CC BY
250
УДК 117.7
С. Г. Пилецкий Г. В. ЛЕЙБНИЦ О МЕСТИ И ВОЗМЕЗДИИ
Аннотация. Тема мести и возмездия во все времена волновала умы философов. Нет, пожалуй, ещё такой проблемы, которая бы провоцировала такой накал страстей и имела такой общественный «камертон звучания». Она поис-тине пронизывает все глубинные структуры нашего сознания и так или иначе затрагивает практически все «болевые точки» нашего бытия. Автор ставит своей задачей проанализировать тему мести и возмездия в творчестве Готфрида Вильгельма Лейбница, у кого она логически стройно вписывается в его теодицею. В работе также прослеживается линия обоснования возмездия по принципу «предустановленной гармонии».
Ключевые слова: Божий гнев, месть, возмездие, справедливость, теодицея, принцип «предустановленной гармонии».
Abstract. The theme of revenge and retribution excited the minds of philosophers at all times. Perhaps, there has been no other problem that provoked such an intensity of emotions and had such social «tuning fork sound». It truly penetrates all the deepest structures of our consciousness and touches practically all the «sore pints» of our existence either way. The author undertakes the task to analyze the theme of revenge and retribution in the works of Gottfried Wilhelm Leibniz, where it fits logically into his theodicy. The line of the justification of revenge is also traced in the article on the principle of «pre-established harmony».
Key words: God’s wrath, revenge, retribution, justice, theodicy, the principle of «pre-established harmony».
Одним из ярких представителей европейского интеллектуализма и рационализма Нового времени был Готфрид Вильгельм Лейбниц. Он явил себя миру как гениальный математик - создатель дифференциального и интегрального исчислений, как выдающийся логик, обосновавший и введший в науку четвертый фундаментальный закон (вслед за тремя аристотелевскими) -закон достаточного основания, как оригинальный философ - автор монадологии как одного из вариантов субстанциального плюрализма и концепции врожденных интеллектуальных потенций - и даже как просвещенный физик, заложивший основы релятивистской доктрины пространства и времени. Но еще более вдохновляет в контексте нашего исследования то, что он оставил после себя чрезвычайно интересную и весьма развернутую концепцию своего видения мести и возмездия.
Концепция возмездия, Божьего и людского, у Готфрида Вильгельма Лейбница аккуратно «вплетена», по закону достаточного основания выстроена и является логическим следствием более общей, верховной, конструкции теодицеи, в свою очередь фундаментом и краеугольным камнем для которой служит принцип «предустановленной гармонии». В ее теоретической разработке и ее отстаивании Лейбниц остро полемизировал с Пьером Бейлем -французским философом и публицистом, настойчиво критиковавшим с позиции скептического рационализма метафизику Декарта, Спинозы и самого Лейбница. Этой весьма сложной и комплексной теме Г. В. Лейбниц посвятил специальный объемный труд - «Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла».
Свою «Первую часть опытов о справедливости Бога, свободе человека и начале зла» Г. В. Лейбниц начинает такими словами: «Установив права веры и разума в том смысле, что разум полезен вере, нисколько ей не противореча, посмотрим, как они пользуются своими правами для поддержки и взаимного соглашения относительно того, чему естественный и основанный на откровении свет учит нас о Боге и человеке в отношении ко злу. Все связанные с этим затруднения можно разделить на два класса. Одни возникают из человеческой свободы, которая представляется несовместимой с природой Бога; и тем не менее свобода мыслится необходимой, чтобы человек мог быть признан виновным и наказуемым. Другие касаются действий Бога, которые, по видимости, слишком способствуют злу, хотя человек свободен и со своей стороны тоже принимает в этом участие. А подобное управление представляется противоположным благости, святости и справедливости Бога, так как Бог содействует столь же физическому, как и моральному злу, и содействует тому и другому морально, равно как и физически, и кажется, что и то и другое зло обнаруживается в порядке природы, а также в состоянии благодати и будущей вечной жизни столь же и даже больше, нежели в этой скоропреходящей жизни» [1, с. 130].
