CC BY
68
ИСТОРИЯ
УДК 94(47).072/083+355.231 DOI: 10.21685/2072-3024-2017-2-1
А. Н. Гребенкин
ИДЕАЛ ОФИЦЕРА И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РОССИЙСКОЙ ВОЕННОЙ ШКОЛЫ В XIX - НАЧАЛЕ XX в.
Аннотация.
Актуальность и цели. В статье дается анализ отражения идеального образа офицера в деятельности военно-учебных заведений Российской империи в XIX - начале XX в. Изучение социокультурных аспектов деятельности отечественной военной школы позволяет осуществить комплексный анализ русского офицерского корпуса и сформировать представление о специфике его профессиональной подготовки.
Материалы и методы. В основу исследования положены неопубликованные документы, материалы периодической печати, труды дореволюционных военных теоретиков. Использование методов социокультурного анализа (разработанных Ю. М. Резником и Л. Г. Иониным) позволяет оценить влияние сложившегося в армии и обществе образа идеального офицера на организацию подготовки офицеров в военно-учебных заведениях Российской империи.
Результаты. Выявлена устойчивая взаимосвязь идеального образа офицера и организации подготовки офицеров в русской военной школе, охарактеризована специфика их взаимовлияния, дана оценка вклада военно-учебных заведений в формирование профессионального и социокультурного облика русского офицерства.
Выводы. Русской военной школе были присущи как тесная социокультурная связь с армией, так и собственная социокультурная модальность. Последняя позволяла сгладить негативное влияние на армию регрессивных изменений в образе идеального офицера, преодолеть кризисные явления и повысить престиж офицерской службы.
Ключевые слова: русский офицерский корпус, идеальный образ офицера, военно-учебные заведения, социокультурный облик, военная культура.
А. N. Grebenkin
THE IDEAL OFFICER AND HIS/HER REFLECTION IN ACTIVITIES OF THE RUSSIAN MILITARY SCHOOL OF XIX - EARLY XX CENTURIES
Abstract.
Background. The article analyzes the reflection of the ideal officer in activities of Russian military training schools in XIX - early XX centuries. The study of socio-cultural aspects of activities of Russian military schools can help undertake a complex analysis of Russian officer corps and create a conception of the specific of their professional training.
Materials and methods. The study is based on unpublished documents, materials of periodical press, works by pre-revolutionary military theoreticians. A sociocultu-
ral analysis (created by Ju. M. Reznik and L. G. Ionin) helps to estimate the influence of the image of ideal officer formed in the army and society on the organization of officers' training at military schools of the Russian Empire.
Results. The author has established a steady interrelation between the image of ideal officer and the organization of officers' training in at Russian military schools, characterized the specifics of their mutual influence and estimated the contribution of military schools into forming of a professional and sociocultural image of Russian officers.
Conclusions. The Russian military school possessed both tight sociocultural bounds with the army and its own sociocultural modality. The latter allowed to mitigate the negative influence of regressive changes in the image of ideal officer on the army, to overcome the crisis and to increase the officer service prestige.
Kew words: Russian officer corps, image of ideal officer, military schools, sociocultural portrait, military culture.
Русскому офицерскому корпусу как особой социопрофессиональной группе, игравшей значимую роль в жизни общества, был присущ определенный комплекс необходимых признаков, которым должен был соответствовать каждый надевший эполеты. Жесткие требования, предъявляемые к офицеру государством, армией и обществом, в совокупности формировали эталонный образ офицера - обладателя особых профессиональных, морально-нравственных и культурных качеств. Их перечень и содержание изменялись от эпохи к эпохе, однако можно выделить ядро профессиональных качеств, остававшееся неизменным в течение всего времени существования русского офицерства. К ним относились компетентность, дисциплинированность, командирская воля, организаторские способности, творческая активность, надлежащие психические и физические качества [1]. Основой морально-нравственного облика русского офицера неизменно служили преданность монарху и Родине, искренняя любовь к армии, неукоснительное следование кодексу офицерской чести, готовность к подвигу самопожертвования, развитое чувство товарищества, нетерпимое отношение к тем, кто совершал бесчестные поступки. Наконец, офицер русской армии являлся носителем лучших культурных традиций, которые позволяли ему быть полноправным представителем светского общества и интеллектуальной элиты.
