CC BY
73
ции. Васильев отмечал патриотизм крестьянства и рабочих и указывал при этом, что народом понимаются цели войны — проливы и «свободная», но дружественная Польша [31-34].
А член группы центра Шебеко, опустив все им сказанное 1 ноября во время дискуссии в Государственном совете по польскому вопросу, прямо заявил: «Когда кончится война, польский вопрос будет решаться на мировом конгрессе, а не единолично Россиею» [35, л. 145].
Позднее, вплоть до Февральской революции, польский вопрос в Государственном совете не обсуждался, что еще раз показывает его второстепенный характер в политической борьбе в Российской империи в годы Первой мировой войны. Для большинства членов Прогрессивного блока, в том числе и в Государственном совете, этот вопрос был сугубо тактическим и рассматривался как способ давления на правительство для получения других, более существенных политических уступок.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. РГИА. Ф. 1675. Оп. 1. Д. 32.
2. Там же. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 156.
3. Там же. Ф. 1668. Оп. 1. Д. 11.
4. Яхонтов, А.Н. Тяжелые дни [Текст]: Секретные заседания Совета министров 16 июля — 2 сентября 1915 года / А.Н. Яхонтов // Архив русской революции. — Т. 18. — М.: Изд. центр «Терра»: Политиздат, 1993.
5. РГИА. Ф. 1148. Оп. 10. 1914 г. Д. 7.
6. Левенсон, МЛ. Государственный совет [Текст] / М.Л. Левенсон. — Пг., 1915.
7. РГИА. Ф. 1148. Оп. 10. 1915 г. Д. 2.
8. Новое время [Текст]. — 1915, 31 августа.
9. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1031.
10. Новое время [Текст]. — 1915, 1 сентября.
11. Там же, 10 сентября.
12. ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 378-а.
13. РОРГБ. Ф. 171. К. 9. Д. 1.
14. ГАРФ. Ф. 523. Оп. 1. Д. 32/1/.
15. Утро России [Текст]. — 1916, 11 февраля.
16. Красный архив. 1932. Т. 54—55/5—6/.
17. Правительственный вестник [Текст]. — 1916, 27 апреля. — № 92.
18. Красный архив. 1933. Т. 3.
19. Правительственный вестник [Текст]. — 1916, 29 мая. — № 115.
20. Русско-польские отношения в период мировой войны [Текст]. — М.; Л.: Московский рабочий, 1926.
21. Речь [Текст]. — 1916, 1 ноября.
22. РГИА. Ф. 1148. Оп. 10. 1916 г. Д. 2.
23. Утро России [Текст]. — 1916, 28 октября.
24. Лемке, М. 250 дней в царской ставке (25 сентября 1915 — 2 июля 1916) [Текст] / М. Лемке. — Пг.: Гос. изд.-во, 1920.
25. Русское слово [Текст]. — 1916, 1 ноября.
26. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1059/1/.
27. Шульгин, В.В. Дни. 1920 [Текст] / В.В. Шульгин. — М., 1989.
28. Утро России [Текст]. — 1916, 2 ноября.
29. Биржевые ведомости [Текст]. — 1916, 2 ноября.
30. Там же, 1 ноября.
31. Трубецкой, E.H. Война и мировая задача России [Текст] / E.H. Трубецкой // Русская мысль. — 1914. - Кн. XII.
32. Трубецкой, E.H. Национальный вопрос. Константинополь и святая София [Текст] / E.H. Трубецкой. — М., 1915.
33. Милюков, П.Н. Константинополь и проливы [Текст] / П.Н. Милюков // Вестник Европы. — 1917. — Кн. 1. - С. 354-381.
34. Котляревский, С. Россия и Константинополь [Текст] / С. Котляревский // Русская мысль. — 1915. — Кн. IV. - С. 1-5.
35. РГИА. Ф. 1148. Оп. 10. 1916 г. Д. 1.
