CC BY
429
грамматический статус причастия в современном русском языке
Инна Игоревна кунавина,
доцент кафедры русской филологии Северо-Осетинского государственного педагогического института (СОГПи), г. владикавказ, е-mail: oskarkunawin@hotmail.com
В статье содержится анализ грамматических и лексических свойств причастий, и на основе существующих теорий определяется их грамматический статус.
Ключевые слова: причастия, грамматический статус, глагол, финитные формы, адъективация, относительное время.
the grammatical status of participle in modern russian
Inna I. kunavina,
candidate of pedagogical sciences, assistant professor of Russian philology of North Ossetian State Pedagogical Institute, е-mail: oskarkunawin@hotmail.com
The article contains an analysis of grammatical and lexical properties of participles, and on the basis of existing theories their grammatical status is determined
Keywords: participles, the grammatical status, verb, finite forms, adjectivization, relative time.
Причастие учащиеся усваивают с большим трудом. Причина такого явления кроется в гибридности грамматических признаков данной категории, совмещающей в себе свойства глагола и имени. Именно поэтому в лингвистической литературе по-разному решается вопрос о морфологическом статусе причастия. Древнегреческий ученый Аристарх выделял его в самостоятельную часть речи. Ученик Аристарха - Дионисий Фракийский - в своей работе «Грамматическое искусство» (II в. н. э.) не только выделил причастие в разряд самостоятельных частей речи, но и дал ему обстоятельную семантико-грамматиче-скую характеристику, назвав словом, имеющим свойства глагола и имени [12: 216-220].
Следуя Дионисию Фракийскому, древнегреческий ученый Донат (IV в. н. э.) в полном соответствии с античными грамматическими традициями рассматривал причастия и в ранних славянских, и в первой русской грамматике. Так квалифицировал причастия Мелетий Смотрицкий, указывая при этом на их грамматическую двойственность [29: 261]. Не отступает от античной традиции и М. В. Ломоносов, оценивая причастие как глагольно-именную форму и выделяя его в самостоятельную часть речи [16: 408].
Однако в дальнейшем подобный взгляд на морфологический статус причастий в отечественной лингвистической традиции был отвергнут. Возобладала точка зрения, согласно которой причастие не образует самостоятельной части речи, а является одной из форм глагола [26: 94; 36: 470; 23: 141; 19: 217-218; 4: 151; 15: 263-264].
Квалификация причастия как особой формы глагола имеет место и в большинстве школьных учебников. Вместе с тем следует заметить, что Д. Н. Овсянико-Куликовский считал, как и М. В. Ломоносов, причастие самостоятельной частью речи. Эта точка зрения в последнее время вновь становится популярной [22: 104; 32: 221; 31: 157]. Некоторые исследователи, исходя из формальных признаков причастия с именем прилагательным, отождествляют его с последним [3: 105-106; 27: 64; 9: 299-300].
Американский русист Леонард Бэбби рассматривает грамматический статус русского причастия в рамках трансформационной (порождающей) грамматики. Согласно теории трансформационной грамматики, существуют глубинные и поверхностные языковые структуры. Базовые, глубинные категории являются исходными и универсальными. Эти исходные категории подвергаются действию трансформационного и морфологического компонентов грамматики, в результате чего они превращаются в поверхностные, присущие конкретному языку части речи. Так, Леонард Бэбби выделяет глубинную категорию
и. и. КУНАВИНА
глагола, которая на поверхностном уровне в русском языке представлена четырьмя глагольными частями речи: спрягаемыми формами, инфинитивом, причастием и деепричастием [5: 177-180]. «Исходный глагол [знай-]% - пишет Леонард Бэбби, - реализуется как личный глагол знает, инфинитив знать, активное причастие знающий или деепричастие зная в зависимости от «позиции» конфигурации [... [знай-^ vp] в поверхностной структуре» [5: 180].