Спонтанное, бесконтрольное, неуправляемое формирование качеств личности офицера было невозможно. Для представителей русского офицерского корпуса, сознательно посвятивших себя военному делу, наиболее предпочтительным способом приобщения к военно-культурным традициям, способствующим их превращению в носителей эталонных офицерских качеств, являлась целенаправленная, систематическая, поставленная на научную основу профессиональная подготовка в профильных учебных заведениях, сопровождавшаяся комплексом соответствующих воспитательных мероприятий.
Социокультурные реалии конкретной эпохи накладывали на абстрактный, практически недосягаемый идеал офицера свою печать, тем самым изменяя и трансформируя его. Соответственно этому развивалась и система военного образования, подстраиваясь под изменившийся идеал офицера. Кроме того, следует отметить, что благодаря своему привилегированному положению (относительная обособленность от военного ведомства, личное участие в управлении военно-учебными заведениями лиц императорской фа-
милии) отечественная военная школа имела реальную возможность корректировать государственный и общественный идеал офицера, придавая ему новые очертания.
Так, во второй половине царствования Александра I представление об идеальном образе офицера было существенно искажено плац-парадными традициями, получившими широкое распространение в русской армии. Требования к профессионально значимым качествам резко снизились. Согласно Пехотному уставу 1816 г., «офицеру необходимо было знать только то, что предписано в школе рекрутской, в учениях ротном и батальонном... Офицер, знающий командовать и совершено объяснять все, что заключается в сих трех учениях, почитается офицером, свое дело знающим» [2, с. 83]. На первое место был поставлен внешний вид войск, причем в первую очередь заботились о ненужных мелочах: «Фельдмаршалы и генералы превращены были в ефрейторов, все свое внимание и все свое время посвящавших выправке, глубокомысленному изучению штиблетных пуговичек, ремешков, а главное -знаменитого тихого учебного шага "в три темпа"» [3, с. 250]. Истинное же предназначение войск было оставлено за скобками.
Кадетские корпуса александровского и николаевского царствования, с одной стороны, были активными проводниками в жизнь плац-парадных традиций, формируя послушных и нерассуждающих «бурбонов». В первой половине XIX в. и императоры, и многие руководители военно-учебного ведомства и отдельных заведений выступали едва ли не с проповедью обскурантизма. От идеального офицера, по мнению Ф. И. Клингера, бывшего в 1801-1820 гг. директором 1-го кадетского корпуса, требовались владение иностранными языками, некоторые начальные знания, отличная строевая выправка и безукоризненная дисциплина. Вместе с тем в 1830-1840-е гг. по инициативе главы военно-учебного ведомства великого князя Михаила Павловича в кадетских корпусах были приведены в норму занятия строем, обращено внимание на чтение и культурное развитие будущих офицеров, предпринимались попытки связать обучение с практикой. Таким образом, военная школа при Михаиле Павловиче стояла выше армии, ее выпускники качественно улучшали офицерский состав, повышали его умственный и культурный уровень. Кадетские корпуса были не военной бурсой, а культурными очагами, что было особенно заметно в провинции, и выпускники их выполняли важную культуртрегерскую функцию в армии, хотя и заметно уступали в этом качестве немногочисленным выпускникам университетов, надевшим эполеты. По мере появления и развития новых военно-учебных заведений, во второй четверти XIX в., начали складываться традиции подготовки кавалеристов в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров и офицеров специальных родов войск - в Артиллерийском и Главном инженерном училищах. «Славная школа» равнялась на лихих рубак в стиле Дениса Давыдова, идеальный выпускник специальных училищ был офицером-интеллектуалом в пенсне. Идеализированный образ кавалерийского офицера приобрел большую популярность в русской армии и обществе в целом, став своеобразным эталоном и для прочих родов войск как олицетворение протеста против уродливой плац-парадной системы, уделявшей огромное внимание мелочам в ущерб истинному смыслу военного дела. Образ независимого рубаки-бунтаря в сочетании с рыцарскими традициями в первой половине XIX в. дал
начало весьма полюбившемуся обществу неформальному типу офицера -отважного в сражении воина-профессионала, рыцаря без страха и упрека, отличного товарища и вместе с тем дуэлянта, скандалиста и повесы, смело бросающего вызов мертвящим официальным порядкам, действующего по своим внутренним убеждениям и на свой страх и риск. Этот идеал «рыцаря-хвата» не утратил своей притягательной силы и в пореформенной России, и в начале XX в. Горячие поклонники нашлись у него и в эмиграции.
