CC BY
159
№ 6(66), 2009 ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И КАВКАЗ
Г" X
РЕГИОНАЛЬНЫЕ КОНФЛИКТЫ
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ РЕГИОНАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ: БУДУЩАЯ ВОЙНА ЗА НАГОРНЫШ КАРАБАХ
Д-р Лаша ЧАНТУРИДЗЕ
старший преподаватель курса дипломатии в Магистратуре Норвичского университета (Нортфилд, шт. Вермонт, США)
Введение
Глобализация в международных отношениях как феномен будет понятнее, если рассматривать ее как усиление взаимного влияния в рамках международной системы — эта растущая взаимозависимость проявляется как в экономической, так и в военной сфере. Со времен Второй мировой войны ведущую роль в процессах «глобализации» мира играют Соединенные Штаты.
Поскольку экономические взаимосвязи неизбежно ведут к появлению более открытых рынков, а военные предполагают более мирные способы решения глобальных проблем, Вашингтон крайне заинтересован в том, чтобы мир избавился от изо-
ляционистских и автаркических в военном отношении держав1.
С усилением мировой взаимозависимости региональные конфликты тоже политически «глобализировались». Теперь ни один региональный конфликт не замыкается в границах своего региона, пусть даже лишь очень немногие из них способны непосредственно повлиять на иерархию власти и мощи в международной системе.
1 Сюда, безусловно, относится борьба Америки против нацизма и различных форм социализма/ коммунизма, а также менее жесткая политика США, направленная на то, чтобы избавиться от «дружественных» империй — британской, французской и т.д.
Региональные конфликты приобретают глобальную значимость отчасти благодаря распространению явления, в самом широком смысле обозначаемого как «мягкая сила»2. Поскольку доминирующими державами в сегодняшнем мире являются либеральные демократические государства (Соединенные Штаты Америки, Великобритания, Франция, и др.) и страны, пытающиеся играть в демократию (Россия, Китай, Индия и др.), — демократические ценности и идеалы стали своего рода главной валютой в сделках с использованием «мягкой силы». И даже если региональные конфликты не угрожают напрямую доминирующим глобальным державам, региональным акторам все равно приходится самым серьезным образом считаться с общественным мнением в этих державах и с «любимыми мозолями» их культуры. Ведь «мягкая сила» общественного мнения, идеалов справедливости и свободы вполне может вытолкнуть на передний план «жесткую силу» (или позволить ей вырваться на авансцену), чтобы вооруженным путем прекратить или с позиции силы содействовать прекращению затянувшегося конфликта. А это может иметь катастрофические последствия для одной или для обеих сторон, втянутых в региональный спор.
Растущая важность «мягкой силы» перевела «победу» и «разрешение конфликта» из военных категорий в политические. Как администрации Буша довелось убедиться на собственном опыте в 2003 году, формальное провозглашение военной победы может и не привести ни к каким результатам, если победа эта не закреплена политически или не признана другими игроками, у которых может быть своя заинтересованность в том ли ином исходе. Серьезные разногласия в региональном или мировом общественном мнении вполне могут сделать конфликт дли-
2 Понятие «мягкая сила» удачнее всех проанализировал и объяснил Джозеф Нэй в своем трактате «Soft Power: The Means to Success in World Politics». New York: Public Affairs, 2005.
тельным и в высшей степени дорогостоящим, особенно если провозглашенная военная победа не выглядит достаточно убедительной.
«Замороженный» конфликт между Арменией и Азербайджаном вокруг Нагорного Карабаха — не исключение: он никоим образом не может рассматриваться в отрыве от современных глобализирующих тенденций. Можно даже утверждать, что сам факт «замораживания» этого и других аналогичных конфликтов отражает предпочтения доминирующих глобальных держав в международной системе. Ожесточенные региональные войны никак не вяжутся с идеями глобальной безопасности и стабильности. Особенно это касается стабильности, которая во многом предполагает сохранение статус-кво. В этом смысле национальные интересы непосредственных участников «замороженного» конфликта вполне могут противоречить приоритетам и интересам тех держав, для которых на первом месте стоит стабильность, позволяющая и дальше укреплять взаимозависимость в торговле и предсказуемость в военных делах. Да, «замороженный» конфликт, как правило, влечет за собой и закрытые границы, и патовую ситуацию в несмягчающемся военном противостоянии, — но даже это выглядит куда предпочтительнее разрушительных беспорядков и переворотов, нередко сопутствующих попыткам силой вернуть утраченные территории.
