CC BY
86
УДК 82.09
ГОГОЛЬ И РУССКИЕ СУДЕБНЫЕ ОРАТОРЫ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX вв.
© 2009 Муслимова М.Ш.
Дагестанский государственный университет
Обращение к творчеству Н. В. Гоголя выдающимися русскими ораторами, по мнению автора статьи, не случайно: адвокатская деятельность осуществлялась людьми, обязанными своим нравственным развитием русской литературе, глубоко знающими ее.
The author of the article supposes that outstanding Russian public speakers’ appeal to the N. V. Gogol’s creative works was not casual. Advocats were the men, who felt obliged to Russian literature for their development. They knew it brilliantly.
Ключевые слова: русская адвокатура, судебные ораторы, влияние Н. В. Гоголя, традиции русского искусства, общественное служение.
Keywords: Russian advocacy, court speakers, N. V. Gogol’s influence, Russian art traditions, service to the people.
Все выдающиеся представители русской адвокатуры периода ее расцвета
- конца XIX - начала XX веков - являли тип личности, универсальной по объему своих знаний и дарований. В. Д. Спасович - юрист, литератор, ученый, автор учебников по уголовному праву и литературе, член психиатрического общества, активный участник
Шекспировского кружка, А. Ф. Кони, -выдающийся юрист, публицист и
литератор, С. А. Андреевский - юрист, поэт и литературный критик, князь Урусов - выдающийся адвокат,
увлекался театром и театральной критикой, литературой, К. К. Арсеньев -юрист, публицист, общественный деятель. В 1874 году после безуспешного ожидания от Салтыкова-Щедрина и Некрасова отзыва на свою драму «Жертва брака», юный Карабчевский, будущий «Самсон русской адвокатуры», написал: «Не
остается ничего, кроме адвокатуры». Его творческое наследие было невероятно многогранным: стихи, художественная проза, критика, переводы, судебные
очерки и речи, публицистика, мемуары. Список таких примеров можно продолжать. Личная дружба с писателями, меценатство, глубокие
познания в музыке и живописи, увлечение театром были характерны для всех без исключения деятелей
адвокатуры того времени. Очевидно, что искусство и литература формировали демократические и гуманистические взгляды и убеждения, нравственную высоту и высокую требовательность к себе.
Публицистика, общественная
деятельность, наука, литература - это те сферы, в которых полно раскрылся
профессиональный и человеческий талант русских судебных деятелей XIX-XX вв. Цельность нравственного образа и последовательность в слове и в деле, взгляд на адвокатуру как на общественное служение, были
сформированы традициями и духом
русской литературы, оказавшей самое существенное влияние на оздоровление общества и укрепление права. Например,
А. Ф. Кони видел роль литературы в
воспитании личной и общественной совести читателей, а помощь правосудию и обществу рассматривал как критерий оценки творчества и личности писателей. В своей статье «Приемы и задачи прокуратуры» он отмечал: «Сознание некоторого дара слова, который был мне дан судьбою, заставляло меня строго относиться к себе как к судебному оратору, и никогда не забывать перед лицом человека, на судьбу которого я мог повлиять, завета Гоголя: «Со словом надо обращаться честно».
Современная юриспруденция все дальше и дальше отделяется от генетической связи с литературой, у основания истории которой -величайшее произведение
древнерусской литературы «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона. Темы преступления и наказания, права и суда, долга и ответственности стали ключевыми темами русской классической
литературы и во многом определили характер общественного развития страны, оказали значительное
воздействие на развитие права и правосознания.
Крупнейший судебный оратор С. А. Андреевский считал, что уголовная защита - прежде всего не научная специальность, а искусство, такое же, как литература, потому что «на сложных процессах, с уликами коварными и соблазнительными, добиться правды способен только художник, чутко понимающий жизнь, умеющий верно понять свидетелей и объяснить
истинные бытовые условия
происшествия» [1. С. 287]. Заслуга судебных ораторов, по их собственному признанию, заключалась в «проповеди гуманности, граничащей с милосердием ... Едва ли в каком государстве найдется более человеческий, более близкий к жизни, более глубокий по изучению души преступника суд, чем наш суд присяжных. И это вполне совпадает с нашей литературой, которая, при всей нашей отсталости во всех прочих областях прогресса, чуть ли не
превзошла европейскую не чем иным, как искренним и глубоким чувством человеколюбия. художественная
литература с ее великими раскрытиями души человеческой должна была сделаться основной учительницей русских адвокатов. «Проникновенная» психология и вытекающая из нее, часто неожиданная для рутинных взглядов, этика - вот два могущественнейших оружия в руках того, кто должен «милость к падшим призывать» [1. С. 289].
