CC BY
2
Научная статья ■УДК 340.115.7
https://doi.org/10.24412/2414-3995-2023-6-187-192 EDN: https://elibrary.ru/vomagj NIION: 2015-0066-6/23-877 MOSURED: 77/27-011-2023-06-076
Государственно-правовые отношения черкесских княжеств и Русского государства (1552-1710)
Ибрагим Капланович Шаов
Адыгейский государственный университет, Майкоп, Россия, shaov@mail.ru
Аннотация. Посольская деятельность черкесских князей в 50-е гг. XVI в. увенчалась заключением военно-политического альянса с русским государством, который был направлен против Крымского ханства и Османской Турции. Юридическое содержание этого процесса состояло в признании черкесов подданными русского царя (хотя в московском законодательстве сама категория подданства еще не была определена, и использовались термины «люди», «холопы»), «Подданство» черкесов в отношении Ивана IV выражалось в ряде устойчивых формулировок: «а их с землями взял к собе в холопи»; «государь пожаловал, взял в свое имя».
Важнейшим атрибутом русского подданства в XVI-XVII вв. была принадлежность к православию московского образца. Только таким путем иностранец мог стать полноправным жителем Русского государства. Кооптация (включение) западноадыгских князей в состав русского правящего класса облегчалась тем, что в середине XVI в. они в своем большинстве были номинальными христианами и, присягая, «крест целовали». В 1560 г. Иван IV направил в Черкесию вместе с принявшими в Москве крещение черкесскими князьями православных попов для проведения массового крещения. Тем не менее, для тех царских вассалов, которые оставались в своих кавказских владениях, крещение не носило обязательного характера. Важнейшая особенность русского подданства при Иване IV- строжайший запрет покидать территорию государства без позволения царя. Это норма была распространена и на черкесских князей, присягнувших и принявших крещение.
Политико-юридические статусы и взаимоотношения со степными и горскими политиями определялись через заключение шертных договоров. По сути, это были тщательно регламентированные двусторонние соглашения, но, как правило, они носили асимметричный характер, поскольку фиксировали отношения протектората. Символическое закрепление шерти состояло в клятве верности царю, которая приносилась на коране. Период наибольшего влияния Русского государства, основанного на системе шертных договоров и присяг, относится к восхождению на трон Алексея Михайловича.
Ключевые слова: подданство, крещение, запрет на эмиграцию, кооптация, присяга, шерть, жалованная грамота
Для цитирования: Шаов И. К. Государственно-правовые отношения черкесских княжеств и Русского государства (1552-1710) // Вестник экономической безопасности. 2023. № 6. С. 187-192. https://doi.org/10.24412/2414-3995-2023-6-187-192. EDN: VOMAGJ.
Original article
State-legal relationships ofthe Circassian principalities and the Russian state (1552-1710)
Ibragim K. Shaov
Adygean State University, Maykop, Russia, shaov@mail.ru
Abstract. Embassy activity of the Circassian princes in the 50s. 16th century culminated in the conclusion of a military-political alliance with the Russian state, which was directed against the Crimean Khanate and Ottoman Turkey. The legal content of this process consisted in the recognition of the Circassians as subjects of the Russian Tsar (although in Moscow legislation the category of citizenship itself had not yet been defined and the terms «people», «serfs» were used). «Citizenship» of the Circassians in relation to Ivan IV was expressed in a number of stable formulations: «and he took them with the lands to him as a serf»; «the sovereign granted, took in his name».
The most important attribute of Russian citizenship in the XVI-XVII centuries was belonging to Orthodoxy of the Moscow model. Only in this way could a foreigner become a full-fledged resident of the Russian state. The co-optation (inclusion) of the Western Adyghe princes into the Russian ruling class was facilitated by the fact that in the middle of the
© maoB H. K., 2023
16th century most of them were nominal Christians and, when taking the oath, «kissed the cross». In 1560, Ivan IV sent Orthodox priests to Circassia, together with the Circassian princes who had been baptized in Moscow, to conduct a mass baptism. However, for those royal vassals who remained in their Caucasian possessions, baptism was not mandatory. The most important feature of Russian citizenship under Ivan IV is the strictest ban on leaving the territory of the state without the permission of the tsar. This norm was also extended to the Circassian princes who swore allegiance and were baptized.
