60АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО ИНТЕЛЛИГЕНТОВЕДЕНИЯ
ББК 63.3(2)633-283.2
В. В. Комиссаров
ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПАРАНАУКИ В ЖИЗНИ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ 1960—80-х гг.
Обоснование проблемы. Актуальность проблемы определяется необычайным ростом в настоящее время различного рода нетрадиционных, неформальных учений, теорий и концепций. Все их можно определить как «лженаука», «паранаука», «псевдонаука». Этими терминами сегодня обозначаются те сферы познания, которые базируются не на воспроизводимых результатах, а на эмоциональном восприятии или вере. В таком смысле этот феномен действительно альтернативен настоящей науке, построенной на экспериментальных или иным образом доказуемых данных. Также сюда входят те отрасли познания, предмет и объект исследования которых носит неопределенный характер, как, например, уфология, интересующаяся аномальными атмосферными явлениями различного происхождения, включая и ошибки наблюдения. Альтернативный характер науке может
© Комиссаров В. В., 2012
Комиссаров Владимир Вячеславович — кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных и социальных дисциплин Ивановской государственной сельскохозяйственной академии им. академика Д. К. Беляева. [email protected]
придать и использование нетрадиционных методик исследования, подобно методам А. Т. Фоменко, которые оспариваются большинством специалистов. Обычно к «альтернативной науке» относят парапсихологию, эзотерику, френологию, хиромантию, а сейчас к ним добавились «новая хронология», уфология, пирамидология и др. О критериях данного явления писали многие исследователи. Например, американский историк науки Майкл Шермер выделил следующие признаки, позволяющие отделить альтернативную науку от традиционной:
1) наличие преднамеренных подтасовок фактов и цифр;
2) слишком большая концентрация «великих открытий» в работах одного автора;
3) отсутствие подтверждения со стороны других специалистов;
4) полученные в результате альтернативных исследований данные плохо укладываются в сложившуюся картину мира;
5) автор альтернативной гипотезы подбирал данные только в ее пользу, игнорируя остальные сведения;
6) только незначительная часть известных научных фактов свидетельствует в пользу альтернативной гипотезы;
7) для подтверждения своих данных альтернативные исследователи создают собственную методологию или постулируют выгодные им положения, отличные от принятых в науке;
8) как правило, альтернативная гипотеза не объясняет новые малоизученные научные факты, а лишь опровергает прежнюю научную гипотезу;
9) в выводах альтернативных гипотез четко прослеживаются личные пристрастия автора, игнорирующего другие мнения1.
Ряд ученых попытались дать феномену альтернативной науки четкие определения. Например, советский математик А. М. Хазен (ныне работающий в США) дал следующее толкование: «Лженаукой называется введение в процесс научной работы, научных публикаций и обсуждений политических и религиозных установок, преднамеренной фальсификации экспериментов, прямой или косвенной цензуры, а также методов уголовного мошенничества, использующих научную
терминологию, научные степени и звания, в частности при рецензировании научных работ»2. В целом соглашаясь с данным определением, следует оговорить название исследуемого феномена. Альтернативную науку часто называют «лженаукой» (А. М. Хазен) или «псевдонаукой» (М. Шермер). В контексте настоящего исследования эти термины представляются не совсем удачными. Так, понятие «лженаука» широко использовалось на рубеже 1940—50-х гг. для обозначения «опальных» научных направлений — кибернетики, генетики. Поэтому данный термин дискредитирован, ибо наводит на воспоминания об идеологических кампаниях той эпохи. Понятие «псевдонаука» подразумевает некий компонент фальсификации или подтасовки. Как мы увидим в дальнейшем, роль альтернативной науки в СССР не сводилась только к этому. Кроме того, не всегда представляется возможным провести четкую грань между альтернативной и традиционной наукой. Многие современные направления возникали именно как лженаука. Очень показателен в этой связи пример с кибернетикой. Н. Н. Васильев исследовал превратности ее судьбы в нашей стране. Если на рубеже 1940— 50-х гг. она рассматривалась как лженаука, то затем стала олицетворением научно-технического прогресса. Между тем, как целостная наука кибернетика так и не состоялась: на протяжении 1960—70-х гг. ее «растащили» на мелкие практические направления и частные научные области3. Более того, ошибочные идеи разделяли вполне успешные и добросовестные ученые и организаторы науки. Можно вспомнить историю, рассказанную астрофизиком И. С. Шкловским. Речь идет о работах, которые на рубеже 1950—60-х гг. проводились в Ленинградском физикотехническом институте под руководством академика Б. П. Константинова (в будущем вице-президента АН СССР). Б. П. Константинов и его группа исходили из абсолютно ложного предположения, что большая часть выпадающих на Землю метеоритов состоит из антивещества. Причем это не было ошибкой из-за отсутствия достоверных данных, что в истории науки встречается довольно часто; уровень тогдашней астрономии вполне позволял решить этот вопрос однозначно. Просто ученых прельстила идея военно-технического использования антиматерии. Вероятно, не последнюю роль
сыграл секретный характер работ и положенные в данном случае материальные бонусы. Если верить И. С. Шкловскому, этим исследованиям покровительствовал и тогдашний президент Академии наук СССР М. В. Келдыш. Справедливости ради следует заметить, что как только Б. П. Константинов получил вполне убедительные доказательства ошибочности своих постулатов, работы в этом направлении были свернуты4. Именно поэтому понятие «паранаука» или словосочетание «альтернативная наука» представляются наиболее удачными, ибо не несут в себе уничижающей или отрицательной идеологической смысловой нагрузки.
