CC BY
89Евгения ГАБЕР
Старший преподаватель кафедры международных отношений Одесского национального университета имени И.И. Мечникова (Одесса, Украина).
ТУРЕЦКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ НА КАВКАЗЕ: ПЕРСПЕКТИВЫ СОТРУДНИЧЕСТВА В УРЕГУЛИРОВАНИИ РЕГИОНАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ
Резюме
Цель статьи — представить краткий анализ стратегических интересов США как глобального актора и Турции как государства, позиционирующего себя в качестве регионального лидера, в регионе Южного Кавказа1, сравнить их позиции по ключевым вопросам региональной безопасности и оценить возможности сотрудничества в процессе мирного урегулирования региональных конфликтов.
1 В отличие от автора, редакция берет за основу разработанный Институтом стратегических исследований Кавказа принцип деления геополитического пространства Кавказского региона на три субрегиона: Северный Кавказ (административные единицы Северо-Кавказского и Южного Федеральных округов Российской Федерации); Центральный Кавказ (независимые государства — Азербайджан, Армения и Грузия); Южный Кавказ (северо-
Автор анализирует региональную политику США и Турции на Южном Кавказе и сравнивает позиции этих стран в двух ключевых региональных конфликтах — армяно-азербайджанском нагор-но-карабахском и югоосетинском. В обоих случаях в процесс мирного урегулирования конфликта на разных стадиях были вовлечены представители различных региональных и нерегиональных сил, что дает возможность оценить перспективы совместных действий Анкары и Вашингтона.
восточные илы Турции и северо-западные останы Ирана). Об этом подробнее см., например: Исмаилов Э., ПапаваВ. Центральный Кавказ: от геополитики к экономике. Стокгольм: CA&CC Press®, 2006; Исмаилов Э., Папава В. Центральный Кавказ: история, политика, экономика. Москва: Мысль, 2007.
КЛЮЧЕВЫЕ США, Турция, региональные конфликты, СЛОВА: Нагорный Карабах, Южная Осетия.
Введение
Неурегулированные региональные конфликты вот уже на протяжении двух десятков лет остаются главным вызовом безопасности не только для региона Южного Кавказа, но и для гораздо более обширных территорий, включающих бассейны Черного, Каспийского морей и частично Ближний Восток. Возобновление военных действий в регионе будет иметь далеко идущие последствия не только для Армении, Грузии и Азербайджана, но и для региональных «тяжеловесов» — России, Турции, Ирана. К тому же дестабилизация ситуации в непосредственной близости от источников и центральных маршрутов транспортировки каспийских энергоресурсов угрожала бы энергетической безопасности большинства европейских стран и, косвенно, США.
За прошедшие годы было предложено достаточно много проектов по урегулированию конфликтов на Кавказе — в формате как многосторонних переговоров под эгидой международных организаций, так и частных миротворческих инициатив, в разное время предлагавшихся различными государственными лидерами.
Соединенные Штаты и Турция являются партнерами по НАТО с 1952 года и «стратегическими партнерами» с конца 1990-х годов. Концептуальный документ «Общее видение и структурированный диалог для углубления турецко-американского стратегического партнерства»2, подписанный министрами иностранных дел двух стран Кондолизой Райс и Аб-дуллой Гюлем в 2006 году, заложил основы партнерства двух государств в рамках региональной системы безопасности, определив «обеспечение стабильности, демократии и процветания в Черноморском регионе, на Кавказе и в Центральной Азии» как одну из главных сфер общих стратегических интересов. Однако фактически приоритетной сферой сотрудничества всегда оставался Ближний Восток. Никаких официальных инициатив относительно совместных действий по урегулированию конфликтов в регионе Южного Кавказа ни той ни другой стороной предложено не было, а отдельные попытки ситуативного сотрудничества Анкары и Вашингтона по проблемам региональной безопасности, как правило, носили декларативный характер и не давали конкретных результатов.
Турция — региональный актор с глобальными интересами
В начале 2000-х годов Анкара все громче стала заявлять о себе как о региональном лидере, стараясь играть все более активную роль в регионе. Причины подобного «активизма» в региональной политике Турции следует искать как во внутриполитических изменениях в стране, вызвавших кардинальный пересмотр внешнеполитических приоритетов, так и в переменах в региональном окружении, сделавших возможным становление Турции в качестве «регионального актора с глобальными амбициями»3.
2 Shared Vision and Structured Dialogue to Advance the Turkish-American Strategic Partnership, July 2006 [http:// turkey.usembassy.gov/statement_070508.html].
3 Davutoglu A. Stratejik Derinlik: Türkiye'nin Uluslararasi Konumu (32. baski). Ist.: Küre Yayinlari, 2009. P. 552.
Традиционное восприятие регионального окружения, доминировавшее в Турции на протяжении десятилетий, было основано на психологических ощущениях опасности, недоверия, страха, подозрений, антагонизма и враждебности. Как отмечал турецкий исследователь Кемаль Киришчи, «общая нестабильность и угрозы безопасности, которые доминировали в самой Турции и в непосредственной близости от ее границ, привели к возникновению внешнеполитического мышления, центральным понятием которого стала «национальная безопасность»4. О подобном «парадоксе безопасности» писал и профессор Мустафа Айдын: «Хотя Турция обладает второй по величине армией в НАТО, она живет в постоянной атмосфере опасности. Это глубоко секьюритизированная страна, в которой безопасность преобладает над всеми иными соображениями и во многом определяет политическую и общественную жизнь»5. Подобная «психология осажденной крепости», или так называемый «Севрский синдром»6, в прошлом часто использовались для оправдания сложных, часто напряженных отношений с соседними государствами, сосредоточенности на внутриполитических проблемах и пассивной, заключающейся преимущественно в реакции на вызовы, внешней политики.
Большинство исследователей сходятся во мнении, что примерно в начале 2000-х годов благодаря улучшению внутриполитической ситуации и стабилизации регионального окружения во внешней политике Турции на смену так называемой «первой волне», которая длилась со времен холодной войны и выносила в центр внимания вопросы безопасности, приходит «вторая», более либеральная волна, нацеленная на сотрудничество7. По словам Яна Лессера, в это время происходит «радикальное смещение [внешнеполитических приоритетов] от вопросов безопасности к торговле» и «от далеких партнеров к непосредственным соседям»8.
Действительно, пришедшая к власти в 2002 году Партия справедливости и развития, выведя страну из многолетнего социально-экономического и политического кризиса, полностью переориентировала и ее внешнюю политику, провозгласив своим главным приоритетом «отсутствие проблем с соседями». Если ранее благодаря своей военной мощи и особому вниманию, которое всегда уделялось в стране вопросам безопасности, Турция рассматривалась исключительно как источник «жесткой» силы в регионе, то теперь в отношениях с соседними государствами главными становятся инструменты «мягкой» силы, то есть такие факторы влияния, как культурная и религиозная близость, тесные исторические связи, экономическое сотрудничество и т.д. В то же время и понятие национальной безопасности перестало ограничиваться лишь военным компонентом, включив также экономическую, энергетическую, социальную и другие составляющие. По словам премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдо-гана, основой «нового внешнеполитического мышления» стали такие принципы, как «безопасность для всех», «политический диалог», «экономическая взаимозависимость», «культурная гармония» и «взаимное уважение»9.