Political and legal statuses and relations with the steppe and mountain polities were determined through the conclusion of shert agreements. In fact, these were carefully regulated bilateral agreements, but, as a rule, they were of an asymmetric nature, since they fixed the relations of the protectorate. The symbolic fixation of the sherts consisted in the oath of allegiance to the Tsar, which was taken on the Koran. The period of the greatest influence of the Russian state, based on the system of shert contracts and oaths, refers to the ascension to the throne of Alexei Mikhailovich.
Keywords: citizenship, baptism, ban on emigration, co-optation, oath, shert, charter
For citation: Shaov I. K. State-legal relationships of the Circassian principalities and the Russian state (1552-1710). Bulletin of economic security. 2023;(6):187-92. (InRuss.). https://doi.org/10.24412/2414-3995-2023-6-187-192. EDN: VOMAGJ.
Первые военно-политические и государственно-правовые контакты северокавказских шсударствоподоб-ных образований с Русским государством носили добровольный и мирный характер. Это вполне определенным образом контрастировало с характером османского доминирования в регионе, которое началось в 1479 г. с завоевательной военно-морской экспедиции. Военное давление продолжилось в первой половине XVI в. и достигло наибольшего размаха в ходе четырех походов в Черкесию хана Сахиб-Гирея в 1539-1551 гг. Это были совместные акции османских турок и крымских татар [1, с. 104-112].
В 1552 г. в Москву ко двору Ивана IV прибыло первое черкесское посольство во главе с «черкасскими государями». Это стало первым значительным подтверждением возросшего могущества Русского государства и провозглашенного в 1547 г. царского титула. В историческом плане эти события изучены давно и основательно. Но их юридический анализ систематически не проводился. Данная статья является попыткой рассмотреть виды государственно-правовых отношений, возникших при процессе присоединения ряда черкесских владений к Русскому государству. В этом плане актуализируются вопросы: 1) о русском подданстве черкесской элиты и возглавляемого ею населения (как собственно черкесского или адыгского, так и абазинского, балкарского, осетинского); 2) правовых и символических актах закрепления и оформления такого подданства (присяги/ шерти, грамоты, крещение по московскому обряду); 3) выездах на службу и постоянном проживании на территории метрополии московской империи. Напомним, что право жительства на территории государства является универсальным признаком подданства.
Проблема черкесского подданства в отношении Русского централизованного государства рассмотрена в монографии Е. Н. Кушевой [2, с. 179-256]. Хронологические рамки исследования ограничены 1552 г., когда в Москву прибыло первое посольство от черкесов, и 30-ми годами XVII в., когда отношения сторон резко ухудшились и завершились сражением на реке Малка в 1641 г. После этой даты дипломатические контакты продолжились, но не привели к нормализации двусторонних отношений. После 1655 г. и вовсе настал значительный перерыв в политико-дипломатических контактах,
продолжившийся до 1710-1711 гг., когда отношения с Кабардой были восстановлены по инициативе Петра I.
К наиболее важным наблюдениям Е. Н. Кушевой следует отнести анализ причин разрыва в 1562 г. вассаль-но-сюзеренных отношений между западно-адыгскими владениями и русским царем. Таким образом, инициаторы установления военного союза с Русским государством (Жанеевское и Бесленеевское владения), представители которых трижды посетили Москву (1552, 1555, 1557 гг.), были вынуждены отказаться от русского подданства и возвратиться в крымско-османское [2, с. 223].