Тем самым Готфрид Вильгельм Лейбниц наметил «исходные рубежи» для свой теодицеи: во-первых, как объяснить, почему Всевышний допускает существование физического и морального зла в мире, и, во-вторых, как обоснованно соотнести наличие постулируемой свободы воли человека и Божественный провиденциализм? Это основа основ любой теодицеи, без внятного ответа на эти вопросы невозможно никакое «оправдание Бога». Это отчетливо понимает и Лейбниц, в частности, специально оговаривая уже в самом начале, что если не признавать наличие человеческой свободы, то это автоматически влечет за собой снятие с него ответственности за его поступки. Осознавая всю сложность предстоящего, Лейбниц все же берется за это крайне непростое и неблагодарное предприятие. Понятно, что нас во всем этом будет интересовать по преимуществу и в первую очередь то, что связано с местью и возмездием.
Г. В. Лейбниц приводит целую серию аргументов из Священного Писания и всемирной истории, иллюстрирующих и подтверждающих лейтмотив всей его метафизики - «все к лучшему в этом лучшем из миров». Тут каждый объект осмыслен, у каждого свое место, у каждого своя цель, в том числе и у зла. Все в гармонии. Вот как он об этом пишет: «Зло можно понимать метафизически, физически и морально. Метафизическое зло состоит в простом несовершенстве, физическое зло - в страдании, а моральное - в грехе. Так как физическое и моральное зло не необходимы, то достаточно, чтобы они были возможны в силу вечных истин. И так как беспредельная область возможных истин содержит в себе все возможности, то следует признать, что существует бесконечное количество возможных миров, что зло присутствует во многих из них и что даже наилучший из них содержит его в себе. В этом и состоит божественное определение о допущении зла.
Но кто-нибудь спросит у меня, зачем я говорю о допущении. Разве Бог не творит зла и не желает его? Здесь необходимо объяснить, что такое это допущение, чтобы было видно, что это выражение употребляют не без причины. Но прежде следует уяснить природу воли, которая имеет свои уровни. В общем смысле можно сказать, что воля состоит в наклонности что-либо делать
соответственно с мерой содержащегося в ней добра. Эта воля называется предшествующей, когда она мыслится в отвлечении и когда созерцает всякое добро как добро. В этом смысле можно сказать, что Бог склоняется ко всякому добру, поскольку оно добро, ad регГесйопеш 8трисйег 8трНсеш (к простому совершенству в простом смысле), говоря словами схоластиков, и склоняется именно своей предшествующей волей. Он обладает положительной склонностью к освящению и спасению всех людей, к исключению греха и ограждению от осуждения. Можно даже сказать, что эта воля действенна в себе самой (per se), т.е. ее действие всегда проявлялось бы, если бы только не было какой-либо более сильной причины, останавливающей это действие; ибо эта воля не простирается до последних усилий (ad summum штЫм), иначе она не преминула бы проявить свое полное действие, так как Бог есть владыка всех вещей. Но полный и совершенный успех принадлежит только последующей воле, как ее обыкновенно называют. Эта вторая воля является полной, и в отношении к ней применимо правило, по которому желаемое непременно приводят в исполнение, если только могут привести. Эта последующая, окончательная и решающая воля возникает из борьбы всех предшествующих воль, как тех, которые стремятся к добру, так и тех, которые отвергают зло. И из совпадения всех этих частных возникает полная воля, как в механике сложное движение возникает из всех стремлений, соединенных в движущемся теле, и равно удовлетворяет всем им, насколько это возможно сделать одновременно» [1, с. 144-145].
Слов сказано много, слов мудреных, но ясности нет, напротив, все кажется запутанным. А такое бывает, недаром есть афоризм: «Хотелось, как лучше, а получилось, как всегда». Так и тут: хотелось доступным образом реабилитировать Бога, а получилось существенное ограничение его полномочий, по сути - признание его частичной недееспособности. В юриспруденции, спору нет, это немаловажный фактор, освобождающий от ответственности. Но, позвольте, ведь мы говорим не о каком-то там провинившемся, не о преступнике, а о Боге-Творце и о Боге-Вседержителе! Это «похуже» аристотелевского деизма будет: там Господь мир творит, запускает в него импульс движения и далее в дела мира не вмешивается; этакий «Рефлектирующий Философ», или «мышление, мыслящее свою собственную деятельность» (ну так с него «и взятки гладки»: он за зло в мире не ответчик). Тут же утверждается провиденциализм, но довольно странный. Получается так, что без Божьего соизволения ничего в мире не происходит, все в своих истоках, в своем первоначальном замысле (словами Лейбница - в своей предшествующей воле) преисполнено добром, но когда по факту сваливается, сталкивается большое количество разных противоборствующих факторов, то как-то само собой так получается, что в результате (словами Лейбница - в своей последующей воле) замысливаемое добро вдруг оборачивается злом. Лейбниц поясняет, мол, ничего не поделаешь: законы механики - их-то ведь никто не отменял. Конечно, с одной стороны, это триумф механики, о котором ни Декарт, ни Галилей, ни даже Ньютон даже мечтать не могли (все же Господь Бог, пасующий перед ней), но, с другой - невозможно избавиться от парадоксальности образа: у Аристотеля Бог - «Медитирующий», у Лейбница -в недоумении «Разводящий руками». Может, кому-то и по силам такая логика, но для меня - с трудом. Правда, нас в этой связи утешают: в других мирах и того хуже, что, конечно, не может не скрасить груз негативных впечатлений.
