Научная статья на тему 'Глаголы мага и мочь как средство выражения модальных значений возможности / невозможности в чеченском и русском языках'

Глаголы мага и мочь как средство выражения модальных значений возможности / невозможности в чеченском и русском языках Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
252
19
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
МОДАЛЬНОСТЬ / MODALITY / ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ / FUNCTIONAL-SEMANTIC FIELD / ВОЗМОЖНОСТЬ / POSSIBILITY / IMPOSSIBILITY / МОДАЛЬНЫЕ ГЛАГОЛЫ / MODAL VERBS / ЧЕЧЕНСКИЙ ЯЗЫК / CHECHEN LANGUAGE / СОПОСТАВИТЕЛЬНОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ / CONTRASTIVE LINGUISTICS / НЕВОЗМОЖНОСТЬ

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Саидова З. Э.

В статье рассматриваются лексические средства выражения модальных значений возможности / невозможности в чеченском и русском языках. Проведённый анализ полевой структуры исследуемой категории в сопоставляемых языках позволил автору описать функционирование основных лексических средств реализации ФСП возможности/невозможности. Глаголы «мага» в чеченском языке и «мочь» в русском языке были выделены и изучены как ядерные конституенты модальности возможности в силу их частотности и многозначности. В чеченском языке глагол «мага» покрывает зону значений «иметь возможность», «иметь право», в то же время глагол «мочь» в русском языке имеет дополнительные к перечисленным значения «быть в состоянии», «быть способен», используемые для характеристики физических и психических возможности.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE VERBS МАГА AND МОЧЬ AS MEANS OF THE MODALITY OF POSSIBILITY / IMPOSSIBILITY IN THE CHECHEN AND RUSSIAN LANGUAGES

The article considers modal meanings of possibility / impossibility in the Chechen and Russian languages. The analysis of the field structure of the studied categories in the compared languages has allowed the author to describe basic lexical means of possibility / impossibility, and to identify the nuclear means. The verbs мага (maga) in the Chechen language and мочь (moch) in Russian language are selected as a core of the modality of possibility by virtue of their frequency and polysemy. In the Chechen language the verb мага covers an area of meanings ‘to have a right', ‘to have an opportunity', at the same time the Russian verb мочь has additional meanings to the listed meanings ‘to be able', ‘to be capable'. Both verbs are used in different constructions and have multiple meanings included in semantic field of possibility.

Текст научной работы на тему «Глаголы мага и мочь как средство выражения модальных значений возможности / невозможности в чеченском и русском языках»

из сферы именного формообразования. Две системы спряжения в хантыйском языке симметричны в темпоральном отношении: и в той, и в другой равно образуются формы настоящего-будущего, прошедшего и будущего времени.

Другие закономерности - в тюркских языках. В них в сфере глагола также наблюдается два типа лично-числовых суффиксов - их называют личными окончаниями первой категории и личными окончаниями второй категории. Но функционально они распределяются асимметрично: форманты первой категории, производные от личных местоимений, обслуживают темпоральную сферу настоящего и будущего, а также перфекта, а форманты второй категории, аналогичные притяжательным аффиксам имен, присоединяются к формам прошедшего времени на -ды и условного наклонения [6, с. 29].

Если брать всю систему притяжательности, можно отметить еще одно различие между некоторыми финно-угорскими (именно теми, где нет генитива) и тюркскими языками. Оно состоит в том, что наличие родительного падежа дает больше морфологических возможностей для выражения притяжательности. В.А. Плун-гян, признавая термины посессивность, принадлежность и при-тяжательность синонимами, рассматривает способы выражения данной категории на материале большого количества языков [7, с. 167-172, 184-187]. Разбирая основные синтаксические граммемы имени, названный автор подробно останавливается на вопросах инвентаря падежей в языках мира и способах построения изафетных (и подобных им) конструкций. «К числу «главных синтаксических падежей» следует отнести и генитив (родительный падеж), основной синтаксической функцией которого ... является выражение любого приименного аргумента (даже если при глаголе эти роли в языке различаются) ... Выражая лишь одну обобщенную приименную синтаксическую зависимость, генитив

Библиографический список

в индоевропейских языках аккумулировал большое количество разнообразных семантических функций; одной из важнейших является выражение посессора, или обладателя» [7, с. 169].

