CC BY
10
чинам необходима ревность, и только когда ревность возникнет, их страсть достигнет апогея, и любовь становится более интенсивной. Такое поведение и установки проистекают из детских привязанностей к своим матерям и проявляются в форме некоторого патологического упрямства или крайностей:
"Уже давно утерял он жизненное представление о ней, и уже являлась она ему с каждым днем все необычнее, все преображеннее, - в этот же вечер ее преображение достигло такой силы, такой торжествующей победности, что Митя ужаснулся еще более, чем в тот полдень, когда внезапно закуковала над ним кукушка" [2, с. 425].
Нездоровая любовь к Кати вызвала у него склонность к самоуничтожению, но его жизненный инстинкт все ещё пытался спасти его:
"...глянцевитые черные волосы и надел студенческий картуз, все вдруг показалось так хорошо, что Митю, опять не спавшего всю ночь и опять прошедшего ночью через множество самых разнородных мыслей и чувств, вдруг охватила надежда на какое-то счастливое разрешение всех его терзаний, на спасение, освобождение от них" [2, с. 425].
Но в это время, по наущению деревенского старосты, он переспал с деревенской девушкой Аленкой. Этот акт прямо заставляет эрос и танатос в конце концов отождествиться, теперь эрос подчиняется танатосу, либидо проиграло сохранить жизнь - Митя покончил с собой. Фрейд считал, что либидо в начале процесса своего развития всегда указывает на эго, которое мы называем "нарциссизмом" [5, с. 425]. А когда дело доходит до удовлетворения основных физиологических функций, либидо минует эго и течет к объектам вне эго. Этот процесс представляет собой переход от нарциссизма к фетишизму (объектная любовь). В здоровом организме притекающее к объекту либидо также может отходить назад и снова трансформироваться в само либидо, но как только эта полная подвижность утрачена, часто открывается дверь для танатоса [6, с. 41].
Библиографический список
Теория Фрейда была противоречивой с момента ее создания. Консерваторы считали ее аморальной, а некоторые радикалы творили какие-то беззакония во имя психоанализа. В конце концов, всю вину за происходящее они приписывают Фрейду. С освобождением сознания теорию Фрейда начали понимать и изучать больше и больше. В теории Фрейда есть какой-то идефикс. Г Маркузе указал, что Фрейд определял эрос как принцип существования, а танатос - как принцип несуществования. Эти два инстинкта очень похожи на сочетание существования и несуществования в традиционной метафизике. Но с течением времени и развитием общества трудно не заметить тот факт, что начинает становиться очевидным, что человек в своем неугомонном стремлении и прогрессе просто не знает, что ему на самом деле нужно. Фрейд был прав, настоящие желания люди не осознают, вследствие чего они не могут получить удовлетворения от их исполнения, в конце концов, они становятся ненавистниками жизни и готовы уничтожить себя. Изобретение разрушительного оружия, непрерывная война и все более утилитарное общество, все это, несомненно, показало, что теория та-натоса была верена.
Бунин и Фрейд жили в одну эпоху, хотя один был писателем, а другой -психологом, но оба шли к одной цели - за всю жизнь искали высший смысл жизни и смерти. Бунин повсюду в своих произведениях проявляет свою любовь к жизни, эрос автор превращал в произведения и описывал свою искреннюю любовь к женщинам, наделенным жизненной силой. Такая любовь не сексуальна, а стремление к жизни, взаимное притяжение организмов - процесс превращения нарциссического либидо в объектную любовь. Отношение писателя к смерти, любопытство и страх капитуляции, отрицание и примирение представляют собой законченный процесс осознания танатоса и борьбы с ним. Интерпретация произведений Бунина с точки зрения теории Фрейда позволяет выяснить причины различного поведения героев произведений, по-настоящему проникнуть в их внутренний мир, осмыслить саму проблему.
1. Бурлака Д.К., Аверин Б.В. Бунин: pro et contra: личность и творчество И.А. Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей: Антология. Москва: Издательство: Издательство РХГИ, 2001.
2. Бунин И.А. Собрание сочинений: в 9 т. Москва: Издательство «Художественная литература», 1966.
3. Фрейд З. Я и оно. Москва: Издательство «Эксмо», 2015.
4. Фрейд З. Фрейд о творчестве и бессознательном: искусство, литература, любовь, религия. Перевод Сунь Кайсян. Пекин: Издательство China Prospect, 1986.