Как бы ни разворачивались дальнейшие события вокруг карабахского конфликта, следует признать, что этот конфликт — элемент международной системы. Пусть даже конечный результат его способен непосредственно повлиять лишь на борьбу за доминирование в региональном масштабе — на Кавказе и/или в Каспийском бассейне, но если стороны конфликта все же вздумают прибегнуть для решения карабахского вопроса к военной силе, региональные (Турция, Иран) и глобальные (США, Россия) державы не останутся в стороне: любая попытка нарушения статус-кво сама по себе затронет и их соб-
ственные интересы. С другой стороны, не следует забывать о взаимозависимости региональных и глобальных держав как в вопросах торговых и союзнических связей (положительный фактор), так и в военном противостоянии (фактор отрицательный).
Поэтому они будут постоянно испытывать искушение добиться преимущества в тех или иных вопросах, представляющих обоюдный интерес, все активнее втягиваясь в борьбу за доминирующее положение в Кавказском регионе.
Комплексность и взаимозависимость международной системы
Международная система — сложная система со своей структурой и составными элементами. Структура эта изменяется по мере того, как ее взаимодействующие элементы влияют друг на друга по четким моделям, таким как подъем и падение великих держав или изменение реалий миропорядка. Глобализация — это одна из многих разновидностей международной структуры, в настоящее время оказывающая самое сильное воздействие на ход мировых событий, и в этом смысле она во многом зависит от усиливающегося взаимовлияния основных элементов системы.
Кеннет Уолтц выделил главные характеристики международной системы. Он отождествил ее элементы с нациями-государствами, а структуру — с конфигурацией распределения мощи между ними3. Согласно его теории, элементы взаимодействуют друг с другом и таким образом формируют определенную структуру; эти элементы и структура и составляют систему. А система, в свою очередь, сама влияет на поведение элементов. Другими словами, элементы и система постоянно воссоздают и изменяют друг друга, а структура опосредует их взаимодействие. Тем не менее очевидно, что оба этих компонента не могут одновременно быть главным источником друг друга.
К. Уолтц предлагает, может быть, одно из наиболее продвинутых и внятных на сегодняшний день описаний механизма международной политики. Однако его попытки объяснить, каким образом система и ее элементы влияют друг на друга, представляют собой не что иное, как порочный круг: с одной стороны, система объясняется/задается элементами, с другой — сама система объясняет/задает поведение элементов. В рамках международной системы свойства самостоятельных элементов не являются прерогативой одних лишь юридически признанных государств, иначе называемых «суверенными нациями-государствами», но характеризуют также и действия разного рода «правительств», квази-правительственных структур или полюсов власти — считается, что они тоже воздействуют на структуру системы4. Но в то же время правительство зачастую отождествляют с государством, поскольку предполагается, что правительства и те, кто выступает от их имени, представляют соответствующие государства единообразно во всех ситуациях и во всех отношениях и, соответственно, могут отождествляться с этими государствами.
Логика и факты, пожалуй, говорят об обратном, особенно сегодня, когда на международной арене появляется все больше и больше глобальных проблем и акторов. Государство не следует смешивать с правительством (и с квази-правительственными структурами). Совершенно очевидно, что такие организации, как «Хамас» или «Хезболла», са-
3 Cm.: Waltz K. Theory of International Politics. New York: McGraw-Hill, 1979.
4 Cm.: Fukuyama F. State-Building: Governance and World Order in the 21st Century. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2004.