Другими словами, в тюркских языках система выражения притяжательности усложняется в результате действия многих факторов: и за счет возможностей генитива, и путем использования специальных притяжательных аффиксов, а также и того свойства этих аффиксов, что они могут присоединяться к любым словам и конструкциям в функциях субстанти-вов.

Итак, если рассматривать содержательную сторону притя-жательности (или посессивности) с позиций общей лингвистики, то можно заметить, что это явление в тех языках, где оно есть, сложное, всепроникающее и разно-уровневое (по средствам выражения). То, что наблюдается в хакасском языке, возводимо к пратюркскому прототипу (является вариацией условного общетюркского типа, т.е. способа проявления притяжательности во всех тюркских языках). Это не противоречит другому обстоятельству: у отдельных языков этой семьи есть определенные особенности в способах и средствах выражения отдельных притяжательных значений.

Сравнивая с другими агглютинативными языками (например, самодийскими, обско-угорскими, финно-пермскими), можно отметить как сходство (использование особых лично-притяжательных суффиксов), так и различие (формирование специфической тюркской притяжательной конструкции изафетного типа). Есть некоторые различия другого плана (в частности, по функционированию лично-притяжательных суффиксов за пределами системы именного словоизменения), но они не так существенны (поскольку связаны с понятиями «принадлежность / обладание» не прямо, а косвенно).

1. Грамматика хакасского языка. Под редакцией проф. Н.А. Баскакова. Москва: Наука, 1975.

2. Бидинова А.К. Категория принадлежности в кош-агачском и улаганском говорах теленгитского диалекта алтайского языка. Сибирский филологический журнал. 2015; 3: 241 - 247.

3. Краснощеков Е.В. Выражение категории притяжательности в тюркских языках с помощью местоимений. Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2014; № 5 (35). В 2 частях. Часть II: 113 - 118.

4. Тюкпиеков Н.В. Хыстагда Сельские будни: повесть, рассказы, одноактные пьесы. Абакан: Хакасское отделение Красноярского книжного издательства, 1977.

5. Убрятова Е.И. Аффикс обладания -лаах в якутском языке. Избранные труды. Исследования по тюркским языкам. Институт филологии СО РАН. Новосибирск, 2011: 242 - 247.

6. Гаджиева Н.З. Тюркские языки. Языки мира: Тюркские языки. Москва: Издательство «Индрик», 1997: 17 - 34.

7. Плунгян В.А. Общая морфология: Введение в проблематику. Москва: Эдиториал УРСС, 2000.

References

1. Grammatika hakasskogo yazyka. Pod redakciej prof. N.A. Baskakova. Moskva: Nauka, 1975.

2. Bidinova A.K. Kategoriya prinadlezhnosti v kosh-agachskom i ulaganskom govorah telengitskogo dialekta altajskogo yazyka. Sibirskij filologicheskij zhurnal. 2015; 3: 241 - 247.

3. Krasnoschekov E.V. Vyrazhenie kategorii prityazhatel'nosti v tyurkskih yazykah s pomosch'yu mestoimenij. Filologicheskie nauki. Voprosy teoriiipraktiki. 2014; № 5 (35). V 2 chastyah. Chast' II: 113 - 118.

4. Tyukpiekov N.V. Hystarda Sel'skie budni: povest', rasskazy, odnoaktnye p'esy. Abakan: Hakasskoe otdelenie Krasnoyarskogo knizhnogo izdatel'stva, 1977.

5. Ubryatova E.I. Affiks obladaniya -laah v yakutskom yazyke. Izbrannye trudy. Issledovaniya po tyurkskim yazykam. Institut filologii SO RAN. Novosibirsk, 2011: 242 - 247.