5. Фрейд З. Новая теория психоанализа. Антология Фрейда. Перевод Ван Фэнъянь, Го Бэньюй. Пекин: Издательство Зючжоу. 2014; Т. VIII.
6. Браун Н. Противостояние между жизнью и смертью. Перевод У Хоукай, Фэн Чуаня. Гуйчжоу: Народное издательство Гуйчжоу, 1994.
References
1. Burlaka D.K., Averin B.V. Bunin: pro et contra: lichnost' i tvorchestvo I.A. Bunina v ocenke russkih i zarubezhnyh myslitelej i issledovatelej: Antologiya. Moskva: Izdatel'stvo: Izdatel'stvo RHGI, 2001.
2. Bunin I.A. Sobranie sochinenij: v 9 t. Moskva: Izdatel'stvo «Hudozhestvennaya literatura», 1966.
3. Frejd Z. Ya i ono. Moskva: Izdatel'stvo «'Eksmo», 2015.
4. Frejd Z. Frejd o tvorchestve i bessoznatel'nom: iskusstvo, literatura, lyubov', religiya. Perevod Sun' Kajsyan. Pekin: Izdatel'stvo China Prospect, 1986.
5. Frejd Z. Novaya teoriya psihoanaliza. Antologiya Frejda. Perevod Van F'en'yan', Go B'en'yuj. Pekin: Izdatel'stvo Zyuchzhou. 2014; T. VIII.
6. Braun N. Protivostoyanie mezhdu zhizn'yu i smert'yu. Perevod U Houkaj, F'en Chuanya. Gujchzhou: Narodnoe izdatel'stvo Gujchzhou, 1994.
Статья поступила в редакцию 31.05.22
УДК 81
Pugacheva E.N., senior teacher, Vladivostok State University of Economics and Service (Vladivostok, Russia); postgraduate Far Eastern Federal University
(Vladvostok, Russia), Elena.Pugachva@vvsu.ru
FUNCTIONING OF TOPONYMS IN M.V. SHCHERBAKOV'S ESSAYS "ODYSSEYS WITHOUT ITHACA". The article analyzes functioning of toponyms in M.V Shcherbakov's essays "Odysseys without Ithaca", considers the formal and semantic onymization of toponymic objects of Primorsky Krai, taking into account the influence of context on the implementation of the semantics of linguistic units and the presence of an implicit author's assessment in the text, as well as the actual context of statements. The author of the article investigates the toponymic space of the Vladivostok text in order to identify the role of toponyms as part of syntactic constructions in the formation of chronotope and multiculturalism as a characteristic feature of the Vladivostok text, analyze lexical and semantic variants of the implementation of toponyms involved in revealing the image of Vladivostok as a port city.
Key words: toponym, chronotope, Vladivostok text.
Е.Н. Пугачева, ст. преп., Владивостокский государственный университет экономики и сервиса, г. Владивосток, аспирант Дальневосточного
федерального университета, г. Владивосток, E-mail: Elena.Pugachva@vvsu.ru
ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ТОПОНИМОВ В ОЧЕРКАХ М.В. ЩЕРБАКОВА «ОДИССЕИ БЕЗ ИТАКИ»
В статье анализируется функционирование топонимов в очерках М.В. Щербакова «Одиссеи без Итаки», рассматривается формальная и семантическая онимизация топонимических объектов Приморского края, при этом учитывается влияние контекста на реализацию семантики языковых единиц и наличие в тексте имплицитно выраженной авторской оценки, а также собственно контекст высказываний. Автор настоящей статьи исследует топонимическое пространство владивостокского текста с целью выявления роли топонимов в составе синтаксических конструкций в формировании хронотопа и поликультурности как характерной черты владивостокского текста, анализирует лексико-семантические варианты реализации топонимов, участвующих в раскрытии образа Владивостока как портового города.
Ключевые слова: топоним, хронотоп, владивостокский текст.
В последние десятилетия в рамках обращения к антропоцентрической парадигме активное развитие получила проблема функционирования и семантической нагруженности топонимов в тексте. Многогранность и разнообразие функций топонимов обусловили различные подходы к их изучению. Современные исследователи рассматривают топоним не только как лингвистический знак, но и как источник национально-культурной информации, накопленной человечеством, который, как пишет О.Л. Рублёва, «вмещает в себя знания о действительности, свойственные как массовому, так и национальному сознанию» [1].
