за ранее нанесенную обиду, гражданин портит автомашину своего обидчика. Помимо того, что это является обычным преступлением против собственности (ч. 2 ст. 167 УК), главная цель виновного - лишение потерпевшего не столько его имущества, сколько психического благополучия.
Не менее сложной будет ситуация, когда у гражданина похищают предмет (сувенир, подарок, фотографию), который является памятью о близком ему человеке. Формально это является имущественным правонарушением, хотя моральный урон от такой кражи, безусловно, во много раз превышает материальный.
Очевидно, что, посягая с прямым умыслом на собственность гражданина, преступник (правонарушитель) одновременно с косвенным умыслом посягает и на психическое благополучие потерпевшего, т. е. на его здоровье, являющееся неимущественным благом личности. Следовательно, если потерпевший от правонарушения против собственности сможет доказать, что причиненный ему имущественный ущерб серьезнейшим образом отразился на его психическом благополучии, то, думается, нет никаких оснований для отказа в компенсации причиненного ему морального вреда.
Таким образом, граждане, пострадавшие от преступлений против их собственности, при обосновании своих исковых требований о компенсации причиненного им морального вреда, на наш взгляд, с полным правом могут просить возместить нравственные страдания, причиненные посягательством не на само имущество, а на психическое благополучие, связанное с обладанием этим имуществом.
Поэтому мы считаем целесообразным внести изменения в нормы ГК РФ о компенсации морального
вреда, в частности статью 151 ГК РФ, на наш взгляд, следует изложить в следующей редакции:
«Статья 151. Компенсация морального вреда.
Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его имущественные или личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда».
В связи с внесением в статью 151 ГК РФ вышеуказанных изменений из статьи 1099 ГК РФ необходимо будет исключить пункт 2, гласящий: «Моральный вред, причиненный действиями (бездействием), нарушающими имущественные права гражданина, подлежит компенсации в случаях, предусмотренных законом».
Представляется, что реализация предложенных в работе путей устранения коллизий и пробелов института компенсации морального вреда послужит совершенствованию механизма защиты прав и свобод граждан.
список литературы
1. Пункт 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20.12.1994 № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» // Российская газета. № 29. 08. 02. 1995.
2. Рахмилович В. А. О пробелах и противоречиях ГК // Журнал российского права. 1997. № 12. С. 59.
3. Эрделевский А. М. Проблемы компенсации морального вреда в зарубежном и российском законодательстве и судебной практике // Государство и право. 1991. № 10. С. 5.
4. Ярошенко К. Б. Понятие и состав вреда в деликтных обязательствах. Проблемы современного гражданского права: Сборник статей. М.: Городец, 2000. С. 341.
исторические науки
УДК 373(091)
государственная политика в деле просвещения нерусских народов Поволжья (вторая половина XIX - начало XX века)
и. А. АНОХИНА
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского кафедра отечественной истории
В статье говорится о роли государства в просвещении нерусских народов Поволжья; дается краткая характеристика законов, которые были приняты в России со второй половины XIX века до 1917 года.
Ко второй половине XIX века Россия окончатель- состав населения: православных христиан - 69,4 %, но сформировалась как многонациональная страна. По мусульман - 11,1 %, католиков - 9,1 %, иудеев - 4,2 %,
первой всеобщей переписи 1897 года в ней насчитыва- лютеран - 2,8 %, буддистов - 0,3 % всего населе-
лось 146 языков (в переписи, как известно, отсутство- ния. Удельный вес русскоговорящего населения с
вал вопрос о национальности, но были пункты о языке 1719 года по 1917 год понизился с 70,7 до 44,6 %, что
и вероисповедании). Сложным был и вероисповедный было связано с присоединением новых территорий
[16. С. 23]. К концу XIX - началу XX века нерусское население стало преобладающим. Назрел вопрос культурной консолидации, прежде всего с помощью образования [1. С. 76].