Причины влияния паранауки. Уже цитировавшийся А. М. Хазен выделил 9 причин роста влияния альтернативной науки. Однако эти причины относятся к современности, здесь нет необходимости перечислять их полностью. Но следует назвать те причины, которые могли действовать в условиях СССР 1950—80-х гг.:
во-первых, внешнее административное или партийнополитическое давление, заставлявшее вводить в исследования вненаучные, например чисто идеологические, основания;
во-вторых, формализация отдельных направлений современной науки и отрыв научного образования от реального мира, когда дискуссия по существу вопроса подменяется спором по абстрактным принципам;
в-третьих, «лженаучные» исследования могут продуцироваться неверно понимаемым патриотизмом, в силу которого достижения отечественной науки могут совершенно необоснованно превозноситься.
Ниже мы попытаемся определить причины формирования альтернативной науки в СССР в контексте истории советской интеллигенции.
Следует заметить, что в СССР в послевоенные годы возник и такой феномен, как «полуальтернативная наука». Речь идет о вполне добротных исследованиях, которые не противоречили канону официальной науки, но в силу ряда субъективных или идеологических причин оказались под запретом. Особенно это явление имело место в сфере общественных и гуманитарных наук. Примером могут служить исторические книги
Р. А. Медведева о периоде сталинизма и культа личности. Написанные в русле решений ХХ съезда, они не противоречили официальной идеологии и официозной историографии. Однако со второй половины 1960-х гг. было решено более не педалировать проблемы культа личности и необоснованных репрессий, в связи с чем работы Р. А. Медведева оказались под запретом. В этом же ряду и книга А. М. Некрича «22 июня 1941 года». Также созданная в рамках официальной историографии, она оказалась под ударом по тем же причинам, что и работы Р. А. Медведева — за излишнюю критику И. В. Сталина и обсуждение темы предвоенного истребления военных кадров. Элементы подобной, «полузапрещенной» науки существовали и в других сферах научного поиска: педагогике, философии,
политэкономии. Например, в полулегальном состоянии бытовали такие разделы религиоведения, как библеистика, христология, кумрановедение. Причем, книги по этим дисциплинам иногда издавались достаточно большими тиражами под видом атеистической литературы.
Социальная роль паранауки. Нельзя обойти вниманием вопрос о значении альтернативной науки в жизни советского общества, тем более что он достаточно сложен и неоднозначен. Например, А. М. Хазен усматривает в альтернативных исследованиях исключительно отрицательные последствия: «Социальная опасность лженауки состоит в том, что она, иногда необратимо, блокирует развитие неустранимо важных направлений науки, управления государством и форм общественных отношений» 5 . Соглашаясь в целом с этим выводом, следует заметить, что в советских условиях ситуация могла быть более сложной. Фактически отдельные лженаучные направления находили место как раз в академической среде, примером здесь может служить «мичуринское учение» Т. Д. Лысенко (о чем пишет и А. М. Хазен). Поэтому в разряд альтернативной науки могли попасть именно истинные направления. Кроме того, альтернативная наука объективно имела возможность стать основой новых сфер научного поиска, о чем свидетельствует история с гипотезой А. П. Казанцева об искусственной природе Тунгусского взрыва. Если бы не она, официальная наука еще несколько десятилетий могла
блокировать дальнейшие исследования этого феномена,
оставаясь на достигнутых позициях.
