CC BY
211
УДК 882(09)
ФУНКЦИЯ ХРОНОТОПА ДОМА В ПОВЕСТИ Е.И. ЗАМЯТИНА «УЕЗДНОЕ»
© Татьяна Васильевна КРАСНОВА
Тамбовский государственный университета им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, аспирант кафедры русской и зарубежной литературы, e-mail: tatyana3krasnova@yandex.ru
В статье анализируется сюжет повести Е.И. Замятина «Уездное» в контексте теории М.М. Бахтина о хронотопе. Подробно рассматриваются функции и место хронотопа дома в общей структуре сюжета, влияние его на характеры персонажей. Внимание обращено на специфику пространства и времени в произведении, типологическую принадлежность сюжета замятинской повести.
Ключевые слова: литературоведение; Е.И. Замятин; повесть «Уездное» Е.И. Замятина, теория сюжета, хронотоп.
В середине 30-х гг. XX в. М.М. Бахтин разработал теорию, объединяющую пространство и время художественного произведения. Он высказал мысль об их неразрывной связи и взаимообусловленности: «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно-освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом (что значит в дословном переводе «времяпространство»). Хронотоп мы понимаем как формально-содержательную категорию литературы (мы не касаемся здесь хронотопа в других сферах культуры)» [1, с. 121]. По оценке исследователя, даже принадлежность литературного произведения к тому или иному жанру определяется не чем иным, как хронотопом. Кроме того, «время-пространство» влияет и на образ человека в литературе. При этом ведущим началом все же является время.
Говоря о месте и назначении хронотопа в художественном произведении, ученый отмечает важнейшую сюжетообразующую функцию данного явления. Разворачивая далее в своей работе анализ разновидностей греческого, средневекового романов, романа эпохи Возрождения, он раз за разом будет подчеркивать эту мысль. Например, рассуждая о греческом романе, Бахтин замечает: «Сюжеты всех этих романов... обнаруживают громадное сходство и, в сущности, слагаются из одних и тех же элементов (мотивов); в отдельных романах меняется количество этих элементов, их удельный вес в целом сюжета, их комбинации. Легко составить сводную типическую схему сюжета с указанием отдельных более существенных откло-
нений и вариаций» [1, с. 124]. Если проследить дальнейший ход рассуждений, то станет ясно, что элементами упомянутой схемы являются узловые моменты в развитии действия, которые, если пользоваться современной терминологией, представляют собой не что иное, как фабулу произведения, т. е. основные события, происходящие на протяжении повествования, указанные вне их сюжетного расположения. Автор очерка детально анализирует пространство и время каждого типа романа, отмечает особенности их функционирования, сравнивает с реальностью. Особенно интересен один из выводов: «Все события романа - чистое отступление от нормального хода жизни, лишенное реальной длительности прибавок к нормальной биографии... Авантюрное время греческих романов лишено всякой природной и бытовой цикличности, которая внесла бы временной порядок и человеческие измерители в это время и связала бы его с повторяющимися моментами природной человеческой жизни. Не может быть, конечно, и речи об исторической локализации авантюрного времени» [1, с. 127]. Точно так же последовательно и подробно М. М. Бахтин рассматривает типы романных хронотопов, имевшие место во все последующие эпохи, причем сосредоточивает свое внимание преимущественно на зарубежной литературе. Для нашего исследования особенную ценность представляет анализ времени и пространства в знаменитом романе «Госпожа Бовари» Гюстава Флобера.
Рассуждая о хронотопе этого романа, ученый замечает: «. местом действия служит «провинциальный городок». <...> Такой
городок - место циклического бытового времени. Здесь нет событий, а есть только повторяющиеся «бывания». Время лишено здесь поступательного исторического хода, оно движется по узким кругам: круг дня, круг недели, месяца, круг всей жизни. День никогда не день, год не год, жизнь не жизнь. Приметы этого времени просты, грубо материальны, крепко срослись с бытовыми локальностями: с домиками и комнатками городка, сонными улицами, пылью и мухами, клубами, бильярдами и проч. Время здесь бессобытийно и потому кажется почти остановившимся. Здесь не происходят ни «встречи», ни «разлуки». Это густое, липкое, ползущее в пространстве время» [1, с. 280].
Если рассматривать раннюю повесть Е.И. Замятина «Уездное» (1912) в контексте теории М.М. Бахтина о хронотопе, то можно смело утверждать, что она органично вписывается в ее рамки.
