CC BY
251
И. В. Чернов
ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК И «НАЦИОНАЛЬНАЯ» ИДЕОЛОГИЯ (ЛИНГВОПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К АНАЛИЗУ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ ФРАНЦИИ В ГОДЫ V РЕСПУБЛИКИ)
Seul le prononcé fait foi.
Только то, что произнесено, создает веру.
1. Французская национальная идея
Трудно найти оригинальную национальную идею, которая сможет стать основой национальной идеологии. Если она естественно произрастает в общественном сознании (как некий «сорняк», предоставленный сам себе), то вряд ли чем-то отличается от банального национализма. «Национальная идея», открывающая новые перспективы перед нацией и ведущая ее вперед, складывается в процессе долгого исторического развития и заботливо культивируется государственными деятелями и интеллектуалами. Французская национальная идеология как значимый фактор социальной жизни французского общества родилась во времена Великой французской революции и глубоко укоренилась в общественном сознании вне зависимости от конкретных политических пристрастий, социальных и классовых интересов. Эта идеология является логическим следствием французского восприятия понятия « нации», неотделимого от французского языка. Во Франции нация изначально рассматривалась как некая социальная общность свободных граждан, лишенная этнической окраски, но использующая французский язык. Именно демократические идеалы, изложенные на французском языке, и создали современную Францию. Французский язык навязывался иноязычным гражданам страны на протяжении многих лет и в итоге одержал окончательную победу. Языковое и территориальное (а не расовое или историческое) единство стало во Франции основой единства национального, появился «республиканский этнос» — французская нация. Потому лежащий в основе французской идеологии принцип «величия нации» не вызывает неприятия за ее границами, в отличие, например, от пресловутого величия «германской нации», основанного «на крови». Этот принцип национального величия может быть выражен как сочетание образцового демократического государства (являющегося примером для всего мира) и значительного влияния нации на международные отношения. Ведь главной политической ценностью для любого человеческого существа является способность непосредственно (или опосредованно) влиять на принятие политических решений на уровне государства, корректировать в случае необходимости решения политических элит и тем самым самим определять свое будущее. Это возможно лишь в демократических государствах и усилено во Франции практикой проведения общенациональных референдумов по наиболее важным вопросам. Нация (которая является нацией в полном смысле этого слова) не может ошибиться в своем выборе, и, как отмечал де Голль, «если, тем не менее, случается, что на ее (Франции) действиях лежит печать посредственности, то я вижу в этом нечто противоестественное, в чем повинны заблуждающиеся французы, но не гений всей нации»1. Особенностью французской © И. В. Чернов, 2008
идеологии является вера в возможность (и необходимость!) влияния граждан государства (объединяемых как нация) на принятие глобальных политических (экономических, экологических и т. п.) решений. Этот уровень недоступен для абсолютного большинства стран мира (и соответственно их граждан), которые хоть и являются демократиями, но не имеют никакого права голоса в мировых делах из-за незначительного политического, экономического, военного, а также демографического веса своих наций. Но даже значительные по своей территории и населению государства порой не оказывают серьезного влияния на мировую политику из-за слабости государственной власти, внутренних противоречий и борьбы элит. Но это глобальное влияние жизненно необходимо Франции. Как отмечал де Голль, «разум также убеждает меня в том, что Франция лишь в том случае является подлинной Францией, если она стоит в первых рядах... Наша страна перед лицом других стран должна стремиться к великим целям и ни перед кем не склоняться, ибо в противном случае она может оказаться в смертельной опасности. Короче говоря, я думаю, что Франция, лишенная величия, перестает быть Францией»2. На основе этой «национальной идеи» и было сооружено здание V Республики.
