает интуицию, понимание, синтез» (7, c. 21).
Формирование в настоящее время трансдисциплинарной парадигмы роста научного знания именно как парадигмы методологической трансдисциплинарности, когда исследовательские методы не только свободно преодолевают дисциплинарные границы между ОН и ЕН, но и выходят в неакадемическое пространство, выстраивая новое, беспрецедентно демократизированное исследовательское сообщество, уравнивающее в правах профессиональных исследователей и неспециалистов, удостоверяется большим количеством современных исследований в области методологии общественных наук.
Так, группа авторов из Канады (4) в своей статье отмечают, что в настоящее время в общественных науках при исследовании разного рода проблемных социальных групп растет популярность приглашения в такие исследования непрофессиональных интервьюеров, способных разговаривать с проблемными сообществами на их языке. Авторы описывают эту методологию в своем case
study, показывая механизмы (а) привлечения интервьюеров - резидентов исследуемых проблемных сообществ; (б) решения проблем, связанных с таким привлечением; (в) получения пользы от такого привлечения.
При проведении исследований различных социальных групп, пишут канадские авторы, определенные социальные группы оказываются для исследователей менее доступными, чем прочие группы. Например, бездомные люди или те, кто по каким-либо причинам (криминалитет, нелегалы и т.д.) старается не обнаруживать себя, находиться в тени. До таких «невидимых» сообществ необходимо «достучаться». Для этого существуют различные методы, в частности метод «снежного кома» (snowball), когда каждый участник исследования обязуется привлечь еще несколько участников. Однако, несмотря на все эти трудности, крайне важно добиться методологического прорыва в попытках доступа к социально «невидимым» сообществам для эффективного исследовательского вмешательства, иначе невозможно составить реальную картину общества (4, с. 3).
Таким методологическим прорывом, считают авторы, стало так называемое «инсайдерское исследование» (insider research), которое проводится членами сообщества и которое, собственно, и исследуется. Этот тип научного изучения требует большого внимания к проблемам конфиденциальности, согласия, объективности и вообще зыбких настроек человеческой психологии. Существует ряд методологий инсайдерского исследования: а) исследователи -члены исследуемых групп; б) «контактеры» (contact tracers) вербуют членов из целевых групп; в) «резиденты» областей, интересующих исследователей, сообщают об образцах поведения и трендах в этих областях. Есть и методология «интервьюеров, равных интервьюируемым» (peer-interviewing) (ИРИ) (4, с. 3), в которой ИРИ, определяемые как таковые по их жизненному опыту, вовлекаются в исследуемую группу для сбора качественных данных об этой группе.
Одно из достоинств инсайдерского исследования - демократизация производства знания. Инсайдерское исследование не претендует на достижение единственного, истинного знания, но способно открыть новый путь к пониманию нюансов сложных жизненных опытов. ИРИ имеют возможность добыть знание, которое окажется недоступным для академических исследователей. Бо-
лее того, ИРИ способны повысить качество исследовательских данных, поскольку исследуемые более искренни с теми, кто хорошо знает их жизненные обстоятельства. «Практика привлечения ИРИ в академический исследовательский процесс, - резюмируют авторы, - может представляться достаточно экзотичной, и, действительно, она создает некоторые новые проблемы. Однако есть прецеденты подобной практики и в традиционных подходах к формированию исследовательских команд. Достаточно вспомнить процессы в области исследовательской этики, когда академическое исследование становится открытым его этической оценке, и это то же самое, что привлечение в него аутсайдеров. Однако какие бы ни были связанные с методологией ИРИ проблемы, главное в ее использовании - сама новая школа для исследователей, само их обучение и как методологов, и как ученых. Главное - открытие нового исследовательского горизонта, которое побуждает с уверенностью развивать такую практику и дальше» (4, с. 16).