Следует отметить, что зарождение альтернативной науки началось еще в послевоенном советском обществе. В качестве гипотезы можно предположить, что рост паранаучных теорий обусловлен приближением общества к постиндустриальному переходу. Опыт свидетельствует, что при смене циклов исторического развития всегда происходит заметный рост неформальных и альтернативных течений общественной, религиозной и научной мысли. Так, перед закатом античной
цивилизации появляется ряд маргинальных религиозно-
мистических учений, одно из которых — христианство — приобрело характер мировой религии. Переход от средних веков к новому времени ознаменовался большим количеством разнообразных ересей, протестантизмом, а также системой мироздания Коперника, которая изначально носила
маргинальный, альтернативный характер, пока не получила общее признание и не стала основой современного научного мировоззрения. По нашему мнению, не является исключением и современная стадия общественного развития, предполагающая вступление в постиндустриальное общество.
Социальные источники формирования паранауки в послевоенном СССР. Анализируя формирование и становление в послевоенном СССР альтернативной науки, приходишь к неизбежному выводу о решающей роли в этом процессе интеллигенции. Причем альтернативная наука формировалась двумя основными группами интеллигентов. Во-первых, это представители науки и околонаучных производств (инженерное обеспечение исследований, экспедиционная работа). Среди этой категории можно назвать ряд фамилий. Например, Маттес Менделевич Агрест — участник Великой Отечественной войны и высококлассный математик, один из разработчиков атомной бомбы. В 1959 г. М. М. Агрест выступил в популярной печати с гипотезой о так называемом палеовизите, то есть о посещении Земли в историческом прошлом представителями инопланетных цивилизаций. Для доказательства своей версии он использовал ветхозаветные тексты, например, это касается библейской притчи
о Содоме и Гоморре. М. М. Агрест заявлял, что города погибли в
результате применения атомного оружия. А «вознесение на небо» патриарха Еноха он трактовал как случай похищения пришельцами. Публикация появилась в подходящее время, в период зарождения практической космонавтики. М. М. Агрест приобрел определенную популярность, и его версия обсуждалась в течение нескольких лет.
Другим создателем альтернативной науки в СССР можно считать Владимира Георгиевича Ажажу. Моряк-подводник, он служил на Северном флоте. В период хрущевских мирных инициатив командовал «Северянкой» — подлодкой, переделанной для научных исследований. В 1970-е гг. он приобрел известность как автор ряда научно-популярных публикаций по проблеме «Бермудского треугольника» и другим тайнам мирового океана. Причем эти материалы размещали вполне респектабельные советские журналы, такие как «Наука и жизнь»6. Необычайную популярность В. Ажажа получил после участия в 1976 г. в телепередаче «Очевидное — невероятное», на которую В. С. Высоцкий откликнулся знаменитой песней «Письмо пациентов психиатрической больницы в редакцию телевидения».
Если М. М. Агрест и В. Г. Ажажа не смогли в полной мере реализоваться в своей профессиональной сфере, в чем можно усматривать основную причину их перехода к альтернативной науке, то Иосиф Самуилович Шкловский выпадает из этого ряда. Известный астрофизик, один из пионеров радиоастрономии, член-корреспондент Академии наук СССР был плодовит как идеями, так и учениками. В 1962 г. он издал книгу «Вселенная, жизнь, разум», где поднял тему о существовании и поиске внеземных цивилизаций. Конечно, такая постановка вопроса не нова. Но И. С. Шкловский трактовал проблему с позиций современной ему науки. Эту публикацию нельзя считать полностью популярной, в ней использованы методы астрономии, статистики, футурологии. Впрочем, первые издания книги содержали и откровенно «завиральные» идеи. Например, И. С. Шкловский писал об искусственном характере спутников Марса (Фобоса и Деймоса), что было опровергнуто спустя несколько лет, после первых полетов американских аппаратов к «красной планете». Несмотря на многие критические замечания «Вселенная, жизнь, разум»
только в СССР выдержала шесть изданий тиражами от 50 до 200 тыс. экземпляров, которые все равно не могли насытить книжный рынок. Эту работу переводили и в других странах. На рубеже 1960—70-х гг. И. С. Шкловскому удалось организовать несколько международных конференций по проблемам поиска внеземных цивилизаций, которые прошли в Бюрокане, в астрономической обсерватории Академии наук Армянской ССР. К концу жизни ученый резко сменил свое мнение о внеземном разуме и стал отстаивать тезис об уникальности человеческой цивилизации.
