CC BY
124
ГЕНЕЗИС УГОЛОВНОГО ПРАВОСОЗНАНИЯ: ВИЗАНТИЙСКАЯ ЭКЛОГА И СЛАВЯНСКАЯ КОРМЧАЯ
В.А. Глухов
В статье анализируется роль церковной юрисдикции в Древнерусском государстве периода феодальной раздробленности. На примере Новгородской и Псковской судных грамот доказывается приоритет церковного суда над светским. Наряду с этим рассматриваются новые виды уголовнонаказуемых деяний, отраженных в договорных грамотах с иноземными государствами.
Ключевые слова: экспансия норм православно-канонического права, паритет церковного суда. Новгородская первая летопись, усиление власти новгородского архиепископа, церковная юрисдикция.
С принятием христианства юридический быт восточных славян начинает развиваться в двух направлениях: с одной стороны, продолжает действовать обычное право, дополненное княжескими установлениями, а с другой стороны, происходит заимствование православного канонического права, восходящего своими корнями к ранним иудейским и римским традициям, преломленным в контексте византийской правовой культуры.
Вместе с новой религией на языческую Русь приходят канонические законодательные акты, содержащие фундаментальные основы римско-византийского права, основанные прежде всего на Своде законов Юстиниана. Вскоре после их распространения начинает внедряться институт церковных судов, имеющий довольно широкую компетенцию - за определенные противоправные деяния (в т. ч. и уголовные преступления) церковному суду подлежат практически все сословия Древнерусского государства. И если княжеская судебная практика строится на нормах «Русской Правды», то митрополит и епископы руководствуются при производстве суда прежде всего различными компиляциями заимствованного права и церковными Уставами первых русско-христианских князей - как результатом самостоятельной церковно-законодательной деятельности.
Возрастание значения церкви в реализации судебных функций, в период государственной раздробленности, обусловило потребность в создании более развернутого канонического свода законов, прежде всего уголовно-правовой направленности, который бы полностью соответствовал социальному запросу того времени. Норм, санкционируемых первыми церковными Уставами, становится недостаточно, и Русская церковь реци-
пирует новый канонический свод - Кормчую Книгу. При этом появлению Кормчей, по-видимому, способствует и утверждение митрополитом «всея Руси» не представителя Византийской Церкви, а священника Галицкого княжества - архимандрита Кирилла.
Поставленный византийским патриархом Мануилом II в середине XIII века на митрополичью кафедру российского государства, Кирилл совершает «долголетние странствования по русской земле, во время которых он воочию убедился в наличности многочисленных и крупных недостатков в церковной жизни своего отечества и к концу своей жизни решил предпринять против них радикальные меры» [1]. Радикальной мерой можно считать и обращение митрополита Кирилла к болгарскому «деспоту (князю) Иакову Святославу (русского происхождения, вероятно родом из Галиции), с просьбой прислать ему на Русь Кормчую св. Саввы. В 1262 г. деспот Иаков Святослав выслал на Русь список «Кормчей», сопроводив его посланием к митрополиту» [2].
В 1274 г. во Владимире Суздальском Кирилл созывает собор, который, наряду с обличением различного рода недостатков и наказанием виновных, принимает и присланную из Болгарии Кормчую книгу. Таким образом, в последней четверти XIII века, в правовом пространстве Киевской Руси появляется довольно авторитетный свод канониче-ски-правовых норм, регулирующих юридический быт населения. При этом его рукописное происхождение и последующее переписывание предполагало определенную ограниченность количества списков и доступность их использования довольно узким кругом лиц высшей светской и церковной иерархии при явном паритете правотолкова-ния последней. Печатание же Кормчей книги
производится в 1650 г., на следующий год после появления Соборного Уложения царя Алексея Михайловича, законодательного свода, формально передавшего юрисдикцию по уголовно-наказуемым деяниям, за исключением сферы семейно-брачных отношений, ранее находящуюся в компетенции церковного суда, суду царскому (т. е. государственному). Можно допустить, что Церковь, теряя позиции в судебно-правовой сфере, совершила попытку восстановить ситуацию, действуя по аналогии с событиями вековой давности - когда Стоглавый Собор 1551 г., созванный на другой год после появления царского Судебника, практически полностью подтверждает юрисдикцию, полученную Церковью еще в Х-Х! вв. Но, тем не менее, русское государство зарождающегося абсолютизма уже могло позволить себе, в отличие от государственности середины XVI в., ограничить судебную и законодательную компетенцию Церкви. Поэтому о Кормчей книге 1650 г., на наш взгляд, можно говорить как о сборнике законов, действовавшем в области уголовного права, очень короткий промежуток времени -до созыва Собора 1666-1667 гг., полностью выведшего уголовно-правовую сферу из церковной юрисдикции.
