CC BY
214
ФОМА АКВИНСКИЙ О МЕСТИ И ВОЗМЕЗДИИ
Данная статья посвящена древнейшей и актуальнейшей во все времена проблеме - проблеме мести и возмездия. Она в концентрированном виде затрагивает, по сути, все глубинные аспекты человеческого существования и человеческого общежития. Автор берёт на себя задачу именно через призму темы возмездия и её значения в человеческой жизни проанализировать творчество выдающегося средневекового философа - Фомы Аквинского.
Ключевые слова: средневековая философия, теоцентризм, схоластика, грех, возмездие, высшая справедливость.
S.G. Piletskiy
THOMAS AQUINAS ON REVENGE AND RETRIBUTION
This paper is devoted to the oldest and most actual in all the times problem - the problem of revenge and retribution. It in concentrated form concerns, in fact, all the deepest aspects of human existence and human community. Author undertakes the task just through the theme of retribution and its meaning in human life to analyze the creation of the outstanding medieval philosopher - Thomas Aquinas.
Key words: the medieval philosophy, theocentrism, scholasticism, sin, retribution, the high justice.
Говорят, что есть «основной инстинкт». Это любовь. Говорят, что есть другой «основной инстинкт». Это голод. И ещё говорят, что они правят миром. Мало того, если аристотелевское «мышление, мыслящее свою собственную деятельность» задало первичный импульс движению, то они придали ему вращательный момент. Спорить, однако, не будем, действительно ли «Землю вращают любовь и голод» или это просто поэтическая гипербола. Важнее отметить следующее. Если бы к этим двум не было третьего основного инстинкта, то некого было бы любить и некому было бы голодать. Я имею в виду чувство мести, я имею в виду возмездие, я имею в виду воздаяние. Не будь этого, человечество бы давно истощилось и вымерло, так и не выбравшись за пределы охотничье-собирательских групп, ибо нечего было бы противопоставить убийству себе подобного. Древние табу как раз и выступили в роли кодекса элементарного выживания. Табу - это не только запрет на некоторое деяние, но и кодифицированный набор санкций за его несоблюдение. Все члены данного сообщества с малолетства воспитывались в духе послушания, назидания, почтения и верности мудрости рода. Более того, система табу - это не только суть, квинтэссенция первобытного выживания, но и фундамент прогресса, предзадающий «каркас» росту и возможности цивилизации. Без права нет государственности, без права ни одно общество не может быть жизнеспособным. Соответственно, правовое государство, которое ныне считается верхом прогресса, цивилизованности и общественной
справедливости, есть ничто иное, как верх реализации принципа государственной мести, как апофеоз правового возмездия. А как же иначе: провозглашается верховенство закона во всех областях, сферах жизни государства и равенство перед ним всех членов общества без исключения, т.е. нет уже лиц неприкасаемых от возмездия государственной машины.
Месть - это всего лишь ответ, ответная реакция, если так можно выразиться - агрессия на агрессию. Эволюционно-адаптивная значимость её очевидна. Возмездие - это если уж и не выражение высшего добра и высшего блага, то, без всякого сомнения, выражение высшей справедливости. Месть и возмездие - это в какой-то степени олицетворение, одушевление, очеловечивание одного из законов природы, а именно 3-го закона ньютоновской механики: сила действия равна силе противодействия. Око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, душу за душу. Исторически, чтобы закончить наконец-то извечную войну всех со всеми, человечество вынуждено было распрощаться со своим «естественным», первобытным, состоянием и на принципах общественного договора перейти в состояние государственной законности, делегировав, передоверив функцию возмездия, справедливой кары «машине» правосудия. Однако, если эта «машина» не справляется, скомпрометирована, «буксует», всё автоматически возвращается «на круги своя» - к традиции личной «вендетты».
Совершенно очевидно, что тему мести и возмездия и их места в жизни человеческой не мог-
2012/6
ли обойти вниманием и христианские теологи. В эпоху патристики, в раннехристианском вероучении, концепция возмездия была основательно разработана виднейшим и самым авторитетным из богословов той эпохи, и одним из «отцов церкви» - Аврелием Августином. Она логически стройно вытекала из его этической парадигмы, из его теодицеи, или оправдания Бога перед лицом существования зла в мире, и его концепции предопределения. Влияние Августина было столь велико, что его учение практически на восемь веков стало, по сути, определяющим всей духовной жизни Западной Европы.
