CC BY
14
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2012. № 4
Г р и н ь к о Л. Н. Русский моностих ХХ века: теория и практика: Монография. Южно-Сахалинск: СахГу, 2011. 152 с.
Сам предмет исследования настраивает рецензента на предельный лаконизм и лапидарность. Но, к сожалению, написать и обнародовать полноценную рецензию в виде моностиха или даже однострока не представляется возможным.
Моностих давно уже будоражит воображение и теоретиков, и историков литературы, и в еще большей мере самих стихотворцев, а теперь, после эстрадной апробации миниатюр В. Вишневского, — довольно широкого круга литературной и окололитературной общественности. Такое явление — в высшей степени уникальное, заставляющее вспомнить известную русскую народную сказку «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что»: стих не стих, проза не проза, строфа не строфа... некий «незаконный» феномен, в высшей степени экстравагантное образование, существующее и осознаваемое только на фоне традиционных стиховых форм. Недаром он получил изысканное греческое имя «удетерон» (ни то ни се), которое присвоил ему Владимир Бурич, талантливый поэт и теоретик верлибра, в последней своей книжке со специфическим названием «Тексты. Стихи. Удетероны» (М., 1989). Существенное уточнение в перевод и толкование этого термина внес Ю.Б. Орлицкий: «минимальные тексты (удетероны), не поддающиеся корректной интерпретации как стих или проза (т.е. еще не стих и не проза)»1. Однако правильнее было бы применить другое наречие: «уже не стих и не проза», поскольку данный феномен возник не до, а после актуализации оппозиции «стих/ проза», вследствие чего моностих оказывается «и стихом, и прозой». Здесь я солидаризируюсь с С.И. Кормиловым, перевернувшим формулу Бурича с головы на ноги2.
Таким образом, моностих может быть то тем, то другим в зависимости от установки авторского и воспринимающего сознания. Подтверждением этой мысли, скажу, забегая вперед, служит явное противоречие: казалось бы, бесспорно ямбические афоризмы Козьмы Пруткова «Гони любовь хоть в дверь, она влетит в окно» и «Усердный врач подобен пеликану» ни авторами, ни читателями таковыми не
1 Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе. М., 2002. С. 32.
2 См.: Кормилов С.И. Русский лапидарный «удетерон» и моностих // Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка. Т. 50. № 2. 1991. С. 126.
воспринимались, о чем пишет и Л.Н. Гринько: «Мысли и афоризмы Козьмы Пруткова моностихами не называли ни создатели образа вымышленного литератора, ни его возможные критики» (с. 14).
Первая глава «Моностих и его понятийная характеристика» распадается на два параграфа: «Моностих в литературно-критической мысли ХХ века» и «Моностих как теоретическое понятие в современной науке». Это необходимая историографическая и, скажем так, концептуально-теоретическая часть работы. Подробную, быть может, даже слишком подробную характеристику получает поэтический дебют В. Брюсова в особенности, конечно, его скандально прославленный моностих «О закрой свои бледные ноги» с различными его трактовками и толкованиями. Пожалуй, самый ядовитый критический отклик он получил у Владимира Соловьева: «Для полной ясности следовало бы, пожалуй, прибавить: "ибо иначе простудишься", но и без этого совет г. Брюсова, обращенный, очевидно, к особе, страдающей малокровием, есть самое осмысленное произведение всей символической литературы, не только русской, но и иностранной»3. Великий мыслитель и мрачный иронист, сочинивший, как известно, автоэпитафию в духе Ф. Вийона: «Владимир Соловьев // Лежит на месте этом. // Сперва был философ, // А нынче стал шкелетом...», странным образом не заметил, что автор так поразившего его стихотворения обращается, скорее всего, к ... смерти. Вообще, думается, каков бы ни был замысел Брюсова, главная его цель — вызвать шквал негодования — блестящим образом была достигнута: ни об одном моностихе не было высказано так много вздора, как об этом! Уже и тогда понимали, что антиреклама эффективнее рекламы наивной и бесхитростной.