Русская литературная традиция наделила провинциальный город отрицательными качествами. Это место, где торжествуют пороки и пошлость, глупость и тьма, монотонность и прозаичность существования, теснота ограниченного пространства и удаленность от культурных истоков.
Уже в названии произведения подчеркивается, что речь пойдет не об отдельно взятом городке, но обо всем жизненном укладе провинциальной России.
В «Уездном» писателем изображен небольшой городок, с узкими улочками, заброшенными и процветающими усадьбами (Балкашинский двор и имение Чеботарихи), ярмаркой, гимназией, судом и монастырем, а также его жители: сапожники, кучера, кухарки, судебные приставы, купцы, монахи, беспризорники и собаки. Автор показывает быт и нравы жителей уездного.
Замятин создает целую галерею ярких и самобытных образов, в которых обобщает и типизирует некоторые черты, присущие провинциальным жителям современной ему России. Первым и одним из главных выступает образ Анфима Барыбы, сына сапожника, по несколько лет сидевшего в одном классе и так и не окончившего гимназию, с необузданным нравом и сложным характером: «Ребята побаивались Барыбы: зверюга, под тяжелую руку в землю вобьет» [2, с. 40]. Он не имеет определенной цели в жизни и поэтому
безответственно относится ко всему: к отцу, к учебе, к своему будущему. Разругавшись с отцом и не имея средств к существованию, Барыба начинает воровать и однажды попадает к богатой купчихе Чеботарихе, где для него неожиданно начинается беззаботная жизнь. И здесь наиболее полно раскрывается подлинная сущность Барыбы: он начинает угнетать и обижать тех, кто в данный момент слабее и кто прежде обижал его: унижает кучера Урванку, издевается над горничной Полькой, свысока смотрит на товарищей, в которых в бытность свою беспризорником видел единственную надежду на спасение. Он полностью подчиняет себе властную Че-ботариху, у нее «теперь только и думы, чем бы еще Анфимушку ублажить» [2, с. 48], и, тем не менее, стремится посмеяться над ней, изменив ей с горничной. Когда купчиха узнает об этом, Барыба лишается своего завидного положения в ее доме и вновь оказывается на улице. Стремясь получше устроиться, Анфим сближается с прежними друзьями, крадет у одного из них все сбережения, живет на квартире у солдатки Апроси, а когда украденных денег становится недостаточно, «работает» лжесвидетелем, без зазрения совести разоряя ни в чем не повинных людей. Чтобы упрочить свое материальное благополучие, Анфим отправляет на казнь своего друга, добывшего ему эту «должность». Он становится урядником, но счастья ему это не приносит: все отворачиваются от него.
Такова основная событийная канва произведения. Нелишним будет подчеркнуть, что все события расположены в хронологическом порядке, каждое последующее является логичным следствием предыдущего. Уже в этом раннем произведении намечаются основные черты сюжетного построения замятинской прозы.
Писатель показывает семейные отношения обитателей уездного. С этим аспектом изображения жизни провинциального городка тесно связан хронотоп дома. Именно здесь происходят все ключевые события, описанные в повести, а изгнанием Анфима Барыбы из отчего дома и стремлением его обрести новый обусловлено все сюжетное движение произведения. Анфим лишается крыши над головой - и на страницах повести появляется образ разрушенной усадьбы Балкашиных, жилище, которое Барыба вынужден отныне
делить с собаками: «Так и горюет-пустует выморочный дом. Похилилась деревянная башня, накрест досками заколотили окна, засел бурьян во дворе. Через забор швыряют на балкашинский двор слепых щенят да котят, под забором с улицы лазят за добычей бродячие собаки.
Тут вот и поселился Барыба. Облюбовал старую коровью закуту, благо двери не заперты и стоят в закуте ясли, из досок сколочены: чем не кровать?» [2, с. 41].
Новое жилище героя представляется таким же холодным, неуютным, заброшенным, каким является он сам. Никому нет до него дела, никто не заботится о нем.