Плачевные итоги Крымской войны заставили отбросить в сторону плац-парадные традиции. По мнению М. И. Драгомирова, одного из наиболее видных русских военных теоретиков второй половины XIX в., «офицер-начальник каждого ранга должен удовлетворять следующим условиям: 1) общее знание теории современного дела и, в частности, подробное знание теории и техники, относящихся к тому роду войск, в котором служит; 2) преданность Государю и Родине до самоотвержения, дисциплина, вера в нерушимость (святость) приказания, храбрость, решимость безропотно переносить все тягости службы, чувство взаимной выручки; 3) способность ориентироваться в окружающей обстановке; 4) решимость принимать на себя ответственность за свои действия и распоряжения в тех случаях, когда обстоятельства не позволяют ожидать распоряжений свыше; 5) частный почин; 6) привычка представлять себе цель каждого действия; 7) уверенность в необходимости служить делу, а не лицам, общей, а не собственной пользе» [4, с. 234]. Воплощению этого идеала в жизнь способствовал осуществленный в 1874 г. переход к всесословной воинской повинности, одним из последствий которого было резкое усиление роли офицеров в подготовке и воспитании вверенных им нижних чинов. Соответственно этому изменились и требования, предъявляемые к офицерам: «... бутафорский, расфранченный офицер уступил место офицеру-работнику» [5, № 139-140, с. 555]. Вместе с тем окончательно сформировались специфические социокультурные представления об идеальном офицере, присущие каждому роду войск. Гордость и демонстрация своего превосходства были «визитной карточкой» гвардейцев. Офицеры Генерального штаба и специальных родов войск (артиллеристы и инженеры) акцентировали внимание на своей высокой квалификации. Кавалеристы щеголяли лихостью и молодечеством. Пехотинцы, третируемые и первыми, и вторыми, и третьими, утверждали, что лишь они - костяк армии -имеют право именоваться настоящими офицерами, остальные же - лишь «техники» [6, с. 383].
Образ офицера-труженика, скромного профессионала, на которого возложены многочисленные обязанности, стал новым идеалом. К его достижению активно стремились военные училища, и это не осталось незамеченным в войсках. Начальник Павловского военного училища в 1875 г. писал: «Лестные отзывы военных начальников молодым офицерам, выпущенным из военных училищ, служат тому лучшим доказательством вполне рациональной постановки в них военного воспитания. Гвардейский корпус. в последнее время значительно увеличил свои требования на них (выпускников училищ. -А. Г.) и кроме разрешаемого монаршей волей числа вакансий, обыкновенно сверх комплекта, ходатайствует ежегодно о выпуске еще большего числа на именные вакансии» [7, л. 57 об.]. Стало еще более заметным различие в подготовке пехотных офицеров, офицеров-кавалеристов и офицеров специаль-
ных родов оружия, подчеркивавшее и поддерживавшее традиционную рознь между ними.
В милютинских военных гимназиях «.уничтожена была та кадетская закваска, которая вместе с традиционной шагистикой должна была отойти в область преданий; в них совершенно изменился взгляд на воспитание, и мертвая поверхностная "муштра" уступила место более вдумчивому отношению воспитательского персонала к учащимся, в основу коего легли совершенно иные принципы. Словом, из казармы с ее специфическим запахом, какой был тогдашний кадетский корпус, выработался тип учебного заведения, прекрасно обставленного и направленного на совершенно новый путь, главнейшей целью коего было воспитание, а не вколачивание, образование, а не бурсацкая долбня» [5, № 141, с. 573]. В 1860-е гг. военные гимназии считались лучшими средними учебными заведениями. Недаром известный педагог К. Д. Ушинский предпочел дать своему сыну именно военно-гимназическое образование.
К сожалению, милютинская военная реформа, способствовавшая кардинальному обновлению военного ведомства, не успела принести всех ожидаемых плодов. В начале 1880-х гг., после торжества консервативной партии, начался период упадка русской армии, продолжавшийся последние два десятилетия XIX в. Престиж офицерской службы резко снизился, офицерский корпус стал пополняться случайными людьми, надевавшими эполеты не по призванию, а в силу стечения обстоятельств. Это привело к заметной деградации офицерского сообщества, утратившего веру в идеалы. Уровень профессионализма снизился, культурная миссия была забыта. Широкое распространение получили апатия, агрессия, грубость, рукоприкладство, пьянство, дебоши. Зависть к более успешным «штатским» повлекла за собой возникновение уродливых форм корпоративной психологии, возводивших в культ презрение ко всему невоенному.
