ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
А. В. Миронов
Севастопольский государственный университет
ГЕНЕЗИС ЦЕННОСТНОЙ МОДЕЛИ ОТНОШЕНИЙ РУССКОГО ОФИЦЕРСКОГО КОРПУСА (КОНЕЦ XVIII - НАЧАЛО XX ВЕКА)
В статье рассматривается генезис ценностной модели отношений русского офицерского корпуса. Представлена взаимосвязь социальных оснований и конкретных нравов, утвердившихся в офицерской среде. Выделены моральные качества представителей военного сословия, которые формировали профессиональную атмосферу коллективности и доверия. В исследовании делается акцент на преемственности моделей ценностной ориентации, обусловленных социальной структурой государства. Отмечены причины, повлиявшие на трансформацию отношений внутри военной корпорации во второй половине XIX века - начале XX века. Подчеркивается корпоративное регулирование нравственных представлений, исходя из целей профессиональной деятельности. Соотносятся примеры реальных нравов, описанные в художественной литературе и мемуарных источниках.
Ключевые слова: Товарищество, кодекс чести, офицерское собрание, достойное поведение, военное сословие, полковая честь.
A. V. Mironov
Sevastopol State University (Sevastopol, Russia)
GENESIS OF THE VALUE MODEL FOR RELATIONS OF THE RUSSIAN OFFICER CORPS (LATE 18th - EARLY 20th CENTURIES)
The article deals with the genesis of the value model for relations of the Russian officer corps. The author presents the interrelation of the social bases and the particular mores approved in the officers' environment. The paper allocates the moral qualities of the military estate's representatives, which formed the professional atmosphere of collectivity and trust. The study focuses on the continuity of value orientation models due to the social structure of the state. The work regards the reasons influencing the transformation of relations within the military corporation in the second half of the 19th century - the beginning of the 20th century. The paper emphasizes the corporate regulation of moral ideas based on the goals of professional activity. The article correlates examples of real mores described in fiction and memoir sources.
Keywords: association, code of honor, officer's meeting, appropriate behavior, military estate, regimental honor.
DOI 10.22405/2304-4772-2019-1 -3-58-69
Напряженность внешней ситуации в мире (локальные конфликты, противостояние военных альянсов, борьба за геополитические интересы)
предъявляет новые требования к вооруженным силам российского государства, особенно к офицерскому составу. Исполнение воинского долга в сложных условиях затрагивает вопросы корпоративной этики, принятой в данной профессиональной среде. Внутренняя мотивация к выполнению принятых правил, определяющих межличностные отношения, обусловлена сложившимися традициями, системой воспитания, представлениями об офицерской чести, моральной оценкой сообществом тех или иных поступков. Современные попытки создания кодекса поведения, охватывающего основные сферы жизнедеятельности офицерского корпуса - как профессиональной, так и личной - возвращают к историческому прошлому русской армии, в которой были сформированы четкие критерии внутренних взаимоотношений между сослуживцами, отношение к общественным процессам и движениям, государственной политике. Обсуждаемые в социуме проблемы преемственности моральных положений, сложившихся на протяжении развития российской государственности, актуализируют исследования, связанные с раскрытием потенциала коммуникационных связей внутри одного из основных институтов власти.
Целью исследования является: 1) установление генезиса ценностных ориентиров поведения, превалирующих в офицерской среде в XIX - начале XX веков, 2) выявление причин и обстоятельств, формирующих ценностную модель в данном корпоративном объединении, 3) анализ соотношения мемуарных и литературных источников при определении реальных нравов в определенные исторические периоды, 4) выяснение механизма контроля моральных норм в корпоративной культуре русского офицерства. В качестве метода исследования используется историко-сравнительный анализ, позволяющий сопоставлять ценностные мотивации поведения личности в конкретных ситуациях. Применение системного подхода при рассмотрении исторических материалов способствует выявлению причинно-следственных связей в формировании корпоративной модели самоидентификации. Под ценностной моделью отношений подразумевается совокупность нравственных принципов, определяющих межличностную коммуникацию офицерской корпорации.
