CC BY
197
ГЛОБАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
А. И. КОСТИН
Кафедра политического процесса России Московский университет им. М. В. Ломоносова Воробьевы горы, 119889, Москва
Глобализация как явление известна давно и как понятие употребляется в научной литературе уже несколько десятилетий. Как правило, этим понятием обозначался процесс обострения всего комплекса глобальных проблем и нарастания планетарной взаимозависимости различных стран и регионов мира. Однако политическая актуализация этого понятия связана с периодом 90-х годов, когда США и его союзники стали претендовать на безусловное доминирование в мировых делах, подтверждая это не только в экономической сфере, но и путем осуществления “гуманитарных операций”, военно-полицейских акций и т.п. Стратегия “силового глобализма” в экономической, политической, информационной сферах все чаще стала обозначаться термином “глобализация”. Такое понимание “глобализации” приводит к неоправданному сужению содержания этого понятия, сведение его к одной или некоторым сферам, к одной из возможных исторических форм и к терминологической путанице. Трудности усугубляются политическим звучанием проблемы, стоящими за ней масштабными интересами как материального, так и идеологического характера.
В понятии “глобализация” обычно фиксируется усиливающаяся “взаимозависимость” мира. Глобальный характер природной зависимости человечества связан с внутренней имманентной активностью природы и существовал всегда. Возрастание социоприродной и интерсоциальной взаимозависимости различных обществ (оно включаетов в себя нивелирование некоторых, необязательно преобладающих структурных компонент мира) образует существенную (но не единственную!) характеристику процесса глобализации.
Это свойство глобализации явление не новое. В различных формах и отношениях оно существовало и развивалось на разных этапах истории. Но длительное время изолированными от процесса взаимозависимости практически оставались значительные территории. Изменилась ситуация в результате географических открытий и колониальной экспансии. Основные параметры современной социоприродной и интерсоциальной взаимозависимости приводят к становлению нового качества глобализации. Эти параметры характеризуют и определяют экономическую, информационную, планетарную взаимозависимость, взаимозависимость глобальной безопасности (имеется в виду весь спектр глобальных проблем - интерсоциальных, природно-социальных, антропосоциальных) и т.д.
В результате меняется облик мира во многих его параметрах. Становится бесполезным анализировать процессы общественного и политического развития многообразных государственных образований так, как если бы они были в преобладающей степени внутренне развивающимися структурами, в то время как они являются все в большей мере структурами, созданными всемирными процессами и обретающими свою форму в качестве реакции на эти процессы.
Процесс интеграции человечества в сложно структурную взаимосвязанную планетарную цивилизацию происходит в условиях взаимодействия нередко противоположных и взаимодополняющих тенденций, например, тенденции к глобальной интеграции и тенденции к дифференциации существующих культурных и политических реальностей. Нарастает число негативных взаимозависимостей различных регионов.
Объективное содержание процесса глобализации носит гетерогенный характер. Его структурные составляющие представляют собой разнородные по происхождению и сферам явления, механизмы и процессы, образующие весьма противоречивую системную целостность (См.: Косолапов, 2001, с. 69-73).
К ним относят в том числе: непрерывно нарастающие долговременные
отрицательные антропогенные воздействия на биосферу планеты, которые ведут к её все более масштабной необратимой деградации и подрывают необходимые условия дальнейшего существования человеческого общества; масштабное развитие средств коммуникаций и связи, глобальной информационной среды и различных инфраструктур, взаимодействий и отношений между странами и народами, к новому качеству взаимосвязанности и взаимозависимости социума, в котором сосуществуют и весьма сложно взаимодействуют весьма неоднородные и даже противоположные тенденции, угрожающие безопасности цивилизации; появляются и упрочивают свое влияние такие субъекты глобальной политики и экономики, как транснациональные корпорации, государства и объединения государств, межправительственные и неправительственные организации, которые действуют на планетарном уровне непрерывно в одной или нескольких сферах. Наиболее очевидным и зримым результатом этого процесса является единство капитализма в его наивысшей современной стадии и техносферы как наиболее законченного материального результата всей предшествующей эволюции капитализма и начавшихся процессов функциональной стратификации государств в зависимости от того, какое место они занимают в системе обеспечения потребностей техносферы. К началу XXI века капитализм завершил формирование целостного мирового хозяйства, втянув в сферу своего действия всю планету и интересы его дальнейшей экспансии требуют необходимости политического оформления этих новых реалий. Колоссальных масштабов достигли концентрация и централизация капитала, повлекшие возникновение весьма сложных организационных структур, нужных для обеспечения жизнедеятельности капитала в современных условиях, для контроля государства и общества за ним - и с его стороны за обществом и государством в десятках стран мира.
