CC BY
13
фикация других количественных модификаторов как разрядов числительных может быть связана либо с их морфосинтаксической схожестью с названиями чисел (неопределенно-количественные числительные), либо с тем, что они в своем категориальном значении содержат другую (регулярную) форму представления числа (порядковые числительные).
Подход к числовым модификаторам как системе парадигм, члены которых объединяются однородным способом представления числа в языке, признание того, что базовой парадигмой являются названия абстрактных чисел (числительных в строгом смысле слова), анализ семантических, коммуникативных, прагматических особенностей числовых модификаторов различных типов, обусловливающих выбор носителем языка той или иной семантической формы определенной числовой лексемы, более актуален для исследования того, как люди пользуются языком, чем аргументация тех или иных терминологических предпочтений.
Таганрогский педагогический институт
Литература
1. Русская грамматика. Т. 1. М., 1982.
2. Реформатский А.А. Число и грамматика // Лингвистика и поэтика. М., 1987.
3. Суник О.П. Общая теория частей речи. М.; Л., 1966.
4. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. М., 2004. С. 77-100.
5. Милославский И.Г. К классификации словоформ русского языка//Вопросы русского языкознания. Вып. 1. М., 1976. С. 93-101.
6. Стеблин-Каменский М.И. Спорное в языкознании. Л., 1974.
7. Чеснокова Л.Д. Имя числительное в современном русском языке. Ростов н/Д, 1997.
8. Чесноков П.В. Грамматика русского языка в свете теории семантических форм мышления. Таганрог, 1992.
9. Мигирин В.Н. Язык как система категорий отображения. Кишинев, 1973.
10. Дегтярев В.И. Основы общей грамматики. Ростов н/Д, 1973.
11. Валгина Н.С. и др. Современный русский язык. М., 1971.
12. Степанов Ю.С. Счет, имена чисел, алфавитные знаки чисел в индоевропейских языках // ВЯ. 1989. № 5. С. 5-31.
5 апреля 2006 г.
© 2006 г. А.В. Лыков
ФУНКЦИИ НАЗВАНИЙ ЕДИНИЦ АБСТРАКТНОГО И ПРЕДМЕТНОГО СЧЕТА В РУССКИХ КОЛИЧЕСТВЕННЫХ ГРУППАХ
В семантической форме языковых названий чисел фиксируется текущее состояние абстрактной счетной системы, которой пользуются носители данного языка. Очевидно, что «разрядное устройство счисления», «изображение числа в системе счисления» и способ его представления в языке тесно взаимосвязаны [1, с. 47-49]. В частности, абстрактная счетная система обязательно предписывает носителю современного русского языка вести натуральный абстрактный счет элементарными единицами до числа 999, а затем оперировать счетными единицами более высокого ранга (две тысячи, пять миллионов). Например, число 400 для носителя русского языка мыслится как '400 элементарных единиц', а число 2000 - как 'две единицы по 1000 элементарных каждая'. Абстрактная счетная система обнаруживает способность к эволюции, которая воплощается в изменениях семантической формы (прежде всего - степени сегментации компонентов мысли [2, с. 11-45]) языковых названий чисел: число 400 для носителя древнерусского языка (четыре ста) мыслилось как 'четыре единицы, состоящие из ста элементарных' (близки к этому современные английские количественные группы (КГ) типа four hundred, что буквально означает 'четыре единицы по сто').
Предметный счет носителя современного русского языка (в отличие от абстрактного) альтернативен в плане способа его ведения, что находит выражение в возможности различных КГ, его резюмирующих: двадцать яиц, или два десятка яиц, или двадцать штук яиц [3, с. 74]. Количественной группой П.В. Гращен-ков называет такие именные группы, в состав которых входят числительные. Очевидно, нет оснований отказывать в таком статусе и числовым выражениям
типа десяток яиц. Поэтому в данной статье КГ понимается как именная группа, в состав которой входит счетное слово. Степень мыслительной сегментации, характер распределения совокупного содержания при языковом выражении результата предметного счета определяется тем, каким образом в процессе счета соотносятся элементы абстрактной счетной системы с миром вещей, как группируются (два десятка яиц) или как категорируются (двадцать штук яиц) считаемые объекты.