Данная тематика рассматривалась в сюжетах русской художественной литературы, к ней обращались авторы, служившие в армии [8; 10; 20]. В мемуарных источниках она представлена в контексте становления военной карьеры и наполнена личными эмоциональными переживаниями [3; 4; 7; 21]. Представляет особенный интерес, составленное В. М. Кульчицким наставление молодым офицерам о достойном поведении и правилах службы [9]. Процесс формирования характера будущих офицеров описан в произведениях Лескова и Куприна [10-12; 14]. Особенности отношений офицерского состава анализировались в исторических исследованиях, но акцент делался на бытовые детали существования [5; 13; 16]. Тема ценностной ориентации военнослужащих получила развитие в социологических исследованиях [6; 22], но без учета соотношения с предшествующей моделью взаимоотношений
офицерского сообщества. Некоторые авторы обращались к вопросам формирования нравственных правил в военной среде на примере жизни конкретных военачальников [1; 22].
При построении русской регулярной армии по европейским стандартам Петр I привлекал на службу офицеров из Франции, Германии, Голландии, Англии, которые привносили свои представления о правилах взаимоотношений внутри военного сословия. Основой их содержания были положения, опиравшиеся на рыцарские традиции кодекса чести, выработанные в средние века. Эти уставы трансформировались в общеевропейскую конфигурацию допустимого и осуждаемого в поступках человека, обладавшего благородным статусом и принимавшего участие в воинских походах. Ценностный каркас данной модели отношений состоял из трех незыблемых принципов: подчинение, бескорыстие, верность, что формировало репутацию, определявшую коммуникационные возможности индивида. Аристократическое происхождение индивида было условием сопричастности с военным сословием.
Во второй половине XVIII века русская армия одерживала победы на полях сражений, из ее среды выдвигались выдающиеся полководцы, офицерский состав демонстрировал профессиональную выучку и личную отвагу. Личные качества, проявленные во время боевых действий, становились основанием в оценке сослуживцами своих товарищей. Это обстоятельство способствовало формированию общезначимых норм и приоритетов для всех членов офицерского сообщества. Выбор моральных принципов определялся рисками профессии, потребностью во взаимовыручке, длительностью существования в общем пространстве, неотделимостью личности от целого (каковым являлось воинское подразделение). Страх оказаться в глазах сослуживцев недостойным права ношения формы полка, утрата привычного коллектива, негативный резонанс в корпоративном мнении выступал в качестве регулятора индивидуальных побуждений. Принцип «свой - чужой» в рамках кастовой системы, функционирующей по основным показателям: происхождение, род занятий, внешний вид, манеры, целевая устремленность реализовывался через признание, принимаемым в полк офицером сформировавшихся традиций. Сила корпоративного мнения была выше страха смерти, так как его решения не оставляли человека на протяжении дальнейшей жизни (активная сословная коммуникация становилась рупором сложившейся точки зрения о репутации офицера - дворянина).
Следует отметить, что воинская служба в дворянской среде XVIII века не рассматривалась, как вынужденная необходимость, связанная с получением материальных средств, обеспечивающих существование. Земельная собственность, владение крепостными предоставляли возможность расценивать ее как почетное занятие, входившее в комплекс обязательств, обусловленных благородным происхождением. В наставлении отца Петру Гриневу прозвучало: «Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников, за их лаской не гоняйся, на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни
пословицу: береги платье снову, а честь смолоду» [17, с. 398]. Дворянская среда воспринимала пребывание в армии как необходимый этап воспитания юношества, совершенствующий личные качества. Понимание фамильной чести совпадало с представлениями об исполнении дворянского долга, который в основных положениях соответствовал требованиям офицерского сообщества, что упрощало вхождение молодого человека в устоявшуюся структуру нравственных отношений, принятую в военной среде. Тождественность содержания ценностных понятий правящего сословия, независимо от рода занятий, выступала предпосылкой моральной унификации при выборе векторов деятельности ее представителей. Критерии офицерской репутации, существовавшие в мирное время, преобразовывались под влиянием конкретных примеров мужества, героизма, жертвенности, проявленных в условиях подлинной опасности и угрозы жизни. Титульное и материальное неравенство в таких ситуациях утрачивало свое непосредственное значение, так как храбрость, отвага, решительность становились приоритетными в оценке личности офицера.
