CC BY
227
УДК 1(73) "20"
ББК 87.3 (7Сое)
О.В. Поспелова
Фундаментальная онтология Джона Серля и минимальные условия политического
В статье дан анализ подхода Д. Серля к проблеме необходимых условий политической реальности. Серль ставит этот вопрос в контексте своей фундаментальной онтологии. Проблема политического измерения человеческого бытия тесно связана с нашим пониманием сознания, интенциональности, субъективности и свободы воли.
This article is aimed at the analysis of J. Searle’s approach to the issues of requisite conditions of political reality. Searle poses this question in the context of his fundamental ontology. The issue of political dimension of human society is associated with our understanding of consciousness, intentionality, subjectivity and free will.
Ключевые слова: политическая онтология, коллективная интенциональ-ность, институциональные факты, конститутивные правила, сознание, субъект, свобода воли.
Key words: political ontology, collective intentionality, institutional facts, constitutive rules, consciousness, subject, free will.
Поднимая вопрос о минимальных и необходимых условиях существования политического, Джон Серль (Searle, John Rogers, род. 1932) начинает с самых фундаментальных вопросов, которые так и не получили достаточного освещения в европейской философской традиции1. Свою собственную задачу он видит не в том, чтобы внести свой вклад в обсуждение уже присутствующих в философии теорий политики, но в том, чтобы исследовать отношения между общей онтологией социальной реальности и той специфической формой социального, которую представляет собой политическая власть. Он предпринимает исследование «последних оснований» политического бытия в рамках собственной «общей (или фундаментальной) онтологии», представленной ранее в работе «Конструирование социальной реальности» (The construction of social reality, 1995 [5]).
1 Этому вопросу посвящена статья Серля «Социальная онтология и политическая власть» (Social Ontology and Political Power, 2003 [7]). Однако в неявном виде исследование онтологических горизонтов политической сферы бытия человека имело место в его более ранней работе «Рациональность в действии» (Rationality in Action, 2001). Пер. на русс. см.: [3]
Итак, Серль формулирует вопрос, который с полным правом можно назвать фундаментальным вопросом политической онтологии: как возможна политическая реальность в мире, состоящем из физических частиц? Политическое бытие с необходимостью предполагает два не вполне проясненных феномена: свободную волю и поступок. Они, в свою очередь, в обязательном порядке требуют наличия субъекта. Это значит, что невозможно приступить к разработке политической онтологии, не прояснив предварительно несколько существенных моментов: каковы отношения между материальными и ментальными феноменами? Какова природа социальной реальности? Как возможен свободно действующий и волящий субъект? Что есть «свободная воля»?
Исходя из формулировки «фундаментального вопроса политической онтологии», можно сделать вывод о том, что Серль исключает субстанциональный дуализм физических и ментальных состояний. При этом он вовсе не склонен принимать материалистический монизм, предполагающий редукцию ментальных феноменов к физическим. Оба подхода используют общую терминологию, а вместе с ней и некий общий набор допущений. Эти допущения Серль обозначает как «концептуальный дуализм», в рамках которого «физическое» в обязательном порядке предполагает «нементальное», а «ментальное», в свою очередь, - «нефизическое» [2, с. 45]. Такая дуалистическая терминология оказывается просто неадекватной той проблеме, разрешению которой призвана служить. Сама оппозиция «физического» и «ментального» является ложной. Сознание, согласно Серлю, должно рассматриваться как каузально эмерджент-ное свойство организма, возникающее в результате эволюционного развития. Однако если сознание каузально редуцируемо к мозговым процессам, это еще не предполагает его онтологической редукции. Такая редукция с необходимостью привела бы к полной элиминации субъективного, а онтология сознания возможна только как онтология от первого лица1.
Фундаментальный вопрос политической онтологии должен быть сформулирован в рамках некоей общей онтологической схемы, включающей в себя физические, ментальные и социальные феномены. В очень упрощенном виде эта схема выглядит так: мир состоит из силовых полей и частиц, которые организованы в системы; некоторые из этих систем живые; живые организмы развиваются через естественный отбор; в процессе такого отбора у некоторых живых организмов развивается нервная система; некоторые (сложные) нервные системы способны порождать интенциональные состояния. Интенциональность - это ключе-
1 Эти вопросы Серль подробно разбирает в работе «Открывая сознание заново» (A Re-discovery of the Mind, 1992). Пер. на рус. см. [2].