В своей программной статье, предтече курса судебной этики, «Нравственные начала в уголовном процессе», обращенной к студентам юридических факультетов, А. Ф. Кони призывал сохранить идеалы поколения отцов и детей русской реформы 1864 года, чтобы устоять перед соблазнами наживы, карьеры, самодовольства, тщеславия: «Недаром говорит творец «Мертвых душ»: «Забирайте с собою, выходя в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое,
ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете их потом!» [5. С. 69].
Феномен возникновения сильной адвокатуры на рубеже XIX и ХХ веков связан с тем, что адвокатская деятельность осуществлялась людьми, обязанными своим нравственным развитием русской литературе, глубоко ее знающими и безупречно владеющими словом. Практические все судебные ораторы оставили литературное наследие.
По горячему убеждению С. А. Андреевского, выразившемуся во всех адвокатских выступлениях, защитник должен говорить с представителями общественной совести не как юрист, а как писатель говорит с публикой в свою защиту, которую он сам называл «литературой на ходу». Выдающиеся судебные ораторы широко использовали в своих речах прямые ссылки на великих русских поэтов и писателей 19 века, цитаты из их произведений, черпая богатейший материал для обращения к
действительности и ее характеристике, для раскрытия психологии личности, для пробуждения в судейском корпусе, в присяжных заседателях, в публике гуманности, милосердия, сострадания. Социально-философские и
психологические романы Ф.
Достоевского и Л. Толстого, гражданская лирика Н. Некрасова, сатира, юмор и ирония С. Салтыкова-Щедрина и Н. Гоголя - вся литература вошла в сокровищницу русского судебного ораторского искусства. Необходимо отметить, что более половины русских писателей 19 века имели юридическое образование или на каком-то этапе уходили из юриспруденции в литературу. Молодой Н. Гоголь после окончания гимназии работал в петербургском департаменте уделов. Скучная переписка бумаг не удовлетворили мечты Гоголя о государственной деятельности на благо народа. Но «хождение в службу» дало ему громадный материал для будущих произведений. Объектом его сатиры оказались самые теневые стороны деятельности правительственных
учреждений: взяточничество,
казнокрадство, бездушие, волокита и формализм судебной системы, засилье держиморд в полицейской системе. Гоголевская тема в речах судебных ораторов чаще всего звучала в связи с характеристикой российской жизни, ее нравов, в подтверждение бессмертности созданных писателем образов, типажей. При этом, с одной стороны, достигалась экономия речевых средств, когда упоминание имени рождает необходимые представления и ассоциации, с другой стороны, усиливается эмоционально-воздействующая составляющая речи. Так,
Н. Карабчевский, выступая защитником по делу дворянина Александра Шишкина, преданного суду
Елисаветградского окружного суда с участием присяжных заседателей по обвинению в том, что в ночь на 3 февраля 1896 года в общественном собрании, получив удар по лицу от корнета запаса армии Н. Павловского, в намерении лишить обидчика жизни в запальчивости или раздражении произвел по
Павловскому три выстрела, вспоминая автора поэмы «Мертвые души»: «Что случилось? Право, ничего особенного, если не считаться с незаметно, бесследно и безнадежно промелькнувшим для нас целым полустолетием со времен бессмертного Гоголя. Разыгралась одна из тех печальных историй, которая характеризует нашу провинцию все еще чертами великого автора «Мертвых душ».
Нередко гоголевские образы использовались для иронического разоблачения недостоверных
следственных выводов, ошибочных и надуманных заключений в судебном деле. Так, в речи, произнесенной в г. Полтаве в защиту братьев Скитских, обвиняемых в умышленном убийстве, при изучении доводов обвинения Н. Карабчевский так описывает место происшествия: «Водка и закуска в месте «засады» найдены в таком друг от друга соотношении и на таком расстоянии, что одному человеку было бы никак невозможно одновременно дотянуться и до водки, и до закуски. Гениальное открытие! Оно, без сомнения, могло возникнуть только на благодатной родине бессмертного гоголевского Пацюка, которому, как известно, вареники, и притом обмакнутые в сметану, сами летели в рот» [3. С. 402].