Во втором параграфе критическому обзору подвергаются определения моностиха, извлеченные главным образом из словарей, учебников и энциклопедий. К сожалению, этот обзор страдает бессистемной описательностью, выборочностью и наивным доверием к «авторитетным» мнениям, например к любительским суждениям Е.Н. Винарской о семантике ямба (с. 43) или «фонологическим» откровениям С.В. Калачёвой (с. 48). Перебрав изрядное количество концептуальных высказываний о моностихе и одностроках, автор приходит к выводу, что это не синонимы, а дифференцирующие термины, удобные для обозначения структур разной степени ритмической организации. Моностихом, полагает она, следует считать стихотворения, состоящие из одной строки с легко узнаваемой
3 Соловьёв В. Еще о символистах // Соловьёв В.С. Литературная критика. М., 1990. С. 152-153.
метрической каденцией (т.е. почти исключительно силлаботоника); те же произведения, в которых распознать стихотворный размер по одной строке затруднительно, должны квалифицироваться как одностроки.
Как отнестись к этой дифференциации? С одной стороны, налицо терминологическая путаница: «моностих», «однострок» и «одностишие» — разноязычные термины, с завидной точностью калькирующие друг друга, особенно два первых (греческий и русский), третий же имеет выраженный строфический привкус. С другой стороны, дает о себе знать типологическая непоследовательность; если горизонтальный ритм обеспечивается всем спектром систем стихосложения: от самых урегулированных, метрической и силлабо-тонической, до самых свободных, акцентного стиха тонической системы и верлибра, — то почему мы отдаем предпочтение первым и дискриминируем последние? Примерно такую же коллизию переживал в свое время В.С. Баевский, выстраивая типологию верлибра: альтернирующего, трехсложникового, дольникового, тактовикового и акцентного. На возражение коллег, что, мол, «чистый» верлибр распознается только в последней разновидности, исследователь отвечал: зато она поглощает в себя все остальные и ... сохраняется система! Некоторую ясность в нашем случае вносит занимающий компромиссную позицию С.И. Кормилов. По его мнению, моностих имеет «силлабо-тоническую, дольниковую и более раскованные разновидности (говорить по отношению к нему о логаэде нельзя, о тактовике — непродуктивно, различить в нем акцентный и свободный стих невозможно)»4. Всё так. Но знаем же мы немало случаев условного употребления терминов (тот же «тактовик» давно оторвался от «тактометра» своего создателя А.П. Квятковского). Если нам удобно различать моностих и однострок, можно закрыть глаза на их генетическое родство и разграничить их так, как предлагает А.Н. Гринько, не сооружая, однако, непроходимой стены между ними. Стоит при этом подумать о расширении средств организации единства и тесноты самодостаточного стихового ряда. В разные эпохи он разный, и, естественно, разный у разных авторов и реципиентов.
Что касается термина «удетерон», его, если уж мы условились дифференцировать моностих и однострок, целесообразно употреблять в кормиловском смысле для обозначения структур, выполненных «в лапидарном слоге или среди заголовков», «переходных между стихом и нестихом»5.
4 Кормилов С. И. Разновидности моностихов и проблема их версификационного статуса // Русский стих: Метрика. Ритмика. Строфика. М., 1996. С. 157.
5 Там же.
Не столь дискуссионны, зато куда более продуктивны вторая и третья главы, в которых концентрированно и в то же время достаточно обстоятельно рассматриваются основные формально-содержательные модификации моностиха и одностроков в принятом Л.Н. Гринько толковании. Выясняется, что и та и другая разновидность миниатюры в одну строку предрасположены к афористичности. Внешний вид моностиха, по наблюдениям Гринько, имеют афоризмы, адаптированные в русской поэзии ХХ в. стилизации хокку, а также получившие широкое распространение рекламные слоганы. Все они генетически восходят к типичным формам фольклорного le bon mot — загадкам, присказкам, шуткам, прибауткам, благопожеланиям, побранкам, пословицам и поговоркам. К этому ряду, полагаю, следует добавить лаконичные эпиграммы самого разнообразного назначения, столь популярные с незапамятных времён античности, и построенные по их модели гномы и максимы. Все виды афористических высказываний могут совпадать с формой моностиха или однострока, а могут и не совпадать, превышая ее границы.