Фому Аквинского от Аврелия Августина отделяют не только восемь веков еврохристиан-ской цивилизации, но и ряд существенных моментов по рассматриваемому вопросу. Они связаны с разностью их подходов к проблеме соотношения веры и разума и воли и разума, начало чему, как мы уже отмечали, было положено почти за два столетия до этого Ансельмом. Он, так сказать, стал «пионером» в деле ревизии раннехристианского учения, наиболее ярко и полно представленного в текстах Аврелия Августина. Фома Аквинский лишь развил, систематизировал и закончил работу. Но провёл её - и этого не отнять - весьма и весьма творчески. Во-первых, он отверг онтологическое (оно же априорное) доказательство бытия Бога, которое предложил и обосновал Ансельм Кентерберийский. Фома Аквинский счёл его неубедительным. По его мнению, выражение «Бог существует» не является для человеческого разума интуитивным и врождённым. Оно должно быть доказано. И, во-вторых, не принимая априорное доказательство бытия Бога Ансельма, он его четыре апостериорных доказательства вполне принял. Так мало того, что принял, ещё и переработал их в свои пять. Так что с тех пор его «Сумма теологии» и содержит пять взаимосвязанных между собой рациональных доказательств бытия Бога. А в 1323 году, как мы помним, произошла канонизация Фомы Аквинского (то бишь причисление к лику святых), а его учение стало официальной философско-теологической доктриной римско-католической церкви. И (с небольшими изменениями и небольшой модернизацией) по сей день - следует заметить.
Фома Аквинский разграничивал области философии и теологии: предметом первой являются «истины разума», а второй - «истины откровения». Философия должна находиться в услужении о богословия, поскольку она настолько ниже его по значимости, насколько ограничен-
ный человеческий разум ниже божественной премудрости. Аквинат выделял три иерархически соподчинённых типа мудрости, каждая из которых наделена своим «светом истины»: 1) мудрость благодати; 2) мудрость богословская (мудрость веры, использующая разум); и 3) мудрость метафизическая (мудрость разума, постигающая сущность бытия).
Некоторые истины Откровения доступны для понимания рассудком человеческим, а некоторые понять невозможно, поскольку они выходят за пределы компетенции теоретического и практического разума. Это наисущественнейшие таинства христианской веры, такие как догмат триединства Божия, догмат воскресения, догмат непорочного зачатия и пр. На основе этого Фома Аквинский выводит необходимость различать теологию сверхъестественную, основанную на истинах Откровения, которые человек своими умственными силами не в состоянии осилить, и теологию рациональную, основанную на «естественном свете разума», познающей истину силой человеческого интеллекта.
Ещё один момент стоит зафиксировать: в эволюции католицизма от раннехристианского вероучения не последнюю роль сыграли авторитеты. Имеются в виду философские авторитеты эпохи античности. Как известно, непререкаемым авторитетом для Августина был Платон, а для Аквинского таковым стал Аристотель. Но поскольку оба они - виднейшие христианские теологи, то и не удивительно, что в их теоретических построениях есть и немало сходных черт. В частности, это касается интерпретации добра и зла. Мир, согласно Аквинскому, иерархизирован и с точки зрения пространства, и с точки зрения бытия - от абсолютного действительного бытия Бога до материи как чистой возможности. Эта абсолютная иерархизированность мира предполагает и наличие в мире некоторого несовершенства. Именно это несовершенство в сравнении с Богом и кажется людям злом. Однако зло есть видимость, которую мы постигаем лишь в сравнении с добром. Зло, по учению Фомы Аквинскому, существует в добре, поскольку всё существует в Боге, а Бог есть высшее благо. И в той мере, в какой оно существует, зло, следовательно, так же в определённом смысле есть благо. Абсолютного зла - зла как носителя самого себя, как некой субстанции - нет, ибо таковое зло, согласно Аквинскому, уничтожило бы самое себя.