Большое количество современных лингвистических исследований направлено на исследование топонимической картины мира как части языковой картины мира. Так, в рамках когнитивного подхода, В.В. Корнева, Е.С. Кубрякова [2; 3] описывают топонимическую картину мира как особую структуру знания, позволяющую выявить и описать ментальные представления «о пространстве в целом, об отдельных географических объектах и особенностях их восприятия тем или иным этносом» [2]. М.Э. Рут, рассматривая способы создания образной номинации в языке, отмечает, что существует различие между актом создания номинации (как актом языка) и выбором номинативной единицы (как актом речи) [4], следовательно, топоним является вторичной языковой единицей, и его формирование происходит в результате взаимодействия концептов [3]. Такое переплетение концептов позволяет исследователям рассматривать топонимический концепт как «перекресток концептов» [1].
В фокусе внимания современных исследователей находится «топонимический концепт» [1], который выступает как фрагмент «общенациональной или индивидуально-авторской картины мира» [1].
Актуальное направление лингвистических исследований связано с определением функционального потенциала топонимов в разных речевых жанрах. Ученые [1; 2] отмечают, что в топонимической картине мира запечатлены этнокультурный опыт носителя языка и разные виды знания (наивно-бытовое, культурное, историко-социальное), составляющие его картину мира, следовательно, топонимы во многом обусловливают особенности построения различных типов текста, обслуживающих самые разнообразные сферы человеческой коммуникации.
В литературоведческих текстах топонимы служат средством имплицитного выражения авторской оценки, стилистического контраста, устанавливают хроно-топные рамки произведения, поскольку предлагают точную фиксацию повествования в пространстве и времени. В.В Корнева [2] отмечает, что в литературном тексте «одновременно могут актуализироваться» [1, с. 153] социокультурная информация и смысловые приращения, полученные в контексте. В данном случае наблюдается реализация стилистических функций топонимов, которые определяются жанром художественного произведения.
Функциональный подход к изучению топонимов представляется нам перспективным, поскольку их содержательная значимость в структуре текста еще не была предметом специального лингвистического исследования. Рассмотрение функционирования топонимов в локальном тексте является наиболее перспективным в раскрытии текстообразующих свойств языковых средств в целом и топонимов в частности в силу сопряженности данного типа текста с целым рядом социокультурных факторов. Исследование дальневосточного и владивостокского текстов является актуальным, так как образ города Владивостока, классификация языковых средств, формирующих коммуникативное пространство владивостокского текста в отечественной лингвистике и литературоведении, представляется недостаточно изученным.
Целью нашего исследования является анализ функционирования топонимов в составе синтаксических конструкций во владивостокском тексте М.В. Щербакова. Для достижения поставленной цели мы определили следующие задачи исследования: 1) контекстуально-семантический анализ конструкций, в состав которых входит топоним; 2) определение функций топонимов в формировании хронотопа владивостокского текста.
Новизна исследования в выявлении амбивалентности владивостокского текста как способе реализации образного компонента топонимических концептов. Теоретическая и практическая значимость заключается в возможности последующего применения результатов настоящего исследования в практике функционального анализа художественного текста, составлении речевого портрета автора, исследовании образного компонента в составе топонимического концепта.
Теоретическую базу исследования составили труды по топонимии Приморья О.Л. Рублевой, исследования топонимических концептов О.Л. Рублевой, В.В. Корневой и образа в структуре слова И.А. Стернина [5], исследования Е.С. Кубряковой в области когнитивной лингвистики.