6. Gadzhieva N.Z. Tyurkskie yazyki. Yazyki mira: Tyurkskie yazyki. Moskva: Izdatel'stvo «Indrik», 1997: 17 - 34.

7. Plungyan V.A. Obschaya morfologiya: Vvedenie vproblematiku. Moskva: 'Editorial URSS, 2000.

Статья поступила в редакцию 05.04.17

УДК 81

Saidova Z.E., postgraduate, Chechen State Pedagogical University (Grozny, Russia), E-mail: [email protected]

THE VERBS МАГА AND МОЧЬ AS MEANS OF THE MODALITY OF POSSIBILITY / IMPOSSIBILITY IN THE CHECHEN AND RUSSIAN LANGUAGES. The article considers modal meanings of possibility / impossibility in the Chechen and Russian languages. The analysis of the field structure of the studied categories in the compared languages has allowed the author to describe basic lexical means of possibility / impossibility, and to identify the nuclear means. The verbs мага (maga) in the Chechen language and мочь (moch) in Russian language are selected as a core of the modality of possibility by virtue of their frequency and polysemy. In the Chechen language the verb мага covers an area of meanings 'to have a right', 'to have an opportunity', at the same time the Russian verb мочь has additional meanings to the listed meanings - 'to be able', 'to be capable'. Both verbs are used in different constructions and have multiple meanings included in semantic field of possibility.

Key words: modality, functional-semantic field, possibility, impossibility, modal verbs, Chechen language, contrastive linguistics.

З.Э. Саидова, аспирант, Чеченский государственный педагогический университет, г. Грозный,

E-mail: [email protected]

ГЛАГОЛЫ МАГА И МОЧЬ КАК СРЕДСТВО ВЫРАЖЕНИЯ МОДАЛЬНЫХ ЗНАЧЕНИЙ ВОЗМОЖНОСТИ / НЕВОЗМОЖНОСТИ В ЧЕЧЕНСКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ

В статье рассматриваются лексические средства выражения модальных значений возможности / невозможности в чеченском и русском языках. Проведённый анализ полевой структуры исследуемой категории в сопоставляемых языках позволил автору описать функционирование основных лексических средств реализации ФСП возможности/невозможности. Глаголы «мага» в чеченском языке и «мочь» в русском языке были выделены и изучены как ядерные конституенты модальности возможности в силу их частотности и многозначности. В чеченском языке глагол «мага» покрывает зону значений «иметь возможность», «иметь право», в то же время глагол «мочь» в русском языке имеет дополнительные к перечисленным значения «быть в состоянии», «быть способен», используемые для характеристики физических и психических возможности.

Ключевые слова: модальность; функционально-семантическое поле; возможность; невозможность; модальные глаголы; чеченский язык; сопоставительное языкознание.

Средства выражения семантической сферы возможности/ невозможности неоднократно становились объектом изучения лингвистов, занимающихся проблемами языковой категории модальности. Так, исследование поля возможности/невозможности с позиций функционально-семантического подхода представлено в соответствующем томе «Теории функциональной грамматики» [1], в диссертационных работах С.С. Ваулиной, Л.Ю. Подручной, Ю.В. Гапоновой и др. Описание категории модальности в чеченском языке впервые провела Т.И. Дешериева в работе «Категория модальности в нахских и иноструктурных языках» [2]. Тем не менее, многие вопросы, касающиеся данной языковой категории, до сих пор остаются дискуссионными. Сохраняют свою актуальность изыскания функционально-сопоставительной направленности, предполагающие многоаспектный анализ языковых единиц с целью выявления и описания их семантического и функционального потенциала.

В этом плане, на наш взгляд, особый интерес представляет анализ средств выражения различных оттенков значений возможности/невозможности в аспекте сопоставительного изучения функционально-семантических полей модальности возможности/невозможности в чеченском и русском языках. Материалы исследования могут быть использованы при разработке ряда вопросов теоретической грамматики, а также при составлении сравнительных грамматик нахско-дагестанских языков и сопоставительных грамматик разноструктурных языков.

Функционально-семантическое поле возможности/невозможности включает ряд значений, образующих полевую структуру исследуемой категории. В нашей статье, содержавшей результаты анализа ФСП возможности/невозможности в английском языке [3], мы установили градацию основных значений исследуемой категории, выделив в качестве центрального значения «возможность», а в качестве периферийных - «способность, умение», «разрешённость», «отрицательная возможность», «невозможность», «запрет».

