CC BY
49Германия: право сбивать самолеты и проверять компьютерные данные в рамках борьбы с терроризмом*
Раймонд Янгс
Допустимо ли право на жизнь и право на тайну личной информации ограничивать в связи с необходимостью предотвращать террористические акты? в настоящей статье рассматриваются два решения Федерального конституционного суда Германии, касающиеся противодействия терроризму со стороны государства. суд в своих решениях существенно ограничил государство в этих вопросах. Автор анализирует новизну принятых судом решений, но также дискуссионный и даже спорный их характер.
^ Право на жизнь; право сбить захваченный самолет; противодействие терроризму; конституционное право ФРГ и Великобритании; компьютерные данные; принцип соразмерности
Введение
В 2006 году Федеральный конституционный суд Германии рассмотрел два важных дела о противодействии терроризму. Они касались, соответственно, следующего: а) вправе ли государство сбить самолет, захваченный террористами с намерением врезаться на этом самолете в заранее намеченную цель, и б) может ли государство осуществлять сбор компьютерных данных о гражданах для сравнения этих данных с имеющейся информацией для выявления подозрительных лиц? Суд решил, что предоставление государству возможности сбивать захваченные самолеты с невинными людьми на борту нарушает право на жизнь, предусмотренное абзацем 1 статьи 2 Основного закона ФРГ1, и что любой приказ о сборе и сравнении личной информации, содержащейся в электронных ба-
* © R. Youngs, 2008. Oxford University Press and New York University School of Law. All rights reserved. For permissions, please e-mail: journals.permissions@oxfordjournals.org.
Youngs R. Germany: Shooting down aircraft and analyzing computer data // International Journal of Constitutional Law. Vol. 6.2008. No. 2. P 331-348.
зах данных (за исключением случаев, когда налицо реальная угроза определенным государственным интересам) нарушает право на свободу личности, предусмотренное абзацем 2 статьи 2.
Решения по этим делам можно рассматривать вместе, поскольку они оба существенно ограничивают полномочия государства в контексте попыток ответить на новые угрозы, которые несет современный терроризм. Кроме того, они являются примером применения статьи 2 Основного закона во взаимосвязи с понятием человеческого достоинства, закрепленным в абзаце 1 статьи 12.
Статья 1 Основного закона, если исходить из ее формулировки, носит абсолютный характер, однако статья 2 таковой не является; право на свободное развитие личности в абзаце 1 статьи 2 ограничивается правами других, должно подчиняться конституционному порядку и нравственному закону, а право на жизнь, личную неприкосновенность и свободу в абзаце 2 статьи 2 может быть ограничено только на основании закона. Отступления от обоих указанных положений должны отвечать принципам соразмерности3, определенности правовой нормы4, а также принципу,
согласно которому не должно быть затронуто существо содержания права5. Указанные дела также сходны в том, что они иллюстрируют принцип соразмерности в той сложной форме, которая принята в Германии.
Представленный ниже анализ демонстрирует новизну и дискуссионный характер обоих решений. Он также показывает, что эти решения устанавливают более значительные ограничения по сравнению с теми, которые существуют в других странах, например в Великобритании; что последствия первого решения и достоинства второго спорны; и что оба решения поднимают вопросы об отношении германского государства к своему прошлому.
1. Дело о сбитом самолете и право на жизнь
1.1. Факты
Германское правительство задумалось о проблеме возможного использования захваченных самолетов в качестве средства таранной атаки не только в связи с терактом в США 11 сентября 2001 года, но и в связи с инцидентом в январе 2003 года, когда душевнобольной человек захватил самолет и угрожал врезаться с ним в здание Европейского центрального банка во Франкфурте-на-Майне.
Рассмотренное Судом6 дело касалось вопроса о конституционности статьи 14 Закона о безопасности в воздухе (Luftsicherheitsge-setz)7, согласно которой вооруженные силы с целью предотвращения особенно серьезных происшествий вправе изменить курс самолета, принудить его совершить посадку, предупреждать о возможности применения военной силы или производить предупредительные выстрелы (абзац 1). При этом необходимо, чтобы соответствующее действие наносило минимально возможный вред человеку и обществу и по своим масштабам соответствовало тому результату, на достижение которого направлено; такое действие должно быть соразмерно поставленной цели (абзац 2). Прямое воздействие со стороны вооруженных сил на самолет допустимо, если есть основания полагать, что этот самолет представляет неотвратимую угрозу для человеческой жизни и что такое действие является единственным средством предотвращения этой
угрозы (абзац 3). Приказ о совершении такого действия может отдать только федеральный министр обороны либо член федерального правительства, замещающий его (абзац 4), и только после исследования всех обстоятельств, попыток предупредить захватчиков и изменить курс самолета (абзац 1 статьи 15).
Заявители оспаривали конституционность абзаца 3 статьи 14 Закона. Они утверждали, что, так как часто пользуются гражданскими авиалиниями, указанная норма затрагивает их права, и они, соответственно, находятся под угрозой стать жертвами мер, предусмотренных абзацем 3 статьи 14 Закона8.
1.2. Решение
Для рассмотрения конституционной жалобы имелось два допустимых основания. Во-первых, был поставлен вопрос о том, имела ли федерация (Bund) полномочия принять норму, закрепленную в абзаце 3 статьи 14 Закона. Федеральный конституционный суд ответил на этот вопрос отрицательно: Федеральное правительство не имеет полномочий оказывать землям (Länder) помощь с применением вооружений в случае, если соответствующими обстоятельствами затронута только одна земля. А в случае межрегиональных катастроф, согласно Основному закону, решение должно принимать Федеральное правительство, несмотря на то что оно может и не успеть оперативно отреагировать на ситуацию9. Уже один этот вывод сам по себе мог закрыть дело. Однако соотношение абзаца 3 статьи 14 Закона с правом на жизнь представилось Суду настолько важным, что он на этом не остановился и рассмотрел указанный аспект.
Суд постановил, что человеческая жизнь является высшей конституционной ценностью и должна защищаться независимо от предположений относительно того, сколько человеку осталось жить. Люди не должны рассматриваться как простой объект воздействия со стороны государства10. Таким образом, Суд постановил, что абзац 3 статьи 14 Закона о безопасности в воздухе несовместим с абзацем 1 статьи 1 и абзацем 1 статьи 2 Основного закона, поскольку затрагивает невиновных пассажиров и экипаж самолета. Эти люди стали бы объектом не только угона, но и объектом воздействия со стороны государ-
ства в ходе защиты людей, находящихся на земле, там, куда самолет был бы нацелен11.