В материале автора из Великобритании М. Моэра (6) детально исследуется современная, связанная с Интернетом практика сбора данных - исследовательское наблюдение в виртуальных мирах (observation in virtual worlds). Автор предлагает ряд методологических соображений для тех, кто ведет исследовательское наблюдение в Интернете. Область виртуальных миров (ВМ), пишет М. Моэр, требует новых исследовательских подходов, поскольку очевидно, что практика исследовательского наблюдения в ВМ весьма далека от прямолинейности. Исследователи должны быть осторожны в отношении интерпретации данных наблюдения из-за сложностей в определении: куда направлено внимание участников ВМ; какие действия предпринимают участники в данный момент; являются ли идентифицированные исследователем действия участников результатом намерения или это ненамеренные действия, или просто технические ошибки. Подобные проблемы интерпретации ограничивают способность наблюдения обеспечить надежные данные о поведении участников ВМ без значительных исследовательских допущений. Подходящая здесь стратегия, считает М. Моэр, -использование так называемого мультиметодического исследования (multi-method research), «объемной» (в отличие от «плоской») методологии, сочетающей разные исследовательские методы. Такое сочетание методологических инструментов позволяет создать
исследовательский «объем» в отношении изучения поведения участников ВМ, поскольку объединяет наблюдения физической и виртуальной активности через проведение живого, «лицом к лицу» интервью с участниками ВМ, которые ранее наблюдались виртуально. Мультиметодическое исследование с успехом применяется в этнографии, когда этнографы используют наблюдения и онлайн, и оффлайн вместе с формальным и неформальным интервьюированием, анализом документов, фотографий и множеством других подходов. «Мультиметодический подход не снимает проблем и слабостей наблюдательного участия в ВМ, но позволяет использовать другие подходы для достижения более полного понимания изучаемого предмета - построения более полной картины ВМ» (6, с. 173).
Продолжая тему методологических инноваций в общественных науках, авторы из США А. Кесар и Д. Макси (5) описывают пути, с помощью которых метод «дельфийского оракула» (складывания пазлов - решения загадок) мог бы быть распространен на методы партиципативного исследования (ПИ), что стало бы инновационной методологией ПИ. Исследователи, по наблюдению А. Кесара и Д. Макси, все больше обращаются к нетрадиционным исследовательским методам с целью преодолеть разрыв между лабораторным изучением реальности и самой реальностью. Эти «нетрадиционные исследовательские методы часто обобщенно описываются как парадигма исследовательского участия (participatory paradigm): исследователи находятся «внутри» изучаемой ими реальности (а не смотрят на нее «со стороны»), таким образом, превращая аутсайдеров исследования в его инсайдеров, мотивированных высказывать новые идеи по важным социальным и политическим проблемам. Однако в рамках этой парадигмы существует имеющая большой потенциал, но слабо используемая методология ПИ - так называемый "дельфийский метод" (Delphi technique)» (5, с. 143).
В качестве собственно дельфийской стратегии, отмечают авторы, этот метод уже достаточно давно используется в изучении острых политических проблем. При политологическом подходе конфликтующие позиции изучаются гораздо более детально с целью достижения полного понимания того, где именно стороны расходятся и на чем должно строиться их согласие. Дельфийский ме-
тод работает особенно хорошо, когда нужно улучшить понимание проблем, возможностей, решений либо сделать прогноз, но наиболее эффективен он в отношении проблем, которые трудно исследовать с помощью точных аналитических методов, а требуется изучать субъективные суждения людей, чтобы сложить из них понимание таких проблем (сложить пазл). Этот метод также эффективен при изучении проблемы, относительно которой существует неполное знание или отсутствует единство мнений участников исследуемого события о событии-проблеме.
Появление стратегии дельфийского подхода, продолжают А. Кесар и Д. Макси, вызвало в академических кругах беспокойство в отношении того, что исследовательские выборки могут выходить за рамки четко определенных экспертных групп, поскольку эксперты считаются гарантами научной объективности, а дельфийский метод, «разбавляющий» экспертов всеми «заинтересованными лицами», эти гарантии ставит под сомнение. Однако есть эмпирические данные, показывающие, что эксперты, в отличие от аутсайдеров экспертного сообщества, менее склонны менять свои оценки в ходе исследования. И эти данные перекликаются с теорией ошибок, согласно которой, в то время как люди без экспертного статуса задают вариантность в получении исследовательских результатов, эксперты, упорно сохраняя исходную точку зрения на всем исследовательском пути, эту вариантность понижают. Кроме того, эмпирическое изучение этого предмета показало, что, хотя суждения аутсайдеров экспертного сообщества часто неосновательны, они необязательно менее точны, чем суждения экспертов. Например, защитники дельфийского метода утверждают, что «смешанное исследовательское сообщество, сочетающее экспертов и неспециалистов, вполне может работать на повышение достоверности и сложности исследовательских результатов, поскольку неспециалисты склонны видеть проблемы с неожиданных сторон, они более чувствительны к контекстуальным проблемам и более способны менять свои представления с получением новой информации» (5, с. 145).