Образовательная политика самодержавной России по отношению к нерусским народам представляла собой совокупность мер законодательного, административного, социально-культурного и педагогического характера. Она осуществлялась посредством организации институтов школьного и внешкольного образования, а также религиозного просвещения, призванных распространять сферу влияния русского языка и русско-православной культуры. Особое место в этой политике принадлежит христианизации нерусских подданных. Основными институтами власти - субъектами образовательной политики Поволжья являлись Государственный совет, Святейший Синод, Министерства народного просвещения и внутренних дел, а также местные государственные учреждения и органы самоуправления: попечительства учебных округов, дирекции и инспекции учебных заведений, светские и церковные училищные советы различных уровней.
Просвещение нерусских народов России в рассматриваемый период имело специфические особенности применительно к различным регионам. В Поволжском регионе оно осуществлялось в весьма непростых социально-политических и этноконфесси-ональных условиях [4. С. 61]. Поволжье - относительно самостоятельный, цивилизационно-культурный регион России, развитие которого всегда происходило в условиях полиэтничности и соперничества религиозных конфессий (прежде всего православия и ислама) за влияние на местное население в религиозной и образовательной сферах. В то же время Поволжье -регион комплексный, включающий в себя целый ряд территорий-обществ, в различные исторические периоды и в разной степени вовлеченные в процесс расширения государственных и этнографических границ Руси [5. С. 16]. Чрезвычайной пестротой отличается и лингвистическая карта региона. Казанский учебный округ, территориально охватывавший собой все Поволжье, был самым обширным в России и включал в себя 11 губерний, где в конце XIX века проживало более 4 миллионов нерусских жителей (треть населения края).
В период с середины XVI века до 60-х годов
XIX века образовательная политика в отношении нерусских народов Поволжья прошла стадию своего становления. В регионе был накоплен первый опыт межнационального общения и межкультурного взаимодействия, заложены основы системы инородческого образования [8. С. 62]. В условиях полиэтнического и многоконфессионального края, каким было Среднее Поволжье, миссионерство было одним из значимых проявлений культурно-образовательного освоения присоединенных территорий на Востоке России.
Именно с помощью православия правительство и церковь стремились решить объективную, исторически детерминированную сверхзадачу приобщения «пребывающего в младенчестве» народа к мировому
цивилизационному процессу: «Русское государство тем самым исполнило бы свое призвание державы христианской и европейски образованной и оказало бы действительную услугу как христианской церкви, так и делу общей цивилизации». Однако не всегда подходы государства, церкви и общества в решении этой задачи совпадали, на различных этапах инородческого просвещения они были обусловлены объективными реалиями культурно-исторического развития нерусских народов в составе Российской империи.
В конце XIX - начале XX века в России все более нарастало широкое движение за всемерное расширение сети просветительных учреждений, курсов и школ, за введение всеобщего обучения детей и поднятие грамотности народа. Положение школьного образования стало меняться во второй половине XIX века. Реформы 60-70-х годов XIX века изменили жизнь всего общества [2. С. 5 ]. Возрастает интегративная роль русской культуры и русского языка как средства межнационального общения. По отзывам деятелей инородческого образования в 60-е годы XIX века большинство нерусского населения Поволжья было совершенно незнакомо с государственным языком. В то же время развитие социально-экономической жизни государства стимулировало приобщение нерусских жителей империи к общероссийской культуре, что невозможно было без знания русского языка. Разгосударствление образования и утверждение его всесословности, особенно на уровне начальной школы, не могли не повлиять на либерализацию воззрений общества и правящих кругов на вопросы просвещения, в том числе инородческого. Необходимость активизации образовательной политики государства в областях проживания нерусского населения обусловила возведение «инородческого вопроса» в ранг государственного. Вместе с тем периодизация развития инородческого образования не совпадает с периодизацией аналогичных процессов в общероссийской школе. Реформа школы для нерусских народов стала осуществляться с некоторым запозданием во второй половине 60-х - начале 70-х годов XIX века. Но в то же время, осуществляя реформы в области начальной инородческой школы, правительство всегда имело в виду в качестве первостепенной цели обрусение нерусских жителей Востока России. Видный историк и культуролог П. Н. Милюков с сожалением писал по этому поводу: «Цивилизаторская задача русского миссионерства отходила на второй план перед его церковно-государственными задачами или, проще говоря, полицейскими задачами» [7. С. 201]. Современный исследователь Е. А. Князев, оценивая значение школьных реформ, проведенных в царской России, отмечает также, что по традиции большая часть их проводилась не с просветительскими, а с полицейскими целями: «Не научить, а приручить!» [6. С. 57]. «Положение о начальных народных училищах», опубликованное правительством Александра II в июле 1864 года, было неизбежно связано с другими, буржуазного характера, реформами. Согласно этому положению, в городах, посадах и селах учреждаются приходские училища, содержащиеся за счет местных
обществ, а также частично за счет правительства и пожертвований частных лиц, и народные училища, учреждаемые частными лицами. Основная цель школы, как было указано в «Положении», - утверждать в народе «религиозные и нравственные понятия и распространять первоначальные полезные знания». Духовенству предоставляется в начальной школе первенствующая роль. Учителями могут быть только лица, представившие удостоверения о политической благонадежности.
