CC BY
399
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ СТРАН ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ
Мурат ЛАУМУЛИН
доктор политических наук, главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований при Президенте Республики Казахстан (Алматы, Казахстан)
Статья посвящена анализу геополитических изменений вокруг и внутри Центральной Азии за минувшие полтора года. Прежде всего следует отметить, что в это время геополитическая ситуация вокруг региона не была статичной. Произошло немало изменений, хотя не всегда они «лежали на поверхности». Тем не менее эти перемены доступны для анализа. В первую очередь ЦА подвергалась влиянию геоэкономических факторов, среди которых упомянем мировой финансовый кризис (кризис ликвидности и неплатежей, ухудшение положения и нестабильность на международных финансовых рынках), рост цен на базовые товары (энергоносители, продовольствие), экономический подъем в таких странах, как Россия, Китай и Индия, обострение проблемы обеспечения энергетической безопасности.
Кризис 2007—2008 годов начался на рынке ипотечного кредитования в США и распространился на глобальные банковскую и финансовую системы. Его непосредственным результатом стал спад в американской экономике, а зона евро ощутила эти последствия к концу 2007 года. Обесценивание главной валюты мира оказывает сильнейшее воздействие на глобальную экономику. Ценность сбережений в долларах неуклонно снижается. То же происходит с экспортной выручкой после ее конвертации в национальные валюты. Под угрозой оказались трансграничные инвестиционные проекты.
Нынешнее положение парадоксально: крупнейшими долларовыми резервами обладают государства, валютам которых угрожает не обесценивание, а удорожание, что затрагивает и казахстанский тенге. В мировой экономике в целом может сложиться неуправляемая ситуация с высокой степенью неопределенности на весьма длительный период. Это способно вызвать и значительные кумулятивные последствия для многих стран и регионов в политическом и даже политико-военном планах. Текущие процессы могут повлиять на казахстанскую экономику либо через финансовый, либо через реальный секторы. Очевидно, что финансовый шок распространяется значительно быстрее, чем потребительский, и это важно для политического реагирования.
Таким образом, США все более теряют способность управлять долларом, в частности поддерживать низкий уровень инфляции, не прибегая к повышению процентных ставок. Последнее обеспечивает дальнейший приток капитала, но сдерживает экономический рост. Для мирового финансового порядка это означает, что американский доллар рискует утратить роль ключевой валюты, к тому же скорее раньше, чем позже. Но и остальной мир в этом случае не избежит потерь. Использование такой универсальной валюты, как доллар, было выгодно и служило источником стабильности международных отношений.
Без опоры на ключевую валюту глобальная финансовая система может породить кризис. Повсеместно принято считать, что естественной альтернативой доллару в качестве мировой валюты является евро, однако его долговечность не гарантирована. Даже небольшой «взлет» глобальной инфляции может оказать весьма серьезные последствия. Возникшая в результате геополитическая напряженность, включая протекционизм США, может подорвать мировую экономику и спровоцировать глобальную рецессию.
На этом фоне список основных геополитических акторов оставался тем же, хотя их конфигурация и активность поменялись. Это Запад (США, страны Евросоюза и Япония), Россия, Китай, государства исламского мир. Обратим внимание на то, что Индия все увереннее заявляет о своей заинтересованности участвовать в делах региона. При этом Запад в лице США и ЕС начинает менять свою стратегию в Центральной Азии. Главный «мотор» этих трансформаций — энергетический фактор, точнее — рост цен на углеводороды, их увеличивающийся дефицит и нарастание конкуренции за контроль над ресурсами и маршрутами их транспортировки. В этой связи Центральная Азия и Каспийский регион включаются в разработанную Западом систему диверсификации энергопоставок. Все больший интерес к урановой промышленности Казахстана и других республик ЦА проявляет Япония.
Обратимся к проблемам безопасности. Очевидно, что в Центральной Азии усиливается роль НАТО. Знаковым событием стал саммит Альянса в Бухаресте, продемонстрировавший значение Евразии для стратегической активности Североатлантического блока, несмотря на временную неудачу планов Грузии и Украины относительно вступления в организацию. Пока внимание Москвы и других участников событий было привлечено к Тбилиси и Киеву, мало кто обратил внимание на то, что и Астана уже стоит на пороге принятия Плана действий по подготовке к вступлению, то есть отстает от них лишь на полшага. Нетрудно предположить, что в ближайшей перспективе развернется борьба за то, чтобы «подтолкнуть» РК сделать эти полшага или, наоборот, воспрепятствовать этому. Но в целом нельзя отрицать, что фактор НАТО еще сыграет важную роль в геополитической судьбе и положении региона, не говоря об обеспечении его безопасности.
Состоявшийся в апреле 2008 года в Бухаресте саммит Альянса с участием стран — членов СЕАП убедительно показал, насколько атлантическая безопасность связана с евразийской. И хотя Грузия и Украина не попали в «список очередников» на вступление в НАТО, эти события продемонстрировали, насколько сильное влияние оказывает эта структура на систему безопасности в Центральной Евразии. С учетом фактора Афганистана отмеченное воздействие приобретает критический характер, особенно для республик Центральной Азии. Это неуклонное проникновение западных структур безопасности в глубь континента рано или поздно поставит вопрос о взаимодействии Альянса с такими региональными структурами, как ОДКБ и ШОС.
Западным стратегам непонятно, чем все-таки является ШОС — экономическим союзом, военно-политическим блоком или чем-то иным. Неясно также, насколько реальны цели ШОС в плане сотрудничества ее участников. Второе — и этот вопрос имеет для Запада принципиальное значение, — угрожает ли ШОС (а точнее, тандем Россия — Китай) суверенитету государств Центральной Азии и их независимости? В «прямом прочтении» опасения Запада звучат следующим образом: в какой степени страны региона независимы в своей позиции и своем поведении при принятии решений на уровне ШОС? В несколько более категоричной форме этот вопрос сформулировал заместитель помощника Г осударственного секретаря США по делам Южной и Центральной Азии Э. Файгенбаум: в чем состоит подлинный смысл отношений между двумя крупными континентальными державами, каковыми являются Россия и Китай, и небольшими, но
весьма своенравными и независимыми центральноазитскими государствами — членами ШОС?1
В последнее время с Запада поступают сигналы, указывающие, что там понимают: ШОС — все-таки не антиНАТО. Это объясняется не только обеспокоенностью западных политиков судьбой стран ЦА, но и пониманием того, что сами эти страны, участвуя и взаимодействуя в рамках ШОС, не заинтересованы в чрезмерном доминировании РФ и КНР и не согласятся с утратой даже части своего суверенитета. В качестве альтернативы они всегда могут опереться на Запад и его институты — таков примерный ход мыслей западных стратегов. Вашингтон прежде всего хотел бы, чтобы ШОС не носила антиамериканский характер. И это вполне объяснимо, особенно с учетом антитеррористической кампании, которую Соединенные Штаты ведут в Афганистане, то есть в непосредственной близости от границ ШОС.