«Таким образом, глагольные части речи рассматриваются как контекстные варианты исходного глагола при том, что контекстом для них оказывается поверхностная НС-структура» [5: 185].
В. В. Виноградов называет причастие «гибридной частью речи» на основании того, что эта категория не является независимой частью речи, а совмещает в себе семантические и синтаксические свойства более базовых частей речи - глагола и имени прилагательного [6: 230].
Как и абсолютному большинству исследователей, нам представляется наиболее убедительной по этому вопросу традиционная точка зрения, согласно которой причастие в русском языке является формой глагола.
Трудно согласиться с утверждением о том, что причастия можно причислить к именам прилагательным. Причастия качественно отличаются от имен прилагательных. Имена прилагательные обозначают пассивный признак предмета, а причастия обозначают признак активный. Активный признак возникает в предмете благодаря его деятельности, проявлению его собственной энергии [19: 115]. А. М. Пешков-ский справедливо подчеркивал, что в действии предмет «сам свой признак делает» [23: 84]. Пассивный же признак всегда присущ предмету, «заложенный в природе предмета» [23: 84]. В свое время А. А. По-тебня отмечал, что в причастии «данный признак представляется зависимым от энергии, присущей предмету, но сама эта энергия не мыслится, между тем как в собственном прилагательном не мыслится и отношение к энергии. «Зеленеющая» трава значит не только имеющая признак зелени, как «зеленая», но и имеющая его в силу того, что сама производит этот признак» [26: 94].
Указанное различие пассивных и активных признаков очень важно, поскольку оно лежит в основе различения причастий (глаголов) и имен прилагательных. Необходимо также подчеркнуть, что имена прилагательные обозначают постоянные признаки предметов, а «причастия обозначают признаки временные, возникающие извне и характеризующие предмет только внешним образом» [8: 14]. Эту же мысль в свое время акцентировал С. И. Абакумов: «.когда речь идет о причастиях, то обыкновенно у говорящих возникает вопрос о том, кем или при каких обстоятельствах производилось действие, когда же речь идет об отглагольных прилагательных, вопросов у говорящих не возникает» [2: 30]. Такое же мнение находит свое выражение и в работах многих других ученых [26: 6; 35: 108: 13: 66]. Важно отметить, что данное свойство русских причастий уже отмечали выдающиеся языковеды Х1Х века [20: 26; 26: 94; 33: 296; 34: 4; 21: 22].
Непосредственная связь причастия с субъектом действия является очень важным основанием для отнесения его к разряду глагола, так как глагол есть представитель «того члена предложения, функцией которого является выражение процесса, устанавливающего субъект высказывания в его реальной действительности, в бытии» [17: 9]. На наш взгляд, именно по этой причине невозможны в русском языке причастия от безличных глаголов [4: 150].
Причастия и финитные формы глагола объединяются на основе общности семантического содержания [10: 75; 28: 664]. А что представляют собой части речи в современном русском языке? «Это классификация русских лексем по различным, однако преимущественно семантическим характеристикам, таким, как предмет (существительное), признак динамический (глагол) или статический (прилагательное) и признак признака (наречие)» [18: 9]. Конечно, то, что части речи имеют выраженный грамматический характер, никем не подвергается сомнению: «.они различаются характером словоизменения (формообразования), характером грамматических значений и категорий, синтаксических связей и функций» [19: 108]. Однако данный факт не исключает лексическое различие частей речи. Очевидно, что слова белый, бело, белить, белизна различаются не только грамматическими признаками, но и лексическими. Если бы они различались только грамматически, то их следовало бы признать формами одного слова, а не различными частями речи. «Но так этот вопрос никогда не решался, всегда здесь видели разные слова, а это и значит, что в различии частей речи всегда усматривались и лексические различия» [19: 108]. «Между тем причастия не имеют своего, особого значения, которое настолько отличалось бы от
