CC BY
105
УДК 821.134.2
Шипова Ирина Алексеевна
кандидат филологических наук, доцент, профессор кафедры грамматики немецкого языка Московского государственного педагогического университета editor@hist-edu.ru
ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ МУЛЬТИКОДОВОСТИ КАК МНОГОУРОВНЕГО ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ЗНАКА (НА МАТЕРИАЛЕ НЕМЕЦКОЯЗЫЧНОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА)
Статья посвящена актуальной на сегодняшний день теме мулитикодовости современных текстовых образований, включающих в себя не один, а множество языковых кодов и субкодов. Определение понятия кода позволяет рассматривать включение в текстовое пространство кроме элементов различных языковых кодовых систем (иностранный язык, диалект, жаргон и т.п.) элементы знаковых систем иных разновидностей (графики, рисунки, ноты и т.п.) как мультикодовость. Функции мультико-довости рассмотрены на текстовом материале немецкоязычного художественного дискурса.
Ключевые слова: код, субкод, поликодовость, мультико-довость, интертекстуальность.
Shipova Irina Alexeevna
PhD in Philology, Associate Professor, Professor of the Department of German Grammar of Moscow State Pedagogical University editor@hist-edu.ru
FUNCTIONAL ESSENCE OF MULTI-CODE AS A MULTI-LEVEL LINGUISTIC SIGN (BASED ON THE MATERIAL OF GERMAN LITERARY TEXT)
The article describes the topical problem of multicode in modern textual formations including not the only one but a considerable number of sets of language codes and sub-codes. The code concept definition enables us to consider apart from the elements of different language code systems (foreign language, dialect, jargon, etc) the inclusion into textual formations of such elements of other varieties (graphs, drawings, notes, etc) as multi-code. The functions of multi-code are considered on the text material of German fiction discourse.
Key words: code, subcode, polycode, multicode, in-tertextuality.
В последнее время в лингвистических работах все чаще можно встретить констатацию того факта, что текст перестает быть только языковым образованием, так как в него включаются самые разнообразные знаковые элементы. Это не может не привлекать внимания исследователей и требует серьезного осмысления, что мы и попытаемся сделать.
В лингвистике любой язык принято рассматривать как определенный код, в котором сигналы (фонемы, морфемы, лексемы, синтаксемы и стилистические приемы) организуются в целях передачи соответствующей информации, доступной всем реципиентам, владеющим этим кодом [1, с. 30]. Такой общеязыковой код представляет собой нормы литературного языка, который разбивается на ряд субкодов (диалекты, жаргоны, профессиональные языки, стилистические разновидности языковой системы и т.п.). Каждый из них выполняет свои функции в рамках межличностной коммуникации, обслуживая соответствующую сферу социальной деятельности человека. Субкоды заполняют пространство устных и письменных текстов, позволяющих людям обмениваться информацией. Чтобы общаться с их помощью, необходимо знание субкодов, к которым, кроме упомянутых выше, относятся и иностранные языки.
Как правило, субкоды смешиваются: речь юриста может включать элементы жаргона преступников, современная поэзия не чурается сниженной лексики разговорной речи, язык прессы всё больше отходит от норм официальных документов и т.п. В этом смысле наиболее многообразным кодовым образованием является художественный текст. Поэтому его можно называть поликодовым или мультикодовым.
Термин кодирование, от которого образуются названные выше прилагательные, первоначально использовался в криптографии для засекречивания сообщении, а затем получил распространение во всех областях, связанных с передачей информации и подразумевает использование для этого условных обозначений или сигналов. Код, в свою очередь, рассматривается как совокупность знаков и система определенных правил, при помощи которых информация может быть представлена, обработана и сохранена [2, с. 183].
В научной литературе поликодовость и мультикодовость определяется примерно одинаково. Приставка поли-, заимствованная из греческого языка (от греч. polys многочисленный, обширный), обозначает указание на множество, на всесторонний охват или разнообразный состав чего-либо [3, с. 1023]. Приставка мульти- (от латинского multum - много) имеет значение множественности или многократности чего-либо [3, с. 843]. Из этого следует, что и тот и другой термин указывает на множественность кодов, представленных в тексте. Г.В. Ейгер и В.Л. Юхт определяют поликодовость текста в широком семиотическом смысле слова как «случаи сочетания естественного языкового кода с кодом какой-либо иной семиотической системы» [4, с.
