CC BY
23
76/2011
Вестник Ставропольского государственного университета
РОЛЬ МЕТАФОРЫ В НОВЕЙШЕЙ ДАГЕСТАНСКОЙ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Х. И. Ильясов
THE ROLE OF METAPHOR IN THE CONTEMPORARY DAGESTAN RUSSIAN-LANGUAGE LITERATURE
Ilyasov Kh. I.
The quatrains of modern national poets writing in Russian are analyzed in the article. In their works the author singles out an associative metaphoric line of symbols and images.
Key words: Tarikat - a devotee's way, Ayaty - a Koranic expression, Dzhazba - divine love, Madzhzubi - a God's minion.
В статье анализируются четверостишия современных национальных поэтов, пишущих на русском языке. В их творчестве выявляется ассоциативный метафорический ряд символов и образов.
Ключевые слова: Тарикат - путь подвижника, Аяты - коранические выражение, Джа-заба - божественная любовь, Маджзуби -избранник Бога.
УДК 821.351.0+821.161.1
Русскоязычная дагестанская лирика берет своё начало в суфийской средневековой любовной поэзии Востока. Зачастую это влияние происходит опосредованно через русский язык. Так, рубаи Хайяма и газели Хафиза в переводах на русский язык очень распространены в Дагестане. Одновременно подражательны и самобытны рубаи лезгинского поэта Арбена Мехединовича Кардаша (Меж восходом и закатом. 2006 Дагкнигоиз-дат. На рус. яз.) пишущего на лезгинском и русском языках;
Ныне я уж не я - все иное: и взгляд, и язык, К злым капризам судьбы я давно поневоле привык, Мировая печаль тяжким грузом не давит на плечи: Я Путем Караванным в небесные дали проник.
Судьба, Мировая Печаль, Караванный (Млечный) Путь взывают ассоциативный метафорический ряд: Предопределение, Предначертание, Рок, Предзнаменование, День Правосудия, День Печали, День Наказания, Час Дня, День воздаяния, День Воскресения из мертвых, Судный День, Звезда Давида, щит Давида, Аль-Магест, Сириус, Орион, Близнецы, Диоскурии, Весы, Девы, Стрелец, Зодиак, Аврора, Венера, Церера.
Одним из основных мотивов восточной поэзии является Преображение человека, его духовно-нравственное Воскресение. Строки Арбена Кардаша "ныне я уж не я" сами говорят за себя. На подсознательном уровне это означает переживание автором состояния "фана" или мнимой смерти, когда дуалистическое, "разделенное" сознание путни-
Х. И. Ильясов
Роль метафоры в новейшей дагестанской русскоязычной литературе
ка растворяется в Мировом, Божественном Разуме.
Боже, я перед Тобою - вихрь восторга и тоски, И гадать вовек не стану я по линиям руки, Лишь тебе мой путь известен, но веди меня тропою, О которой не слыхали мудрецы и дураки.
Восторг и тоска, гадания, линии руки, путь, тропа, мудрецы и дураки вызывают соответственно ассоциативный метафорический ряд: Единение и Разлука, Предопределение, Интуиция, Предчувствие, Таро; Рука Божья, Длань Божья, Десница Божья, Путь Истины, Тропа путника, посох Моисея, Скипетр, Жезл, радуга Завета, Скрижали, Ковчег, Ладья, Трон; пророки Адам, Идрис, Худ, Лут, Салих, Моисей, Аарон, Ибрахим, Якуб, Юсуф, Иисус, Мухаммад (а.с.); блаженный Василий, Сергий Радонежский, Никола Угодник и др.
Если пью - как - будто палкой по лбу бьет меня вино, Становлюсь пустым и вялым, как врага, кляня вино, Но однажды от вина я стал как бы Джамшида чаша, Потому что с Шихнесиром выпил я тебя, вино.
Под стать приведенному и другой ру-байят:
Жизнь не чаша, что бросают, осушив ее, мой друг, Не майдан, где пыль взметая, ты сплясал - и все, мой друг, Жизнь - вином наполнив чашу, пронести ее, как солнце, Жизнь идет, но до заката далеко еще, мой друг.
В обоих рубайятах главными, значимыми словами являются Вино, Чаша Жизни, Чаша Джамшида, Солнце, которые "тянут" за собой ассоциативный и метафорический ряд символов: Чаша Джамшида, Святой Грааль, Хрустальный шар Калиостро, Эликсир вечности Сен-Жермена, Рог Изобилия, Ларец Кощея Бессмертного, Вино вечности, молочные и медовые реки, шапка-невидимка, ковер-самобранка, сапоги-скороходы и т. д.
