CC BY
151
122
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 81.373:82.14(045)
Т.А. Маряничева, Л.О. Чернейко
ФУНКЦИИ «АЛКОГОЛЬНОЙ» ЛЕКСИКИ В ТЕКСТАХ СЕРГЕЯ ДОВЛАТОВА
Рассматриваются эстетические функции лексики сферы алкоголя и мотива алкоголя в текстах произведений С. Довлатова. Исследуются механизмы, лежащие в основе языковой игры; проводится анализ содержащих «алкогольную» лексику сравнительных конструкций, базирующихся на проекции алкогольной сферы на неалкогольную (и наоборот); определяется система ценностных ориентиров носителя идиолекта.
Ключевые слова: идиолект, концептуальный анализ, семантическая сфера, языковая игра, сравнительные обороты, проективные смыслы, картина мира.
Несмотря на то, что творчество Сергея Довлатова уже достаточно хорошо изучено, важным представляется исследование его текстов с помощью метода концептуального анализа, который позволяет увидеть в тексте то, что не выявляют другие лингвистические методы, а именно: такое «знание» о носителе идиолекта, в котором раскрываются особенности мировоззрения и мировосприятия языковой личности - и автора, и персонажей его произведений.
В книге «Довлатов и окрестности» А. Генис пишет о том, что «мир, в который дал заглянуть Довлатов, был так набит литературой, юмором и пьянством, что не оставлял места для всего остального» [3. С. 30]. При этом следует отметить, что «неалкогольные» составляющие художественного мира писателя - литература и юмор - тесно связаны с его алкогольной составляющей. Так, например, в «Ремесле» алкоголь назван вечным спутником российского литератора (Т. 3. С. 52)1. А большинство встречающихся в текстах языковых шуток возникает в связи с пагубным пристрастием героев и, соответственно, строится именно на основе единиц лексико-семантической сферы 'АЛКОГОЛЬ'. Это можно объяснить тем, что герои Довлатова алкоголь «употребляют» и физически, то есть пьют, и метафизически: они рассуждают об алкоголе как о близкой для всех теме, пытаясь осмыслить его «философскую» сущность. Что же касается языковой шутки, то она может возникнуть только на базе хорошо «освоенного» языкового материала.
В основе встречающихся в текстах Довлатова примеров языковой игры чаще всего лежат следующие механизмы:
1. Пояснение, привносящее в текст эффект обманутого ожидания. Пояснение превращается у Довлатова в стилистический прием за счет того, что в одной конструкции в качестве определяемого и определяющего слов объединяются слова, семантически не сополагающиеся в обыденном сознании носителей языка. Аргументация выстраивается говорящим «от противного» обыденному сознанию среднестатистического носителя языка и присущим его мышлению стандартам, которые ломаются под натиском такой аргументации. При этом эффект обманутого ожидания прочно стоит на «контрасте между ожиданиями субъекта (основанными на его жизненном опыте) и конечной реализацией» [6. С. 21]. Такие индивидуально-авторские оценки являются текстопорождающими, а в пояснениях и уточнениях раскрываются контекстные коннотации актуализированного значения слова-фокуса предтекста, не присущие ему в системе общеупотребительного языка: Даже среди московских инакомыслящих Глазов был оппозиционером. А именно, совершенно не пил (Т. 4. С. 147); Прошлый год евреи жили. Худого не скажу, люди культурные... Ни тебе политуры, ни одеколона... А только - белое, красное и пиво (Т. 2. С. 222); Действительно, было в Михал Иваныче что-то аристократическое. Пустые бутылки он не сдавал, выбрасывал (Т. 2. С. 231); А до этого я работал помощником. -Помощником режиссера? - Да. Это который бегает за водкой (Т. 1. С. 228); Рафаэль повел себя на удивление корректно. Побежал за выпивкой (Т. 3. С. 326); Чипа угостил нас разведенным спиртом. И вообще, проявил услужливость (Т. 3. С. 473); Жена, конечно, недовольна. Давай, говорит, корову заведем...Или ребенка... С условием, что ты не будешь пить. Но я пока воздерживаюсь. В смысле -пью... (Т. 2. С. 300); Ты выпил? - спросил Безуглов. - Нет, а у тебя есть предложения? - Что ты, -замахал руками Безуглов, - исключено. Я пью только вечером... Не раньше часу дня... (Т. 3. С. 385).
1 Довлатов С. Собрание сочинений: в 4 т. СПб., 2005. Здесь и далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы. В работе сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации.