Уголовно-правовые нормы, вошедшие в Кормчую книгу, по своему происхождению являлись компиляциями различных канонических и светских нормативных источников: Исхода и Левита, содержащихся в Ветхом Завете; собрания древнеримских правовых норм, подвергшееся определенной переработке и редактированию в более позднее время в Византии; нормативных сводах собственно византийского права; древнейшего памятника болгарского права, основанного на нормах реципированного Болгарией римско-византийского права и адаптированного к ее обычному праву.
Компиляциями норм уголовно-правовой направленности, казалось бы собственно византийского происхождения, вошедшими в Кормчую Книгу, могли бы быть «Закона градского главы» и «Пеона царя премудрого и Константина главизны о совещании обручения и о брацех и о иных различных винах», -выборочные нормы из расположенных в обратной последовательности, по времени образования византийских Эклоги и Прохиро-на. Рассмотрим, так ли это?
Эклога 726 года появляется в Византии в период правления Льва Исавра [3] и является законодательным уложением иконоборцев, введенным Исаврийской династией. Как отмечал Ф.И. Успенский [4], иконоборческий период в истории Византии, начавшийся со Льва Исавра и продолжавшийся до Василия Макидонянина, захвативший почти весь
VIII в. и первую половину IX в. и затронувший самые существенные вопросы христианского вероучения, до известной степени был обусловлен мусульманскими завоеваниями и влиянием магометанства. Расширение границ влияния мусульман на Востоке в результате успешных военных действий, с одной стороны, и политическая и экономическая слабость Византии, с другой стороны, обусловленная прежде всего двадцатилетним периодом анархии, который наступил в 695 г., после низвержения последнего представителя дома Ираклия - Юстиниана II, периодом, на протяжении которого «шесть императоров лишились престола насильственным образом, из них четыре погибли от руки палача» [4, с. 235], побуждают Льва Исавра, вступившего на престол в 717 г. также в результате определенных военно-политических действий, направленных против царящего в это время Феодосия, искать определенные компромиссы с мусульманским миром.
Кроме того, «военная карьера Льва
Исавра сделана была на Востоке, и т. к. восточные войска поддерживают его в возмущении против законной власти, то, несомненно, в этом следует искать разгадки тому направлению, которое приняла политика Льва Исавра» [4, с. 255]. Итак, мусульманство не признает икон, более того, никакое изображение человека в теологическом ракурсе исламом недопустимо и считается греховным [5]. Примерно в 726 г. (времени, к которому относят и появление Эклоги) Лев Исавр издает иконоборческий эдикт - распоряжение об уничтожении икон (занимающих место идолов), - позволивший разрушить образ Христа-Антифонита, установленный на большой городской площади и вызвавший недоумение и негодование Папы римского Григория, который пишет императору два послания. В первом послании Григорий, ссылаясь на то, что идолопоклонники «поклонялись золотым, серебряным и деревянным животным; поклонялись всей твари и
всем пернатым и говорили: вот - наши боги и нет другого Бога», а «рукотворные образы и подобия... это - образы во славу Божию и на служение Богу» настоятельно советовал императору возвратиться к истине, от которой он удалился, и оставить свои замыслы и успокоиться [6]. Во втором послании Папа римский, в силу непрекращающейся иконоборческой политики Льва Исавра, практически его проклинает и при этом продолжает убеждать изменить теологическую политику: «.Так как у нас нет ни оружия, ни панцы-рей, ни земного телесного воинства, то мы взываем к военачальнику всего творения Христу, .чтобы Он послал на тебя демона. .Вот и теперь мы увещаем тебя: покайся! Обратись!» [6, с. 329].