В Белом доме давно подметили, что на двустороннем уровне каждая страна — участница ШОС старается проводить в отношении США вполне сбалансированную и дружественную политику, по крайней мере не враждебную. Этот вывод верен даже в отношении Москвы и Пекина. Если это так, то Вашингтон вправе ожидать аналогичной политики и всей Организации в целом. В интерпретации американской стороны это звучит следующим образом: от США часто требуют, чтобы они обеспечили некие гарантии относительно их намерений в регионе. Однако и Соединенные Штаты нуждаются в определенных гарантиях.
Тем не менее следует отметить, что США рассматривают ситуацию в регионе во многом сквозь призму своего присутствия в Афганистане и должны соответствующим образом строить свою политику. Но некоторые процессы, происходящие вокруг ШОС, вызывают у Вашингтона явное беспокойство. В первую очередь речь идет о намерениях Ирана изменить свой сегодняшний статус наблюдателя на статус полноправного члена Организации. Запад негативно реагирует и на попытки представить ШОС как некий «энергетический клуб», оценивая их как действия, нацеленные на превращение Организации в картельное объединение.
В восприятии американских стратегов появились и другие новые нюансы, в частности опасения по поводу растущего влияния Китая как в регионе в целом, так и в Казахстане в частности. Эти опасения уже переходят из гипотетической стадии в сферу стратегической озабоченности2. Если же они достигнут концептуального уровня, то вполне вероятен пересмотр Вашингтоном своей позиции в отношении роли Пекина в Центральной Азии. Подобная трансформация может носить радикальный характер и серьезно повлиять на весь спектр политики США в регионе, а также в отношении России, ШОС и по ряду других направлений. К инновациям в сфере стратегического планирования можно также отнести «осторожные» идеи о возможности участия Соединенных Штатов в ШОС.
Американские аналитики трактуют проблему отношений стран Центральной Азии с Афганистаном следующим образом: поскольку республики региона видят в качестве своей главной стратегической цели установление сбалансированных отношений с крупными державами, они должны быть кровно заинтересованы в успехе американской политики в Афганистане. Со своей стороны, Соединенные Штаты, стремящиеся стабилизировать Афганистан и подтолкнуть его на путь экономического возрождения, хотели бы привлечь государства региона и их бизнес в качестве экономических партнеров и спонсо-
1 См.: Файгенбаум Э. Шанхайская организация сотрудничества и будущее Центральной Азии // Россия в глобальной политике, 2007, Т. 5, № 6. С. 122—131.
2 Об этом подробнее см.: Cohen A. After the G-8 Summit: China and the Shanghai Cooperation Organization // The China and Eurasia Forum Quarterly, February 2006, Vol. 4, No. 3. P. 51—64.
ров Афганистана. При этом Вашингтон делает большую ставку на расширение регионального сотрудничества (с обязательным участием Кабула).
Афганистан по-прежнему остается одним из важнейших факторов военно-политической безопасности Центральной Азии. Периоды некоторой стабилизации регулярно сменяются вспышками боевых действий. Эта страна — основной мировой производитель тяжелых наркотиков, которые в значительной мере транспортируются по территории государств ЦА.
В этих условиях страны НАТО вынуждены наращивать свое военное присутствие, расширять зоны боевых операций и идти на сотрудничество с Россией и с другими странами СНГ в сфере доставки своих грузов в Афганистан. Тем самым проблема выходит за прежние региональные рамки, затрагивает безопасность, стратегическое положение СНГ и отношения внутри Содружества.
Апрельский саммит НАТО в Бухаресте (2008 г.) и публичные заявления ряда западных лидеров привлекли внимание к военному положению в Афганистане. Здесь назревают серьезные изменения, в том числе в политике стран НАТО, прежде всего Соединенных Штатов. По-видимому, последние готовятся к новому наступлению на талибов, а также пытаются укрепить афганскую армию, сделав ее стержнем политической системы государства. Вашингтон планирует в ближайшие месяцы провести масштабную военную операцию в южных и восточных провинциях Афганистана, а также в пакистанской провинции Южный Вазиристан. Такой вывод напрашивается после анализа новой стратегии западной коалиции в Афганистане. Эта стратегия фактически реализуется с конца 2007 года, а на апрельском саммите НАТО одобрена официально.
Политическая нестабильность и слабость режима X. Карзая приняли перманентный характер. В этих условиях Кабул взял курс на многократное и резкое расширение вооруженных сил страны с целью превращения армии в государствообразующий элемент афганского общества. Однако создание в Афганистане крупных вооруженных сил может в условиях дефицита в этой стране ресурсов, в том числе гидроэнергетических, в перспективе угрожать безопасности республик Центральной Азии.
В данной ситуации Вашингтон всячески поддерживает усилия Кабула в сфере военного строительства. В последние годы США и другие государства Запада, не выполнившие собственных обещаний по реконструкции постталибанского Афганистана, пытаются решить проблему за счет поощрения региональной интеграции (в северном направлении), а также выдвигают проекты, в которых республики Центральной Азии должны оказывать помощь Афганистану и интегрироваться с ним. С учетом всех существующих факторов и тенденций подобное развитие событий может иметь для стран региона крайне опасный характер. В то же время страны ЦА чрезвычайно заинтересованы в сохранении присутствия в Афганистане государств НАТО в качестве основного фактора военной безопасности.
В отношении проблемы разрешения конфликта в Афганистане ныне господствуют две диаметрально противоположные точки зрения. Первая заключается в том, что урегулирование ситуации и достижение мира возможны лишь после вывода всех иностранных войск из страны. Вторая состоит в том, что стабилизация и установление мира возможны лишь после полного разгрома движения «Талибан». Для достижения официально декларируемых им целей — укрепления демократии, искоренения международного терроризма и наркопроизводства — Пентагон намерен добиться постоянного статуса своих военных баз в Афганистане. Кроме того, политологи выделяют и другие, менее декларируемые цели Вашингтона, — противодействие влиянию в регионе России, Китая и Индии, усиление давления на Иран, создание плацдарма для расширения доступа к энергоресурсам Каспия.
Следует отметить, что интересы основных мировых игроков (США, России, Китая), во многом противоречащие друг другу на глобальном уровне, полностью совпадают в Афганистане и заключаются в том, чтобы любой ценой обеспечить там стабильность. А интересы Казахстана и других республик ЦА состоят в том, чтобы военное присутствие сил НАТО в Афганистане продолжалось достаточно долго с целью стабилизации здесь обстановки. Однако в перспективе Запад рано или поздно озвучит вопрос о расширении участия государств ЦА в реконструкции Афганистана. Это поставит страны региона перед сложным политическим и экономическим выбором.