Обращение русских деятелей судебного ораторского искусства к творчеству великого писателя свидетельствовало о силе и влиянии Н.
В. Гоголя на изменение нравов, на утверждение принципов гуманизма и защиту прав личности. И пафос лирических раздумий о несущейся Руси
- тройке, и сатирический смех над уродливыми явлениями жизни, и пример личной судьбы писателя - все это служило пробуждению «лелеющей душу гуманности». Слово правозащитников, опирающееся на слово русской классической литературы, сыграло свою весомую роль в становлении гласного суда. Выдающийся адвокат, художник живого слова, князь Урусов обладал теми дарованиями, которые дают красноречию особенную силу: острый
ум, память, находчивость, воображение, широта и разносторонность образования, подвижность и отзывчивость природы, живой и пылкий темперамент - что при внешних средствах - богатстве, гибкости голоса и привлекательности наружности
- придавало его слову и внешний блеск, и силу внутреннего содержания. Широко известна его речь на громком процессе по делу Морозкина, в ходе которого полиция продемонстрировала, что она ни во что не ставит неприкосновенность личности. Морозкин был привлечен к суду по ст. 271 Уложения о наказаниях, то есть за сопротивление с насилием против полицейской власти. Переодетые в гражданское, полицейские чины, войдя в дом Морозкина, стали грозить ему: «Мы тебе всю бороду выщиплем, в шестидесятых годах и не с такими молодцами справлялись». Как писал издатель Снегирев, «благодаря гласному суду и речам таких ораторов, как князь Урусов, всякого рода «держиморды», нарисованные с натуры гениальной кистью Гоголя, мало-помалу отошли в область преданий и навсегда прекратились процессы, подобные делу Морозкина» [7. С. 17].
С. А. Андреевский в статье «К столетию Грибоедова», написанной в 1985 году, отмечал сходство
сатирических приемов в творчестве Грибоедова и в «Ревизоре» Гоголя: «Обе комедии дополняют одна другую и обе доказывают один и тот же тезис двумя противоположными способами: у
Грибоедова наше столичное общество приняло писаного умницу и передового деятеля за сумасшедшего, а у Гоголя -наша захолустная среда встретила шута горохового как своего законного судью и начальника [1. С. 402].
Русские судебные ораторы хорошо понимали смысл и широту обобщения образов гениального писателя. В 1903 году на конференции присяжных в выступлении «Об уголовной защите» С. А. Андреевский говорил: «Русские
судебные ораторы должны занять видное место не только в истории общественного развития, но и в истории словесного искусства ... Я мысленно
читаю над судебным зданием слова: вот месту, где преступление служит на пользу обществу». Конечно, не в том смысле, что здесь наказываются преступники. А в том, что здесь изучаются причины преступления, дабы общество научалось их избегать. Какая громадная задача! Для этого нужны крупные таланты! И мне кажется, что исполнить эту задачу могут только судебные ораторы, равные нашим лучшим писателям по глубокому и правдивому изображению жизни, по благородной и художественной простоте слова» [1. С. 312]. Он же в статье «Поэзия Баратынского» подчеркивал просветительское назначение
литературы, которое заключается «не в том, чтобы люди воспитывались в тех общественных и нравственных идеалах, которых желает известное меньшинство, присвоившее себе руководящую роль. На то есть публицистика. но только не беллетристика. мы не отрицаем значения красоты некоторых
тенденциозных творений.. Но вовсе не в тенденции - мерило ценности произведения, и не в идее заслуга автора, потому что изящная литра имеет своей единственной задачей
изображение и передачу, посредством творческого гения, внутренней и внешней жизни человечества. Первое условие в них - верность жизни. Правдивостью и цельностью, яркостью передачи измеряется степень дарования писателя. Мы не отстаиваем при этом ни протоколизма, ни фотографирования. Всемирная литература дает нам даже прямо фантастические образы, которые бывают ближе и понятнее, нежели типы, срисованные с натуры. Вспомните фантастические творения Гомера, Шекспира, Сервантеса, Гофмана, Эдгара По, Лермонтова, Гоголя, Достоевского» 1888 г. [1. С. 336].