Важнейшие особенности техносферы к началу века состоят в следующем: в развитых странах население не имеет реальной возможности вернуться в случае социальной катастрофы к доиндустриальному образу жизни из-за риска физического вымирания значительного числа людей; центры техносферы, наиболее экономически развитые страны, способны сохранить свое могущество и обеспечить существование при условии освоения и использования планетарного пространственно-ресурсного потенциала, подчиняя целям, задачам, процессу этого освоения свои связи с экономиками других стран и регионов, во многом и сами эти системы хозяйства; техносфера (некоторые говорят о техногенозе) радикально изменила природные условия существования человека и устранила возможность возврата к доиндустриалъной глобальной экологии; техносфера служит материальной основой ускорения процессов глобализации.
К началу нового века стремительно и непредсказуемо меняющийся мир вызывает противоречивые суждения исследователей. Одни видят в нем торжество либеральнодемократической модели, веря в перспективу глобального мирового порядка, другие -знак надвигающейся угрозы этому порядку, предугадывают планетарные экологические, социоэкономические катастрофы и потенциальную вероятность “схватки цивилизаций”. Увеличение численности населения и миграционные процессы, проблемы ограниченности ресурсов и охраны окружающей среды - эти и другие глобальные проблемы и факторы предопределяют острые коллизии на международной арене. Нередко задаются вопросом: “Можно ли перед лицом нестабильности 90-х годов (распад
СССР, СФРЮ, угрозы распада Молдовы, Грузии и даже самой России) говорить о все большей интеграции мировой системы?” Мир пока не является ни “новым мировым порядком” в его западном варианте, ни новым хаосом. Положительный вывод чаще делается, если изучаются процессы в Западной и Восточной Европе, на Североамериканском континенте (НАФТА), в Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Происходящее взаимодействие различных частей мирового целого сменяет военный баланс на новый, в котором иерархия как структура мировой системы все более взаимодействует со становящейся так называемой “полиократией” (власть множества факторов и акторов), где взаимоперекрещиваются сферы интересов, различные уровни гегемонии, национальных и транснациональных компонентов и т.д. (См.: Reordering the Worldro, 1994, р.23.).
Участие более 160 стран в Конференции ООН по окружающей среде и развитию (UNCED) в начале 90-х годов и в последующих мероприятиях показывает более или менее общее понимание того, что местные и региональные трудности в области охраны окружающей среды имеют глобальное значение. Продолжается дальнейшая политизация этой проблемы.
В последнее десятилетие в мире широко признано: решение глобальных экологических проблем может быть найдено только на основе принципиально нового подхода к проблемам развития. В развитых странах информационные технологии, включая компьютер и новейшие средства коммуникаций, программное обеспечение и другие услуги, были главными источниками экономического роста в течение 90-х годов. Создавая миллионы новых рабочих мест и поднимая производительность труда, они во многом обеспечили экономический рост. Это даже вызвало некоторую экономическую эйфорию, которая отразилась на показателях экономической активности. В этих условиях нередко забывалось, что этот рост идет таким образом, что подрываются природшяе основы такого развития, усиливаются неблагоприятные климатические изменения и происходит деградация природных ресурсов. Контраст между оптимистическими надеждами на блестящее будущее информационной экономики и быстрым процессом разрушения экосистем оставляет весьма гнетущее впечатление, поскольку это происходит в условиях нарастания зависимости современной цивилизации от состояния естественных систем и ресурсов.