В таких случаях, как отметил Суд, не всегда возможно правильно оценить факты. Контакты между экипажем и кабиной пилота, а также между кабиной пилота и лицами, принимающими решения на земле, могут быть затруднены, и попытки исследовать все обстоятельства могут не принести результата. Цели угона могут быть неясными, ситуация может быстро меняться, и при этом времени для принятия решения, скорее всего, будет очень мало (учитывая относительно небольшую протяженность воздушного пространства Германии и необходимость избегать нанесения несоразмерного ущерба третьим лицам)12.
В любом случае, как заявил Суд, в свете абзаца 1 статьи 1 Основного закона немыслимо, чтобы законодательная власть могла создать правовую возможность для того, чтобы убивать невинных людей13. Нельзя утверждать, что люди, садясь в самолет, выражают этим свое согласие с подобной возможностью. Даже если есть вероятность, что они обречены, это не лишает людей их прав. Нет уверенности в том, что эти люди погибнут, и их нельзя рассматривать просто как часть орудия преступления. На них не возлагается долг жертвовать жизнью во имя интересов государства. Кроме того, в абзаце 3 статьи 14 отсутствует недвусмысленное указание на то, что норма направлена на защиту общественного и государственного порядка, поэтому теоретически она может быть распространена и на другие, неполитические, случаи захвата (например, со стороны вымогателей или психически нездоровых лиц)14. Как указал Суд, использование абзаца 3 статьи 14 не может быть обоснованно и обязанностью государства защищать лиц, на которых нацелен самолет. Обязанность защиты людей (в отличие от основных прав, которые подлежат судебной защите против действий государства) содержательно не определена, за исключением особых случаев. Свобода усмотрения государства в трактовке содержания такой обязанности ограничена конституционными средствами, которые не настолько широки, чтобы позволять убийство невинных людей15.
С другой стороны, действие, предусмотренное абзацем 3 статьи 14, рассматривалось бы как конституционное, если бы оно
было совершено в отношении непилотируемого самолета или самолета, где находились бы только угонщики. В таком случае угонщики не рассматривались бы как объект воздействия со стороны государства, а скорее были бы признанны ответственными за последствия собственных действий. Если бы исполнители преступления не собирались использовать самолет как оружие, они имели бы возможность отреагировать на предупреждения; с точки зрения Суда, возможность ошибок связи здесь не принималась бы во внимание. Все остальные аспекты, даже если они остались бы невыясненными, рассматривались бы только как последствия действий преступников, которые и несли бы за них ответст-венность16.
Согласно германскому конституционному праву действия государства должны отвечать принципу соразмерности. Принцип соразмерности в праве ЕС17 и в европейских актах о правах человека18 представлен в упрощенном виде. В германском варианте данный принцип подразумевает следующее: а) защищаемые интересы должны быть достаточно важными, чтобы оправдать ущемление соответствующего основного права; б) мера должна быть пригодной (geeignet) для достижения цели; в) мира должна быть необходимой (erforderlich) для данной цели, которую нельзя достичь менее жесткими мерами; г) данная мера не должна быть чрезмерной (unzumutbar) и должна быть соразмерной (angemessen). Это подразумевает анализ соотношения между положительными и отрицательными последствиями, которые повлечет за собой данная мера, и поиск вариантов видоизменения такой меры с целью улучшить это соотношение. Так обычно понимается соразмерность в узком смысле19.
Суд установил, что действие, предусмотренное абзацем 3 статьи 14 Закона, было бы соразмерным, если бы на самолете находились только угонщики, но не заложники. Во-первых, человеческая жизнь является высшей ценностью, и это оправдывает нарушение права на жизнь в отношении преступников. Во-вторых, необходимость абзаца 3 статьи 14 в целом отрицать нельзя, поскольку действия, установленные в данной норме, потенциально обеспечивают защитную функцию. Ведь могут быть ситуации, когда окажется возможным установить, что на борту
самолета находятся только угонщики и что подрыв самолета не повлечет отрицательных последствий для людей на земле. В-третьих, абзац 3 статьи 14 в таких случаях необходим, поскольку какого-либо другого метода, который был бы столь же эффективен, но в меньшей степени нарушал бы право угонщиков на жизнь, не существует. В-четвертых, действие при таком сценарии является соразмерным в узком смысле, если брать соотношение нарушения основных прав и правовых интересов, которые в данном случае защищаются. Гибель тех, кто находится на борту, будет практически неизбежна, но они сами создают необходимость применения к себе соответствующих мер и имеют возможность предотвратить такое развитие событий в любой момент. Жертвы, против которых направлен самолет, ничего предотвратить не могут. При этом следует учитывать риск гибели людей на земле, если самолет будет сбит. Однако, как отметил Суд, можно выбрать незаселенные территории, где такого риска не будет20. Наконец, данная норма также соответствует требованию абзаца 2 статьи 19 Основного закона, согласно которому существо содержания основного права не должно быть затронуто21.
1.3. Анализ решения
Интересным и полезным представляется сравнение данного решения с опытом правового регулирования в Великобритании,который сильно отличается от германского: ведь в Великобритании нет ни писаной конституции, ни какого-либо законодательного положения, относящегося к соответствующим полномочиям государства. В Великобритании использование вооруженных сил относится к королевской прерогативе и не может быть оспорено в суде22. Но по делу Управления правительственной связи23 было установлено, что осуществление королевской прерогативы, а также ее рамки, при определенных обстоятельствах могут быть оспорены в суде, и в качестве исключения из этого принципа в том числе было названо использование вооруженных сил24. Анонимные источники в оборонном ведомстве утверждали, что при обычных обстоятельствах личное разрешение сбить самолет должен дать премьер-министр, а если с ним связаться невозможно, такое право также имеют другие министры (заме-
ститель премьер-министра, министр внутренних дел и министр транспорта)25. Это правило абсолютно противоположно германскому подходу, и его значение мы рассмотрим ниже.
Государственное вмешательство с целью предотвращения террористических актов, как правило, сопровождается высокой вероятностью гибели невинных людей, хотя при угоне самолета террористом-смертником такая вероятность еще более высока. Федеральный конституционный суд Германии ранее сталкивался с террористическим захватом заложников, сопровождавшимся требованием освобождения заключенных, но отказался связывать руки правительству указаниями на то, как оно должно действовать для сохранения жизни заложника26.
Как представляется, можно выделить два типа аргументов, использованных при принятии данного решения. Во-первых, это аргументы принципиального характера. Государство не должно убивать невинных людей. Никакие доводы о целесообразности или необходимости предотвратить гибель еще большего количества людей не являются приемлемыми. Если кому-то суждено быть убитым, то пусть это будет сделано самими террористами. Ничто — даже ужасная угроза жизни других, невинных, людей — не может быть оправданием убийства государством невиновных граждан, неважно, насколько безнадежно их положение и малы шансы выжить. Это вытекает из существа абзаца 2 статьи 2 и абзаца 1 статьи 1 Основного закона.