мопровозглашенные образования вроде Нагорного Карабаха или Абхазии, повстанческие группы, подобные тем, что действуют на территории Колумбии, Афганистана или Пакистана, — все это не нации-государства; но их действия в системе сильно влияют на других акторов. Что же касается их основных функций, то подобные группы — будь то хоть террористические организации, хоть многонациональные корпорации — выполняют приблизительно те же функции, что и правительства: все они в той или иной степени обладают легитимностью, располагают властными полномочиями и имеют возможность проводить политику в соответствии со своими предпочтениями.
Если говорить коротко, то международную систему проще всего представить как единство «правительств» и структур, то есть как комплекс организованных центров власти с неким распределением власти и мощи между ними. Международная система воздействует на поведение наций-государств. В большинстве из них имеются центральные правительства, выступающие в качестве средоточия власти, но некоторые могут иметь и более одного центра организованной власти. Совершенно очевидно, что нации-государства отличаются от «правительств», поскольку обладают признанными и четко определенными международными границами, внутри которых находятся общества людей. И эти нации-государства представляют собой главную головную боль для всех «правительств» — большая их часть хочет сохранить свои существующие де-факто правительства; другие хотят поменять правительства; третьи желали бы уничтожить или расчленить нации-государства, возглавляемые соперничающими с ними правительствами5. Чаще случается так, что в государстве нет одного-единственного центра, обладающего исключительным полномочием выступать от его имени, — правительства страны. Наиболее ярко это проявляется в незападных и развивающихся частях мира, где альтернативные, сепаратистские, мятежные «правительства» часто открыто бросают вызов национальным правительствам, нередко действуя в ущерб интересам того государства, частью которого они официально являются6.
Таким образом, действия главных элементов международной системы — правительств порождают в рамках этой системы петли обратной связи. Нередко центры организованной власти или правительства совершают какие-то действия, стремясь как-то изменить другие центры и/или воздействовать на них, но иногда результаты их действий влияют на них самих, изменяя их поведение или характер. Например, решение правительства талибов в Афганистане дать убежище «Аль-Каиде» на контролируемой им территории и предоставить ей возможность действовать совершенно автономно в конечном счете создало мощную петлю обратной связи, которая привела к отстранению движения «Талибан» от власти в Афганистане в конце 2007 года7. Руководители правительств и высокопоставленные должностные лица часто стараются учесть те петли обратной связи, которые могут возникнуть в результате их действий на международной арене, — ведь большинство разумных людей предпочли бы не делать вещей, способных повредить им самим и их собственным группам в государствах, частью которых они являются.
Не всегда петли обратной связи срабатывают одинаковым образом, и еще реже их действие приносит одинаковые результаты. Иными словами, действия одних прави-
5 См.: Ettmayer W. Alte Staaten—neue Welt: Stabilitat und Wandel in den internationalen Beziehungen. Linz: Trauner Verlag, 2008.
6 Наилучшими примерами здесь могут послужить такие нации-государства, как Демократическая Республика Конго или Сомали. В некоторых из них международные организации могут пользоваться почти таким же объемом власти, как и избранные правительства; сходная ситуация может иметь место, например, в Боснии и Косове (если, конечно, признавать Косово независимым государством).
7 В то время в Афганистане было три основных центра власти или «правительства»: режим талибов, «Аль-Каида» и Северный Альянс, зажатый первыми двумя в северо-восточной части страны.
тельств могут породить сильные обратные связи, ударяющие по их же собственным государствам, а такие же действия других правительств могут не привести к подобным по-следствиям8. Это дает основание полагать, что процессы в международной системе носят нелинейный, недетерминированный характер (в линейных системах результаты всегда прямо пропорциональны породившим их причинам). Это утверждение может показаться тривиальным, но некоторые социальные теории, такие как марксизм и фашизм, равно как и различные теории заговора, исходят из предположения о линейном характере международной системы. Международная система является анархической не только из-за отсутствия единой власти в масштабе всей системы, но и потому, что поведение ее элементов противоречит детерминистической логике. Будущее поведение в такой системе можно предсказать с определенной степенью точности — но не более чем с определенной степенью, примерно как с долгосрочными прогнозами погоды.