значений прилагательного и особенно глагола, чтобы стать содержанием особой части речи. Основное значение причастий - все-таки действие предмета, то есть значение, для выражения которого в языке уже существует соответствующая часть речи» [23: 141]. По своему семантическому содержанию и грамматическим свойствам причастия резко отличаются от имен прилагательных. Они обладают такими важнейшими глагольными категориями, как вид, залог («причем значение страдательного залога в них даже более четко выражено, чем в самом глаголе» [23: 141]), время. Временные значения причастий, хотя «и нетождественны со значениями времен в глаголе, но вполне аналогичные с ними» [23: 141]. Именно во временном значении причастий видел А. М. Пешковский основное отличие причастия как глагольной формы от отглагольных имен: «Форма времени в причастии, хотя и далеко неравная по силе предицирования, форме времени в глаголе, все же кладет резкую грань между причастием и существительным: первое рисует самый процесс... и тем дает живой образ... Второе обозначает только результат и потому мертво» [24: 146-147]. Примечательны также рассуждения Е. Ф. Плотниковой о временном значении причастий, резко отграничивающем их от имен прилагательных: «Слова: висячий, стоячий - обозначают постоянный признак предмета. Это прилагательные. А слова типа: висящий, стоящий - указывают на признак предмета по действию в определенное время. Висячие часы и стоячая лампа могут лежат на столе, но они останутся висячими и стоячими, так как это их постоянный признак, который они сохраняют при всех условиях, а висящими можно назвать часы только тогда, когда они висят; лампу можно назвать стоящей только тогда, когда она стоит» [25: 6].
Итак, причастия являются глагольными образованиями, поскольку произвести их можно исключительно от глагольных основ. Они обладают следующими глагольными признаками: 1) переходность/ непереходность (решающий задачу - решавший задачу - идущий); 2) возвратность/невозвратность (купающий - купающийся, строивший - строившийся); 3) категория вида - совершенный/несовершенный вид (делавший - сделавший); 4) категория залога - действительные и страдательные причастия (читающий - читаемый, читавший - читанный, прочитавший - прочитанный); 5) категория времени - настоящее и прошедшее время (читающий - читавший, читаемый - читанный); 6) валентные возможности причастия аналогичны глагольным (читающий книгу - читает книгу). Как и финитные формы, причастие может поясняться наречием (быстро идет, идущий быстро). Конструкция с причастием легко трансформируется в конструкцию с финитной формой: Вижу мальчика, идущего по тропинке ^ Вижу мальчика, который идет по тропинке. Неразрывная связь причастия и спрягаемых глагольных форм хорошо подтверждается исторически. Все изменения, происходившие в глагольной парадигме, в одинаковой мере затрагивали как спрягаемые формы, так и причастия. И причастия, и спрягаемые формы были подвергнуты воздействию категории вида. Кстати, категория вида у причастий проявляется даже более последовательно, чем у спрягаемых форм. Так, в современном русском языке существуют немаркированные в отношении вида (двувидовые) глаголы (телеграфировать, казнить и др.), однако отсутствуют двувидовые причастия. Появление возвратных финитных форм привело к возникновению и соответствующих причастных (дом строится - строящийся дом). С другой стороны, судя по четкому выражению причастиями залоговых значений, можно предположить, что именно под влиянием причастий залоговые значения распространились на финитные формы.
Теснейшая связь спрягаемых форм и причастия проявляется также в том, что в русском языке наличие того или иного причастия непременно сигнализирует соответствующую финитную форму. Исчезновение из языка финитной формы непременно влечет за собой утрату и соответствующего причастия, либо переход его в имя прилагательное. Даже изменение причастием лексического значения влечет за собой его отрыв от спрягаемой формы и переход в имя прилагательное (ср.: цветущий (прилагательное) вид), так как невозможно *вид цветет. Исходя из приведенных аргументов, мы не можем признать целесообразным выделение причастий в самостоятельную часть речи и тем более отнесение их к разряду имен прилагательных. Те же исследователи, которые выделяют причастия в качестве самостоятельной части речи, тем не менее не могут игнорировать их зависимость от глагола. Так, авторы учебника «Современный русский язык» под редакцией Е. И. Дибровой, выделяя причастие в самостоятельную часть речи, пишут: «При анализе причастия необходимо назвать глагол и выделить основу, от которой образовано данное причастие» [31: 161]. В результате такого подхода глагольные основы оказываются искусственно разнесенными среди разных частей речи.