2. Язык, идеология, дискурс
Во Франции понятие нации и вытекающие из него характеристики национальной идеологии теснейшим образом связаны с национальным языком. Это характерно не только для Франции. Интерпретируя концепцию «универсальной грамматики» Н. Хомски, можно констатировать, что в основе всех живых языков, несмотря на их разнообразие, изначально лежит некая схема, сходная в своей основе, но различающаяся (иногда весьма значительно, в зависимости от языка) в частностях. Поэтому, с одной стороны, возможны перевод с языка на язык и существование «надязыковых идеологий». Но одновременно, с другой стороны, неизбежна языковая «окраска» всякой идеологии, ее конкретная языковая интерпретация. Тема неизбежной связи идеологии и языка привлекала внимание многих исследователей (прежде всего, лингвистов). Приведем лишь одну цитату. «Поскольку идеология — это всегда определенное состояние сознания социальной группы, и поскольку сознание — как и мышление — в практической деятельности индивида неотделимо от языковой деятельности, мы должны признать, что существует глубокая связь между языком и идеологией. Бесспорно, эта связь человеческая. Она реализуется не только как необходимая цепочка ‘‘ сознание-мышление-язык’’, другими словами, как идеологическая категория, но скорее как социальный феномен. Это так в силу того, что идеология сама по себе есть общественный феномен, и она проявляет этот общественный характер исключительно через межличностную коммуникацию, которая, в свою очередь, более эффективно реализуется преимущественно через языковую деятельность. Исходя из этой связи между языком (и даже речью) и идеологией, мы можем поставить несколько важных гипотез, общим знаменателем которых будет взаимодействие и взаимозависимость этих двух концептов. С одной стороны, мы должны признать, что идеология и идеологическая структура человеческого мышления доступны анализу только (или по крайней мере, в первую очередь, если мы примем во внимание идеологизацию иных систем знаков и их использования) при помощи языка и его реализации в речи, а следовательно, что любые исследования идеологического — это по крайней мере языковое (или семиотическое) исследование. С другой стороны, мы должны также признать, что язык — как в своей системной структуре, так и в различных аспектах его конкретного использования — несет черты идеологии, и эти черты могут быть обнаружены при помощи лингвистического анализа»3.
Язык и идеология формируют социальную действительность. С одной стороны, как отмечал Р. Белл, первичные единицы социальной жизни, базисные социальные институты и фундаментальные социальные процессы — все опосредовано языком, а в какой-то мере делаются возможными благодаря языку. Причем «носители одного и того же языка мыслят стандартными схемами (в частности, определенными грамматическими формами, синтаксическими конструкциями, системой времен, которые присущи данному языку). следовательно, языком задается стереотипность, формульность мышления и поведения»4. С другой стороны, «возникновение любого, цивилизационно оформленного, социума начинается с возникновения идеологии, способной объединить людей в определенную социальную общность. Человек же (как существо социальное) осуществляется в языковой действительности, ибо именно языку присущи основные социоформирующие функции. Идеология как тотальное метапозиционирование социообразующей и формирующей идеи через язык задействует все. функции (языка), влияя с помощью их на человеческое мышление»5. Язык является базой не только для идеологии, но и для более широкого понятия — культуры. Если «идеология — явление авторское. у нее имеются авторы или даже автор и, соответственно, ‘‘дата рождения’’...», то «культура выработана всем этносом, всем народом в течение продолжительного времени, это величина гораздо более постоянная, чем идеология. Язык и идеология взаимодействуют друг с другом: идеология оказывает большое влияние на язык, но и язык влияет на идеологию»6. Отметим, что идеология проявляется, существует через дискурсы. В нашем рабочем определении, дискурс — это «подбор слов» для идеологии, или другими словами, система ограничений, которые накладываются на неограниченное число высказываний в силу определенной социальной или идеологической позиции. Если язык — это система знаков, «код», который задает принципы классификации и представления реальности (один на всех носителей языка), то дискурс — это интерпретация системы знаков для нужд идеологии (тоже задает