Источником материала для исследования послужили очерки М.В. Щербакова «Одиссеи без Итаки» [6], локусно привязанные к Владивостоку. Исследовано тридцать пять страниц текста, в которых зафиксировано сто пятьдесят три топонима и пять оттопонимических дериватов, связанных с Владивостоком и Приморским краем. Приведем их в порядке убывания по количеству употреблений в тексте: Владивосток (23), Посьет (12), Приморье (7), Шанхай (7), Япония (6), Корея (6), Россия (5), Сейсинь (5), Вторая Речка (4), Эгершельд (4), Мукден (4), Харбин (4), Гензан (4) Светланка (3), Русский остров (3), Сидеми (3), Камчатка (3), Китай (3), Адмиральская пристань (2), Золотой Рог (2), Подножье (2), р. Суйфун (2), Никольск (2), Сахалин (2), Желтое море (2), Фузан (2), Вашингтон (2), Спасск (2), Первая речка (1), Алеутская (1), остров Путятина (1), залив Петра Великого
(1), Шкотово (1), мыс Поспелова (1), Дальний Восток (1), Гнилой Угол (1), ст. Раздольная (1), Чуркин (1), Приханкайский Край (1), ст. Пограничная (1), Никольск-Ус-сурийский (1), Забайкалье (1), Николаевск-на-Амуре (1), Омск (1), Чита (1), Токио (1), Сеул (1), Сейсиньская бухта (1), Инькоу (1), Америка (1), Сербия - (1), Балканы (1), Македония (1), Филиппинские острова (1), Манила (1); Чуркинское интендантство (2), Гамовский маяк (2), Эгершельдские причалы (2), Читинское правительство (1), Прихабаровские деревни (1).
В исследуемом тексте Приморский край (52%) представлен:
1) названиями населенных пунктов: Владивосток, Посьет, Никольск/ Ни-кольск-Уссурийский;
2) наименованиями рек, бухт, заливов: р. Суйфун, бухта Золотой Рог, залив Петра Великого;
3) названиями улиц, районов города: Первая Речка, Вторая Речка, Гнилой Угол, Алеутская, Эгершельд, Светланка;
4) наименованиями островов: Русский остров, остров Путятина;
5) названиями морских объектов: Адмиральская пристань, Эгершельд-ские причалы, Гамовский маяк.
Контекстуально-семантический анализ показал, что в рассмотренных нами текстах топонимы выступают в трех лексико-семантических вариантах:
1) наименование места (66,3%):
(1) Спускаясь по Алеутской, на Эгершельде накапливались обозы и арьергарды глебовских казаков, грязные и ободранные [6, с. 323];
(2) Большинство моих знакомых уже уехало в Японию и Китай на последних переполненных пароходах [6, с. 328].
2) указание на время, когда персонажи находились в соответствующем месте (5,7%):
(3) И вовремя: у нас не было свежей воды с самого Владивостока, и казачий десант открыто волновался, получая, как и все остальные, впрочем, всего по котелку в день [6, с. 327].
(4) Японцы же, перед которыми всячески заискивали братья Меркуловы, недолюбливали прямого генерала еще с Омска и Читы, и его обращение к населению, в котором он приветствовал эвакуацию японских войск из Приморья, выбило последний козырь военной партии в Японии [6, с. 333].
Такое метонимическое значение объясняется естественной взаимосвязью места и времени в человеческой жизни и сознании.
3) обозначение субъектов - людей, находящихся на этой территории (7,7%):
(6) Светланка зашевелилась, как разрытый муравейник [6, с. 322];
(6) Конечно, судьба Белого Приморья была решена не этим обращением и даже не токийскими дипломатами, а уже полгода тому назад Вашингтонской конференцией /../ [6, с. 333].
К этой группе также относятся названия столиц или стран в значении «власти, руководство этой страны»:
(7) /.../это были неоднократные объяснения в любви со стороны «фактического» правительства Владивостока, которыми азиатская дипломатия могла наивно отписываться при слишком настойчивых нажимах Америки [6, с. 333].
Как видно из приведенных примеров, топоним в локусном тексте выступает не просто в буквальном значении (65.3%), но и расширяет значение, обозначая время (5.7%) и выступая в субъектном значении (7.7%).
Ключевую роль в хронотопе текста играет Приморье, но также представлены топонимические знаки других территорий Сибири и Дальнего Востока (19.2%): Хабаровск, Спасск, Камчатка, Сахалин, Забайкалье, Николаевск-на-Амуре, Омск, Чита:
(8) Один из них заключался в том, чтобы флотилия шла на север, на Сахалин или Камчатку, зайдя предварительно в Посьет и захватив оттуда армейские части [6, с. 319].
Другой пример:
(9) Кроме того, газетные стратеги усиленно кричали о росте белопо-встанческаго движенья в Забайкалье, которое, по их расчетам, должно было оттянуть в тот район силы красных и освободить таким образом Владивосток от нависшей опасности [6, с. 316].
