CC BY
44
розненные элементы формирующегося нового культурного пространства.
Литература
Медриш М.Д. О своеобразии русской сказочной традиции // Фольклорная традиция и литература. - Владимир, 1980.
Успенский Б. А. Поэтика композиции. - СПб., 2000.
ГЕТЕ И ФОСКОЛО: ТРАДИЦИИ ИТАЛЬЯНСКОГО «ВЕРТЕРИЗМА»
М.С. Черепенникова
Ключевые слова: вертеризм; традиция; итальянский «Вертер».
Keywords: wertherism, tradition, Italian «Werther».
Предельно автобиографичная для Гете история Вертера стала моделью духовной жизни молодого европейца-интеллектуала рубежа XVIII-XIX веков. Возникновение интереса к новому роману в Европе было почти молниеносным, его распространения не могли остановить ни критика, ни запреты. Книгой зачитывались не только немцы, но и англичане, французы, итальянцы, чехи, поляки, русские. О значимости романа в парадигме европейской литературы говорит тот факт, что почти в каждой европейской стране появились свои «вертеровские» исповеди, более или менее удачные копии с оригинала. Диапазон преломления образа колебался от эпигонского подражания и фальшивых «продолжений» до сатирической пародии. Названия произведений не оставляли сомнения в том, что вдохновило их авторов: «Горести юной Вертерины» (1775), «Горести молодого франконца, гения» (1777), «Радости молодого Вертера в лучшем мире» (1780), «Письма Шарлоты, написанные во время знакомства с Вертером» (1788), «Шарлота и Вертер» (1787), «Российский Вертер» (1802) [Сиповский 1906, с. 79] - все эти произведения были анонимными и не блистали художественными достоинствами.
Данные тенденции представляли собой проявления вертеризма -феномена влияния идей, форм, образов, мотивов, мировоззрения ге-72
тевского романа на мировые литературно-социальные процессы XIX века. Вертеризм в социальной сфере проявлялся как веяние времени, воздействовал на быт и этико-философское мировоззрение. Особенное распространение он получил в среде немецких бюргеров и европейской буржуазии конца XVIII - начала XIX веков, увидевшей в Вертере «свое социальное лицо»1 и подражавшей ему во всем, вплоть до поведенческих стереотипов, внешнего вида и эстетических пристрастий. Литературный вертеризм, изображая данные общественные процессы, вобрал в себя и основные литературные тенденции эпохи: тему мировой скорби, отчаяния, безнадежности, культ слез, меланхолические и сентиментальные настроения, выражающиеся преимущественно в эпистолярной форме. Не все произведения, несущие вертеровские мотивы, были написаны в этом жанре. Но все их объединяет тема пересекающихся любовных и социальных конфликтов, раскрывающих глобальный конфликт между человеком и миром, действительностью и представлением о ней, приводящий интеллектуального, чувствительного, но безвольного героя к трагической развязке, выраженной в форме летального исхода или глубочайшего разочарования в окружающей действительности, которое в свою очередь приводит к бездействию и социальной невостребованности личности. Приемы гетев-ского романа внесли в европейскую прозу особую взаимосвязь анализа чувств, виденья природы, исторической и общественной значимости описываемых событий. При изучении рецепции немецкого романа в Италии можно проследить общеевропейские тенденции, но в то же время нельзя не отметить, что в этой стране феномен вертеризма обрел характерные особенности. Литературный вертеризм на итальянской почве особенно ярко воспринял эмоциональную сторону произведения Гете. У итальянских авторов так же, как и в гетевском романе, природа является действующим лицом, неотделимым от психологического состояния главного героя. Итальянские писатели-классики смогли избежать эпигонства и создали оригинальные произведения, инспирированные, однако, историей вертеровской болезни: таковы и «Последние письма Якопо Ортиса» (1802) Уго Фосколо и «Аристодем» (1784) Винченцо Монти, и «Ильдегонда» (1820) Томмазо Гросси и многие другие произведения. Итальянский «вертеризм» превзошел уровень подражания, так как обрел глубоко национальные черты. Каждый из
1 См. об этом: [Пуришев 1929, с. 186].
вышеперечисленных авторов придал теме совершенно новое звучание, погрузил ее в иное историческое пространство. В некоторых случаях гетевская тема облекалась в иную жанровую форму (пьеса, поэма), но, даже оставаясь в рамках эпистолярной прозы, на итальянской почве она обретала самобытную психологическую нюансировку. Фосколо, следуя в своем романе за гетевским «Вертером», уделяет значительное внимание историческому фону повествования, преломляя сюжет в контексте национально-патриотических итальянских реалий. Верте-ризм, сопутствовавший существенному этапу формирования итальянской художественной прозы, был не столько данью моде, сколько одной из первых мощных волн эстетического отклика в рамках явления «мировой литературы»1, предсказанного Гердером и самим Гете на рубеже XVIII-XIX веков.