В интересах республик ЦА — укрепление пояса безопасности на территории бывшего Северного альянса. Именно туда необходимо в первую очередь направлять помощь из государств Центральной Азии и России. Крупная военная операция США и их союзников против талибов может затронуть не только Афганистан, но и Пакистан, изменить всю военно-стратегическую обстановку в Южной и Центральной Азии. Такое развитие событий неизбежно затронет стратегические интересы Индии, Китая и России. Курс Пентагона на создание крупной и мощной национальной армии Афганистана может вызвать самые неожиданные последствия. Изменится баланс сил в регионе, режим в Кабуле способен превратиться в самодостаточную силу и попытаться диктовать условия своим соседям, в том числе государствам Центральной Азии.
Аналитическое сообщество США считает, что наступило время, когда республики ЦА и их элиты должны сами формулировать свои национальные интересы, выдвигать инициативы по региональной интеграции, а в целом активнее отстаивать свой суверенитет и свои амбиции на международной арене (прежде всего это касается их отношений с Россией и Китаем). На этом направлении они гарантированно получат поддержку и помощь Соединенных Штатов.
Позиция Евросоюза в отношении Центральной Азии и сотрудничества с региональными структурами, в том числе с ШОС, за последнее время радикально изменилась. Согласно обнародованному 31 мая 2007 года документу «ЕС и Центральная Азия: стратегия для нового партнерства» (рассчитанному на 2007—2013 гг.), соответствующие цели ЕС в регионе таковы: обеспечить стабильность и безопасность его стран; содействовать сокращению бедности и повышению жизненного уровня в контексте Целей развития тысячелетия; всячески способствовать региональному сотрудничеству как между государствами самой ЦА, так и между этими государствами с ЕС, особенно в сферах энергообеспечения, транспорта, высшего образования и охраны окружающей среды3.
Прежде всего в документе отмечается, что страны ЦА являются связующим звеном между Европой и Азией, а также их принадлежность к ОБСЕ (т.е. к европейскому политическому пространству). ЕС и ЦА имеют такие общие цели, как сохранение стабильности и достижение процветания. В качестве мер стратегического характера ЕС будет поддерживать регулярный политический диалог на уровне внешнеполитических ведомств; предложит «Европейскую образовательную инициативу» и «Европейскую инициативу управления посредством закона»; установит регулярный и ориентированный на конкретные результаты диалог в сфере прав человека с каждым государством региона отдельно; будет проводить с ними регулярный энергетический диалог. Важный аспект документа: ЕС будет проводить конструктивный диалог с такими региональными организациями, как ЕврАзЭС, ШОС, СВМДА, ОДКБ, ЦАЭС4.
3 Об этом подробнее см.: The EU and Central Asia: Strategy for a New Partnership. Brussels: PRC, 2007.
20 pp.
4 Об этом подробнее см.: Bailes A.J.K. The Shanghai Cooperation Organization and Europe // The China and Eurasia Forum Quarterly, 2007, Vol. 5, No. 3. P. 13—18.
В отношениях с Евросоюзом Казахстан должен учитывать, что доминирующие позиции ЕС как основного экономического центра в Евразии могут быть утрачены. Кроме того, страны Евросоюза становятся объектами внешней миграции. Здесь происходят глубокие трансформационные процессы в социальной структуре и промышленности. Вместе с тем еще долго будет сохраняться зависимость ЕС от евразийских источников энергии.
Отдельным вопросом остается европейская политика соседства и стратегия ЕС в отношении республик Центральной Азии. Брюссель (наравне с Москвой и Вашингтоном) стремится укрепить свои позиции в регионе. Европейская стратегия по Центральной Азии содержит ряд требований и пожеланий относительно энергоресурсов, их добычи и транспортировки, обеспечения энергетической безопасности ЕС, и в то же время сохраняет «развязанными» руки Евросоюза в сферах демократизации и защиты прав человека. Таким образом, ЕС и при новой редакции своей стратегии в ЦА продолжает общую линию Запада, базирующуюся на том, чтобы иметь преимущества над постсоветскими странами и инструменты влияния на них.
Усиление в регионе позиций Евросоюза позволило бы республикам ЦА значительно диверсифицировать американское и российское политическое влияние, способствовало бы дальнейшему углублению экономических отношений. Европейский союз — крупнейший потребитель экспорта стран Центральной Азии за пределами СНГ, а с унификацией энергетических систем поставщики энергоресурсов региона получат гарантированный в среднесрочной перспективе рынок сбыта своей продукции.
Некоторые западные эксперты констатируют, что Евросоюз не достиг практически ни одной из своих стратегических целей в ЦА, поставленных еще в 1990-х годах: бедность не ликвидирована, сопротивление реформам в Узбекистане и Туркменистане не сломлено, положение с правами человека и уровень демократии остались на прежнем уровне, энергетические интересы ЕС не защищены. В сфере безопасности Евросоюз так же топчется на месте. Специалисты советуют коренным образом сменить стратегию и тактику ЕС в регионе, чтобы вернуть доверие к Евросоюзу. В сфере безопасности последний должен выступать в качестве серьезной силы, а не в образе «беззубого бумажного тигра»; в энергетической политике — вести себя более уверенно; в области демократии — проявлять больше реализма. Кроме того, ЕС мог бы теснее координировать свою стратегию с другими международными акторами, в частности с НАТО и ОБСЕ. В целом изъяны внешней политики Евросоюза, стратегии и методов ее реализации видны не только в ЦА, но и в других регионах, а причины этого заложены в самой структуре ЕС — сложного геополитического и геоэкономического механизма, лишенного единого центра принятия ре-шений5.
Важное место в геополитической игре вокруг Центральной Азии по-прежнему занимают геоэкономические проекты, связанные, как правило, с транспортировкой ресурсов. Уже стало традицией демонизировать политику и стратегию Соединенных Штатов в этой сфере. Однако при более внимательном рассмотрении сути дела невольно приходит мысль, что с учетом геоэкономических и геополитических реалий такие проекты — веление времени. Если представить, что СССР до сих пор существует, то мы увидели бы, что именно он сегодня продвигал бы и реализовывал различными путями, в том числе силовыми, аналогичные проекты. Особенно это касается южного направления экспансии на рынки и транзита через Турцию, Иран, Афганистан (если бы здесь сохранился советский контроль) и страны Южной Азии.
5 Об этом подробнее см.: Warkotsch A. Die Zentralasiatische Politik der Europaischen Union: Interessen, Strukturen und Reformoptionen. Frankfurt a.M.: Peter Lang, 2006. 253 S.
Основной причиной затягивания практического решения вопроса о Прикаспийском трубопроводе является Транскаспийский проект — идея строительства магистрального газопровода по дну Каспийского моря с продолжением через республики Южного Кавказа в Турцию и дальше — в Европу. Ашхабад использует этот проект для затягивания вопроса о Прикаспийском трубопроводе в целях получить более выгодные условия закупки Россией своего газа и снизить тарифы на его прокачку.
Тенденции развития мирового энергопотребления свидетельствуют, что значение углеводородных источников будет возрастать. Это дает Казахстану неплохие шансы для прогресса. Однако Астана должна развивать собственную энергетическую базу, в том числе атомную энергетику (в кооперации с РФ и другими странами ЦА), поддерживать гидроэнергетические проекты в регионе, вводить энергосберегающие технологии.