Пространство, в котором волею судьбы оказался теперь главный герой, пусто и неуютно. Можно сравнить его с вакуумом. Здесь не происходят ни встречи, ни разлуки, ни иные события, которыми наполнена обычная человеческая жизнь. Не случается ничего. Барыба оказывается изолированным от внешнего мира, он как бы «зависает» в пространстве и времени: «Дни, недели, месяцы. Ох, и осточертело же с собаками голодными жить на балкашинском дворе!.. Убежать бы от собачьей жизни. Людей бы, по-людски бы чего-нибудь: чаю бы горяченького попить, под одеялом поспать» [2, с. 42].
Этому унылому существованию противопоставлена картина обеспеченного, привольного житья у Чеботарихи: «На соседнем, чеботаревском дворе - с утра народ: кожемяки в кожаных фартуках, возчики с подводами кож. Увидят - чей-то глаз вертится в заборной дыре, ширнут кнутовищем...» [2, с. 42]. Барыба здесь выступает в роли стороннего наблюдателя, который не принимает никакого участия в окружающей его жизни. Более того, оказавшись, в силу известных обстоятельств, на балкашинском дворе, он как бы лишается морального права на это участие, его удел - подглядывание. Логическим следствием подобного существования является окончательное отступление Барыбы от общепринятых нравственных норм и правил и озлобление, очерствение его души: «Барыба -прыжками волчиными - в закуту к себе, в солому, и лежит. Ух, попадись ему возчики эти самые: уж он бы им - уж он бы их.» [2, с. 42]. Он занимается воровством на базаре, совершает набеги на огороды в стрелецкой слободе, крадет цыплят у Чеботарихи. Это и
приводит его в дом грозной хозяйки, где вместо суровой расправы Барыба неожиданно получает «помилование» и окунается в водоворот совсем иной - сытой и обеспеченной - жизни. Однако беда заключается в том, что заложенные природой качества в сочетании с уличным детством и суровым нравом отца сделали характер героя таким, каким мы видим его в повести. Мысли Барыбы очень приземленны и не уводят дальше удовлетворения плотских потребностей, он не размышляет на отвлеченные темы, ему чуждо стремление расти духовно. В доме у Чебота-рихи окончательно оформляются все самые отрицательные качества его характера.
Героем-правдоискателем, противостоящим всему уездному миру, является портной Тимоша. Он один сомневается в правильности господствующего жизненного уклада, в существовании бога, бросается из одной крайности в другую, делится своими размышлениями со всеми и каждым и слывет чудаком. Он мог бы стать для Барыбы примером мыслящей личности, но его никто не воспринимает всерьез. И его дом, к сожалению, не становится образцом семейного уюта для героя.
Как замечает Н. Капустина, в семье портного нет счастья. Внешне разлад проявляется в деталях неустроенного быта: комнатушка с драными обоями, некрашеный стол, лампа с жестяным абажуром, увешанным мухами, босые дети. Тимоша не любит своих детей, заставляет их есть с ним из одной миски, наблюдая, «прилипнет ай нет к ребятам» туберкулез, кричит на дочь, не уважает свою супругу, грубо отзывается о ней при детях [3, с. 77-78].
При этом именно в уста Тимоши Замятин вкладывает суждение о современных порядках: «Все у нас теперь по силе времени, дело торговое, тем только и живем. Купец селедкой торгует, девка утробой торгует. Всяк по-своему. А чем, скажем, утроба хуже селедки, или чем селедка - хуже совести? -Все - товар» [2, с. 76]. Писатель изображает Тимошу слабым физически и духовно, не умеющим найти выход из создавшегося положения и потому ищущего утешение в вине. Смерть Тимоши символична. Видимо, автор хотел сказать, что русская провинция не готова к восприятию новых идей, новой прав-
ды, и все лучшее, что в ней рождается, обречено на гибель.
Замятин приводит своего героя, Барыбу, в особенное место и сталкивает с людьми, в которых, казалось бы, должны сосредоточиться все лучшие человеческие качества. Место это - монастырь и стоящая рядом церковь, дом Божий, а люди - духовные отцы жителей уездного городка, священники и один из монахов.