УДК 94(47).084.8 Е.Д. Твердюкова
ГОСУДАРСТВЕННОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ЧАСТНОПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В СССР (с середины 1940-х до середины 1950-х годов)
В СССР даже в годы существования ко- гласно Правилам регистрации кустарных мандной экономики частнопредпринима- и ремесленных промыслов от 26 марта 1936 го-тельская деятельность ограничивалась. Со- да, лица, занимавшиеся промыслами, изво-
зом и обслуживанием личных и хозяйственно-бытовых нужд населения (плотники, столяры, водовозы, прачки, парикмахеры, фотографы и ряд других), были обязаны до начала каждого года (или начала промысла) выбирать в местном финотделе регистрационные удостоверения. Запрещались всякие промыслы с применением наемного труда, любая частная торговля и торговое посредничество (кроме продажи чистильщиками обуви мелких обувных принадлежностей), содержание постоялых дворов, каруселей, весов на базарах, стрелковых тиров. Нельзя было также заниматься переработкой сельскохозяйственных продуктов, кожевенного и овчинно-шубного сырья, производить парфюмерно-косметические изделия и мыло, взрывчатые и огнеопасные вещества, шить из собственных материалов для продажи на рынке готовое платье, белье, трикотажные изделия, головные уборы, кожаную обувь, а также изготовлять из покупного сырья пищевые продукты (хлебобулочные, кондитерские, молочные, колбас-но-ветчинные и пр.). Таким образом, ограничения касались прежде всего потребительской сферы, хотя именно для нее были характерны отложенный спрос, совершение вынужденных и внесезонных покупок, использование нелегальных каналов приобретения дефицита.
В 1941 и 1942 годах СНК СССР принял ряд постановлений, предусматривавших меры по увеличению производства товаров широкого потребления и продовольствия из местного сырья. В рамках реализации этих мер промкооперация получила ряд налоговых и прочих льгот, надомники, вырабатывавшие нормы, были приравнены по снабжению нормированными товарами к рабочим тех предприятий, по заказам которых они работали. Однако с течением времени мастерские промартелей стали все более напоминать частные предприятия, работавшие по принципу рассеянной мануфактуры. В них практиковались несвоевременная сдача вырученных денег, производство работ из материалов, принадлежавших мастерам, неправильное оформление заказов. Учет надомников и контроль за их работой в годы войны почти полностью от-
сутствовали. В большинстве мастерских нормы выработки оказывались занижены, сдельные расценки, напротив, завышались, в результате чего имели место значительные переплаты. Например, в промысловых артелях Ивановской области действующие нормы выработки надомниками перевыполнялись в 16—20 раз и более; месячная зарплата малоквалифицированных рабочих превышала 10 тыс. р. В то же время в ряде артелей расчеты с надомниками производили бригадиры, произвольно определявшие расценки. Например, в свердловской артели «Уральские камни» бригадир в результате обсчета надомников получал до 13 тыс. р. в месяц [1, л. 47]. Многие надомники только числились работниками общих мастерских, а фактически занимались выполнением частных заказов на дому.
В 1945 году правоохранительными органами на территории СССР было выявлено более 40 тыс. кустарей, занимавшихся незаконным производством пищевых продуктов и промышленных товаров. Например, сотрудниками управления милиции Московской области был арестован некто Алферов, уже дважды судимый по ст. 58-10 и 107 УК РСФСР (за антисоветскую агитацию и пропаганду и за спекуляцию). Он совершил побег из мест заключения и, проживая в Московской области по документам на имя Киселева, организовал там нелегальную мастерскую по производству кремней для зажигалок и спиралей к электроплитам, привлекая к этой работе ежедневно до четырех подсобных рабочих. Алферову удалось наладить связи с работниками заводов «Серп и Молот» и «Хим-краска», у которых он скупал похищенные ими с предприятий фосфор, бертолетову соль, цинковую пыль, хромированную проволоку и пр. Всего в подпольной мастерской было изготовлено более 10 млн. шт. кремней и до 100 тыс. шт. спиралей, которые реализовы-вались через спекулянтов, сбывались в магазины и киоски. При аресте Алферова органы милиции изъяли у него 296 тыс. р. наличных денег, большую партию готовой продукции, более 3 т сырья и полуфабрикатов [2, л. 28, 29].