Глобализация экономики пока идет в такой форме и такими темпами, при которых ускоряется подрыв локальных экосистем, исчезают все новые виды растений и животных, фиксируется тенденция климатических изменений, усиливается таяние ледников, эрозия почв, исчезновение лесов и т.д. Все более чувствуются проблемы, связанные с нехваткой питьевой воды, недостатком продовольствия, с распространением эпидемий, возникновение внутренних этнических конфликтов или внешнеполитической напряженностью.
Кризисный регион, где хронические заболевания опережают прогресс - Африка, района Сахары. В этой области сотни миллионов людей находятся в крайне тяжелом состоянии, нарастает эпидемия СПИДа. В нескольких странах больше чем 20 процентов от совершеннолетних инфицированы. 23 миллиона африканцев начинают новое столетие со смертельного приговора, вынесенного вирусом. К сожалению, и многие другие тенденции ведут к сокращению продолжительности жизни и переводят тем самым стрелки социального и экономического прогресса назад. Между 1950 и 2000 гг. мировое население увеличилось с 2.5 миллиардов до 6.1 миллиарда. Так, если оправдаются надежды на некоторое снижение коэффициента рождаемости, то предполагается, что к 2050 г. мировое население вырастет до 8.9 миллиардов, увеличившись на 2.8 миллиардов человек в основном за счет населения развивающихся стран.
Важная тенденция, которая воздействует на планетарное развитие - повышение температуры, следующее за увеличением атмосферных концентраций двуокиси углерода. С тех пор, когда промышленная революция более чем два столетия назад началась, его концентрация увеличилась к 1959 г. на 13%, а за последующие 39 лет
возросла на 17%. Глобальная средняя температура также повысилась, особенно в течение последних трех десятилетий. При повышении средней температуры примерно на 1° С уровень моря поднимается минимум на 17 сантиметров. Это изменит в конечном счете каждую экосистему на Земле.
Среди экологических и ресурсных факторов, играющих важную роль в политике отдельных стран и регионов, растет значение тех природных ресурсов, которые в наибольшей степени могут способствовать развитию или зарождению в перспективе международных споров и конфликтов: нефть, природный газ, другие виды минерального сырья и полезных ископаемых, а также источники пресной воды, биологические ресурсы морей и океанов, урожайность сельскохозяйственной продукции. Усиливается значение фактора роста народонаселения в усложнении экологических проблем, потенциально ведущих к международным конфликтам.
“Минеральная” причина войн и конфликтов хорошо прослеживается на истории неоднократной “передачи” угля Лотарингии - то Франции, то Германии. Япония вступила во вторую мировую войну в значительной степени в надежде на захват природных богатств континентальной Азии и Тихого океана. “Минеральные” войны продолжают и сегодня оставаться причиной международных конфликтов, особенно из-за таких стратегических минералов, как хром, марганец, титан и др. Видимо, развивающиеся и некоторые другие страны, особенно те, у которых имеются значительные запасы таких видов сырья, как уран, нефть или газ, могут стать ареной новых вооруженных конфликтов и в XXI в.
Мировой океан дает примерно 9% всего объема протеина, потребляемого человечеством ежегодно - это около 67 млн. т. рыбных продуктов. Основной лов биоресурсов моря примерно на 90% осуществляется в пределах континентального шельфа. Две основные рыболовные державы мира - Япония и СССР - к началу 90-х годов вылавливали около 30% продукции Мирового океана. Многие страны в целях ограничения доступа к прибрежным ресурсам установили в одностороннем порядке национальную юрисдикцию в этих водах (от 11 до 370 км). Более половины прибрежных государств за последние 10 лет определили территориальный предел национальных рыбных вод (или исключительной экономической зоны) в пределах 370 км. США сделали это в 1976 г. (с незначительными поправками 1983 г.), закрепив за собой около 7,6 млн. км океанской территории; СССР - в 1984 г., “закрепленная” территория которого составляла 4,5 млн. км2 (Global resources, 1988, p. 16).