107]. В.Е. Чернявская говорит о том, что понятие «поликодовый» фокусирует факт взаимодействия различных кодов, при толковании кода как системы условных обозначений, символов, знаков и правил их комбинации между собой для передачи, обработки и хранения информации в наиболее приспособленном для этого виде [5, с. 90].
Мультикодовость, в свою очередь, определяется как система визуально-понятийного кодирования информации, включающая способы межкодовых переходов, в том числе образного, логического, предметно-вещественного, вербального и визуального [6, с. 14].
Улла Фикс пишет о том, что лингвистика текста всё чаще принимает во внимание не только языковые характеристики данного образования, так как они включают в себя и другие знаки: жесты, мимику, голосоведение, а в случае письменной речи рисунки, изменение типографского шрифта, сорт бумаги и проч. [7, с. 31].
Очевидно, что терминологически поликодовый и мультикодовый текст предполагает одно и то же содержание. Но мы склоняемся к термину мультикодовость по той причине, что именно он рассматривается в германистике как отражающий знаковую неоднородность текста.
На наш взгляд, также несколько нелогично, что ни под поликодовостью, ни под мультико-довостью не подразумевается включение в текст элементов различных языковых субкодов, а только наличие в текстовом пространстве иных знаковых систем. В этом скрыто определенное противоречие, которое хотелось бы устранить или хотя бы вскрыть его для внесения возможных уточнений.
Представляется, что понятие мультикодовости следует рассматривать максимально широко, включая в него все упомянутые коды и субкоды. Следует обратить внимание и на то, что современные тексты, включающие элементы графических, цветовых, визуальных дополнений, называются креолизованными, гибридными, полимодальными, вербально-визуальными и т.п. [5, с. 83]. Очевидно, что в этой связи можно говорить о не устоявшейся терминологической базе явления.
В данной публикации мы обращаемся к мультикодовости художественного текста, который представляет собой «мощный, глубоко диалектический механизм поиска истины, истолкования окружающего мира, ориентирования в нем» [8, с. 54]. Он «выполняет функцию коллективной культурной памяти. В качестве таковой он, с одной стороны, обнаруживает способность к непрерывному пополнению, а с другой, к актуализации одних аспектов вложенной в него информации и временному или полному забыванию других» [9, с. 131].
Художественный текст принадлежит к сфере искусства, где основным изобразительным средством является язык. Он как никакой другой выдерживает испытание временем, поскольку все утилитарное рано или поздно утрачивает свою актуальность, уступая место новому, а искусство, как говорили древние римляне, вечно. Но, кроме того, он «способен давать новую информацию в различные эпохи следующим поколениям людей - носителям других, измененных систем сознания» [10, с. 92].
На наш взгляд, мультикодовость в художественном тексте прослеживается как в рамках «единой сигнальной природы» [9, с. 129], так и на уровне сочетания иных знаковых систем. В первом случае мы имеем дело с языком, рассматриваемым как некий код, воспринимаемый на уровне лексической и грамматической организации текста, служащего для передачи информации. Художественный текст несет в себе, кроме черт национального языка, опечаток личности его автора, так называемый идиостиль, который также следует рассматривать как определенный субкод. Ю.М. Лотман пишет, что текст, чтобы быть воспринимаемым как таковой, должен быть закодирован как минимум дважды: как принадлежащий естественному языку и как принадлежащий языку определенной социальной или профессиональной общности. В таком качестве текст уподобляется культурному макрокосму, становится значительнее самого себя и приобретает черты модели культуры [9].
Текст является не только реализацией сообщения на каком-либо одном языке, но и сложным устройством, хранящим многообразные коды, способным трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как информационный генератор, обладающий чертами интеллектуальной личности [9, с. 131]. Такая трактовка текста позволяет говорить о тексте как о мультикодовом образовании уже на уровне его языковой организации.
В то же время мультикодовость (во втором случае) - это включение в текст кроме разнообразных языковых субкодов элементов других знаковых систем. В устной коммуникации это -жестикуляция, интонация, мимика, которые существенно влияют на восприятие сказанного. В случае письменного текста это особенности графического оформления, нестандартное использование знаков препинания, включение рисунков непосредственно в текст, особенно если они составляют с ним единое целое. В художественном тексте такие включения чрезвычайно значимы. Пример тому - сказка «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери, где текст без ри-
сунков автора местами утрачивает свой смысл, или сказки Карела Чапека с иллюстрациями его брата Йозефа. Игнорировать эти знаки при восприятии названных текстов невозможно, они представляют собой художественное единство и существенным образом влияют на интерпретацию литературного произведения.