Внутри парадигмы партиципативного исследования возникло множество различных методов, разработанных на основе разных философских допущений, в том числе методы: исследование действием (action research), совместного запроса (cooperative inquiry), партиципативных исследований действием (participatory action
research). Но хотя философия этих методов разная, они объединены некоторыми «сквозными» характеристиками: 1) строятся на внутреннем для всей исследовательской группы (включая неспециалистов как части исследуемой проблемы) знании; 2) фокусируются на проблемах реального мира; 3) вовлекают неспециалистов в качестве дизайнеров исследования, в том числе в отношении методологического дизайна, а также в качестве сборщиков и интерпретаторов исследовательских данных. Важный аспект всех этих характеристик состоит в том, что сами по себе изменения в ходе партиципа-тивного исследования, собственно, и мыслятся как исследовательские результаты и что останавливаться просто на идеях и решениях значило бы прямо противоречить партиципативной парадигме, которая стремится создавать изменения. Традиция партиципативного исследования - это традиция рождения знания непосредственно в практике взаимодействия экспертов и любых полезных (для исследования) неспециалистов. Исследователь, работающий в партици-пативной парадигме, - это тот, кто способствует получению знания нового поколения, кто не столько осуществляет контроль над исследовательским процессом, сколько открыт разнообразным изменениям и сдвигам по ходу процесса.
«Логика использования дельфийского метода такова, - утве-ждают А. Кесар и Д. Макси, - что, коль скоро этот метод вообще стал использоваться для лучшего понимания практического знания в областях, где теория и практика неразрывно переплетены, он распространил свой мандат на все без исключения исследовательские звенья, включая и привлечение неспециалистов в качестве полноправных исследователей. И такой сдвиг произошел в последнее десятилетие» (5, с. 147).
Свой вклад в формирование новой методологической парадигмы гуманитарных и общественных наук (ГОН) вносят авторы из Ирландии Э. Дойл и П. Бакли (3). Они предлагают для исследований в области ГОН такую методологическую инновацию, как введение исследовательской этики (ИЭ) непосредственно в исследовательский инструментарий в качестве «инсайдера» исследования, считая, что ИЭ не должна быть чем-то для ГОН внешним, отданным на откуп комитетам по контролю над ИЭ. Действующая сегодня парадигма ИЭ, пишут эти авторы, сформировалась применительно к биомедицинской науке, показавшей себя, например, по
прецеденту нацистских биомедицинских экспериментов, весьма рискованной с этической точки зрения областью. В последние десятилетия эта парадигма распространилась на все неклинические исследования, в том числе на ГОН. Между тем очевидно, что применение биомедицинской парадигмы ИЭ к качественному исследованию в области ГОН часто создает значительные проблемы, поскольку «сама эта область субъективна, психологична, не представляет линейной реальности, и те, кто пытается ее этически регулировать, попросту не понимают, что такое гуманитарные и общественные науки» (3, с. 96).
Авторы указывают на существенные различия в отношении ИЭ между биомедициной и ГОН. В биомедицинской области исследуемые объективно находятся у исследователей в подчиненном положении, и именно поэтому здесь нужен жесткий этический контроль (для защиты прав исследуемых). В области же ГОН исследуемые никак не зависят от исследователей - исследователи не могут осуществлять над исследуемыми власть, а могут лишь искать к ним подходы ради получения от них информации как основы достоверного знания об изучаемом предмете. Иными словами, если в биомедицинской области есть большие риски превращения исследуемых в «объекты» для исследователей, в «исследовательский материал», то в области ГОН такие риски гораздо меньше. Исследовательское манипулирование исследуемыми, выступающими в роли добровольных информаторов, не столь опасно и потому не требует жесткой этической регламентации, а, напротив, нуждается в ее ослаблении, иначе исследователю невозможно делать свою работу. В области ГОН между исследователями и исследуемыми существует соучастие, т.е. естественным образом устанавливаются субъектно-субъектные взаимоотношения, которые и гарантируют необходимый уровень ИЭ, делая излишним внешний этический контроль. Поэтому искомая модель ИЭ, которая охватывала бы все области науки о человеке, включая и биомедицинскую область, должна исходить из этических требований к исследованиям не в области биомедицины, а именно в области ГОН, иными словами, исходить из принципа субъектно-субъектных отношений между исследователями и исследуемыми, отношений соучастия, доверия и терпимости.