принципы классификации и представления реальности, но на базе «реальности», уже заданной языком). Дискурс всегда, в отличие от языка вообще, несет на себе отпечаток того, кто его произносит. Причем следует различать конкретного говорящего индивида, который существует реально, и т. н. «субъекта высказывания», который обретает существование только потому и только тогда, когда он говорит. Этот «субъект» образуется в акте высказывания и не существует до этого акта. Он представляет собой категорию дискурса, «реальность речи» в отличие от говорящего индивидуума из плоти и крови7. Так, употребляя в тесте фразу «Ж. Ширак заявил.», мы имеем в виду не конкретного живого человека, бывшего президентом Франции, но лишь условный «субъект высказывания». Как отмечал М. Фуко, «описать высказывание не означает анализировать отношения между автором высказывания и тем, что он сказал (или хотел сказать, или сказал, не желая); это означает определить, какова позиция, которую может и должен занять любой индивид, чтобы стать субъектом данного высказывания». Индивид, таким образом, всегда примыкает к какой-либо «дискурсной формации», имеющей идеологическое «ядро» с устойчивым смыслом. Дискурс определяет то, что может и должно быть сказано в соответствии с определенной позицией и при определенных обстоятельствах. А слова изменяют свое значение в соответствии с позициями тех, кто их употребляет. Таким образом, дискурс не столько подчиняется своему «субъекту», сколько подчиняет его. Одновременно и язык как необходимый инструмент для социального существования отдельного человека и всего общества в целом отчасти «подчиняет» субъекта. Безальтернативность этого инструмента вызывает подозрения о том, что язык не только отражает историческое развитие общественных
отношений, но и программирует как внутриполитическое развитие отдельных стран, так и международных отношений в целом (как отмечал канадский исследователь М. Маклюэн, «общественная жизнь больше зависит от характера средств, при помощи которых люди поддерживают между собой связь, чем от содержания их сообщений»8).
Политические дискурсы (партийные или национальные «системы координат») часто рассматриваются как абсолютная и единственная реальность, и политический анализ (в том числе и международный) сводится к их регистрации, определению их материальной или моральной подоплеки и т. д. Некоторые исследователи (находясь в русле идей К. Маркса или В. Парето) идут еще дальше и вообще рассматривают дискурс не более как прикрытие для реализации материальных (как правило, злокозненных) интересов или же личных желаний. Но никакая система «мыслительных координат», никакой осознанный «интерес» не могут быть не только выражены, но и сформулированы (для внутреннего употребления) без использования некой системы знаков (конкретного языка).
На первый взгляд дискурс важнее языка. Мы подбираем нужные нам слова, корректируем их значение. Господствующий дискурс влияет на речь всех носителей языка, т. е. на язык в целом. На основе новых идеологических реалий в языке создается новая картина мира, по-новому упорядочивается реальность, которая передается другим поколениям уже как данность. Но язык больше чем дискурс, он уже переработал великое количество господствующих дискурсов, национальных и «импортированных» из-за границы. Язык неизбежно должен переработать «чужой» дискурс в своем духе, отчасти модифицировать его. Язык одновременно является базой для создания дискурса и средством его выражения, интерпретации. Таким образом, можно говорить не только о «французской идеологии» как
об искусственной конструкции, созданной французским государством, но и о «французской идеологии», созданной французским языком, в котором (перефразируя Хайдеггера) живет французская нация.
3. Лингвополитический подход к анализу исторической эволюции Франции
в годы V Республики
Историю V Республики во Франции схематично можно разделить на три этапа:
1 этап — становление V Республики;
2 этап — успешная реализация «модели V Республики»;
3 этап — эрозия (или модернизация) V Республики.
Историю каждого из этих этапов можно рассмотреть, по крайней мере, с трех «лингвистических» точек зрения:
Лингвистический уровень (V Республика и судьба языков, уровень анализа языковой ситуации внутри Франции).
Политический уровень (анализ современного французского политического дискурса).
Глобальный уровень (использование лингвистического потенциала на международной арене и создание глобального политического дискурса).