Нельзя забывать, что «каждая культура на определенном этапе характеризуется некоторой системой кодов. Лишь владея значимыми в данной культуре кодами, член культурного сообщества способен создавать и понимать тексты этой культуры» [11, с. 298].
Характерной чертой современной художественной литературы стало многообразие интертекстуальных включений - фрагментов текстов самого разного рода, начиная с цитат известных авторов и заканчивая рекламными слоганами.
Показательными в этом смысле являются художественные тексты, написанные в технике литературного коллажа, представляющего собой комбинацию цитат из различных источников, официальных документов, авторского повествования, прямой или косвенной речи персонажей и т.п. Один из примеров тому - роман Уве Тимма «Жаркое лето» (Timm, Uwe. «HeiBer SommeD>). Это произведение повествует о студенческих волнениях 1968 г. в ФРГ. Стремясь отразить дух времени, автор сочетает описание уличных столкновений немецкой молодежи с полицией с цитатами из инструкций социалистического союза немецких студентов (SDS) по проведению демонстраций:
Diese S^weine, da^te er, man muss etwas tun. Er lauft zur Kaiser - Wilhelm - StraBe.
5. Lasst Euch nicht von Saboteuren, die im Besitz von Megaphonen sind, von Euren Vorhaben abhalten! [12, с. 195].
Очевидно, что перед читателем мультикодовый текст, где языковой субкод инструкции монтируется с авторским повествованием - его идеостилем. В результате описание становится полифоничным, читатель невольно погружается в атмосферу происходящих событий, переданную с помощью разных субкодовых систем.
В повести Г. Бёлля «Потерянная честь Катарины Блюм» мы находим включение в авторское повествование газетных цитат (также разные субкоды):
Als Else Woltersheim und Konrad Beiters am Sonntagmorgen aufstanden, war der Fruhstucks-tis^ aufs freundlichste gedeckt, der Kaffee s^on in die Thermoskanne gefiltert und Katharina, die mit offensichtlichem Appetit fruhstuckte, saB am Wohnzimmertisch und las die SONNTAGSZEITUNG. ... Der Text:
Als erstes nachweiRbares Opfer der undurchsichtigen, immer noch auf freiem FuR befindenden Katharina Blum kann man jetzt ihre Mutter bezeichnen, die den Schock uber die Aktivitaten ihrer Tochter nicht uberlebte [13, с. 100].
Текст демонстрирует, как разные субкоды, сталкиваясь в одном пространстве, расширяют картину изображаемой действительности. Обыватель, описываемый в повседневной жизни, превращается на страницах печати в монстра. Очевидное формально-языковое и содержательное несоответствие порождает конфликт, ведущий к возрастанию внутритекствого напряжения фрагмента.
На наш взгляд, к категории языковой мультикодовости следует причислить и иноязычные включения в тексте. Это явление известно с давних пор, но его характер поменялся за последние столетия. Сопоставим два фрагмента произведений различных исторических и литературных эпох:
Приведем отрывок из романа Теодора Фонтане «Фрау Дженни Трайбель» (первая публикация 1893 г.), где переключение с немецкого языка на английский демонстрирует включение иного языкового субкода:
«Andre haben auch eine auf ihr Hausregiment eifersuchtige Mama und tun doch, was sie wol-len; es liegt an mir. « Pluck, dear Leopold, that's it,» das hat mir der gute Nelson noch gestern Abend zum Abs^ied gesagt, und er hat ganz гесМ [14, с. 80].
Хотя в данном тексте зафиксировано два речевых субкода, для адекватного восприятия фрагмента знание английского языка желательно, но не обязательно, так как автор дублирует высказывание, закодированное иным языком, по-немецки.
Современные же писатели исходят из принципиальной позиции, что их читатели - билингвы, владеют как минимум двумя языковыми системами и свободно могут переключаться с одного языкового субкода на другой. Примером тому может служить ещё один фрагмент романа У. Тимма «Жаркое лето» (1974 г.), где используется английский текст в расчете на то, что переключение читателя с одного языка на другой происходит не только на уровне узнавания иной знаковой системы - текста песни Битлз, но и его полного понимания:
Manfred legte eine Beatles-Platte auf.
What do I do when my love is away. /(Does it worry you to be alone) / How do I feel by the end
of the day / (Are you sad because you're on your own)
Manfred saB vor seinem kleinen Schreibpult, die Arme vor der Brust gekreuzt [12, c. 104].