Данные значения, актуальные для языков, в которых представлена исследуемая языковая универсалия, могут быть выражены различными средствами языка. Как отмечают С.С. Ваулина и Е.Н. Магдалинская, «в качестве ядерных конституентов микрополей ситуативной модальности выступают наиболее частотные, выражающие модальное значение в наиболее общем виде и не маркированные с точки зрения сферы употребления и эмоционально-экспрессивной окраски модальные модификаторы» [4, с. 8]. Применительно к категории возможности/невозможности таким критериям в русском языке соответствует, по наблюдениям исследователей, глагол мочь, выражающий основные частные значения возможности - «иметь возможность», «быть в состоянии», «быть способным», «иметь право что-л. делать», а в чеченском языке - глагол мага, выражающий значения «быть в состоянии», «иметь возможность», «иметь право что-л. делать», «подойти, оказаться приемлемым».

Глаголы мочь и мага, выступая в текстах различной функционально-стилистической принадлежности, передают весь спектр вышеуказанной модальной семантики возможности. Рассмотрим примеры употребления в чеченском языке глагола мага:

- в значении «иметь или не иметь возможность выполнить действие» под влиянием объективных обстоятельств:

Цара г1оьнна шайн кеманаш дахкийта а мега [5, с. 16]; Со гича, вовза а мегара цунна [6,с.50]; Кхана делкъале довла а мега вай! [5, с. 47];

- в значении «иметь или не иметь право выполнить действие» в силу существования определенных норм или законов:

Со санна ала мегар долуш, халонаш, баланаш лайна, цхьа висина стаг ву хьо [6, с.69]; Г1ийлачу стагама зулам дар ца ма-

гадо я шар1о а, и вайи г1иллакхо а [5, с. 408]; Ша тхуна х1уъу дан мега моьтту [там же, с. 222];

- в значении «подойти, быть приемлемым»:

Лорис-Мелликовн омранца, г1арабевллачу молланашкий, къеда- нашкий, 1едална мегачу чулацамца массарна цхьатера хьехамаш язбайтима, улло шатайпа прнказаш тиАсина, уьш массо ярташкий, маьждагашкий д1асабахьнйтира [5, с. 10];

Басе шершина 1инчу а еъна х1оьттинчу торха т1ехь даьк-кхинчу цунна гуобаьккхина ала мегар долуш лоха берд бара [6, с. 68].

В русском языке у глагола мочь есть видовая пара смочь, которая может выступать в высказываниях как экспликатор значения реализованной модальности, выражающий самую высокую степень вероятности. Так, в форме прошедшего времени глагол смочь придает высказыванию семантику реальности содержания, в то время как форма будущего времени выражает коннотация уверенности в достоверности высказывания.

В русском языке в структуре предложения замена глагола в форме сослагательного наклонения конструкцией «мочь+инфи-нитив» актуализирует значение возможность, но не обязательности реализации действия: Илья, который в другой компании мог бы себе позволить и сквернословие, и грубую шутку, в присутствии Сани подтягивался [7, с. 107].

Значения возможности в чеченском языке могут быть переданы двумя моделями:

1) инфинитив + мега 'мочь' (высокая степень вероятности): Хаац тахана-кхана кхача мега [5, с. 221]. Майра т1емалон а, ди-нан фанатнкаш а болчу церан, вайга цабезам массерчул т1ех ч1ог1а хила мега [там же, с. 18]. Цигахь сайна г1енах а гундоцчу дарже кхача мега со кхузахь [там же, с. 439];

2) инфинитив + а мега 'мочь' (в значении «может быть»): Хьанна хаьа, шаьш маршабевлча, соьца каторгехь хилла накъ-остий а цига бахка а ма мега...» [6, с. 51]. «Хьанна хаьа, берриг бохург санна, ишта хила а ма мега уьш [5, с. 255]. Вуха ц1а вог1уш стаг нисвала а мега [там же, с. 375];

3) инфинитив + а мегара 'мочь' (низкая степень вероятности);

Со гича, вовза а мегара цунна [6, с. 50]. Хьо-м, цхьанна гу-чуваьллехь к1елхьара ца валавала а мегара, ткъа иштта мет-тиг сайна 1оттаелча со ц1енна чекхваьлла! [5, с. 54].