3.1. Лингвистический уровень как отражение прошлого
Всякий исторический процесс находит свое отражение в эволюции языка и в изменении его статуса. Одновременно язык сам является фактором, влияющим на исторические изменения. Лингвисты пишут языковую историю Франции, основные этапы которой с некоторым запозданием отражают политические процессы. Так, во времена
феодальной раздробленности во Франции существовало множество наречий и языков, а функцию государственного языка выполняла латынь (как язык религии, бывшей тогда основой идеологии). С усилением королевской власти и централизации «изобретается» нормативный французский язык, бывший до этого лишь одним из диалектов. Революция навязывает его всем гражданам как язык Республики и централизации. Революционеры рассматривают французских граждан, использующих другие языки как «потенциальных изменников» нации и свободе. В годы V Республики можно проследить следующую языковую эволюцию:
На 1 этапе (становление V Республики) роль французского языка как языка нации является само собой разумеющейся и не подвергается рефлексии, языки национальных меньшинств целенаправленно вытесняются и теряют свое значение, иммигрантские языки игнорируются.
На 2 этапе (успешная реализация «модели V Республики») происходит целенаправленное усиление данных тенденций, достижение «пика» лингвистического единства. Принимаются законы 1970-х гг. о правилах использования французского языка.
На 3 этапе можно выделить две разнонаправленные тенденции с преобладанием «традиционной» над «ревизионистской». Господствующим национальным языком остается французский. Он до сих пор отражает идею «государства-нации» и французское восприятие нации как таковой. Происходит даже формальное усиление значимости французского языка. Статья 2 современной Конституции Франции звучит следующим образом: «Языком Республики является французский язык. Национальный символ — трехцветное знамя — голубое, белое, красное. Национальный гимн — Марсельеза. Девиз Республики — ‘‘Свобода, равенство, братство’’. Ее принцип — ‘‘власть народа, через народ и для народа’’»9. Парадоксально, что фраза о языке добавлена в конституцию V Республики лишь в июне 1992 г. Видимо, когда что-то происходит само собой, оно воспринимается как должное, и об этом не говорят, законы и предписания принимают тогда, когда появляются проблемы.
Пока не меняется статус французского языка, но очевидно усиление воздействия на него двух значимых факторов. Первый из них — появление реального культурного и лингвистического многообразия внутри страны, второй — возрастание значения английского языка во Франции как следствие процессов европейской интеграции и глобализации. Французский язык реагирует как изменением формы (новые «англицизмы», молодежное арго и т. д.), так и фактической потерей роли единственного инструмента в межличностной коммуникации на территории Франции. Внесение упоминания о языке в Конституцию выражает стремление затормозить эти процессы, но вряд ли сможет повернуть их вспять. С одной стороны, многие молодые французы «англизировались» (если говорить о языке) или же американизировались (если говорить о культуре): у них другое восприятие мира, они мечтают о жизни и работе в США, в «успешном» и либеральном англо-саксонском мире. Английский язык получает все большее значение во многих сферах (бизнес, образование, наука). Как отмечала К. Аллегр, бывший министр образования Франции, «английский это не иностранный язык для Франции», это такое же необходимое «удобство, как компьютер или Интернет»10. Одновременно, вместе с увеличением количества граждан Франции, имеющих иностранные корни, усиливается влияние арабского и других «иммигрантских» языков. Как отражение концепции мультикультурализма прослеживается тенденция к искусственной реанимации региональных языков.
Констатация этих фактов, тем не менее, не дает ответа на вопрос о том, что ожидает Францию в дальнейшем, какие тенденции возобладают. Мощные факторы иммигрантских
языков и английского еще не проявились на лингвистическом уровне в полной мере (дают себя знать языковая инерция, сопротивление), не подорвали господство национального языка, но уже проявляются на уровне политического дискурса, размывая «национальную идеологию».
3.2. Политический уровень как отражение настоящего
Политику можно определить как борьбу за власть или же способ осуществления власти (два разных понятия, выраженные одним словом). Но и в том, и в другом случае в основе политического развития лежит борьба между носителями разных политических дискурсов (парадигм, идеологий) за контроль над определенными материальными ресурсами. В конечном итоге, любой политический дискурс (как система логических, моральных и т. п. координат) направлен на «переделку мира» «под себя», что невозможно без контроля над «материей». Этот контроль невозможен без власти. Политические процессы вызываются как борьбой идей, так и борьбой за материальные ресурсы, что, видимо, неотделимо одно от другого. В своей крайней марксистской форме этот тезис может быть выражен как детерминированное соотношение между формой (идеи) и содержанием (материальные интересы). Но никакая система «мыслительных координат», никакой осознанный «интерес» не может быть не только выражен, но и сформулирован (для внутреннего употребления) без использования некой системы знаков (конкретного языка).