Другим благополучным исследователем, перешедшим в область альтернативной науки, стал историк и философ, специалист по народным движениям во Франции XVII в. Борис Федорович Поршнев. С конца 1950-х гг. он серьезно занялся проблемой так называемого «реликтового гоминоида» (в обыденной речи — «снежного человека»), инициировал организацию экспедиции, подготовил по этой теме монографию и много популярных публикаций.
Второй группой советских интеллигентов, формировавших альтернативную науку, стали писатели-фантасты. Но и в этом случае, некоторые из них пришли в литературу из науки или сферы инженерно-технического поиска. Например, известный фантаст Иван Антонович Ефремов, будучи высокопрофессиональным палеонтологом, знал о существовании во многих палеонтологических коллекциях ископаемых останков с отверстиями, напоминающими пулевые пробоины. Среди таких находок есть даже череп древнего человека. В современной науке нет однозначного объяснения данному феномену, в качестве причин образования этих отверстий называют и удары метеоритов, и деятельность личинок-костоедов (наподобие личинки овода). В своей послевоенной повести «Звездные корабли» И. А. Ефремов использовал эти находки как доказательство посещения нашей планеты пришельцами, произошедшего в далекие геологические эпохи. Следует заметить, что как добросовестный ученый он попытался максимально отделить свой вымысел от реальности. Например, в повести пробитые кости принадлежат динозаврам, в реальности же все такие находки относятся к кайнозою — более поздней
геологической эпохе. Тем не менее, идея писателя упала на благодатную почву. Во многих публикациях по проблемам палеовизита отверстия на ископаемых останках стали трактоваться именно как следы инопланетного оружия.
Другим фантастом, способствовавшим развитию альтернативной науки, стал Александр Петрович Казанцев. В 1946 г. писатель опубликовал рассказ «Взрыв», в котором было предложено объяснение Тунгусской катастрофы 1908 г. взрывом инопланетного космического корабля на атомной тяге. В качестве доказательства писатель сравнивал параметры Тунгусского взрыва и атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Эту мысль он повторил в научно-популярном очерке 1951 г. «Гость из космоса»7. Конечно, гипотеза А. П. Казанцева почти сразу же подверглась резкой критике. Однако идея оказалась необычайно живучей, ее развивали писатель-популяризатор Б. Ляпунов и лектор московского планетария доцент МАИ Ф. Зигель. Последний организовал в планетарии по мотивам гипотезы А. П. Казанцева красочную лекцию-инсценировку.
Предположение фантаста об искусственном характере Тунгусского космического тела сыграло в развитии отечественной науки скорее позитивную, нежели отрицательную роль. Дело в том, что в начале 1950-х гг. в академической науке проблема Тунгусского феномена в целом считалась разрешенной, большинство советских астрономов склонялось к метеоритной гипотезе. Но под влиянием публикаций А. П. Казанцева в конце 1950-х гг. возникло такое явление, как Комплексная самодеятельная экспедиция (КСЭ). Ее создание стало возможно благодаря инициативе молодых ученых и аспирантов из Томска. Возглавил это движение инженер одной из лабораторий Томского медицинского института Г. Ф. Плеханов. Фактически КСЭ занялась ревизией официальной концепции Тунгусского явления, причем ей оказали поддержку ведущие ученые СССР, среди которых были И. Е. Тамм, М. А. Леонтович, Л. А. Арцимович8. Под влияние гипотезы А. П. Казанцева попал даже создатель советской космонавтики С. П. Королев, в 1960 г. он отправил на место Тунгусской катастрофы своих сотрудников, среди которых был будущий космонавт и дважды Герой Советского Союза Г. М. Гречко. Следует заметить, что КСЭ
превратилась в постоянно действующее движение советской интеллигенции. Конечно, научная эффективность этой экспедиции была не очень высокой. Сам А. П. Казанцев определил самодеятельные исследования как вид «научного туризма»9. Но историк тунгусской проблемы А. И. Войцеховский оценивает экспедицию несколько иначе. «Через КСЭ прошли около двух тысяч человек, — пишет он. — Это была отличная школа исследовательских работ, ставших для многих стартом в большую науку. Людьми, приходившими в КСЭ, руководили мотивы безукоризненно высокой пробы: служба избранному делу с полной отдачей, бескорыстие и вдохновение»10. Кроме этого, КСЭ подстегнула активизацию академических экспедиций, которые возглавлял геохимик К. П. Флоренский. Работа самодеятельной экспедиции и дополнительные академические исследования заставили пересмотреть свою точку зрения и официальную науку. Блистательно подтвердилось предположение А. П. Казанцева о воздушном характере Тунгусского взрыва и, следовательно, об отсутствии на земле обломков космического тела. Под давлением новых данных многие специалисты (хотя далеко не все) отказались от метеоритной гипотезы Тунгусского явления и стали склоняться к мнению, что взрыв был вызван ядром кометы (кометная гипотеза)11. Но данный эпизод являет собой единичный случай позитивного влияния альтернативных исследований на серьезных ученых.