2. Наложение смыслов [11], возникающее по причине «семантической асимметрии контекста», в котором реализуется многозначное слово, что приводит к взаимодействию двух его ЛСВ. Означающее асимметричного в системе языка знака, ЛСВ которого находятся в речи в отношениях дополнительного распределения, становится в этом случае зоной наложения двух смыслов, в которой левый контекст актуализирует в асимметричном означающем ЛСВ 1, а правый - ЛСВ 2. Именно этот механизм лежит в основе создания комического эффекта. Схематично взаимодействие двух смыслов можно представить так: Репл 1 ^ = 'ЛСВ 1' + 'ЛСВ 2' = ^ Репл 2. При этом индексы «Репл1» и «Репл2» маркируют обусловивший наложение смыслов семантический фактор левого и правого контекстов. Прилагательные и наречия иллюстрируют сказанное:
Пришлось мне идти за водкой Репл1. Потоцкий страшно оживился. - Мне - полную (зона наложения смыслов), - сказал он и добавил: - Люблю полненьких Репл2 (Т. 2. С. 279). Происходит наложение смыслов, которые в словаре С.И. Ожегова представлены как два ЛСВ прилагательного полный: 'содержащий в себе что-н. до возможных пределов, наполненный' и 'толстый, тучный'.
Репл 1 ^ = 'наполненный' + 'тучный' = ^ Репл 2.
- Обещаю, - сказал, чуть не плача, ефрейтор, - обещаю, товарищи, больше не буду Репл1. Пить больше (зона наложения смыслов) не буду! Потом он сел и тихо добавил: - И меньше Репл2 тоже не буду (Т. 1. С. 151). Происходит наложение смыслов, которые в словаре С.И. Ожегова представлены как два ЛСВ наречия больше: 'далее, впредь' и 'превышение указанного количества'.
Репл 1 ^ = 'дальше, впредь' + 'превышение указанного количества' = ^ Репл 2.
... Что с вами Репл1? Вы красный (зона наложения смыслов)! - Уверяю вас, это только снаружи. Внутри я - конституционный демократ Репл2.- Нет, правда, вам худо?- Пью много... Хотите пива? (Т. 2. С. 201). Происходит наложение смыслов, которые в словаре С.И. Ожегова представлены как два ЛСВ прилагательного красный: 'цвет' и 'политические убеждения'. Репл 1 ^ = 'состояние' + 'политические убеждения' = ^ Репл 2.
3. Языковая игра, основанная на использовании прецедентных текстов и часто возникающем в связи с этим комическом несоответствии стиля речи и обстановки ее произнесения: Вера, - крикнул Марков, - дай опохмелиться! Я же знаю - у тебя есть. Так зачем это хождение по мукам? Дай сразу! Минуя промежуточную эпоху развитого социализма... (Т. 2. С. 304); Вера, дай одеколону! Дай хотя бы одеколон со знаком качества... (Т. 2. С. 305); Скоро ли коммунизм наступит? - поинтересовался Фидель. - Если верить газетам, то завтра. А что? - А то, что у меня потребности накопились. - В смысле - добавить? - оживился Балодис. - Ну, - кивнул Фидель. Я говорю: - А как у тебя насчет способностей? - Прекрасно, - ответил Фидель, - способностей у меня навалом (Т. 2. С. 177).
4. Гипербола: Ночью я шел по улице, расталкивая дома (Т. 1. С. 46).
5. Гипербола + зевгма: (описание походки выпивших друзей) И как они шатались ночью, поддерживая сильными боками дома, устои, фонари... (Т. 1. С. 53).
6. Оксюморон: - Тоска, - жаловался Шлиппенбах, - и выпить нечего. Лежу тут на диване в одиночестве, с женой (Т. 3. С. 468).
7. Ложное противопоставление: Я же не говорю упиться вдрабадан. Так, на брудершафт (Т. 1. С. 110).
8. Сравнение: (описание идущих за выпивкой друзей) Друзья(8осн) направились в микрорайон, жизнелюбивые, отталкивающие и воинственные (параметры), как сорняки(8всп) («Заповедник»).
Структуру сравнительного оборота и, шире, сравнения можно рассматривать как языковой способ, дающий говорящему возможность «расширительно», монтажно представлять свой опыт через проекцию основного субъекта высказывания (агенса действия, субъекта состояния, отношения) на вспомогательный. Ценность анализа сравнительных конструкций при исследовании идиолекта заключается в том, что по ним можно обнаружить не только закодированные проективные смыслы -имплицитные образы метафизической сущности, направляющие сочетаемость ее имени [9], но и определенные культурные стандарты, коллективные или индивидуально-авторские, позволяющие получить представление о системе ценностей социума или носителя идиолекта.