Вернемся, однако, к тексту (поближе к мести и возмездию) в надежде, что, может быть, там будет не так мудрено. «Отсюда следует, что Бог прежде желает блага, а затем - наилучшего. В отношении к сущности зла Бог совершенно не желает морального зла и отнюдь не желает физического зла или страданий, поэтому-то и нет безусловного предопределения к осуждению; да и о физическом зле можно сказать, что Бог часто желает его как должного наказания за вину, а также в виде средства для цели, т. е. для предупреждения больших зол и для достижения наибольших благ. Наказание равным образом служит и в качестве примера, и в качестве устрашения, и зло часто ведет к большему ощущению добра и иногда также приводит к большему совершенству того, кто его творит, как и посеянное семя при прорастании подвергается некоторого рода порче: вот прекрасное сравнение, которым пользовался сам Иисус Христос.
Что же касается морального зла, или греха, то хотя очень часто случается, что оно может служить средством для приобретения блага или для прекращения другого зла, это не делает его, однако же, удовлетворительным объектом божественной воли или законным объектом воли сотворенной; надо, чтобы оно было допустимо или позволительно лишь постольку, поскольку оно признается безусловным следствием непременного долга, так что не желающий позволить кому-либо другому согрешить этим самым нарушил бы свой собственный долг; это может случиться, например, когда офицер, обязанный охранять важный пост, оставляет его, особенно во время опасности, чтобы прекратить ссору в городе между двумя гарнизонными солдатами, готовыми убить друг друга» [1, с. 145-146].
Я, положим, не считаю данные сравнения не только прекрасными, но и в достаточной степени суть высвечивающими. «Некоторого рода порча» семени называется ростом, развитием, действительная же его порча наступает вне всякого посева или посева без полива. Однако пояснять надо не агрокультурные «изыски», а то, как это может быть, что Бог желает (именно желает!) физического зла или чьих-то страданий как средства предупреждения больших зол или для достижения больших благ? Я, например, отказываюсь принимать, когда мне говорят, что, скажем, невинное дитя изнасиловано и убито -и это все ради некоего большего блага, пока еще тайного, но не явного. Мне объясняют, что, вероятно, это дитя уже было предопределено к греху, предопределено к геенне огненной. Так вот, отдавая его на растерзание извергу, Господь как бы «одной пулей убивает двух вальдшнепов»: ребенка спасает от греха, принимая непорочным, а извергу отягощает и без того уже его «несладкую» долю. Вроде бы складно, но что-то тут не так. Предопределение какое-то «подмоченное» получается: то ли оно есть, то ли его и нет вовсе, для одних оно неумолимо, для других - «с поблажками». Да и потом: зачем надо сначала «бронировать» место в преисподней, а затем выказывать этакий фаворитизм да еще с «бонусом» такой величины? Не легче ли было сразу выдать иную «вакансию»? А что прикажете думать о целом побоище невинных, что в истории человечества, к сожалению, происходило не раз и не два? Выходит, что здесь и само слово «сожаление» не подходит, тут за них всех скопом радоваться надо. Пример с офицером тоже не очень убедителен. Сказано же, что «меньшее зло» позволительно только в том случае, если является безусловным следствием непременного долга. Тут же никакого непременного долга покидать свой пост не было. За это он во время боевых действий рис-
ковал бы подвергнуться суду военного трибунала и быть расстрелянным. И где, спрашивается, здесь «меньшее зло»? Также кроме как «иезуитской» не могу признать ту точку зрения, что Господь насылает на нас всякие испытания, всякие бедствия, в том числе жуткие, чтобы мы с большей ясностью осознавали их антиподы: засуху - чтобы мы знали истинную цену воде, голод -хлебу, венерические болезни - добродетели, мор и эпидемии - охране здоровья, смерть - хрупкости человеческой жизни.