К.Ф. Дзамихов подчеркивает, что в политической ситуации середины и второй половины XVI в. признание кабардинской элитой русского царя своим сюзереном не означало ни территориального сращивания с Русским государством, ни потери фактической независимости. Альянс Темрюка с Иваном Грозным не прервал линию независимого существования Кабарды, а, напротив, «укрепил ее позиции и способствовал повышению ее политического веса в регионе» [3, с. 96]. К. Ф. Дзамихов впервые анализирует вопросы правовой регламентации русско-адыгских отношений. Согласно К. Ф. Дзамихо-ву, русское подданство старших князей Кабарды устанавливалось царскими жалованными грамотами. Так, «царская жаловальная с золотой печатью» грамота царя Федора Ивановича князю Камбулату Идаровичу (занявшего пост старшего князя после гибели Темрюка Идаро-вича) фиксировала отношения не столько безусловного подданства кабардинцев русской короне, сколько отношения военного альянса, с детальным описанием обязательств сторон во внешнеполитической сфере [4, с. 95]. Это был своего рода итоговый документ, закреплявший сложившиеся после тридцати лет контактов политическое статус-кво. Также важно иметь в виду, что шертные соглашения «имели силу лишь в кабардинских удельных княжествах пророссийской ориентации» [4, с. 96].
В. М. Гессен отмечал, что категория «подданство» развилась в русской государственно-правовой традиции во второй половине XVII в. под влиянием польского и литовского (западно-русского) права. В Уложении царя Алексея Михайловича этот термин не использовался. В XVI в. в переписке между великим князем московским и польским королем стороны использовались тер-
JURISPRUDENCE
мины «люди» и «подданные» соответственно [5, с. 130]. В позднемосковский период и в первые сто лет имперской России термины «подданство» и «подданные» использовались при сопутствующем им определении «рабы». Только при Александре I из присяги государю исчезает слово «раб», а до того обычная формулировка обязывала быть «верным, добрым и послушным рабом и подданным» (из указа 1725 г. о форме присяги) [5, с. 132].
Отсутствие форм гражданской идентичности выражалось в самом широком отождествлении себя с холопами в разного рода переписке и прошениях, адресованных царю - даже если они исходили от самых высокопоставленных лиц. С определением холопства семантически связано само челобитие. Было принято преподносить свое имя в уменьшительном и пренебрежительном виде: «холопи твои Каспулатко Черкаской с товарыщи челом бьют» (1675 г.) [6, с. 352].
«Подданство» черкесов в отношении Ивана IV выражалось в ряде устойчивых формулировок: «а их с землями взял к собе в холопи» (1552) [7, с. 228]; «а они холопи царя и великого князя» (1555) [8, с. 259]; «государь пожаловал, взял в свое имя» (1555) [8, с. 480]; «учинит у себя в холопстве» (1557) [7, с. 284]; «черкаские князи все приложились ко государю нашему и во всей государевой воле учинились» (1565) [9, с. 782].
Важнейшая особенность русского подданства - запрет покидать территорию государства без позволения царя [5, с. 207]. Это касалось и черкесских князей, присягнувших и принявших крещение. Самовольный отъезд Александра Сибоковича Черкасского в Литву в 1563 г. был расценен как измена: «царю и великому князю и ко всей руской земле измена» [10, с. ЬУШ-ЫХ]. Перемещение князей с их дружинами обратно в Черкесию предпринималось «по их челобитию» [7, с. 233-234].
Важнейшим атрибутом подданства в ХУ1-ХУ11 вв. была принадлежность к православию. Только таким путем иностранец мог стать полноправным жителем Русского государства, заключать брак, владеть недвижимым имуществом, крепостными, завещать имущество. После 1721 г. крещение не требовалось и было достаточно присягнуть на «вечное подданство российскому государю» [5, с. 205].