И. И. КУНАВИНА
В плане содержания причастие отличается от финитной формы глагола только тем, что оно является выразителем «признаковой актуализации», а verbum :&пкит - выразитель действия как процесса [7: 346]. Таким образом, в глагольной категории синтезируются значения действия как процесса и значения действия как признака. Причем оба эти значения сосуществуют в единстве, по-разному актуализируясь в причастии и в финитной форме [8: 11]. Несколько перефразируя высказывание А. А. Потебни, А. И. Моисеев по этому поводу пишет: «.причастия, подобно прилагательным, обозначают признак предмета, уже присущий ему, но (и это уже глагольный признак) возникший или возникающий в нем в результате действия самого предмета (действительные причастия: читающий) или действия над ним (страдательные причастия: читаемый)» [19: 218]. Отсюда можно сделать вывод, что флексии финитных форм транслируют процессуальную семантику глагола, а суффиксы и окончания причастий передают его признаковую семантику [13: 66]. Такая особенность категориального значения причастия, а также его формальная близость с именем прилагательным (изменение по родам, числам, падежам - склонение и согласование в этих формах с именами существительными)1 способствуют его адъективации. Глагольное значение в причастии передается суффиксами, а адъективное - флексиями. А поскольку, как отмечал А. М. Пешковский, суффиксы менее устойчиво сохраняют свое значение, чем флексии, причастия могут переходить в имена прилагательные. Именно этим объясняется то, что они переходят в имена прилагательные, но не могут переходить в спрягаемые глагольные формы. Адъективируясь, причастия полностью утрачивают глагольные признаки и приобретают свойства имени прилагательного: изменение по степеням сравнения, адъективную валентность и др. [11: 11; 14: 20; 8: 15]. Адъективация причастий ярко свидетельствует о неустойчивости их глагольных свойств. По образному выражению й. Микколы, они «прокладывают мосты от глаголов к именам» [1: 62]. При этом адъективация причастий непосредственно связана с их синтаксической функцией. То, что синтаксические функции являются определяющими для морфологического поведения причастий, подтверждается различной судьбой полных и кратких форм. Функционирующие в роли второстепенного сказуемого именные действительные причастия в древнерусском языке перешли в деепричастия, полные формы сохранились. Употреблявшиеся в роли сказуемого краткие действительные причастия на -л-, утратив атрибутивную функцию и не имея поддержки в полных формах, перешли в глагольные формы прошедшего времени. Все эти факты ярко свидетельствуют о том, сколь противоречиво поведение причастий в морфолого-син-таксической системе русского языка. В заключение рассмотрения вопроса о грамматическом статусе причастия, необходимо вернуться к вопросу об особенностях выражения ими временного значения. Этот довольно запутанный вопрос хорошо раскрыл С. И. Соболевский: «Русское причастие относительно обозначения времени отчасти сходно с деепричастием, отчасти с изъявительным наклонением. Именно причастие настоящего времени по большей части означает действие, современное действию управляющего глагола, но иногда означает действие, современное моменту речи говорящего. Причастие прошедшего времени недлительного вида по большей части означает действие, предшествующее моменту речи говорящего, т.е. прошедшее. Впрочем, если управляющий глагол поставлен в настоящем или прошедшем времени, то причастие прошедшего времени недлительного вида означает вместе с тем и действие, предшествующее действию управляющего глагола. Но если управляющий глагол поставлен в будущем времени, то причастие прошедшего времени недлительного вида лишь в исключительных случаях может означать будущее действие, но предшествующее будущему действию управляющего глагола, а нормально оно в этом случае означает действие прошедшее, предшествующее моменту речи говорящего. Причастие прошедшего времени длительного вида употребляется в обоих указанных значениях, а именно: при управляющем глаголе прошедшего времени оно может указывать на действие, современное его действию (наряду с причастием настоящего времени); но оно может указывать и на действие, предшествующее моменту речи говорящего, к какому бы времени ни относилось действие управляющего глагола. Примеры выражения одновременности с помощью формы причастия настоящего времени: Я вижу, видел, увидел, увижу мальчика, несущего молоко. Но в предложении Яуви-
1 Таким образом, формы рода, числа и падежа причастий, как и прилагательных, являются просто формами синтаксических отношений и не имеют, в отличие от глагольных категорий, никакого внутреннего содержания. Они легко могут быть заменены глаголами в спрягаемой форме. Ср.: бегущий мальчик — мальчик, который бежит, построенный дом — дом, который построили. Поэтому существуют языки, в которых вовсе нет причастий.