Как всегда, Ф. Старр, сотрудник Института Центральной Азии и Кавказа Университета Дж. Хопкинса (США), выдвигает новые и неординарные идеи о роли Соединенных Штатов в этих процессах, способных изменить «лицо» и характер внутриевразийских связей. В первую очередь он признает, что новые транспортные проекты открывают широкие финансовые возможности для тех акторов (местных и транснациональных), которые примут участие в создании новой транспортной сети. В этой связи руководитель проекта настойчиво предлагает учредить при Госдепе США пост специального посла по торговле со странами Большой Центральной Азии (БЦА). Затем Старр задает вопрос: если идея внутриконтинентальной торговли так хороша, то почему она до сих пор не реализована? И сам отвечает на него. Во-первых, проблема в том, что реализация этого проекта зависит от большого количества отдельных элементов, под которыми он понимает совокупность юридических, налоговых, организационных, банковских, управленческих, технологических, человеческих (кадровых) вопросов, а также проблемы безопасности и коммуникации. Все это «завязано» на чрезмерно большом количестве стран-транзитеров, чья государственная и торгово-экономическая политика к тому же серьезно отличаются как друг от друга, так и от общепринятых мировых стандартов и правил. В этом контексте большую гибкость к адаптации удобных нормативов демонстрирует Китай, а Россия (с ее высокой централизацей) — меньшую6.
У Старра не вызывает сомнений, что Вашингтон несет свою долю ответственности и должен принять участие в создании евразийской системы транспортных коридоров. Он уверен, что США должны поддерживать проекты такого рода в силу прежде всего того, что в случае их реализации подобные планы упрочат независимость стран БЦА. А это отвечает национальным интересам Соединенных Штатов. Кроме того, укрепление внут-риконтинентальных торговых связей будет способствовать разрешению старых конфликтов, например кашмирского, и, конечно, стабилизации Афганистана.
Поговорим о главном геополитическом игроке региона — России. Ее политику в этот период сложно анализировать вследствие политического двоевластия — так называемой тандемократии. Можно констатировать, что курс В. Путина на международной арене в общем и в Центральной Азии в частности продолжает Д. Медведев, его преемник на посту президента РФ. Данная линия включает в себя такие существенные элементы, как балансирование с Западом на грани нового издания «холодной войны» (в первую очередь по проблемам Косова, ПРО и непризнанных государств), острую конкуренцию вокруг трубопроводных проектов, ожесточенное сопротивление процессу расширения НАТО.
На евразийском пространстве РФ остается для ряда стран центром притяжения. Ядро группы формируют пять государств: Россия, Беларусь, Украина, Казахстан и Уз-
6 Об этом подробнее см.: The New Silk Roads: Transport and Trade in Greater Central Asia / Ed. by S.F. Starr. Washington, DC: Central Asia-Caucasus Institute & Silk Road Studies, 2007. 510 pp.
бекистан (в меньшей степени). Вокруг этого ядра создается поле притяжения для менее крупных европейских стран (Молдова) и ряда республик Центральной Азии (Кыргызстан, Туркменистан, Таджикистан). Усилия России по интеграции при существующей структуре торговли с другими постсоветскими странами сопровождаются выходом на передний план энергетического сектора. Его трансформацию в двигатель межгосударственной кооперации сдерживает несколько барьеров. Первый из них — система неравного ценообразования на энергоносители «дома» и за границей.
Москва действительно оставила попытки реинтегрировать постсоветское пространство на основе универсальных принципов, справедливо считая такую политику бесперспективной. Однако параллельно с линией на укрепление двустороннего сотрудничества Россия предпринимала определенные шаги, направленные на объединение усилий для решения конкретных злободневных задач. Пример тому — создание Антитеррористичес-кого центра (АТЦ) и Коллективных сил быстрого развертывания (КСБР), а также взаимодействие Москвы, Астаны и Баку по проблемам Каспия.
Как считают некоторые эксперты, повестка дня отношений между Россией и странами ЦА включает три основных пункта: так называемую мягкую силу (влияние сферы культуры и языковое присутствие), проблему русской и русскоязычной диаспоры, а также вопросы миграции. В целом все группировки, течения и круги российской политической элиты, несмотря на идеологические различия, склонны рассматривать присутствие (доминирование) РФ в Центральной Азии как благо и необходимость, причем каждая политическая сила оперирует своими аргументами в пользу этого вывода7.
В Центральной Азии активность России сконцентрирована на Казахстане, что ярко высветил первый зарубежный визит Д. Медведева на посту президента РФ. Как представляется, вследствие воздействия внутриполитических и международных факторов российская геополитическая активность будет перемещаться на запад — в европейскую часть СНГ, в сторону Европы, с которой Россию связывают тесное хозяйственно-экономическое сотрудничество и от которой зависят безопасность и модернизация страны. С субъективной точки зрения этому может способствовать и личность Д. Медведева. Как следствие, можно ожидать, что Москва будет уделять относительно меньше геополитического внимания восточному направлению, включающему КНР, АТР, ШОС, Южную и Центральную Азию.
Нетрудно представить, как поведет себя в этой ситуации другой важнейший участник геополитической игры в регионе. Ослабление внимания к ЦА со стороны Москвы способно развязать руки Пекину. Но не все так просто. Проблемы Китая хорошо известны, и он не сможет долго игнорировать их по мере нарастания сложностей, что в конечном счете отразится и на стратегии Пекина в Центральной Азии. На политику КНР в регионе будут влиять такие факторы, как состояние китайско-российских связей, отношения Китая с Западом (особенно с новой администрацией Белого дома), ситуация внутри ШОС, положение на рынках энергоносителей и т.д.
Эксперты выделяют четыре основные проблемы торгово-экономических отношений КНР с республиками ЦА. Первая состоит в том, что с самого начала эти отношения приняли неравноправный характер в пользу КНР. В качестве второй проблемы выделяется роль пограничных пунктов в налаживании приграничной торговли. Третья проблема — инвестиции Китая в экономику и инфраструктуру стран региона. Пекин интересуют четыре направления для инвестирования: цветная и черная металлургия, гидро-
7 Об этом подробнее см.: Laruelle M. Russia’s Central Asia Policy and the Role of Russian Nationalism. В кн.: A Joint Transatlantic Research and Policy Center. Washington, D.C.: Johns Hopkins University-SAIS, 2008. 79 pp.
энергетика, транспортная инфрастуктура, телекоммуникации. Четвертая проблема — сфера углеводородов, которую эксперты считают ключевой в многовариантной стратегии КНР в регионе. Они также предполагают, что географически замкнутое положение Центральной Азии определит решающую роль Китая для ее будущего: в XXI столетии КНР предстоит сыграть для региона ту же роль, что сыграла для него Россия в XIX и XX веках8.