Кооптация западноадыгских князей облегчалась тем, что они в своем большинстве еще были христианами или находились в состоянии религиозного синкретизма. После падения Константинополя в 1453 г. и генуэзской Каффы в 1475 г. церковная организация Чер-кесии оказалась изолирована и перестала получать образованных священников. Дж. Интериано в 1502 г. отметил резко деградирующее состояние христианской церкви у черкесов [11, с. 47]. В середине XVI столетия они были, по крайней мере, номинальными христианами и, присягая, «крест целовали» [7, с. 233-234]. В 1560 г. Иван IV направил в Черкесию вместе с принявшими в Москве крещение черкесскими князьями Иваном (Ма-шуком) и Василием (Сибоком) «попов крестианскых» для проведения массового крещения [8, с. 613]. Чер-
кесское христианство не считалось соответствующим православным канонам и новых подданных заново крестили. С этими целями московский клир составил чин отречения от «черкасской веры» [12, с. 171, 174].
Тем не менее, для тех царских вассалов, которые оставались в своих кавказских владениях, крещение не требовалось. Во многих случаях (семья Темрюка и он сам; правители дагестанских государств) это было невозможно.
Процесс кооптации, т. е. вхождения в правящий класс московской империи, был связан с крещением неразрывно. Старший князь Бесленеевского владения Ма-шук Каноков стал Иваном, старший князь Жанеевского владения Сибок Кансауков - Василием. Сын Сибока Ку-дадек - Александром. Царский шурин Султанук Темрю-ков - Михаилом. Но и здесь были исключения. Очевидно, они касались служилых черкесских (кабардинских) князей в Терках - Муцала Сунчалеевича, Каспулата Муцаловича. Основатель рода Бековичей-Черкасских на русской службе - Эльмурза Бекмурзович Черкасский - был отряжен на русскую службу в 1722 г. и ему уже было позволено оставаться в мусульманской вере. Таким образом, переход в православие был обязателен для высокостатусных подданных монархии, которые находились в Москве и входили в окружение царя.
Б. Э. Нольде подчеркивал, что ««покорение» кабардинцев, которым Москва так любила хвастаться, больше напоминало союз двух государств, чем установление русского господства над Кабардой» [13, с. 620]. Отношение строились на грамотах и одно из первых соглашений такого рода («большая грамота с своей золотой печатью») было заключено в 1577 г. со старшим князем Кабарды Канбулатом Идаровым [13, с. 620]. Б. Э. Нольде анализирует текст шерти 1588 г., которую «по своей вере по мусульманскому закону» принесли царю Федору Ивановичу Канбулат и группа влиятельных князей [13, с. 620-622]. Со своей стороны Федор Иванович пожаловал князьям грамоту, в которой обещал Канбулату «что-то вроде инвеституры» и величал его «черкеския земли начальник» [13, с. 622]. Эти два акта совместно образовывали«соглашение 1588 г.» [13, с. 623].
Наибольшей степени интеграции сторонам удалось достигнуть в феврале 1560 г., в период открытого конфликта ме^ду Русским государством, на стороне которого выступила конфедерация черкесских княжеств, и Крымским ханством. Иван IV позволи себе назначить к черкесам своего наместника - князя Дмитрия Вишневецкого, который пробыл в этой роли до сентября 1561 г. Это было первое и последнее назначение такого рода [2, с. 217].
Одним из действенных механизмов присоединения территорий, начиная с XVI в., стала политика кооптации. Термин кооптация происходит из латинского cooptatio «избрание, выбор, довыбор», т. е. самопополнение какого-либо выборного органа новыми членами. В юридическом плане речь идет о включении в состав русской элиты представителей знати соседних стран и народов. «По мере расширения прото-империи в высшие слои общества стала кооптироваться самая
разнообразная знать... К началу петровских реформ доля «немосковского» дворянства превышала 90 %, а значительная часть «нерусской» крови текла в жилах 553 знатнейших боярскихродов из 843» [14, с. 170].
С. Беккер солидаризировался с классификацией Дж. Хоскинга, согласно которой РИ принадлежала в большей степени к типу азиатских империй, в которых правящая аристократия не обладала чувством этнического превосходства в отношении зависимых народов и кооптировала в свой состав и культурно интегрировала локальные элиты [15, р. 329-330]. Так, в московский период были приняты и записаны в число бояр многие черкесские, татарские и ногайские роды. В петербургский период к российскому дворянству были приравнены остзейские бароны и грузинские князья.
