CC BY
143
УДК 140.8+158.923.2:159.931 + 159.932 М. В. ЧАЛДЫШКИНА ^
Омская государственная медицинская академия
вЫОТИ! БЕЛиТОЫ:
МОЛЧАНИЕ КАК ПУТЬ К ПОЗНАНИЮ
В статье рассматривается смысл философского изречения дпоШ жаіїоп, переводимого двояко: как «познай себя» или «узнай себя». Требование «познай себя» превращает человека в объект изучения. «Узнай себя» задает иной смысл, так как предполагается, что «узнать себя» человек может только в диалоге с «Другим». Молчание, взятое в контексте исихазма — мистического духовного опыта в православии, — представлено как путь к этому диалогу.
Ключевые слова: дпоШ жаиіоп, молчание, исихазм.
Одно из первых философских изречений и, может быть, первое философское требование, обращенное к человеку — gnothi seauton — и сейчас можно видеть на фронтоне храма Аполлона в Дельфах. Изречение это можно перевести двояко: и как «познай себя», и как «узнай себя».
Как правило, оно переводится как «познай себя», что предполагает обращение к себе как некому объекту познания. Как пишет В. В. Бибихин в работе «Узнай себя»: «...на сегодня дело дошло до того, что узнай себя прочитывается с точностью до наоборот, в смысле познай (изучи) себя (вот этого, ближайшую данность твоей индивидуальной личности), т.е. вместо первой задачи нахождения самости ее представляют как интересный наблюдаемый объект, который осталось только исследовать» [1].
Другое прочтение этого изречения — «узнай себя», и здесь речь идет о нахождении «самости» человека в смысле «самое само», если воспользоваться выражением Ф. М. Лосева, то есть того, что не может предстать как некий объект.
Когда мы пытаемся познать человека, мы обращаемся с ним как с объектом, и в ходе познания природа человека неизбежно рассыпается на множество дефиниций: «homo sapiens», «homo faber», «homo ludens», «homo symbolisus» и даже «homo metaphy-sicus». Но «узнай себя» — предполагает иное, так как сам вопрос, обращенный к человеку, ставится иначе. А значит, и ответ будет другим.
В требовании «узнай себя» человек обретает себя в «Другом», в конечном счете это попытка открыть себя в отношениях с бытием, с Богом. Вспомним, что на фронтоне дельфийского храма есть не только требование к человеку «узнай себя», но и другая надпись из единственной буквы «е1», которую, по мысли В. В. Бибихина, следует понимать как человеческое «Ты», или «Ты еси», обращенное к Богу на требование «узнай себя». «В самом деле, никакого Я не было без Ты, Я только по порядковому номеру стоит в списке личных местоимений первое, по событию оно не могло быть раньше Ты, тем более для Бога никакое наше Я не моложе Ты и без Ты, строго говоря, не бывает. Если видение Бога есть одновременно сотворение, то уж не воображаемое Я ему творить; а чего он не видит, то осуждено на провал. — Онтологически» [1].
Чтобы «Я» состоялось онтологически, необходимо «Ты» как «Другой». Требование «узнай себя» на самом деле оборачивается познанием Бога, так как «узнать себя» можно только в бытии или в Боге
как основании человеческого самопознания. Только при вхождении в тайну божественного «Ты» открывается человеческое «Я» как «самое само». Но Бог познается не как объект изучения, а в библейском смысле этого слова — познания как вхождения.
Обращаясь к библейскому языку, можно вспомнить «и познал Адам жену свою Еву». В книге «Поэтика ранневизантийской литературы» С. С. Аверинцев пишет о новом ощущении, проникающем в эллинистическую эстетику, и связано оно с новым — библейско-христианским — пониманием человека и места его в мире: «Ваятели первых веков нашей эры, нащупавшие в пределах античного искусства скульптуры новые, неантичные возможности экспрессии, начали просверливать буравом зрачки своих изваяний, глубокие и открытые, как рана: если резец лелеет выпукло-пластичную поверхность камня, то бурав ранит и взрывает эту поверхность, чтобы разверзнуть путь в глубину» [2].
Можно вспомнить и стихотворение И. Бродского «Сретение», что с церковно-славянского переводится как «встреча»:
И странно им было. Была тишина не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие...»
И старец сказал, повернувшись к Марии:
«В лежащем сейчас на раменах Твоих паденье одних, возвышенье других, предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым терзаема плоть Его будет, Твоя душа будет ранена. Рана сия даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко в сердцах человеков, как некое око».
Бытие как «рана» открывается человеку. Но само открытие может состояться лишь в молчании, поскольку «божественное слово (Лоуо^), обращенное к человеку, может прозвучать в своей чистоте и совершенстве только из глубин бездонного молчания» [3]. И простодушные слова протодьякона из повести И. Шмелёва «Лето Господне»: «Ваше преосвященство, досточтимый владыка.от мудрости слово онемело!» напоминают нам об ущербности языка при встрече с естеством, тем самым, о котором писал Л. Б. Пастернак:
Есть в творчестве больших поэтов Черты естественности той,
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (116) 2013 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (116) 2013
Что невозможно, их изведав,
Не кончить полной немотой.
Об ущербности языка, его недостаточности пишет в стихотворении «Часть речи» И. Бродский:
И при слове «грядущее» из русского языка
Выбегают черные мыши и всей оравой
Отгрызают от лакомого куска
Памяти, что твой сыр, дырявой.
Жизнь, которой,
Как дареной вещи, не смотрят в пасть,
Обнажает зубы при каждой встрече.
От всего человека вам остается часть
Речи. Часть речи вообще. Часть речи.