вой термин при объяснении природы сознания, социальной реальности и ее подвида - реальности политической.
Сущностной характеристикой всех без исключения социальных фактов (включая политические) является их феноменальность. Это означает, что социальные факты, будучи эпистемологически объективными, в онтологическом плане субъективны1. Логические следствия такого положения можно представить в виде формулы
«Для любого F казаться F будет логически первично по отношению
к быть F», где F - социальный факт».
Поясняя это, Серль предлагает разграничить зависимые и независимые от наблюдателя черты реальности. К первым относятся деньги, собственность, брак, язык, выборы президента и т. п., ко вторым - гравитация, масса, фотосинтез и т. п. Абсолютно все, что относится к политической реальности, будет попадать в первую категорию. Но это еще не позволяет нам дать дефиницию политического, так как все социальное и культурное также относится к фактам, зависимым от наблюдателя. Следовательно, фундаментальный вопрос политической онтологии должен быть сужен: что должно быть добавлено к социальной реальности, чтобы она стала политической? [7, р. 5] Ведь термин «общественное животное» может быть отнесен и к гиенам, а вот «политическое животное» - только к человеку.
Формулируя свой ответ на этот вопрос, Серль выделяет три минимальных и необходимых условия существования политической реальности: (1) коллективную интенциональность, (2) интенциональный акт наложения функции, (3) конститутивные правила. Чтобы прояснить тот теоретический контекст, в котором Серль выстраивает свою политическую онтологию, необходимо остановиться поподробнее на каждом из этих элементов.
Серль выступает против того, чтобы считать интенциональность основополагающей характеристикой всех без исключения ментальных феноменов. Если состояние £ интенционально, то должны существовать ответы на вопросы: «О чем S?», «К чему относится S?», «Что представляет собой то, к чему S относится?». Однако существуют ментальные состояния, к которым эти вопросы заданы быть не могут (например, беспричинная тревога, уныние и пр.), следовательно, они не являются ин-тенциональными. Также ошибочно отождествлять интенциональность со всеми осознанными состояниями. Классы осознанных состояний и интенциональных ментальных состояний пересекаются, но не являются тождественными и не включаются один в другой [4, с. 98]. Каузальный
1 Неразличение эпистемологического и онтологического планов при разговоре об «объективном» и «субъективном» создает, по мнению Серля, огромную путаницу в философских дискуссиях.
базис интенциональности - устройство органов чувств - схож у человека и многих животных. Поэтому и младенцы, и многие животные также обладают интенциональными состояниями.
Обращаясь к вопросу о функционировании интенциональных состояний, то есть об определении их условий выполнимости, Серль вводит два понятия: «Сеть» и «Фон». Интенциональное состояние соотносится, с одной стороны, другим интенциональным состояниями (Сеть), а с другой - с практическими действиями и доинтенциональными допущениями (Фон). Из этого вытекает ряд важных следствий.
Во-первых, это означает, что интенциональные состояния не функционируют автономно. Для того чтобы иметь одно убеждение (желание, веру и пр.), необходимо иметь множество других убеждений и желаний.
Во-вторых, Сеть интенциональных состояний также не является самодостаточной. Она функционирует только на основе нерепрезентативных ментальных способностей, которые представляют собой определенные фундаментальные способы обращения с вещами и определенные виды знания относительно этих способов. Фоновые способности имеют скорее спонтанную нейрофизиологическую, нежели психическую природу [6, с. 177].
Сам Серль отмечает, что среди современных авторов наиболее близко к его собственному пониманию основы интенциональных состояний подходит Пьер Бурдье с понятием habitus 'а (габитуса). Под габитусом Бурдье понимает систему предрасположенностей к практике, набор порождающих схем, производящих как индивидуальный, так и коллективные практики. Это одновременно бесконечная и ограниченная, свободная и подконтрольная способность порождать мысли, восприятия, выражения чувств, действия [1, с. 109].