Теперь о том, что, в отличие от вышесказанного, на мой взгляд, и более вразумительно, и более приемлемо. Это сентенция относительно того, что наказание равным образом служит и в качестве примера для подражания, и в качестве устрашения. Вот это - в самую точку. Возмездие как раз и стоит на этом и исполняет функцию экзекутивно-регуляторную и функцию профилактическую. Сюда можно присовокупить и пропагандистско-идеологическую. Впрочем, также стоит заметить, что образ использования Всевышним зла лишь как подручного средства, как своего рода «отмычки» для отворения блага тоже отнюдь не нов в теологических построениях. Вот, к примеру, у Мартина Лютера есть нечто очень схожее.
Пойдем, однако, дальше. Г. В. Лейбниц уточняет, что надо иметь в виду под достаточно общими формулировками, что наказание служит в качестве примера и в качестве устрашения. «Но, наконец, какую бы зависимость мы ни признавали в наших произвольных действиях, даже если бы в них существовала безусловная и математическая необходимость (чего, однако же, нет), отсюда еще не следует, что в них не будет столько свободы, сколько необходимо, чтобы сделать награды и наказания справедливыми и разумными. Конечно, обыкновенно говорят, что необходимость действия уничтожает всякую заслугу и всякую виновность, всякое право на похвалу и порицание, на вознаграждение и наказание; но надо признать, что подобный вывод не является безусловно правильным... Итак, во-первых, надо согласиться, что позволительно убить рассвирепевшего человека, когда иначе нельзя защититься. Надо также признать, что позволительно и часто даже необходимо уничтожать ядовитых животных или очень вредных, хотя они таковы не по своей вине.
Во-вторых, подвергают наказанию животное, хотя оно лишено разума и свободы, когда думают, что это может служить его исправлению; именно на том основании наказывают собак и лошадей, и делают это с большим успехом. Не меньшим средством установления господства над животными служит и вознаграждение, и, когда животное терпит голод, даваемая ему пища побуждает его делать то, чего иначе от него никогда нельзя было бы добиться.
В-третьих, наказывают животных и смертью (когда дело идет уже не об исправлении наказываемого животного), если это наказание может послужить примером или привести в ужас других животных, чтобы не дать им причинить вред. Рорарий в своей книге «О разуме животных» говорит, что в Африке распинают львов, чтобы отогнать остальных львов от городов и прочих населенных мест, и что, путешествуя по герцогству Юлих, он видел, как там вешали волков для большей безопасности пастухов. В деревнях существуют люди, которые прибивают гвоздями хищных птиц к дверям домов, думая, что другие подобные птицы не так легко будут прилетать туда. Все эти действия обоснованы, если приносят пользу.
Наконец, в-четвертых, поскольку достоверно и подтверждено опытом, что боязнь наказаний и надежда на вознаграждение заставляют людей воз-
держиваться от зла и побуждают их стремиться делать добро, постольку с полным основанием и по праву прибегают к наградам и наказаниям, даже когда люди действуют по необходимости, какого бы рода ни была эта необходимость» [1, с. 170-171].
Вот и прояснилось. Все эти «предшествующие и последующие воли» только сбивали с толку и «туманили мозги». В таких делах надо говорить прямо, без «экивоков», что, надо отдать Лейбницу должное, он тут и делает. Не случайно он начинает свой пассаж рассуждения с предельно точного указания, что позволительно убивать рассвирепевшего человека, если других способов защититься нет. Не случайно также затем он дает пространные и «живописные» экстраполяции эффективной работы принципа воздаяния и возмездия из мира земной фауны. Стоит согласиться, что человек действительно в этом преуспел. Не случайна и его оговорка, что, мол, мы применяем к «братьям нашим меньшим» такие «драконовские» методы воспитания и устрашения, хотя хорошо понимаем, что они лишены разума и свободы и что они таковы не по своей вине. Вполне логично возникает в этой связи вопрос: так каких же методов воспитания и устрашения заслуживаем мы, наделенные разумом и свободой, и такие, какие мы есть уже исключительно по нашей собственной вине? Ответ очевиден: если мы распинаем львов, вешаем волков, уничтожаем ядовитых тварей, то это тем более применимо к нам самим, поскольку многие «двуногие» куда как поопасней диких зверей и ядовитых пауков будут. «Картинки» из мира животных Лейбниц заканчивает сентенцией: «Все эти действия обоснованы, если только приносят пользу». Так что в отношении представителей Homo sapiens вполне логично предположить, что все подобные действия также обоснованы, если приносят пользу. А они ее и в самом деле приносили, приносят и, можно не сомневаться, будут приносить.