Сравнение как результат проекции основного субъекта на вспомогательный через их общие параметры (свойства) выявляет стандартного носителя эксплицированных в сравнительной конструкции параметров: $осн (Друзья) спроецирован на Sвсп (сорняки) на основе синтагматической общности [8] субстантивов в идиолекте - пересечения их адъективной сочетаемости. В идиолекте С. Довлатова стандартным носителем суммы трех параметров, по которым охарактеризованы друзья, выступает сорняк.
Примечательно, что у С. Довлатова частотным «стандартом» носителя лучших моральных качеств являются алкоголики. Например: Это был спившийся журналист и, как многие алкаши, человек ослепительного благородства. Целыми днями глушил портвейн у окна (Т. 2. С. 380); По существу, он был добрым и порядочным человеком. (Как большинство российских алкоголиков) (Т. 3. С. 101).
В текстах Довлатова встречаются контексты, в которых единицы лексико-семантической сферы 'АЛКОГОЛЬ' участвуют в интерпретации оригинальных значений, приписываемых героями Довлатова словам: Либеральная точка зрения: «Родина - это свобода». Есть вариант: «Родина там, где человек находит себя». Одного моего знакомого провожали друзья в эмиграцию. Кто-то сказал ему: - Помни, старик! Где водка, там и родина! (Т. 4. С. 255); Плохие - это те, которые друзей не угощают... Которые пьют в одиночку (Т. 2. С. 388). Приведенные контексты могли бы свидетельствовать лишь о большой значимости алкоголя в художественном мире автора, если бы с помощью алкогольной лексики не пояснялись такие ключевые слова русской культуры, как плохой и родина, что указывает на участие данных лексических единиц в описании ценностных ориентиров личности и социума.
Автор изображает систему ценностей общества перевернутой с ног на голову. Он описывает общество, в котором трезвые односельчане завидуют алкоголику Михал Иванычу (В деревне Михал Иваныча не любили, завидовали ему. Мол, и я бы запил! Ух, как запил бы, люди добрые! Уж как я запил бы, в гробину мать!... Так ведь хозяйство... А ему что... Хозяйства у Михал Иваныча не было. Две худые собаки, которые порой надолго исчезали. Тощая яблоня и грядка зеленого лука (Т. 2. С. 230). Общество, в котором неизменно пьют и по ту, и по другую сторону колючей проволоки («Зона»), но при этом именно алкоголики оказываются людьми ослепительного благородства (Т. 2. С. 380). Каждый из них -уникальный специалист по части выпивки (Т. 4. С. 23), в этом деле профессор (Т. 3. С. 378).
Представителям данного общества нет дела ни до детей, ни до жены, ни до происходящих в мире событий. Плохо лишь одно: водка дорожает (Т. 1. С. 455). В описанном социуме спиртное становится витальной потребностью, а человеческий организм приравнивается к механизму (... принеси горючего. А то мотор глохнет. (Т. 2. С. 178)). Нормой, естественным состоянием героя становится нетрезвая жизнь, а парадоксальными названы в тексте «Заповедника» два трезвых дня в жизни Михал Иваныча. Созданные Довлатовым персонажи употребляют глагол разговеться лишь в значении 'начать употреблять спиртные напитки после длительного перерыва' (Одиннадцать дней не пил... Потом, бля, разговелся (Т. 2. С. 245)). У них своя наука, своя философия, своя религия и своя святыня - водка.
В текстах С. Довлатова образно описываются практически все стадии употребления спиртного, начиная с возникновения у героя мысли о водке и заканчивая его тяжелым похмельем: Спички отсырели. Деньги тоже. А главное - их оставалось мало, шесть рублей. Мысль о водке надвигалась, как туча (Т. 2. С. 295); (описание компании людей, идущих за выпивкой) Друзья направились в микрорайон, жизнелюбивые, отталкивающие и воинственные, как сорняки («Заповедник»); (описание очереди к пивному ларьку) Они держались строго и равнодушно, как у посторонней могилы (Т. 3. С. 478); Я выпил и снова налил. И сразу же куда-то провалился. Возникло ощущение как будто я на дне аквариума. Все раскачивалось, уплывало, мерцали какие-то светящиеся блики. Потом все исчезло2; Мужчина, нетрезвый, как ртуть, бежал через дорогу, пытаясь остановить такси. Он то замирал, качаясь на пятках, то, припадая к земле, мчался автомобилю наперерез (Т. 1. С. 142); Выпил накануне. Ощущение - как будто проглотил заячью шапку с ушами (Т. 4. С. 162); Опохмелился? -Ну. Как на сковороду плеснул, аж зашипело! (Т. 2. С. 232).