В учебный план начальных училищ были включены: Закон Божий, чтение церковнославянское и русское, письмо, четыре действия арифметики и по возможности пение. В проекте положения было сказано о преподавании в начальных школах на родном языке. Но при утверждении указанного проекта в Государственном совете этот пункт был зачеркнут, и многочисленные нерусские народности были лишены возможности обучения на родном языке. Заведывание начальными училищами осуществлялось через губернские и уездные училищные советы, в состав коих входили представители: министерства народного просвещения, внутренних дел, духовного ведомства, земства или городских учреждений.
Положение 1864 года, несмотря на отдельные реакционные моменты, являлось известным шагом вперед в истории русской школы. Оно давало возможности привлекать к школьному делу внимание общественных организаций, в частности земских учреждений, которые впоследствии развернули значительную работу в области народного образования [18. С. 22-23].
церковные и гражданские власти, учебная администрация стали всерьез опасаться, что значительная часть населения края отвергает православие, предпочитая мусульманские конфессиональные учебные заведения. Нередко практиковавшиеся такие непопулярные среди местного населения меры, как разрушение мечетей и школ при них, гонения на мусульман и язычников, сопровождались, наоборот, увеличением числа татарского населения. Озабоченные напряженной этноконфессиональной ситуацией в Поволжье, гражданские власти и высший клир вынуждены были проявить большую гибкость в школьной политике, не ограничиваясь одними лишь консервативно-репрессивными мерами и обращаясь к более гуманным, чисто просветительным. По этому поводу исследователь истории просвещения инородцев России А. Ф. Эфиров писал: «царское правительство понимало, что в данных условиях обычные методы русификаторской деятельности не годились. Надо было принять какие-то иные, более тонкие «обходные» средства русификаторской политики» [17. С. 88].
Министерство народного просвещения в свою очередь также заботилось о поиске в среде учительского и административного персонала инородческих училищ осведомителей, через которых учебное ведомство могло быть вполне точно осведомлено как о способах, так и о результатах воздействия школы на местную среду [9].
В 1866 году при управлении Казанского учебного округа был создан Особый Комитет по инородческому
образованию, куда входили: П. Д. Шестаков (председатель), профессора Н. И. Ильминский, Е. А. Малов и Н. И. Золотницкий. Комитет преследовал утверждение системы обучения на родном языке и провозгласил: «В Казанском округе в начальных народных училищах для татар, чуваш, черемис и прочих инородцев дозволяется первоначальное обучение на их собственных народных языках». В это время Н. И. Золотницкий, выпускник филологического факультета Казанского университета, по заданию Н. И. Ильминского начал составлять учебные книги для чувашских детей.
Идея христианского просвещения посредством родного языка нашла многочисленных последователей и поддержку в лице таких высокопоставленных фигур, как Д. А. Толстой и К. П. Победоносцев, при личном покровительстве государей - Александра II, а затем Александра III и Николая II.
В 1867-1870 годах был проведен широкий комплекс государственных мероприятий, целью которых было обсуждение преимуществ и недостатков системы Н. И. Ильминского. Проблема, затрагивающая общегосударственные интересы, вызвала большой резонанс в кругах педагогической общественности. По инициативе «Журнала Министерства народного просвещения» была проведена дискуссия, в которой нашли свое отражение позиции и мнения местных училищных советов, земских и дворянских собраний, известных ученых и педагогов-практиков, представителей учебного ведомства. Окончательное рассмотрение вопроса было проведено на специальном заседании Совета министра народного просвещения 2 февраля 1870 года.