Вместе с русской армией по наклонной плоскости в 1880-1890-е гг. катились и военно-учебные заведения, не видевшие перед собой четкой, наполненной смыслом цели. Они почти утратили связь с войсками и отстали от их нужд, учебное дело погрязло в схоластике, воспитание велось без души, формально. Милитаризация военных гимназий, переименованных в кадетские корпуса, коснулась лишь внешней стороны жизни воспитанников, причем преимущественно в негативном смысле. В военную школу вернулись зубрежка и муштра, репрессии и грубость. Кадеты и юнкера были заражены грубым, бессмысленным милитаризмом. Выходившие из стен корпусов и училищ офицеры покорно тянули свою лямку, завидуя тем, кто сумел добиться большего на жизненном поприще, и не покидали армию лишь потому, что не обладали подготовкой, которая помогла бы им устроиться в гражданской жизни.
На рубеже веков стали раздаваться призывы к обновлению армии, избавлению ее от пороков и возрождению суворовского идеала офицера. Особенно громкими они стали после окончания русско-японской войны, обнажившей язвы как нашей армии, так и системы отечественного военного образования. Военный публицист В. Дрозд-Бонячевский заявлял, что «твердость воли, дисциплинированность духа, высшее понимание долга и чести, готовность в любую минуту пожертвовать своей жизнью за честь Родины и
мундира должны быть присущи одевшему на свои плечи офицерские погоны!» [8, с. 363] На смену прежним безыдейности и упадку пришло стремление сделать основой офицерского корпуса высокий профессионализм, рыцарские идеалы и активную гражданскую позицию. Следовало также ликвидировать рознь между представителями разных родов оружия. Главной же целью было формирование «типа офицера-идеалиста, офицера-фанатика своего дела, но не узкого специалиста, а широко и всесторонне образованного офицера-гражданина в высоком смысле этого слова» [5, № 141, с. 573]. Решение этой задачи было возложено на военную школу.
Стремление вдохнуть жизнь в русское офицерство ставило на повестку дня вопрос о более тесной связи его подготовки с практическими задачами. Перерабатывались учебные программы, безжалостно изгонялась схоластика, большее внимание стало уделяться наглядному, практическому обучению. С целью пресечения губительных традиций вражды между представителями разных родов войск и выпускниками разных военно-учебных заведений создавались проекты создания военных училищ нового типа, выпускники которых шли бы во все роды оружия. Эта идея не была проведена в жизнь, и антагонизм между воспитанниками разных кадетских корпусов и военных училищ продолжал существовать. Зато были полностью пересмотрены воспитательные задачи военно-учебных заведений, которые отныне основывались на синтезе рыцарских идеалов и гуманистических ценностей. Ключевую роль в военно-рыцарском воспитании будущих офицеров играл Главный начальник военно-учебных заведений великий князь Константин Константинович, стремившийся развить в кадетах и юнкерах чувства собственного достоинства и гордости за принадлежность к армии, сформировать у военной молодежи желание продолжать славное дело предков, пробудить любовь к военному делу, поощрить стремление овладеть в совершенстве комплексом необходимых офицеру знаний, умений и навыков. На первый план выдвигалось формирование качеств, необходимых будущему воину: отваги, смелости, лихости. Удальство и молодечество, лишенные прежней негативной направленности (презрение ко всему невоенному, драчливость, хамство и пр.), стали органическими чертами культивируемого великим князем образа офицера-рыцаря. Августейший Главный начальник настаивал на том, что не следует заглушать в будущем офицере стремление испытать свою смелость и силу воли, совершая рискованные поступки. Стремление великого князя Константина Константиновича пробудить в кадетах «военный дух» было горячо поддержано большинством сотрудников военно-учебного ведомства. Ценитель прекрасного, поэт и драматург, великий князь Константин Константинович внес большой вклад в культурное развитие будущих офицеров. Благодаря его инициативе чтение, литературное творчество, самодеятельность освободились от прежних мелочных запретов и приобрели большую популярность в кадетской и юнкерской среде.