Разрозненные, эти контексты не столь информативны. Не так бросаются в глаза негативные коннотации вспомогательных субъектов сравнений, с помощью которых автор передает состояние героя. Казалось бы, «алкоголь помещен писателем на вершину системы ценностей персонажей» [5. С. 134], но при этом не опоэтизирована ни одна из стадий винопития. Свод данных контекстов свидетельствует о том, что героям Довлатова тяжело не только жить, но и пить. Недаром возвращающиеся домой с очередного мероприятия персонажи рассказа «Эмигранты» изображены чуть ли не атлантами, поддерживающими дома, устои и фонари (Т. 1. С. 53). Недаром в ряде контекстов алкогольная тема раскрыта в терминах войны, с использованием милитари-кода [1]: Тут все начали поздравлять молодоженов и пить за их здоровье. Бутылки маршировали по столу, как рекруты (Т. 1. С. 92); Стол был накрыт. Бутылки изготовились к атаке (Т. 1. С. 343); Сколько раз он все это видел! Горы снобистского лома. Полчища алкогольных сувениров (Т. 1. С. 189).
2 Данный контекст цитируется по: [4.С. 337].
Алкоголь на короткое время примиряет героя с действительностью. Мир изменился к лучшему не сразу. Поначалу меня тревожили комары. Какая-то липкая дрянь заползала в штанину. Да и трава казалась сыроватой. Потом все изменилось. Лес расступился, окружил меня и принял в свои душные недра. Я стал на время частью мировой гармонии... (Т. 2. С. 295). Но и алкоголь, по Довлатову, это тоже борьба.
Если у В.С. Высоцкого, в творчестве которого мотив алкогольного опьянения также играет немаловажную роль, сравнительные конструкции с алкогольной лексикой являются средством создания иронических образов героев с кругозором от ларька до нашей бакалеи, то Довлатов использует прием сравнения для изображения беспросветной неприглядности обеих взаимодействующих сфер жизни (алкогольной и неалкогольной): В мутной, как рассол, Фонтанке тесно плавали листья (Т. 1. С. 140); (о стиле современных писателей) Слово перевернуто вверх ногами. Из него высыпалось содержимое. Вернее, содержимого не оказалось. Слова громоздились неосязаемые, как тень от пустой бутылки (Т. 2. С. 212); Я не верил, что Таня способна уехать без меня. Америка, как я полагал, была для нее синонимом развода. Развода, который формально уже состоялся. И который потерял силу наподобие выдохшегося денатурата (Т. 2. С. 277); Лоло (попугай) был недоволен. Он бранился, как советский неопохмелившийся разнорабочий (Т. 3. С. 306).
Таким образом, единицы лексико-семантической сферы 'АЛКОГОЛЬ' участвуют в идиолекте Довлатова в создании образа абсурдного мира с опрокинутой системой ценностей, в котором жизнь без алкоголя и жизнь, «расцвеченная» алкоголем, являются одинаково непривлекательными.
Во многих контекстах, содержащих лексику семантической сферы 'АЛКОГОЛЬ', использован медицинский код («лекикод», по У. Эко): короста многодневного похмелья (Т. 1. С. 336); коросту многодневного застолья (Т. 2. С. 210); Ты являешься, когда Дудко с похмелья - мрачный. А звонит он тебе позже. То есть уже «подлечившись» (Т. 3. С. 40); Поднял и тут же опустил стакан. Руки тряслись, как у эпилептика (Т. 2. С. 200); Можно ли считать здоровым человека, который пьет из горлышка? (Т. 1. С. 207); Пьянство - это добровольное безумие (Т. 3. С. 239) ... только сначала выпьем. Мне это необходимо в порядке дезинфекции (Т. 3. С. 465); Пребывал в местах не столь отдаленных. Диагноз - хронический алкоголизм!... Мы допили вино. - Бальзам на раны (Т. 2. С. 299); Алкоголизм излечим, пьянство - нет (Т. 4. С. 208).