Хотя такой аргумент кажется решающим, есть и второй блок аргументов, имеющих более практический характер: а) связь с самолетом может быть затруднена, поэтому точно понять, что происходит, не всегда возможно; б) цели угонщиков могут быть неясны, а ситуация может меняться; в) времени для принятия решения обычно очень мало; г) невинные пассажиры не связаны долгом жертвовать жизнью во имя интересов государства, поскольку в абзаце 3 статьи 14 Закона о безопасности в воздухе не установлено, что он может быть применен исключительно в случае угрозы общественному и государственному порядку, то есть он может применяться и к захватам самолетов, совершаемым с иными целями.
Но пусть даже связь отличная, времени для принятия решения достаточно, а цели
угонщиков ясны и со всей очевидностью направлены на разрушение общественного или государственного порядка. Сама возможность изменения какого-либо из этих обстоятельств не могла бы повлиять на оценку рассматриваемой меры как конституционной, если бы в самолете не было невиновных. И все же представляется, что практические аргументы не являются существенными, поскольку в данном решении, как кажется, применяется принципиальный подход, распространимый на все случаи27; действительно, не совсем ясно, зачем они включены в решение.
Комментаторы разошлись во мнениях относительно фундаментальности последствий этого решения. Оливер Лепсиус28 утверждает, что Суд применил абзац 1 статьи 1 Основного закона без взаимосвязи с абзацем 2 статьи 2, а толкование, согласно которому люди не должны рассматриваться как простые объекты воздействия, позволяет провести определенные параллели, уходящие в более ранние периоды истории. Вольф Шенке отвергает эту формулу29, утверждая, что это не что иное, как приверженность философии Просвещения Иммануила Канта в стране, которая считается плюралистической. Кай Мёллер отмечает, что выведенная в решении формула подвергается критике за отсутствие содержательности и четких критериев для применения30. Он также считает, что Суд пытался опереться на формальную доктрину, чтобы выглядеть принципиальным, но это ему не удалось, так как он не затронул вопросов нравственности31. Федеральный министр обороны заявил, что даже в отсутствие четких законоположений вооруженные силы могут опираться на необходимость защиты себя и других, а также на «необходимость действовать в чрезвычайных обстоятельствах» на основании, соответственно, статей 32 и 34 Уголовного кодекса и на понимание чрезвычайных обстоятельств, прямо не предусмотренное кодексом32. В. Шенке возражает, утверждая, что распространение подобного порядка на действия правительства нарушит такие конституционные принципы, как запрет на превышение полномочий, принцип определенности и требование о разграничении компетенции. Он не находит в современном конституционном государстве места полномочиям, прямо не предусмотренным законодательством33. Однако, как указывает
К. Мёллер, Суд в абзаце 130 замечает, что вопрос о том, как подрыв самолета должен оцениваться в уголовном праве, не является предметом рассмотрения, и это замечание имеет важное практическое значение34.
Остается открытым вопрос о том, запрещено ли убийство невинных людей абсолютно во всех случаях, например, даже когда это необходимо для предотвращения угрозы самому существованию государства. В противовес тому, что указано в решении Суда, В. Шенке полагает, запрет не может распространяться на все случаи, поскольку государство является гарантом основных прав граждан35. Вместе с тем он не поясняет, как эту мысль можно примирить с абзацем 130 решения36.
Таким образом, в Германии, в отличие от Великобритании, существуют не только писаные конституционные нормы о компетенции правительства и правах личности, а также законодательные нормы, закрепляющие полномочия правительства, но и подробное предварительное, то есть принятое до наступления события (что было бы невозможно в Великобритании) судебное решение, в котором применены конституционные нормы и которое частично отменяет нормы законодательные. То, что в Великобритании отсутствует конституционное и законодательное регулирование по соответствующим вопросам, представляется неудовлетворительным; однако на это можно возразить, что решения, подобные принятому Федеральным конституционным судом Германии, имеют тот недостаток, что делают реакцию государства на атаку террористов слишком предсказуемой.
2. Дело о компьютерных данных
и о праве на свободное
развитие личности
2.1. Факты
В Германии рядом законодательных органов земель были приняты законы, разрешающие сбор компьютерных данных об отдельных гражданах с целью сравнения их с другими данными для выявления потенциальной опасности государству или народу37. Федеральным конституционным судом было рассмотрено дело38, касающееся статьи 31 Закона о поли-
ции земли Северный Рейн-Вестфалия (Polizeigesetz des Landes Nordrhein-Westfalen)39. Закрепленная в данной статье норма позволяла полиции запрашивать в архивах различных учреждений личные данные об отдельных группах населения с целью автоматизированного сравнения с их другими базами данных. Предусматривалось, что такое использование информации допустимо лишь в той степени, в какой оно необходимо для предотвращения реальной угрозы существованию или безопасности федерации или земли, угрозы личности, жизни или свободе индивида (абзац 1). При этом запрашиваемая информация должна иметь непосредственное отношение к рассматриваемому делу и не должна иметь статус конфиденциальной информации или государственной тайны (абзац 2). Данные подлежат уничтожению, как только цель их сбора будет достигнута либо как только будет доказано, что такая цель недостижима (абзац 3). Разрешение на применение такой меры может дать судья соответствующего участкового суда (Amtsgericht).
В октябре 2001 года участковый суд Дюссельдорфа дал разрешение на проверку компьютерных данных, в соответствии с которым органы, осуществляющие регистрацию граждан и иностранцев, и образовательные учреждения должны были предоставлять информацию о мужчинах определенного возраста. В результате сравнения данных из базы, содержавшей более чем пять миллионов записей, было отобрано всего восемь человек, в отношении которых должны были применяться дальнейшие меры; уголовных дел (например, по обвинению в поддержке террористической организации) против кого-либо из них возбуждено не было40.
2.2. Решение
В решении по жалобе марокканца-мусульманина, обучавшегося в Университете Дуйсбурга41, Федеральный конституционный суд постановил, что участковым судом было нарушено основное право индивида на контроль за распространением информации о себе согласно абзацу 1 статьи 2 во взаимосвязи с абзацем 1 статьи 1 Основного закона. Суд решил, что абзац 1 статьи 31 Закона о полиции является конституционным по форме и содержанию, однако толкование, данное соот-
ветствующему положению, нарушает конституционное право личности42.
Суд подчеркнул, что предметом рассмотрения по делу было право граждан на контроль за тем, когда и в каких пределах может быть раскрыта информация о них, в частности произведен сбор, хранение, использование и воспроизведение данных, которые могут быть индивидуализированы или уже являются таковыми. Так как для выявления подозрительных характеристик данные можно было комбинировать, то определять пределы защищенности каждого отдельного элемента данных не было необходимости43.