Отметим следующую важную особенность поведения Пекина в Центральной Азии: он последовательно и настойчиво осуществляет с каждым государством региона различные трубопроводные, транспортно-коммуникационные, торгово-экономические, строительные и инвестиционные проекты, то есть наращивает свое экономическое присутствие. Однако интересы КНР в Центральной Азии все больше вступают в противоречие с таковыми России и Запада. Этот вывод относится к главному вопросу — конкуренции за ресурсы, а также контролю над ними и магистральными трубопроводами.
Таким образом, экономика КНР активно глобализируется, последствия чего еще не просматриваются в полном объеме. Фактически речь идет о возникновении новой экономической сверхдержавы. В отношениях с КНР как с потенциальной экономической сверхдержавой Казахстан должен исходить из понимания того, что такой Китай — не только крупнейший экспортер, но и рынок для казахстанских товаров, а также инвестиций. То есть в перспективе, по мере накопления Казахстаном валютно-финансовых резервов, КНР может превратиться для РК в то, чем были, например США для Канады, стран ЕС, Австралии и др. — выгодным рынком для инвестиций и вложений капиталов.
А что происходит в самой Центральной Азии? Здесь мы видим, как накапливаются изменения, которые постепенно приводят к качественным сдвигам. Казахстан сохраняет за собой роль лидера, хотя потрясения на мировых финансовых рынках осложняют эту задачу. Попытки Астаны возобновить в регионе интеграционные (кооперационные) процессы наталкиваются на открытое (и скрытое) сопротивление Узбекистана и других республик ЦА.
Астана — ключевой стратегический партнер и союзник Москвы в регионе. Данная оценка основывается на роли РК как одного из локомотивов в интеграционных процессах на постсоветском пространстве, немаловажно также геостратегические значение республики для РФ, то есть ее потенциал в энергетической, транспортно-транзитной, военной и иных сферах, который динамично, однако еще не в полной мере задействован в интересах двусторонних отношений. При этом рекомендуется иметь в виду, что поддержка и развитие союзнических и партнерских отношений с Казахстаном потребует от России значительно больших усилий, чем ранее, в связи со складывающейся в Центральной Азии геополитической ситуацией.
Казахстанско-российские связи стоят особняком от отношений РФ не только с иными государствами региона, но и с другими странами СНГ. С одной стороны, Казахстан — один из наиболее лояльных и надежных партнеров России на постсоветском пространстве, непременный участник всех интеграционных процессов; с другой — Астана все чаще демонстрирует, что она имеет собственные национальные интересы, свое видение международной ситуации, свои приоритеты во внешней политике9.
Несмотря на то что РФ остается главным партнером и союзником Казахстана (и останется таковым на долгосрочную перспективу), механизм их реальной интеграции
8 Об этом подробнее см.: Peyrouse S. The Economic Aspects of the Chinese-Central Asia Rapprochement. Washington, DC: Central Asia-Caucasus Institute & Silk Road Studies, 2008. 73 p.
9 Об этом подробнее см.: Weitz R. Kazakhstan and the New International Politics of Eurasia. Washington, DC: Central Asia-Caucasus Institute & Silk Road Studies, 2008. 189 pp.
еще не разработан. Это касается таких вопросов, как создание эффективных таможенного и торгово-экономического союзов, общих финансовых институтов, вертикальных связей в других аспектах экономики и т.д. Не меньше вопросов «задает» политическая составляющая российско-казахстанской интеграции.
Что касается Узбекистана, то за последние годы его политическое и экономическое положение серьезно изменилось, хотя республикой по-прежнему управляет И. Каримов. Руководству страны наконец удалось начать необходимые финансово-экономические реформы. Национальная валюта вплотную приблизилась к конвертируемости. На селе начинают работать рыночные механизмы. В промышленности и сельском хозяйстве устранены крайности, сужены компетенции властей по вмешательству в экономические процессы.
Во внутриполитической сфере режим И. Каримова смог ликвидировать зависимость центральной власти от влияния кланов, региональных и ведомственных группировок. Между основными элитами достигнут консенсус и создан баланс, хотя и непрочный. Значительно снижено социальное недовольство, устранена угроза дестабилизации общества, исламистское движение загнано в подполье.
Существенно изменилось и международное положение РУ. Она отказалась от однозначной ориентации на Запад и вернулась в интеграционные процессы на постсоветском пространстве. Качественно трансформировались российско-узбекские отношения, усилилась зависимость Ташкента от Москвы (кстати, и от Пекина). Однако в процессе пересмотра внешнеполитических ориентиров Узбекистан перешел необходимые пределы, ухудшил отношения с Западом и фактически оказался в международной полуизоляции. В то же время сближение Ташкента с Москвой, наметившееся в 2004 году, вызывает сомнения из-за своей неустойчивости, вытекающей из традиций узбекской внешнеполитической линии.
Постепенно Ташкент начал ставить барьеры на пути проникновения российского бизнеса в экономику республики, хотя на первых порах это приветствовал. По-прежнему сложные отношения остаются у Узбекистана с соседними странами Центральной Азии, особенно с Кыргызстаном и Таджикистаном, однако после смены руководства в Туркменистане наметилось сближение с Ашхабадом. Ташкент проявляет нескрываемый интерес к участию в крупных нефтегазовых и транспортно-коммуникационных проектах в регионе.
На фоне откровенно плохих отношений с Западом Узбекистан развивает многостороннее сотрудничество с КНР, прежде всего в экономической сфере. Наметилась тенденция к превращению РУ в основного торгово-экономического и политического партнера Пекина в ЦА. Сохраняется экономическая зависимость Узбекистана от Казахстана, особенно в торговой сфере и на рынке труда. Поскольку кризис в отношениях Узбекистана с Западом не преодолен, республика продолжает внешнеполитическую переориентацию на Россию и патронируемые ею региональные объединения, что определенным образом меняет конфигурацию в сфере безопасности всей Центральной Азии. Узбекистан крайне заинтересован в строительстве газопровода из Туркменистана в Китай.
Евросоюз изменил тактику работы с Ташкентом, решив не идти на резкую конфронтацию, а воздействовать на политическую ситуацию в республике путем сотрудничества, даже несмотря на то, что Узбекистан фактически не выполнил требований ЕС о международном расследовании андижанских событий. Можно сделать вывод, что жесткая позиция РУ по защите своего суверенитета и сопротивлению открытому внешнему диктату принесла свои плоды.
Отношения Узбекистана с другими постсоветскими странами развиваются по траектории, заданной после 2004 года поворотом Ташкента в сторону Москвы. В этом плане
большое значение приобретают его двусторонние контакты с Китаем, Кыргызстаном, Казахстаном и, особенно, Туркменистаном, который должен стать источником транспортируемого по территории РУ газа. Узбекистан борется за то, чтобы магистральные железные и автомобильные дороги, связывающие Китай со Средним Востоком через Центральную Азию, проходили по его территории.