Характерной чертой владивостокского текста является поликультурность. Поэтому в нём широко представлены знаки других культур: китайской (11,5%), корейской (7,7%), японской (3,9%), балканской (5,7%), американской - 1,9%:
(10) Через этот городок лежит ближайший путь морем из Владивостока в Харбин, через Сеул и Мукден, и поэтому большая часть беженцев, имевших возможность выехать на собственный счет частными пароходами, высадилась именно здесь и почти сейчас же двинулась дальше, в Полосу Отчуждения, еще до прихода кораблей флотилии [6, с. 339].
Другой пример:
(11) Я очень жалел, что мне не удалось проститься с генералом: ведь я был его подчиненным еще на Балканском фронте, когда в 1916-м году наша бригада брала для Сербии Монастырь [6, с. 333].
(12) И там, среди выжженных скал Македонии, как и среди пологих сопок Приханкайского Края, он всегда своим исключительным бесстрашием, добротой и честностью во всем умел влюблять в себя подчиненных [6, с. 333].
Предметом нашего исследования является топонимическое пространство Владивостока. Группа топонимов Владивостока представлена 1) названиями районов: Вторая Речка (употребляется в тексте 4 раза), Эгершельд (4), Русский остров (3), Подножье (2), Первая речка (1), Гнилой Угол (1), Чуркин (1); 2) названиями улиц: Светланка (3), Алеутская (1); 3) названиями городских объектов: Адмиральская пристань (2), Чуркинское интендантство (2), Эгершельдские причалы (2); 4) названиями заливов и бухт: Золотой Рог (2), залив Петра Великого (1):
(13) Не успели мы утром «стать на бочку» в бухте Золотого Рога, как «Дыдымов» получил новое поручение: требовалось перевезти из Морского Госпиталя на Русский острое раненных в последних боях каппелевцев [6, с. 327].
(14) Наконец, уже за полночь, мы снялись и спокойно дошли до Поспелова, где и выгружали страдальцев до самого рассвета [6, с. 320].
(15) Всюду шел оживленный торг бельем и вещами из Чуркинского интендантства: нужны были иены на корейскую сивуху, которая продавалась в каждой фанзушке [6, с. 332].
Ключевую роль в изображении панорамы города играет море. Топонимы создают уникальный облик Владивостока как портового города - «причалы», «военные корабли» - не спокойного, а словно «разрытый муравейник»:
(16) Проходя мимо Морского Штаба, я увидел, как из дверей выходили морские офицеры, помещавшиеся последнее время в верхнем этаже, со своими английскими сумками через плечо. Они спускались к Адмиральской пристани [6, с. 322].
Другой пример:
(17) При зареве подожжённой барахолки, наводившем розовые зайчики на высоко торчавший над городом дом Центросоюза, мы долго путались по Эгершельдским причалам, отыскивая наш корабль [6, с. 323].
Топонимы в очерках М.В. Щербакова выполняют важную функцию - формируют хронотоп, который можно представить как «исход» - осознанное стремление покинуть место, даже не зная конечного пункта назначения. Функционирование топонимов в системе хронотопа проявляется в их сочетаемости со словами разных частей речи, в первую очередь - с глаголами и отглагольными существительными с предлогами «в», «на», «по», «за», «через», «к», «до», «с/ со» или без предлогов. Семантический анализ показал, что регулярно топонимы выступают в составе конструкций, указывающих на характер движения. В результате проведенного анализа мы выделили следующие семантические группы: местоположение (28%), направление движения в пункт назначения (42%), пункт отправления (19%), промежуточный пункт (11%). Рссмотрим их подробнее:
1. Направление движения в пункт назначения (куда?) - наиболее многочисленная группа (42%):
1) будут перевезены на Русский остров;
2) на ст. Пограничная;
3) идут в Желтое море;
4) идут на Камчатку;
5) мы двигались крайне медленно и вошли в Сейсиньскую бухту;
6) не пропустят красных в Южное Приморье!;
7) От Владивостока до Шанхая;
8) отказывалось визировать паспорта на Харбин;
9) отступали за р. Суйфун;
10) отступили на Владивосток;
11) Посьет. Пошли к желтым;
12) поход в один из портов Северного Китая;
13) поход флотилии в Южном направлении;
14) приказание идти на Русский остров;
15) пробираться по корейской территории в Мукден;