2.3. Законодательное положение
Суд указал, что абзац 1 статьи 31 Закона допускает возможность нарушения основного права личности и что решение участкового суда как раз и явилось таким нарушением. Получение данных могло бы быть признано нарушением даже в том случае, если бы оно осуществлялось с целью простого отбора необходимой информации. Вопрос заключался в том, было ли вмешательство со стороны государственного органа (принимая во внимание его цели) в сферу личной информации настолько активным, что можно говорить о нарушении права. Суд решил, что указанное действие явилось нарушением, так как после первоначального сравнения данные были подвергнуты дальнейшему воздействию, в частности дальнейшему сравнению. Таким образом, передача, хранение и сравнение личных данных составляет нарушение основных прав, по крайней мере, в отношении тех одиннадцати тысяч человек, чьи личные данные были отобраны для включения в список потенциальных «латентных» террористов44. Тем не менее Суд постановил, что основное право может быть ограничено в случае, если это оправдано необходимостью защиты первоочередных общественных или государственных интересов, и при условии соблюдения принципа соразмерности и требования определенности правовой нормы.
Опираясь на стандартную для подобного случая схему анализа45, Суд решил, что абзац 1 статьи 31 Закона соответствует принципу соразмерности. Во-первых, предотвращение угрозы общественным или частным интересам является законной целью. Во-вто-
рых, электронный метод анализа данных является надлежащим методом, хотя по своим масштабам его применение было гораздо шире, чем требовалось. В-третьих, доступ к данным был необходим для законной цели, которая не могла быть достигнута менее радикальными средствами46. В-четвертых, предусмотренная законом мера соразмерна (в узком смысле), поскольку степень серьезности меры соответствует степени серьезности оснований для ее применения. Закон должен четко устанавливать конкретные основания введения ограничений, и такое основание было установлено: реальная угроза соответствующему законному интересу.
Обоснованию четвертого аспекта Суд посвятил около двух третей решения. Выделим наиболее важные моменты такого обоснования.
2.4. Применение принципа соразмерности
в узком смысле
Суд решил, что, даже если гражданин не придает большого значения информации, которая была подвергнута анализу, критерии, разработанные для оценки фактов нарушения тайны телесвязи47 и неприкосновенности жи-лища48, являются применимыми, поскольку предоставленные законом полномочия довольно широки, а данные могут быть связаны между собой перекрестными ссылками. Ключевым фактором является степень нарушения конфиденциальности, особенно в случае, если затронуто такое основное право личности, как равенство вне зависимости от происхождения, расы, религиозных или политических воззрений (абзац 3 статьи 3 Основного закона). В рассматриваемом деле запрошенные данные включали в себя информацию о религиозной принадлежности, гражданстве, семейном положении и о предметах, изучаемых студентами49.
Так как возможность осуществлять сбор данных ограничена только требованиями абзаца 2 статьи 31 Закона о полиции и принципом соразмерности, Суд указал на опасность того, что запрет на сбор данных (кроме как для статистических целей) может быть с легкостью обойден50. Фактически имело место нечто вроде составления личного досье на граждан, что неконституционно51. Суд решил, что лица, в отношении которых были приня-
ты меры по сбору информации, в результате применения этих мер стали объектами следствия, подозрения, социальной нетерпимости и дискриминации либо могут обоснованно опасаться этого. Суд постановил, что чем в большей степени отбор данных связан с факторами, имеющими отношение к конституционным ценностям (национальность и мусульманская вера), тем в более серьезной форме проявляется проблема нетерпимости52. Еще один аспект заключается в том, что, как следует из абзаца 5 статьи 31 Закона, о сборе информации должны быть уведомлены лишь те лица, в отношении которых на основе этой информации были приняты какие-либо дальнейшие меры, и лишь после завершения проверки данных. Это требование может не исполняться в случае, если такое уведомление ставит под угрозу цели, ради которых предполагается использовать данные, или в случае, если начато уголовное расследование53.
В рассматриваемом деле действиями государства было затронуто около тридцати двух тысяч человек, и основанием для сбора данных об этих лицах не были ни поведение последних, ни их связи с подозрительными лицами или событиями. Как правило, расследованию подлежит деятельность уже выявленных преступников, и основанием расследования является их необычное поведение, например оплата счетов за электричество наличными (как это делали террористы Фракции Красной Армии)54. Суд постановил, что государство может и должно принимать эффективные меры против террористической деятельности, но эти меры должны быть конституционными и должны соответствовать основополагающим принципам55. Суд отметил, что возможны случаи, когда расследование в отношении личности может быть неконституционным, например когда ведутся наблюдение или прослушивание и анализ телефонных разговоров, которые сами по себе ничем не вызывают подозрений. То же самое, как указал Суд, верно и в отношении анализа компьютерных данных, который в одинаковой степени посягает на права каждого из всей совокупности лиц, которые ни в чем конкретном не подозреваются. Передача, сбор и хранение таких данных представляют собой дальнейшее вмешательство в сферу личной информации, осуществляемое для тех или иных целей56.
Суд пришел к выводу, что ограничение прав было достаточно серьезным, поэтому оно могло быть установлено только в случае наличия реальной угрозы. При отсутствии оснований для подозрения в отношении соответствующих лиц требование соразмерности нельзя считать соблюденным57. Законодатель может выровнять баланс между свободой и безопасностью, но не за счет фундаментальных принципов. При поиске такого баланса необходимо оценивать два фактора: вероятность того, что законный интерес, который данная мера призвана защищать, будет нарушен, и вероятность того, что эта мера эффективно защитит указанный интерес. Серьезное посягательство на права человека требует серьезного обоснования58.
Суд пояснил, что, когда в своих более ранних решениях он признавал правомерность проверки информации о гражданах в условиях потенциальной угрозы общественным интересам, он оценивал соразмерность посягательства на основные права, в том числе на основании того, насколько лица, в отношении которых проводилось расследование, связаны с такой угрозой. Однако в данном случае проверка частной информации производилась просто для того, чтобы обозначить круг подозреваемых, а не для того, чтобы подтвердить виновность уже выявленных подозреваемых или провести исследование установленных ранее обстоятельств. В результате возник конституционный пробел, который нуждается в устранении, иначе государственная власть станет неконтролируемой59.