С конца Великой Отечественной войны в Наркомат финансов СССР стали посту-
пать многочисленные докладные записки, в которых выражалась озабоченность активизацией частных предпринимателей. В то же время некоторые руководители финансовых органов предлагали легализовать ряд промыслов, мотивируя свою точку зрения тем, что частник не может уже угрожать социалистическому государству. Кроме того, в кустарно-промысловой деятельности оказалось задействовано значительное число граждан с ограниченной трудоспособностью. Так, на 1 июня 1946 года в Ленинграде из 705 кустарей более 380 человек были инвалидами или престарелыми. Сотрудники налогового департамента находили легализацию частника целесообразной с точки зрения привлечения к обложению. Например, в Ленинграде в 1945 году работали 613 некооперированных кустарей и ремесленников, а регистрационные удостоверения на 1946 год выбрали лишь 390 человек [3, л. 61 и 61 об.].
Во многих докладах ставился также вопрос о необходимости устранить существенные недочеты в работе налоговых инспекторов, не уделявших достаточного внимания систематическому и всестороннему изучению промыслов и установлению действительных размеров доходов, получаемых кустарями и ремесленниками. Из присланных в 1945 году ленинградскими рай финотделами материалов по обложению кустарей только 19 % было возможно использовать для определения норм доходности предприятий. Остальные оказались недоброкачественными. По данным финансовых органов, наименьший доход получали портные: в среднем по 16,7—17 тыс. р. в год. Гораздо больше получали часовщики и фотографы (свыше 40—60 тыс. р.). Но наиболее выгодным занятием оказывалось производство леденцов, приносившее около 70 тыс. р. годового дохода [3, л. 62].
Обложение действительно производилось весьма приблизительно: себестоимость продукции определялась по показаниям самих предпринимателей, а справочные цены государственной торговли о стоимости материалов и данные об их расходе на единицу заказа не использовались. Нередко суммы налогов, взимаемых с кустарей, зарегистри-
рованных в одном райфо, при одинаковой продолжительности рабочего времени (26 дней в месяц при 7-часовом рабочем дне) весьма существенно различались. Исчисление доходов зачастую производилось по методу дежурства, описанному Г.П. Падуче-вым в работе «Частный торговец при новой экономической политике» еще в 1926 году. Состоял этот метод в том, что фининспектор в произвольно выбранный день приходил в лавку и сидел в ней с утра до вечера, учитывая поступавшую в кассу выручку, выводя затем полугодовой оборот предприятия [4, с. 62]. Только в отличие от эпохи нэпа фининспектор послевоенной поры проводил в мастерской всего лишь 1-2 часа. Понятно, что метод этот мог быть эффективен только при длительном дежурстве, в различные дни недели, месяца, при всестороннем изучении всех процессов работы.
В циркуляре Министерства финансов РСФСР от 20 января 1947 года отмечалось, что при каждой ревизии выявлялось значительное число граждан, занимавшихся нелегально кустарно-ремесленными промыслами. Основой такой деятельности признавалась частнособственническая психология, «пережитки капитализма в сознании людей». Очевидно, что обращавшиеся в этой сфере деньги не участвовали в производительной деятельности, не облагались налогами, не приносили выгод государству. Министерство финансов предлагало руководителям финорганов взять под личный контроль работу по обложению некооперированных кустарей и ремесленников, выявлению и обложению доходов от запрещенных промыслов, проверке подсобных предприятий. В результате ревизоры доначислили в Архангельской области 11 кустарям 61 тыс. р. подоходного налога, в Чкаловской области 22 кустарям 116 тыс. р., в Краснодарском крае 14 кустарям 147 тыс. р. [5, л. 17]. Таким образом, при сохранении законодательного запрета на занятие целым рядом промыслов местные финансовые органы получили установку на их обложение налогом.