Международная система как сложная система была создана в Европе в середине XVII века воюющими государями, принадлежащими к различным христианским вероисповеданиям, однако с тех пор успела сильно измениться9. Ее доминирующими элементами остаются правительства, стоящие во главе наций-государств, но ее структура, механизм распределения власти, претерпела многочисленные изменения и адаптации. Во времена «холодной войны» основным регулирующим началом в глобальной политике была структурная биполярность, воплощавшая идеологический раскол мира. Ей предшествовала менее предсказуемая многополюсная расстановка сил в международной системе. С окончанием «холодной войны» и прекращением глобального соперничества между Советским Союзом и США многополюсная организация в международном сообществе снова вышла на авансцену всемирной истории10. Возникновение новой многополярности совпало по времени с возрастанием роли энергоресурсов в международной политике. Действительно, все богатые и растущие экономики сильно зависят от нефти и природного газа, в то время как мировая обеспеченность запасами нефти продолжает сокращаться.
Международная система — это открытая система, поскольку ей необходимо тесное взаимодействие с другими системами и поддержка с их стороны. Это относится, прежде всего, к природной среде. Чтобы поддерживать или наращивать мощь и благосостояние государства, общество должно извлекать необходимые природные ресурсы из окружающей среды, а со временем утилизировать побочные продукты и отходы производственного цикла в том же локусе природной среды. Тесное и неизбежное взаимодействие международной системы с естественной окружающей средой ускоряет истощение природных ресурсов и деградацию окружающей среды и обостряет конкуренцию между правительствами за сокращающиеся природные ресурсы. Нынешняя структурная организация международной системы, проявляющаяся в глобализирующих процессах, основывается на представлении о возможностях неограниченного экономического роста и сама стимулирует такой рост; однако наличные запасы природных ресурсов не в состоянии обеспечить неограниченное поступление сырья и материалов. Соперниче-
8 Например, в 1995 году Хорватии удалось с помощью силы вернуть отколовшиеся было области, не создав слишком серьезных обратных связей, ударяющих по хорватскому государству, а такого же рода попытки, совершенные правительством Грузии в 2008 году, привели к фактическому расчленению грузинского государства.
9 См.: Gilpin R. War and Change in World Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1981.
10 Дискуссии вокруг проблемы «однополярного мира», которые время от времени происходили с начала 1990-х годов, лишены смысла, как кусок магнита, у которого есть только один полюс. Аналитическая концепция «полюсов власти» имеет смысл только в том случае, если речь идет о существовании по крайней мере двух таких полюсов, находящихся в активной или потенциальной оппозиции по отношению друг к другу (см., например: Clausewitz C. von. On War. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1976. Book I. Chapter 1 или любое другое авторитетное издание этого сборника).
ство за ограниченные и стремительно сокращающиеся ресурсы в сочетании с целями неограниченного экономического роста заставляет весь мир обращать внимание и на такие, казалось бы, отдаленные и малозначимые конфликты, как конфликт из-за Нагорного Карабаха11.
Узкие индивидуальные интересы международных акторов
Кавказ можно рассматривать как международную подсистему. Эта характеристика, безусловно, носит теоретический характер и требует известного абстрагирования, позволяющего изучать группу элементов (правительства или организованные центры власти) как единое целое, определенным образом выделенное из более масштабной международной системы12. Данную подсистему, чье существование обусловлено многовековой общей историей и географией13 образующих ее элементов, составляют три суверенных правительства (Армении, Азербайджана и Грузии) и три самопровозглашенных образования (Абхазия, Южная Осетия и Нагорный Карабах). С конца XVIII века кавказская подсистема представляет собой арену соперничества трех доминирующих соседних государств: Ирана/Персии, Турции/Османской империи и России/СССР. Время от времени в эти региональные «разборки» удавалось тем или иным образом пробиться великим глобальным державам — например, Великобритании после Первой мировой войны или Соединенным Штатам после распада Советского Союза.
Глобальную значимость Кавказ приобрел благодаря лишь нескольким своим характеристикам.
■ Во-первых, запасы нефти, обнаруженные в Азербайджане, определили статус данной подсистемы как территории, имеющей особое значение с точки зрения глобальных запасов энергоресурсов.