В ходе дискуссий была обозначена весьма разнообразная палитра мнений по вопросу о путях образования и религиозного просвещения нерусских народов. Среди сторонников школьного преподавания и церковного богослужения исключительно на русском и старославянском языках было немало видных церковных деятелей. Так, председатель Буинского уездного училищного совета Симбирской губернии священник А. И. Баратынский считал систему Ильминского «опасной и вредной с точки зрения русского человека» [13. С. 90]. Министерство народного просвещения в процессе обсуждения в целом занимало нейтральную позицию, но в руководящих органах этого ведомства было немало консервативно настроенных противников двуязычной школы. Последние придерживались мнения, что русское правительство может желать учреждения только таких школ, которые имели бы своим результатом не только христианское просвещение инородцев, но и возможно полное усвоение ими русского языка. Впрочем, не все сторонники системы
Н. И. Ильминского стремились к обеспечению будущности культур нерусских народов Поволжья, перспектив саморазвития национальных письменностей и литератур. Допуская известную свободу инородческим языкам как средствам передачи и утверждения христианского учения, миссионеры считали, что неконтролируемый подъем этнического самосознания нерусских народностей края может привести к развитию «инстинктов, способных отдалить их от русского народа» [5. С. 31].
Результаты дискуссий по проблемам образования нерусских народов в виде 46 мнений училищных советов и частных лиц были представлены к рассмотрению в Министерство народного просвещения. 26 марта 1870 года император Александр II подписал «Правила о мерах к образованию населяющих Россию инородцев» [11]. Принятие этого законодательного акта означало утверждение педагогической системы Н. И. Иль-минского как основы новой инородческой политики на востоке России и новой педагогической идеологии в отношении нерусских жителей империи. Правила касались образования нерусских народов - христиан и мусульман. Для просвещения первых предусматривались начальные школы, целью которых было «религиозно-нравственное образование, утверждение в православной вере и ознакомление с русским языком» (Ст. 1). Правила заключали общие положения системы просвещения нерусских народов-христиан: первоначальное обучение на родном языке (Ст. 2); назначение учителей из представителей самих нерусских народов, имеющих хорошее знание русского языка, или русских, владеющих родным языком учащихся (Ст. 2, б); образование женщин (Ст. 2, в) [11. С. 1554].
Статья 3 разъясняла особенности системы образования по отношению к разным группам «инородцев-христиан» в соответствии с уровнем усвоения ими русского языка.
Статья 3,а была сформулирована следующим образом: первоначальное преподавание совершается на родных языках, которые «могут быть употребляемы в школах по необходимости, как орудие при первоначальном обучении и развитии инородцев». Согласно этой статье для детей «инородцев»-христиан, «мало обруселых и почти не знающих русского языка», предписывалось учреждение школ с обучением на родном языке. В качестве учебных пособий в них разрешались буквари, молитвы, рассказы из Священной истории и религиозно-нравственные книги, напечатанные на родном языке русскими буквами, с переводом текстов на русский язык. Правила от 26 марта 1870 года установили в школах двуязычный метод при изучении русского языка, когда чтение текстов сопровождалось переводом на родной язык. Учебные книги также были двуязычными. Текст в книгах печатался на национальном и русском языке. Предполагалось учреждение классов для обучения девочек из семей «инородцев». Организация школьного обучения девочек вошла в обязанности инспекторов народных училищ.
Статья 3,а правил от 26 марта 1870 года имела прогрессивное значение для нерусских народов, так как устанавливала организацию школ с двуязычным методом обучения и первоначальным обучением детей на родном языке; обучение по книгам, напечатанным на родном языке учащихся; предусматривала организацию школьного обучения девочек.
Статья 3,б касалась школ в местностях со смешанным составом населения и предполагала в них совместное обучение русских и «инородческих» детей; знание учителями русского и родного языка учащихся; обучение на русском языке, использование родно-
го языка для устных объяснений; при необходимости организацию особых отделений на средства местного населения для первоначального обучения на родном языке детей нерусских народов.