Узбекистан значительно осложнил отношения со своим соседом Кыргызстаном после андижанского мятежа, в косвенной поддержке которого Ташкент обвинил Бишкек, однако в 2006 году многие противоречия удалось устранить. Что касается отношений с Таджикистаном, то в 2006—2007 годах они не претерпели кардинальных изменений, так как Ташкент убежден: Душанбе не может (или не желает) принять адекватные меры в борьбе с радикальным исламизмом, ставшим в конце 1990-х годов угрозой для региона. Недовольство Узбекистана вызывают и усилия Таджикистана, направленные на развитие собственной гидроэнергетики, на производство алюминия, что осенью 2006 года резко обострило отношения между этими странами. Набирают обороты и взаимные обвинения пограничных служб в нарушении принципов добрососедства.
Угроза со стороны исламских экстремистов заставляет Узбекистан ужесточать пограничный, таможенный и миграционный режимы, что весьма негативно сказывается на интересах жителей Ферганской долины в целом. Следует отметить, что в последние годы Узбекистан не участвовал в саммитах тюркоязычных государств, чем не только проявил отсутствие солидарности с родственными странами, но и проигнорировал важный внешнеполитический ресурс для демонстрации независимости.
Очевидно, что на этом этапе развитие масштабных региональных проектов в топливно-энергетической сфере связало Ташкент и Ашхабад общими прагматическими интересами. Прежде всего это касается планов прокладки Прикаспийского газопровода вдоль восточного берега Каспия по территории Туркменистана и Казахстана, что в перспективе даст возможность в два раза увеличить поставки газа из республик Центральной Азии (включая Узбекистан) в Россию.
Таким образом, уже вырисовываются контуры внешнеполитической стратегии РУ после «отхода» от Запада. Она детерминирована объективными факторами: дефицитом в Узбекистане ресурсов и ограниченностью возможностей для маневра на международной арене. В ее основу положены следующие принципы: опираться на Россию и Китай в ситуации противостояния с Западом; занимать выжидательную позицию в отношениях с Западом, который (как полагают в Ташкенте) в большей степени, чем узбекская сторона, заинтересован в улучшении отношений; не допускать чрезмерного сближения с Москвой и усиления своей зависимости от России; использовать для собственной выгоды расширение сотрудничества с Китаем, прежде всего в торгово-экономической и инвестиционной сферах; не допускать слишком сильного сближения Таджикистана ни с Западом, ни с Россией, но поддерживать Душанбе в борьбе с исламистами; проводить гибкую политику относительно Казахстана, формально признавать его лидерство.
Для Казахстана же главная стратегическая цель на этом направлении — сохранение политической стабильности в Узбекистане. Тактические интересы РК зависят от того, насколько спокойно произойдет смена власти в Ташкенте. Следует реально оценивать ситуацию и тенденции, а также быть готовыми к тому, что со временем Узбекистан превратится в хотя и бедное, но влиятельное государство региона и, соответственно, заявит о своих амбициях и претензиях. К тому периоду Казахстан должен располагать новыми рычагами управления и манипулирования процессами в других странах Центральной Азии, их отношениями с великими державами, чтобы не допустить монопольного диктата Узбекистана в интересах сохранения геополитической стабильности в регионе.
Узбекистан пытается найти новых внешнеэкономических и внешнеполитических партнеров и в расположенных на востоке странах дальнего зарубежья. К ним относятся Южная Корея, Пакистан, Япония, Иран и даже Афганистан. Ислам Каримов делает ставку и на расширение связей с Китаем как на фактор, позволяющий ему уравновесить влияние России. Таким образом, в последние годы произошла метаморфоза: Узбекистан получил в лице РФ влиятельного защитника на международной арене, а Россия с ее помощью подтвердила свой статус региональной державы в Центральной Азии. Тем самым Ташкент удачно «вписался» в реализацию стратегии В. Путина.
Некоторые западные аналитики выдвигают следующий тезис: местные режимы, не желая ставить под угрозу свою стабильность и устойчивость перед двойным давлением (со стороны исламистов и Запада с его демократизацией), пошли на интенсификацию региональной кооперации, самым ярким примером которой является ШОС10. Упомянутые специалисты рассматривают местные режимы как полуавтократические или «сул-танистские». В этой связи выделяются три государства региона: Кыргызстан, Узбекистан и Туркменистан. Их режимы вынуждены любой ценой сохранять стабильность, которая, в свою очередь, служит залогом их легитимности. Главной дилеммой таких режимов авторы считают страх перед любыми внутриполитическими изменениями или шагами в сторону реформирования, которые способны вызвать эрозию, даже крушение режима.
Кыргызстан — участник практически всех интеграционных объединений, охватывающих Центральную Азию: ОДКБ, ЕврАзЭС, ЦАЭС и ШОС. Во внешнеполитической деятельности последних лет его руководство, объявившее приоритетами стратегическое партнерство с Россией, Китаем и США, направляет основные усилия на укрепление отношений с партнерами по ШОС и ОДКБ. На отношения с Соединенными Штатами — третьим стратегическим партнером — значительное влияние оказывают противоречия между финансовым интересом, связанным с присутствием в КР воинского контингента США, с одной стороны, и недовольством активизацией Вашингтона в экспорте демократии и поддержке оппозиции — с другой.
Отношения Кыргызстана с Западом строятся в целом по схеме, характерной для всех стран Центральной Азии, Кавказа и большинства других постсоветских республик. В этом контексте отметим завышенные ожидания финансово-экономической помощи от Запада, сотрудничество в военно-стратегической сфере как плату за экономическую помощь и инвестиции, критику со стороны Запада ситуации в сферах прав человека и демократизации, регулярный политический «флирт» с Россией (по мере нарастания критических нот в диалоге с Западом). Наконец, при любом вероятном сценарии развития событий Запад постарается сохранить свои влияние и военно-стратегическое присутствие в Кыргызстане как минимум на прежнем уровне.
В последние годы основной целью региональной политики Бишкека является реализация транспортно-коммуникационных проектов, которые связали бы все государства Центральной Азии с внешними рынками. Непременное условие указанных планов — участие в них Кыргызстана на правах ключевого «отрезка». Другая цель КР — формирование в Центральной Азии единого экономического пространства.
Ориентируясь на Москву в военно-политических вопросах, Бишкек рассчитывает на ее помощь в экономическом развитии страны, при этом делает ставку на активное привлечение российского бизнеса к участию в дорогостоящих проектах, реализовать которые собственными силами он просто не может. Внешняя политика Кыргызстана под-
10 Об этом подробнее см.: Machtmosaik Zentralasien. Traditionen, Restriktionen, Aspirationen / Ed. by M. Sapper, V. Weichsel, A. Huterer. Bonn: BPB, 2007. 648 S.
тверждает следующий вывод: при ослабленном и нестабильном руководстве, стагнирующей экономике и общем шатком внутреннем положении республика не способна проводить целенаправленную внешнюю политику. К. Бакиев предпринимает попытки маневрировать на сужающемся в результате его собственной политики поле, стремясь заручиться поддержкой России и Китая (прежде всего), а также ближайших соседей с целью укрепить свои позиции в качестве второго легитимного президента КР и решить ее экономические проблемы.