16) пробраться через Корею до Харбина;
17) пропустили красных на Первую Речку;
18) просочиться в Гнилой угол;
19) рассчитывая проехать морем до одного из портов Кореи;
20) снялись и спокойно дошли до Поспелова;
21) спускались к Адмиральской пристани;
22) требовалось перевезти на Русский остров раненых;
23) уехало в Японию;
24) уехало в Китай на последних переполненных пароходах;
25) флотилию любезно встретили и затем сопровождали неотступно до самого Фузана две миноноски;
26) шла на Сахалин;
27) шла на Камчатку;
28) Через Мукден в Харбин;
2. местоположение (где?):
1) бабушка в Сидеми осталась;
2) Посьете ждало новое разочарование;
3) В Сидеми, вероятно, уже партизаны...;
4) долго путались по Эгершельдским причалам;
5) крах белой власти в Приморье;
6) накапливались на Эгершельде;
7) находился на ст. Раздольной;
8) находящийся на той же стороне залива Петра Великого;
9) не успели «стать на бочку» в бухте Золотого Рога;
10) о росте движенья в Забайкалье;
11) обойдя японские позиции на Второй Речке;
12) опасность навигации у берегов Камчатки;
13) осядем пока в Сейсине;
14) последнее крупное именье в России.;
15) разгулялись в Посьете так широко;
16) Тайфун в Желтом море;
17) у сторонников оккупации в Японии;
18) укреплялись на Второй Речке;
19) часа два болтались вокруг Гамовского маяка.
3. Пункт отправления (откуда?):
1) до ухода из Владивостока
2) на Посьет;
3) перевезти с Подножья на остров Путятина;
4) объявления об эвакуации Владивостока;
5) От Владивостока (до Шанхая);
6) по направлению к Посьету
7) Посьет. Пошли к желтым;
8) Прощай, Владивосток!;
9) путь морем из Владивостока;
10) путь на Никольск будет отрезан;
11) эвакуацию войск из Приморья;
12) эвакуация Владивостока.;
13) чуть ли не у самого выхода из Посьетской бухты;
4. Промежуточный пункт (через что?):
1) двигаться по тракту;
2) зайдя в Посьет и захватив оттуда армейские части;
3) по корейской территории в Мукден;
4) пропустить через Китайскую границу;
5) спускаясь по Алеутской;
6) через Сеул;
7) Через Мукден в Харбин.
Результаты семантического анализа позволяют сделать вывод о том, что хронотоп формируется топонимом и грамматическими средствами: группа «из Владивостока» представлена несколькими средствами: предлогами «из»: до ухода из Владивостока, «от»: От Владивостока (до Шанхая), «к»: по направлению к Посьету, Посьет. Пошли к желтым; отглагольным существительным «эвакуация»: объявления об эвакуации Владивостока; синтаксической конструкцией: Прощай, Владивосток! Пункт отправления связан с Владивостоком или местом в Приморском крае, а пункт назначения представлен примерами с топонимами, обозначающими места за пределами Владивостока и России в целом.
(18) 24-го октября мы в последний раз видели его конические сопки, посыпанные белыми кубиками домиков, и вдавшуюся е море тонким серпом дамбу Токаревского маяка [6, с. 330].
В группах «местоположение» и «пункт назначения» преобладают населенные пункты, находящиеся за пределами Владивостока, и другие страны: Китай, Корея, Япония.
Особую семантическую группу составляют сочетания топонимов с глаголами и другими словами, которые обозначают борьбу, войну, завоевание и указывают на то, что за данную территорию идет борьба.
(19) В Сидеми, вероятно, уже партизаны... Обманули проклятые япошки: сколько раз уверяли, что ни за что не пропустят красных в Южное Приморье!.. [6, с. 331].
Другой пример:
(20) Ходили слухи, что японцы спешно укрепляют окопами район Второй Речки, и этого маленького факта хватало, чтобы обыватель засыпал сравнительно спокойно [6, с. 319].
Частотность слов с военным значением («все зашевелилось», «обещали резню в стиле Николаевска-на-Амуре») и использование экспрессивно окрашенной лексики («япошки», «прожорливое рыло», «белое бельмо») задает общее ощущение тревожности в тексте и указывает на общее состояние катастрофы:
(21) Несмотря на эти тревожные вести, большинство обывателей все еще продолжало на что-то надеяться. Многие считали, что все объявления японцев об окончательной эвакуации Владивостока не позже 1-го ноября не больше и не меньше, как очередной блеф японокомандования [6, с. 316].