Министр финансов СССР А.Г. Зверев 12 августа 1947 года вынес на рассмотрение в Совете министров СССР вопрос об устранении нарушений уставов и положе-
нии, допускаемых кооперативными и другими организациями. В начале октября того же года он обсуждался и на бюро Совета министров по торговле и легкой промышленности. В результате Министерству государственного контроля было поручено проанализировать работу по борьбе с частником. Как показала проведенная им в 1948 году проверка (по данным 113 финансовых органов), 8305 кооперативных предприятий работали без патентов, еще 4490 имели патенты на значительно меньший объем производства [6, л. 30].
Постановление Совета министров СССР «О проникновении частника в кооперацию и предприятия местной промышленности» от 14 апреля 1948 года послужило сигналом к кампании по борьбе с различными проявлениями частнопредпринимательской деятельности. Так, Ленгорфинотдел в первых числах мая 1948 года организовал проверку 35 цехов и мастерских. В отчете по итогам проверки говорилось, что они оказались отданы на откуп «спекулянтам-дельцам». При различных общественных организациях было выявлено значительное число непрофильных мастерских (брошюровочных, трикотажных, швейных), производственная деятельность которых была прибыльной. Однако Ленгорфинотдел в письме от 15 мая 1948 года предложил правлениям обществ рассмотреть вопрос об их ликвидации.
Генеральному прокурору СССР вменялось в обязанность строго следить за тем, чтобы частники, занимавшиеся запрещенными промыслами, привлекались к уголовной ответственности по ст. 99 УК РСФСР. Эта статья предусматривала ответственность за изготовление, хранение и покупку с целью сбыта, а также сам сбыт в виде промысла продуктов, материалов и изделий, относительно которых имелось специальное запрещение или ограничение, с лишением свободы на срок до 2 лет с конфискацией имущества и запрещением права торговли. Согласно Постановлению Пленума Верховного Суда СССР от 5 января 1951 года, по этой же статье следовало квалифицировать изготовление для сбыта хмельных напитков, не являвшихся самогоном. За изготовление и хранение самогона с целью сбыта в 1948 го-
ду была установлена уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок от 6 до 7 лет с конфискацией всего или части имущества. Дела подобного рода были отнесены к ведению ОБХСС. За 1949 год сотрудниками этих подразделений было возбуждено 42 409 дел о самогоноварении в отношении 47 775 человек, в 1950 году число дел уменьшилось до 32 428, а число привлеченных к ответственности — до 36 203 человек [7, л. 103]. В качестве обвиняемых фигурировали в основном жители сельской местности.
Распоряжением МВД от 22 июня 1948 года всем органам милиции было предложено усилить агентурно-оперативную работу в промкооперации, кооперации инвалидов и местной промышленности. В результате предпринятых мер было окончено производством 6905 уголовных дел (в том числе 2518 заведенных по агентурным данным), по которым к ответственности были привлечены 9837 человек [8, л. 30].