И вот уже буквально на следующей странице Г. В. Лейбниц непосредственно касается проблемы мести и мстительности и определенно высказывается в том духе, с которым я вполне солидарен. Давайте ознакомимся: «И тем не менее существует один род справедливости и один род вознаграждений и наказаний, не представляющихся в равной мере применимыми к людям, которые действовали бы по абсолютной необходимости, если бы подобная необходимость существовала. Это тот род справедливости, который не имеет своей целью ни улучшения, ни назидания, ни даже исправления зла. Эта справедливость основывается только на соответствии, требующем известного удовлетворения, чтобы загладить дурной поступок. Социниане, Гоббс и некоторые другие не допускали той карающей справедливости, которая является в собственном смысле мстительной и которую Бог во многих случаях оставляет за собой, но Он же сообщает ее и тем, которые имеют право управлять другими и при посредстве которых Он ее проявляет, если только они действуют сообразно с разумом, а не по страсти. Социниане думают, что эта справедливость не имеет основания; но она всегда основывается на отношении сообразности, удовлетворяющем не только оскорбленных, но и благоразумных людей, усматривающих ее, точно так же как удовлетворяет развитых людей прекрасная музыка или хорошее архитектурное здание. И надо признать твердостью, когда мудрый законодатель, угрожая и, так сказать, обещая наказание, не оставляет ни одного действия безнаказанным, хотя бы наказание решительно никого не исправляло. Если бы даже он ничего не обещал, достаточно, чтобы соответствие давало ему повод к подобному обещанию,
ибо мудрый человек обещает только то, что сообразно. Поэтому можно сказать, что речь здесь идет о своего рода вознаграждении ума, оскорбленного беспорядком, если даже наказание оказывается бессильным восстановить порядок.
На этом основании продолжают наказывать осужденных, хотя бы эти наказания и не служили уже средством удержать их от зла; на этом же основании продолжаются и награды блаженных, хотя награды эти и не укрепляют в добре. Тем не менее можно сказать, что осужденные всегда навлекают на себя новые страдания новыми грехами, а блаженные всегда приобретают новые радости, умножая добро; и то и другое на основе принципа соответствия, согласно которому злой поступок должен повлечь за собой наказание. С этим надо согласиться на основании параллелизма двух царств - царства конечных причин и царства действующих причин, параллелизма, в соответствии с которым Бог установил во вселенной связь между наказанием и вознаграждением и между злыми и добрыми поступками, так что первое всегда сопровождается вторым, и добродетель и порок получают награду или наказание вследствие естественного хода вещей, который включает и другой вид предустановленной гармонии, отличной от гармонии, являющейся в отношении души к телу» [1, с. 172-173].
Ну вот, наконец-то, нашел себе еще одного союзника (вслед за Николо Макиавелли) своим взглядам на месть и возмездие на сей раз в лице Готфрида Вильгельма Лейбница. Непростой был путь. Но зато как толково объяснено, какие изящные формулировки. Вслушайтесь: месть как вознаграждение оскорбленного ума по принципу соответствия, то бишь по принципу соразмерности. Именно так. И дело тут не в какой-то там гипертрофированной целесообразности - исправляет или нет (что же, если исправительные колонии почти никого не исправляют, это основание их закрывать?!), а в принципе долга. Бесподобно и лейбницевское сравнение, мол, соразмерное возмездие столь же гармонично и столь же усладительно для благого разума, как и прекрасная музыка или хорошее архитектурное сооружение. Для благого разума это тяжелый урон и тяжкое испытание - быть бессильным в каре зла. Великолепна также проведенная Лейбницем вертикаль, связывающая «земную» месть и «небесную», т.е. людскую, по принципу соответствия с Божьей на основе верховенства «предустановленной гармонии». Если соразмерную месть из нее убрать, она (эта гармония) рассыплется. А то, право слово, «заклевали», «зашельмовали» месть чуть ли не как греховную по своей сути, как нечто низвергающее в ад и опрокидывающее в аморализм. Да ничего подобного. Разве может нечто по определению быть предосудительно, гнусно и гадко, если это нечто имеет божественный статус и божественно по происхождению?! Подобное утверждать рискнет не каждый.