Среди русскоязычной дагестанской поэзии особое место занимает аварский поэт Муртуз Дугричилов, долгое время возглавлявший журнал "Наш Дагестан". Он издал множество прозаических и поэтических книг, наиболее известные из коих "Последний газават", "Звездный Азимут". Можно с уверенностью утверждать, что впервые в
Дагестане тему суфизма поднял именно он. До этого она замалчивалась, и не принято было о ней говорить. Муртуз Дугричилов перевел суфийский трактат шейха Накшбен-дийского тариката Абдурахмана ас-Сугури, его поэму "В ознаменование битвы при Шамхал-берды", а также поэму его сына Мухаммада-хаджи "Век-Давитель".
Муртуз перевел с аварского языка также поэмы 4-го имама Дагестана Нажмудина Гоцинского, духовного наставника имама Н. Гоцинского - Узун-Хаджи Салтинского, наиба имама Шамиля - Ташев-Хаджи и других богословов XIX века.
Впервые в дагестанской литературе им были опубликованы циклы суфийских стихов. Это были в основном четверостишия. Тут необходимо сделать одну очень важную оговорку. Дело в том, что в последнее время многие поэты стали разрабатывать суфийскую тематику и писать стихи подражательного характера. Это подражания Хайяму, Хафизу, Джами, Саади. Можно сказать, что они используют суфийские образы и мотивы неосознанно, подчас на подсознательном уровне, т. е. интуитивно. Однако, с Дугри-чиловым дело обстоит иначе. Вот он как-раз-таки отличается самобытностью и самостоятельностью и пишет вполне осознанно. Он не стремится подражать Хайяму, Хафи-зу. У него свой неповторимый почерк, своя система образов, почерпнутая из глубин собственного сознания и опыта предыдущих поколений (тарикатский шейх Абдурахман Сугури, Узун Хаджи) и устно-поэтического жанра поэзии. Все эти элементы переплавляются в поэтическом тигле Дугричилова и выдается изумительный, диковинный продукт.
Для примера рассмотрим несколько четверостиший поэта. Так в одном из них он пишет:
Прозрение О слепоте он думал безутешно Вот хлынул свет. Но так, как в раны - соль. И вздрогнул он, глаза прикрыв поспешно... Прозренье - это, прежде всего - боль.
"Прозренье" у нас вызывает сразу же метафорический ассоциативный ряд: судьба,
76/2011
Вестник Ставропольского государственного университета
предопределение, предсказание, исповедь, аяты, хадисы, псалмы и т. д.
Как видим в четверостишии закручены такие религиозные мотивы, как откровение, скрижали закона, аяты, хадисы; философские - предопределение, рок, судьба; духовные - исповедь, предсказание и т. д.
Отшельники, аскеты, дервиши пытались достичь прозрения, озарения, мудрости, состояния самадхи. Можно даже сказать, что поэт вложил в эти строки некий мистический смысл.
В другом четверостишии автор пишет:
Невпопад Да, я рассеян. Признаюсь. Уймитесь. Что делать - не заменишь головы. Тоскливо мне, когда вы веселитесь, Зато смешно, когда мудрите вы.
Оно напоминает нам один из заповедей суфизма "В миру и не от мира сего". Иногда таких людей называют белыми воронами. Лирический герой Дугричилова не такой, как все, поэтому ему тоскливо, когда всем весело и смешно, когда они мудрят.
Поэт
Он жил средь людей, суетящихся слепо, И жизнь его - молнии краткой под стать: На миг осветив бесконечное небо, Она прогремела лишь годы спустя.
Мудрость глупца "Шаг в неизвестность и, глядишь - конец! Бр-р... лучше не проверенный торец" -Так в жизни опрометчивых поступков Не делал рассудительный глупец.
Кумиры
Какими бы ни были сильными плечи -Так будет, так есть и так было: Толпа возвышает кумиров полегче, Великие - ей не под силу.
Чтобы подчеркнуть диссонанс, дисбаланс, контраст толпы и поэта, автор использует яркую палитру: "сытая до одури толпа", "тьма-толпа", "суетящиеся слепо", "лакеи", "глупцы". Этим выражениям противопоставляются: "герой", "гордец", "талант", "заступник", "поэт", "кумир".