(22) И до него дотянулось прожорливое и тупое рыло революции, щадившее по какому-то капризу в течение пяти лет прекрасное и культурное Сидеми, последнее крупное именье в России... [6, с. 331].
Одновременно с использованием топонимов в синтаксических фигурах в тексте поддерживается идея многолюдности:
(23) Светланка зашевелилась, как разрытый муравейник [6, с. 322].
Кругом толкотня, разнородная масса людей, оказавшихся в одинаковой
ситуации выбора - это проявляется в использовании оценочной лексики: здесь и «морские офицеры», и «грязные и ободранные казаки», и «япошки», сплоченные страхом перед «красными».
(24) Хотя японцы и укреплялись на Второй Речке, военные круги боялись, что прекрасно вооруженные красные сомкнут немногочисленные япон-
ские заставы и ворвутся в город или что партизаны обойдут японские позиции с фланга, со стороны Шкотова [6, с. 320].
Движение представляется в тексте не только в буквальном смысле, но отражает движение политических режимов во Владивостоке («красные», «белые», «японцы»). Одновременно с ужасом происходящего ощущается авторская ирония в тексте, которая создается топонимом в комбинации с оценочным средством:
(25) Распространившиеся в среду по городу листки, отпечатанные в подпольной типографии «Красного Знамени», обещали владивостокским белым новую резню в стиле Николаевска-на-Амуре [6, с. 320].
Топонимы в составе словосочетаний и предложений отражают передвижение людей в тексте - в начале повествования подчеркивающее массовость движения, хаотичность, спешное бегство из России и произвол красных и противопоставленное неуверенным медленным шагам на чужбине, олицетворяющим временный приют, в финале очерка.
(26) Таким-то застывшим островком старой России в смерче революции и оставался крошечный пятачок Приморья с Владивостоком до самого 26 октября 1922 года, когда японцы начали вывозить из бухты Золотого Рога свои последние эшелоны, а красная милиция Военкома Уборевича заняла наконец город, остававшийся в течение пяти лет болезненным бельмом на глазах Р.С.Ф.С.Р. [6, с. 315].
Данный пример иллюстрирует, каким был Владивосток до описываемых событий: спокойный островок в смерче революции. Изображаемое подчеркивает, как началось безудержное движение.
(27) Спускаясь по Алеутской, на Эгершельде накапливались обозы и арьергарды глебовских казаков, грязные и ободранные [6, с. 323].
В ходе анализа нами отмечены случаи реализации образного компонента топонимических концептов. Амбивалентность - отличительная черта владиво-
Библиографический список
стокского текста. С одной стороны, представлены картины ужаса, тревоги, резни, грабежей, с другой - с иронией представлена жизнь обывателей в новых условиях:
(28) Сейчас же заговорили, что ограбление произвела партизанская шайка, успевшая, должно быть, просочиться в Гнилой угол, обойдя с фланга японские позиции на Второй Речке [6, с. 322].
Амбивалентность проявляется в том, что одновременно с изображаемыми страшными событиями, борьбой показаны картины торга, скупки краденного, покупки «корейской сивушки» в каждой «фанзушке». Общество разделено на две части: в то время как в одной части города «перевозят раненых на Русский остров», в другой идет «оживленный торг» награбленным. В тексте прослеживается авторская ирония:
(29) Весь Эгершельд представлял собой гигантскую барахолку, где можно было купить по полтиннику за аршин английский офицерский шевиот из разбитых накануне казаками интендантских складов на Чуркине [6, с. 329].
В целом топонимы в очерках М.В. Щербакова выполняют ряд функций: а именно - формируют хронотоп «исход», который можно представить как эмоционально напряженное передвижение людей. При этом движение не целенаправленное, а хаотичное, так как главная цель - покинуть это место, убежать, даже не зная куда:
Обращает на себя внимание само название очерка - «Одиссеи без Итаки» - в названии использован прецедентный феномен, который подтверждает основную мысль текста - массовый исход. Кроме того, сам текст снабжен эпиграфом из «Одиссеи» Гомера: «Много и сердцем скорбел на морях, о спасеньи заботясь Жизни своей и сопутников ...», о людях, которые ушли с осознанием, что никогда не вернутся, а финальным аккордом очерка звучит авторская отсылка к «Одиссее»: «/.../ я искренне желаю современным Одиссеям обрести среди пальмовых рощ Филиппин новую Итаку /.../».