Интенциональность интересует Серля, прежде всего, в том смысле, в каком этот термин может объяснить конституирование «общего мира», то есть мира разделяемых смыслов. Поэтому наряду с интенционально-стью индивидуального сознания, объектом пристального интереса Серля становится коллективная интенциональность. Она означает как участие в совместной деятельности, так и разделение общих интенциональных состояний - убеждений, желаний, намерений. Коллективная интенцио-нальность - это биологически примитивное явление, и ею обладают не только люди, но и многие виды животных. Следовательно, такая интен-циональность не может быть редуцирована к индивидуальному сознанию: индивидуальная интенциональность как интенциональность более высокого порядка происходит из коллективной, но не наоборот. Коллективная интенциональность входит в структуру каждого социального факта, в том числе и политического.
Специфически человеческий социум, в отличие от социумов животных, основывается на способности человека к символизации и состоит из
коллективных интенциональных актов назначения агентивных функций. В этом состоит второе необходимое условие существования политических фактов. Функции, в отличии от свойств объектов, всегда назначаются (налагаются) извне сознательными наблюдателями или пользователями. Свойства, внутренне присущие объекту, будут онтологически объективными, а вот функции, будучи назначенными наблюдателями, будут онтологически субъективны. Назначение агентивных функций напрямую связано с практическими интересами наблюдателя, иными словами, это то, как данный предмет (неважно, природный объект или артефакт) можно использовать. Правда, не во всех случаях речь идет о собственно «практическом использовании», поскольку в разряд агентивных функций попадают и оценочные суждения. Поэтому корректнее было бы определить «агентивную функцию» как термин, который применим в случае интенционального отношения агента к объекту. Агентивные функции могут генерироваться как индивидуальной, так и коллективной интен-циональностью.
Что касается способности приписывать объекту функцию, то здесь человечество нельзя считать таким уж исключением. Достаточно вспомнить знаменитый эксперимент Вольфганга Кёлера с обезьянами, которые доставали бананы, используя коробку и палку. Но в животном мире наложение функции на объект - это скорее исключение, чем распространенная практика, и способности эти в животном мире весьма ограничены. Человек же может назначать объекту функцию не только в силу его физической структуры, но и в силу интерсубъективно приписанного объекту статуса. Поэтому внутри агентивных функций можно идентифицировать специальный класс - статус-функции, к которым относятся все социальные (а значит и политические) институты.
Наложение статус-функций возможно в силу того, что люди способны создавать и применять конститутивные правила. Эти правила, наряду с регулятивными правилами, задействованы в создании всех социальных и политических институтов. Если регулятивные правила регулируют уже существующие типы действий, то конститутивные не только регулируют, но создают и определяют новые формы поведения (например, правила игры в шахматы). Эти правила, а также общие цели, намерения и значения, создают системы, в рамках которых возможно существование статус-функций. Серль выражает это следующей формулой:
Считать Xза Y в контексте С, где Y - статус-функция.
Особенностью институциональных фактов, или фактов коллективного наложения статус-функции, является то, что большинство из них могут быть созданы при помощи перформативных высказываний. Серль определяет перформативность как декларацию: положение вещей, представляемое содержанием препозиционного речевого действия, переносится в бытие посредством успешной демонстрации истинности речевого
действия. Перформативные высказывания создают то положение вещей, которое они представляют. Когда X термин - речевое действие, конструктивное правило позволяет речевому действию реализовываться как перформативное высказывание, создающее положение дел, описанное Y термином [3, с. 75-76]. Когда практика наложения статус-функций становится упорядоченной и прочно укоренившейся, она превращается в конститутивное правило.
Г оворя о статус-функциях, следует всегда иметь в виду два момента:
Во-первых, статус-функции связаны с наличием или отсутствием власти и возможностей. Следует также иметь в виду, что эти возможности и власть есть нечто специфическое, не имеющее по своей природе ничего общего, например, с физической силой индивида, благодаря которой тот может одержать верх над другим индивидом. Эти возможности и власть всегда сопряжены с правами, обязанностями, обязательствами, санкциями, требованиями, полномочиями, привилегиями, и существуют лишь до тех пор, пока признаются окружающими. Серль предпочитает называть это «деонтической властью».