Исторически сложилось, что «национальную идеологию» во Франции в наиболее «чистом виде» в ХХ в. представлял голлизм. Его национальное притяжение было настолько высоко, что эта идеология не только перестроила под себя государственные институты Франции, создав V Республику, но и сильнейшим образом повлияла на другие политические партии (правые, центристские и даже левые), которые в значительной степени «голлизировались». Однако в условиях меняющегося мира и усиления европейской интеграции, политические позиции «традиционного голлизма» ослабли, а идеология трансформировалась в постголлизм.
Для анализа эволюции политического дискурса голлизма целесообразно применить широко распространенную методику контент-анализа. Очевидно, что данная процедура напрямую связана с языком и пытается числовым подсчетом терминов определить политическую значимость тех или иных понятий для конкретного политического персонажа. Схожая методика используется и в лингвистике. В сравнительно-историческом языкознании родственные языки рассматриваются как разные временные и пространственные варианты одной и той же лингвистической традиции, развившиеся из общего источника. Их сходство может быть затемнено тысячелетиями независимого развития, контактами с другими языками и не всегда является очевидным даже для специалистов. Критерием «родственности» в лингвистике считается сохранение «базисной лексики» (основных лексем). Существуют разные списки этих «главных слов», но наиболее известен список американского лингвиста М. Сводеша, включающий в себя 100 единиц. За тысячелетия независимого развития языки могут изменить базовую лексику на 10, 20 или даже 50 %, но полная ее смена может произойти только при смене языка как такового8.
В свою очередь, по аналогии, общая политическая идеология во всех своих формах (например, политический реализм) может рассматриваться как разные временные и пространственные варианты одной и той же непрерывной политической традиции, изменяющейся как под воздействием исторического развития, так и на национальной почве. Изменения происходят также под влиянием других чуждых идеологий. Но политическая
идеология остается сама собой («сохраняет верность сама себе») лишь при условии сохранения некой «базовой лексики» (в данном случае — основных понятий, категорий, способов их «связывания»). При изменении «базовой лексики» происходит смена идеологии, даже если она и сохраняет свое историческое название12. Очевидно, что смена словарного состава в политике происходит гораздо быстрее, чем в языке. Для того чтобы сделать выводы о сохранении голлистского дискурса в современной Франции, следует попытаться обнаружить «базовую лексику» голлизма и проследить за ее сохранностью в неоголлизме (Ж. Ширак) и постголлизме (Н. Саркози).
Базовая лексика в языкознании содержит самые необходимые и часто используемые слова; видимо, тот же принцип может быть спроецирован и на политологию (исключая, конечно, лексический фон, как-то служебные слова или местоимения). Для анализа был взят одинаковый объем текстов выступлений де Голля13, Ширака14 и Саркози15 (около 30 страниц), посвященных сходной тематике. Кроме того, для сравнения с другими дискурсами (левым и ультраправым) были взяты тексты С. Руаяль16 и Ж.-М. Ле Пена17. «Базовый список» составлялся на основе подсчета средней частотности использования терминов на одной странице. Результаты могут быть представлены в виде таблицы.