Безусловно, кооптация являлась универсальной имперской практикой, известной и в европейских, и в азиатских империях, но ее применение и масштабы очень существенно различались. Так, османская правящая элита принимала в свой состав принявших ислам балканских и кавказских феодалов, но они в своем большинстве оставались в своих прежних владениях в качестве султанских вассалов. А высший истэблишмент рекрутировался из корпораций капы-кулу и янычар. Поэтому нормой стало возвышение до поста верховного визиря бывшего невольника, тогда как славянские, албанские, черкесские и грузинские феодальные правители могли рассчитывать на посты регинальных наместников (кафинского бейлербея, ахалцихского паши и пр.). Иранская элита в XVT-XVTII вв., напротив, широко комплектовалась кадрами их принявших ислам грузинских аристократов, включая самих Багратидов, дагестанских, курдских и многих других феодалов. Крымское ханство также широко применяло кооптационную стратегию, давая высокие административные посты черкесским князьям.
Проблема кооптации северокавказских элит в состав русского управленческого класса рассмотрена в работе Ш. Лемерсье-Келькеже [16, р. 18-44]. «Московское государство, - отмечает Ш. Лемерсье-Келькеже, -и его российский и советский преемники приносили большие затраты в осуществлении стратегии кооптации и затрачивали слишком большие ресурсы, деньги и время. При этом результаты могли быть мизерными. В ряде случаев - особенно на Северном Кавказе - стратегия даже становилась контрпродуктивной и вместо содействия русскому доминированию создавала новые препятствия» [16, р. 18, 20]. Действительно, кооптационный потенциал Москвы в этот период был серьезно ограничен как уровнем ее социально-экономического развития, так и значительной удаленностью ее границ от новообретен-ных вассалов. Тем не менее, следует признать, что кооп-тационная стратегия Москвы успела дать превосходные результаты за те приблизительно 10 лет (1552-1562), на протяжении которых просуществовал военно-политический союз Москвы и княжеств Западной Черкесии.
Юридическое значение кооптации состояло в принятии подданства. Политическое значение - в мирном
сценарии присоединения территории, при котором большинство представителей локальной элиты становилось частью имперского правящего класса. Специфика адыгской кооптации во второй половине XVI в. - включение в число московских бояр и служилых князей правителей де-факто независимых государствоподобных образований (княжеств Черкесии), которые еще не имели территориального соприкосновения с метрополией.
Правительство Ивана IV предпринимало попытки возведения крепости («города») в Черкесии, начиная с 1563 г. Это встречало резкое противодействие со стороны Крымского ханства и Османской Турции. В 1588 г. в устье реки Терек удалось организовать такой форпост - крепость Терки, административный центр русского присутствия на Северном Кавказе. Сюда назначался воевода с полномочиями военного наместника и дипломатического представителя. При нем существовала так называемая «посольская изба», канцелярия, ведавшая интенсивной перепиской с Посольским приказом в Москве - ведомством, которое управляло вновь присоединяемыми территориями. В 1589 г. дворянин Алексей Петров в долине Сунжи привел к шерти «неименитых черкас», которым в Терский город было ехать «далече». По всей видимости, это были старшины кабардинского крестьянства [2, с. 277]. Перед нами редкое свидетельство того, что шертная практика охватывала не только владельческую элиту.