При исследовании вертеризма итальянской прозы необходимо обратить внимание на несколько характерных для того времени процессов. Художественной рецепции романа предшествовало его переводческое освоение, затем последовала авторская реакция на славу собственного произведения в иноязычной среде, но главным, несомненно, являлся творческий диалог итальянских авторов с гетевским шедевром.
Написанный в феврале-апреле 1774 года, роман произвел сенсацию на осенней ярмарке в Лейпциге. Вызвавшую скандал книгу запретили как «опасную для общественной нравственности» [Дмитриева 1988, с. 627]. Роман называли «апологией самоубийства» [Appel 1896, s. 205], в нем видели подрыв устоев семьи, церкви, общества. Однако со временем противники романа вынуждены были пересмотреть свои позиции, так как стихийное распространение книги и ее идей уже вышло за пределы Германии. На французском и итальянском языках роман неоднократно выходил в разных переводах уже с начала 80-х годов XVIII века. Одним из первых переводчиков «Страданий юного Вертера» на итальянский был Микеле Салом - врач из Падуи, прекрасно владевший немецким и неплохо разбиравшийся в немецкой литературе. На рубеже 1781-1782 годов Салом начал переписку с Гете, ожидая от него помощи в работе. Немецкий классик действительно сотрудничал с переводчиком. В одном из писем 1782 года Гете просил прислать полный текст собственного романа на итальянском языке для
1 Об особенностях развития итальянской литературной традиции данного и последующего периодов см.: [Полуяхтова 1970].
дальнейшего редактирования [Goethe 1990. Bd. 5, s. 238, 240, 266]. Данный факт свидетельствует о том, что еще за четыре года до итальянского путешествия Гете стремился активно воздействовать на процесс итальянской рецепции собственного творчества. Однако самый первый итальянский перевод «Вертера» был к тому времени уже закончен. Автором перевода стал миланец Гаэтано Грасси, а инициатором издания - Томас Франц де Бассус, один из членов баварского общества иллюминатов, владелец типографии в Поскьяво, городке на границе Швейцарии и Италии [Rigatti 1923, s. 229]. Судьба книги, запрещенной церковью, оказалась непростой. Спустя 50 лет в разговоре с Эккерманом (3 апреля 1829 года) Гете так описал тогдашнюю ситуацию: «Мой “Вертер” был очень скоро переведен на итальянский и вышел в Милане. Но уже через несколько дней в продаже не было ни одного экземпляра. Оказалось, что в дело вмешался епископ и заставил приходское духовенство скупить все издание. Я нисколько не рассердился, напротив, меня восхитила расторопность этого господина, немедленно смекнувшего, что для католиков “Вертер” книга неподходящая...» [Эккерман 1981, с. 305]. Несмотря на это, некоторые экземпляры книги все же дошли до читателей, до писателей и до критиков. В Лондоне в 1788 году появился третий итальянский перевод «Вертера»1, осуществленный Коррадо Людгером. Но, помимо версий на родном языке, итальянская интеллигенция пользовалась и французскими переводами произведения Гете. Благодаря всему вышеперечисленному в Италии сложилась оригинальная тенденция: роман в меньшей степени доходил до массовой читательской аудитории, чем во Франции и в Англии, но в образованных кругах итальянской молодежи появление полузапрещенного романа (распространявшегося в том числе при содействии тайного общества иллюминатов, членом которого был сам Гете) вызвало еще более горячий отклик, чем в других европейских странах.
Интеллектуальные плоды этого процесса не заставили себя долго ждать и удивили самого Гете: 16 января 1802 года начинающий двадцатичетырехлетний литератор Уго Фосколо (1778-1827) написал письмо веймарскому классику, послав вместе с ним роман «Последние письма Якопо Ортиса» и признавшись, что произведение во многом вдохновлено «Страданиями юного Вертера» [Foscolo 1949, s. 129-131].
1 Изданная в Лондоне книга носила итальянский заголовок: Gli affanni del giovane Verter: dal originale tedesco tradotti in lingua Toscana da Corrado Ludger. London, 1788.