Статья 31 опирается на традиционное конституционное ограничение, которое распространяется на действия против тех, кто никак не нарушает общественного спокойствия, а именно, на критерий существующей опасности, который означает, что нанесение вреда уже началось или практически неот-вратимо60. Если придерживаться этого критерия, то в большинстве случаев анализ компьютерных данных будет запоздалой мерой. Соответственно, как заключил Суд, пригодным критерием в этом случае будет критерий реальной угрозы, под которой понимается достаточная вероятность того, что соответствующие интересы будут нарушены в обозримом будущем. Это может быть достаточно долгий промежуток времени при условии, что такая вероятность основывается на фактах. Таким
образом, необходимы основания, позволяющие утверждать, что готовится террористический акт (или что существуют люди, намеревающихся совершить такой акт) в обозримом будущем в Германии или в каком-либо ином месте. Общее представление о террористической угрозе, фактически установившееся после теракта 11 сентября, данному критерию, с точки зрения Суда, не соответ-
ствует61.
Суд также постановил, что наличие реальной угрозы необходимо для выполнения требования определенности конституционной нормы при ограничении основных прав. Если статью 31 понимать так, как указано выше, то она соответствует данному требованию. Законодательный орган определил цель, для которой необходим сбор компьютерных данных, сделав это четко и применительно к определенной сфере деятельности; государственные органы, получающие информацию, и сфера их компетенции также четко определены. Кроме того, требуемая определенность в отношении данных, характеристики которых в статье 31 не конкретизированы, была обеспечена указанием на цель этой нормы и на цель, которую преследует сбор данных. В то же время Суд предупредил, что если основанием для проверки компьютерных данных будет, например, некая общая, абстрактная угроза терроризма, то полномочия, предоставленные полиции, будут рассматриваться как чрезмерно широкие62.
2.5. Решение участкового суда
Решения по рассмотренным выше вопросам были приняты Федеральным конституционным судом единогласно; однако следующая часть решения была принята судьями большинством в шесть голосов против двух63. По мнению большинства судей, решение участкового суда было неконституционным, поскольку было основано на чрезмерно широком толковании понятия реальной угрозы. Должна быть, как минимум, реальная угроза, а степень вероятности нарушения правовых интересов должна оцениваться не только в свете возможного ущерба, но также в свете серьезности вмешательства и его потенциальной значимости для государства64.
Нападение США на Афганистан, угроза актов возмездия в отношении американских
послов, сорок два участника группировки Усамы Бен Ладена, якобы действующие в Северном Рейне-Вестфалии, и обозначение возможных целей террористических атак на этой территории — все это само по себе не составляет множества достаточно конкретных фактов, подтверждающих вероятность того, что какие-либо латентные террористы, занимающиеся подготовкой терактов, могут быть обнаружены при помощи анализа компьютерных данных65.
2.6. Особое мнение
Судья Эвелин Хаас представила особое мнение. Она согласилась с тем, что статья 31 Закона является конституционной, но по другим причинам. По ее мнению, ограничение права нескольких человек, чьи данные не были немедленно уничтожены, не столь серьезно66. По мнению Э. Хаас, аргументы большинства судей были отчасти противоречивы. Например, была проведена связь между степенью серьезности нарушения права и запугивающим эффектом такого нарушения. И тем не менее степень серьезности нарушения права, по мнению большинства, усиливается тем фактом, что изучение личной информации происходило без ведома людей. Она заметила, что людей обычно не ставят в известность о мероприятиях, которые не приносят резуль-
тата67.
С точки зрения Э. Хаас, решающий фактор заключался в том, что записаны и сопоставлены могут быть только данные, которые сам потерпевший не скрывает. Анализируемые в ходе проверок данные были очевидны всем — это данные о поле, месте проживания, происхождении и характере академических занятий68. Э. Хаас заметила, что к категории общеизвестных сведений можно отнести и данные о религиозной принадлежности, в том числе о принадлежности к исламу, поскольку мусульмане обычно исповедуют свою веру открыто — это является их конституционным правом. Запрет на дискриминацию по признаку религиозной принадлежности, установленный в абзаце 3 статьи 3 Основного закона, не делает религию более важной и не превращает ее в более чувствительную материю, чем пол или язык. Точно так же, как закрепление в абзаце 1 статьи 13 права на защиту жилища не делает вопрос о месте прожива-
ния щекотливой темой. Религия и место проживания, как правило, очевидны окружающим. Анализ компьютерных данных производится не публично, и никакой нетерпимости со стороны общества в отношении вероисповедания спровоцировать не может. Более того, религию можно оценить как объективный фактор при поиске религиозных террористов, точно так же, как объективным фактором является пол, если известно, что разыскиваемый преступник — женщина69. Кроме того, Э. Хаас считает многочисленность лиц, затронутых проверкой, положительным фактором, поскольку это позволило соблюсти анонимность всех данных, несмотря на регистрацию имен70.
Помимо этого, как считает Э. Хаас, отбор государством уже полученных и проанализированных им данных с целью дальнейшей оценки, наоборот, способствует поддержанию свободы каждой личности. Люди должны принимать такие относительно несущественные вторжения в свою жизнь, чтобы избежать гораздо более серьезного воздействия, которое может оказать на них мировой терроризм. Кроме того, сравнение данных, о котором граждане не знают, никак не влияет на их поведение. В отличие от прослушивания телефонных переговоров, компьютерный анализ данных не позволяет получить новую, ранее не известную информацию о личной жизни человека71.
Далее Э. Хаас отмечает, что критерий существующей опасности для электронной проверки компьютерных данных не подходит, учитывая время, которое требуется для подобного анализа (в рассматриваемом случае — двадцать месяцев). Но абзац 1 статьи 31 Закона, где установлено требование существующей опасности, конституционен, если его рассматривать с точки зрения обратной пропорциональности. Чем больше предполагаемый размер ущерба от соответствующей угрозы, тем меньшее значение должна иметь вероятность ее наступления и, соответственно, тем меньшее значение должен иметь период времени между потенциальным ущербом и принятием мер со стороны полиции для его предотвращения. Подобным образом полиция, например, принимает превентивные меры для предотвращения тех или иных преступлений. Компьютерный анализ данных был проведен с целью установить вероят-
ность того, имеют ли какие-либо лица прямое отношение к данной угрозе или потенциальным исполнителям теракта, поэтому наличие такого прямого отношения в качестве предварительного основания для проверки требовать было невозможно72.
Двое из участников теракта 11 сентября проживали в Северном Рейне-Вестфалии. Германия приняла на себя ряд военных обязательств и как член НАТО была обязана участвовать в организации мер против терроризма в рамках коллективной самообороны. Таким образом, имелось достаточно фактических оснований для того, чтобы усмотреть наличие угрозы.