Личная преданность рассматривалась как самое востребованное качество, диапазон ее реализации охватывал Отечество, императорский престол, непосредственных начальников, офицерское сообщество, к которому был причислен дворянин, полк, в котором он проходил службу. Она благоприятствовала созданию атмосферы доверия, согласия между «корпорантами», надежности и прогнозируемости поступков в экстремальных ситуациях (XVIII век - время дворцовых переворотов в России). Как интересы отдельных личностей, так и групповые притязания офицерской среды в состоянии войны и мира зависели от верности данному слову, взятых на себя обязательств, способности подчинять личное корпоративному, чему способствовал набор атрибутов объединяющей принадлежности: форма полка, реликвии, особые традиции. Индивидуальное мировосприятие офицера сливалось с коллективными представлениями, принимая утвердившиеся формы моральных отношений, что формировало обстановку семейственности, подразумевающую не только формальную иерархию подчинения, но наличие принципиальных авторитетов, определяющих нормы взаимосвязей внутри сообщества. Николай Ростов в романе Л. Н. Толстого «Война и мир», оказавшись в полку Павлоградских гусар во времена Наполеоновских войн в статусе молодого юнкера, столкнулся с нравственным выбором: отказаться от собственной гордости или принять корпоративные представления о выходе из конфликтной ситуации. В качестве аргументов заслуженные офицеры изложили собственное видение: «Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «Между Павлоградскими офицерами воры!» А нам не все равно..., а нам старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога.» [20, с. 182]. Неразделимость личного и группового существования стимулировала исполнение моральных требований и определяла приоритеты ценностной модели отношений.
Требования к профессиональному мастерству начальствующего состава русской армии, исходящие из практики военных действий во времена наполеоновских войн, общее ужесточение государственной дисциплины в царствование Николая I внесли коррективы в формат пополнения офицерских кадров. Прерогатива воспитания с детства необходимых качеств будущего военного, прежде всего, исполнительности, повиновения, лояльности престолу (после восстания декабристов в 1825 году) переносит акцент подготовки будущих офицеров на кадетские корпуса. Данные образовательные учреждения существовали и ранее, но в первой половине XIX века под влиянием общегосударственной ситуации были максимально приближены к армейской действительности. Сформировавшийся среди воспитанников комплекс моральных отношений переносился в офицерскую среду и определял стандарты поведения между сослуживцами. Замкнутость в пространстве корпуса, оторванность от родственного круга (свидания с родными были ограничены внутренним регламентом), перспективы долговременного совместного пребывания обуславливали замещение семейных связей кодексом товарищества, с помощью которого подросток, потом юноша фокусировал себя в коллективе. Исходя из этих неписаных положений, кадетами определялась собственная самооценка, мотивация поступков, стимулы совершенствования характера. Коллективизм, ограниченный корпоративной средой, диктовал жесткие правила нравственного взаимодействия, имевшие два ценностных вектора отношений: корпусное начальство и преподаватели, с одной стороны и круг кадетов, с другой. Противостояние двух сообществ подразумевало латентный конфликт между надзирающей администрацией, применявшей телесные наказания как средство поддержания дисциплины и подчиняющимися ей воспитанниками. Его можно реконструировать в виде перманентных столкновений, которые требовали проявления соответствующих качеств: групповой солидарности, доверительности в контактах, самообладания. Со временем данная модель отношений, апробированная в испытаниях, проецировалась на профессиональную коммуникацию - после производства в офицерский состав.