Добродетельное поведение, согласно Фоме Аквинскому, определяется особой структурой ума, которая располагает человека к добрым це-
лям, и человек приобретает благой склад души. Сама же структура ума складывается в результате опыта и воспитания (тут уже наблюдается явный отход от августинской концепции предопределённости), создающих доброе (или злое) расположение души как особый душевный навык. Таким образом, наличествует складывающийся в результате опыта добрый или злой склад души, формирующий привычки к добрым или злым поступкам. А поскольку нравственная ценность действия соизмеряется с его приближенностью или удаленностью относительно высшей цели - Бога как блага, то добродетель можно определить как расположение, соответствующее человеческой природе, порок же - как несоответствие ей.
Благость поступка детерминируется как целью, ради которой он совершается (высшую оценку получает поступок, относимый к первопричине всякого блага - к Богу), так и надлежащими обстоятельствами. Значительное внимание Фома уделяет интенции поступка - направленности его на цель - оно в первую голову и определяет нравственное качество. Злая интенция неизбежно порождает злое деяние, а добрая интенция для полноты исполнения благого поступка требует и правильного подбора средств. Но в любом случае благое намерение должно цениться высоко, а иногда и выше самого акта. Как не вспомнить в этой связи проверенную веками народную мудрость: «Дорога в ад вымощена благими намерениями».
Отдельным вопросом для Фомы Аквинского был вопрос о том, является ли страсть моральной. Страсти, по его мнению, в большинстве своём относятся к неразумным, а потому несвободным, а, значит, и неморальным действиям. Страсти находятся вне морали. Однако страсть может стать причиной греха. Страсть, будучи укоренённой в человеке, может явиться причиной греха, поскольку человек может сознательно выбирать некое греховное деяние. Такой сознательный выбор греха Аквинский именует пороком. Но в целом воля выбирает зло лишь тогда, когда зло кажется ему добром: этот, по сути, сократовский принцип Фома исповедует безусловно. А посему в конечном итоге причиной греха всегда является ошибка разума, которая возникает именно как следствие страсти. А потому анализ страстей является для Фомы Аквинского очень важным, чтобы помочь разуму избежать ошибок, правильно оценивать поступки, ставить цели и находить правильный путь к спасению собственной души.
Однако, и для нас это чрезвычайно важно, интерпретация зла, злых поступков как всего
лишь ошибок разума не мешает Фоме Аквинскому смыкаться в вопросах возмездия с основоположником концепции предопределения Аврелием Августином. О суровом и высшем воздаянии грезил и тот, и другой. Не без удивления читаем: «Блаженные в Царствии небесном узрят наказания осуждённых, дабы блаженство их более услаждало их... Ещё есть и другие зрелища, тот последний и вечный день суда, тот неожиданный для насмехающихся над ним язычников день, когда вся эта ветошь мира и её порождения будут сожжены одним огнём. Какое захватывающее зрелище! Вот чему я буду удивляться! Вот чему смеяться! Там я возрадуюсь! Там приду в восторг, видя, сколько царей, о которых возвещалось, что они были взяты на небо, и которые будут стонать в кромешном мраке вкупе со своим Юпитером! Увижу также наместников провинций, гонителей имени Господня, жарящихся на огне более свирепом, чем тот, на котором сжигали христиан! Увижу и мудрецов-философов, подрумяниваемых на огне вместе с их учениками, которых они учили, что нет Бога, что души не существуют и не возвращаются в свои прежние тела! Увижу ещё и поэтов, трепещущих не перед судом Радаманта и Миноса, но перед неожиданным трибуналом Христа! Тогда можно будет послушать и трагиков, которые будут кричать громче, чем на сцене, вопя о собственном страдании; можно будет узнать и скоморохов, подстёгиваемых огнём; тогда увидим и возницу, раскрасневшегося в пламенном колесе; не ускользнут от взора и атлеты-ксистики, мечущиеся не в гимнастических залах, а в огне; и далее я устремлю свой ненасытный взор на тех, кто глумился над Господом. «Вот он, - скажу -сын плотника и блудницы, нарушитель субботы, знающийся с самаритянами и демоном. Вот он, купленный тобою у Иуды, битый тростником и кулаками, оплёванный, наполненный желчью и уксусом. Вот он, тайно украденный учениками во разглашение его воскресения, или садовником, страшащимся, что частые посетители испортят его салат». Какой же претор или консул, или квестор, или жрец в силах доставить тебе такие зрелища, такой восторг? А мы вот, одною верою, можем уже и ныне представить себе всё это в духе и воображении. Впрочем, это вещи, которые не видел ещё ни один глаз, не слышало ни одно ухо, не помышляло ни одно сердце человеческое. Думаю, это приятнее того, что можно лицезреть в цирке, в двух амфитеатрах и на всём ристалище!» [1, с. 174-175].