В начале XX в. на страницах периодической печати шла дискуссия по поводу того, какие военно-учебные заведения являются наиболее предпочтительными для подготовки офицеров. А. Розеншильд-Паулин считал таковыми кадетские корпуса, М. С. Галкин - окружные юнкерские училища, Е. И. Мартынов - военные училища. Каждый автор приводил вполне убедительные
аргументы в свою поддержку. Розеншильд-Паулин, отстаивавший идею кастовости офицерского корпуса, полагал, что «в истинно военном духе надо воспитывать уже с малолетства в корпусах, приучая к простоте жизни, к труду, лишениям.» [9, с. 296]. Галкин и Мартынов, напротив, считали, что кадетские корпуса не дают необходимой военной подготовки, а излишняя опека, установленная над кадетами, парализует их волю и не приучает к серьезной планомерной работе. Однако события Первой мировой войны и революции показали, что самыми стойкими, самыми искренними защитниками России были в равной мере юнкера и кадеты, которые, безусловно, со временем стали бы лучшей частью русского офицерского корпуса.
Таким образом, отечественные военно-учебные заведения в XIX - начале XX в. (за исключением регрессивного периода 1881-1901 гг.) обеспечивали такую подготовку офицеров, которая позволяла максимально приблизиться к желаемому идеалу, и в меру своих сил способствовали облагораживанию образа идеального офицера, очищению его от неизбежных примесей, привносимых грубой армейской средой. Связь военно-учебных заведений с армией, носившая как официальный, так и неофициальный характер, способствовала усвоению будущими офицерами тех ценностей, норм и традиций, которые они в свою очередь, уже после выпуска, распространяли в рамках офицерской корпорации. Процессы культурной инфильтрации, активно протекавшие в самой военной школе, в конечном счете оказывали серьезное воздействие на облик русского офицерства в целом: «.кадеты были теми дрожжами, на которых поднималось пышное тесто - императорский российский офицерский корпус» [10, с. 27, 28]. В выпускниках военных училищ, по мнению видного военного педагога В. П. Коховского, «.армия. находит нужных ей лиц для старших воинских должностей; на них только она и может прочно рассчитывать» [11, л. 68]. Выпускники военно-учебных заведений превращали офицерский корпус в корпорацию, спаянную едиными идеалами. По словам военного писателя, генерала от инфантерии Н. Д. Бутовского, «рыцарство долга, удовлетворительно привитое офицерской массе, несмотря на ее внешний разнокалиберный состав, следует поставить в особую заслугу современной школе» [12, с. 3, 4]. Следовательно, формирование эталонных качеств русского офицерства было неразрывно связано с его подготовкой в системе военно-учебных заведений.
Библиографический список
1. Военно-профессиональные качества офицера. - URL: http://encyclopedia.mil.ru/ encyclopedia/dictionary/details.htm?id=12822%40morf Dictionary (дата обращения: 29.10.2016).
2. Морозов, Н. Воспитание генерала и офицера как основа побед и поражений / Н. Морозов // Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания / сост.: А. И. Каменев, И. В. Домнин, Ю. Т. Белов, А. Е. Савинкин. - М. : Военный университет : Русский путь, 2000. - С. 39-99.
3. Керсновский, А. А. История русской армии: 1700-1881 / А. А. Керсновский. -Смоленск : Русич, 2004. - 464 с.
4. Добровольский, А. Офицер / А. Добровольский, В. Муромский // Военная энциклопедия. - Пг., 1914. - Т. XVII. - С. 233-235.
5. Аничков, Д. Офицерский вопрос в современной армии / Д. Аничков // Офицерская жизнь. - 1908. - № 139-140. - С. 555, 556 ; № 141. - С. 572-574.
6. Дмитревский, А. Идеал офицера / А. Дмитревский // Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания / сост.: А. И. Каменев, И. В. Домнин, Ю. Т. Белов, А. Е. Савинкин. - М. : Военный университет : Русский путь, 2000. - С. 378-385.
7. Российский государственный военно-исторический архив (далее - РГВИА). Ф. 725. Оп. 13. Д. 153.