Труд кустарей на себя под прикрытием государственных, кооперативных, общественных организаций был довольно распространенным явлением в СССР во все времена. В 1929 году, в разгар кампании по вытеснению частника из торговли и промышленности, в Уголовный кодекс РСФСР была внесена статья 129а, предусматривавшая ответственность за учреждение и руководство деятельностью лжекооперативов (организаций, которые «прикрывались кооперативными формами в целях использования льгот и преимуществ, предоставленных кооперации»; в действительности же они являлись предприятиями «частнопредпринимательскими и преследовали интересы капиталистических элементов, имеющих преобладающее влияние в их составе»). Наказание за это преступление могло назначаться в виде лишения свободы на срок до 5 лет с конфискацией всего или части имущества. Рядовое участие в работе лжекооперативных организаций могло повлечь лишение свободы на срок до 2 лет или исправительно-трудовые работы на срок до 1 года. Например, в 1947 году по этой статье были привлечены к ответственности ленинградские мастера-часовщики Шапиро и Ки-
син, местом работы которых значилась государственная организация «Военстрой-20». Там же работницей числилась и жена Клейна, получавшая за это продовольственную карточку и зарплату. В ходе проверки ОБХСС выявил у них множество сторонних заказов, в том числе 100 золотых и 120 металлических часов, большое количество золотых браслетов и часовых корпусов [5, л. 51]. В Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 25 июня 1948 года подчеркивалась необходимость квалификации действий лиц, занимающихся частнопредпринимательской деятельностью «под вывеской кооперативных и государственных организаций», по ст. 129а УК РСФСР. Только за второе полугодие 1948 года сотрудники милиции выявили 1115 лжеартелей и других частных предприятий (прежде всего швейных, трикотажных, мыловаренных, коже-венно-обувных, галантерейных и пищевых). Все они были ликвидированы, а работники привлечены к ответственности.
Совет министров СССР своим постановлением от 30 июня 1949 года ввел в действие новые Правила регистрации некооперированных кустарей и ремесленников, действовавшие затем с некоторыми изменениями около 30 лет. Перечень запрещенных промыслов был по-прежнему широк. В число разрешенных видов производственной деятельности попали только изготовление мебели, искусственных цветов и музыкальных инструментов, а также народные промыслы. Как и ранее, запрещалось производство изделий не на заказ, а для продажи на рынке кооперированными кустарями и ремесленниками. В 1950 году финансовыми органами Ленинграда было составлено 77 актов о занятии граждан запрещенными промыслами, преимущественно о пошиве готового платья (25), а также об изготовлении лубочных картин (11), кустарных поделок из дерева (9), трикотажных изделий (6), о пошиве и реставрации обуви (6) и головных уборов (2). Для привлечения виновных к ответственности органам прокуратуры было направлено 52 акта. Прокуратура рассмотрела 9 дел, но лишь трое фигурантов были осуждены по статье 99 УК РСФСР [9, л. 53 и 54]. Значительное число дел следователи
прокуратуры прекращали из-за малозначительности, отсутствия вредных последствий в порядке примечания к ст. 6 УК, а также по другим основаниям. Так, райфинотдел Ждановского района Ленинграда выявил, что некая Корчажникова занималась у себя на дому пошивом дамского платья из своей ткани, с продажей на рынке. Материал был передан прокурору, но тот вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного преследования с учетом преклонного возраста Корчажниковой (она родилась в 1886 году), невзирая на факт действительного занятия запрещенным промыслом.
Предпринимательскую инициативу можно было проявить в сфере бытовых услуг, работая парикмахером, фотографом, чистильщиком обуви и др. При этом, конечно, часть бизнеса оказывалась неподконтрольной налоговым органам. В марте 1950 года по агентурному делу «Портрет» были привлечены к ответственности 76 человек («дельцов-фотографов»), нелегально изготовивших и реализовавших фотопортретов, по неполным данным, на сумму свыше 2 млн р. Чтобы не выбирать патентов и не платить налогов, они выдавали себя за фотоуполномоченных артелей и комбинатов, разъезжали по Союзу, преимущественно по сельским районам, принимали и исполняли частным порядком заказы на фотоработы, а полученные деньги обращали в свою пользу. Квитанционные книжки, командировочные удостоверения и другие документы ими приобретались за взятки. Подпольные обороты в этой сфере действительно были велики. Только в фотолаборатории одной из проектных организаций Москвы за несколько месяцев 1953 года было выполнено 2 тыс. частных заказов, фотограф израсходовал на это 480 м2 похищенной в лаборатории фотобумаги и присвоил около 200 тыс. р. [10, л. 68, 70].