Во-вторых, там, где мы имеем дело со статус-функциями, язык и символы перестают просто выполнять роль описания феноменов, но частично конституируют описываемые явления. Дело в том, что приведенная выше формула Считать X за Y в контексте С может существовать постольку, поскольку она репрезентирована как существующая. Знаки и символы - это средства такой репрезентации. Следовательно, язык в нашей жизни играет роль, выходящую за рамки его прямой «коммуникативной» функции, и эта роль состоит в том, что язык частично конституирует все аспекты институциональной реальности. Причем Серль признается, что сам не замечал этой роли языка, когда писал «Речевые акты» (Speech Acts, 1969).
Итак, минимальные условия возможности политического сводятся, согласно Серлю, к наличию коллективной интенциональности, способности человека назначать объектам функции, исходя из свои интересов и потребностей, а также умение создавать конститутивные правила. Политическая реальность - это сфера функционирования статус-функций, где большую роль будут играть наши языковые способности. Разумеется, каждое из этих условий не является чем-то абсолютно простым, и может быть проанализировано на предмет выявления его собственных онтологических оснований, но они уже выведут нас за пределы как политического, так и социального. То, что политическое, в конечном счете, разрешается в неполитическое, для Серля не представляет особой проблемы, поскольку он включает «политическую онтологию» в свою программу «всеобщей (фундаментальной) онтологии». В результате мы получаем что-то вроде следующей причинно-следственной цепочки: политическое подразумевает социальное, социальное подразумевает интен-
циональное, интенциональное подразумевает психическое, психическое подразумевает органическое (живые системы), органическое подразумевает физическое, но обратное неверно. На каждом новом уровне системы обретают специфические характеристики, отсутствующие у предыдущего, но сохраняются характеристики всех предшествующих уровней.
Прояснив место политической реальности в общей структуре мира, мы отнюдь не исчерпали данного вопроса. Политическое действие предполагает наличие рациональности и свободной воли, которые в свою очередь, в совокупности, требуют свободно действующего субъекта. Вопросы субъективности, интенциональности, рациональности и свободной воли неразрывно связаны между собой и в философии Серля одно с необходимостью предполагает другое. Интенциональность, как было показано выше, ответственна за нашу способность создавать как символическую реальность, так и реальность институциональную, и, в конечном счете, за политическое измерение человеческого бытия. Рациональность, согласно Серлю, не является отдельной познавательной способностью, но вплетена в саму структуру интенциональности. Интен-циональность присуща не только познавательным феноменам, но и волевым, причем между их структурами наблюдаются определенные параллели [б, p. 79]. Однако в данном случае более существенным является одно различие: воля обычно содержит разрыв, а познание - нет. Ведущую роль в познании играет восприятие. В нем, конечно, тоже может присутствовать волюнтаристский момент, но все же восприятие задано наличной реальностью и устройством моих органов чувств. И в акте волевого поступка, и в акте восприятия присутствует причинная связь субъекта с миром, но в первом случае она имеет направление от субъекта к миру, ибо поступок изменяет положение вещей, а во втором - от мира к субъекту.
Остановимся поподробнее на свободной воле, без которой человек не мог бы именоваться «политическим животным». Свобода воли возможна только там, где есть разрывы в причинно-следственных связях между основанием действия и самим действием, то есть там, где имеет место ощущение наличия альтернатив, и встает вопрос выбора между различными вариантами действия или даже оснований для совершения такового. Такой выбор является сознательным актом. Разумеется, существует позиция, согласно которой бессознательные психические процессы доминируют над сознательным опытом свободы. Однако Серль не принимает это возражение всерьез, поскольку это означало бы, что все наши действия контролируются подсознательными психологическими причинами и потому наша жизнь проходит как бы в состоянии гипноти-
ческого транса1. Такой взгляд, по меньшей мере, абсурден. В то же время Серль не признает автономной онтологии сознания, абсолютно независимой от онтологии материального мира. Сознание - это эпифеномен нейрофизиологических процессов. Но в мозговых процессах нет разрывов, следовательно, наша свобода воли вполне может оказаться эпифе-номенальной, то есть - иллюзорной. Это весьма печальный вывод, особенно с точки зрения философии практического разума, куда будут входить вопросы политики, этики и права.