Длительное и достаточно стабильное правление Михаила Романова укрепило связи с Северным Кавказом. В 1646 г. шерть Алексею Михайловичу принесли все главные кабардинские князья, возглавлявшие уделы, тарковский шамхал и ряд дагестанских владельцев [17, с. 352-353]. Это был пик русского влияния на Северном Кавказе. «Список царских вассалов, - отмечает С. X. Хотко, - включал в себя в 1645 г. практически всех князей на пространстве к востоку от Кубани и до устья Терека, а подданство кабардинских, кумыкских и аварских феодалов означало подданство всех этнических групп Центрального и Северо-Восточного Кавказа» [17, с. 353]. На протяжении правления Алексея Михайловича ареал шертования стремительно сократился и в 1676 г. царям Ивану и Петру Алексеевичам присягал один Каспулат Муцалович Черкасский, служилый русский князь и наместник над всем нерусским населением в Терках [17, с. 362]. Этот процесс девальвации статуса русского подданства свидетельствовал о потере военно-политического влияния Москвы в регионе.
Русско-черкесские государственно-правовые отношения скреплялись шертным договором. В русской дипломатической традиции, испытавшей влияние тюр-ко-монгольских обычаев, шертью (от араб, шарт «соглашение», «условие») назывался договор с мусульманским или любым другим нехристианским государством или владением по южным и восточным рубежам России на протяжении от начала XVI по середину XVIII вв. [18, с. 47]. Первоначально шерти заключались между Русским государством и Крымским ханством. Сторо-
JURISPRUDENCE
ны клялись свято соблюдать заключенное соглашение: русский правитель (великий князь, царь) целовал крест, положенный на сверху на шерть; мусульманский правитель приносил клятву на Коране. В случае с крымскими ханами, шерть являлась соглашением ме^ду равными сторонами. Крымские ханы не признавали царское достоинство московского великого князя, но и не настаивали на своем старшинстве. В отношении черкесских князей, которые выйдя из крымского подданства, присягали русскому царю, шерти подчеркивали их вассальный статус. На протяжении XVII столетия русские цари придерживалась образа благосклонного суверена, готового снизойти подчас до почти равного общения, с применением самой дипломатичной лексики. В петровский период эти отношения не резко, но достаточно стремительно изменятся в направлении институализации безусловного подданства [18, с. 55].
В. В. Трепавлов отмечает преемственность между практикой шертования и вступлением под имперскую «протекцию» в XVIII в.: «В XVIII в. практика шертования ушла в прошлое, уступив место вступлению под имперскую «протекцию»; в общем-то этот неологизм отражал тот же принцип покровительства (протектората), что олицетворялся шертью. Но в обоих случаях взгляд на заключаемые соглашения принципиально различался. Если «иноверцы» видели в них, прежде всего, пакт о военном союзе и ненападении или же мирный договор под привычным патриархальным, мало обязывающим патронатом, то для российской стороны это был знак безусловного подчинения; к тому же император России в XVIII столетии уже не мог представить себя по отношению к «варварским» соседям в каком-то ином качестве, кроме как патрона и защитника» [19,с. 138].
Система шертных договоров и шертования (при-сягания) сосуществовала с институтом дипломатического заложничества или аманатства (араб, аманат от аман «безопасность»). Здесь также усматривается влияние монгольского периода русской истории, поскольку первоначально аманатами в Золотой Орде были сами русские князья. Как справедливо отмечает Ф. А. Озова, «неэквивалентное дипломатическое заложничество широко практиковалось Московским царством, Османской, Сефевидской и Российской империями» [20, с. 40].
Выводы. В 1562 г. процесс интеграции западночер-кесских политий в Русское государство был полностью прерван. Это произошло из-за резкой смены политического курса правительства Ивана IV в отношении Крымского ханства. Таким образом, период присоединения Западной Черкесии к Русскому государству составил 10 лет, с 1552 по 1562 годы. Но уровень интеграции Западной Черкесии был выше, чем у кабардинцев. Главные князья (Сибок, Машук) стали подданными царя через принятие крещения и выезд на службу. Была предпринята успешная попытка внедрения института наместничества. Фактически, князь Дмитрий Вишневец-кий являлся представителем царя с экстраординарными полномочиями.
Кооптация в ее русском воплощении была уникальным по своей эффективности процессом мирного присоединения к московской империи. Представители черкесской владельческой элиты были приняты в состав русского правящего класса на равных - в качестве бояр и служилых князей.