Таблица
Наиболее часто используемые политические термины
де Голль Ширак Саркози Руаяль Ле Пен18
1. France (Франция) 3,2 2,3 2,2 4,3 2,6
2. République-républicain (Республика-республиканский) 1,3 1,7 2,2 1,4 0,5
3. État (государство, государственный) 1,8 1,5 0,33 0,5 0,03
4. Nation (нация) 1,6 0,7 0,3 0,07 0,7
5. Nation — national (нация, национальный) 3,1 1,2 0,7 0,5 2,5
6. peuple (народ) 1,8 0,6 0,33 0,26 1,5
7. pays (страна) 1,4 0,8 1,1 1,3 1,8
8. Français (французский) 2,9 3 2,7 1,9 2,7
9. economie (экономика, экономический) 0,5 0,6 0,2 0,9 1
10. social (социальный) 0,4 1,3 0,5 1,5 1
11. travail-travailler (труд, трудиться) 0,6 1 1,1 1,5 1,5
12. démocratie (демократия) 0,16 0,8 0,6 1,2 0,06
13. liberté (свобода) 0,6 0,7 0,4 1,5 1,1
14. droits (права) 0,2 0,4 0,4 0,45 0,2
Как мы видим, термины «Франция» и «французский» — лидеры списка во всех рассмотренных политических дискурсах. Здесь, очевидно, играют роль «национальные очки», через которые политик смотрит на реальность, и потому эти термины исключены из «базового списка». Впрочем, высокая частотность этих слов также может быть истолкована как историческое проявление «голлизации» французского общества.
Итак, если мы примем за «базовый список» пять наиболее частотных слов, встречающихся в рассмотренных речах, то в итоге получится:
1. «Базовый список» Ш. де Голля — национальный (включая «нация») (3,1), государство (1,8), народ (1,8), нация (точный термин) (1,6), республика (1,3).
2. «Базовый список» Ж. Ширака — республика (1,7), государство (1,5), социальный,(1,3), национальный (1,2), труд (1).
3. «Базовый список» Н. Саркози — республика (2,2), страна (1,1), труд (1,1), национальный (0,7), демократия (0,6).
4. «Базовый список» С. Руаяль — труд (1,5), свобода (1,5), социальный (1,5), республика (1,4), страна (1,3).
5. «Базовый список» Ж.-М. Ле Пена — национальный (2,5), страна (1,8), народ (1,5), труд (1,5), свобода (1,1).
Конечно, следует учитывать не только присутствие термина в списке, но и его относительный «вес». Как бы то ни было, из 5 терминов де Голля, Ширак сохранил 3, а Саркози — 2 от де Голля и 3 от Ширака. Одновременно для Ширака и Саркози наиболее значимым термином является «республика», в то время как для де Голля эту позицию занимало понятие «национального». Таким образом, эволюция голлизма прослеживается достаточно четко. Очевидны отход постголлистов от идеологии де Голля и постепенное размывание «национального» дискурса (как и на первом языковом уровне).
Интересно, что у Саркози 3 совпадения терминов из 5 с Руаяль, но очевидны разные идеологические приоритеты. Потому вряд ли прав Ле Пен с его идеей фальшивой борьбы внутри современной французской элиты. В свою очередь, лидер Национального фронта в чем-то близок как де Голлю (всего 2 совпадения, но доминирующая позиция «национального»), так и Саркози (3 совпадения). Но одновременно у Ле Пена много совпадений и с левыми (3 совпадения, демонстрирующих подозрительное сочетание «национального» дискурса с активным использованием «трудовой» лексики). Однако у ультраправых из «базового списка» исчезает ключевое понятие «республики». Не случайно все силы (как правые, так и левые), противостоящие Ле Пену, обозначают себя как «республиканский лагерь».
Итак, возвращаясь к исторической эволюции, отметим, что на 1 этапе (становление V Республики) происходила борьба «национального дискурса» с противниками «голлист-ского языка» (левые, либералы, центристы), их постепенная маргинализация.
На 2 этапе (успешная реализация «модели V Республики»): «голлистский язык-дискурс» становится общенациональным, происходит частичное проникновение его логики и символов в либеральную (В. Жискар д’Эстен) и левую (Ф. Миттеран) идеологию. Одновременно начинается модернизация этого дискурса.
3 этап может быть обозначен как эрозия V Республики. Можно выделить две разнонаправленные тенденции с преобладанием «ревизионистской» над «традиционной». Происходит постепенный отход неоголлистов от «голлистского языка» (выражает ревизию голлистской идеологии), активизация антиголлистских установок в левом и либеральном лагерях, моделирование VI Республики. Господствующий дискурс внутри страны сохраняет национальную окраску, но содержание его становится все более «чуждым» традиционному голлизму (во многом заимствованное из глобальных дискурсов). Голлистский язык теряет свою значимость. «Партия заграницы» (по выражению Ж. Ширака) торжествует.