Духовенство, которое должно заботиться о спасении души прихожан и являть собой пример послушания и христианских добродетелей, представлено отцом Евсеем, отцом Иннокентием и Савкой-послушником. Все они лишь создают видимость ревностных служителей церкви, а на самом деле вовсе не чуждаются мирских удовольствий. Вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями по монастырю, они от них всеми силами уклоняются, свободное время проводят не в молитвах и послушании, а бездельничая либо придумывая совершенно бессмысленные, недостойные взрослых людей занятия, например, игру «в муху»: «Это у них теперича самая разлюбезная игра: пятак там, гривенник поставят - и ждут. К которому батюшке муха первому в стакан попадет, тот, стало быть, и выиграл» [2, с. 60]. Они не верят ни во что: ни в бога, ни в закон, ни в людей, ни в самих себя. Чтобы уличить Ба-рыбу в воровстве, они обращаются к знахарке и предпочитают поверить ей, а не собственным наблюдениям и разуму. Сам факт подобного обращения комичен и в то же время печален, т. к. свидетельствует о полном упадке церкви.
Место, где человек должен обретать утешение и исцеляться от всех печалей, и люди, призванные быть наставниками, оказываются напрочь лишенными духовной силы, которой изначально были наделены, и не выполняют свое основное предназначение. В повести изображена, скорее, карикатура на церковь и духовенство. Монастырь не становится домом для героев повести, центром отдохновения от мирских забот и суеты, располагающим к душеспасительным размышлениям и молитве, местом единения с Богом, а церковный алтарь превращается в тайник, где священник прячет украденные им же деньги. Невозможно представить картину более трагичную и комичную одновременно.
Судьба предоставляет Барыбе возможность побывать еще в одном доме - солдатки Апроси. У нее «домовито, чисто». Здесь нет «телесного плена», однако и подлинной семьи нет. Муж ее - солдат, постоянно остающийся на сверхсрочную. Хозяйка привыкает воспитывать сына без мужа, и когда в ее жизнь входит Барыба, почти ничего не меняется, лишь одной заботой по дому становится больше.
Фактически жизненный уклад нашего героя ничем не отличается от его жизни в усадьбе Чеботарихи, разве что Анфиму приходится работать (о чем он не особенно жалеет, т. к. в конце концов эта работа способствует исполнению одного из его самых заветных желаний - помогает возвыситься над теми, кто прежде угнетал и обижал его, дает возможность осуществить давние планы мести; это как будто отзвуки мыслей затравленного подростка о возчиках с Чеботарев-ского двора), да угодливости у хозяйки поменьше (впрочем, как и возможностей угождать). Такая жизнь вкупе с окружением в лице духовенства, о котором уже рассказывалось выше, способствует наиболее полному проявлению самых отрицательных качеств его натуры.
Апогеем становится предательство Ба-рыбой Тимоши и, как следствие, назначение главного действующего лица рассматриваемой повести на должность урядника: «Мать пресвятая! Неужели это правда? Балкашин-ский двор и все такое - а вот теперь иду я, Барыба, в погонах?» [2, с. 89]. В момент наивысшего счастья, доступного его пониманию, он вспоминает об отце, лишившем его дома, и решает доказать ему, что он был не прав: «- Ну, не узнаешь, старик? А прогнал-то меня, помнишь? Однако, теперь вот - видишь. Три дня как произвели» [2, с. 90]. Далее следует сцена вторичного изгнания его из родного дома и полнейшее непонимание героем происходящего: «Очумелый, вытаращил глаза Барыба и стоял, долго никак не мог понять. Когда прожевал, молча повернулся и пошел назад» [2, с. 90]. Примечательно, что писатель отправляет своего героя из отчего дома в пустоту, «назад», в какое-то глобальное пространство.
Время в повести, как замечает В.Н. Евсеев, отмечено чертами неподвижности, образами косного покоя и не является мерой
качественного становления, изменения и развития [4, с. 16]. Хронологически оно укладывается в три года, причем обращает на себя внимание тот факт, что действие начинается и заканчивается на исходе весны, в мае. Именно в это время отец выгоняет Барыбу из родного дома, чтобы несколько лет спустя тот мог вернуться, но не получить отцовского прощения: «Во-он из мово дому, вон, негодяй! Я т-тебе сказал, чтоб ты не смел к порогу мому приступать. Пошел во-он, вон!» [2, с. 90]. Значимым здесь представляется такой элемент дома, как порог, который не дозволено переступить непутевому сыну и, таким образом, снова ощутить тепло и уют родного крова.