Каково?! Действительно, пламенная, вулканическая, всепоглощающая страсть Аквинского ненасытна. Сколько восклицаний, восклица-
2012/6
тельных знаков, взалканных желаний, чаяний, изнутри струящегося восторга, нескрываемой радости за долгожданную месть. Довольно трудно различить, развести чувство глубокого трансцендентального морального удовлетворения за справедливое возмездие от элементарного эмпирического чувства личного, очень интимного, злорадства. В лучистых искренних надеждах на сие святое возмездие у святого Фомы Аквинского досталось всем - никто не забыт, и ничто не забыто - от царей и фараонов, философов, от трагиков, физиков и лириков до спортсменов и атлетов тренажёрных залов. Одно слово - ветошь, хлам и труха мира!
За сим приходится только констатировать, что если под теорией понимать тексты самих средневековых теологов, то в данном случае практика не очень-то разошлась с этой самой теорией. Чувство заслуженной мести ко многим
не «своим» бережно хранили и грели, к возмездию взывали и его алкали не только ведомые «овцы» и рядовые «поводыри», но и самые что ни есть высшие иерархи. Усомниться в этом сложно: как говорится, «что написано пером -не вырубишь и топором».
Литература 1. Фома Аквинский «Сумма против язычников». -Долгопрудный: издательство «Вестком», 2000.
Пилецкий Сергей Григорьевич, кандидат философских наук, доцент кафедры истории и философии Ярославской государственной медицинской академии, г. Ярославль, e-mail: [email protected]. Piletskiy Sergey Grigorevich, candidate of philosophical science, associate professor, department of history and philosophy, Yaroslavl State Medical Academy, Yaroslavl, e-mail: [email protected].
УДК 316.2 © М.В. Бадмаева
П.СОРОКИН ОБ ИСТОКАХ И ПРЕОДОЛЕНИИ СОЦИАЛЬНОГО КРИЗИСА
В статье дан анализ представлений П. Сорокина о проблемах и перспективах реформирования кризисного общества в период распада и трансформации чувственной социокультурной суперсистемы.
Ключевые слова: П. Сорокин, социокультурная суперсистема, социальный кризис.
M.V. Badmaeva
P.SOROKIN ON CAUSES AND OVERCOMING SOCIAL CRISIS
The article gives analysis of P.Sorokin ’s ideas on problems and prospects of the society under crisis in the period of disintegration and transforming sensual socio-cultural supersystem.
Key words:P.Sorokin, sociocultural supersystem, social crisis.
Наследие П.А. Сорокина вне всякого сомнения представляет огромный интерес как теоретико-методологическая база социально-
гуманитарных исследований. Все основные сферы человеческой деятельности проанализированы и обобщены ученым: и экономическая, и политическая, и социальная, и духовнонравственная и др. Основные его социальнофилософские концепции остаются актуальными в исследовании современных социальноэкономических, политических, духовнокультурных процессов как отдельных обществ, так и глобальных мировых сообществ. Среди них особое значение сегодня имеют представления выдающегося русско-американского мыслителя об особенностях и закономерностях развития человеческого общества как в ближайшей, так и отдаленной перспективе.
Вопросы о судьбах человечества, о его будущем традиционно находятся в центре внимания социальной философии. В периоды социальных кризисов они приобретают исключительную важность, как теоретическую, так и практическую, как для мыслителей, так и для обычных людей. Это объясняется тем, что значительная часть населения чувствует себя словно вырванной с корнем из привычного давно сложившегося контекста, растерянной перед лицом изменившейся реальности и не способной адекватно оценивать все происходящее. Практически любой, даже самый далекий от науки человек задается вопросами о том, как оценить случившееся, кто несет ответственность за это, на что надеяться мне и моим близким. Острее всего эти вопросы встают перед учеными, философами и лидерами государств.