В данных примерах отчетливо просматривается амбивалентность единиц анализируемой сферы в идиолекте Довлатова: с одной стороны, пьянство расценивается как болезнь, но при этом спиртное выступает как лекарство от жизни, из чего следует, что сама жизнь - болезнь. Подобная противоречивость, по мнению А.Ю. Веселовой, заложена в самой природе вина и была афористически сформулирована еще А.С. Пушкиным: «Злое дитя, старик молодой, властелин добронравный, шумный зачинщик обид, милый заступник любви» [9. С. 53].
В текстах С. Довлатова встретилось немало контекстов, в которых единицы лексико-семантической сферы 'АЛКОГОЛЬ' оказываются объединенными в одну синтагму с абстрактными субстантивами. Благодаря этому не только создается многомерность текста, но и повышается семиотический статус конкретных субстантивов анализируемой сферы. Приобретая большую долю абстрактности, ключевые «алкогольные» слова идиолекта (водка, портвейн) мифологизируются. Кроме того, они становятся у Довлатова «диалоговыми словами»: наделяются валентностью на интерпретацию, которой, как правило, обладают абстрактные субстантивы [10. С. 6]: Другим водяра - праздник. А для меня -суровые будни. То вытрезвитель, то милиция - сплошное диссидентство... (Т. 2. С. 300); Водка и портвейн - большая разница. Это как день и ночь ... Кто его знает, что в жизни главное и что лишнее? Может, портвейн - это как раз самое главное... (Т. 1. С. 512); Не будь циником. Водка - это святое (Т. 3. С. 462).
В текстах С. Довлатова через алкогольную призму высвечиваются и особенности национального русского характера, мятущейся русской души и, соответственно, описывается определенный фрагмент национальной культуры. Герой «Иной жизни» с говорящей фамилией Дебоширин, рассказывая о своем пребывании в Париже, жалуется на «излишнюю» простоту и радужность жизни вне Отечества. Ему не хватает того душевного надрыва, без которого, по словам Довлатова, русские люди и гвоздь не вколачивают (Т. 4. С. 338): Шестнадцать лет живу в Париже, - сказал Дебоширин, - надоело! Легкомысленный народ! Все шуточки у них. Ни горя, ни печали. С утра до ночи веселятся. Однажды я не выдержал. Лягнул себя ногой в мошонку. Мука была адова. Две недели пролежал в больнице. Уколы, процедуры. Денег фуганул уйму. Зато душою отдохнул. Почувствовал себя как дома. Пока болел, жена
удрала с шофером иранского консульства графом Волконским. С горя запил. Все дела забросил. Партийный выговор схватил. Зато пожил как человек. По-нашему! По-русски! (Т. 1. С. 116).
Русские герои Довлатова также не принимают ни американцев и эстонцев, ни их культуру, в частности культуру пития, отсутствующую в их собственной стране. Общепризнанная широта русской души не дает возможности понять иностранной сдержанности, позволяющей получать удовольствие от малых доз спиртных напитков. А непонятое вызывает неприятие и осуждение: Излюбленным нашим занятием было - ругать американцев. Американцы наивные, черствые, бессердечные. Дружить с американцами невозможно. Водку пьют микроскопическими дозами. Все равно что из крышек от зубной пасты... (Т. 3. С. 123).
Т.А. Косарева, анализируя алкогольную тему в произведениях, повествующих о жизни в СССР и в Америке, пытается выявить особенности национальной культуры пития. Она приходит к следующим выводам: в СССР пьянство для творческого человека являлось попыткой защититься от окружающего хаоса, способом ухода от реальности в свой собственный мир. Водка у героев Довлатова превращалась в средство, помогающее вырваться из абсурда жизни и обрести некую норму. Пьянство в СССР - это во многом ритуальное действо со своими этическими нормами. В Америке же дело обстоит по-другому: здесь спиртное выступает в своей обычной дополнительной, даже этикетной функции, этикетом же все и регламентировано (повод, место, время и даже посуда). Русские же «пьют для души и от души» [4. С. 344].
Различие национальных культур пития подчеркивается также резко отличающимися названиями спиртных напитков, бытующих в СССР и в Америке. Т.А. Косарева говорит о том, что «вино по-русски - это лакмусовая бумажка, определяющая человека» (Там же. С. 346). Оно выявляет его моральные и душевные качества, определяет жизненные ценности, способность к творчеству, говорит об искренности по отношению к окружающим. Пьют у Довлатова практически все герои-мужчины, при этом подобные характеры описаны с неизменной симпатией и пониманием. И, наконец, главный вывод исследователя: если в СССР люди пьют, чтобы из абсурда получить норму, то в Америке, имея возможность вести спокойную и размеренную жизнь, русские пьют для того, чтобы зачем-то приобретенную норму превратить в некое подобие абсурда и переиначить тем самым свою жизнь.