■ Во-вторых, Кавказ занимает стратегически важное положение между Черным и Каспийским морями, обеспечивая единственный альтернативный сухопутный маршрут, связывающий Европу с Центральной Азией в обход России и Ирана. Нефтяные и газовые месторождения Казахстана и Туркменистана еще больше усиливают важность этой подсистемы как в стратегическом, так и в экономическом отношении.
11 Данные о добыче и потреблении нефти и газа в мире и в отдельных его регионах часто публикуются профессиональными журналами, такими как «World Oil» [http://www.worldoil.com/] и «Oil & Gas Journal» [http://www.ogj.com/], государственными органами, например Администрацией энергетической информации США [http://www.eia.doe.gov/], а также теми, кто сильно обеспокоен проблемой сокращения сырья и материалов и бьет тревогу по этому поводу (см.: The Oil Drum // World Oil Production Forecast—Update May 2009 [http://www.theoildrum.com/node/5395]).
12 Более подробно о Кавказе как о регионе, в состав которого входят три этнических государства, см.: Tchantouridze L. The States of the Caucasus and their Neighbours. В кн.: Coming Together or Falling Apart? Regionalism in the Former Soviet Union / Ed. by S.N. MacFarlane. Kingston: QCIR, 1997; Breault Ya., Jolicoeur P., Levesque J. La Russie et son ex-empire: reconfiguration geopolitique de l’ancien espace sovietique. Paris: Presses de Sciences Po, 2003.
13 Кроме того, можно рассмотреть экономические связи как фактор, способствующий формированию региона (см.: Папава В.. Центральная Кавказия (Основы геополитической экономии) // Аналитические записки Грузинского фонда стратегических и международных исследований, 2007, № 1 [http://www.gfsis.net/ pub/geo/showpub.php?detail=1&id=156]; Исмаилов Э. Новый регионализм на Кавказе: концептуальный подход // Кавказ & Глобализация, Т. 1 (1), 2006).
■ В-третьих, «замороженные»/затянувшиеся конфликты вокруг Абхазии, Южной Осетии и Нагорного Карабаха способствуют глобализации региональных процессов, так как в них непосредственно втягиваются различные международные акторы.
Причем состав участников не ограничивается одними лишь правительствами различных стран, но включает еще и международные организации (ООН, ЕС, НАТО, СНГ, ОБСЕ и т.п.) и ряд неправительственных организаций и международных корпораций (главным образом, привлеченных нефтяным и газовым бизнесом). Подавляющее большинство задействованных на Кавказе международных акторов больше заинтересовано в сохранении статус-кво и стабильности, нежели в перспективах «разрешения» региональных конфликтов, несмотря на то что многие из них были делегированы на Кавказ именно с тем или иным мандатом на «разрешение конфликтов»14.
Очевидно, что задействованные на Кавказе международные акторы связаны со своими столицами — по большей части на Западе, а у этих столиц свои собственные интересы и свои собственные приоритеты в международных отношениях. Поэтому вполне естественно было бы предположить, что международные акторы, задействованные на Кавказе, в какой-то степени защищены своими столицами и общественным мнением, а региональные организации, «происходящие» из соответствующих стран и обществ, со своей стороны, серьезно считаются с интересами и приоритетами этих столиц. Поскольку никакие драматические события и обстоятельства на Кавказе не могут угрожать выживанию или благосостоянию ни одного западного правительства, все эти правительства, в принципе, готовы подыгрывать своим акторам, а узкие интересы этих последних связаны с сохранением статус-кво в регионе, особенно если возможный конфликт может непосредственно угрожать существующим и будущим рабочим местам или торговле. Естественно, следует ожидать вспышку шумных протестов и критики в адрес той из сторон в военном конфликте, которая будет наиболее вероятным инициатором военных действий и реальным или предполагаемым нарушителем стабильности в регионе. Наглядным примером тому может служить Грузия: созданная Европейским союзом комиссия, по существу, обвинила Тбилиси в развязывании военных действий в августе 2008 года, несмотря на то что именно Грузия подверглась вторжению более могущественного соседа, России, в результате чего были захвачены многие города и села на грузинской территории15.