Это признание молодого автора породило определение романа как «итальянского Вертера». Но при всем обилии жанровых и сюжетных параллелей, при всей близости идей, чаяний и устремлений главных героев Гете и Фосколо, роман итальянского автора оказался самобытным произведением, связанным с национальной литературной традицией. Многогранность и продуктивность синтеза «чужого» и «собственного» слова привели к тому, что роман о судьбе студента Якопо Ортиса открыл новую страницу в истории итальянской литературы. В ее истории до этой книги не было подобного жанрово-тематического сочетания, но, несмотря на то, что эту модель можно назвать «гетев-ской», роман Фосколо стал романом-экспериментом. Его внешне спонтанный и неструктурированный эпистолярный дискурс отразил смятение несчастной души, впитал в себя гнетущую атмосферу государственной катастрофы, сделал книгу «открытым творением» («opera aperta») [Nicoletti 1978, p. 93], благодатной почвой для интерпретаций и трактовок. По словам итальянского критика Гвидо Давико Бонино, произведение Фосколо заслуживает высокого звания «романа-правды» («romanzo-verita») [Davico Bonino 1986, p. 11]. Это определение имеет отношение не только к творческому методу писателя-романтика, предвосхитившего появление реалистического метода изображения действительности, но и к фактической основе произведения.
Фосколо писал о реальном студенте Якопо или, точнее, Джиро-ламо Ортисе, который в марте 1796 года, в возрасте 23-х лет убил себя двумя ударами кинжала, не оставив предсмертных записок. Писатель узнал об этом в стенах падуанского университета, где учился сам. Адресатом писем Ортиса стал вымышленный персонаж Лоренцо Альде-рани, в котором многие критики видели «alter ego» самого автора. Однако после прочтения романа прототипом Альдерани признал себя итальянский драматург и патриот Джованни Батиста Никколини (1782-1861), в молодости друживший с Уго Фосколо. Таким образом, оппозиция «автор-рассказчик» в итальянском романе еще более сложная, чем в «Вертере». Гете, «издавая» и «комментируя» письма Верте-ра, ограничился в начале и в конце произведения местоимениями «я» и «мы» («Как мы знаем из писем Вертера... »)1; в то же время он не особенно стремился к сокрытию биографических параллелей в судьбах героя и автора. В романе об Ортисе автор поместил себя в сложную
1 Цитата из гетевского послесловия к письмам Вертера. См.: [Гете 1978, т. 6, с. 98].
76
внутреннюю сферу двойных отражений между вымышленно-реальным героем и реально-вымышленным рассказчиком, в свою очередь опирающуюся на конгломерат отражений художественно-исторических. «Гетевское» смысловое пространство итальянского романа позволило открыть текстологические пласты, отсылающие читателя к более широкой европейской литературной традиции: к «Новой Элоизе» Руссо и шекспировским трагедиям, к «Книге Песен» Петрарки и «Новой жизни» Данте.
Душа Вертера в первых письмах «озарена неземной радостью» [Гете 1978, т. 6, с. 9], ничто кроме названия и лаконичного предисловия не предвещает печального финала. Ортис уже во втором письме от 13 октября 1797 года заявляет о намерении «вонзить кинжал себе в сердце»1; в начале его истории еще отчетливей прочитывается трагический финал, но тем важнее становятся психологические мотивы поведения героя. В его словах слышится стремление отдать свою жизнь за свободу родины, он угнетен не любовным несчастьем, которое вскоре постигнет его, а несчастным, зависимым положением своей страны. И в этом заложено особое сочетание любовной коллизии и социального конфликта, характерное и для гетевского произведения, в котором показана не только драматическая история любви героя, но и его столкновение с филистерским обществом, неудача в дипломатической карьере. Чувства Ортиса вспыхнули, как искра в пепле сгоревших надежд на освобождение Италии от иноземного владычества, затем та же искра стала решающей в инициации собственной агонии, в решении уничтожить себя на обломках независимости горячо любимого отечества. В начале романа молодой герой-патриот, спасаясь от преследования австрийских властей, бежал из Венеции в Эвганейские горы и нашел приют в небольшом селении. Личная драма благородной девушки Терезы, отданной по воле отца замуж за процветающего филистера - маркиза Одоардо, усилила и без того трагическое мироощущение главного героя. Запретная любовь к Терезе вынудила Ортиса, как и Вертера, покинуть радушный дом обожаемой девушки. Последующие скитания по Италии усугубили отчаяние Ортиса, высказавшего мысли, близкие всем итальянским патриотам того времени, напрасно ждавшим от Наполеона Бонапарта освобождения Италии. Подобно
1 Цитируется в переводе автора статьи по итальянскому изданию: [Foscolo 1986, p. 18].
77
Вертеру, Ортис покончил с собой, посылая прощальные письма возлюбленной.