Чувство товарищества почиталось кадетами как наивысшее проявление индивидуальных качеств личности. Оно определяло саму возможность пребывания в корпусе, так как в случае нарушения установленных коллективом правил, существовавших в виде непререкаемой традиции, кадет получал статус изгоя, без права на исправление. Моральные нормы равенства, общности взглядов и устремлений, взаимовыручки выставлялись к зачисляемым в кадеты подросткам как требования, имеющие большую важность по сравнению с официальными уложениями внутреннего распорядка. Будущему писателю Н. С. Лескову запомнились слова директора Первого кадетского корпуса генерал-майора Перского: «...никогда не пересказывайте начальству о какой-либо шалости своих товарищей. В этом случае вас уже никто не спасет от беды» [14, с. 373]. «Наушничество» и «искательство» (получение преференций) осуждались кадетской средой, воспринимая подобное как предательство
товарищей, и лишало совершившего данный поступок положения «своего», что объяснялось обманом оказанного ему доверия. Офицеры -воспитатели не приветствовали доносчиков, исходя из двух позиций: во-первых, это требовало от них подвергнуть телесным наказаниям нарушителя дисциплины, во-вторых, многие из них в прошлом сами были выпускниками корпуса и придерживались кодекса поведения, усвоенного в юности. Грубость, дерзость, наносимые обиды в повседневном общении между кадетами компенсировались убежденностью в принципиальном единстве корпоративного сообщества, на поддержку которого мог рассчитывать каждый, соответствующий нравственным критериям, принятым в данном профессиональном союзе. Предоставление помощи в случае необходимости являлось непреложным законом среди будущих офицеров (во время восстания декабристов в 1825 году раненые мятежники, пришедшие во двор Первого кадетского корпуса, воспользовались состраданием его воспитанников: им перевязывали раны и предоставили временный кров тем, кто не мог уже двигаться; за это кадеты удостоились гнева императора, но поступить иначе препятствовали усвоенные ими правила великодушия к поверженному противнику) [14, с. 376-377]. Кадеты не имели права иметь наличные деньги. Ограничение было установлено с целью воспрепятствования развитию чувства зависти. Высокомерие, заносчивость знатным происхождением и размерами материального состояния осуждались и высмеивались. Формальное равенство предполагало поиск иных векторов самореализации: успехи в науках, проказы, дружеские связи. Желание отличиться формировало у кадетов внутреннюю готовность к подвигам. Кадетская среда выполняла функции нравственного регулятора поведения индивида. В постыдности поступка содержалась потенциальная угроза утраты уважения своих товарищей.
Отмена крепостного права, развитие буржуазных отношений, рост промышленности, социальные преобразования обусловили реформы русской армии, проводимые военным министром Д. А. Милютиным. Ценностная модель отношений среди офицерского состава вынужденно трансформируется, так как меняется его социальное наполнение (количество офицеров-дворян составляло меньше половины) [2, с. 36]. Появляются альтернативные военной службе возможности самоосуществления (престижные технические специальности, открытие новых университетов, перспективы предпринимательства, общественная деятельность), что оказывает влияние на ее привлекательность. Во второй половине XIX века в России зарождается политический конфликт между сторонниками монархической формы правления (в большинстве своем к ним относилось военное сословие) и либерально ориентированной частью общества, требующей демократических перемен. Интеллигентская среда, сформировавшаяся в пореформенный период, воспринимала государственные институты (в том числе и армию) как средство насилия и подавления народа. Набор форм, выражающих несогласие с общественной действительностью, варьировался от поддержки политического террора до бойкотирования связей с определенными социальными группами.
Точкой максимального противоречия в мировоззренческих установках являлось понимании сущности патриотизма. В интеллигентском сообществе данный феномен трактовался как пережиток прошлого и препятствие прогрессу, в офицерском сословии был оправданием и смыслом профессиональной деятельности [23, с. 194]. Оценивание моральных качеств личности либеральной интеллигенцией происходило по следующим критериям: гражданская позиция, ориентация на собственное мнение и способы его отстаивания, уровень образованности, критичность к социальной реальности, способность к жертвенности во имя народа, которые не совпадали с офицерскими представлениями о службе Отечеству и престолу. Принимать в доме, поддерживать тесные дружеские связи, демонстрировать свое расположение защитникам самодержавия воспринималось в интеллигентском круге как измена и предательство демократических идеалов. Тем самым, сложившаяся ситуация стимулировала обособленность военного сословия от образованного общества, усиливая его кастовую замкнутость.