В общем случае при абстрактном счете устанавливается взаимнооднозначное соответствие между множеством абстрактных единиц счетной системы и множеством объектов определенного класса. При этом обязательно должно мыслиться то, в каких единицах ведется предметный счет. Г. Фреге привел на этот счет любопытную цитату Спинозы: «...мы мыслим вещи под [категорией] числа только после того, как они подведены под некоторый общий род. Так, например, человек, держащий в руке сестерцию и империал, не подумает о числе «два», если он не имеет возможности назвать их одним и тем же именем, а именно: «монетами» или «деньгами», ибо в этом случае он может утверждать, что имеет две монеты, так как этим именем он обозначает как сестерцию, так и империал». В этом утверждении КГ две монеты будет результатом пресуппозиции «Сестерция и империал (иначе: то, что находится у меня в руках) - виды монет». Обобщая, можно сказать, что употребление любых КГ, имеющих референцию к дискретному денотату, - результат категоризации отдельных объектов как принадлежащих к одному классу [4, с. 77]. Предметный счет всегда предваряется категоризацией,
«ибо раньше, чем считать, надо знать, что считать» [5, с. 22]. В равной степени в языковом выражении итога этого счета обязательно должна иметь место языковая форма, которая воспроизводит идею единицы предметного счета.
В русских количественных группах типа три ученика, пять деревьев числительные обозначают совокупность единиц абстрактного счета, а существительные выполняют две функции: выражают считаемую область (определенный класс предметов) и то, в каких предметных единицах производится счет. Эти две функции соответствуют семантике и грамматике общих имен русского языка, которые могут обозначать и класс (Деревья - это растения), и конкретных представителей класса (В этом дворе растут деревья).
Таким образом, употребление КГ пять деревьев означает, что в процессе счета было обнаружено взаимнооднозначное соответствие множества элементов класса деревьев и определенного множества элементарных единиц абстрактной счетной системы (элементов «один») [6, с. 29-31]. Такой способ счета невозможен, например, в китайско-тибетских, малайско-полинезийских, австроазиатских языках, в языках группы майя. Названия чисел в них могут устанавливать семантические отношения с именем предмета только с помощью специальных слов-классификаторов («нумеративов», или «счетных слов» [7, с. 159]), вводящих грамматически обязательную при предметном счете операцию дополнительной категоризации - подведение считаемой области под определенный калькуляционный класс. Например, в малайско-полинезийских языках выражение, значащее 'пять лошадей', звучит буквально как «лошади, пять хвостов», выражение, обозначающее четыре камня, - «камни, четыре кругляша» и т.п. [8, с. 165]. Классификаторы, соединяясь с числительным, показывают, в каких единицах происходит счет конкретных предметов.
В индоевропейских языках, в том числе и в русском, классификаторов как грамматических (обязательных) единиц нет.
Однако в русском языке в очень близкой к функции настоящих классификаторов выступают, например, лексемы, обозначающие сингулярные единицы счета в конструкциях типа пять штук яиц, пять человек студентов, пять голов скота.
В КГ, семантической вершиной которых являются конкретные существительные, дополнительная категоризация «под счет», как правило, избыточна (пять штук деревьев), хотя в реальных контекстах может быть приемлема в качестве альтернативы, например при употреблении КГ, имеющих в своем составе субстантивированные прилагательные:
Двадцать пять человек дворовых снаряжены саблями и огневым боем у Степки-то Одоевского... Народ отчаянный... Он их приучил: больше года не кормил, - только выпускал ночью за ворота искать добычи... Волки... (А. Толстой. Петр Первый). Очевидно, что дворовых носитель русского языка может посчитать не только в «человеках», но и в собственно «дворовых»: двадцать пять дворовых.
Калькуляционная категоризация в процессе предметного счета может быть обязательной, если с ее
помощью осуществляется операция введения дискретности. Тогда в качестве ее операторов выступают названия предметных калькуляционных единиц:
Усталый, голодный, счастливый, Левин в десятом часу утра, исходив верст тридцать, с девятнадцатью штуками красной дичи и одною уткой, которую он привязал за пояс, так как она уже не влезала в ягдташ, вернулся на квартиру (Толстой. Анна Каренина).
В КГ девятнадцать штук красной дичи слово штука выступает не как номинативная, а как функциональная единица, позволяющая названию числа взаимодействовать с собирательным существительным.