Сегодня очевидно, что экологические проблемы превращаются во все более серьезную и трудноразрешимую задачу. Причем многие из вариантов решений таких экологических проблем на национальном уровне неминуемо затрагивают природноэкологический потенциал в других странах. Путь решения экологических проблем, который ведет к снижению военной опасности, - это реализация концепции сохранения всего разнообразия природных ресурсов всемирного (общего) наследия человечества, в соответствии с которой земляне должны рационально и рачительно использовать эти ресурсы в интересах всех жителей планеты. Однако в глобальной экополитике по-прежнему ключевым вопросом остается классическая дилемма совместных действий. Взаимодействие различных участников экопроцесса должно быть каким-то образом целенаправленно оптимизировано.
Конечно, следует иметь в виду эволюционное значение конфликта, в том числе конфликта глобального и экологического. В основном оно выражается в его энергетическом аспекте: конфликт дает потенциально конструктивную энергию (в случае благоприятного его разрешения) для следующей стадии. В этом смысле конфликт несет энергию, которую можно направить не на разрушение, а на созидание. Однако человечество пока не осознало, что в случае неправильного использования накопленная энергия конфликта “взорвется” и это становится все более вероятно в виде глобальной, уничтожающей планету катастрофы.
В современных условиях уже не существует относительного системного равновесия мира. С позиций мир-системного подхода суть дела состоит не в том, что прежняя модель развития работала плохо, а в том, что работала она, скорее, “слишком хорошо”. (См.: Уоллерстейн, 1992, с. 77-88).
Капиталистическое мировое хозяйство в течение более чем 400 лет показывало эффективность в разрешении своих краткосрочных и среднесрочных проблем. Более того, оно и сейчас демонстрирует способность сделать в настоящем и ближайшем будущем еще больше. Но сами эти решения проблем создали такие изменения в глубинной структуре, которые со временем устранят эту способность делать постоянные и необходимые приспособления. Система устраняет свои степени свободы. Именно поэтому среди примеров эффективности капиталистической цивилизации, как считают сторонники мир-системного подхода, повсюду видны признаки нездоровья и культурного пессимизма. Это отражает и бесчисленное множество антисистемных движений, которые набирают силу и нередко выходят из-под контроля (См.: Уоллерстейн, с. 87-88).
Одни из самых важных измерений в этих глобальных изменениях - социальноантропологические. Общая их характеристика - это индивидуализация. Причем наряду с индивидуализацией, отделением индивида от социальных групп, происходит дезинтеграция макросоциальных групп, слоев и классов, формирование их не только благодаря заданности социальным, экономическим и культурным статусом, происхождением, но и все больше по принципу добровольности, ассоциативности.
Подобные процессы имеют место прежде всего в индустриально развитых странах, но в силу универсального возрастания неустойчивости, динамизма социально-групповых связей приобретают в той или иной мере глобальный характер. Для последствий глобализации характерно нарастание противоречивости всех процессов. Каждая реально действующая тенденция наталкивается на контртенденцию, и вся глобально-социальная целостность приобретает все больше вид хаоса, нагромождения самых разных тенденций, принципов, начал и т.д. Подобная противоречивость, взаимосвязанная с дифференциацией социальных субъектов, становится все большей внутри каждого
общества, а социальное поведение людей все менее опосредованно
макроэкономическими факторами и социетальными культурными эталонами (См.: Актуальные вопросы глобализации, 1999. № 4.)
Это приводит, в том числе, и к изменениям антропосоциальных характеристик военных и политических конфликтов. Одной из особенностей, например, современного насилия является его демонстративность и все меньшее стремление соблюсти видимость легитимности, пристойности. Все чаще опасности подвергается уже не четко
определенный круг лиц. Лидеры чеченских сепаратистов берут ответственность за взрыв
домов мирных жителей в разных городах России, агрессия НАТО против Югославии под предлогом “гуманитарной акции” без санкции ООН показывает весьма “избирательный” характер “гуманизма” западных стран.