Известный юрист XIX века, публицист, земский деятель, почетный академик Петербургской академии наук К. К. Арсеньев, исследуя проблему изображения русской общественной жизни в сатире Салтыкова, обращается к творчеству Н. Гоголя. Суждение
Страхова о том, что в сатире Салтыкова-Щедрина изредка можно полюбоваться чертами нашей ноздревщины и хлестаковщины с большой прибавкой Собакевича, Арсеньев уточняет: «Тут не только нет отдаленного последствия Гоголя, а даже наоборот, вся эта пресловутая сатира есть некоторого рода ноздревщина и хлестаковщина с прибавкой собакевича. Русская сатира всегда имела просветительский характер. Гоголь как сатирик изобразил такую картину общественного застоя, каждый штрих которой вопил о необходимости движения» [2. С. 525].
В письме Н. Давыдову от 21 апреля 1909 года А. Ф. Кони, с сожалением констатируя невозможность принятия участия в открытии памятника Гоголю, писал: «Мне это в особенности
прискорбно, потому что в качестве старого судебного деятеля, помнящего старые суды с приютившеюся в них «неправдой черной» и пережившего светлое время душевного подъема, сопровождавшего первые годы
обновленного правосудия и
нелицемерного служения «правде и милости», я не могу не ценить заслуги великого русского писателя по отношению к судебной реформе. Недостатки и вольные и невольные грехи старого суда во всей их откровенной неприглядности были, конечно, знакомы каждому,
приходившему с ним в соприкосновение. Таких людей было много, но они далеко не составляли большинство общества. Этому большинству суд представлялся чем-то - по слухам - мало достойным уважения, но не имеющим всем понятных жизненных очертаний. Надо было на себе испытать судебную волокиту, лихоимство и всю мертвящую несправедливость формальных
доказательств, чтобы оценить этот суд по его настоящему достоинству. А между тем такая оценка весьма необходима для того, чтобы, сливаясь
воедино из разных источников, вызвать общественное сознание необходимости реформы и настоятельной в ней потребности. Эту задачу выполнил в своем незабвенном творчестве Гоголь. Он вызвал к жизни и глубоко запечатлел в умах людей, никогда не ведавшихся с судом, образ его деятельности и образ его деятелей. Сквозь «видимый смех», вызываемый ими, он дал почувствовать невидимые слезы тех, чья честь, имущество и судьба находились в нечистых и невежественных руках Ляпкиных-Тяпкиных и им подобных, - и если процесс Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем являлся
высокохудожественным вымыслом, то описание хода и движения его дышало горькой правдой. Творения Гоголя, в чем они касались суда, сильнее всяких ученых и канцелярских рассуждений посеяли отрицательный взгляд на старые судебный строй и приемы и подготовили в общественном сознании почву для судебной реформы, подобно тому как «Записки охотника» Тургенева, возбуждая в обществе чувство стыда и жалости, явились одним из
нравственных рычагов для
освобождения крестьян» [6. С. 260].
Нравственное и эстетическое чутье сформировавшихся на традициях русской литературы судебных деятелей не могло удовлетвориться казенным и сухим языком изложения. Отсюда рождение воздействующего по своей художественной силе и фактологической точности, научности языка судебных речей. Традиции русского искусства, культуры были проводниками высоких начал нравственности и справедливости. Юриспруденция, в особенности адвокатура, понималась русскими судебными деятелями как общественное служение, а трибуна суда использовалась для решения
социальных, политических и
нравственных вопросов.
Примечания
1. Андреевский С.А Об уголовной защите // Избранные труды и речи. Тула, 2000. 2. Арсеньев К.К. Заметки о русской адвокатуре. Тула, 2001. 3. Карабчевский Н.П. Около правосудия. Тула, 2000. 4. Кони А.Ф. Отцы и дети судебной реформы. М., 2003. С. 327-328. 5. Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8 т. Т.4. М., 1967. 6. Там же. Т.8. М., 1967. 7. Снегирев Л. Современники о князе И. Урусове // Первосоздатель русской судебной защиты. Тула, 2001.
Статья поступила в редакцию 20.03.2009 г.