В текстах Довлатова алкогольный мотив наделен еще одной функцией - характерологической. М.В. Строганов называет ее одним из «любимых литературных употреблений вина» [7. С. 66]. По его мнению, пристрастие к тому или иному виду вина героев «Евгения Онегина» является не случайным и служит их дополнительной характеристикой. С подобным функционированием данного мотива читатель сталкивается и у Довлатова. Спиртное может характеризовать социальную принадлежность героя (Его знакомые изредка пили коньяк с шампанским. Мои - систематически употребляли розовый портвейн (Т. 3. С. 425)) или содержать имплицитную негативную оценку персонажа (Водка у него была теплая (Т. 2. С. 314)).
В художественном мире Довлатова тесно взаимодействуют литература, юмор и пьянство: без алкоголя невозможна жизнь российского литератора; в основе большинства примеров языковой игры лежат единицы сферы 'АЛКОГОЛЬ'. Встретившиеся в идиолекте языковые шутки строятся автором с использованием следующих механизмов: пояснение, наложение смыслов, использование прецедентных текстов, гипербола, гипербола + зевгма, оксюморон, ложное противопоставление, сравнение. Анализ сравнительных конструкций, представляющих собой проекцию алкогольной сферы на неалкогольную и наоборот, показал, что обе стороны жизни видятся лирическому герою одинаково непривлекательными.
Мотив алкоголя в идиолекте Довлатова участвует в изображении абсурдного мира с перевернутой системой ценностей и в раскрытии особенностей русского национального характера во всей его сложности и противоречивости.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Башкатова Д.А., Чернейко Л.О. Философско-лингвистический аспект изучения моды // Филологические науки. № 2. 2008. С. 86-98.
2. Веселова А.Ю. В темнице тела. Об одной загадке XVIII века // Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе: сб. науч. тр. Тверь, 2002. С. 41-60.
3. Генис А. Довлатов и окрестности. М., 2011.
4. Косарева Т.А. «Вечный спутник российского литератора» Алкогольная тема в произведениях Сергея Довлатова // Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе: сб. науч. тр. Тверь, 2002.
5. Орлова Н.А. Поэтика комического в прозе С. Довлатова: семиотические механизмы и фольклорная парадигма. Майкоп, 2010.
6. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 2002.
7. Строганов М.В. Об употреблении вина: Пушкин и другие // Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе: сб. науч. тр. Тверь, 2002.
8. Чернейко Л.О. Синтагматический ассоциат как текстопорождающий фактор детской речи // Проблемы он-толингвистики - 2007. СПб., 2007. С. 209-211.
9. Чернейко Л.О. Лингвистическая релевантность понятия «КОНЦЕПТ» // Текст. Структура и семантика: доклады XII Междунар. конф. М., 2009. Т. 1.
10. Чернейко Л.О. Лингвофилософский анализ абстрактного имени. М., 2010.
11. Чернейко Л.О. Асимметричный языковой знак в речи: к вопросу о взаимодействии смыслов в разных условиях их реализации // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2012. № 2. С. 7-40.
Поступила в редакцию 15.10.13
T.A. Marianicheva, L.O. Cherneiko
Functions of alcoholic words in the texts by S. Dovlatov
The article considers the main functions of alcohol motive in the texts by S. Dovlatov. As part of the description of an aesthetic function language game's works are analyzed. There is also an investigation of comparative structures, based on the projections of non-alcoholic spheres on alcohol and vice versa. It allows revealing features of personal world perception.
Keywords: idiolect, conceptual analysis, semantic sphere, language game, comparative structures, projective sense, worldview.
Чернейко Людмила Олеговна, Доктор филологических наук, профессор E-mail: [email protected]
Маряничева Татьяна Андреевна, аспирант E-mail: [email protected].
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, филологический факультет 119991, Россия, г. Москва, Ленинские горы, ГСП, 1-й корпус гуманитарных факультетов (1-й ГУМ)
Cherneiko L.O., doctor of philology, professor E-mail: [email protected]
Marianicheva T.A., postgraduate student E-mail: [email protected].
Moscow State University, faculty of philology 119991, Russia, Moscow, Leninskie gory, 1st building of humanitarian faculties