По мнению Э. Хаас, законодательные органы могут при желании заново определить пределы вмешательства. Помимо этого, необходимость превентивных мер в опережение конкретной опасности признается в других областях права. Среди примеров — выявление экологической опасности в Законе о защите почвы73 или досмотр всех пассажиров на авиарейсах74 безотносительно того, есть ли какие-то подозрения в отношении каждого из них. Последнее обычно рассматривается как куда более обременительная обязанность, чем сравнение компьютерных данных. Э. Хаас заявила, что настаивать на традиционном полицейско-правовом подходе к реальной угрозе, понимаемой как предварительное основание для оценки риска наступления неблагоприятных последствий, значит оставить государство и общество практически беззащитными, и призвала к «самоограничению судебной власти»75.
2.7. Анализ решения
Данное решение выходит за рамки существующих концепций защиты личности. Европейский Суд по правам человека до сих пор не рассматривал статью 8 европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод в том смысле, чтобы информация, подобная той, которая имеет место в данном деле, считалась информацией частного характера. Большинство судей Федерального конституционного суда Германии пришли к мнению, что нет необходимости определять степень защиты каждого отдельного элемента данных, на что Э. Хаас заметила, что большинство судей, должно быть, сочло каждый
свой аргумент в отдельности неубедительным. Винфрид Баусбак указывает76, что большинство судей не усмотрело нарушения основных прав в том случае, когда данные о гражданах были уничтожены немедленно, но тем не менее рассматривало этих граждан при оценке степени соразмерности.
Как следует из вынесенного решения, использование персональных данных в одних случаях возможно, а в других нет. Сбор данных может стать неправомерным при наличии следующих факторов: 1) возможность использования перекрестных ссылок с целью идентификации конкретных лиц; 2) рост интереса к информации со стороны государственных органов; 3) убежденность в том, что конфиденциальность данных будет сохранена; 4) организация данных по типу персонального досье, что запрещено; 5) количество вовлеченных лиц; 6) связь с иными основными правами; 7) нетерпимость или опасность ее появления; 8) отсутствие, в большинстве случаев, обязанности проинформировать лицо, данные о котором проверяется.
Решение против возможности анализа компьютерных данных может быть обосновано первыми четырьмя факторами; однако следовало бы учесть, является ли предметом спора вопрос о конфиденциальности информации и имел ли место неправомерный способ организации данных. При этом о конфиденциальности можно говорить лишь в том случае, когда и индивид, и лицо, получающее информацию о нем, имеют основания полагать, что данный вид информации носит конфиденциальный характер. Несмотря на то что Э. Хаас утверждает обратное, для некоторых людей религия — это конфиденциальные сведения. Однако сложно понять, почему число лиц, затронутых соответствующей мерой (пятый из приведенных выше факторов) усиливает степень серьезности нарушения, а не уменьшает ее, способствуя сохранению анонимности, как полагает Э. Хаас. Она также указывает на несовместимость двух последних факторов.
Шестой фактор — связь с иными основными правами — ставит нас перед сложным вопросом: можно ли говорить о нарушении основного права А в деле, которое незначительно связано с основным правом Б, но не нарушает это право? Аналогию можно провести со статьей 14 европейской Конвенции
о защите прав человека и основных свобод, которая запрещает дискриминацию в отношении пользования правами и свободами, гарантированными Конвенцией. Суды должны определять, какая связь с этими правами и свободами должна существовать, чтобы нарушение статьи 14 имело место. Например, в деле Петровиц против Австрии77 Европейский Суд решил, что отказ отцу в оплачиваемом отпуске по рождению ребенка не является нарушением права на уважение семейной жизни, предусмотренного статьей 8, так как эта статья не налагает на государство положительных обязанностей. Но поскольку данная выплата неизбежно влияет на то, каким образом организована семейная жизнь, она попадает в «сферу действия» статьи 878, и статья 14, таким образом, подлежит применению (хотя эта статья и не нарушена, поскольку при отказе выдать оплачиваемый отпуск государство не вышло за рамки свободы усмотрения)79. Однако по делу R (Erskine) v. Lambeth LBC80 в Англии Высокий суд решил, что различие в правах владельцев муниципального и частного жилья на улучшение жилищных условий направлено на защиту и развитие общественного здоровья и улучшение жилищного фонда, а не на защиту и развитие прав частных лиц по отношению к их жилищам. Таким образом, взаимосвязь со статьей 14 может показаться слишком слабой и может не быть принята во внимание.
Большинство судей в деле о компьютерных данных сочло, что нарушение приобретает более вопиющий характер в силу того, что некоторые данные, выбранные для анализа (такие, как религия и происхождение) являются факторами, на основании которых абзац 3 статьи 3 Основного закона запрещает дискриминацию; и что, помимо этого, место проживания является фактором, связанным с правом на неприкосновенность жилища, предусмотренным абзацем 1 статьи 13. А Э. Хаас, например, сочла эти ссылки неубедительными и не относящимися к делу. В пользу такого подхода можно привести один убедительный аргумент. Утверждение о том, что основные права создают вокруг себя некую «зону полутени» — сферу, где право не применяется, но все-таки имеет определенную силу, — и что пересечение такой зоны с «зоной полутени» другого права может привести к нарушению права, ведет к состоянию
неопределенности. Возможность ссылаться на основные права в ситуациях, которые имеют к ним совсем не значительное отношение, может дискредитировать саму идею основных прав.
Важным представляется вопрос о том, какие ограничения могут быть наложены на государство в отношении того огромного количества персональных компьютерных данных, которые были им накоплены в последние годы. Если снова обратиться к примеру Великобритании, то Закон о защите данных 1998 года регулирует обработку81 таких данных и применим к некоторым видам информации, находящейся в распоряжении государственных органов (статья 1). Некоторые данные относятся к «персональным данным деликатного свойства», в частности данные о расе или этническом происхождении, а также вероисповедании (статья 2). Согласно первому принципу защиты данных, изложенному в этом законе82, обработка данных должна отвечать требованиям справедливости и законности. По общему правилу, обработка данных о лице возможна, только если лицо выразило на это свое согласие, однако установлен ряд исключений, например, в случае исполнения полномочий Короны, министра Короны, иных министров83. Согласно второму принципу обработки данных84, сбор личных данных возможен, только если это необходимо для достижения законной цели, а их обработка не может производиться способом, не совместимым с такими целями. Выделяются категории данных, на которые указанное требование не распространяется, например, в части, касающейся обеспечения национальной безопасности (статья 28). В любом случае, поскольку британское правительство продемонстрировало свое намерение позволить расширение масштабов обмена данными между государственными органами85, кажется маловероятным, что в Великобритании будет установлено какое бы то ни было правовое ограничение в отношении компьютерного анализа данных, подобное тому, которое представлено в решении Федерального конституционного суда Германии. Конечно, возможно введение каких-то ограничений в соответствии со статьей 8 европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, устанавливающей право на личную жизнь.