Иконоборческая политика императоров продолжается до начала царствования императрицы Ирины - жены Льва IV (сына Константина Коронима) с ее сыном Константином. Правители обращаются к Папе римскому Адриану I с просьбой созвать Вселенский Собор, на котором в 787 г. и происходит осуждение иконоборчества, и утверждается догмат об иконопочитании.
Приход к правлению императоров-иконопочитателей, по-видимому, изменяет в Византии не только политику, но и право. Как отмечает Е.Э. Липшиц, «Эклога оставалась действующим официальным законодательным сводом сравнительно недолго. После победы иконопочитания ее заменили новые законодательные сборники - Эпанагога, Про-хирон и многотомные Василики, восстановившие вновь Юстинианово законодательство в его более чистом виде» [7]. Василий I приказывает «переработать содержание Институций, Дигест, Кодекса и Новелл Юстиниана, пользуясь старыми «Индексами». При этом было предписано все устаревшее опустить, добавить кое-что новое и в особенности сделать разъяснения специальной латинской терминологии путем перевода специальных терминов на греческий язык. На основе этих работ и был издан Прохирон - новый законодательный свод, который потом неоднократно цитировался в Византии вплоть до последнего периода существования империи» [8].
Итак, если Византия, с изменением государственной политики, меняет и законодательный свод, то древнерусское государство в сфере уголовного права заимствует и Экло-
гу, и Прохирон. При этом, заимствует непосредственно из Византии. Обоснованно ли нам предполагать, что Византия более 250 лет хранит отмененный свод законов - Эклогу 726 г., документ, подготовленный в антихристианском ракурсе с тем, чтобы его передать принявшим христианство восточнославянским народам? По-видимому, в качестве источника реципирования византийского права Русью целесообразно признать не Эклогу 726 г., как самостоятельный правовой источник, а выдержки из нее, сохраненные последующими нормативными актами. Причем выдержки, вошедшие и в саму Эклогу из более ранних самостоятельных источников. На наш взгляд, это можно объяснить тем, что сами уголовно-правовые нормы этих сводов, имея более раннюю сущностную основу, были относительно свободны как от политики иконоборчества, так и иконопочитательства.
1. Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви: в 2 т. М., 1997. Т. 1. (Русь православная). С. 294.
2. Цыпин В.А. Церковное право. М., 1996. С. 62.
3. Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана, «Бре-виарий» Никифора (тексты, перевод, комментарий). М., 1980. С. 65.
4. Успенский Ф.И. История Византийской империи. Т. 2. Период III (610-716). Иконоборческий период (717-867). М., 2001. С. 231-252.
5. Глухов В.А. Национальные и мировые религии: Краткий курс лекций. Псков, 2002. С. 45.
6. Деяния Вселенских Соборов. СПб., 1996. Т. IV. С. 320-327.
7. Липшиц Е.Э. Очерки истории византийского общества и культуры. VIII - первая половина
IX века. М.; Л., 1961. С. 233.
8. Липшиц Е.Э. Законодательство и юриспруденция в Византии в IX-XI вв. Историкоюридические этюды. Л., 1981. С. 46.
Поступила в редакцию 24.12.2007 г.
Glukhov V.A. Influence of canon law on the law system of Old Russian state in the 12th-14th centuries. The
article analyzes the role of church jurisdiction in Old Russian state during the feudal division period. Using the example of Pskov and Novgorod judicial charters the article proves the priority of the canon court over the civil one. Besides new kinds of criminal punishment acts reflected in the treaty charters with foreign states are examined.
Key word: expansion of standards of orthodox canonical law, equality of spiritual court, first chronicle of Novgorod, strengthening of power of Novgorod archbishop, church jurisdiction.