Позднее А. П. Казанцев активно пропагандировал идею палеовизита, стал апологетом швейцарского уфолога Эриха фон Дёникена. В этой части своей деятельности писатель соответствовал всем критериям альтернативной науки: многие его заявления оказались бездоказательными, ссылки на западных респондентов не подтверждались (или вызывали с их стороны ответные отсылки на самого Казанцева, по принципу «замкнутого круга»). Тем не менее, его публикации пользовались неизменной популярностью и интересом у весьма образованной публики.
Впоследствии в сферу альтернативной науки перешли и другие советские фантасты. В этом ряду можно назвать Владимира Ивановича Щербакова. Известность ему принес
фантастический роман «Семь стихий», экранизированный в середине 1980-х гг. На рубеже 1980—90-х гг. писатель отошел от фантастики и занялся альтернативной историей. Свои публицистические книги В. И. Щербаков посвятил проблемам Атлантиды, поиску прародины славян, предложил собственный вариант расшифровки и реконструкции языка этрусков.
Выводы. Резюмируя, следует назвать причины вовлечения советской интеллигенции в альтернативные научные исследования:
Во-первых, альтернативная наука стала формой выхода за рамки официальной идеологии. Альтернативная наука, как и научно-фантастическая литература, позволяла ставить такие вопросы, которые в серьезных научных или популярных изданиях просто не были бы опубликованы.
Во-вторых, альтернативная наука явилась результатом определенного кризиса научно-популярного жанра. По мере распространения среднего, а затем и высшего образования научная популяризация становится все более сложной, фактически смыкаясь по сложности и терминологии с научными публикациями. «Альтернативщики» заполнили своими материалами эту нишу, предоставив широкой аудитории доступное и увлекательное чтение.
В-третьих, для отдельных представителей научной интеллигенции альтернативная наука стала формой самореализации.
В-четвертых, в условиях монополии единственной партии и господства единственной идеологии именно альтернативная наука послужила базой для возникновения самодеятельных движений различных отрядов советской интеллигенции.
В-пятых, распространению альтернативной науки могло способствовать притеснение религии и неформальные ограничения свободы совести. Не имея легальной возможности реализовать свои религиозные потребности, люди рассматривали альтернативную науку как квазирелигию, находя в этих идеях психологическую защиту.
Примечания
1 Как провести грань между наукой и псевдонаукой // Наука и жизнь.
2002. № 1. С. 32—33.
2Хазен А. О лженауке, ее последствиях и об ошибках в науке // Там же. № 10. С. 104.
3Васильев Н. Н. Феномен и судьба кибернетики как уникальное общественное явление второй половины ХХ века // Дискуссионные вопросы современного российского интеллигентоведения : материалы XXII Междунар. науч.-теорет. конф. Иваново, 22—24 сентября 2011 г. Иваново, 2011. С. 221—223.
4 Шкловский И. С. Эшелон : невыдуманные рассказы. М., 1991.
С. 124—131.
5 Хазен А. Указ. соч. С. 106.
6 Ажажа В. О летучем голландце, «Дьявольском море» и «Бермудском треугольнике» // Наука и жизнь. 1976. № 9. С. 146—153.
7 Казанцев А. П. Гость из космоса // Техника — молодежи. 1951. № 3. С. 28—34.
8 Тунгусский феномен : 100 лет неразгаданной тайны, 1908—2008. Красноярск, 2007. С. 42—47.
9 Казанцев А. П. Пунктир воспоминаний : [автобиогр. повесть] //
Казанцев А. П. Льды возвращаются. М., 1981. С. 514.
10Войцеховский А. И. Тунгусский метеорит. М., 2005. С. 135—136.
"Там же. С. 145—151.