3.3. Глобальный уровень как взгляд в будущее.
Господствующий язык и дискурс в глобальном масштабе
Глобальный уровень не сводится к использованию той или иной страной лингвистического потенциала на международной арене. Речь скорее может идти о поиске менее очевидной связи некой отдельной глобальной идеологии и конкретного языка. Идеология
обязательно вырастает на какой-то языковой почве. Это не значит, что ее нельзя «пересадить», вопрос в том, приживется ли она на новом месте и насколько «аутентичной» будет ее национальная интерпретация? Как известно, социализм вырос в Германии, но при «переводе» его на русский язык возникли серьезные сложности. Представляется, что в любой стране изначально «своей» идеологией является только банальный национализм, созданный на базе своего языка и своей культуры. Однако в эпоху глобализации и продолжающегося несколько столетий интенсивного культурного и политического взаимовлияния любая глобальная идеология выражается на всех языках и имеет своих представителей во всех странах, а политические дискурсы внутри страны — это во многом отражение или национальное преломление всеобщих политических или религиозных дискурсов.
Вопрос заключается в том, как возникают всеобщие дискурсы. Ответ очевиден. Глобальные идеологии складываются на основе дискурсов самых сильных стран. Раньше место глобальной идеологии занимала религия. Христианство стало региональной идеологической доминантой после того, как Римская империя сделала его своей государственной религией. Католицизм вырос на почве латинского языка. В Новое время латинский язык потерял свои позиции вслед за отступлением религиозной идеологии. Почетное место латинского заняли появляющиеся национальные языки, которые стали базой для идеологии национализма. Причем «маленький национализм» большого народа (языка) всегда имел глобальные амбиции, пытался перестроить мир (сначала идеологически) под себя. Глобальный национализм возник во Франции после Великой французской революции, и во времена Наполеона Франция пыталась привить французский республиканский образ жизни всем народам Европы. Но, как оказалось, пересадка «национализма» является крайне тяжелой задачей в связи с противодействием других национализмов. Немцы захлебнулись в национализме, французы в нем застряли (кажется, что в условиях «уменьшения» значения Франции для него не остается места). Великобритания и США тем временем растили свой дискурс глобального либерализма (также «создавая» мир по своему образу и подобию), выраженный изначально на английском языке. Этот англосаксонский вариант, в общем-то, не является чуждым и для других европейских языков (с точки зрения Б. Уорфа, все европейские языки входят в единый языковой «среднеевропейский стандарт», предполагающий единое видение мира). Однако побеждающий либерализм возник в англосаксонском мире, и его инструментом является английский язык. Не случайно современное распространение по планете английского языка описывается как лингвистическое проявление глобализации.
Таким образом, понятно отступление голлизма перед «партией заграницы». В общем-то, французский вариант глобального национального дискурса (с идеалами свободы, равенства и братства) тоже подошел бы всем европейским языкам, но Франции, как известно, не хватило военной, политической и экономической мощи для того, чтобы занять позицию лидера западного мира. В настоящих условиях глобальный «англосаксонский дискурс» оказывает решающее давление на национальный даже внутри страны. Другие глобальные дискурсы не столь «опасны» для Франции в силу своей культурной экзотичности («исламская альтернатива» арабского языка, «недемократическая рыночная модель» китайского и т. д.). Тем не менее, очевидно, что в новых условиях национальная французская идеология должна или исчезнуть, или серьезно модифицироваться.
Видимо, существуют два основных направления модернизации:
1) устаревший национальный дискурс сменяется «европейским» (паневропейским);
2) французский национальный дискурс смыкается с дискурсом Франкофонии.