К афоризмам-моно стихам исследовательница относит также «одиночные строки, вырванные из контекста стихотворения, заглавия, строки-рефрены, обладающие смысловой завершенностью, содержащие лирический концентрат, ритмически организованные и способные существовать совершенно самостоятельно. Причем автор подобного афоризма-моностиха не обязательно должен быть поэтом» (с. 62). Эти модификации афористики живут обособленно, как лист, оторвавшийся от родного дерева. Здесь действуют, на мой взгляд, механизмы сродни фольклорному отчуждению от первичного индивидуального автора и приобщению к сфере устного коллективного творчества. Афоризм «Да, жалок тот, в ком совесть нечиста!» для профанного пользователя давно забыл о породившем его су-пермногостишном сооружении «Бориса Годунова» и превратился в самодостаточный моностих-пословицу.
Некоторые сомнения вызывает отнесение к сфере моностиха имитаций заведомо трехстишных хокку. В классическом образце такого рода, стихотворении Гумилева «Вот девушка с газельими глазами // Выходит замуж за американца... // Зачем Колумб Америку открыл?», которое в монографии почему-то вписано в контекст верлибра (с. 70), моностихом может быть назван разве только третий, вырванный из контекста стих (правда, он всё равно будет активно сотрудничать с началом стихотворения). Другое дело — корпус меланхолических сентенций, напоминающих хокку (впрочем, и танку тоже) стилистикой, синтаксисом и интонацией, в творчестве, например, Константэна Григорьева: «критика в пропасть я бросил», «критика бросив пира-
ньям», «меч достаю самурайский», «всех уложил в одиночку» и др. («Хокку о войне с критиками») (с. 82).
Наконец, как и любое эмфатически напряженное лаконичное высказывание, естественной ритмизации подвержены и так называемые слоганы, бытующие в рекламе, объявлениях, а также среди фанатов на стадионах. По их модели строятся и авторские моностихи, например: «Любовь нужна, как деньги, ежедневно» (Наталья Хозяинова). Им посвящен отдельный параграф второй главы.
Среди игровых разновидностей моностиха рассматриваются палиндромы (перевертыши) и так называемые графические его варианты. Никаких особых новаций в их осмыслении Гринько не предлагает, но, систематизировав этот интереснейший материал, осуществляет весьма полезную и предполагающую завидные исследовательские перспективы работу.
Оценивая монографию о моностихе в целом, можно констатировать:
работа безусловно вносит существенный вклад в теорию и практику этой уникальной формально-содержательной модификации: тщательным образом изучен значительный корпус литературы, ей посвященной, построен оптимальный алгоритм дифференцированного рассмотрения поэтических произведений минимального размера — в один стих, обозначены тексты с метрической каденцией силлабо-тонической системы стихосложения как моностих, а тексты с отклонением от нее как однострок; с таким решением можно спорить, но как рабочая гипотеза оно вполне приемлемо и удобно.
В фактической части работы выявлены и проанализированы основные формы однострочных миниатюр: разнообразные формы афоризмов, стилизаций восточной поэзии, рекламные слоганы, а также игровые модификации, такие как палиндром и графические варианты. Обобщив этот пестрый, вызывающий жгучий научный интерес материал, исследовательница актуализировала его не только для изучения, но и творческого приумножения.
Среди недостатков отмечу: в монографии задействован значительный корпус моностихов, а также сопредельных с ними одно-строков, написанных с установкой на одинокий стиховой ряд или вырванных из многостиший и обособившихся в устной традиции. Желательно было бы провести между ними четкий водораздел, ибо их структурная природа неоднозначна. Напрашивается также и более дробная их классификация.
Наконец, самый существенный недостаток парадоксальным образом сформулирован самим автором, намечающим дальнейшие перспективы своего исследования: речь идет об отсутствии
«сравнительно-исторического сопоставления эволюции лаконичных форм в отечественной культуре с аналогичными достижениями в зарубежной литературе (и прежде всего в западных литературах — английской, французской и немецкой; о таких пересечениях кратко упоминается в тексте монографии). «Немаловажным представляется и рассмотрение моностиха в контексте синтеза искусств: ведь моностих (как и явление минимализма) в литературе довольно емко выразил себя в графических иллюстрациях к современной поэзии<.. .>» (с. 137). Что ж, согласимся с автором, не всё сразу. Пусть остается и перспектива.
О.И. Федотов
Сведения об авторе: Федотов Олег Иванович, докт. филол. наук, профессор, ведущий научный сотрудник Московского института открытого образования. E-mail: [email protected]; [email protected]