«Вертеровская» линия романа очевидна, но и жизненные перипетии итальянского писателя, несомненно, оказали влияние на некоторые сюжетные повороты книги. Уго Фосколо, рожденный от отца венецианца и матери гречанки на острове Закинф 6 февраля 1778 года, впервые оказался в Венеции в 1792-м в возрасте 14 лет. Проведенные там годы юности навсегда предопределили его национальную самоидентификаци1. Фосколо, как и его герой - Ортис, был пылким и деятельным патриотом Италии, подвергался преследованиям оккупационных властей, вынужден был скитаться на чужбине.
Немалое внимание в своем романе Фосколо уделяет историческим событиям, имеющим точные датировки: на судьбу героя значительное влияние оказывает Кампоформийский мирный договор, заключенный Наполеоном с Австрией в 1789 году, согласно которому Австрия получала Венецианскую область. Интерес к национальной истории стал важной тенденцией в европейских произведениях XIX века: «В литературе романтизма вместе со стремлением к философской универсальности возникло чувство историзма. Оно проявилось не только в том, что изменилось понимание личности, но и в том, что история общества стала одной из постоянных тем этого этапа» [Храповицкая, Коровин 2003, с. 11].
Исторические события, показанные в романе, особым образом связаны с его этикой и эстетикой: на едином художественном пространстве определяется ценность личности Наполеона и «безвестного юноши» («giovane ignoto») [Donadoni 1928, p. 208] - Якопо Ортиса. На моральном уровне Бонапарт (как ни странно, тоже ярый поклонник гетевского «Вертера») не выдержал этого сравнения. На художественном уровне особенно продуктивным для итальянской прозы оказался метод повествования, в котором история личности и ее чувств оказалась не менее значимой, чем хроника. Впоследствии данный метод нашел развитие в творчестве классика итальянской литературы Алессандро Мандзони (1785-1837), в частности в его романе «Обрученные», в свою очередь высоко оцененном Гете.
Книга Фосколо оказала влияние не только на форму и методы написания итальянских литературных произведений, но и на содержа-
1 См.: [Várese 1966, p. 83-84].
78
щиеся в них социально-культурные идеи. Для выдающегося итальянского литератора и общественного деятеля Джузеппе Маццини (18051872) знакомство с «итальянским Вертером» было одним из самых ярких духовных впечатлений молодости. Так Маццини сам писал о своих юношеских литературных пристрастиях много лет спустя, в 1861 году: «Ортис» попался мне тогда в руки и сделал меня фанатиком: я выучил его наизусть» [Ма77ш1 1944, р. 5-6]. Многие идеи романа вдохновили участников итальянского освободительного движения Рисорджименто, главным идеологом которого стал Маццини. Но для истории литературы наиболее показателен тот факт, что поклонник «итальянского Вертера» Маццини стал одним из наиболее последовательных пропагандистов гетевского наследия в Италии. Его перу принадлежат одни из лучших в Европе статей о творчестве Гете, а также работы, развивавшие гетевскую концепцию «мировой литературы».
Идейное и эстетическое воздействие романа Фосколо на прозу Италии XIX века объясняется тем, что это произведение вобрало в себя не только мировой литературный опыт, но и уроки итальянской литературной традиции. Образ Терезы, возлюбленной Ортиса, напоминает и гетевскую Шарлотту, и Лауру Петрарки. Показательно, что первоначально роман Фосколо назывался «Лаура, письма» (1796). Диалог с Петраркой в книге поддерживается как цитированием его поэзии, так и сюжетной линией: Якопо и семья Терезы совершают многозначительное паломничество к дому Петрарки в Аркуа. Интертекстуальная глубина, обилие литературных аллюзий свойственны и «Вертеру»: главный герой читал Гомера и Оссиана, Голдсмита и Рик-кобони, Клопштока и Лессинга. Литературный кумир Вертера - Гомер; Якопо носит с собой томик Плутарха. И в каждом романе эти греки выполняют функцию, напоминающую функцию Вергилия в «Божественной комедии» Данте - символически ведут героя через произведение. Дань уважения Гомеру воздает и Фосколо, а его герой помимо Сапфо и Плутарха читает любимых итальянских поэтов; среди них не только Данте, Петрарка, Тассо, но и современники Фосколо: Джузеппе Парини и Винченцо Монти, - с которыми автор познакомился в 1797 году после переезда в Милан.