Точно так же было бы неразумно ожидать, что Азербайджан получит поддержку какого-либо значимого международного актора, если все же попытается силой вернуть Нагорный Карабах и другие ранее утраченные территории. Если с потенциальным успехом Азербайджана не будут связаны какие-то ключевые интересы международных акторов, то от него, вероятнее всего, отвернутся даже такие братские страны, как Турция. Как ни парадоксально, глобализация регионального конфликта делает этот конфликт предметом международного бизнеса; а поскольку для международного бизнеса выгоднее всего именно сохранение статус-кво, то получается, что интересы международных акторов не совпадают с интересами непосредственно участвующих в конфликте региональных игроков.
14 Ramsbotham O., Woodhouse T., Miall H. Contemporary Conflict Resolution. Cambridge, UK: Polity Press, 2009.
15 Независимая международная миссия по выяснению обстоятельств конфликта в Грузии [http:// www.ceiig.ch/Report.html]. Даже само название этой комиссии носит тенденциозный характер, так как этим ЕС косвенно признает, что имела место не межгосударственная война между Грузией и Россией, а всего лишь «конфликт в Грузии».
Будущая война за Нагорный Карабах
Война между Арменией и Азербайджаном за Нагорный Карабах привела к созданию самопровозглашенного «независимого» образования, именуемого «Нагорный Карабах», со столицей в Степанакерте (Ханкенди). Хотя Степанакертская область де-факто является частью Армении, поскольку у нее нет четко выраженной собственной внешней и оборонной политики, она тем не менее сохраняет собственный потенциал воздействия на международную подсистему Кавказа уже самим фактом своего присутствия и возможностью стать государственным образованием, реально независимым от Армении. Если развитие событий приведет к тому, что международные и оборонные приоритеты Еревана и Степанакерта разойдутся, Баку, вероятно, извлечет из этого определенную выгоду. С другой стороны, если Степанакерт останется под контролем Еревана, то последний, возможно, станет играть на этом обстоятельстве в своих будущих отношениях с Азербайджаном и/или с другими соседями, а это, скорее всего, побудит Баку занять более жесткую и бескомпромиссную позицию.
Если военные действия, направленные на разрешение «замороженного» конфликта, все же возобновятся, все эти сложности трехсторонних взаимоотношений вокруг Карабаха станут очевидными. В случае войны Степанакерт наверняка займет более жесткую позицию, чем Ереван, так как именно на Степанакерт будут падать вражеские ракеты и бомбы. С другой стороны, в случае победы Баку руководство в Степанакерте наверняка потеряет гораздо больше, чем руководство в Ереване: продолжительная война с Азербайджаном ничего не оставит от благополучия их семей и сторонников, не говоря уже о человеческих жертвах. Соответственно, руководство в Степанакерте будет куда больше преисполнено решимости любой ценой защищать свой регион, чем азербайджанские руководители — отвоевывать его: ведь угроза их благополучию от неудачи военного наступления Баку не будет настолько серьезной. Простые армяне, проживающие в Нагорном Карабахе, также будут сражаться против Азербайджана куда яростнее, чем простые армяне, живущие в Армении. И в любом случае их решимость будет сильнее готовности азербайджанцев жертвовать собой ради возвращения отколовшейся области. Скорее всего, в будущей войне отряды самообороны Степанакерта сильно уступят в численности и вооружении ВС Азербайджана, однако они, скорее всего, получат достаточную помощь людьми и оружием не только из собственно Армении, но и от таких своих неофициальных союзников, как Россия и Иран. Общность подходов Степанакерта и Еревана сильнее всего проявляется именно на уровне их вооруженных сил (в отличие от политического руководства Армении и Нагорного Карабаха и их населения). Действительно, без помощи Еревана ВС Степанакерта вряд ли выдержат азербайджанское наступление, а если самопровозглашенная республика потерпит сокрушительное поражение, пограничные рубежи собственно Армении окажутся под угрозой16.