В таких условиях требования к исполнению принятых офицерским сообществом внутренних правил регулирования отношений в своей среде ужесточались. Контролирующую функцию осуществляло офицерское собрание - коллективный орган, в котором каждый имел право голоса, независимо от звания и занимаемой должности. В сферу рассмотрения подпадали вопросы, не затрагивающие служебную деятельность, а касавшиеся нравственной составляющей его членов в том ракурсе, в котором они могли бросить тень на репутацию полка и, соответственно, на его представителей. К ним относились следующие проступки: «драка между офицерами, заем денег у нижних чинов, игра с нижними чинами в карты, на бильярде, привод в офицерское собрание лиц сомнительного поведения, писание анонимных писем, нечестная игра в карты, отказ от уплаты карточного долга, двусмысленные ухаживания за женой товарища по полку, появление в общественном месте в неприличном виде и т. п.» [9, с. 45]. Они не входили в компетенцию дисциплинарного устава, поэтому их передавали на разбирательство суда офицерской чести. Нравственный кодекс поведения выполнял параллельную функцию упорядочивания отношений наряду с юридическими предписаниями.
Все сомнительные события, обстоятельства, ситуации, произошедшие с офицерами, составляли полковую тайну, разглашение которой приравнивалось к нарушению корпоративной солидарности и считалось недостойным проступком. Взаимозависимость офицерского коллектива, исходящая из полковой репутации, исключала иные моральные регуляторы кроме мнения сослуживцев. Общественное воздействие, определяющее формирование общепринятых нравственных принципов в социуме, не имело существенного значения в закрытом от критики профессиональном сообществе. Игнорирование посещений офицерского собрания, неофициальных мероприятий, пренебрежение сложившимся укладом воспринималось как вызов всему коллективу. Тотальное доминирование группового над индивидуальным служило обеспечивающим фактором единства сообщества.
Личные пристрастия, не подпадающие под одобрительный регламент, приходилось скрывать, в противном случае, возникал латентный конфликт, ассоциирующейся с выходом за пределы установившейся модели отношений, что рассматривалось как противопоставление себя большинству. Специфика постоянного совместного времяпрепровождения офицерского состава стимулировала приоритетность роли корпоративной позиции.
Формой защиты ценностной модели отношений в офицерском сообществе от разрушающего влияния социальных и материальных перемен являлся постоянный контроль над частной жизнью его представителей. Брак, семейные отношения офицера рассматривались в качестве неотъемлемой части имиджа всей группы. Представление невесты офицерскому собранию считалось обязательным ритуалом. Только после коллективного одобрения избранницы получалось официальное разрешение на бракосочетание, выдаваемое командиром. Суд чести имел право потребовать у офицера оставить службу, если находил моральное несоответствие принятым приличиям в оценке репутации невесты (происхождение, занятия, манеры, скандальные упоминания в газетах) [9, с. 81-83]. В приватных разговорах между офицерами о личных взаимоотношениях не допускалось упоминание имени женской особы, подобное осуждалось как проявление бестактности. Оскорбление действием или словом офицера в своей среде или публичном месте, не получившее с его стороны надлежащего отпора, интерпретировалось, как проявление трусости и малодушия, что было несовместимо с дальнейшим пребыванием в полку. Подобное приравнивалось к унижению офицерского статуса и мундира как символа армейской принадлежности. Позор распространялся на всех офицеров данного соединения в силу сопричастности с недостойной ситуацией, случившейся в их окружении. В 1894 году в армии были узаконены дуэли как способ разрешения вопросов, касающихся личной чести, а с 1897 года действие указа допускало приглашение к барьеру и штатских личностей. Разрешение дуэлей должно было возродить боевой дух офицерского состава, возможность продемонстрировать неустрашимость перед смертью в отстаивании честного имени. Отказ от поединка (неважно по каким соображениям) обозначал мировоззренческое расхождение с корпоративной моралью и предполагал принудительную отставку без права ношения формы. При этом нравственный выбор личности в способе разрешения конфликта нивелировался жесткими правилами самосохранения профессиональной страты, не допускавшей вариаций индивидуального мнения относительно значимости человеческой жизни. «Репутация офицера. должна быть без пушинки. Людям, которые умеют держать себя с достоинством под выстрелом, многое, очень многое прощают» [11, с. 228]. Столь жесткое требование можно трактовать как вынужденную меру, направленную на удержание ценностной модели отношений военного сословия в условиях кризисного состояния общества. Социальные перемены, выразившиеся в утрате абсолютного характера сословных барьеров, инициировали ситуации, в которых различные
слои населения не желали проявлять привычные формы уважения и почитания военного сословия.