В русском языке наиболее частотными конструкциями, выражающими значения возможности/невозможности, являются конструкции с глаголом мочь, который представляет собой ядерный конституент данного функционально-семантического поля. Ядерную семантику глагола мочь в русском языке формируют значения «иметь возможность», «быть в состоянии», «быть способен». Например: «Окна в этой зале не нуждались в решетках, вряд ли кто смог бы сюда подняться снизу: дом даже слегка нависал над обрывом, создавая иллюзию вплывающей в ущелье каравеллы» [8, с. 10] = не способен. Отсутствие регулярных индивидуализирующих синтаксических и семантических критериев позволяет рассматривать значения «иметь возможность» и «быть в состоянии» как вариантные формы. Эти значения находятся в одной смысловой плоскости и часто требуют контекстного уточнения семантики. Отмечая возможность реализации содержания высказывания, субъект часто указывает на внешние или внутренние обстоятельства. Например: «Телефона у них тогда еще не было, и Анна Александровна не могла ей сообщить, что ее сын жив» [7, с. 92] = «не имеет возможности» (есть внешние условия). Ср.: «Он поднял вверх левую [руку], а половина правой качнулась, но подняться не смогла» [там же, с.52] или «Она была матерью десятиклассника, но он не мог вспомнить, кого именно» [там же, с. 76] = «не в состоянии».

Глагол мочь сочетается с инфинитивом, обозначающим действие, о возможности которого идёт речь: «Я мог бы остановиться, выкурить сигарету под баскетбольной корзиной [9, с. 36]; Здесь они могли схватить лопату, чугунные щипцы или топор... [там же, с. 29]. При таком употреблении глагол мочь обладает следующей синтаксической структурой: обязательные актанты - субъект действия (подлежащее) и объект (прямое дополнение к инфинитиву). Последний может быть выражен местоимением. Например: Я шел через зону, хотя мог бы обойти ее по тропе нарядов [там же, с. 33]; И каждый будет освещать фонариком лицо, чтобы солдат на вышке мог его узнать... [там же, с. 41].

Модальный глагол мочь в значениях «способность» и «возможность» в одинаковой мере указывает на «возможность», и различие их можно установить путем подбора синонимов. Например, ср. Он с шестого класса все пробовал, но никак не мог научиться [7, с. 124] = «не был способен» и Разглядеть черты

Библиографический список

ее лица он не мог [8, с. 326] = «не имел возможности». Поскольку здесь налицо связь семантического характера, мы рассматриваем могу = «способен» и могу = «имею возможность» как полисемантичный.

Проведенный нами анализ способности глаголов мочь и мага репрезентировать модальность возможности, показал, что исследуемые языковые единицы являются постоянными средствами выражения всех основных значений ФСП возможности/ невозможности в чеченском и русском языках. Глагол мочь в русском языке обладает более широким спектром значений в рамках ФСП возможности/невозможности по сравнению с функционалом глагола мага в чеченском языке. В то же время глагол мага в чеченском языке способен выражать значения, находящиеся вне семантики исследуемого поля (значение «подойти, быть приемлемым»). Оба глагола в представляемых языках участвуют в образовании языковых конструкций с семантикой возможности/ невозможности, благодаря чему расширяется их потенциал.

1. Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. Ответственный редактор А.В. Бондарко. Ленинград: «Наука», 1990.

2. Дешериева Т.И. Категория модальности в наxскиx и иноструктурны/x языкаx. Москва, 1988.

3. Ваулина С.С., Магдалинская Е.Н. Глаголы мочь и móc как ядерные конституенты модальных микрополей возможности в русском и польском языках. Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Серия: Филология, педагогика, псиxология. 2014; 8: 7 - 12.

4. Саидова З.Э. Структура функционально-семантического поля модальности возможности/невозможности в английском языке. Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2016; 12. Ч. 4: 161 - 163.

5. Айдамиров А. Долгие ночи: Pоман-xроника. Издание 2-ое, дополненное. Грозный: Чеч.-Инг. издат.-полиграф. объединение «Книга», 1990.

6. Айдамиров А. Дарц. Грозный, 2006.