Рассматривая отношения с соседями сквозь призму «политики нулевых проблем» вместо «игры с нулевой суммой», Анкара постаралась избавиться от груза прошлых проблем в двусторонних отношениях с государствами региона и этим не только укрепить свое положение в регионе, но и улучшить свой имидж в глазах мирового сообщества. В качестве наиболее ярких
4 Kiriggi K. Turkey's Foreign Policy in Turbulent Times // Chaillot Papers, 2006, No. 92. P. 12.
5 Aydin M. Securitization of History and Geography: Understanding of Security in Turkey // Journal of Southeast European and Black Sea Studies, 2003, Vol. 3, No. 2. P. 163.
6 Страх подвергнуться агрессии внешних сил, преимущественно западных стран, и утратить (полностью или частично) свой суверенитет и территориальную целостность (по названию Севрского договора 1920 г., по которому Османская империя прекращала свое существование, а ее территории фактически подверглись разделу между Великобританией, Францией, Италией и Грецией).
7 См., например: Lesser I. Turkey's Third Wave — and the Coming Quest for Strategic Reassurance // GMF, On Turkey Series, 25 October, 2011; Ozel S. Waves, Ways and Historical Turns: Turkey's Strategic Quest // GMF, On Turkey Series, 30 January, 2012.
8 Lesser I. Op. cit.
9 Эрдоган Р. Волны сотрудничества в Черном море: Турция и Украина идут в одном направлении, 2010 [http:// www.day.kiev.ua/ru/article/den-planety/volny-sotrudnichestva-v-chernom-more].
примеров взаимовыгодных отношений со странами региона следует упомянуть интенсификацию сотрудничества с Грузией и Азербайджаном, уже не только в рамках многосторонних военных учений, но и в процессе строительства железной дороги Баку — Тбилиси — Карс, нефтепровода Баку — Тбилиси — Джейхан и газопровода Баку — Тбилиси — Эрзерум; либерализацию визового режима либо отмену виз для граждан большинства стран региона; поддержание на высоком уровне торгово-экономических отношений, туристических и бизнес-контактов с государствами Кавказа и Черноморского бассейна, в первую очередь с Россией, что в целом способствует улучшению общей атмосферы в регионе.
В этом контексте следует упомянуть и попытки Анкары нормализовать отношения с Арменией, которые министр иностранных дел Турции Ахмет Давутоглу, наряду с кипрской проблемой, неоднократно называл «двумя недостающими векторами политики отсутствия проблем с соседями». Итогом переговоров между министрами иностранных дел двух стран, проходивших в апреле 2009 года при посредничестве Швейцарии, стало согласование общих принципов нормализации двусторонних отношений, подготовка «дорожной карты» и распространение несколько преждевременных слухов о возможности открытия государственной границы без дополнительных условий накануне 24 апреля — дня, почитаемого армянами всего мира как День памяти жертв геноцида армян. В дальнейшем эти планы так и не были реализованы из-за ряда объективных препятствий (неопределенности статуса Нагорного Карабаха, неготовности турецкого и армянского обществ к столь быстрому сближению и т.д.), однако так называемая «футбольная дипломатия»10, подписание Цюрихских протоколов11, ставших, по словам главы турецкого МИД, «беспрецедентным шагом на пути устранения правовых и психологических барьеров, разделяющих два соседних народа»12, а также активизация политического диалога с Ереваном свидетельствовали о серьезности намерений турецкого руководства решить многолетние проблемы в отношениях с соседними государствами.
Урегулирование проблем в отношениях с соседями должно было стать лишь предварительным этапом на пути становления Турции в качестве регионального лидера, самостоятельного и ответственного актора международных отношений, играющего определяющую, «структурообразующую» роль в регионе. Наладив отношения с большинством стран региона, Анкара могла бы не только предлагать свою модель урегулирования проблем с соседними государствами, но и улучшить свой имидж, превратившись из «изолированной страны с психологией осажденной крепости» в «площадку для мирных переговоров», предлагая свои посреднические услуги как чуть ли не единственная страна в регионе, чья объективность не вызывает сомнений ни у одной из конфликтующих сторон.
По мнению Давутоглу, уникальность геополитического положения Турции состоит в том, что ее влияние распространяется одновременно на несколько регионов — Ближний Восток, Балканы, Кавказ, Центральную Азию, Каспий, Средиземноморье, Персидский залив, Черноморский бассейн13. И этот особый статус «центрального государства с множественными региональными идентичностями»14 позволяет ей играть одинаково активную, конструктивную роль миротворца и посредника как в ближневосточном мирном процессе, так и в урегулиро-
10 Президент Турции Абдулла Гюль впервые за много лет посетил Ереван в сентябре 2008 года по приглашению президента Армении Сержа Саргсяна для совместного просмотра футбольного матча национальных сборных Армении и Турции, проводимого в рамках Кубка мира 2010 года.
11 Имеются в виду два протокола, подписанных между Арменией и Турцией 10 октября 2009 года в г. Цюрих, по которым вопрос о правомерности признания событий 1915 года «геноцидом против армянского народа» выносился на рассмотрение специальной комиссии экспертов и историков во избежание чрезмерной его политизации и с целью изучения реальных исторических фактов.
12 Давутоглу А. Внешняя политика Турции и Россия // Россия в глобальной политике, 2010, № 1 [http://www. globalaffairs.ru/number/n_14562].
13 См.: DavutogluA. Turkey's Foreign Policy Vision: An Assessment of 2007 // Insight Turkey, 2008, Vol. 10, No. 1.
P. 79.
14 Ibid. P. 78.
вании «замороженных конфликтов» на Кавказе. Огромным преимуществом Турции по сравнению с другими странами Давутоглу считает и ее «уникальные демографические реалии», отмечая, что в Турции проживает «больше чеченцев, чем в Чечне, больше абхазцев, чем в Абхазском регионе Грузии, а также значительное число азербайджанцев, грузин и представителей других этнических групп из соседних государств»15.
С одной стороны, это делает Турцию желанным посредником в процессах мирного урегулирования на Южном Кавказе и влиятельным актором в Большом Черноморском регионе, где она может не только способствовать организации мирных переговоров между правительствами, но и инициировать диалог между различными этническими и религиозными группами для восстановления доверия между враждующими сторонами.
С другой стороны, учитывая публичные требования проживающих в самой Турции этнических меньшинств содействовать установлению мира в регионе и обеспечить безопасность соответствующим национальным группам в странах их происхождения, Анкара не может позволить себе роскошь самопровозглашенной изоляции или политики простого реагирования на вызовы: ведь малейшее обострение ситуации в регионе немедленно отдается эхом во внутриполитической жизни страны.
Таким образом, умело комбинируя инструменты «мягкой» силы со значительными военными ресурсами, Турция старается не только выстраивать отношения с соседними странами на межгосударственном уровне, но и всячески поощрять личностные контакты и поддерживать социальные связи между «родственными» сообществами, наращивая таким образом свое присутствие в регионе и увеличивая свою привлекательность в качестве беспристрастного посредника в процессах мирного урегулирования региональных конфликтов на Южном Кавказе.
Активная региональная политика является частью интегрированного внешнеполитического подхода, предложенного правящей Партией справедливости и развития в начале 2000-х годов. С одной стороны, играя активную роль в миротворческих процессах, энергетических и транспортных проектах в регионе, Анкара старается реализовать свои лидерские амбиции в регионе и получить дополнительные рычаги влияния в диалоге с западными партнерами. С другой — именно тесное сотрудничество Турции с европейскими странами и США, а также ее членство в НАТО являются одним из факторов ее «особого» положения и приносят ей дополнительные дивиденды в отношениях с государствами региона.