Этикетные требования к внешнему виду офицерского состава выполняли представительскую функцию коммуникации с другими слоями населения. Смысловой акцент заключался в демонстрации обществу благородства, достоинства, гордости - качеств, присущих всему армейскому сообществу. Скрытое соперничество военного сословия и штатской публики мотивировало желание выделиться с помощью внешних атрибутов и пристойных манер. «Неприлично гардемарину сидеть в театре выше второго яруса; невозможно выйти на улицу без белых замшевых перчаток; позорно торговаться с извозчиком; стыдно носить казенные ботинки. ... гардемарин Морского корпуса и квартира во дворе были понятиями несовместимыми» [18, с. 193]. Требования к соблюдению светских приличий были оправданы традициями, сложившимися в предшествующий период, но в силу наметившегося материального расслоения в пореформенный период становились трудновыполнимыми. Это создавало атмосферу профессиональной зависти между армией и флотом, в котором служили представители привилегированных групп, провинциальным офицерством и гвардией, разрушавшей единую ценностную модель отношений.
Ценностная модель отношений офицерского состава русской армии формировалась исходя из представлений о дворянской чести. Воинская служба предполагала взаимопомощь и поддержку в экстремальных ситуациях, что культивировало дух товарищества как высшую ценность межличностного взаимодействия в офицерской среде. Жесткие требования к индивидуальным проявлениям личности оправдывались почетным характером деятельности. Во второй половине XIX века произошел разрыв в содержательной преемственности моральных принципов, обосновывающих профессиональную коммуникацию. Политическое противостояние, сформировавшиеся в России, способствовало новой постановке вопроса о субъекте служения: императорский престол перестал однозначно отождествляться с Отечеством. Моральная обоснованность героизма, мужества, жертвенности в прежнем формате (верности монархическому правлению) получала иной ракурс: служение народу, что явилось показателем кризиса мировоззренческого единства сообщества. Ценностная ориентация поступков младшего и старшего командного состава утратила мотивационную однородность, вследствие чего, нарушалась атмосфера коллективного доверия и согласия. Следование императивности дворянских традиций, заложенных в основу модели отношений офицерского состава, вступало в противоречие с социальной реальностью. Материальное положение русского офицерства контрастировало с прежними стандартами благородного образа жизни, тем самым, формируя амбивалентность повседневных оценок профессиональной деятельности, служебного окружения, моральных принципов. В ценностной модели отношений после поражения в русско-японской войне и событий первой русской революции при сохранении норм товарищества и взаимопомощи был
сделан акцент на уважение профессиональных знаний, навыков, личного мужества. Что постепенно изменяло формат межличностных отношений офицерского состава, открывая возможности содержательного диалога в противопоставлении формализованным требованиям.
Литература
1. Антонов Ю. С. Формирование нравственных ценностей военнослужащих русской армии XVIII - начала XX века: дис. ... канд. пед. наук: 13.00.01. М., 2017. 310 с.
2. Волков С. В. Русский офицерский корпус. М.: Центрполиграф, 2003. С. 399.