Кооптация кабардинских князей с значительными перерывами продолжилась вплоть до 40-х гг. XVII в. Затем она возобновилась в петровский период (после 1710 г.), но уже в гораздо меньших размерах и без примеров вхождения в высшие слои имперского правящего класса. Шерть уступила место присяге на вечное подданство, которая оставляла очень незначительное пространство для сохранения автономного управления.
Государственно-правовые отношения черкесских княжеств с Русским государством регулировались шертными договорами и отличались конкретностью, в них были четко обозначены субъекты, их взаимные права и обязанности. В качестве субъектов русско-черкесских государственно-правовых отношений выступали царь, старшие князья черкесских владений, народные собрания в Черкесии («неименитые черкасы», «дали правду всею землею»).
Список источников
1. Некрасов А. М. Международные отношения и народы Западного Кавказа (последняя четверть XV -первая noflûBHHaXVI в.). М. : Наука, 1990. 125 с.
2. Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI - 30-е годы XVII века). М. : Изд-во АН СССР, 1963. 372 с.
3. Дзамихов К. Ф. Этнос в точке бифуркации: адыги ме^ду Россией, Крымом и Османской Турцией // Мир этноса: процессы самоорганизации социальных и этнических систем. Нальчик, 2005. С. 79-100.
4. Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе (1550-е - начало 1770-х гг.). Нальчик : Эль-Фа, 2001. 412 с.
5. Гессен В. М. Подданство, его установление и прекращение. СПб. : Типография «Правда», 1909. 448 с.
6. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. / Под ред. T. X. Кумыкова, Е. Н. Кушевой. T. I. М. : Изд-во АН СССР, 1957. 479 с.
7. Полное собрание русских летописей. T. XIII: 1-я половина. VIII. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью. СПб. : Типо-графияИ.Н. Скороходова, 1904. 302 с.
8. СИРИО - Сборник императорского Русского Исторического общества. Т. 59. СПб., 1887. 629 с.
9. СИРИО. Т. 71. СПб., 1892. 807 с.
10. Сношения России с Кавказом. Материалы, извлеченные из Московского главного архива министерства иностранных дел С. А. Белокуровым. Вып. 1.1578-1613гг. М. : Университетская типография, 1889. CXXIX, 584 с.
11. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. Нальчик : Эльбрус, 1974. 635 с.
12. Чумичева О. В. Парадоксы «черкасской веры»: между исламом, христианством и языческими традици-
ями // Одиссей. Человек в истории. 2015-2016: Ритуалы и религиозные практики иноверцев во взаимных представлениях. М. : Русский фонд содействия образованию инауке, 2017. С. 170-186.
13. Нольде Б. Э. История формирования Российской империи / Пер. с фр. Л. Ф. Сахибгареевой. СПб. : «Издательство Олега Абышко», 2019. 768 с.
14. Абалов А. Бесконечная империя: Россия в поисках себя / Александр Абалов, Владислав Иноземцев. М. : Альпина Паблишер, 2022. 426 с.
15. Becker S. Russia and the Concept of Empire // Ab Imperio, 3-4/2000, P. 329-342.
16. Lemercier-Quelquejay Chantai. Co-optation of the Elites ofKabarda and Daghestan in the Sixteenth Century // The North Caucasus Barier. The Russian Advance towards the Muslim World. L., 1992, P. 18-44.
17. Хотко С. X. Цивилизация Кабарды. СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. 540 с.
18. Ходарковский М. Степные рубежи России: как создавалась колониальная империя, 1500-1800 / Пер. с англ. А. Терещенко. М. : Новое литературное обозрение, 2019. 349 с.
19. Трепавлов В. В. «Белый царь»: образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. М. : Восточная литература, 2007. 253 с.
20. Озова Ф. А. Институт аманатства в черкесско-российских отношениях: 1552-1829 гг. СПб. : Нестор-История, 2020. 632 с.