США — глобальный актор с региональными интересами
В отличие от Турции, чье участие в региональных процессах можно оценить как все более активное, Соединенные Штаты традиционно играли намного менее заметную роль в делах региона, чем этого следовало бы ожидать от глобальной силы. Несмотря на то что большинство экспертов и первых лиц государства неоднократно подчеркивали важное стратегическое значение Южного Кавказа для США, американская политика в этой части мира, как правило, ограничивалась обеспечением экономического присутствия для своих компаний и удовлетворением энергетических потребностей.
Известный американский исследователь Роберт Арт, предлагая концепцию «выборочной вовлеченности» как наиболее эффективную внешнеполитическую линию для глобальной силы, подразделяет национальные интересы США на «жизненно важные» (к ним относится в
15 DavutogluA. Turkey's Zero Problems Foreign Policy // Foreign Policy, 20 May 2010 [http://www.foreignpolicy.com/ articles/2010/05/20/turkeys_zero_problems_foreign_policy?page=0,2]
том числе и «недопущение войны и деструктивного соперничества в сфере безопасности между великими державами в Евразии») и «желательные» (такие как «обеспечение свободного участия в мировой экономике, распространение демократии, защита прав человека и недопущение массовых убийств и геноцида)16. По его мнению, если для обеспечения «жизненных интересов» оправданно прямое использование военной силы, то «желательные» интересы могут быть обеспечены и без ее непосредственного применения.
Используя данную классификацию для анализа американских интересов в рассматриваемом регионе, несложно увидеть, что разрешение межгосударственных и межэтнических конфликтов на Кавказе не входит в число внешнеполитических приоритетов США, так как не представляет угрозы их жизненным интересам, если только эти конфликты не перерастут в полномасштабное соперничество с участием ведущих региональных сил.
К тому же, несмотря на неизменную риторику американских администраций, традиционно наделяющую южнокавказские республики «огромным стратегическим значением», практической реализации конкретных проектов и увеличению американского присутствия в регионе препятствует ряд объективных факторов: географическая отдаленность (расстояние между Южным Кавказом и восточным побережьем США составляет более 10 000 км), относительная ограниченность тамошних запасов энергоресурсов (запасы азербайджанской нефти и газа сегодня составляют лишь 0,5% и 0,7% мировых запасов соответственно) и, наконец, отсутствие в регионе непосредственных жизненных интересов США (хотя Вашингтон, безусловно, заинтересован в разрешении региональных конфликтов)17.
Несмотря на то что долгое время США не рассматривали регион Южного Кавказа в качестве критически важного с точки зрения своей национальной безопасности, определенные интересы в этой части мира у Вашингтона все же были. Учитывая специфику этих интересов и изменение приоритетных сфер сотрудничества с региональными государствами, условно можно выделить несколько этапов в развитии региональной политики США, кратко обозначив их как «суверенитет, энергетика, безопасность»18.
Действительно, как отмечала в 1990-х годах заместитель помощника министра обороны США по вопросам России, Украины и Евразии Элизабет Шервуд-Рандалл, после распада СССР главной целью для США в регионе оставалось ослабление влияния России, для чего Вашингтон всячески старался поддерживать укрепление национального суверенитета вновь провозглашенных республик и способствовать их интеграции в общеевропейские структуры19. Вместе с тем США были озабочены прежде всего выстраиванием отношений с «четырьмя ядерными правопреемниками» Советского Союза, то есть Россией, Украиной, Беларусью и Казахстаном, тогда как страны Кавказа и Центральной Азии не получили должного внимания. К тому же развитию полноценной региональной политики мешало «элементарное непонимание политических процессов и отсутствие связей с новыми политическими элитами в молодых независимых республиках»20. Этими факторами легко объясняется достаточно пассивная позиция США на кавказском направлении, ограничивающаяся исключительно «наблюдением, выслушиванием [позиций сторон] и изучением»21.
Постепенно к середине 1990-х годов, Южный Кавказ привлекает все большее внимание США благодаря богатым запасам каспийской нефти и газа, и уже в 1997 году Вашингтон впервые объявляет бассейны Черного и Каспийского морей зоной своих национальных инте-
16 Cm.: Art R. The Strategy of Selective Engagement. B kh.: Strategic Transformation and Naval Power in the 21st Century / Ed. by P. Boyer, R. Wood. Newport: IR, 2000. P. 171.
17 Cm. : Zarifian J. Le Sud Caucase vu de Washington, ou pour quoi et comment un territoire devient «strategique» // Dynamiques Internationales, 2012, No. 6. P. 1—2.
18 Cornell S. US Engagement in the Caucasus: Changing Gears // Helsinki Monitor, 2005, No. 2. P. 111.
19 Cm.: Sherwood-RandallE. US Policy and the Caucasus // Contemporary Caucasus Newsletter. Berkley Program in Soviet and Post-Soviet Studies, Spring 1998, No. 5. P. 3.
20 Ibidem.
21 Ibidem.
ресов, рассматривая их как перспективный источник энергоресурсов и реальную альтернативу энергетическим резервам Персидского залива. Соединенные Штаты принимают активное участие в разработке новых маршрутов транспортировки нефти и газа из Каспия в страны Западной Европы, активно сотрудничая с региональными государствами (Азербайджаном, Грузией, Турцией) в рамках проектов Баку — Тбилиси — Джейхан и Баку — Тбилиси — Эрзерум. Энергетическая составляющая становится главным элементом региональной политики, и как верно заметил один американский журналист, работавший в 1990-х годах в Азербайджане, «уровень экономического присутствия США в стране значительно превышает уровень их дипломатического представительства, а нефтяные танкеры [таких американских компаний, как «Amoco», «Unocal», «Chevron» и др.] появились в азербайджанской столице еще задолго до того, как в ней открылось американское посольство»22.
Условный третий этап эволюции политики США на Кавказе, характеризуемый резко возросшим вниманием к вопросам безопасности и военно-политического сотрудничества с региональными странами, начинается после 11 сентября 2001 года, когда, по словам Ричарда Гирагосяна, «первоначальный приоритет транспортных энергетических коридоров и транзитных трубопроводов сменился необходимостью в «воздушных коридорах» и использовании воздушного пространства в военных целях»23 в условиях глобальной войны с терроризмом и последующих войн США в Ираке и Афганистане. На какое-то время это привело к активизации сотрудничества с региональными странами в сфере безопасности. Однако, как правило, это сотрудничество ограничивалось лишь совместными антитеррористическими учениями (такими, как грузинская программа «Обучение и оснащение») или выделением дополнительной финансовой и технической поддержки для обеспечения безопасности границ и противодействия нелегальному трафику оружия и людей и не затрагивало «глубинных» проблемы региона, акцентируя внимание на борьбе с новыми угрозами глобальной безопасности.
Таким образом, экономическое присутствие, участие в развитии региональных энергосистем, оказание финансовой помощи молодым независимым государствам Кавказа, сотрудничество в борьбе с терроризмом и совместные военные учения, а также поддержка демократических процессов — это тот уровень присутствия США в регионе, который, с одной стороны, позволяет сдерживать влияние России и Ирана, а с другой — обеспечивает Вашингтону удобную позицию «аутсайдера», освобождающую его от необходимости моментально реагировать на все кризисы в этом неспокойном регионе и втягиваться в прямой конфликт с Российской Федерацией в случае резкого обострения ситуации. Участие же в урегулировании региональных конфликтов является скорее «имиджевым» проектом — необходимостью, продиктованной статусом сверхдержавы, однако это никогда не представляло «жизненного интереса» для США и не входило в число внешнеполитических приоритетов ни одной из американских администраций.