В следующем примере содержится экспликация введения операции дискретности: Наша эмиграция условно делится на три потока. Даже на четыре: политический, экономический, художественный и авантюрный (Довлатов. Ремесло). Она демонстрирует возможность использования в речи КГ, в которых названия чисел семантически взаимодействуют не только с конкретными, но и другими разрядами существительных.
К сингулярным счетным словам близки по функции счетные существительные типа пара, пяток, пятерка (игроков), десяток, сотня, дюжина и под., которые отличаются от первых тем, что используются при счете предметов не единицами (штуками, головами), а группами. Степень необходимости использования такого рода счетных слов зависит от характера организации объектов в те или иные предметные множества: пять пар обуви, четыре пятерки игроков. Так, вряд ли кому-нибудь придет в голову считать обувь единицами, а не парами.
В реальных контекстах употребление счетного существительного может быть необходимым, если имя, обозначающее считаемые предметы, в целях логической актуализации находится в препозиции по отношению к количественному модификатору:
Ты ступай найди подвод сотни три, грузи печеный хлеб, к вечеру выезжай с обозом навстречу войску (А. Толстой. Петр Первый).
Наличие в языке специальных калькуляционных слов для счета предметов различными числовыми группами позволяет его носителю вести счет иным, чем это кодифицирует абстрактная счетная система, способом. В ситуации, когда система языка предлагает пользователю выбор двух конструкций, представляющих различные способы счета, теоретически пользователь должен делать осознанный выбор, в частности выбирать КГ две сотни деревьев, если двести деревьев привезены двумя партиями или посажены двумя аллеями и т. д. Это условие реализуется, например, в следующем контексте В Палеостровском монастыре раскольники побили две сотни стрельцов, а когда стало не под силу, заперлись в церкви и зажглись живыми (А.Толстой. Петр Первый). Выбор КГ со счетным существительным две сотни стрельцов обусловлен тем, что стрельцы действительно были организованы в сотни: Передовые казачьи сотни на рысях поднялись на бурую возвышенность перед крепостью, - и тотчас начали осаживать (А.Толстой. Петр Первый). Однако это условие далеко не всегда выполняет-
ся, и включение в КГ счетного существительного часто диктуется не способом счета, а стилистическими основаниями, например желанием снизить стиль высказывания, смягчить количественную определенность, в большей степени свойственную семантике названий абстрактных чисел: - Не десятки, а сотни свидетельств у вас в руках, две сотни свидетельств, две сотни человек слышали, тысяча слышала! - воскликнул Митя (Достоевский. Братья Карамазовы).
Операция дополнительной категоризации, которая вводится терминами предметных калькуляционных единиц, делает возможным КГ, в которых счетные существительные непосредственно сочетаются с собирательными существительными:
Он вывернул на землю рядом с клеенкой большой парусиновый мешок. - Вот, плотвы десятка полтора, окушки, один шальной сижок, правда, мелкий. На уху хватит (Вересов. Черный ворон).
Носитель современного русского языка, как было отмечено, может вести счет дискретных предметов, приравнивая их к определенной совокупности элементарных абстрактных единиц, до числа 999. Особенностью слов тысяча, миллион и т. д. является то, что они обозначают и число, и счетную единицу более высокого регистра.
В процессе счета с итогом, выраженным КГ две тысячи деревьев, множество единичных элементов класса деревьев приравнивается вначале к двум абстрактным единицам (русской счетной системы) второго регистра, которые затем переводятся в элементарные единицы. В отличие от счетных существительных регистровые числительные типа тысяча не предписывают предметный счет группами: в процессе счета с итогом две тысячи деревьев носитель языка считает именно единичные предметы (группирование относится к уровню абстрактной счетной системы), поскольку системой языка не кодируется альтернативная конструкция и возможность такого выбора способа предметного счета, который имеет место в случае две сотни деревьев и двести деревьев.
Счетные единицы «тысяча», «миллион» и т. д. выступают посредниками между единичными предметами и элементарными счетными единицами и по сути представляют собой единицы абстрактного счета более высоких регистров в отличие от альтернативных счетных единиц типа «десяток», «сотня», использующихся исключительно при счете предметов.