Несомненно, возобновившаяся война за Нагорный Карабах не оставит безучастным общественное мнение и политическое руководство во всем мире. Так как проживающие в самопровозглашенной республике армяне будут, по сути, сражаться за свое выживание, общественное мнение, скорее всего, окажется на их стороне, особенно если война затянет-
16 При рассмотрении вероятности будущей войны между Арменией и Азербайджаном важным фактором в оценке ее возможных сценариев и результатов могло бы стать изучение их соответствующих стратегических культур (см.: Lantis J.S., Howlett D. Strategic Culture. В кн.: Strategy in the Contemporary World / Ed. by J. Baylis, J. Wirtz, C.S. Grey, E. Cohen. London: Oxford University Press, 2007).
ся, — ведь общественное мнение, как правило, сочувствует слабейшей стороне и симпатизирует тем, кто оказался объектом нападения. Политические руководители как в Ереване, так и в Степанакерте также, по всей видимости, больше своих азербайджанских коллег преуспеют в проведении различного рода PR-кампаний, обращаясь к мировой общественности с призывами о помощи, поддержке, сохранении мира, достижении перемирия и т.д. Степанакерт и Ереван, наверняка, будут иметь возможность получить у своих традиционных союзников, Москвы и Тегерана, гораздо большую поддержку, чем та, что сможет получить Баку у своего единственного истинного союзника — Анкары. А если азербайджанские войска добьются успеха на начальной стадии военной операции, такая поддержка армянским вооруженным силам может последовать еще быстрее и оказаться еще более существенной.
Что касается глобальных великих держав, прежде всего Соединенных Штатов, то они могут как-то вмешаться в конфликт лишь в том случае, если он действительно выйдет из-под контроля и за рамки нагорно-карабахской проблемы, что представляется весьма маловероятным сценарием. Но общественное мнение в Соединенных Штатах, скорее всего, поддержит именно армянскую сторону. И дело не только в том, что у армян в Соединенных Штатах есть мощное и хорошо организованное этническое лобби, уступающее лишь еврейскому. Они также способны сформировать благоприятное для себя общественное мнение, задействовав многочисленные университетские центры, программы, научно-исследовательские институты, печатные издания и благожелательные к армянам неправительственные организации.
Если общественное мнение в США и других западных демократиях склонится в пользу армянской стороны, Баку может раз и навсегда забыть о тех гарантиях помощи и обещаниях поддержки, которые, по заведенному порядку, поступают из Вашингтона и других западных столиц. Как правило, в случае войны общественное мнение — это в западных демократических государствах определяющий фактор, и мало кто из политиков отважится поддержать тех, чьи действия осуждаются общественным мнением17. Возможно, найдется немало таких, кто будет считать дело Азербайджана справедливым, но если военный конфликт между Арменией и Азербайджаном затянется (а это неизбежно произойдет), общественное мнение в странах Запада склонится в пользу более «знакомой» стороны, особенно если во время конфликта или в результате него в отношении этой стороны будут предприниматься какие-то жесткие шаги.
Следует также отметить, что возникновение условий для возможного военного решения карабахской проблемы будет целиком и полностью зависеть от общей международной ситуации вокруг Кавказа. Если введение санкций ООН (или военные репрессалии США) ослабят Иран, и/или мощь России будет подорвана борьбой за власть внутри страны и/или плохой экономической, социальной или демографической ситуацией, то Турция, возможно, примет более активное участие на начальных и решающих стадиях военных действий. Любой сценарий, предполагающий значительное ослабление Ирана и России, маловероятен на ближайшее будущее, но вполне возможен в долгосрочной перспективе — ведь Тегеран, например, до сих пор не продемонстрировал никаких признаков уступок Западу, а структурная слабость Российской Федерации когда-нибудь неизбежно приведет к губительным последствиям для страны. Если такие обстоятельства действительно возникнут, Ереван и Степанакерт не смогут эффективно противостоять объединенному азербайджано-турецкому нападению, и, вероятно, именно
17 Вопросы, касающиеся взаимозависимости между общественным мнением и войной, изучались на Западе в течение весьма долгого времени. Считается, что она имеет большое значение даже тогда, когда речь шла о менее взаимозависимых международных структурах (см.: Luard E. Peace and Opinion. London: Oxford University Press, 1962).