Армяно-азербайджанский нагорно-карабахский конфликт — угроза региональным интересам США
Лишь после событий 2001 года и неожиданного отказа турецкого парламента в марте 2003 года предоставить воздушное пространство Турции для пролета американских ВВС, направ-
22 Томас Гольц. Цит. по: Zarifian J. Op. cit. P. 4.
23 Гирагосян Р. Национальные интересы США и стратегии деятельности на Южном Кавказе. В кн.: Южный Кавказ — 20 лет независимости. Фонд Фридриха Эберта, 2011. С. 273.
ляющихся в Северный Ирак, США начали проявлять гораздо большую заинтересованность в увеличении своего военного присутствия, о чем свидетельствуют два визита министра обороны Дональда Рамсфельда в регион меньше чем за двенадцать месяцев (2003—2004 гг.). Так, на встрече с президентом Азербайджана Ильхамом Алиевым в 2003 году обсуждалась возможность открытия американской военно-воздушной базы на Апшеронском полуострове, а неурегулированный нагорно-карабахский конфликт был определен министром обороны как серьезное «препятствие на пути продвижения в регионе национальных интересов США в сфере безопасности»24.
Следует отметить, что, несмотря на отсутствие четкой и последовательной стратегии по разрешению региональных конфликтов, наиболее заметной была деятельность США в урегулировании проблемы Нагорного Карабаха. После того как в марте 1995 года был учрежден институт сопредседательства Минской группы ОБСЕ, в феврале 1997 года США стали одним из трех (наряду с РФ и Францией) бессменных сопредседателей.
Официально25 сопредседатели брали на себя обязательство активно участвовать в мирном разрешении конфликта и, в частности, «проводить меры по восстановлению доверия, помогать разрабатывать планы действий для миротворческих сил и поддерживать контакты с другими международными организациями»26. Однако фактически их деятельность часто сводилась к «тайной челночной дипломатии»27, которая в случае США охватывала, как правило, помимо Еревана и Баку еще одну региональную столицу — Анкару.
В 1990-х годах проблема Нагорного Карабаха не только в значительной мере определяла динамику турецко-американского сотрудничества в Черноморско-Кавказском регионе, но и серьезно влияла на развитие двусторонних отношений в целом. Хотя в большинстве случаев позиции Турции и США в вопросах урегулирования региональных конфликтов совпадали (обычно они ограничивались достаточно осторожными призывами к мирному разрешению конфликтов и желанием свести к минимуму участие других региональных сил, в первую очередь Российской Федерации), в армяно-азербайджанском конфликте Анкара и Вашингтон оказались по разные стороны баррикад.
Азербайджан, который в силу как его географического положения, так и больших природных и человеческих ресурсов был стратегически важной страной в регионе, в этот период не получил должного места во внешнеполитической стратегии США — не в последнюю очередь благодаря активной деятельности армянской диаспоры. После обострения нагорно-кара-бахского конфликта армянское лобби в американском Конгрессе28 приложило немалые усилия, чтобы добиться принятия решения о прекращении экономической помощи Азербайджану. Согласно разделу 907 Акта о поддержке свободы, начиная с 1992 года «предоставление американской помощи правительству Азербайджана по этому или любому другому законодательному акту прекращалось до тех пор, пока [...] правительство Азербайджана не сделает очевидных шагов для снятия всех блокад и не откажется от применения других видов агрессивной силы против Армении или Нагорного Карабаха»29.
Очевидно, что Турция, которая традиционно выстраивала свои отношения с Азербайджаном по формуле «две страны — один народ», заняла в нагорно-карабахском конфликте
24 Cornell S. Op. cit. P. 114.
25 Мандат OSCE DOC 525/95.
26 Waal T. Remaking the Nagorno-Karabakh Peace Process // Survival, 2010, Vol. 52, No. 4. P. 161.
27 Ibid. P.175.
28 Наиболее влиятельными организациями армянской диаспоры в США являются ANCA (Armenian National Committee of America), AAA (Armenian Assembly of America) и ARAMAC (Armenian-American Action Committee) (см.: Karagul S. 20. YUzyilda Ermeni Diasporasi ve Faaliyetleri. В кн.: DUnden BugUne TUrk-Ermeni 1li§kiler / Ed. by 1. Bal, M. Qufali. Ankara: Lalezar Kitabevi, 2006. S. 586—587). Их интересы в Конгрессе США (в т.ч. и относительно геноцида) лоббировала парламентская группа AC (Armenian Caucus), включавшая как республиканцев, так и демократов (см.: Kantarci TUrk-Amerikan 1li§kileri ve Ermeni Sorunu. В кн.: DUnden BugUne TUrk-Ermeni 1li§kileri. S. 598).
29 Freedom Support Act [Final as Passed Both House and Senate] — S.2532.ENR, 1992/ 102nd Congress (1991— 1992) // Library of Congress [http://thomas.loc.gov/cgi-bin/query/F?c102:4:./temp/~c102AF9kj3:e119984].
открыто проазербайджанскую позицию. Поэтому когда в 1993 году Палата представителей Конгресса США предложила на рассмотрение Комитета по внешним связям «Резолюцию о выражении неудовлетворения неспособностью Азербайджана способствовать мирному и справедливому решению нагорно-карабахского конфликта», в ее заключительной части содержались рекомендации «продолжать воздерживаться от предоставления американской помощи Азербайджану до выполнения им требований, указанных в Акте о поддержке свободы», а также «призвать Турецкую Республику, которая обеспечивала военную, экономическую и дипломатическую поддержку Азербайджану, играть нейтральную роль и способствовать справедливому урегулированию этого кризиса»30.
США неоднократно выражали обеспокоенность и состоянием турецко-армянских отношений, призывая Анкару открыть границу с Арменией. В частности, в 1996 году Комитет Сената по внешним связям внес на рассмотрение законопроект, согласно которому любая помощь Турции (так же, как ранее Азербайджану) должна была быть приостановлена до полного снятия блокады с Армении31. Этот законопроект не был поставлен на голосование ни в первоначальном его варианте, ни в более обобщенной формулировке, в которой требовалось прекратить военную и экономическую помощь «всем странам, которые препятствовали поставкам гуманитарной помощи другим нациям», подразумевая опять-таки Турцию и Азербайд-жан32. В результате под давлением армянской диаспоры, а также из-за нарастания всеобщего недовольства политикой Турции в курдском и кипрском вопросах была согласована поправка, согласно которой в 1997 году страна должна была получить лишь 21 млн из ранее запланированных 46 млн долл.33, а в 1999 году американская военная помощь Турции была прекращена полностью.
Несмотря на то что подобное решение вызвало недовольство в Анкаре, эти противоречия не привели к серьезному кризису в отношениях с Вашингтоном. К тому же достаточно благосклонное отношение США к Баку лишило Турцию необходимости в очередной раз делать неудобный выбор между двумя партнерами. Хотя раздел 907 Акта о поддержке свободы и ограничивал определенные виды прямой помощи (в первую очередь военной), предоставляемой непосредственно правительством США правительству Азербайджана, этот закон не запрещал предоставлять стране гуманитарную помощь, а также гранты на развитие демократических институтов, борьбу с преступностью и с распространением ОМП. Благодаря этому, по данным Национального комитета армян Америки, за 10 лет, пока Акт продолжал действовать (1992—2002), Азербайджану по линии неправительственных организаций было предоставлено более 200 млн долл. американской экономической помощи34. Хотя эти цифры выглядят несколько преувеличенными, важен тот факт, что, несмотря на активность армянской диаспоры, отношения Вашингтона и Баку не прерывались и получили новый импульс с открытием богатых резервов каспийских энергоресурсов. Поскольку в основе энергетической безопасности США всегда лежал принцип диверсификации источников и маршрутов транспортировки энергоносителей, стратегическое значение Азербайджана как регионального партнера существенно возросло.