Кроме того, подобная кольцевая композиция наталкивала некоторых исследователей, в частности, уже упоминавшегося выше Евсеева, на мысль о сходстве сюжета «Уездного» с библейским сюжетом о блудном сыне. Думается, с этим нельзя согласиться. Каковы узловые моменты притчи? Младший сын просит отца отдать ему причитающуюся часть имущества и по собственному желанию покидает родительский дом, однако, не найдя за его пределами ни истинных друзей, ни настоящей любви, осознает свою ошибку и с раскаянием возвращается к отцу, который принимает его в свои объятия. Ничего подобного не происходит у Е. И. Замятина. Ан-фим Барыба изначально не стремится ни к какой самостоятельности, он принудительно покидает отчий дом, и единственная его цель в дальнейшем - найти теплое местечко, устроиться получше, поудобнее. Возвращаясь к родному порогу, Барыба не испытывает раскаяния, не терзается муками совести; им движет одно желание - похвастаться своими успехами: «- Ну, не узнаешь, старик? А прогнал-то меня, помнишь? Однако теперь вот - видишь? Три дня, как произвели» [2, с. 90]. Герой озадачен реакцией отца на его появление и не сразу понимает, что его вторично - и теперь уже точно навсегда - изгоняют. А ведь именно в этом - основная смысловая нагрузка библейской притчи. Там младший сын, пройдя длительный путь испытаний, страданий и лишений, духовно преображается, возвышается. А Барыба, напротив, деградирует; в результате всех злоключений, выпавших на его долю, проявляются и набирают силу самые худшие качест-
ва человеческой натуры: алчность, чинопо-клонничество, чревоугодие, прелюбодеяние, способность пойти на предательство ради собственной выгоды, склонность к воровству и лжи. А значит, говорить о том, что сюжет «Уездного» является вариацией известного библейского сюжета, едва ли возможно.
Время в произведении подчинено бытовому циклу и исчисляется такими «единицами», как утренний чай, обед, полдник, ужин или просто «утро», «полдень» и т. п. По мысли В.Н. Евсеева, ритмика времени соответствует не духовным запросам развивающейся личности, телесно-физиологическим потребностям человеческого организма, нуждающегося в ежедневном приеме пищи, сне, других отправлениях. Замятинские герои не знают иного исчисления, для них течение времени не является показателем какого-то прогресса, качественного изменения. Оно словно бы застыло, загустело и течет медленно, лениво, по инерции, отражая способ существования большинства обитателей уездного городка.
Хронотоп дома, таким образом, играет в повести важнейшую сюжетообразующую роль. Движение событий обусловлено, главным образом, поисками главным героем крыши над головой и приводит читателя, следующего за ним, от родного порога на заброшенный Балкашинский двор, в усадьбу Чеботарихи, на улицу, в монастырь, к солдатке Апросе и снова к двери отцовского дома, а оттуда - опять в изгнание. Он помогает писателю как можно полнее показать сущность своих героев, обобщить и типизировать их характеры, дает возможность изобразить различные стороны существования жителей маленького провинциального городка. Для них важнее земные, плотские радости, церковь лицемерна, суд продажен, семейные союзы разрушены, идеалы попраны, впереди - мрак неизвестности. Кроме того, этот хронотоп, как ключевой в «Уездном», способствует прояснению типологической принадлежности данного сюжета, в частности, позволяет сделать вывод о том, что его связь с библейским сюжетом, о чем часто говорят исследователи, не совсем правомерна.
1. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.
2. Замятин Е.И. Избранные произведения: в 2 т. М., 1990. Т. 1.
3. Капустина С.Н. Тема семьи в повести Е.И. Замятина «Уездное» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Статьи, очерки, заметки, библиография. Тамбов, 2003. Кн. 11.
4. Евсеев В.Н. Художественная проза Е.И. Замятина: Творческий метод. Жанры. Стиль: ав-тореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2001.
Поступила в редакцию 11.01.2012 г.
UDC 882(09)
FUNCTION OF HOME CHRONOTOP IN E.I. ZAMYATIN’S STORY “UYEZDNOYE”
Tatyana Vasilyevna KRASNOVA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Post-Graduate Student of Russian and Foreign Literature Department, e-mail: tatyana3krasnova@yandex.ru
This article gives the plot analysis of Zamyatin’s story in the context of M.M. Bahtin’s theory of chronotop. In detail the function and the palace of home chronotop in the general plot structure, its influence on the characters are examined. The attention is sharpening at specific of space and time in the work.
Key words: study of literature; E.I. Zamyatin; E.I. Zamyatin’s story “Uyezdnoye”; theory of plot; chronotop.