3. Воронович Н. В. Потонувший мир. Очерки прошлого 1891-1920. М.: Воениздат, 2001. С. 392.
4. Деникин А. И. Пусть русского офицера. М.: Прометей, 1990. С. 304.
5. Ивченко Л. Л. Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года. М.: Мол. гвардия, 2008. С. 659.
6. Кокоев М. Н. Эволюция духовных традиций российского воина: культурфилософский аспект: дис. ... канд. филос. наук: Ставрополь, 2009. С. 164.
7. Краснов П. Н. Воспоминания о русской императорской армии. М.: Айрис-пресс, 2006. С. 608.
8. Крестовский В. В. Очерки кавалерийской жизни. М.: Воениздат, 1998. С. 420.
9. Кульчицкий В. М. Основание и сущность военной службы // Кодекс чести. Начало пути русского офицера. М., 2018. С. 20-70.
10. Куприн А. И. На переломе (Кадеты) // Собр. соч. В 6 т. Т. 1. М.: Худож. лит., 1991. С. 423-489.
11. Куприн А. И. Поединок // Собр. соч. В 9 т. Т. 4. М.: Правда, 1964. С.
5-232.
12. Куприн А. И. Юнкера // Собр. соч. В 10 т. Т. 8. М.: Правда, 1964. С.
5-247.
13. Лаврентьева Е. В. Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет. М.: Мол. гвардия, 2007. С. 663.
14. Лесков Н. С. Кадетский монастырь // Избр. произведения. М.: Худож. лит., 1979. С. 371-399.
15. Литтауэр В. Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии 1911-1920. М.: Центрполиграф, 2006. С. 286.
16. Охлябинин С. Д. Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн. М.: Мол. гвардия, 2004. С. 345.
17. Пушкин А. С. Капитанская дочка // Полн. собр. соч. В 10 т. Т. 6. М.: Наука, 1964. С. 391-599.
18. Соболев Л. С. Капитальный ремонт. М.: Худож. лит., 1989. С. 431.
19. Стрельников В. К. Офицерский корпус в России: история становления и боевые традиции // Ориентир. 2003. № 4.
20. Толстой Л. Н. Война и мир. Т. 1-2. М.: Худож. лит., 1968. С. 736.
21. Трубецкой В. С. Записки кирасира. М.: Россия, 1991. С. 58.
22. Усынин Ю. К. Социодинамика ценностной ориентации офицеров российской армии: дис. ... д-ра социол. наук: 22.00.06. Саратов, 1999. 348 с.
23. Экштут С. А. Повседневная жизнь русской интеллигенции от эпохи Великих реформ до Серебряного века. М.: Мол. гвардия, 2012. С. 428.
References
1. Antonov Yu. S. Formirovaniye nravstvennykh tsennostey voyennosluzhashchikh russkoy armii XVIII - nachala XX veka [Formation of moral values at the Russian army servicemen of 18th - early 20th centuries]: dis. ... kand. ped. nauk [Cand. Thes. ... Cand. Ped. Sciences]: 13.00.01. M., 2017. 310 p.
2. Volkov S. V. Russkiy ofitserskiy korpus [Russian officer corps]. Moscow: Tsentrpoligraf, 2003. P. 399.
3. Voronovich N. V. Potonuvshiy mir. Ocherki proshlogo 1891-1920 [Drowned world. Essays of the past 1891-1920]. Moscow: Voenizdat, 2001. P. 392.
4. Denikin A. I. Put' russkogo ofitsera [The Career of a Tsarist Officer] Moscow: Prometey, 1990. P. 304.
5. Ivchenko L. L. Povsednevnaya zhizn' russkogo ofitsera epokhi 1812 goda [The daily life of a Russian officer of 1812]. Moscow: Mol. gvardiya publ, 2008. P. 659.