дел или увижу мальчика, носящего нам молоко, - носящего уже не обозначает действия, современного прошедшему или будущему, означает действие, современное моменту речи говорящего (т.е. настоящее в смысле постоянно совершающегося действия): Я (у)видел или увижу мальчика, который носит нам молоко. В предложении Я вижу или (у)видел, или увижу мальчика, принесшего нам молоко, - принесшего обозначает действие, предшествующее моменту речи говорящего, т. е. прошедшее: Я вижу или (у) видел, или увижу мальчика, который принес нам молоко. Также и в предложении Я вижу или (у)видел, или увижу молоко, принесенное нам мальчиком, - принесенное означает действие прошедшее: которое (было) принесено мальчиком. Но в форме Завтра мальчик принесет нам молоко, и я попробую принесенное им молоко - принесенное означает действие будущее: которое будет принесено мальчиком. Но это случай исключительный: только из общего смысла фразы видно, что это действие предшествует действию управляющего глагола (попробую), но является будущим по отношению к моменту речи говорящего. В предложении Я (у)видел мальчика, несшего молоко, - несшего обозначает действие, современное прошедшему (у)видел, и потому равно прошедшему: Я (у)видел мальчика, который нес молоко; здесь несшего, несущего. Но в предложении Я вижу или увижу мальчика, несшего вчера молоко, - несшего не означает действия, современного настоящему или будущему, а означает действие, предшествующее моменту речи говорящего: Я вижу или увижу мальчика, который нес вчера молоко» [30: 318-319].
Таким образом, причастие в современном русском языке может выражать как абсолютное, так и относительное время. Конструкции с причастным оборотом в современном русском языке синонимичны сложноподчиненным предложениям с придаточным определительным. При этом субъект причастия и глагольного сказуемого может быть общим: «Николай Петрович, отроду не куривший, поневоле отворачивал нос» (И. С. Тургенев). Но субъекты причастного и глагольного действия могут и не совпадать: «На восходе солнца они добрели до хутора, стоящего в голой степи» (А. Н. Толстой). В этом предложении языковой выразитель субъекта причастного оборота является дополнением. Этой синтаксической особенностью причастие резко отличается от деепричастия.
ЛИТЕРАТУРА
1. Mikkola 1.1. Urslavische Grammatik. 3 Teil. Formenlehre. Heidelberg, 1950. S. 62.
2. Абакумов С. И. Причастие // Русский язык в школе. 1938. № 4.
3. Богородицкий В. А. Общий курс русской грамматики. Изд. 5-е. М.-Л.: Соцэкгиз, 1935. 353 с.
4. Буланин Л. Л. Трудные вопросы морфологии. М.: Просвещение, 1976. 208 с.
5. Бэбби Л. К построению формальной теории «частей речи» // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. Вып. 15.
6. Виноградов В. В. Русский язык (Грамматическое учение о слове) Изд. 3-е. М.: Высшая школа, 1972. 639 с.