Обязательно следует отметить и рост международной активности Туркменистана, что стало возможно после смены руководства республики и выработки нового внешнеполитического курса страны. Г. Бердымухаммедов принял устоявшиеся правила игры и уверенно балансирует на геополитической арене (особенно это касается Каспия) между Россией, Западом, Китаем и Ираном. Ашхабад не устает давать им многообещающие заверения, что готов присоединиться к тому или иному газопроводному проекту, хотя эти обещания явно противоречат его ресурсным возможностям.
Драматические события, связанные с неожиданной для многих кончиной С. Ниязова и приходом к власти его преемника Г. Бердымухаммедова, активизировали закулисную борьбу вокруг Ашхабада. Для Запада ее цели — вовлечь Туркменистан в альтернативные проекты поставок газа в Европу; для России — сохранить свои преференции по монопольной транспортировке туркменского голубого топлива на зарубежные рынки.
Главным изменением во внешней политике Туркменистана становится ее более открытый характер, что касается в первую очередь контактов с Западом. Главными задачами Ашхабада на этом направлении остаются предотвращение дестабилизации нового режима извне; нейтрализация негативного влияния противостояния США и ИРИ в регионе; обеспечение экспорта своего газа по приемлемым ценам; решение с учетом своих интересов проблемы раздела Каспийского моря; улучшение отношений с соседями по региону, прежде всего с Узбекистаном.
Запад попытается вытеснить Россию из Туркменистана, который является потенциально важнейшим фактором освобождения Европы и прозападных республик СНГ от зависимости от российского газа. Туркменистан все время вел работу в газовом секторе по двум направлениям. Первое: продажа своего природного газа традиционным потребителям — постсоветским государствам (РФ, Украине, Азербайджану, Грузии и Армении), а также решение с ними проблемы его оплаты. Второе: поиск новых рынков сбыта и путей доставки к ним своего газа.
Развитие отношений Туркменистана с КНР и в рамках других крупных трубопроводных проектов объективно не позволит республике оставаться в полной изоляции. Как следует из последних шагов Г. Бердымухаммедова, он продолжает тактику своего предшественника С. Ниязова — лавирование между Россией и Западом по вопросу магистрального газопровода. Поддержав на первом этапе проект Прикаспийской магистрали (совместно с РК и РФ), Г. Бердымухаммедов позднее высказался в поддержку Транскаспийского трубопровода, активно лоббируемого Европейским союзом, США и Турцией. Наметились и подвижки по проблеме раздела Каспийского моря. Складывается впечатление, что Ашхабад понял бесперспективность продолжения бескомпромиссной политики С. Ниязова и готов на сближение с другими странами СНГ.
Сегодня политика России в отношении Туркменистана диктуется не стремлением принять эту республику в ШОС (или другие организации в рамках СНГ), а желанием сохранить контроль над ее газовой сферой. Главное для Москвы — оставить в действии договоренности, достигнутые еще при Туркменбаши, а также монополию «Газпрома» на экспорт туркменских энергоресурсов. В этих условиях Китай с его планами прокладки
газопровода из Туркменистана через Центральную Азию выступает конкурентом России и угрожает ее газовым интересам. В этом случае ШОС могла бы теоретически стать инструментом усиления влияния Пекина на Ашхабад, а Китай — «формировать» прием Туркменистана в ШОС. Тогда РФ должна была бы поддерживать нейтральный статус Туркменистана.
По мнению некоторых экспертов, Ашхабад имеет больше шансов в проекте «Набук-ко», целесообразность реализации которого также обсуждается ряд лет. Идея состоит в том, чтобы с его помощью поставлять в страны Южной, Центральной и Западной Европы газ Ирана и других прикаспийских государств, а также стран Северной Африки. Таким образом, в интересах США и ЕС — освободить туркменский газ от зависимости от российского газопровода САЦ (Средняя Азия — Центр) и побудить Ашхабад к рассмотрению новых экспортных транзитных вариантов. Однако намерения Туркменистана диверсифицировать маршруты экспорта газа могут осложниться политическим противодействием российского монополиста «Газпрома» и непрозрачностью туркменского энергосектора. В июне 2007 года новый руководитель Туркменистана начал налаживать отношения с Ираном.
Как представляется, выработка новых маршрутов трубопроводов будет определяться не только международной конкуренцией вокруг нефтегазовых ресурсов Туркменистана, но и внутренним раскладом сил в стране. Так, отношение к новым трассам экспорта газа будет во многом зависеть от места и влияния в нынешних структурах власти республики представителей тех или иных кланово-региональных группировок.
В качестве приоритета укрепления в регионе двусторонних связей руководство Туркменистана выбрало именно Казахстан. В Ашхабаде, например, вызывает большой интерес строительство РК второй ветки нефтепровода в Китай, допуск на свои урановые рудники компаний Японии, переговоры Астаны с Пекином, Токио и Парижем о сооружении первой казахстанской АЭС.
Новое руководство страны определило и ряд других внешнеполитических приоритетов, в числе которых сохранение нейтрального статуса республики, продолжение курса Ниязова по экспорту энергоресурсов, урегулирование проблемы статуса Каспия, стремление снизить риски вовлечения Туркменистана в конфликт между США и Ираном. Но главным в ближайшее время станет стремление добиться широкой легитимизации мировым сообществом постниязовского режима.
Что касается Таджикистана, то, несмотря на слаборазвитую экономику, пострадавшую в годы гражданской войны, низкий уровень развития производительных сил, а также неблагоприятное географическое положение, республика участвует в большинстве интеграционных процессов: ОДКБ, ЕврАзЭС, ЦАЭС и ШОС. В последние годы страна активнее налаживает контакты с новыми внешнеполитическими партнерами (наряду с дальнейшим укреплением связей с РФ). Частично это вызвано субъективными причинами, прежде всего изрядной долей разочарования, которое многие в РТ испытывают после не слишком удачного сотрудничества с представителями крупного российского бизнеса.
Внешняя политика Душанбе обусловлена и другими объективными причинами. В последние годы растет интерес к Таджикистану со стороны иностранных инвесторов, правда, он в основном продиктован не только и не столько экономическими, сколько геополитическими соображениями. Так, Запад обеспокоен участившимися визитами в РТ высокопоставленных чиновников и бизнесменов России, Ирана, Китая, а также увеличивающимися государственными инвестициями этих стран в таджикскую экономику. Для государств Запада, в первую очередь США, особенно неприемлемо усиление в регионе Ирана и предоставление ему свободного доступа к таким стратегическим видам сырья, как таджикский уран (в первую очередь), алюминий и хлопок.
В РТ наблюдается рост влияния Ирана, который без лишнего шума реализует экономические проекты, а также Индии и Китая. Разрекламированное возвращение России, стремящейся взять под свой контроль гидроэнергетические и алюминиевые гиганты бывшего СССР, не состоялось или, по крайней мере, откладывается. В Таджикистане сохраняется сложная ситуация: экономические проблемы переплетаются с политическими. Однако за последние годы в отношениях между Душанбе и Тегераном наметилось значительное улучшение сразу по нескольким направлениям. Иран постепенно становится одним из основных иностранных инвесторов и потенциальных потребителей местного сырья. Важными векторами для Таджикистана остаются на ближайшую перспективу энергетические и транспортно-коммуникационные проекты, а также проблемы стихийно развивающейся трудовой миграции.