В одной КГ не может быть названий двух разных предметных единиц счета. Например, возможно ввести сингулярный классификатор в КГ двадцать яиц ^ двадцать штук яиц и невозможно - *два десятка штук яиц, потому что десяток задает предметный счет группами, что противоречит функции классификатора штука, предписывающего предметный счет единицами. Напротив, сингулярный классификатор в конструкции две тысячи штук яиц избыточен (он лишь подтверждает счет единичными предметами), но возможен, поскольку счетные единицы «тысяча» и «штука» относятся к разным счетным системам, абстрактной и предметной соответственно.
Количественное слово в русском языке не может занять атрибутивную позицию по отношению к существительному, обозначающему считаемые предметы,
если оно, кроме числа, называет еще единицу счета вне зависимости от того, предметная она (сотня) или абстрактно-числовая (тысяча, миллион). В этом смысле экспансия в узус форм типа тысячью студентами (В.В.Виноградов назвал это явление «втягиванием существительного тысяча в «орбиту» имен числительных» [9, с. 237]) вполне объяснима. При таком синтаксисе «тысяча» осознается говорящими в большей степени как число, а не как единица счета: ср. невозможность *одной тысячью студентами, *двумя тысячами студентами, в которых актуализируется идея числового классификатора.
Логическая противоречивость этого взгляда, который принят также в [10, с. 264-265], заключается в том, что в этом случае, например, следовало бы признать, что в словосочетаниях тысячей душ и тысячью душами в качестве числовых модификаторов выступают разные части речи (соответственно существительное и числительное). Кроме того, говорить о различных частях речи можно было бы только в отношении форм творительного падежа лексемы тысяча. При таком подходе в номинативе (тысяча душ) можно было бы только догадываться, какую часть речи имеет в виду говорящий, которого наверняка озадачил бы уточняющий вопрос. Очевидно, проблема частеречно-го статуса названий чисел лежит не в сфере морфо-синтаксиса, а в области семантических функций. И в тысячей душ, и в тысячью душами числовой модификатор называет прежде всего абстрактное число.
В отличие от современной древнерусская счетная система (и древнерусские термины чисел) давала возможность считать элементарными единицами только до четырех. Числительные один-четыре в КГ вели себя как прилагательные, существительные во всех формах навязывали данным числительным граммемы падежа, рода и числа. Существительные при так называемых «малых» числительных обозначали в древнерусских КГ считаемую предметную область и единицы счета (как это имеет место в современных русских КГ с числовыми модификаторами до 999).
«Большие» древнерусские числительные (начиная со слова пять) обладали морфосинтаксическими признаками существительных, требуя после себя во всех падежах формы генитива имени, называющего считаемые предметы. Такие числительные в древнерусских КГ обозначали не только число абстрактных единиц, но и более крупные единицы счета (как современные регистровые числительные тысяча, миллион и т. д.): другая шесть пудов. Начиная с числа «пять», древнерусская счетная система предписывала абстрактный счет не элементами «один», а более крупными счетными единицами: пятерками, шестерками, девятками (тридевять земель), десятками, сотнями, тысячами и т. д. Это объясняет различие в мор-фосинтаксических свойствах малых и больших числительных в русском языке, унаследованное от индоевропейского языка.
Традиционно эти различия объясняют тем, что «малые числа мыслились как признаки предметов, большие же представлялись подобно предметам» [11, с. 184], что характеризует счет как факт, относящийся к гораздо более глубокой древности, чем принято считать [12, с. 94-109].
В качестве обобщения сказанного удобно проследить эволюцию семантических и грамматических свойств лексемы сорок.
По наиболее распространенной версии сорок первоначально имело значение 'рубаха' (ср. сорочка).
Далее эта лексема начинает употребляться в значении 'мешок, в котором продавался набор из 40 шкурок соболей на полную шубу', и с этим значением она функционирует в качестве мерного классификатора при счете шкурок соболей: три сороки (мн., им.) соболей.
Затем сорок становится счетным классификатором при счете всех дорогих мехов (в трех сорокех белки), употребляясь при этом примерно как слово мешок при счете сыпучих продуктов: три мешка сахара (муки, соли).