Суть данного кодового переключения состоит в отражении внутреннего состояния протагониста, созвучного приводимому тексту песни. Декодировать это возможно лишь при условии определенного владения английским языком и представлении о творчестве Битлз, то есть узнавания иного кода и/или субкода. В современной литературе «попеременное использование элементов двух или более языков в рамках одного коммуникативного акта более или менее двуязычным говорящим» [15, с. 123] стало неотъемлемой частью художественного текста и одновременно отражением качественных изменений в мире, где господствует билингвизм.
Современный художественный текст невозможно представить себе без интертекстуальных включений. Он изобилует цитатами, аллюзиями, включениями текстов популярных хитов и фильмов. Это «ещё более усложняет семиотический ряд: читатель соотносит текст по законам вербальной знаковой системы с реальностью, <...> по законам искусственных знаковых систем как искусственную знаковую систему - с другими знаковыми системами» [16, с. 86]. Иными словами, перед нами возникает текстовое пространство, содержащее в себе дополнительные субкоды - знаки иного авторства, способствующие приращению дополнительных смыслов, в случае, если они распознаются, или просто расширяющие информационный план текста, как это можно проследить в ещё одном фрагменте романа Т. Фонтане «Фрау Дженни Трайбель»
In diesem Augenbl^ke wurde die Monds^hel zwis^en den Baumkronen s^htbar, und von Schloss Grunewald her, vor dem das Quartett eben angekommen war, klang es uber den See her-uber:
Wenn na^ Dir ^h oft vergebens / In die №сМ geseh'n. / S^eint der dunkle Strom des Lebens /Trauernd still zu steh'n ...
Und nun schwieg es, oder der Abendwind, der sich aufmachte, trug die Tone nach der anderen Seite hin [14, с. 106].
В данном случае в прозаическое описание вечерней прогулки небольшой компании на природе в окрестностях Берлина включена цитата из стихотворения Ленау «Лунный свет». Благодаря сочетанию стихов и прозы во фрагменте отражается разное мироощущение, базирующееся на текстах разных форматов и разных литературных эпох.
Введение в индивидуальную авторскую знаковую систему (идиостиль писателя) какого-то инородного элемента, и его узнавание является предпосылкой к декодированию заложенного в тексте смысла, поскольку каждый такой знак не только сигнализирует формальное изменение субкода, но и стимулирует активизацию ментальных процессов, порождающих приращение смыслов за счет расширения ассоциативных связей.
Переплетение различных интертекстуальных кодов - отличительная черта известного романа Эльфриды Елинек «Пианистка» («Klavielspielerin» 1983). Он включает в себя фрагменты текстов Гёте, Шиллера, Рельштаба, Гейне и др. Кроме того в нем используются неконвенциональные графические комбинации: увеличение межстрочного интервала или отступа в красной строке до её середины, написание отдельных слов прописными буквами в предложении, как в следующем фрагменте:
(28) SIE ubt Klavier und ignoriert die Salven von Gelachter, die stoBweise emporschieBen. IHRE Mutter hat dringend empfohlen, nteht darauf zu a^ten [17, с. 191].
Таким образом, при помощи элемента другой знаковой системы (графическое выделение) автор кодирует тот смысл, который в разговорной речи несет в себе интонация.
Роман «Пианистка» обнаруживает уже в своем названии обращение к определенной профессиональной сфере - музыке. Поэтому появление в тексте музыкальных терминов (Kanti-lenen, Sonatine, Anfangsetuden, H-Dur-Tonleiter и т.д.), имен известных композиторов (Beethoven, Mozart, S^umann, Вшс^г, Webern, S^onberg, Clementi, Czerny, Ba^, Brahms, Chopin, S^u-bert) и исполнителей (Alfred Brendel, Paderewsky) закономерно. Такое кодовое смешение естественного и профессионального языков хорошо известно в художественном тексте. Яркие иллюстрации тому - произведения Э.Т.А. Гофмана («Крейслериана»), Т. Манна («Доктор Фаустус», «Тристан»), Г. Гессе («Игра в бисер») и др. Но в романе М. Кундеры «Чрезвычайная легкость бытия» мы встречаем цитату фрагмента последнего квартета Бетховена в виде нотного текста со своего рода подстрочником «Muss es sein? Es muss sein! Es muss sein!» [18, с. 34]. В этом случае речь идет об обращении к совершенно иной знаковой системе, не относящейся к языковой сфере. Таким образом происходит визуально-понятийное кодирование информации в тексте, включающее межкодовое переключение, активизирующее не только словеснологическое, но и абстрактно-образное мышление.