Следует упомянуть, что в 1990-х годах даже существовали попытки ускорить решение нагорно-карабахского конфликта благодаря строительству регионального нефтепровода. Так,
30 Resolution. To express dissatisfaction with the Republic of Azerbaijan's failure to work toward a peaceful and fair settlement to the dispute over Nagorno Karabagh by continuing the devastating blockade and economic boycott of the Republics of Armenia and Nagorno Karabagh. — H.RES.86, 1993 / 103rd Congress (1993—1994) // Library of Congress [http://www. gpo.gov/fdsys/pkg/BILLS-103hres86ih/pdf/BILLS-103hres86ih.pdf].
31 Cm.: Congress and the Nation / Ed. by Ann O'Connor, Jon Preimesberger, David Tarr. Vol. IX: 1993—1996 (Clinton; 103rd — 104th Cong.). Washington: CQ Press, 1998. P. 230.
32 Cm.: Ibid. P. 233.
33 Cm.: Ibid. P. 232.
34 Cm.: Position of the Armenian National Committee of America on Section 907 of the Freedom Support Act, Winter/ Spring 2006 [http://www.anca.org/hill_staff/position_papers.php?ppid=6].
в 1995 году американская компания «Unocal», воплощая в жизнь идею, предложенную Советом национальной безопасности США, пообещала проложить «трубопровод мира», который проходил бы по территории Нагорного Карабаха и Армении и заканчивался в Турции. Тогда этот проект был поддержан и Министерством иностранных дел Турции, поскольку, по мнению многих исследователей, это позволило бы «способствовать мирному урегулированию конфликта без кардинального изменения баланса сил в регионе»35. Однако руководство обоих враждующих государств выступило категорически против возможности связать экспорт азербайджанской нефти с решением политического конфликта. К тому же ведущие международные нефтяные компании («Amoco», BP) считали недопустимым выбирать для транспортировки энергоресурсов маршрут, проходящий через в высшей степени нестабильный регион. В результате предпочтение было отдано двум альтернативным направлениям трубопроводов — северному (через территорию России) и западному (через Грузию)36.
В этих условиях Турция, стремившаяся обеспечить себе имидж надежного партнера Запада и ключевого «энергетического узла» в регионе, прилагала огромные усилия, чтобы нестабильность окружения не стала причиной ее исключения из большинства транспортных маршрутов, связывающих Черноморский и Каспийский бассейны с Европой. В этом плане запуск нефтепровода БТД в 2006 году и газопровода БТЭ в 2007-м с участием Азербайджана и Турции при значительной поддержке США можно считать главным успехом турецко-американских отношений на Кавказе за последние годы.
Вместе с тем согласованность в действиях трансатлантических партнеров в регионе была скорее редким исключением, чем устоявшейся практикой. «Особые» отношения Анкары с Азербайджаном и непримиримость позиций в отношениях с Арменией делали Турцию «заложницей» этих государств и в каком-то смысле «лишали ее возможности действовать как самостоятельный региональный актор»37, что значительно усложняло процесс принятия решений и координирования позиций с Вашингтоном.
Армянский фактор неоднократно играл роль раздражителя в турецко-американских отношениях и из-за регулярных попыток армянского лобби в Конгрессе провести резолюцию, признающую массовую гибель армян на территории Османской империи во время Первой мировой войны «геноцидом армянского народа». Хотя эта резолюция так и не была принята, а первые лица государства неоднократно заявляли о «слишком высокой цене» армянского вопроса, если за него придется заплатить разрывом дипломатических связей или военного сотрудничества с Турцией38, — сложные армяно-турецкие отношения, армяно-азербайджанские противоречия и нерешенный нагорно-карабахский конфликт, по выражению турецкого историка Ильхана Юзгеля, долгое время оставались «источником замалчиваемого противостояния»39 Анкары и Вашингтона и делали практически невозможной выработку единой позиции в процессе мирного урегулирования.
Малопродуктивным оказалось и сотрудничество Турции и США в рамках Минской группы ОБСЕ, в которой Турция участвует с момента ее основания в 1992 году, а США являются одним из трех сопредседателей. В своем нынешнем статусе Анкара оказалась неспособной предложить эффективные решения, а инициатива Азербайджана расширить институт сопредседателей с трех до четырех (за счет Турции) вызвал резкие протесты Еревана и не получила
35 Er§en, E. The Impact of Baku — Tbilisi — Ceyhan Pipeline on Turkey-U.S. Relations // Turkish Review of Eurasian Studies, 2003, Annual 3. P. 88.
36 См.: Lussac S. Will Gas Help Resolve the Nagorno-Karabakh Conflict? // Central Asia-Caucasus Institute's Analyst, 17 September 2010 [http://www.cacianalyst.org/?q=node%2F5406].
37 IskandaryanA. Armenian — Turkish Rapprochement: Timing Matters // Insight Turkey, 2009, Vol. 11, No. 3. P. 39.
38 Например, выступление президента США Б. Клинтона перед Палатой представителей в октябре 2000 года (см.: Armenia Resolution. В кн.: Congress and the Nation / Ed. by Ann O'Connor... Vol. X: 1997—2001. A Review of Government and Politics (Clinton; 105th — 106th Cong.), Washington: CQ Press, 2002— (1206 р.). P. 231).
39 Üzgel i. ABD ve NATO'yla ili§kiler. В кн.: Türk Di§ Politikasi. Kurtulu§ Sava^indan Bugüne Olgular, Belgeler, Yorumlar / Ed. by B. Oran. Cilt II. 6. Baski, 1st.: 1leti§im, 2002. S. 283.
достаточной поддержки других участников. Фактически тесные связи с Азербайджаном и отсутствие дипломатических отношений с Арменией «делали Анкару скорее стороной конфликта, чем посредником»40, и существенно ограничивали ее участие в миротворческом процессе, равно как и стремление стать региональным лидером.
Большие надежды возлагались на турецкую политику «отсутствия проблем с соседями», в рамках которой Анкара в 2008—2009 годах предприняла несколько попыток наладить отношения с Ереваном. США активно поддерживали начавшееся «сближение» двух стран и в 2009 году сыграли ключевую роль в процессе подготовки и подписания Цюрихских протоколов между Арменией и Турцией, которые позволили бы открыть государственную границу и восстановить дипломатические (и экономические) отношения вне зависимости от прогресса в урегулировании нагорно-карабахского конфликта. Улучшение атмосферы в турецко-армянских отношениях должно было обеспечить более активное участие Анкары в миротворческом процессе и снять проблему «армянского геноцида» с повестки дня в отношениях двух стран41.
Однако, несмотря на неоднократные призывы руководства США, протоколы так и не были ратифицированы парламентами. Армения оказалась неготовой отказаться от своих требований признать события 1915 года «геноцидом армянского народа», а Турция — пожертвовать ради сближения с Ереваном отношениями с Азербайджаном, оставшимся «за бортом» этих переговоров. С момента закрытия турецко-армянской границы в 1993 году Баку и Анкара придерживались единой позиции, что оба вопроса неразрывно связаны и не могут быть решены отдельно друг от друга. Восстановление дипломатических контактов между Анкарой и Ереваном без учета этого требования означало бы неизбежный кризис в отношениях с Баку42.