Позже слово начинает употребляться в значении счетного существительного (в период параллельного функционирования сорок и четыредесять) при необходимости счета уже любых предметов соответствующими группами, функционируя при этом как единица предметного счета, предполагающая счет предметов группами (типа современных десяток, сотня).
После того как сорок вытесняет исконное числительное четыредесять и до потери им категорий числа и рода, оно функционирует и как название абстрактного числа, и как единица абстрактного счета (как современные числительные тысяча, миллион). Интересно в связи с этим выражение сорок сороков церквей, в котором первое сорок обозначает число, а второе - единицу счета.
Наконец лексема сорок теряет способность функционировать как неэлементарная единица счета и получает значение (как и все числительные до тысячи)
'число абстрактных элементов «один»'.
Литература
1. Степанов Ю.С. Счет, имена чисел, алфавитные знаки чисел в индоевропейских языках // ВЯ. 1989. № 4.
2. Чесноков П.В. Грамматика русского языка в свете теории семантических форм мышления. Таганрог, 1992.
3. Гращенков П.В. Родительный падеж при русских числительных: типологическое решение «сугубо внутренней» проблемы // ВЯ. М., 2002. № 3.
4. Фреге Г. Основоположения арифметики: Логико-математическое исследование о понятии числа. Томск, 2000.
5. Тимофеев И.С. Методологическое значение категорий «качество» и «количество». М., 1972.
6. Чеснокова Л.Д. Имя числительное в современном русском языке. Семантика. Грамматика. Функции. Ростов н/Д, 1997.
7. Плунгян В.А. Общая морфология: Введение в проблематику. М., 2000.
8. Кассирер Э. Философия символических форм. Язык. М.; СПб., 2001. Т. 1.
9. Виноградов В.В. Русский язык: грамматическое учение о слове М., 1972.
10. Граудина Л.К., Ицкович В.А., Катлинская Л.П. Грамматическая правильность русской речи. М., 1976.
11. Савченко А.Н., Иоффе В.В. Общее языкознание. Ростов н/Д, 1985.
12. Жолобов О.Ф. Древнеславянские числительные как часть речи // ВЯ. 2001. № 2.
Таганрогский государственный педагогический институт 5 апреля 2006 г.
© 2006 г. Г.Г. Попова
ПРАГМАТИКА, ФУНКЦИИ И СИНТАКСИЧЕСКОЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ МОДАЛЬНЫХ ГЛАГОЛОВ «МОЧЬ» И «ХОТЕТЬ»
Модальность является языковой универсалией, которая принадлежит к числу основных категорий языка. По своей семантической сущности языковая модальность не может определять действительность, а способна только реализовать отношение организатора общения к этой действительности [1, с. 4]. Подобный подход к категории модальности (КМ) не противоречит традиционному делению модальности на объективную и субъективную, так как каждый из этих типов модальности соответствует определенным значениям, реализует их с помощью собственных средств выражения. Наиболее приемлемым нам представляется понимание модальности как функционально-семантической категории, которая указывает на характер отражаемых в содержании предложения объективных связей и на степень достоверности содержания того же предложения с точки зрения говорящего.
Традиционно объективная реальность подразделяется на реальную и ирреальную. Однако реальность/ирреальность понимаются в лингвистике неоднозначно. Предпочтительной, на наш взгляд, является точка зрения, отраженная в работах А.В.Бондарко, где предлагается, во-первых, определить узкое и широкое
понимание реальности, а во-вторых, ввести третий элемент системы - потенциальность. При этом потенциальность понимается как зона, которая фиксирует переход от ирреальности к реальности [2, с. 126]. По своей структуре рассматриваемая категория представляет собой поле. Отсюда паралельное использование терминов «функционально-семантическая категория» и «функционально-семантическое поле» (далее - ФСК и ФСП).
Говоря о модальности как о семантической категории, имеют в виду категорию, опирающуюся на разноуровневые средства языкового выражения: грамматические, лексические и контекстуальные, которые способны «взаимодействовать для выполнения определенных семантических функций (например, функции выражения темпоральных или модальных отношений)» [3, с. 8]. Отсутствие четко сформулированного принципа выделения группы модальных глаголов вызывает необходимость выявить тот комплекс критериев, который позволяет отграничить модальные глаголы от других функциональных единиц глагольного класса. Глагол характеризуется такими «грамматическими категориями, которые указывают на отношение