Статья 4 содержала принципы заведования школами, организованными согласно статьям 3,а,б. Данная функция возлагалась на священников-законоучителей школ при условии знания ими родного языка учащихся, в противном случае - на учителя, ведущего занятия в данной школе. Таким образом, знание родного языка стало играть важную роль при назначении в школу учителей и поручения им руководства школой.
Статья 5 включала положение о надзоре за школами, который вошел в обязанности инспекторов народных училищ, «с необходимыми при этом дополнительными инструкциями» [11. С. 1554].
Важное положение содержалось в статье 6, согласно которой в Казани намечалось открытие учительской семинарии с трехлетним курсом обучения для подготовки учителей в школы для нерусских народов. В статье указывалось, что учительская семинария - закрытое учебное заведение на 240 учеников, половина которых - русские, остальные - из мордвы, марийцев, удмуртов, крещеных татар, чувашей. Отмечалось, что для учебы в ней избираются лучшие ученики по рекомендации инспекторов народных училищ. Практические занятия для воспитанников предполагалось проводить в четырех отделениях начальных классов, организованных при семинарии.
Таким образом, к началу 70-х годов XIX века просвещение нерусских народов приобретает более организованный характер со стороны правительства и церкви. Под давлением обстоятельств, вызванных изменениями в социально-экономической, общественно-политической и культурной сферах жизни в 60-70-х годах XIX века в России, правительство согласилось на утверждение системы. «Правила о мерах к образованию населяющих Россию инородцев» от 26 марта 1870 года положило начало использованию родного языка в начальном образовании нерусских народов в государственном масштабе; открыли доступ к получению элементарной грамотности массам нерусских народов, живущих в России; послужили толчком к изданию книг на родных языках нерусских народов и подготовке кадров учительской интеллигенции среди них.
Следующий закон о просвещении нерусских национальностей был принят в 1906 году. Он подтвердил научно-педагогическое и практические значение системы Ильминского и, обобщив уже имевшийся значительный опыт ее применения в Поволжье, При-уралье, Западной и Восточной Сибири, на Севере, рекомендовал распространить ее на восточные регионы (т. е. дополнительно на Северном Кавказе и в Средней Aзии) [1. С. 79].
31 марта 1906 года министром народного просвещения И. Толстым утверждены были новые «Правила о начальных училищах для инородцев, живущих в восточной и юго-восточной России» [12].
Правительство, считаясь с политической обстановкой в стране, должно было пойти на некоторые ус-
тупки. Это можно видеть на примере применения правил 31 марта 1906 года. Правила эти просуществовали лишь до 1 ноября 1907 года. царскому правительству не удалось целиком провести их в жизнь в виду противодействия мусульманского духовенства и населения.
Правила 1906 года в отношении немагометанского населения преследовали цели религиозного воспитания детей в духе православия. Поэтому особо важное место отводилось Закону Божию, церковному пению на церковно-славянском языке и на природном наречии учащихся.
В этих правилах имеется отдельный раздел об училищах, открываемых для национальностей других вероисповеданий. целый ряд пунктов этого раздела вызвал сильный протест с мест. Также вызвала возражение вторая половина пункта 13, касающаяся обучения детей, вовсе не знающих русский язык.
Эта вторая половина пункта 13 гласила: «для народностей, имеющих национальный алфавит, книги эти печатаются в двойной транскрипции, русской и инородческой. Учебные книги и пособия издаются с переводом на русский или без перевода».
В связи с опубликованием вышеуказанных правил последовали просьбы о разъяснении применения их, об отмене их или целиком, или частично. Правила эти вызвали большое недовольство среди мусульманской части населения.
На 3-м Всероссийском мусульманском съезде 16-21 августа 1906 года в Нижнем Новгороде были разработаны особые правила для мусульманских школ.
Против применения правил 31 марта 1906 года решено было протестовать [14. С. 2-7].
В сентябре 1907 года при Министерстве народного просвещения собралось новое межведомственное совещание с участием лиц администрации, крупнейших педагогов России, в частности, Н. А. Бобровникова, С. М. Граменицкого, Н. П. Остроумова, представителей Казанского и Оренбургского учебных округов, Кавказа, Казахской степи, Туркестана и Восточной Сибири, а также представителей мусульманства. В результате его работы через 20 месяцев после принятия закона 1906 года вышли «Правила...» 1907 года, в которых разрешалось пользоваться как русской, так и арабской транскрипцией языков, а также родным языком первые два года учебы в казенной школе; устанавливалась обязательная принадлежность учителя к тому же народу, что и его ученики, либо к русской национальности. Положение об учебном контроле МНП над мусульманской школой, запрет на преподавание в ней иностранных граждан, недопущение неподцензурной литературы были сохранены [15. С. 500-502].