На практике даже запрет на занятие каким-либо промыслом не служил препятствием для предприимчивых граждан. Например, содержание уличных весов числилось в списке запрещенных для индивидуальной деятельности, но эта сфера, по сути, отдавалась на откуп частным предпринимателям, регулярность и порядок работы которых
почти не контролировались. 7 июля 1953 года Дзержинский райфинотдел Ленинграда проверил порядок выдачи билетов на стоянках весовщиков артели Интрудобслужи-вание. На стоянке в Летнем саду (вход с наб. р. Мойки) за полчаса оказались обслужены шесть клиентов, однако билет был выдан только одному. Выручка должна была составить 2 р., а фактически составила 20 к., разница же присвоена [11, л. 105]. Подобные злоупотребления выявлялись во многих городах.
В ателье, других предприятиях бытового обслуживания значительная часть работ выполнялась без квитанций, на государственном оборудовании и сырье. Ленинградский горфинотдел в ходе одного только рейда 19 сентября 1947 года выявил 213 бесквитанционных заказов в 94 мастерских. Аналогичные факты имели место и в дальнейшем. Нередко квитанции выписывались заказчикам на преуменьшенные суммы, без включения стоимости материалов и деталей якобы из-за отсутствия таковых; при сдаче заказов с клиентов взыскивалась стоимость деталей без оприходования по кассе. Во многих предприятиях отсутствовали книги учета заказов, возврата заказов на переделку. В цехах искусственно завышались нормы расхода сырья, и для технических целей вместо высококачественных материалов использовались отходы. Все это облегчало образование излишков. То, что удавалось сэкономить, либо шло на пошив неучтенной продукции, либо сбывалось другим кустарям. Подобные механизмы существовали во всех видах производств, цепочка действий (от получения необходимого сырья до каналов сбыта) была примерно одинакова. Государством же они расценивались однозначно — как хищение социалистической собственности, особенно после выхода 4 июня 1947 года соответствующего Указа Президиума Верховного Совета СССР, явившегося шагом по пути унификации ответственности за различные формы хищения.
Постановлением Совета министров СССР от 9 ноября 1946 года артелям промысловой кооперации было предоставлено право продавать вырабатываемую ими продукцию через свою торговую сеть, а также через госу-
дарственные и кооперативные торговые организации. Исключение составляли товары широкого потребления (обувь, ткани, чулочно-носочные изделия, трикотаж), вырабатывавшиеся из сырья, полученного в централизованном порядке. Пользуясь тем, что производственные планы цехов нередко оказывались значительно ниже их фактической мощности, при низких нормах выработки предприниматели организовывали выпуск готовых изделий сверх плановых заданий, укрывали от учета и сбывали в торговую сеть по фиктивным накладным за наличный расчет (в том числе и продукцию запрещенных промыслов). Министерство торговли СССР в 1948 году распространило приказ «Об извращениях в торговле и производственной деятельности торгующих организаций». В нем отмечались факты использования частником государственных торговых точек в своих интересах. В декабре 1949 года ЦСУ СССР провело выборочную проверку состояния учета и отчетности в розничном товарообороте в торговых предприятиях ряда союзных республик и областей СССР. Наряду с фактами искажения отчетов проверкой были установлены факты продажи в государственной и кооперативной торговой сети товаров, поступивших от частных лиц. Например, в чайной Крас-нослободского райпотребсоюза Сталинградской области в момент проверки продавалось 142 кг вареной колбасы, полученной кладовщиком от частного лица и без оприходования на складе продававшейся в буфетах чайной. Одному из овощных магазинов Калужского торга частником были переданы на реализацию 200 кг лука. У заведующего ларьком, принадлежащим Харьковскому областному союзу промысловой кооперации, были обнаружены в продаже дамские платья, обувь, пальто, брюки, принятые им в частном порядке и не отраженные в отчетности. Начальник ЦСУ В. Ста-ровский изложил эти факты в письме в Совет министров СССР. Госторгинспекция провела проверку, которая полностью подтвердила широкий размах торговли бесфактурными товарами в магазинах и буфетах. Однако пострадали только конкретные виновники, фамилии которых фигурировали