Конечно, конфликты, напряженность, противоречия и ненависть на межгосударственном и внутригосударственном уровнях существовали давно, но здесь просматривается определенная тенденция. Статистика свидетельствует о том, что в первую мировую войну 80% убитых были военнослужащими, во вторую - 50%, а к началу 90-х годов почти из 30 млн. жертв послевоенных конфликтов 80% - гражданские лица, преимущественно дети и женщины (См.: Political Iinternational. P., 1994. № 65.).
Во всех нестабильных регионах и странах столкновения военных и гражданских лиц становятся преобладающим способом не только захвата, но и осуществления власти. Сейчас вооруженные люди, как правило, побеждают безоружных и очень редко - других вооруженных. Феномен нового боевика и подъем агрессивности в мире иногда объясняют рядом причин. Во-первых, технической и материальной независимостью боевика благодаря распространению, миниатюризации все более разрушительных видов вооружений, свободному передвижению военной техники и экспертов на современном
рынке людей и оружия. Во-вторых, социокультурной эмансипацией боевика, поскольку традиционно воин содержался определенным сообществом, следовал его мифам и ритуалам, религиозным установкам и воспитанию, но разложение сообществ, их нравов и обычаев, иерархий и дисциплины приводит к тому, что воин ускользает из-под любого внутреннего и внешнего контроля. Для него винтовка обеспечивает власть, и он редко удерживается от соблазна ее захвата и использования. Отсюда вера в милитаризацию (арабский социализм) и милитаризация веры (интегризм). В-третьих, тоталитарным индивидуализмом. Уже давно существует образ потерянного солдата, обойденного добытой в бою славой. Но сейчас в распоряжении не признающего законов и разуверившегося боевика имеются новые средства: он может не только подчинить и уничтожить большое число людей в любой части планеты, но и обеспечить себе материальное благополучие (например, участвуя в спецоперациях и наркобизнесе).
Весьма противоречиво в этой связи реальное значение западной парадигмы прав человека. Становится очевидным, что она обусловлена определенной стадией общественного и антропологического развития. Их отторжение - следствие процессов “гниения” традиционного и переходного обществ и вызываемых ими конфликтов, возникающих на основе непреодолимых глобальных ограничений для прежней модели модернизации. В России такого рода конфликты представлены в наиболее полном виде.
Думается, в период перестройки до начала 90-х годов у тогдашней политической элиты еще имелся некоторый шанс проводить нечто вроде реформ дэнсяопиновского типа, в результате которых Россия постепенно успешнее вписалась бы в мирохозяйственный контекст. Но в последнее десятилетие все радикально изменилось. Недоучет неразрывной связи трансформации российского общества и преобразования глобального сообщества оказались на практике весьма губительными. Непонимание, недооценка новой социально-политической топологии мира представляют собой важный источник грубейших просчетов и ошибок. Кроме того, происходят унификация определенных правил игры (несовпадающих с понятием справедливости, гуманности и т. п.), повсеместная информатизация, обеспечение “прозрачности” экономического пространства, глобализация финансовой сферы, установление мировой коммуникационной сети и т.п. Интернационализация же производственных и торговых трансакций в значительной мере связана с внутрирегиональными процессами, а также с феноменом ТНК. Очевидно, что выиграет тот, кто лучше подготовлен к этим изменениям.
Все отчетливее проявляется еще одна особенность. Вместе с признанной системой выборных органов власти параллельно ей все активнее действует многоярусная сеть полулегитимной и “теневой” власти, подотчетной гораздо более узкому кругу лиц и организаций. Серьезно разнясь по своим возможностям и уровню влияния, они в совокупности формируют все более ощутимую систему контроля над обществом.