8. Дрозд-Бонячевский, А. «Поединок» Куприна с точки зрения строевого офицера / А. Дрозд-Бонячевский // Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания / сост.: А. И. Каменев, И. В. Домнин, Ю. Т. Белов, А. Е. Савинкин. -М. : Военный университет : Русский путь, 2000. - С. 359-368.
9. Розеншильд-Паулин, А. Строевая армия / А. Розеншильд-Паулин // Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания / сост.: А. И. Каменев, И. В. Домнин, Ю. Т. Белов, А. Е. Савинкин. - М. : Военный университет : Русский путь, 2000. - С. 296-299.
10. Двигубский, С. Кадетские корпуса / С. Двигубский // Бюллетень Объединения кадет Российских кадетских корпусов в Венесуэле. - 1993. - № 34. - С. 27, 28.
11. РГВИА. Ф. 725. Оп. 20. Д. 18.
12. Бутовский, Н. Д. Наш офицерский корпус, его жизнь, научное развитие и воспитание: сообщение, читанное на Общем собрании членов Общества ревнителей военных знаний 7 января 1911 г. / Н. Д. Бутовский // Общество ревнителей военных знаний. - СПб., 1911. - Кн. 4. - С. 1-28.
References
1. Voenno-professional'nye kachestva ofitsera [Officer's professional ilitary traits]. Available at: http://encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/dictionary/details.htm?id=12822%40 morf Dictionary (accessed October 29, 2016).
2. Morozov N. Ofitserskiy korpus Russkoy Armii. Opyt samopoznaniya [Officer corps of the Russian army. Self-knowledge experience]. Moscow: Voennyy universitet: Russkiy put', 2000, pp. 39-99.
3. Kersnovskiy A. A. Istoriya russkoy armii: 1700-1881 [The history of the Russian army: 1700-1881]. Smolensk: Rusich, 2004, 464 p.
4. Dobrovol'skiy A., Muromskiy V. Voennaya entsiklopediya [Military encyclopedia]. Petrograd, 1914, vol. XVII, pp. 233-235.
5. Anichkov D. Ofitserskaya zhizn' [Officer's life]. 1908, no. 139-140, pp. 555, 556; no. 141, pp. 572-574.
6. Dmitrevskiy A. Ofitserskiy korpus Russkoy Armii. Opyt samopoznaniya [Officer corps of the Russian Army. Self-knowledge experience]. Moscow: Voennyy universitet: Russkiy put', 2000, pp. 378-385.
7. Rossiyskiy gosudarstvennyy voenno-istoricheskiy arkhiv (dalee - RGVIA) [Russian State Military Historical Archive (hereinafter - RGVIA)]. F. 725. Op. 13. D. 153.
8. Drozd-Bonyachevskiy A. Ofitserskiy korpus Russkoy Armii. Opyt samopoznaniya [Officer corps of the Russian Army. Self-knowledge experience]. Moscow: Voennyy universitet: Russkiy put', 2000, pp. 359-368.
9. Rozenshil'd-Paulin A. Ofitserskiy korpus Russkoy Armii. Opyt samopoznaniya [Officer corps of the Russian Army. Self-knowledge experience]. Moscow: Voennyy universitet: Russkiy put', 2000, pp. 296-299.
10. Dvigubskiy S. Byulleten' Ob"edineniya kadet Rossiyskikh kadetskikh korpusov v Vene-suele [Bulletin of the Cadet Union of the Russian Cadet Corps in Venezuela]. 1993, no. 34, pp. 27, 28.
11. RGVIA. F. 725. Op. 20. D. 18.
12. Butovskiy N. D. Obshchestvo revniteley voennykh znaniy [The society of military knowledge adherents]. Saint-Petersburg, 1911, bk. 4, pp. 1-28.
Гребенкин Алексей Николаевич кандидат исторических наук, доцент, кафедра теории государства и права, Среднерусский институт управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (Россия, г. Орел, Бульвар Победы, 5а)
E-mail: angrebyonkin@mail.ru
Grebenkin Alexey Nikolaevich Candidate of historical sciences, associate professor, sub-department of state and law, Orel branch of Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (5A Pobedy Boulevard, Orel, Russia)
УДК 94(47).072/083+355.231 Гребенкин, А. Н.
Идеал офицера и его отражение в деятельности российской военной школы в XIX - начале XX в. / А. Н. Гребенкин // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2017. -№ 2 (42). - С. 5-13. Б01: 10.21685/2072-3024-2017-2-1