Игра текстуальных параллелей, связывающих итальянские произведения с гетевским творчеством, интересна еще и тем, что именно Монти стал первым литератором, переработавшим роман о Вертере в поэтическое повествование (1783), а затем использовавшим верте-
ровские мотивы в своей трагедии «Аристодем» (1784), на постановке которой в 1787 году присутствовал Гете. Подобные мотивы появились впоследствии и в новелле в стихах «Ильдегонда» (1820) Томмазо Гросси и в поэме туринца Гвидо Гоццано «Подруга синьоры Надежды» (1907). Таким образом, тенденция литературного вертеризма в Италии воплотилась не только в прозаической, но и в поэтической форме. В прозе переосмысление фабулы и идей Вертера в конце XIX -начале XX века обрело новый исторический виток. Лиризмом Гете и патриотизмом Фосколо проникнут роман знатока и переводчика немецкой поэзии Ипполито Ньево «Исповедь итальянца» (1858). О ге-тевском понимании любви рассуждает Андреа Сперелли - декадентст-вующий Вертер из романа Габриэле Д’Аннунцио «Наслаждение» (1899).
Исторические и психологические видоизменения проблематики гетевского романа сделали Якопо Ортиса, Андреа Сперелли и других итальянских персонажей не только «новыми Вертерами», но и самобытными героями национальных литературных произведений. Верте-ровское влияние проявлялось и в других странах Европы. В Германии Лессинг стремился написать лучшего «Вертера», эту идею впоследствии осуществил немецкий просветитель Ф. К. Николаи, давший роману благополучный конец. Германию живо интересовал вопрос о волевых качествах Вертера, однако зарубежному читателю оказался близок и понятен психологический портрет персонажа со сложной духовной организацией.
Итальянские писатели на протяжении многих десятилетий осмысляли вопросы, поставленные великим немцем, и с каждым последующим произведением придавали новую, злободневную нюансировку традиционной теме. Соприкосновение с наследием Гете помогало итальянской прозе обрести новые идейные и художественные ориентиры, вывести национальную литературу из состояния эстетической замкнутости, воспринять актуальные тенденции времени. Вышеизложенный материал позволяет говорить о существовании явления, которое мы обозначим термином «мегавертеризм». Эта литературная тенденция представляла собой спонтанно сложившуюся совокупность произведений различных национальных школ и традиций, появление которых было обусловлено влиянием феномена вертеризма. В «мега-вертеризме» проявилось межжанровое взаимодействие единых тем, мотивов, коллизий и исторических концепций, описанных выше,
а также вариативность прочтения единого сюжета, отражающего дух времени. В этот общеевропейский процесс, наполненный то пафосом отрицания, то эпигонством продолжений, Италия внесла очень важную лепту сотворчества, диалога на равных, подпитанного не только глубоким идейным родством литературных героев разных наций, но и особым художественным соратничеством авторов, в начале XIX века уже начинавших действовать в рамках предсказанного Гете явления «мировой литературы».
Литература
Гете И.-В. Собрание сочинений в 10-ти томах. - М., 1978.
Дмитриева Е.Е. Краткая летопись жизни и творчества И.В. Гете // Гете И.В. Стихотворения. Страдания юного Вертера. Фауст. - М., 1988.
Полуяхтова И.К. История итальянской литературы XIX века: Эпоха Рисорджи-менто. - М., 1970.
Пуришев Б. Вертер и вертеризм // Литературная энциклопедия: В 11 т. Т. 2. - М.,
1929.
Сиповский В.В. Влияние Вертера на русский роман XVIII века. - Спб., 1906.
Эккерман И.П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. - М., 1981.
Храповицкая Г.Н., Коровин А.В. История зарубежной литературы: Западноевропейский и американский романтизм. - М., 2003.
Appel J. Werther und seine Zeit. - Oldenburg, 1896.
Goethe J. W. Briefe // Weimarer Ausgabe. - München, 1990.
Davico Bonino G. Introduzione e commento // Foscolo U. Ultime lettere di Jacopo Ortis / Ed. Oscar Mondadori. - Milano, 1986.
Donadoni E. Ugo Foscolo, pensatore, critico, poeta. - Milano, 1928.
Foscolo U. Epistolario (ottobre 1794 - giugno 1804) / Ed. Plinio Carli. - Firenze, 1949.
Foscolo U. Ultime lettere di Jacopo Ortis. - Milano, 1986.
Kestner A. Goethe und Werther. - Leipzig, 1857.
Mazzini G. Note autobiografiche. - Firenze, 1944.
Nicoletti G. Il «metodo» del «Ortis» e la «Vera storia di due amanti infelici» // La Rassegna della letteratura italiana. - Roma, 1978.
Rigatti M. Un illuminista trentino del secolo XVIII / Carlo Antonio Pilati. - Firenze,
1923.
Varese C. Vita interiore di Ugo Foscolo. - Bologna, 1966.