Параллель с тайной телесвязи86, которую провели большинство судей Федерального конституционного суда, по мнению Э. Хаас, некорректна. Масштаб проверки данных, однако, можно признать существенным фактором. Не потому, что он увеличивает степень тяжести посягательства на основное право, однако потому, что должно быть установлено предельное количество лиц, которые, будучи объективно вне всяких подозрений, находятся под наблюдением в современном демократическом государстве. Указанное может быть обоснованно конституционным принципом защиты меньшинств, например этнических. Данный принцип является частью либерально-демократического правопорядка (который политические партии, согласно абзацу 2 статьи 21 Основного закона, не имеют права стремиться умалить или уничтожить); он с неизбежностью вытекает из положения, согласно которому Германия является демократическим государством (статья 20 Основного закона)87.
3. Заключение
Где же должна находиться точка равновесия между свободой и безопасностью? На этот вопрос нельзя ответить в общем виде. В сущности, это политический вопрос, и поэтому он должен учитывать прагматические и национальные факторы. Этническое происхождение и верования людей в государстве, взаимоотношения между различными группами населения и история страны — все играет роль. Возможно, большое значение здесь имеет история Германии, хотя ни в одном из рассмотренных решений на это прямо не указывается. От тайного сбора компьютерных данных о мусульманах с целью непременно выделить среди них террористов до требования носить звезду Давида на публике, если ты еврей, еще очень далеко, точно так же, как право сбить угнанный самолет, на борту которого находятся невинные люди, сложно приравнять к характерному для нацизма тотальному презрению к человеческой жизни88. Тем не менее для Германии это очень деликатная тема, и, возможно, это повлияло на Федеральный конституционный суд.
Если вернуться к делу о компьютерных данных, то в нем можно найти отражение новейшей истории Германии. Восточногерман-
ское государство функционировало, по сравнению с западными демократии, в режиме активного превентивного вмешательства в частную жизнь, причем уровень наказаний после обнаружения соответствующих преступлений был относительно низким. После воссоединения Германии эта политика была изменена на противоположную, и возможно, что большинство судей не пожелало поддержать положения, напоминавшие старый по-
рядок89.
С другой стороны, конституционный порядок, установленный Основным законом, описывается как воинствующая (streitbar) или укрепленная (wehrhaft) демократия в том смысле, что, в отличие от Веймарской республики, она содержит элементы, предназначенные для защиты против сил, которые могут попытаться ее уничтожить. Сюда входят полномочия Федерального конституционного суда запрещать неконституционные партии (статья 21 Основного закона), право запрещать другие неконституционные объединения (абзац 2 статьи 9) и лишать некоторых основных прав, если они применяются для борьбы против основ свободного демократического строя (статья 18). Оба рассмотренных решения ограничивают полномочия государства действовать против угрозы конституционному порядку, и в обоих представлено широкое понимание защищаемых ими прав. В этой связи примечательно, что статья В. Баусбака, посвященная делу о компьютерных данных, носит название «Оковы для воинствующей демократии?»90
Раймонд Янгс — старший преподаватель Кингстонского университета (Великобритания), старший научный сотрудник Института мирового права Университетского колледжа в Лондоне. Автор выражает благодарность за ценные замечания Пенни Дарбишир и Николе Ариес (Кингстонский университет), а также Карен Баррет и Норману Дорсену.
R.Youngs@kingston.ac.uk
Перевод с английского Д. Сичинавы.
1 Статья 2 Основного закона гласит: «1) Каждый имеет право на свободное развитие своей личности, поскольку он не нарушает прав других лиц и не посягает на конституционный порядок
или нравственный закон. 2) Каждый имеет право на жизнь и физическую неприкосновенность. Свобода личности ненарушима. Вмешательство в эти права допускается только на основании закона».
2 Абзац 1 статьи 1 Основного закона гласит: «Достоинство человека неприкосновенно. Уважать и защищать его — обязанность всякой государственной власти».
3 См.: Bundesverfassungsgericht [BVerfG] 30. Juni 2005, 2 BvR 1772/02.
4 См.: BVerfG 27. Juli 2005, 1 BvR 668/04.
5 Абзац 2 статьи 19 Основного закона гласит: «Существо содержания основного права ни в коем случае не может быть затронуто».
6 BVerfG 15. Februar 2006, 1 BvR 357/05 (http:// www.bverfg.de/entscheidungen/rs20060215_ 1bvr035705.html).
7 Luftsicherheitsgesetz, 11. Januar 2005, BGBl. I S. 78.
8 BVerfG 15. Februar 2006, 1 BvR 357/05. Paras. 79-83.
9 Ibid. Paras. 87-117.
10 Ibid. Paras. 119-121.
11 Ibid. Paras. 123, 124.
12 Ibid. Paras. 125-129.
13 Ibid. Para. 130.
14 Ibid. Paras. 131-136.
15 Ibid. Paras. 137-139.
16 Ibid. Paras. 140-143.
17 См. ее применение Судом Европейских сообществ в деле 11/70: Internationale Handelsgesellschaft GmbH v. Einfuhr- und Vorratsstelle für Getreide und Futtermittel, [1970] ECR 1125.
18 См. оборот «необходимы в демократическом обществе» в статьях 10 и 11 европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
19 См.: BVerfG 30. Juni 2005, 2 BvR 1772/02.
20 BVerfG 15. Februar 2006, 1 BvR 357/05. Paras. 144-153.
21 Ibid. Para. 154.
22 China Navigation Co Ltd v. A-G [1932] 2 KB 197 (о свободе Короны решать, защищать ли суда от пиратства и на каких условиях); Chandler v. Director of Public Prosecutions [1964] AC 763 (неоспоримое предположение о том, что Корона использует аэродром в интересах государства); Crown Proceedings Act 1947, s 11 (сохранена прерогатива Короны в отношении защиты государства).
23 Council of Civil Service Unions v. Minister of State for Civil Service (Government Communications Headquarters [GCHQ]) [1985] AC 374.
24 GCHQ, per Lord Roskill, at 418.
25 См.: Fighter Jets Scramble over Airline Terror Alert // The Times. 2006. 28 December.
26 BVerfG 15. Februar 2006, BVerfGE 46, 160 (Schleyer).
27 «...Преднамеренное убийство на основании предоставленных законом полномочий невинных людей, которые, как экипаж и пассажиры захваченного самолета, находятся в безнадежной ситуации. попросту невообразимо там, где действует абзац 1 статьи 1 Основного закона.» (BVerfG 15. Februar 2006, 1 BvR 357/05. Para. 130).