в письме Старовского, материалы в их отношении были направлены следственным органам [12, л. 2, 3, 9]. Неудивительно, что подобные случаи продолжали регулярно фиксироваться и в дальнейшем. В августе 1952 года управлением милиции Ленинграда к уголовной ответственности была привлечена группа кустарей-нелегалов и их соучастников из числа работников комиссионных магазинов (всего 21 человек). Кустари скупали у горожан антикварные изделия, картины, люстры, требовавшие незначительной реставрации, а также изготовляли новые люстры-бра и настольные электрические лампы. Все это они затем сбывали в магазины Ленскупторга. Его работники получали 10 % от стоимости каждой вещи, реализованной через магазин. В целях сокрытия преступной деятельности квитанции оформлялись на имена подставных лиц. Было установлено, что в 1947—1952 годах участникам группы удалось реализовать 260 люстр, 488 бра, 279 настольных ламп — всего на сумму свыше 370 тыс. р. При обысках у них были изъяты три машины «Москвич», готовые изделия на сумму около 100 тыс. р., снято с продажи в комиссионных магазинах 12 люстр стоимостью свыше 15 тыс. р., описано имущества на 52 тыс. р. [13, л. 41, 42]. В декабре 1953 года в Москве была разоблачена группа работников артели «Красная прядильщица», кустарей и работников палаток Мосгалантерейторга, у которых было изъято денег и ценностей на сумму 70 тыс. р. Кустари изготовляли из пряжи, похищенной работниками артели, женские головные платки, снабжали их маркировочными ярлыками другой артели и сбывали через палатки. Продавцы палаток артели Промзагот-торгин принимали в продажу кустарно пошитые зимние дамские пальто, нашивали маркировочные ярлыки учебно- п роизвод-ственного комбината инвалидов Великой Отечественной войны и продавали, зарабатывая на сбыте каждого пальто по 300—400 р. Аналогичные факты были выявлены в Омске и других городах [10, л. 186]. В городе Каунасе Литовской ССР группа из 11 человек занималась нелегальным изготовлением ликеро-водочных изделий, используя в качестве сырья спирт-сырец, полученный
нелегально со спиртозаводов республики. Готовый ликер с этикетками на бутылках, похищенными на ликеро-водочном заводе «Стумбрас», сбывались через закусочные и рестораны. За 2 года деятельности, только по доказанным эпизодам, участники группы скупили более 2 тыс. л спирта [14, л. 42].
В своей деятельности предприниматели учитывали конъюнктуру рынка, потребительский спрос. Так, группа из шести человек, официально нигде не работавших, в нелегальной мастерской в Риге занималась изготовлением граммофонных пластинок «запрещенного репертуара» (с записями песен Лещенко, Сокольского и др.). Их сбывали в Москве, Ростове-на-Дону и других городах по 60—100 р. за штуку. При обысках у участников группы было изъято 700 пластинок, 20 матриц, оборудование [15, л. 292]. Но криминальный характер действий подпольных производителей усугублялся тем, что на пластинки наклеивались этикетки, предназначенные для записей выступлений руководителей компартии и советского правительства.
Изучение государственной политики в отношении частного предпринимательства в СССР в послевоенный период позволяет сделать вывод об отсутствии единой выверенной линии в этом вопросе. В силу чрезвычайных обстоятельств за годы войны предприятия местной промышленности (кооперативы, промартели) оказались в значительной степени освобождены в своей деятельности от мелочной государственной опеки. Вынужденная либеральность в отношении кустарей получила свое продолжение в попытке сотрудников финансового ведомства изменить статус частных предпринимателей в первые послевоенные годы. Однако очень сложно было провести разграничительную линию, за которой прекращался легальный промысел и начиналось хищение социалистической собственности. Неудивительно, что налоговики встретили противодействие со стороны правоохранительных и контрольных органов.