Не принес желаемых результатов и визит вице-президента Соединенных Штатов Джозефа Байдена в Анкару в декабре 2011 года, в ходе которого вновь обсуждался вопрос открытия границ без дополнительных условий. Это заставило многих исследователей заговорить о том, что США заинтересованы в сохранении статус-кво в «замороженном» нагорно-карабахском конфликте, поскольку протоколы фактически лишали переговорщиков «экономического рычага» воздействия на позицию Еревана и, устраняя «неудобный» для Вашингтона конфликт между Анкарой и Ереваном, заводили переговоры по нагорно-карабахскому конфликту в тупик. Турция же, в свою очередь, предлагая свои посреднические услуги и стараясь проводить «активную, динамичную, многостороннюю дипломатию», как это подобает региональному лидеру, неоднократно упрекала США в бездеятельности, инертности и отсутствии жизнеспособных инициатив43.
Таким образом, сотрудничество Турции и США в процессе урегулирования нагорно-ка-рабахского конфликта осложняется целым рядом факторов, из которых главными представляются отсутствие у США четкой и последовательной региональной стратегии на Кавказе и заинтересованности в немедленном разрешении «замороженных» конфликтов; нерешенные проблемы в отношениях Турции с соседними государствами; «особые» отношения каждого из партнеров с региональными странами (США — Армения, Турция — Армения, Турция — Азербайджан), а также негативное влияние «армянского вопроса» на развитие турецко-американских отношений в целом.
40 Görgülü A. Towards a Turkish-Armenian Rapprochement? // Insight Turkey, 2009, Vol. 11, No. 2. P. 24.
41 См.: Socor V. Zurich Protocols: No Substitute for American Strategy in South Caucasus // Eurasia Daily Monitor, 2011, Vol. 8, No. 228 [http://www.jamestown.org/single/?no_cache=1&tx_ttnews[tt_news]=38786].
42 См.: IsmailzadeF. Azerbaijan-Turkey Energy Cooperation // GMF Analysis, On Turkey Series, 16 November 2011.
P. 1.
43 Так, например, премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган в феврале 2010 года заявил, что, «если бы США, Франция и Россия эффективно работали в течение последних 20 лет, сегодня все проблемы были бы уже решены» [http://www.todayszaman.com/tz-web/news-200260-100-erdogan-vows-to-abolish-emasya-protocol-revise-security-priorities.html].
Активизация партнерства возможна лишь при наличии политической воли Анкары и Вашингтона и во многом зависит от общей атмосферы турецко-американских отношений и от их заинтересованности в совместной реализации своих национальных интересов в регионе, в том числе и в энергетической сфере.
Югоосетинский конфликт 2008 года — новые возможности и испытания для Турции
Другим примером неудавшегося сотрудничества Турции и США в регионе в ходе решения региональных конфликтов может служить росийско-грузинская война 2008 года, разразившаяся из-за событий в Южной Осетии. Тогда между Вашингтоном и Анкарой возник дипломатический скандал, после того как Турция отказалась пропустить в акваторию Черного моря американские корабли, везущие гуманитарную помощь в Грузию. Официально такая позиция была мотивирована необходимостью соблюдать режим прохода кораблей через проливы Босфор и Дарданеллы, установленный еще Конвенцией Монтрё 1936 года (водоизмещение американских кораблей значительно превышало максимально допустимые показатели). Впрочем, большинство экспертов склонны усматривать в этом скорее нежелание Анкары видеть в Черном море иностранные военно-морские силы. Хотя уже через несколько дней проблема была решена, а соответствующее разрешение предоставлено, подобное поведение Анкары продемонстрировало ее восприятие Черного моря как исключительно российско-турецкой зоны влияния.
В целом августовский кризис 2008 года явно показал ограниченность возможностей региональной политики Турции на Кавказе. Вновь стало очевидно, что ряд объективных факторов осложняет для Анкары выработку полноценной и последовательной внешнеполитической линии, несмотря на многочисленные попытки проводить политику добрососедства со всеми странами региона и выстраивать отношения с глобальными акторами на взаимодополняющей, а не взаимоисключающей основе.
На региональном уровне Турция оказалась перед трудным выбором между поддержкой стратегически важного союзника — Грузии и экономически выгодного и политически влиятельного партнера — России. Поддержание территориальной целостности Грузии соответствовало собственным национальным интересам Турции, к тому же хорошо вписывалось в ее имидж добросовестного исполнителя всех норм международного права и справедливого арбитра в региональных спорах. Однако ухудшение отношений с Россией непременно привело бы к существенному сокращению объема товарооборота и туристической активности между двумя странами. На глобальном уровне, в более широком смысле, выбор в пользу Москвы или Тбилиси одновременно воспринимался как выбор между долгосрочным военно-политическим союзником — Соединенными Штатами и партнером по экономическим и энергетическим проектам — Российской Федерацией.
С одной стороны, позиции Турции и России по многим вопросам региональной политики совпадают. Обе страны пытаются помешать непосредственному вовлечению Соединенных Штатов в дела региона и предотвратить превращение бассейна Черного моря в потенциальный плацдарм для военных операций против Ирака или нанесения удара по Ирану. Хотя Турция и остается членом НАТО, Москва и Анкара разделяют взгляды на необходимость соблюдать положения Конвенции Монтрё и режим прохода через Черноморские проливы, мотивируя это желанием избежать превращения Черного моря в «частные владе-
ния НАТО»44. Принципиальное согласие между Турцией и Россией было также достигнуто в вопросе борьбы с чеченскими и курдскими террористическими организациями и противостояния сепаратистским стремлениям к образованию независимых Ичкерии и Курдистана.
С другой стороны, хотя и Россия, и Турция готовы объединить усилия в поисках мира и стабильности в регионе Черного моря и на Кавказе, они — уже каждая самостоятельно — продолжают искать пути установления своей региональной гегемонии. Поскольку единолично сделать это Турция не может — у нее не хватит на это ни материальных ресурсов, ни политического влияния, — поддержка Соединенных Штатов сохраняет для нее значение и в поддержании отношений с республиками Южного Кавказа и Центральной Азии, и в контексте реализации новых энергетических проектов в регионе.
При учете всех этих дилемм, становится понятным, почему позиция Анкары на первом этапе конфликта была неоднозначной и неопределенной. Не желая осложнений в отношениях ни с одним из своих партнеров: ни с Грузией, ни с Соединенными Штатами, ни, тем более, с Россией, — Турция решила проводить политику нейтралитета и равноудаленности от всех сторон конфликта. Показателен в этом смысле комментарий турецкого эксперта, директора турецкого проекта Вашингтонского центра международных и стратегических исследований Бюлента Алирезы: «На одной стороне находится наш ближайший союзник — Соединенные Штаты. На другой — Россия, с которой мы достигли высокого уровня торгового оборота. Поэтому мы будем действовать так, как того потребуют национальные интересы Турции»45.
В этих условиях Анкара получила дополнительную возможность доказать эффективность своего нового внешнеполитического курса — «ритмичной», «многосторонней» дипломатии, направленной на привлечение всех сторон конфликта к сотрудничеству в рамках инициатив под председательством Турции. Таким образом, объединяя всех участников конфликта в рамках единого переговорного процесса, Турция сразу решала бы несколько стратегически важных вопросов. Во-первых, исчезла бы необходимость делать тяжелый и, по сути, безвыигрышный геополитический выбор между партнерами. Во-вторых, Турция демонстрировала свою готовность быть ответственным региональным лидером, который благодаря своей «мягкой» силе и политике «добрососедства» может влиять на динамику региональных процессов. В-третьих, имидж миротворца и искреннее желание объединить все без исключения страны Кавказа в рамках единой организации должны были способствовать улучшению турецко-армянских отношений и повысить статус Анкары в глазах Европейского союза.