6. Kokoyev M. N. Evolyutsiya dukhovnykh traditsiy rossiyskogo voina: kul'turfilosofskiy aspekt [The evolution of the spiritual traditions of the Russian warrior: cultural and philosophical aspect]: dis. ... kand. filos. nauk [Cand. Thes. ... Cand. Philos. Sciences]: Stavropol, 2009. P. 164.
7. Krasnov P. N. Vospominaniya o russkoy imperatorskoy armii [Memories of the Russian Imperial Army]. Moscow: Iris-press, 2006. P. 608.
8. Krestovskiy V. V. Ocherki kavaleriyskoy zhizni [Essays on cavalry life]. Moscow: Voenizdat, 1998. P. 420.
9. Kul'chitskiy V. M. Osnovaniye i sushchnost' voyennoy sluzhby [The basis and essence of military service] // Kodeks chesti. Nachalo puti russkogo ofitsera [Code of Honor. The beginning of the path of the Russian officer]. Moscow, 2018. Pp. 20-70.
10. Kuprin A. I. Na perelome (Kadety) [At the turn (Cadets)] // Coll. Op. In 6 vols. Vol. 1. Moscow: Khudozh. lit. publ, 1991. P. 423-489.
11. Kuprin A. I. Poyedinok [The Duel] // Coll. Op. In 9 vols. Vol. 4. Moscow: Pravda, 1964. P. 5-232.
12. Kuprin A. I. Yunkera [Junkers] // Coll. Op. In 10 vols. Vol. 8. Moscow: Pravda, 1964. P. 5-247.
13. Lavrent'yeva E. V. Povsednevnaya zhizn' dvoryanstva pushkinskoy pory. Etiket [The daily life of the nobility of Pushkin's time. Etiquette]. Moscow: Mol. gvardiya publ, 2007. P. 663.
14. Leskov N. S. Kadetskiy monastyr' [Cadet Monastery] // Coll. op. Moscow: Khudozh. lit. publ, 1979. P. 371-399.
15. Littauer V. Russkiye gusary. Memuary ofitsera imperatorskoy kavalerii 1911-1920 [Russian Hussars. Memoirs of an officer of the Imperial cavalry 19111920]. Moscow: Tsentrpoligraf, 2006. P. 286.
16. Okhlyabinin S. D. The daily life of the Russian army during the Suvorov wars [Povsednevnaya zhizn' Russkoy armii vo vremena suvorovskikh voyn]. Moscow: Mol. gvardiya publ, 2004. P. 345.
17. Pushkin A. S. Kapitanskaya dochka [The Captain's Daughter] // Full. Coll. Op. In 10 vols. Vol. 6. Moscow: Nauka, 1964. P. 391-599.
18. Sobolev L. S. Kapital'nyy remont [Overhaul]. Moscow: Khudozh. lit. publ, 1989. P. 431.
19. Strel'nikov V. K. Ofitserskiy korpus Rossii: istoriya stanovleniya i boyevyye traditsii [The officer corps of Russia: history and martial traditions] // Orientir. 2003. No. 4.
20. Tolstoy L. N. Voyna i mir [War and peace]. Vol. 1-2. Moscow: Khudozh. lit. publ, 1968. P. 736.
21. Trubetskoy V. S. Zapiski kirasira [Notes of cuirassier]. Moscow: Russia, 1991. P. 58.
22. Usynin Yu. K. Sotsiodinamika tsennostnoy oriyentatsii ofitserov rossiyskoy armii [Sociodynamics of the value orientation of the Russian army officers]: dis. ... d-ra sotsiol. nauk [Doctor Thes. ... Doctor of Social Sciences]: 22.00.06. Saratov, 1999. 348 p.
23. Ekshtut S. A. Povsednevnaya zhizn' russkoy intelligentsii ot epokhi Velikikh reform do Serebryanogo veka [The daily life of the Russian intelligentsia from the era of the Great Reforms to the Silver Age]. Moscow: Mol. gvardiya publ, 2012. P. 428.
Статья поступила в редакцию 13.08.2019 Статья допущена к публикации 30.09.2019
The article was received by the editorial staff 13.08.2019 The article is approved for publication 30.09.2019