Для того чтобы отстоять реальность нашей свободы, следует прояснить идею разрыва, то есть той черты человеческого сознания, благодаря которой наши поступки понимаются как не имеющие достаточных психологических причинных условий для их совершения. Серль дает два эквивалентных описания разрыва, одно из которых направлено вперед, в будущее, а другое назад, в прошлое. Первое: разрыв - это особенность сознательного принятия решений и поведения, благодаря которой мы чувствуем, что в причинном отношении перед нам открыта возможность альтернативных решений и действий в будущем. Второе: разрыв - это особенность сознательного принятия решений и поведения, благодаря которой основания, предшествующие решениям и действиям, не воспринимаются субъектом как устанавливающие причинно достаточные условия для принятия решений и совершения действий [3, с. 83].
Психологически такой разрыв реален, потому как у нас есть опыт выбора между альтернативными вариантами действия, но вопрос в том, является ли он столь же эмпирически реальным в других отношениях? Необходимо определить место волевого сознания в функциях нашего мозга. Это, наверное, самый сложный и запутанный из всех философских вопросов: как обосновать свободу воли в мире, управляемом физическими законами, не прибегая при этом ни к теологической аргументации, ни к другим мистическим и необоснованным допущениям? Проблема, по мнению Серля, проистекает из того, что имеет место конфликт между двумя противоречивыми точками зрения, ни от одной из которых мы не можем отказаться. С одной стороны, вера в свободную волю заждется на нашем чувственном опыте разрыва. С другой стороны, у нас есть фундаментальное метафизическое предположение о том, что Вселенная - это закрытая система, полностью управляющаяся физическими законами. Если обобщить и упростить все попытки решения этого противоречия, то можно выделить две позиции в отношении места и роли нашей способности принимать свободные рациональные решения. Этим позициям со-
1 Серль касается этой проблемы в шестой главе работы «Mind, Brains and Science, 1984 [8].
ответствует две гипотезы, не имеющие на данный момент достаточного научного подтверждения. Первая гласит, что любое мое намерение совершить действие, а значит и само действие, полностью детерминировано мозговыми процессами низшего уровня. Это значит, что даже если мы признаем существование способности рационально обдумывать и принимать решения, она никак серьезно не влияет на реальное поведение, то есть является попросту избыточной. Эта гипотеза удобна тем, что позволяет относиться к мозгу как к любому другому органу, то есть как к полностью детерминированной системе [3, с. 324]. Однако она не согласуется с современными представлениями об эволюции, поскольку, по сути дела, постулирует бесполезность такой ценной и работоспособной системы, как система рационального принятия решений. Вторая гипотеза утверждает, что сознание - это системная черта, и в качестве таковой она влияет на все составляющие системы, то есть на сами нейроны. Тип причинности, постулируемый здесь, может быть назван «нисходящей» (в терминах Сперри Р.) или «системной» (в терминах самого Серля). До известной степени здесь возможна аналогия с любым другим физическим объектом. Например, камень твердый и эта твердость влияет на каждую молекулу, составляющую камень. Однако у таких аналогий есть предел: поведение камня полностью контролируется, а поведение сознательного мозга - нет. Согласно этой второй гипотезе, недостаток причинно достаточных условий, абсолютно реальный на психологическом уровне, должен иметь место и на более низких уровнях. Это покажется не таким уж невероятным, если после уровня нейронов мы спустимся на квантовомеханический уровень с его неустранимой неопределенностью.
Обе гипотезы, с точки зрения Серля, не являются интеллектуально удовлетворительными. Проблема второго подхода состоит в том, что мы пока не можем понять, как сознание системы может наделить ее причинной эффективностью, которая не будет при этом детерминистской. Кроме того, сознательная рациональность, являющаяся следствием разрыва, не может быть объяснена через произвольность квантовой механики. Наличие разрывов, то есть отсутствие причинно достаточных условий (оснований), не означает постулирование случайности, ибо последняя также делает невозможным рациональный выбор. Так или иначе, разрыв, обеспечивающий то, что мы именуем «свободной волей», и без чего немыслимо рациональное поведение, не может быть чистым эпифеноменом. В противном случае, такие аспекты нашего поведения, как принятие на себя обязательств, исполнение или неисполнение обещаний, переживание несправедливости, борьба за собственные интересы и оспаривание чужих позиций, ответственность, все это оказалось бы основанным на одной фундаментальной иллюзии.