поэтому для Еревана очень важно найти хоть какие-то точки соприкосновения с Анкарой в обозримом будущем18.
В новой войне за Нагорный Карабах дипломатические ориентации и дипломатическая активность Баку, Степанакерта и Еревана, скорее всего, останутся теми же, что были в мирное время, но станут более настойчивыми и энергичными. Мирное время позволяет участникам «замороженных» конфликтов придерживаться выжидательной тактики, но представить себе подобную роскошь в военное время невозможно. Если карабахский конфликт вновь разгорится, вряд ли кто-то сможет предсказать, как именно поспешная и опрометчивая политика, проводимая правительствами в Баку, Степанакерте или Ереване, повлияет на общую ситуацию в этих государствах (или, в случае Степанакерта, в ква-зи-государственном образовании) и как это отразится на человеческих судьбах. Опрометчивые и необдуманные решения, принятые политическими руководителями в Баку, Степанакерте и Ереване в конце 1980-х — начале 1990-х годов, стали причиной гибели нескольких десятков тысяч человек, поставили более миллиона людей в положение перемещенных лиц и породили в обеих странах ненормальную экономическую ситуацию, сохраняющуюся уже более двух десятилетий.
Заключение: сложности остаются
Представляется, что «замороженный» конфликт вокруг Нагорного Карабаха весьма далек от какого-то разрешения, дипломатического или военного. Конфликт длится уже слишком долго — сперва как открытое военное противоборство, затем в «замороженной» стадии, — чтобы можно было распутать клубок потенциально взрывоопасных проблем какими-то простыми и однозначными мерами. К тому же в регионе сильны интересы международных акторов и при любой попытке силой изменить сложившийся статус-кво возникнет отрицательная обратная связь и возмутится общественное мнение во всем мире. Возросшая взаимозависимость Кавказского региона с внешним миром играет на руку Еревану/Степанакерту, а Баку не может пойти против этой доминирующей тенденции в мировой политике, не вызвав потока критики в свой адрес и не понеся серьезного ущерба.
Соединенные Штаты последовательно подталкивают международных игроков к усилению взаимозависимости в торговле (обычно подавая это под маркой поддержки «свободной торговли», «открытых рынков» и борьбы с протекционизмом, меркантилизмом и с социалистическими или просоветски настроенными правительствами) и в вопросах безопасности (поддержка глобальных и региональных военных союзов, их расширение, создание «добровольных коалиций» и т.д.). Вспышка военных действий на Кавказе нанесла бы сильный удар по таким тенденциям, особенно в чрезвычайно деликатный для международной политики момент, когда мир стоит перед лицом экономического и финансового кризиса или ядерного пата в отношениях с Ираном и Северной Кореей. Стратегическое значение Кавказского региона и нефтяные запасы, привязывающие его к глобальной международной системе, ставят Азербайджан перед неминуемой головоломкой, для которой нет ни быстрого ответа, ни легкого решения.
18 Наметившееся сближение между Анкарой и Ереваном было отвергнуто рядом влиятельных деятелей в Армении, возражающих против предоставления Турции слишком больших уступок (см.: Oskanian Rejects Armenian-Turkey Protocols // The Civilitas Foundation, 22 September 2009 [http://www.civilitasfoundation.org/cf/ discussions/227-oskanian-rejects-armenia-turkey-protocols.html]).
Урегулирование нагорно-карабахской проблемы, скорее всего, будет долгим и неимоверно сложным процессом, подверженным влиянию любых изменений в соотношении сил на международной арене — и в региональном, и в глобальном масштабе. Общественное мнение в западных государствах и способность заинтересованных сторон воздействовать на него, особенно применительно к великим державам, также повлияет на условия возможного сценария урегулирования. В мире больше нет изолированных конфликтов или «неизвестных войн» — по крайней мере в настоящее время, ибо все страны мира тесно связаны друг с другом как силовыми и властными взаимоотношениями, так и «информационным шумом».