В этих четверостишиях, несмотря на небольшой объем, - всего-навсего каких-то
четыре строки, - поэт сумел распахнуть перед нами окна в новый, неизведанный, необыкновенный поэтический мир.
Строки Дугричилова наполнены мудростью, словно колосья, наполненные жизненной энергией!
Вместе с поэтом мы радуемся и печалимся, забываемся и призадумываемся над смыслом бытия.
Говоря о дагестанской русскоязычной суфийской поэзии нельзя не упомянуть имя кумыкского поэта Ачакана Казбекова. Большое место в его творчестве занимают стихи, образы и мотивы которых выдержаны в духе суфизма. Это такая тематика, характерная ищущим, подвижникам, как Путь, поиски Пути Истины. Причем Путь рассматривается не в узком смысле дороги, тропы, а в широком, философском смысле:
Нашедший Путь, отмечен сопричастием, Нет розы без шипов, но и шипов без роз. Неравнодушие, одетое в бесстрастие, -Божественной любви апофеоз.
Другим проявлением религиозно-мистических мотивов в творчестве Ачакана является то, что поэт в своих произведениях часто обращается к образам Ада и Рая и, соответственно, связанных с ними Добра и Зла, Воздаяния и Наказания, Праведности и Греховности.
Ад - прелюдия Рая. Путь найти собираясь, Очищайся, страдая, Не страдай, очищаясь.
Отличительным свойством стихов молодой поэтессы Хамис Шамилевой является то, что символы, характерные высокой поэзии, она использует в обыденной, повседневной, казалось бы, ситуации, тем самым поднимая привычное до высот романтики:
Их много...
И я не одинока теперь... Знаешь Солнце входит в окна?! Через дверь только дождь заходит.
Х. И. Ильясов
Роль метафоры в новейшей дагестанской русскоязычной литературе
Иногда открытость, искренность, откровенность поэтессы шокирует:
Я знаю: Бог любит меня...
Или:
Я одинока, как Бог...
Но если первое изречение можно понять, так как Бог с любовью творил свои создания, согласно всем Священным Писаниям, то что же означает второе выражение?
Возможно, речь идёт о том, что Господь Бог един, что он не похож ни на что из сотворенного и поэтому нельзя придавать ему сотоварищей... Бог, действительно, одинок в своей Единственности, неповторимости, исключительности.
Одиночество лирической героини заключается в том, что она "отдалена, оторвана" от Творца, т. е. это тоска создания по Создателю, творения по Творцу. Мистик одинок, находясь в разлуке с Создателем... ибо покой ищущих, мятежных душ обретается только в Аллахе, в слиянии, растворении частного сознания в Мировом Разуме. Суфии, гуру и йоги называют это состояние нирваной, достижением полного блаженства и тотального счастья.
Видимое и скрытое, внутренние и внешнее, словно сон и явь, перемешиваются
в стихах Хамис, создавая неповторимую гармонию:
.... По мечтам моим пели метели,
И года между днями шли...
....Тихие звезды окунулись
В полночь глаз твоих....
Или:
И дыхание моё коснулось небес...
Настроение лирической героини переменчиво, в зависимости от её внутреннего переживания: то "устали розы источать любовь", то "ароматом медовым исходит душа".
Мотивами неразделённой любви мистика и творца, Влюблённой и Возлюблённого изобилует поэзия средневековых суфийских поэтов Омара Хайяма, Хафиза, Низами, Саади и др.
Невозможно и неправомерно будет утверждать, что эти мотивы переняты Шами-ловой из восточной поэзии, скорее всего, они своеобразно преломились в призме её творчества подчас неосознанно, на подсознательном уровне.
Несмотря на молодость, поэтический голос Хамис Шамиловой окрепший, имеющий свою тональность. В этом голосе нет места фальшивым ноткам.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дугричилов М. Последний газават. - Махачкала: Дагкнигоиздат, 1996. - С. 45-97.
2. Ильясов Х. И. Кавказский мюридизм в исторических и литературных судьбах. - Махачкала: ДНЦ РАН, 2002. - С. 120-230.
3. Шамилова Х. Мелодия утренней песни. -Махачкала: ПБОЮЛ «Султанбекова Х. С.», 2009. - С. 3-50.
Об авторе
Ильясов Хизри Ильясович, Дагестанское Региональное отделение Федерации Мира и Согласия РФ, зам. председателя, кандидат филологических наук. Сфера научных интересов - философия, филология, история, религия, культурология. 11уа80У-И@ mail.ru (для Ильясова)