1. Рублёва О.Л. К типологии концептов: топонимические концепты. Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. 2017; Т. 16. № 9: 76 - 84.
2. Корнева В.В. Топонимические исследования в новой научной парадигме. ВестникВГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2016; № 1: 150 - 154.
3. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. Москва: Языки славянской культуры, 2004.
4. Рут М.Э. Образная номинация в русском языке. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1992.
5. Стернин И.А. Розенфельд М.Я. Слово и образ: монография. Воронеж: Истоки, 2008.
6. Щербаков М.В. Одиссеи без Итаки. Повесть, рассказы, очерки, стихи, переводы. Владивосток: Рубеж, 2011.
References
1. Rubleva O.L. K tipologii konceptov: toponimicheskie koncepty. Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya, filologiya. 2017; T. 16. № 9: 76 - 84.
2. Korneva V.V. Toponimicheskie issledovaniya v novoj nauchnoj paradigme. Vestnik VGU. Seriya: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikaciya. 2016; № 1: 150 - 154.
3. Kubryakova E.S. Yazyk i znanie: Na puti polucheniya znanij o yazyke: chasti rechi s kognitivnoj tochki zreniya. Rol'yazyka v poznanii mira. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2004.
4. Rut M.'E. Obraznaya nominaciya v russkomyazyke. Ekaterinburg: Izdatel'stvo Ural'skogo universiteta, 1992.
5. Sternin I.A. Rozenfel'd M.Ya. Slovo iobraz: monografiya. Voronezh: Istoki, 2008.
6. Scherbakov M.V. Odissei bez Itaki. Povest', rasskazy, ocherki, stihi, perevody. Vladivostok: Rubezh, 2011.
Статья поступила в редакцию 01.06.22
УДК 398.87
Rasumov V.Sh., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Chechen Philology, Philological Faculty, Chechen State University
n.a. A.A. Kadirov, Head of Chechen Literature and Folklore Laboratory"Chechen Language Institute" (Grozny, Russia), E-mail: vakha66@mail.ru
THE IMAGE OF THE LONELY HERO IN CHECHEN HEROIC-HISTORICAL SONGS "ILLI". This article examines the image of the folk hero in Chechen heroic-historical "illi" songs on the basis of published works and field materials. The analysis of the considered texts shows that patriotic and social themes are stable and dominant in the Chechen heroic epos, as in the heroic literature of many other Caucasian peoples. The portrayal of reality in terms of traditional heroics (heroic exaltation, the cult of valour and valour, idealisation, etc) are markedly dominated in the illi" songs because they represent human values (first of all moral values) connected with the upbringing of heroic and active men who can defend the weaks and resist social violence and oppression on the part of local feudals and foreign oppressors. In this context, freedom, equality, fraternity and justice become the main criterias of values. Heroic-historical songs express love of the country, friendship, loyalty to the word, respect for women, courage and bravery. The songs especially praise the observance of dignity and competitioncalled "yakh". Among the most popular and widespread Chechen songs are the songs of heroes - "The Song of Prince Musost and Surkho, son of Ada, living on the Terek", "Aktola, son of Jumi", "The Song of Jammirz, son of Madi", "Three Victories of Shikhmirzi", "Eli, son of Umar from Akki", and others. "Illi" songs are principal depositories of Chechen spiritual and moral values.
Key words: Chechen folklore, heroic-historical songs, hero, image, illi, heroism.
В.Ш. Расумов, канд. филол. наук, доц., ФГБОУ ВО «Чеченский государственный университет им. А.А. Кадырова», зав. лаб. чеченской литературы
и фольклора ГКУ «Институт чеченского языка», E-mail: vakha66@mail.ru
ОБРАЗ ОДИНОКОГО ГЕРОЯ В ЧЕЧЕНСКИХ ГЕРОИКО-ИСТОРИЧЕСКИХ ПЕСНЯХ ИЛЛИ
В данной статье на основе опубликованных работ и полевых материалов рассмотрен образ народного героя в чеченских героико-исторических песнях илли. Анализ исследуемых текстов показывает, что в чеченском героическом эпосе, как и в героической словесности целого ряда народов Кавказа, патриотические и социальные темы стабильны и занимают ведущее место. В песнях илли явно преобладает изображение действительности с точки зрения