Невозможность консолидировать на основе единого вероучения народы страны привели к поиску другого интегрирующего компонента образования, который мог бы быть базой его общенациональной составляющей. Таким компонентом мог стать русский язык и культура. В докладе министра народного просвещения (июнь 1913 г.) было указано, что «Правила.» 1907 года не обеспечивают знания русского языка и за-
дача, поставленная ими («приобщение подрастающего поколения к гражданской жизни Отечества»), не может быть выполнена должным образом. По мнению министра, из этих «Правил.» необходимо было исключить указание на возможность пользования родным языком после двух лет обучения, ввести более ранний срок обучения русской грамоте (не позднее 3-го месяца первого года обучения), предложить в качестве учителей только российских подданных, желательно русских, знающих местные языки, или принадлежащих к одной национальности с учащимися. Разработчики новых Правил заключили, что с распространением системы Ильминского на юг цели государства не были достигнуты, но сделали из этого ложный вывод, будто система Ильминского уже выполнила свою миссию и потеряла свое значение. Принцип первоначального обучения на родном языке из «Правил.» 1913 года был устранен, хотя оно все же допускалось при полном незнакомстве учащихся с русским языком. Разумеется, и требование знания учителями местного языка было отменено, хотя на месте учитель «должен был озаботиться приобретением достаточного для школьных целей знакомства с природным языком учащихся» [10. С. V-VIII].
В отличие от христианского вероучения, всемирной религии с ее наднациональным смыслом, русский язык выполнял в культуре этносов роль не надэтни-ческого, а иноэтнического компонента. Поэтому его использование встречало меньшее сопротивление в нерусской среде, хотя субъективно русскоязычие рассматривалось как покушение на права собственных языков, культур и этническую самостоятельность.
«Правила.» 1913 года практически не были проведены в жизнь. Начавшаяся вскоре Первая мировая война, а затем и революционные события 1917 года внесли свои поправки в ход исторического развития российского школьного образования [1. С. 83-84].
Таким образом, государственная политика в деле просвещения нерусских народов Поволжья во второй половине XIX - начале XX века приобретает более организованный характер. За всю историю дореволюционной России было принято четыре закона о просвещении нерусских народов: 1) 1870 г. - «О мерах к образованию населяющих Россию инородцев»; 2) 1906 г. -«Правила о начальных училищах для инородцев, живущих в восточной и юго-восточной России»; 3) 1907 г. -«Правила о начальных училищах для инородцев»; 4) 1913 г. - «Правила о начальных училищах для инородцев». Эти законы регламентировали соотношение этнического и русско-российского (общенационального) компонентов в начальном школьном образовании и способствовали просвещению нерусских народов Поволжья в целом.
список литературы
1. Беленчук Л. Н. Просвещение нерусских народов в России (1861-1917 гг.) // Педагогика. 2005. № 8.
2. Гончаренко Л. Н. Города Среднего и Нижнего Поволжья во второй половине XIX века. Чебоксары, 1994.
3. Горохов В. М. Реакционная школьная политика царизма в отношении татар Поволжья. Казань, 1941.
4. Государственная политика России в деле просвещения нерусских народов Поволжья (60-е годы XIX - начало
XX века) // Очерки истории образования и педагогической мысли в Мордовском крае (середина XVI - начало XX века). Саранск, 2001.
5. Иванова Л. Н. Двуязычная (чувашско-русская) начальная школа в общегосударственной системе образования дореволюционной России. Чебоксары, 2004
6. Князев Е. А. В эпоху великих реформ // Директор школы. 1997. № 6.
7. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: в 3 т. М.: Издательская группа «Прогресс - культура», 1994. Т. 2.
8. Очерки истории образования и педагогической мысли в Мордовском крае (с. XVI - н. XXв). Саранск, 2001.
9. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 922. Оп. 1. Д. 196. Л. 62.
10. Русская школа. 1913. № 9.
11. Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. М., 1874. Т. IV.
12. Свод законов, циркуляров и справочных сведений по народному образованию в переходный период / Сост. В. И. Чарнолусский. М., 1908.
13. Спасский Н. А. Просветитель инородцев Казанского края Н. И. Ильминский. Самара: Типография Н.А. Жданова, 1900.
14. Третий Всероссийский мусульманский съезд. Казань, 1906.
15. Фальборк Г. А., Чарнолуский В. И. Настольная книга по народному образованию: законы, распоряжения, правила, инструкции. Т. IV. СПб., 1911.
16. Этнографическое обозрение. 1980. № 6.
17. Эфиров А. Ф. Система русификатора Ильминского // Советская педагогика. 1937. № 2.
18. Яковлев И. Я. (Саламбек). Симбирская учительская школа и ее роль в просвещении чуваш. Чебоксары, 1959.
русская правда в контексте истории сословий в. о. ключевского
А. А. АТАЕВА
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского кафедра новой и новейшей истории
В статье дается характеристика гражданского общества на Руси XI - XII веков в контексте истории сословий В. О. Ключевского. Автором делается попытка анализа факторов сословного деления русского общества, рассматриваются некоторые аспекты формирования классов древнерусского общества.
Русскую Правду В. О. Ключевский считал не только древнейшим памятником русского права, но и ценнейшим источником по социально-экономической истории Древней Руси. Анализ юридических норм памятника позволил ученому дать развернутую характеристику гражданского общества Руси, показать разные стороны его быта, хозяйственную деятельность и социальный состав. В Русской Правде, утверждал историк, «впереди всего, по крайней мере, в древнейших отделах кодекса, поставлены интересы и отношения состоятельных городских классов, т. е. отношения холопо-владельческого и торгово-промышленного мира» [1. С. 254].
Общество времени Русской правды, по мнению Ключевского, делилось три класса, «княжи мужи, люди и холопы» [2. С. 310]. Закон ставил их в не одинаковое положение, и жизнь каждого из них он оценивал по разному, в зависимости от их отношения к великому князю. Так, историк приводит различные виды наказаний за убийство «свободных слуг князя», «простолюдина», и «холопа», «убийство княжего мужа наказывалось двойной уголовной пеней (вирой); убийство людина - простой, а за убийство холопа вовсе не назначалось уголовной пени, но взыскивался только гражданский штраф (продажа) с вознаграждением господина за вред, причиненный чужому имуществу» [2. С. 310]. «Княжи мужи» состояли в личном служении князя, поэтому были ближе к нему, чем другие. «Люди» составляли основную массу населения Древней Руси и являлись основными налогоплательщиками и были связаны между собой круговой порукой.
Первые два класса являлись свободными людьми, в отличие от холопов, которые являлись рабами господина. Русская правда, как считает Ключевский, отмечает только полное холопство, она не выделяет видов холопства, хотя довольно четко определяет источники холопства. Первый источник - «добровольное холопство по договору». Второй - «принудительное холопство, по закону» [2. С. 311]. Стать холопом человек мог женитьбой на холопке без договора с ее владельцем, добровольной продажей себя в холопы и вступлением в «частную дворовую службу без соответствующего договора с хозяином» [2. С. 312].
Законодательство определяло случаи и принудительной продажи себя в холопы. Это преступление, за которое человек навсегда лишался свободы, плен, происхождение от холопа или холопки и продажа в холопы в счет непогашенного в срок долга, по воле кредитора.
Таким образом, «гражданское общество по Русской Правде делилось на людей свободных, лично служивших князю, на свободных, плативших ему дань миром, и на несвободных, служивших частным лицам. Отношение первых к князю было личное, вторых -коллективное, третьих - посредственное» [2. С. 312].
До конца XII века, отмечает Ключевский, не было четко ограничено положение этих трех основных классов. Во второй половине XI в., при сыновьях Ярослава, Русская правда еще не выделяет класса «княжих мужей», а выделяет термин «огнищанин», т.е. означающий рабовладелец, в отличие от «княжих мужей» положение «огнищан» определялось не его полити-