Гипотеза самого Серля относительно природы сознания состоит в том, что сознание - это реальный биологически феномен, который должен рассматриваться с позиции теории «единого поля сознания». Главные черты сознания в рамках этой концепции заключаются в том, что оно качественно, субъективно и едино. Любой опыт сознания является субъективным, так как переживается конкретным организмом, и качественным, а его качества объединяются. Следовательно, индивидуальные познавательные данные должны рассматриваться только в рамках единого поля сознания, то есть как видоизменяющие уже существующее сознание, а не выстраивающие его наподобие кирпичиков. Это единство сознания, которое Серль соотносит с кантовским определением «трансцендентального единства апперцепций», и которое противостоит юмов-скому пониманию сознания как «пучка ощущений», тесно связано с идеей субъективности, а точнее, с идеей личности. Серль отмечает, что личность, я, самость (self) - это одно из самых скользких понятий в философии [3, с. 97]. Он приводит четыре наиболее распространенных концепции личности, ни одна из которых не свободна от критики. Серль предпринимает попытку дать определение личности, вписывающееся в его недуалистическую онтологию. Наше «я» - это не добавление к нашему телу, но постепенно формирующаяся единая сознательная область. Последовательность сознательных восприятий обусловлена инкорпориро-ванностью сознания.
Понятие нередуцируемой личности необходимо для понимания того, как возможно действие в условиях разрыва. Однако надо учитывать, что «я» не следует рассматривать как подлинную причину действий в том смысле, что личность, якобы, заполняет собой разрыв между основаниями для действия (желаниями, убеждениями и пр.) и самим действием. Личность, согласно Серлю, это не «еще одна причина», а живой сознательный агент действия. Это существо, обладающее способностью инициировать и совершать действия в условиях свободы как исходной предпосылки. Именно это живое сознательное существо своим волевым усилием превращает одно из оснований для действия (например, это конкретное убеждение, или это конкретное желание) в действующую причину самого действия. Собственно именно этот момент и является ключевым в критике Серля «классической модели» рациональности, предполагающей, что наши желания и убеждения уже сами по себе являются достаточными основаниями для наших действий, и рациональный выбор имеет место только в отношении средств достижения поставленных целей, но ни в отношении самих целей. Согласно Серлю, все действующие основания сделаны таковыми самим субъектом [3, с. 87].
Итак, политическая сфера человеческого бытия возможна потому, что мы обладаем коллективной интенциональностью, которая роднит нас с многими видами животных, но, в отличии от животных, мы активно сознаем и используем символы, налагая функции на физические объекты. Результатом этого становится язык и создаваемый и поддерживаемый с его помощью институциональный порядок. Институты, будучи фактами агентивного наложения статус-функций, связаны с деонтической властью. Политическая жизнь рациональна в том смысле, что рациональность встроена в структуры интенциональности. Рациональность связана не только с познавательными способностями, но и с волевыми актами. Анализ последних выявляет неустранимый компонент рациональности - наличие разрыва. Разрыв делает возможной свободу воли.
Список литературы
1. Бурдье П. Практический смысл. - М., СПб., 2001.
2. Серль Дж. Р. Открывая сознание заново. - М., 2002.
3. Серль Дж. Р. Рациональность в действии. - М.: Прогресс-Традиция,
2006.
4. Серль Дж. Р. Природа интенциональных состояний // Философия, логика, язык. - М., 1987.
5. Searle, R. John. The Construction of Social Reality. - New York: Free Press, 1995.
6. Searle, R. John. Intentionality: an Essay in the Philosophy of Mind. - Cambridge University Press, 1983.
7. Searle, R. John. Social ontology and political power / J. R. Searle. Mode of access: http://www.law.berkley.edu/cenpro/kadish/searle.pdf
8. Searle, R. John. Mind, Brains and Science. - Cambridge, MA: Harvard University Press, 1984.