И в завершение своей вдруг открывшейся солидарности с мнением Готфрида Вильгельма Лейбница хочу привести еще одно место из его рассуждений по данному поводу в связи с уже упомянутой его полемикой с Пьером Бейлем. Вначале Лейбниц приводит слова Бейля: «Если многочисленный народ виновен в мятеже, то ни в коем случае нельзя назвать милосердным поступком, если простят одну стотысячную часть населения, а весь остальной народ казнят, не пощадив даже грудных младенцев. Мы ясно видим, что государь, желающий проявить справедливость и милосердие во время мятежа в каком-либо городе, должен ограничиться наказанием только небольшого
числа мятежников и даровать прощение всем остальным; ибо если число подвергаемых наказанию будет относиться к числу помилованных, как тысяча к одному, то государя нельзя признать снисходительным и его признают жестоким. Несомненно также, что его признают гнусным тираном, если он станет избирать продолжительные наказания и не будет проливать кровь только вследствие убеждения, что смерть предпочитают несчастной жизни, и если, наконец, главной причиной его жестокости является жажда мщения в отношении почти всех возмутившихся, а не желание служить общественному благу. Обыкновенно думают, что злодеи, подвергшиеся казни, вполне искупают свою вину потерей жизни, и народ не требует большего и негодует на неловких палачей. Народ побивает камнями тех палачей, которые намеренно наносят несколько ударов топором; и судьи, присутствующие при подобной казни, находятся в опасности, если о них думают, что они забавляются этими неловкостями палачей и тайно поощряют их к этому» [1, с. 218].
Прежде чем предоставить ответное слово Г. В. Лейбницу, позволю себе высказать несколько кратких соображения. Во-первых, изумляет некоторая «задиристая» гиперболичность представленных Пьером Бейлем аргументов. Одна тысячная помилованных, одна стотысячная помилованных - отчего бы не дойти и до одной миллионной? Вы где-нибудь встречали (или, может быть, хотя бы слышали) такого монарха, кто бы, подавив мятеж, казнил бы сто тысяч своих бывших подданных? Я, например, нет, не сомневаюсь, что и вы. Так зачем же эти намеренные столь масштабные преувеличения? Во-вторых, зарисовка палачей с садистическими наклонностями и им благоволящих судей, по-видимому, призвана заболтать и отвлечь от главного вопроса: казнить или не казнить? Не в том суть, двумя, тремя или одним ударом, а в принципе - да или нет. Судьбоносно, как в детском ребусе: «казнить нельзя помиловать» - где поставить запятую. И, в-третьих, даже если пофантазировать и представить, что некий правитель казнил бы не то что сто тысяч своих сограждан, а поголовно всех подданных, то даже в этом случае сей акт геноцида не превратил бы его в тирана. Пьер Бейль, по всей видимости, не отдавал себе отчета, что слова «деспот» и «тиран» - отнюдь не синонимы и что они автоматически через запятую не пишутся. Кстати говоря, в античные времена это хорошо понимали. Не случайно вся сиятельная «когорта» мудрецов греко-римской античности против деспотизма ничего не имела, а вот против тирании демонстрировала удивительную солидарность. Тиран не только может не инициировать массовые казни, не только может не вселять в своих подданных ужас, но и, напротив, может быть искренне обожаем ими, не переставая быть при этом тираном. Дело в том, что деспот, - пусть и плохой, чаще всего алчный и не заботящийся о своих подданных, но все-таки законно стоящий у власти правитель. А тиран, - пусть и хороший, заботливый, любимый своим народом, но незаконно пришедший к власти правитель, узурпатор полномочий.