То же самое можно сказать и о фрагментах произведения Стефана Цвейга «Шахматная новелла» (1941 г.), где автор вводит в свой текст кодовые обозначения, принятые в шахматной
игре:
Nicht gleich vorziehen, sondern zunachst ausweichen! Vor allem mit dem Konig aus der gefahr-lichen Linie von g8 auf h7. Er wird wahrscheinlich den Angriff dann auf die andere Flanke hinuberwer-fen. Aber das parieren Sie mit Turm c8 - c4; das kostet ihm zwei Tempi, einen Bauern und damit die Uberlegenheit [19, c. 16].
Для человека, незнакомого с шахматами, этот текст воспринимается почти как иноязычное включение, но таким образом текст превращается в документ достоверности описываемых событий.
Завершая данные рассуждения, отметим, что художественный текст - сложнейшее знаковое образование, его мультикодовость служит лишь ещё одним тому подтверждением. Многообразие представленных в нем кодов и субкодов требует исследования и глубокого осмысления. Декодирование художественного текста предполагает способность реципиента узнавать предлагаемый знак, включать ассоциативное мышление для образования необходимых смысловых связей. К анализу данного явления следует привлекать опыт психологии, когнитивистики и других научных направлений, способных объяснить механизмы распознавания разных знаковых систем, их считывание и переработку заложенной в них информации.
Со всей очевидностью можно утверждать, что мультикодовость - признак времени, отражение процессов, происходящих в обществе в связи с внедрением новых средств коммуникации, распространением компьютерных технологий. Этот процесс будет расширяться, идти вглубь. В сфере художественного текста у него свои задачи, анализировать которые необходимо.
На наш взгляд, мультикодовость служит одним из способов порождения новых смыслов текста, языковая и знаковая неоднородность в текстовом пространстве создает напряжение между различными кодами, что ведет к усложнению его организации, с одной стороны, и к расширению его многозначности, с другой. Безусловно и то, что эта тема требует дальнейших серьезных исследований в области лингвистики текста.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.
2. Кононенко Б.И. Культурология. Большой толковый словарь. М., 2003.
3. Советский энциклопедический словарь М., 1979.
4. Ейгер Г.В., Юхт Вл. Вл. Поликодовость говорящего и слушающего. К построению типологии текстов // Лингвистика текста: материалы науч. конф. при МПГИия. М., 1974.
5. Чернявская В.Е. Лингвистика текста: поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность: учеб. пособие. М., 2009.
6. Манько Н.Н. Когнитивная визуализация педагогических объектов в современных технологиях обучения // Образование и наука. 2009. № 8.
7. Fix Ulla. Text und Textlinguistik. In: Janich, Nina (Hrsg.) Textlinguistik. 15 Einfuhrungen. Tubingen, 2008.
8. Голякова Л.А. Текст. Контекст. Подтекст: учеб. пособие по спецкурсу. Пермь, 2002.
9. Лотман Ю.М. Семиотика культура и понятие текста. Избранные статьи. Таллинн, 1992. Т. 1.
10. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Л., 1972.
11. Леута О.Н. Ю.М. Лотман о трех функциях текста // Юрий Михайлович Лотман / под. ред. В.К. Кантора. М.,
2009.
12. Timm Uwe. HeiBer Sommer. Roman. Koln, 1985.
13. Boll Heinrich. Die verlorene Ehre der Katarina Blum. Erzahlung. Deutscher Taschenbuch Verlag. Munchen, 1977.
14. Fontane Theodor. Frau Jenny Treibel. Hamburger Lesehefte Verlag. 176. Heft.
15. Проценко Е.А. Проблема переключения кодов в зарубежной лингвистике // Вестник ВГУ. Лингвистика и меж-культурная коммуникация. 2004. № 1.
16. Михайлович Т.А. Мера однозначности/неоднозначности понимания текста // Понимание менталитета и текста: сб. науч. трудов. Тверь, 1995.
17. Jelinek Elfride. Die Klavierspielerin / Elfriede Jelinek. - Reinbek bei Hamburg: Rowohlt, 2005.
18. Kundera Milan. Die unretragliche Leichtigkeit des Seins. Roman. Fisher Taschenbuch Vlg. Frankfurt a. M., 1992.
19. Zweig Stefan. Schachnovelle. S.Fischer Vlg. Frankfurt a. M., 1988.