Интересно, что у И. Бродского так же появляется мотив памяти, изъеденной «грядущим». Мы помним, что греческое слово «истина» (аХ'пЭеш), по мысли Ф. М. Лосева, связано с памятью: «аХ'пЭеш, истина, есть то, что нельзя забыть. Так понимали греки правду: то, что не подлежит забыванию» [4]. Продолжая эту мысль, можно сказать, что знать истину может лишь тот, кто помнит, обладает памятью.
О чем должен помнить человек? Христианская мысль говорит о памяти смертной, которая приводит к памяти о Боге. И снова обращаясь к Ф. М. Лосеву, узнаем, что «русское слово память связано с мнети (думать, полагать, предполагать). Па — частица, которая указывает на уменьшение значения. Но па означает кроме того еще что-то скрытое, непрояв-ленное» [4].
Тем самым, русское слово память указывает нам, что истинное знание, то, без которого невозможно дать ответ на требование дпоШ 8ваШоп, скрыто от человека, он еще должен его открыть для себя. Но как может состояться это открытие?
Попыткой ответа на требование «узнай себя» будет обращение к мистическому духовному опыту русской православной традиции — к практике исихазма, умной безмолвной молитвы.
Слово «исихия» в переводе с греческого означает «безмолвие», «покой», а практика исихазма основана на повторении Иисусовой молитвы. Безмолвие в исихазме понимается как сосредоточение на одной мысли — мысли о Боге и отсечение всех сторонних помыслов, мешающих полному погружению в молитву. Исихаст — человек, занимающийся практикой безмолвной молитвы, — специальными упражнениями, в которых задействуется и тело, и душа, и дух, сводит свой ум в сердце, чтобы в сердце соединиться с Богом и достигнуть своей цели — богопознания. В молитвенном труде подвизающийся проходит путь от молитвы словесной, творимой языком к молитве умно-сердечной, которая приводит его к высшей ступени — молитве созерцательной. Но зрение это — особого рода, оно недоступно человеку в его привычном для нас состоянии, которое мы именуем «здоровьем», а христианская мысль — болезнью.
Поэтому, чтобы узреть невидимое, следует признать видимость (в смысле кажимости) своего здоровья и отказаться от него. Об этом в православии напоминали юродивые — святые, принявшие на себя подвиг мнимого безумия. Безумен не юродивый, безумен мир, в котором живет человек. Мир безумен потому, что не слышит — обращенного к нему божественного глагола.
Бытие открывается человеку, готовому прислушаться к зову — «зову бытия» (М. Хайдеггер).
Но чтобы так у-слышать, необходимо замолчать. Молчание человека приводит его к ответу на требование «узнай себя», так как самость человека, «самое само» может быть открыто лишь перед взором Бога, где нет и не может быть говорения.
Молчание в этом контексте — последняя попытка у-слышать, поскольку молчание содержит в себе интенцию, оно направлено вовне, например, «немой вопрос» повисает в воздухе, даже не будучи произнесенным. Если тишина — простое отсутствие звуков, фон для их появления, и звук рождается в без-звучье («минута — и стихи свободно потекут»), то молчание — скорее сознательный отказ от речи, нежели ее полное отсутствие. В этом смысле молчание не «химический реактив», в котором при определенном освещении проявляются слова, но, скорее, музыкальная пауза, перебив в «музыке сфер», сознательная остановка.
Как пишет М. Эпштейн в книге «Слово и молчание: метафизика русской литературы», «хотя внешне, по своему акустическому составу, молчание тождественно тишине и означает отсутствие звуков, структурно молчание гораздо ближе разговору и делит с ним интенциональную обращенность сознания на что-то. Как говорил Гуссерль, сознание есть всегда «сознание-о». Молчание есть тоже форма сознания, способ его артикуляции, и занимает законное место в ряду других форм: думать о.. , говорить о.., спрашивать о.., писать о.., молчать о.» [5].
Но кто молчит, о чем и зачем? Здесь можно вспомнить фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублёв», в котором главный герой фильма отказывается от богоданного дара речи, и один из подвигов русского православия — подвиг молчальничества, и, наконец, молчание самого Христа перед Пилатом.
Таким образом, молчание становится своеобразным, в чем-то радикальным, ответом на греческое требование «узнай себя», как и прежде обращенное к человеку.
Библиографический список
1. Бибихин, В. В. Узнай себя. — СПб. : Наука, 1998. — 577 с. [Электронный ресурс]. — URL: http: //predanie.ru/lib/aut/ 84577/ (дата обращения: 17.05.2012).
2. Аверинцев, С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. — СПб. : Азбука-классика, 2004. — 480 с. [Электронный ресурс]. — URL: http: //predanie.ru/lib/aut/84577/ (дата обращения 17.05.2012).
3. Сурожский, А. Беседы на Евангелие от Марка. — М. : Изд-во Христианская жизнь, 2003. — 160 с. [Электронный ресурс]. — URL: http://predanie.ru/lib/book/read/67746/ (дата обращения 29.04.2012).
4. Бибихин, В. В. Алексей Федорович Лосев. Сергей Сергеевич Аверинцев. Bibliotheca Ignatiana: Богословие. Духовность. Наука. — М. : Ин-т Св. Фомы, 2006. — 416 с. [Электронный ресурс]. — URL: http://predanie.ru/lib/book/read/67746/ (дата обращения 17.05.2012).
5. Эпштейн, М. Н. Слово и молчание: метафизика русской литературы : учеб. пособие для вузов / М. Н. Эпштейн. — М. : Высшая школа, 2006. — С. 180.
ЧАЛДЫШКИНА Марина Викторовна, преподаватель, соискатель по кафедре философии с курсом отечественной истории.
Адрес для переписки: [email protected]
Статья поступила в редакцию 21.06.2012 г.
© М. В. Чалдышкина