Усиление процесса глобализации происходит в условиях, когда в мире весьма остро стоит проблема борьбы с бедностью, которая может “взорвать” не только Юг, но и повлиять на благополучие Севера. Экономическая мафия, терроризм, возрастание и объединение международных криминальных организаций принимают планетарный охват. К концу 20 в. международная организованная преступность приобрела новые черты: преступная деятельность стала носить более широкий и глобальный характер; усилились международные связи как,между самим преступными организациями, так и между преступными организациями и другими группами; возможности и мощь международных криминальных организаций выросли настолько, что они могут угрожать стабильности государств, подрывать демократические и экономические институты.
По оценкам Всемирного банка, в последние годы среднегодовые темпы прироста численности бедных в мире равнялись 2%. К началу века бедные составляли треть человечества, причем в городах они часто образуют большинство населения, что создает серьезную угрозу для политических режимов многих стран. В возрастном отношении бедность становится все более молодой, часто превращается в резервную армию мафии и терроризма. Весьма острые политические противоречия и напряженность в
развивающихся странах порождаются растущей нехваткой некоторых редких ресурсов, особенно питьевой воды и нефти. В различных регионах мира растет число этнических, религиозных и националистических конфликтов. Резко обостряются глобальные проблемы, связанные с деградацией окружающей среды, что также может стать фактором разделения стран и народов.
Геополитическая ситуация в этом контексте характеризуется рядом противоречий, обострение которых угрожает будущему планеты: между бедньми и богатыми обществами; между мирами, в которых доминируют различные религиозные конфессии (например, мусульманский мир и Запад); между традиционными и нетрадиционными (конформистскими и неконформистскими) обществами; между эгалитарными обществами и обществами, в которых царит неравенство; между светскими и религиозными государствами, между ведущими развитыми странами и всеми остальными и т.д. Увеличение потенциала противоречивости и конфликтности приводит к растущей политической и социальной нестабильности в мире. Для поглощения бедности необходимо, чтобы ускорение экономического роста сопровождалось более равномерным распределением его результатов. Между тем все происходит таким образом, что результатами все более “открытого роста” пользуются богатые слои населения и преуспевающие предприятия, все дальше удаляющиеся от основной массы населения. Беднеющее население все более не имеет другого выбора, кроме развития “теневого сектора”, которое сочетается с расширением организованной преступности и усилением господства мафии. Проявления индивидуального насилия или терроризма нередко выражают акты отчаяния весьма многочисленных групп населения.
Менее развитые страны втягиваются в мирохозяйственные связи по весьма жестким правилам игры. Им отводится роль поставщиков сырья и производителей экотехнологичных товаров. Такая кооперация осложняет возможности их самостоятельного и эффективного развития, загоняет в состояние постоянно воспроизводящейся слаборазвитости, усиливает социальное расслоение. Все это испытывала в 90-е годы и Россия: падение производства, деиндустриализацию страны, бегство капиталов за рубеж, резко усилившиеся социальные контрасты. Это весьма высокая цена выбранного варианта “открытия” России внешнему миру. На нынешний результат сказалось, конечно, наличие многих накопившихся проблем: кризис государственности, технологическое отставание, проблема конверсии ВПК, разрушение научного потенциала, тяжелая ситуация в сельском хозяйстве. Стадиально-исторически Россия переживает незавершенную индустриальную фазу. Необходимо не только завершить ее, но и перейти в фазу постиндустриальную. В рамках модели реформ 90-х годов данная задача не решаема. Виной тому не только внутренние трудности, но и внешние факторы, которые препятствуют этому. Задача России в новый период, не впадая в автаркию, обеспечить независимое развитие и национальную безопасность.
В связи с вышеизложенным можно согласиться с Дж. К. Гэлбрейтом в том, что неолиберальный эксперимент в мировой экономике потерпел провал, что длительные периоды успешного развития характерны для стран с сильным правительством, смешанной экономикой и слаборазвитым рынком капитала, что необходимо сменить принцип “доверия инвестору” на политику, нацеленную на экономический рост (См.: Гэлбрейт, 1999. С. 32-36).