Этический контроль над исследованиями в области наук о человеке, будь то биомедицинская область или область ГОН, убеждены Э. Дойл и П. Бакли, должен рассматриваться не в качестве некоего внешнего надзора за научной деятельностью, но как важная часть исследовательских проектов, имеющая методологическое значение, поскольку сам объект исследования (человек) требует введения этики непосредственно в решение исследовательской задачи. По сути дела, введение принципов ИЭ непосредственно в исследовательскую работу формирует новую методологию всего спектра наук о человеке и обществе, включая биомедицинские исследования. И такой шаг к методологическому самоопределению наук, в которых между исследователем и исследуемой реальностью устанавливаются субъектно-субъектные взаимоотношения, представляется абсолютно необходимым в свете затянувшихся споров о том, насколько общественные и гуманитарные науки отвечают критериям научности, определяемым естественными науками. Подобные споры теряют смысл, если признать вполне банальную вещь - «сам предмет ГОН требует к себе этического отношения, на чем и должна основываться органичная для этих наук методология, разработка которой будет продвигаться исследователями, осознающими этическую суть своего предмета» (3, с. 113).
Список литературы
1. Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. - М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. - 564 с.
2. Doede R. Technologies and species transitions: Polanyi, on a path to posthumanity? // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. - Р. 225-235. -DOI: 10.1177/0270467611406050.
3. Doyle E., Buckley P. Embracing qualitative research: A visual model for nuanced research ethics oversight // Qualitative research. - 2017. - Vol. 17, N 1. - P. 95-117. -DOI: 10.1177/1468794116661230.
4. Enriching qualitative research by engaging peer interviewers: A case study / Devotta K., Woodhall-Melnik J., Pedersen Ch., Wendaferew A., Dowbor T., Guilcher S., Hamilton-Wright S., Ferentzy P., Hwang S. // Qualitative research. -2016. - P. 1-20. - DOI: 10.1177/1468794115626244.
5. Kezar A., Maxey D. The Delphi technique: An untapped approach of participatory research // International journal of social research methodology. - 2016. - Vol. 19, N 2. - P. 143-160. - DOI: 10.1080/13645579.2014.936737.
6. Mawer M. Observational practice in virtual worlds: Revisiting and expanding the methodological discussion // International journal of social research methodology. -2016. - Vol. 19, N 2. - P. 161-176. - D0I:10.1080/13645579.2014.936738.
7. Nachane D. Methodology of the social sciences in the age of complexity: Unity, autonomy or integration? // Journal of interdisciplinary economics. - 2015. -Vol. 27, N 1. - P. 1-32. - DOI: 10.1177/0260107914560864.
8. Online information search performance and search strategies in a health problemsolving scenario / Sharit J., Taya J., Berkowsky R., Czaja S. // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2015. - Vol. 9, N 3. - P. 211-228. -D0I:10.1177/1555343415583747.
9. Pelt J., van. Toward a Polanyian critique of technology: Attending from the indwelling of tools to the Course of technological civilization // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. - Р. 236-246. -D0I:10.1177/0270467611406518.
10. Rip A. Folk theories of nanotechnologies // Science as culture. - L., 2006. - Vol. 15, N 4. - P. 349-365.
11. Sullivan H. Unbalanced nature, unbounded bodies, and unlimited technology: Ecocriticism and Karen Traviss' wess'har series // Bulletin of science, technology & society. - 2010. - Vol. 30, N 4. - P. 274-284. - D0I:10.1177/0270467610373821.
12. The social sciences and the web: From «lurking» to interdisciplinary «big data» research / Bone J., Emele Ch., Abdul A., Coghill G., Pang W. // Methodological innovations. - 2016. - Vol. 9. - P. 1-14. - DOI: 10.1177/2059799116630665.
А.А. Али-заде
2018.01.006. ХОММЕЛЬ Б., КОЛЬЗАТО Л. БОЛЬШОЙ ВЫЗОВ: ИНТЕГРИРУЯ НОМОТЕТИЧЕСКИЙ И ИДЕОГРАФИЧЕСКИЙ ПОДХОДЫ К ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ ПОЗНАНИЮ. HOMMEL B., COLZATO L. The grand challenge: Integrating nomothetic and ideographic approaches to human cognition // Frontiers in psychology. - 2017. - Vol. 8. - P. 1-3. - DOI:10.3389/fpsyg. 2017.00100.
Ключевые слова: аристотелевская установка; галилеевская установка; психология; когнитивные науки; нейронные корреляты; базовый механизм.
Авторы статьи - руководитель кафедры когнитивной психологии факультета психологии Лейденского университета Б. Хом-мель и ведущий исследователь Лейденского института мозга и познания, доцент факультета психологии Лейденского университета Л. Кользато. В работе в контексте современных исследований развивается и конкретизируется предложение классика гештальтпси-