7. Улицкая Л. Зеленый шатер: роман в 2 т. Том 1. Москва: Эксмо, 2011.

8. Рубина Д. Белая голубка Кордобы: повести и рассказы. Москва: Эксмо, 2013.

9. Довлатов С. Заповедник. Москва: Азбука-классика, 2009.

References

1. Teoriya funkcional'nojgrammatiki: Temporal'nost'. Modal'nost'. Otvetstvennyj redaktor A.V. Bondarko. Leningrad: «Nauka», 1990.

2. Desherieva T.I. Kategoriya modal'nosti v nahskih i inostrukturnyh yazykah. Moskva, 1988.

3. Vaulina S.S., Magdalinskaya E.N. Glagoly moch' i móc kak yadernye konstituenty modal'nyh mikropolej vozmozhnosti v russkom i pol'skom yazykah. Vestnik Baltijskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta. Seriya: Filologiya, pedagogika, psihologiya. 2014; 8: 7 - 12.

4. Saidova Z.'E. Struktura funkcional'no-semanticheskogo polya modal'nosti vozmozhnosti/nevozmozhnosti v anglijskom yazyke. Filologicheskie nauki. Voprosy teoriiipraktiki. Tambov: Gramota, 2016; 12. Ch. 4: 161 - 163.

5. Ajdamirov A. Dolgie nochi: Roman-hronika. Izdanie 2-oe, dopolnennoe. Groznyj: Chech.-Ing. izdat.-poligraf. ob'edinenie «Kniga», 1990.

6. Ajdamirov A. Darc. Groznyj, 2006.

7. Ulickaya L. Zelenyjshater: roman v 2 t. Tom 1. Moskva: 'Eksmo, 2011.

8. Rubina D. Belaya golubka Kordoby: povestii rasskazy. Moskva: 'Eksmo, 2013.

9. Dovlatov S. Zapovednik. Moskva: Azbuka-klassika, 2009.

Статья поступила в редакцию 31.03.17

УДК 181-114.4

Telpov R.E., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of General and Russian Linguistics, Pushkin State

Russian Language Institute (Moscow, Russia), E-mail: [email protected]

SEMANTIC NEOLOGISMS AND OCCASIONALISMS: THE PROBLEM OF PRESERVATION OF THE STYLISTIC EFFECT IN TRANSLATION. In the article on the material of authorial neologisms of different types, used in works of science fiction, the author considers the problem of preserving their semantic and derivational peculiarities when translating them into Russian and foreign languages. In relation to the author's neologisms in works of science fiction the researcher uses the term "neologisms of science fiction" and believes that neologisms of science fiction are a special kind of an author's lexical neologisms that on a lot of feature (the presence of double denotation, creative and nominative function, formation by analogy to group of words) are different from the author's lexical neologisms used in the language of poetry and the media. The material of the author's neologisms of the works of Stanislaw Lem, and A. N. and B. N. Strugatsky, translated from Russian language and into Russian language, demonstrate different mechanisms of transfer. The article gives practical recommendations that help in the translation of different types of authors' lexical neologisms to preserve their inherent emotional-aesthetic or creative function.

Key words: neologisms, occasionalisms, science fiction, lost in translation.

Р.Е. Тельпов, канд. филол. наук, доц. каф. общего и русского языкознания Государственного института русского

языка им. А.С. Пушкина, Москва, E-mail: [email protected]

СЕМАНТИЧЕСКИЕ НЕОЛОГИЗМЫ И ОККАЗИОНАЛИЗМЫ: ПРОБЛЕМА СОХРАНЕНИЯ СТИЛИСТИЧЕСКОГО ЭФФЕКТА ПРИ ПЕРЕВОДЕ

В статье на материале авторских неологизмов разного типа, употребляемых в произведениях научно-фантастической литературы, рассматривается проблема сохранения их семантических и словообразовательных особенностей при переводе на русский и на иностранные языки. По отношению к авторским неологизмам в произведениях научной фантастики в статье применяется термин новообразования НФ, а также проводится мысль о том, что новообразования НФ - это особый вид авторских лексических новообразований, которые по ряду признаков (наличие двузначного денотата, креативная и но-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.