Поэтому уже на четвертый день конфликта в Южной Осетии, 11 августа 2008 года, премьер-министр Турции Эрдоган заявил о необходимости создания «Кавказского альянса» с целью обеспечить стабильность региона. Эта идея получила логическое продолжение 13 августа, когда, находясь с официальным визитом в Москве, Эрдоган предложил президенту РФ Дмитрию Медведеву создать «Кавказскую платформу стабильности и сотрудничества», в которую должны были войти три кавказских государства: Азербайджан, Армения, Грузия, — а также Россия и Турция. Несмотря на серьезные противоречия в двусторонних российско-грузинских, турецко-армянских и армяно-азербайджанских отношениях все потенциальные участники платформы изначально поддержали идею создания многосторонней региональной организации.
«Кавказская платформа» должна была содействовать развитию «сугубо регионального, но всеобъемлющего подхода» для мирного решения региональных конфликтов и повышения уровня доверия между враждующими нациями. По словам тогдашнего министра иностранных
44 Tapnar O, Hill F. Turkey and Russia: Axis of the Excluded // Survival, 2006, Vol. 48, No. 1. P. 86—87.
45 Aliriza B. Turkey and the Crisis in the Caucasus // CSIS Commentary, September 2008 [http://csis.org/publication/ turkey-and-crisis-caucasus].
дел Турции Али Бабаджана, это было необходимо для того, чтобы «кавказские страны могли найти функциональный метод решения своих проблем изнутри», то есть без привлечения аутсайдеров46. Эту позицию поддержал и его российский коллега Сергей Лавров, когда на встрече в Стамбуле в августе 2008 года подчеркнул, что «главная ценность идеи «Кавказской платформы» заключается в ее рациональности, ведь она предусматривает, что страны региона должны сами решать свои проблемы»47. По мнению турецкого исследователя Митата Челикпа-ла, после августа 2008 года политику Турции определяла концепция «региональное решение региональных проблем»48.
Сама идея создания регионального пакта стабильности для Кавказа не была новой. Впервые подобная инициатива была предложена президентом Турции Сулейманом Демирелем еще в конце 1999 года. Однако, несмотря на все усилия Анкары и значительную поддержку Соединенных Штатов, проект так и не был реализован. Хоть «Кавказская платформа стабильности и сотрудничества» образца 2008 года на момент основания имела самый большой потенциал среди других подобных проектов, наиболее оптимистичные прогнозы, которые поспешили дать турецкие эксперты после первых раундов удачных переговоров, не оправдались. Благодаря этой инициативе Турции удалось несколько улучшить свой имидж на Кавказе и напомнить всем другим региональным силам, что никакие миротворческие и интеграционные процессы в регионе невозможны без ее участия. Однако дальнейшее развитие «Платформы стабильности и сотрудничества» показало, что, кроме Анкары, которая была заинтересована в этом проекте, поскольку стремилась повысить свой международный статус за счет расширения собственного политического влияния в регионе, ни одна другая страна-участница не была готова прилагать большие усилия для того, чтобы воплотить в жизнь планы Турции по созданию новой системы безопасности на Кавказе.
Россия, например, имела все основания стремиться к сохранению существовавшего в сентябре 2008 года положения дел, которое для нее было гораздо более выгодным вариантом, чем предвоенный статус-кво. Возможно поэтому российское руководство и, соответственно, большинство государственных телевизионных каналов не посчитали нужным уделять много внимания призывам Р. Эрдогана к созданию всеобъемлющего, многостороннего пакта стабильности с целью справедливого разрешения российско-грузинского конфликта. Вместо этого его визит в Российскую Федерацию в разгар военных действий был представлен как выражение поддержки российским действиям в Южной Осетии. Многие исследователи расценили это как серьезный провал турецкого Министерства иностранных дел49.
К тому же не следует забывать, что все региональные проекты, созданные по «географическому» принципу, предполагают участие Москвы, а значит, ставят Турцию перед непростым выбором. С одной стороны, вполне оправданно нежелание Анкары портить отношения с Кремлем и отказываться от углубления сотрудничества в тех вопросах, где у Турции гораздо больше общих интересов с Россией, чем с США. С другой стороны, многие турецкие эксперты предостерегали, что, если Анкара решит действовать самостоятельно и полностью исключит «западный фактор» из российско-турецких отношений, ей может не хватить собственных сил, чтобы остановить Россию в тот момент, когда их интересы начнут разниться50. Поэтому, очевидно, есть какой-то минимум сотрудничества с Вашингтоном, который критически важен для
46 См.: BabacanA. Calming the Caucasus // New York Times, 23 September 2008 [http://www.nytimes.com/2008/09/ 23/opinion/23iht-edbabacan.1.16407371.html]
47 Punsmann B. The Caucasus Stability and Cooperation Platform: An Attempt to Foster Regional Accountability // ICBSS Policy Brief, 2009, No. 13. P. 6.
48 Челикпала М. Региональное сотрудничество в Черноморском регионе // The Black Sea Peace-building Network, Regional Meeting: Istanbul, 9—11 December 2011 [http://www.uames.org.ua].
49 См.: ReynoldsM. Turkey's Troubles in the Caucasus // Insight Turkey, 2008, Vol. 10, No. 4. P. 18.
50 См.: Laciner S. Is Turkey Getting Away from the US in Caucasus?, 1 September 2008 [http://www.turkishweekly. net/comments.php?id=2973].
национальной безопасности Анкары и ниже которого уровень двусторонних отношений не опустится.
Вместе с тем ряд официальных визитов первых лиц США в регион после событий 2008 года (визиты президента США Барака Обамы в Москву и вице-президента Джозефа Байдена в Грузию в июле 2009 года; визиты госсекретаря Хиллари Клинтон в три республики Южного Кавказа в рамках ее восточноевропейского турне в июле 2010 года и посещение региона в мае 2012 г.) стал явным свидетельством того, что США не собираются пускать развитие событий в регионе на самотек. В Вашингтоне существовали небезосновательные опасения, что российская оккупация стратегически важных территорий в Грузии, если ее вовремя не остановить, может стать прецедентом и знаменовать собой выбор России в пользу «политики на грани войны и дипломатии принуждения» на постсоветском пространстве, «на границах с новыми членами НАТО, что может спровоцировать гораздо более масштабную конфронтацию»51.
Выступая в Конгрессе США 18 июня 2009 года, помощник госсекретаря по делам Европы и Евразии Филипп Гордон подчеркивал, что «Южный Кавказ должен идти по европейскому пути», а Соединенные Штаты «решительно настроены продвигать рубежи свободы к Армении, Азербайджану и Грузии, помогая этим странам в урегулировании региональных конфликтов и построении демократических институтов»52.
В этой ситуации Турция, по словам тогдашнего заместителя помощника госсекретаря США по делам Европы и Евразии Мэтью Брайза, рассматривается Вашингтоном как «стратегически важное звено между Севером и Югом, которое находится в центре Большого Черноморского региона и связывает Европейский союз, Россию и Украину с Ближним Востоком», а потому имеет первостепенное значение в региональных планах США53. Выступая еще ранее, в июне 2005 года, тогдашний заместитель начальника генерального штаба ВС Турции генерал Илькер Башбуг также отмечал, что с военной точки зрения «долгосрочная безопасность и стабильность Черноморско-Кавказского региона в значительной мере зависят от уровня турецко-американских отношений»54.