7. Горшкова К. В., Хабургаев Г. А. Историческая грамматика русского языка. М.: Высшая школа, 1981. 359 с.
8. Данков В. Н. Историческая грамматика русского языка. Выражение залоговых значений у глагола. М.: Высшая школа, 1981. 112 с.
9. Иванникова Е. А. О так называемом процессе адъективации // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. М.: Наука, 1974.
10. Иванова В. Ф. К вопросу о соотношении причастий и прилагательных в современном русском языке // Уч. зап. Ленингр. гос. ун-та, 1955. № 180.
11. Иванова В. Ф. Прилагательные и причастия с суффиксом -м- // Русский язык в школе. 1956. № 1.
12. История лингвистических учений. Древний мир / под ред. А. В. Десницкой и С. Д. Кацнельсона. Л.: Наука, 1980. 263 с.
13. Кавецкая Р. К. О статусе причастий с точки зрения деривационных отношений // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж: Изд-во Воронежск. гос. ун-та, 1982.
14. Краснов И. А. Пути перехода причастий в прилагательные // Русский язык в школе. 1957. № 6.
15. Кузьмина И. Б., Немченко Е. В. История причастий // Историческая грамматика русского языка. Морфология. Глагол. М.: Наука, 1982.
и. и. КУНАВИНА
16. Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. 7: Труды по филологии 1739-1758 гг. / под ред. В. В. Виноградова; главн. ред. С. И. Вавилов. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1952.
17. Мещанинов И. И. Глагол. Л.: Наука, 1982. 272 с.
18. Милославский И. Г. Культура речи и русская грамматика. М.: Ступени, Инфра-М, 2002. 159 с.
19. Моисеев А. И. Русский язык. Фонетика. Морфология. Орфография. М.: Просвещение, 1980. 253 с.
20. Некрасов Н. О. О значении форм русского глагола. Санкт-Петербург: Типография и литография И. Паульсона и К°, 1865. 313 с.
21. Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксис русского языка. Санкт-Петербург: Изд-во И. Л. Овсяни-ко-Куликовской, 1912. 265 с.
22. Основы построения описательной грамматики современного русского литературного языка / отв. ред. Н. Ю. Шведова. М.: Наука, 1966. 206 с.
23. Пешковский А. А. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Языки славянской культуры, 2001. 544 с.
24. Пешковский А. М. Глагольность как выразительное средство // Методика русского языка. Лингвистика. Стилистика. Поэтика. Л., 1925.
25. Плотникова Е. Ф. Причастие. Архангельск: Изд-во Архангельского гос. пед. ин-та, 1957. 26 с.
26. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. М.: Учпедгиз, 1958. Т. 1-2. 536 с.
27. Реформатский А. А. Очерки по фонологии, морфонологии и морфологии. М.: Наука, 1979. 100 с.
28. Русская грамматика. М.: Наука, 1980. Т. 1. 784 с.
29. Смотрицкий М. Грамматики словенския правилное синтагма. М., 1648.
30. Соболевский С. И. Грамматика латинского языка. М.: Книга по требованию, 2012.
31. Современный русский язык / под ред. Е. И. Дибровой. Ч. 2: Морфология. Синтаксис. М.: Academia, 2001. 704 с.
32. Тихонов А. Н., Шанский Н. М. Современный русский язык. М.: Просвещение, 1987. 256 с.
33. Ульянов Г. Значения глагольных основ в литовско-славянском языке. Варшава, 1891. Ч. 1.
34. Фортунатов Ф. Ф. О залогах русского глагола. Санкт-Петербург: Тип. Имп. Акад. наук, 1899.
6 с.
35. Фролова И. А. Причастный оборот как грамматический компонент древнеславянского предложения // Сложное предложение в языках разных систем. Новосибирск: Сибирское отд. АН СССР, 1977.
36. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л.: Учпедгиз, 1941. 620 с.