Пример России, по его справедливому замечанию, особенно печален и драматичен. В 1992 г. приверженцы “шоковой терапии” пренебрегли разумными основами, существовавшими в большей части российского политического порядка. “Приватизация и дерегулирование в России, - писал Дж. К. Гэлбрейт, - не способствовали формированию эффективно действующих конкурентных рынков, а вместо этого создали крупных частных монополистов, олигархов и мафиози, контролирующих конкурирующие между собой промышленные “империи” и средства массовой информации. Между тем, государство придерживалось жесткой политики сокращения расходов, в результате чего не выплачивались даже начисленная должным образом
заработная плата и пенсии. Это то же самое, если бы ввиду бюджетного дефицита правительство США отказалось оплатить чеки, циркулирующие в системе социального обеспечения! Частный сектор буквально лишился денег. Перестала действовать система платежей; невозможно было собирать налоги, потому что нечего было собирать. Государство финансировало само себя через пирамидальную схему накопления краткосрочных долгов (рынок ГКО), которая 17 августа 1998 г. рухнула, как должна обвалиться всякая пирамида. Это стало концом радикализма в духе свободного рынка” (Гэлбрейт, 1999, с. 35-36).
Между тем, любая успешно функционирующая рыночная экономика имеет ядро в виде государственных, региональных и муниципальных предприятий и распределительных каналов для удовлетворения базовых потребностей и потребностей населения с низким уровнем дохода в продуктах питания. Подобные системы стабилизируют рыночные институты, которые лучше действуют, ориентируясь на людей с более высокими доходами. Составляя ответственную по своему характеру альтернативу, они помогают предотвращать криминальную монополизацию важнейших распределительных сетей. В предстоящий период Россия в лице ее политической элиты должна будет выбрать путь, учитывающий как эти очевидные истины, так и другие последствия глобализации. России предстоит сложная борьба за выживание и преодоление глубочайшего системного кризиса в условиях нарастающих тенденций глобализации. Их недооценка в XX в. привела нашу страну к национальной и геополитической катастрофе, из которой выбраться будет очень сложно.
ЛИТЕРАТУРА
1. Актуальные вопросы глобализации. Материалы “круглого стола” // Мировая экономика и международные отношения, 1999. № 4.
2. Гэлбрейт Дж.К. Кризис глобализации // Международный журнал. Проблемы теории и практики управления. 1999. № 6.
3. Косолапое Н.Л. Глобализация: сущностные и международные политические аспекты.//Мировая экономика и международные отношения.2001, №3.
4. Уоллерстейн И. Общественное развитие или развитие мировой системы // Вопросы социологии. Т. I. № 1. 1992.
5. Baldwin R.E., Marlin Ph. Two Waves of Globalisation: Superficial Similarities, fundamental Differences. NBER Working Paper 6904 (January 1999).
6. Global resources and international conflicts: Environmental factors in strategic policy and action / Ed. A H. Westing. Oxford; N. Y., 1988.
7. Political international. P., 1994. № 65.
8. Reordering the World: Geopolitical Perspectives on the Twenty-First Century / Ed. by G. J. Demko and W.B. Wood. Boulder, 1994.
GLOBAL PROBLEMS AND POLITICAL ASPECTS OF GLOBALIZATION
A. I. Kostin
The Department of Russian Political Processes M.V.Lomonosov Moscow State University,
Vorobiovy gori, Lomonosov MGU, 1 build, 119899, Moscow, Russia
The article devotes to the problems of the political aspects and trends of globalization. The process of globalization has heterogeneous character. In this respect the author considers different sides of social and anthropological dimensions of the process. The author discusses the problems of achievements and contradictions of the contemporary phase of globalization in the world. The article deals with the problems of globalization in Russian context, interrelation between globalization process and political changes. The author puts forward the problem of revival and development of Russian Federation in globalization world.