Очевидно, что, хоть региональная конкуренция и нескоординированность действий Анкары и Вашингтона во время обострения региональных конфликтов значительно усложняют процесс принятия решений, каждая из сторон сознает важность партнерства. Поэтому, углубляя экономические связи и вступая в ситуативные коалиции с Россией, Анкара все же сохраняет долгосрочные стратегические отношения с Вашингтоном, хоть и выступает с собственными региональными инициативами гораздо чаще, чем прежде.
Таким образом, в вопросах как военной, так и энергетической безопасности Турция неуклонно придерживается главного принципа своей региональной политики — диверсификации партнеров. Предлагая общерегиональные проекты с участием черноморских и кавказских государств и свои посреднические услуги при решении региональных конфликтов, Анкара преследует несколько целей. Кроме собственно поддержания региональной безопасности эти инициативы рассматриваются еще и как возможность подтвердить свой статус лидера в рамках региональной системы и получить дополнительные рычаги влияния в отношениях с Западом. С одной стороны, это позволяет Турции сохранять выгодный для себя статус-кво и предупреж-
51 AllisonR. Russia Resurgent? Moscow's Campaign to «Coerce Georgia to Peace» // International Affairs, 2008, Vol. 84, No. 6. P. 1145.
52 Гегелашвили Н. Особенности политики США на Южном Кавказе в контексте новой парадигмы российско-американских отношений // Черноморье-Каспий: поиск новых форматов безопасности и сотрудничества / Под ред. А.А. Язьковой, М.: РАН, Институт Европы, 2011. С. 18.
53 См.: BryzaM. Invigorating the U.S. — Turkey Strategic Partnership, Ninth Turgut Ozal Memorial Lecture, 24 June 2008 [http://www.washingtoninstitute.org/templateC07.php?CID=406].
54 Bagbug i. Luncheon Remarks, June 2005 [http://www.genelkurmay.org/eng/konusma/gnkurIIncibsk_ atckonusmasiogleyemegi_eng_06062006.htm].
дать непосредственное присутствие военных сил США и НАТО в регионе. Однако, с другой стороны, подобная политика значительно ограничивает возможности плодотворного сотрудничества с США, часто превращая Вашингтон из стратегического партнера в стратегического соперника.
Заключение
Как видно на примере двух региональных конфликтов, в урегулирование которых в разной степени были вовлечены Анкара и Вашингтон, на эффективность турецко-американского сотрудничества в миротворческих процессах на Кавказе влияет ряд объективных факторов:
1) наличие национальных интересов США и Турции в региональном конфликте и степень их важности — отсутствие жизненно важных интересов посредников в конфликте увеличивает вероятность того, что они будут занимать нейтральную позицию, выступать за справедливое и объективное разрешение спора и таким образом легче смогут выработать единую позицию на основе норм международного права; напротив, заинтересованность в конкретном региональном сценарии или же в активизации сотрудничества с одной из враждующих сторон сделает процесс согласования позиций Анкары и Вашингтона сложным, а в случае столкновения их национальных интересов — и вовсе невозможным;
2) отношения США и Турции с государствами — участниками конфликта — тесные партнерские отношения с разными сторонами конфликта (как в случае Нагорного Карабаха) значительно затрудняют участие в совместных миротворческих инициативах. Более того, позиции Анкары и Вашингтона в региональных конфликтах влияют не только на процесс мирного урегулирования и их отношения с региональными странами, но также и на состояние турецко-американского партнерства в целом, что периодически может приводить к разногласиям союзников и непродолжительным кризисам;
3) наличие значительных диаспор в США и Турции (армянская диаспора в США; абхазская, черкесская, осетинская и грузинская диаспоры в Турции), которые в значительной мере формируют общественное мнение в стране, участвуют в выборах и существенно влияют на принятие внешнеполитических решений правительствами стран проживания по отношению к странам их происхождения;
4) изменение внешнеполитических, и, в частности, региональных, стратегий Анкары и Вашингтона — так, многосторонняя дипломатия демократической администрации Б. Обамы в большей степени способствует налаживанию диалога с учетом интересов всех сторон конфликта и, главное, своего партнера Турции, чем односторонние действия администрации Дж. Буша, неоднократно вызывавшие неудовольствие Анкары; в то же время новый «активизм» в региональной политике Турции создает гораздо больше поводов для разногласий с США по региональным вопросам, чем это было во времена более пассивной политики Анкары 1990-х годов;
5) энергетическая безопасность — в последнее время именно соображения энергетической безопасности и экономической выгоды определяют региональные приоритеты как США, так и Турции; с одной стороны, это означает большую заинтересованность в устранении очагов нестабильности в регионе, ставящих под угрозу функционирование региональных трубопроводов; с другой — это означает активизацию сотрудниче-
ства в первую очередь с теми странами региона, которые обладают существенными запасами энергоресурсов и транзитным потенциалом;
6) общий фон турецко-американских отношений — серьезные кризисы в двусторонних отношениях (например, в 2003 г.) существенно снижают уровень регионального взаимодействия, тогда как улучшение общей атмосферы сопровождается большей скоор-динированностью действий и на региональном уровне;
7) влияние внешних факторов — позиция таких региональных акторов, как Россия и Иран, а также западных стран и международных организаций;
8) международная конъюнктура — существенные изменения в международной системе, а также характер отношений с ее ключевыми акторами в значительной степени определяют то место, которое региональные конфликты на Южном Кавказе займут в списке внешнеполитических приоритетов Анкары и Вашингтона.
Учитывая вышеизложенные факторы, можно предположить, что в ближайшем будущем не произойдет существенной активизации сотрудничества Соединенных Штатов и Турции в рамках процессов мирного урегулирования конфликтов на Южном Кавказе.
Вашингтон, который никогда не мог похвастать четкой и последовательной региональной стратегией, очевидно, сосредоточится на решении внутренних проблем и на традиционно приоритетном для себя регионе Ближнего Востока, чьи «горячие точки» практически вытеснили «замороженные конфликты» Кавказа с повестки дня Белого дома.
Анкара, скорее всего, будет и дальше придерживаться главного принципа своей региональной политики — многосторонней дипломатии и позиционирования себя в качестве регионального лидера, что периодически будет приводить к столкновению интересов США и Турции в регионе и, как следствие, к недолговременным кризисам в двусторонних отношениях.
Нерешенные проблемы и непубличные обязательства, существующие в отношениях Турции и США с региональными странами, будут существенно затруднять переговорный процесс, а отсутствие дипломатических отношений между Анкарой и Ереваном — ограничивать потенциал Турции как эффективного посредника.
Вместе с тем при условии правильного выбора формата сотрудничества совместные действия Анкары и Вашингтона могли бы оказаться эффективными — преимуществом Турции как влиятельного регионального актора является глубокое знание всех особенностей региона и многолетние связи с большинством национальных групп Кавказа; в то же время США способны предоставить ту дипломатическую и политическую поддержку, без которой миротворческие инициативы Турции останутся не более чем декларативными заявлениями.
В нынешних условиях, учитывая сложную региональную и международную обстановку, наибольшей перспективой обладают совместные проекты, направленные на активизацию публичного диалога и многосторонних инициатив по восстановлению доверия между враждующими сторонами. В то же время следует избегать узкоформатных соглашений, полностью исключающих региональные интересы и принципиальные позиции какой-либо из заинтересованных сторон. Они не только не будут способствовать урегулированию региональных конфликтов, но и могут стать причиной очередного кризиса в двусторонних отношениях трансатлантических партнеров.