References
1. Nekrasov A. M. International relations and peoples of the Western Caucasus (the last quarter of the 15th - the first half of the 16thcentury). M. : Science, 1990. 125 p.
2. Kusheva E. N. The peoples of the North Caucasus and their relations with Russia (second half of the 16th-30s ofthe 17th century). M., 1963, 372 p.
3. Dzamikhov K. F. Ethnos at the Bifurcation Point: Circassians between Russia, Crimea and Ottoman Turkey // World of Ethnos: Processes of Self-Organization of Social and Ethnic Systems. Nalchik, 2005, P. 79-100.
4. Dzamikhov K. F. Adygs in Russian policy in the Caucasus (1550s - early 1770s). Nalchik, 2001. 412 p.
5. Gessen VM. Citizenship, its establishment and termination. SPb. : PravdaPrintingHouse, 1909. 448 p.
6. Kabardino-Russian Relations in the 16th-18th Centuries / Ed. T.Kh. Kumykov, E.N. Kusheva. T. I. M. :
Publishing House of the Academy of Sciences of the USSR, 1957. 479 p.
7. Complete collection of Russian chronicles. T. XIII: 1st half. VIII. Annalistic collection, called the Patriarchal or Nikon chronicle. SPb. : Printing house I. N. Skorokhodov, 1904. 302 p.
8. SIRIO - Collection of the Imperial Russian Historical Society. T. 59. SPb., 1887. 629 p.
9. SIRIO. T. 71. SPb., 1892. 807 p.
10. Relations between Russia and the Caucasus. Materials extracted from the Moscow Main Archive of the Ministry of Foreign Affairs by S. A. Belokurov. Issue. 1. 15781613 M.: University Printing House, 1889. CXXIX, 584 p.
11. Adygs, Balkars and Karachais in the News of European Authors of the 13th-19th Centuries. Nalchik : Elbrus, 1974. 635 p.
12. Chumicheva O. V Paradoxes of the «Cherkasy faith»: between Islam, Christianity and pagan traditions // Odysseus. Man in history. 2015-2016: Rituals and religious practices of non-Christians in mutual representations. M. : Russian Foundation for the Promotion of Education and Science, 2017,P. 170-186.
13. Nolde B. E. The history of the formation of the Russian Empire. SPb. : Oleg Abyshko Publishing House, 2019. 768 p.
14. Abalov A. Infinite Empire: Russia in search of itself /Alexander Abalov, Vladislav Inozemtsev. M. : Alpina Publisher, 2022. 426 p.
15. Becker S. Russia and the Concept of Empire // Ab Imperio, 3-4/2000, P. 329-342.
16. Lemercier-Quelquejay Chantal. Co-optation of the Elites ofKabarda and Daghestan in the Sixteenth Century // The North Caucasus Barier. The Russian Advance towards theMuslim World. L., 1992,P. 18-44.
17. Hotko S. Kh. Civilization of Kabarda. SPb. : SpbSU Publishing House, 2008. 540 p.
18. Khodarkovsky M. Steppe frontiers of Russia: how the colonial empire was created, 1500-1800. M. : New Literary Review, 2019. 349 p.
19. Trepavlov V. V. «White Tsar»: the image of the monarch and ideas about citizenship among the peoples of Russia in the XV-XVIII centuries. M. : Eastern Literature, 2007. 253 p.
20. Ozova F.A. Institute of amanatism in Circassian-Russian relations: 1552-1829. SPb. : Nestor-Historia, 2020. 632 p.
Информация об авторе
И. К. Шаов - доцент кафедры конституционного и административного права Адыгейского государственного университета, кандидат юридических наук.
Information about the author I. К. Shaov - Associate Professor of the Department of Constitutional and Administrative Law of the Adygea State University, Candidate ofLegal Sciences.
Статья поступила в редакцию 20.09.2023; одобрена после рецензирования 31.10.2023; принята к публикации 01.12.2023.
The article was submitted 20.09.2023; approved after reviewing 31.10.2023; acceptedforpublication 01.12.2023.