28 Lepsius O. Human Dignity and the Downing of Aircraft: The German Federal Constitutional Court Strikes Down a Prominent Anti-terrorism Provision in the New Air-Transport Security Act // German Law Journal. Vol. 7. 2006. No. 9. P. 761. См. также отзыв на эту работу: Ladiges M. Comment — Oliver Lepsius's Human Dignity and the Downing of Aircraft: The German Federal Constitutional Court Strikes Down a Prominent Anti-terrorism Provision in the New Air-transport Security Act // German Law Journal. Vol. 8. 2007. No. 3. P. 307.
29 Schenke W.-R. Die Verfassungswidrigkeit des § 14 III LuftSiG [Неконституционность раздела 14 (3) Закона о безопасности в воздухе] // Neue Juristische Wochenschrift. 59. Jg. 2006. H. 11. S. 736-739.
30 MöllerK. On Treating Persons as Ends: The German Aviation Security Act, Human Dignity and the German Federal Constitutional Court // Public Law. Vol. 51. 2006. P. 457-466, 463.
31 Ibid. P. 465, 466.
32 Frankfurter Allgemeine Zeitung. 2006. 18. Februar; Strafgesetzbuch [StGB] 13. November 1998, BGBl. I S. 3322, § 32, 34.
33 Schenke W.-R. Op. cit. S. 739.
34 Möller K. Op. cit. P. 462. Что касается рассмотрения этого вопроса в уголовном (в отличие от конституционного) праве Германии, Великобритании и других государствах, см.: Bohlander M. In Extremis — Hijacked Airplanes, «Collateral Damage» and the Limits of Criminal Law // Criminal Law Review. 2006. P. 579. См. также: Bohlander M. Of Shipwrecked Sailors, Unborn Children, Conjoined Twins and Hijacked Airplanes - Taking Human Life and the Defence of Necessity // Journal of Criminal Law. Vol. 70. 2006. No. 2. P. 147. Боландер весьма критически относится к решению Федерального конституционного суда Германии.
35 Schenke W.-R. Op. cit. S. 738.
36 См.: BVerfG 15. Februar 2006, 1 BvR 357/05. Para. 130.
37 Например, регистрация выдачи разрешений на управление самолетом.
38 BVerfG 4. April 2006, 1 BvR 518/02 (http://www. bverfg.de/entscheidungen/rs20060404).
39 В 2003 году в этот раздел были внесены поправки, в частности, с тем, чтобы устранить необходимость наличия существующей опасности для его применения.
40 BVerfG 4. April 2006, 1 BvR 518/02. Paras. 1133.
41 Ibid. Para. 34.
42 Ibid. Paras. 66, 67, 154.
43 Ibid. Paras. 73-79.
44 Ibid. Paras. 80, 81.
45 BVerfG 30. Juni 2005, 2 BvR 1772/02.
46 BVerfG 4. April 2006, 1 BvR 518/02. Paras. 8289.
47 Абзац 1 статьи 10 Основного закона ФРГ.
48 Абзац 1 статьи 13 Основного закона ФРГ.
49 BVerfG 4. April 2006, 1 BvR 518/02. Paras. 90102.
50 BVerfG 15. Dezember 1983, BVerfGE 65, 1, 42 ( Völkszählung [Перепись]).
51 BVerfG 4. April 2006, 1 BvR 518/02. Paras. 103106.
52 Ibid. Paras. 107-112.
53 Ibid. Paras. 113-115.
54 Ibid. Paras. 116-124.
55 Ibid. Paras. 126-130.
56 Ibid. Paras. 125, 131, 132.
57 Ibid. Paras. 133, 134.
58 Ibid. Paras. 135-137.
59 Ibid. Paras. 138-140.
60 См. § 2 no. 1(b) Нижнесаксонского закона об общественной безопасности и порядке (Niedersächsisches Gesetz über die öffentliche Sicherheit und Ordnung), где существующая опасность для целей закона определяется таким образом.
61 BVerfG 4. April 2006, 1 BvR 518/02. Paras. 141147.
62 Ibid. Paras. 148-153.
63 Ibid. Para. 166.
64 Ibid. Paras. 154-158.
65 Ibid. Paras. 159-162.
66 Ibid. Paras. 167-169.
67 Ibid. Para. 169.
68 Ibid. Para. 170.
69 Ibid. Para. 171.
70 Ibid. Para. 172.
71 Ibid. Paras. 173-177.
72 Ibid. Paras. 178-180.
73 Bundesbodenschutzgesetz [BBodSchG], 17. März 1998, BGBl. I S. 502, § 9(2), Satz 2.
74 Luftverkehrsgesetz [LuftVG] 14. Januar 1981, BGBl. I S. 61, § 29(c).
75 BVerfG 4. April 2006, 1 BvR 518/02. Paras. 182, 183. В особом мнении выражение «judicial self-restraint» приведено по-английски.
76 Bausback W. Fesseln für die wehrhaft Demokratie? // Neue Juristische Wochenschrift. 59. Jg. 2006. H. 27. S. 1922-1924). См.: BVerfG 4. April 2006, 1 BvR 518/02. Paras. 74-76, 123.
77 (2001 ) 33 Eur.Ct.H.R. 14.
78 Ibid. 319.
79 Данная доктрина, разработанная Европейским Судом по правам человека, означает, что Суд оставляет государствам-участникам определенную свободу в применении прав человека, предусмотренных Конвенцией, даже если он не одобряет принятых государствами решений.
80 [2003] EWHC 2479.
81 Сюда входит получение, запись и хранение данных, а также выполнение операций с этими данными.
82 Data Protection Act, 1998, sched. 1, part 1, para. 1.
83 Ibid. sched. 2, para. 5 (c); and sched. 3, para. 7(c) (в отношении личных данных деликатного свойства).
84 Ibid. sched. 1, part 1, para. 2.
85 Заявление о подходе к обмену информацией доступно по адресу: http://www.foi.gov.uk/sharing/ informationsharing.pdf.
86 BVerfG 4. April 2006, 1 BvR 518/02. Para. 95.
87 См., например: BVerfGE 70, 324, 363.
88 См. отношение некоторых правительств, например южноамериканских, к тому, чтобы сбивать самолеты наркокурьеров. См., например: Roh-terL. Brazil Carries the War on Drugs to the Air // N.Y. Times. 2004. 25 July (http://query.nytimes. com/gst/fullpage.html?res=9B02EFD6173DF93 6A15754C0A9629C8B63). См. недавний пример в Африке: G Bissau «to shoot drug planes» // BBC News. 2007. 31 August (http://news.bbc. co.uk/1/hi/world/africa/6972468.stm).
89 Пример другого восточноевропейского государства, отвернувшегося от коммунистического прошлого посредством обращения к понятию человеческого достоинства, см.: Dupre C. Importing the Law in Post-Communist Transitions: The Hungarian Constitutional Court and the Right to Human Dignity. Oxford, 2003. P. 129-156.
90 Bausback W. Op. cit.