А теперь очередь Готфриду Вильгельму Лейбницу. Его тоже не оставила равнодушным та зарисовка о палачах-садистах: «Бывают случаи, когда народ одобряет медленное сожжение огнем известных преступников, как, например, когда Франциск I умертвил подобным образом нескольких лиц, обвиненных в ереси на основании пресловутых плакард 1534 года. Народ не оказал также никакого сострадания к Равайяку, который был подвергнут многим страшным мучениям. Но надо помнить, что осуждение есть следствие
греха, и я однажды отвечал другу, который указывал на несоответствие между вечным наказанием и средним преступлением, - и я отвечал ему, что в том нет несправедливости, когда продолжение наказания есть только следствие продолжения греха. Что же касается числа осужденных, которое несравненно больше числа спасаемых, то это не препятствует тому, чтобы в универсуме число блаженных созданий бесконечно превосходило число несчастных. Пример государя, который наказывает только зачинщиков мятежа, или пример командира, который подвергает наказанию каждого десятого в полку, не находят здесь применения. Собственный интерес государя и военачальника заставляет простить виновных, хотя бы виновные и оставались дурными; Бог же прощает только тех, которые становятся лучше; он может их отличить, и эта строгость более сообразна с совершенной справедливостью. Наконец, мы знаем, что иногда разрушаются целые города и жителей истребляют мечом, чтобы устрашить других. Это может служить к предотвращению великой войны или бунта, и это значит щадить кровь, проливая ее; в этом вовсе нет казни каждого десятого человека. По правде мы не может утверждать, что злые люди на земном шаре наказываются столь строго для устрашения обитателей других планет и для совершенствования их; но многие другие основания всемирной гармонии, о которых мы ничего не знаем, ибо мы не знаем ни обширности града Божьего, ни формы всеобщей республики духов, равно как и всего строения тел, могут производить то же самое действие» [1, с. 218219].
Действительно, история знает немало примеров, когда народ не просто не возражал, а и всемерно одобрял жестокие и изуверские казни. Составление сколь-нибудь их подробного списка заняло бы слишком много времени и отняло бы массу сил. Опять же это пусть и интригующие, пусть и ошеломляющие, но детали. Главное: вершить суд или не вершить суда, прощать или не прощать? Вот Готфрид Вильгельм Лейбниц убежден, что непременно вершить и непременно соразмерно карать. Что же касается прощения, милосердия, то, согласно Лейбницу, что может себе позволить человече, не может позволить себе Всевышний. Человек по своему разумению и по своему видению целесообразности может простить и виновных, Бог же, по словам Лейбница, прощает только раскаявшихся и только тех, кто может исправиться. Так что получается, что Божий суд не только не милосерднее людского, а гораздо строже. Иногда люди, не имея сил на прощение, отмахиваясь, «в сердцах» восклицают, мол, Бог простит. По Лейбницу, такого быть не может: если уж люди не прощают, то Господь и подавно. Если, конечно, суд был праведным. В отношении же того, что число осужденных во Вселенной меньше числа спасенных, лично я не уверен. По идее, все должно быть с точностью до наоборот. Я даже не понимаю, как убежденность в существовании бесконечного множества миров может в корне изменить привычное представление о явной количественной диспропорции «Града Божьего» и «Града Земного». Хотя, соглашусь, об этом мы ничего знать не можем, можем только гадать, равно как и о некой «всеобщей республике духов».
В заключение презентации концепции Готфрида Вильгельма Лейбница и своей солидарности с ней по большинству «ключевых моментов» остается только подтвердить, что месть и возмездие в ней не просто занимают свое особое место, а что они там центральны и верховны. Месть предстает в ней как торжество оскорбленного несправедливостью разума, а возмездие как
фундаментальный не только этический, но и онтологический принцип, базирующийся на предустановленной Богом вселенской гармонии. Гармония мира без должного возмездия нарушится, гармонии мира без должного возмездия не будет. По Лейбницу, вершить суд надо всегда и везде, а там хоть «трава не расти». И в этом чувствуется предтеча германской ригористической этики -этики долга.
E-mail: [email protected]
УДК 117.7 Пилецкий, С. Г.
Г. В. Лейбниц о мести и возмездии / С. Г. Пилецкий // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2012. -№ 1 (21). - С. 64-73.
Список литературы 1. Лейбниц, Г. В. Сочинения : в 4 т. - М. : Мысль, 1989. - Т. 4.
Пилецкий Сергей Григорьевич
кандидат философских наук, доцент,
Piletsky Sergey Grigoryevich Candidate of philosophy, associate professor, sub-department of history and philosophy, Yaroslavl State Medical Academy
кафедра истории и философии, Ярославская государственная медицинская академия