Однако на практике власти действовали более прагматично. В Постановлении Совета министров СССР «О частичном изменении Правил регистрации некооперирован-
ных кустарей и ремесленников» от 22 апреля 1958 года говорилось об отсутствии необходимости во всех случаях передавать выявленные в ходе проверок материалы в органы прокуратуры, а также относить к числу запрещенных промыслов отдельные виды бытового обслуживания населения. Рассмотрением этих дел стали заниматься административные комиссии исполкомов местных Советов, принимавшие решения о наложении штрафа в размере не более 500 р. или о передаче материалов следственным органам. Пленум Верховного Суда СССР
неоднократно давал судам указание не допускать осуждения за единичные незначительные случаи запрещенного изготовления изделий и материалов для личных нужд. Тем самым была реализована установка, сложившаяся в отечественной правовой науке, согласно которой считалось, что в условиях социалистического общества остатки мелкого частного хозяйства не ведут к порождению капитализма. Но уже в начале 1960-х годов либерализм в отношении к частным предпринимателям сменился ужесточением политики.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. ЦГА СПб. Ф. 1853. Оп. 7. Д. 902.
2. ГА РФ. Ф. 9415. Оп. 5. Д. 93.
3. ЦГА СПб. Ф. 1853. Оп. 7. Д. 717.
4. Падучев, Г.П. Частный торговец при новой экономической политике (по данным бюджетного обследования) [Текст] / Г.П. Падучев. — Воронеж: Изд-во. Воронеж, губпросторга, 1926. — 106 с.
5. ЦГА СПб. Ф. 1853. Оп. 7. Д. 902.
6. РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 32. Д. 986.
7. ГА РФ. Ф. 9415. Оп. 3. Д. 820.
8. Там же. Оп. 5. Д. 100.
9. ЦГА СПб. Ф. 1853. Оп. 7. Д. 1711.
10. ГА РФ. Ф. 9415. Оп. 5. Д. 127.
11. ЦГА СПб. Ф. 1853. Оп. 7. Д. 2481.
12. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 135. Д. 49.
13. ГА РФ. Ф. 9415. Оп. 3. Д. 828.
14. Там же. Д. 819.
15. Там же. Д. 830.
УДК 62(571.5)(062) + 655.59(571.53)(091)
А.П. Шинкарева
Б.А. МИЛЮТИН И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВОСТОЧНО-СИБИРСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ РУССКОГО ТЕХНИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА В ИРКУТСКЕ
Некоторые моменты сибирской истории, несмотря на их явную значимость, мало освещались исследователями. К таким белым пятнам истории можно отнести и деятельность Восточно-Сибирского отделения Русского технического общества. А его история напрямую связана с еще одной недостаточно изученной темой — определением роли «несибиряков», людей в Сибири временных, в развитии края. Подробно изучен вклад политических ссыльных в общественно-политическую и культурную жизнь Сибири, но очень мало освещалась деятельность сибирских чиновников, кроме представителей высшей сибирской администрации. Между тем в социально-культурном развитии края главенствующей можно
назвать роль именно чиновничества как особой социальной группы, включающей представителей разных профессий, состоящих на службе. Эта тема актуальна и сегодня. Современная практика управления дает достаточно примеров сложного вхождения столичных чиновников в местные сообщества, и здесь история может подсказать некоторые ответы. Напомним, чиновниками являлись и многие сибирские общественные деятели, чаще известные как ученые, публицисты, писатели, педагоги. С именами чиновников связаны многие важные общественные начинания в Иркутске в XIX веке. Это объясняется и особым статусом столицы Восточной Сибири, огромной территории от Енисея до Тихого океана.