В Узбекистане сохраняется инерция старых проблем. В связи с особой позицией Ташкента следует сказать об интеграции в Центральной Азии. Ввиду ее провала сейчас многие избегают употреблять этот термин, заменяя его более нейтральным — региональная кооперация. Однако вопреки распространенному скепсису заметим, что интеграционные процессы в ЦА идут не в привычных для нас европейских формах, а в скрытых. К ним относятся нелегальная миграция, теневой рынок труда, противоправное перемещение капиталов, процессы в теневой экономике и т.п.
На безопасность стран Центральной Азии сегодня влияют традиционные факторы: положение в Афганистане, ситуация вокруг Ирана и его атомной программы, российско-китайские отношения, активность Запада и т.д. Но как будут развиваться события в дальнейшем? Очевидно, что и в перспективе республики региона будут втягиваться в глобальные процессы, однако многое зависит от судьбы интеграционных процессов в СНГ, особенно инициированных и продвигаемых Россией. При этом основные игроки сохранят свою геополитическую активность. Что касается динамики геополитических процессов в регионе, то многое будет обусловлено внешними факторами. Внутри ЦА эта динамика определится региональными факторами, в том числе политическими.
Яркий тому пример — Туркменистан, после смены режима переживающий радикальную политическую трансформацию и активно участвующий в геополитических играх. Очевидно, что республика уже обрела новые ориентиры в этой сфере, чему следует и Таджикистан. Казахстан находится на распутье. Узбекистан и Кыргызстан — в силу инерции и сочетания ряда объективных и субъективных факторов — пока продвигаются по прежней траектории. Однако быстро меняющаяся геополитическая обстановка в мире и вокруг региона никого не оставит в длительной стагнации.
Дальнейшее развитие Казахстана связано с растущей зависимостью мировой экономики от поставок энергоресурсов. Значение Китая, его растущей экономики, товарной экспансии, импорта энергоносителей, а также влияние на экологию, демографию и потребление уже давно ощущаются в Казахстане. Соседство с КНР предоставляет Астане некоторые преимущества, но и создает ей новые вызовы.
Одна из главных целей политики Казахстана (при его политическом и экономическом лидерстве) в регионе — формирование Союза государств Центральной Азии (СЦАГ). Кыргызстан является важным, но не ключевым элементом в этом процессе. Тем не менее становится очевидным, что при явном саботаже Узбекистана, строительство СЦАГ необходимо начинать совместно с Кыргызстаном — ближайшей к Казахстану в географическом и культурно-историческом планах страной Центральной Азии. Несмотря на сравнительно небольшой политический и экономический масштаб этой республики в регионе, от ситуации и стабильности в ней во многом зависит и безопасность РК.
Выдвинув стратегический курс «Путь в Европу», Казахстан недвусмысленно дал сигнал Евросоюзу о своих геополитических предпочтениях. С другой стороны, перспективы развития отношений Астаны с Вашингтоном можно охарактеризовать как позитивные. Соединенные Штаты по-прежнему заинтересованы в сотрудничестве с РК как с ключевым государством региона.
В октябре 2007 года республика получила единогласное одобрение членов ОБСЕ возглавить данную организацию в 2010 году. Без сомнения, это политическая и дипломатическая победа страны. Однако председательство в данной структуре может вызвать в будущем немало проблем, способных осложнить внешнеполитический статус РК.
Дело в том, что реальная проблематика ОБСЕ может выйти далеко за рамки привычных представлений о функциях, целях и задачах организации (безопасность, сотрудничество в гуманитарной сфере). В реальности участие постсоветских государств в ОБСЕ затрагивает (наряду с внутренними проблемами) широкий спектр отношений с Западом в целом и с ЕС, другими европейскими институтами, НАТО и США в частности. Более того, в последнее время в этот круг вопросов входят проблемы энергетической безопасности Европы. В этой связи новый контекст приобретают отношения Казахстана со странами Центральной и Восточной Европы.
Председательство в ОБСЕ — своеобразный геополитический тест на зрелость, поскольку оно касается принципиальных проблем отношений Казахстана с Западом, безопасности, геополитики и геоэкономики. Как представляется, в ходе своего председательства республика могла бы придерживаться следующих ориентиров: в первую очередь необходимо согласовать с Россией, республиками ЦА и всеми союзниками по интеграционным структурам СНГ и проводить единую политику по всему спектру проблем ОБСЕ в отношениях с Организацией и Западом.
Наряду с возникающей перспективой преодолеть «разделительные линии» в ОБСЕ под председательством Казахстана в Организации можно будет уделять больше внимания интересам стран «к востоку от Вены». Тем самым республики СНГ получат возможность активнее реализовывать инициируемые ими проекты. Казахстан вполне способен консолидировать эту Организацию. Целесообразно сместить акценты в повестке дня и практических шагах ОБСЕ в гуманитарной «корзине» с демократизации на сотрудничество в сфере культуры, межконфессиональное согласие и межцивилизационное взаимодействие.
В сфере безопасности особый упор следует делать на важные для региональной стабильности аспекты: терроризм, наркоторговлю, нелегальную миграцию. В то же время необходимо дистанцироваться от проблем региональных конфликтов и непризнанных государств. Достаточно перспективна идея увязать в одно целое европейскую и азиатскую системы безопасности: ОБСЕ и СВМДА. Вместе с тем у Казахстана, как у страны — председателя ОБСЕ, появятся инструменты для налаживания диалога между этой структурой и НАТО, с одной стороны, ШОС, ОДКБ и СВМДА — с другой. Вряд ли к 2010 году будет решена проблема адаптированного ДОВСЕ. Астана, как участник договора, могла бы инициировать новый диалог по ДОВСЕ в рамках повестки дня ОБСЕ.
В 2010 году главными целями председательства РК в ОБСЕ должны стать увеличение международного веса Казахстана, улучшение его внешнеполитического положения и укрепление безопасности в Центральной Азии.
В августе 2008 года ситуация чрезвычайно усугубилась в связи с конфликтом в Южной Осетии, что не может не сказаться на положении в сфере евро-атлантической и евразийской безопасности. На саммите ШОС, состоявшемся в конце августа 2008 года, страны — члены Организации единодушно поддержали действия России на Кавказе. Аналогичные шаги следует ждать от дружественных Москве республик СНГ и на бли-
жайших саммитах Содружества, ЕврАзЭС и ОДКБ. Очевидно, что ухудшение отношений между РФ и Западом не может не затронуть безопасность государств Центральной Азии. Таким образом, геополитическая борьба вокруг региона вступает в новую фазу. Какой характер она будет носить, мы увидим в 2009 году, когда в Белый дом придет новая администрация.