Первое направление рассматривается в современной Франции как «магистральное». Идеологи постголлизма утверждают, что сохранение «величия Франции» невозможно без усиления роли Европейского союза в международных делах. Именно через создание нового европейского полюса в мировой политике, который приобретет решающее влияние в международных делах, могут быть найдены адекватные решения всех глобальных проблем (которые не могут разрешить США). Именно через свое влияние на принятие решений внутри этого нового мирового полюса французская нация сохранит свою «суверенность» (т. е. способность в решающей степени влиять на принятие международных решений), используя ЕС как «трамплин». «Невозможна сильная Франция без Европы, так же как и сильная Европа не может существовать без Франции», — заявил в одной из своих речей новый президент Франции Н. Саркози. Очевидно, что эта новая логика идет намного дальше «Европы Отечеств», но, видимо, по мнению Саркози, это необходимая жертва для сохранения «величия Франции». При этом, для сохранения французского влияния в единой Европе жизненно важно сохранить позиции французского языка не только в общеевропейских институтах, но и на европейском континенте в целом («Наш язык находится в центре нашей идентичности, он — часть нашей души»)19. Таким образом, в политическом дискурсе нового французского президента можно видеть новое прочтение французской национальной идеи в условиях глобализации и победы «либеральной» идеологии.
Вторая («вспомогательная») концепция также признает, что бесполезно вести борьбу за «величие Франции» только на национальном уровне. Для поддержания статуса великой державы Франции необходимо изменение глобальных идеологических тенденций. Этого можно добиться, используя Международную организацию Франкофонии (МОФ), в которой участвуют тем или иным образом около 60 стран. По мнению ряда французских политиков, именно МОФ должна сыграть фундаментальную роль — вернуть Франции роль великой державы.
Разумеется, дискурс французского величия не годился на роль главной идеологии этого движения, и МОФ сделала стержнем своей идеологии «диалог культур» и «сохранение культурного многообразия». Франкофоны придерживаются такого взгляда на будущее мира, который базируется не только на правах человека, но и на «особой концепции глобализации», которая должна быть «гуманизирована»20. В лингвистике существует концепция, согласно которой язык изменяется и развивается лишь благодаря своей «избыточности». Одно и то же можно сказать разными словами, не нарушая взаимопонимания, и это ведет к языковым вариациям. С точки зрения идеологов Франкофонии, для стабильного долговременного развития общемировой цивилизации в целом необходим плюрализм (избыточность) национальных («культурных») дискурсов («многополярный мир»). Для успешного развития общемировой цивилизации (т. е. человечества в целом) необходимы в равной степени и Запад, и Китай, и исламская цивилизация и т. д., и т. п. «Конец истории» по Ф. Фукуяме, понимаемый как конец идеологического развития (обретение идеологии без избыточности), рано или поздно привел бы к примитивизации человеческой цивилизации и языка (всеобщий переход на интернациональный бейсик инглиш), нарушению коммуникации и к всеобщей деградации.
Бывший президент Франции Ж. Ширак неоднократно заявлял, что в современном мире решается будущее языков и культур, т. е. национальных идентичностей. Если не принять мер сегодня, то произойдет культурная конвергенция под эгидой самого сильного, на основе триумфа массовой культуры и усиления неравенства, что вызовет
конфронтацию между доминирующей моделью и всем остальным миром. Таким образом, по мнению Ширака, опасность глобализации состоит еще и в «неправильном подражании» американской модели, что может привести к тому, что эта карикатурная интерпретация породит в странах «третьего мира» взрыв фундаментализма и национализма. «Мы видим сегодня, что есть такие границы, которые не имеет права отменять глобализация, ибо именно в духовной области решается сейчас будущее наций и всеобщего мира»21. По мнению высших должностных лиц Франции, лишь Франкофония способна в современном мире совмещать несовместимое — поощрять развитие национальных культур и обеспечивать их открытость остальному миру, преодолевая дух замкнутости и шовинизм. Франкофония объединяет сообщество народов и культур, богатство которых, благодаря разнообразию, совершенно исключительно. Французский язык является для них общим знаменателем. Г арантировать универсальность французского языка — это значит активно способствовать необходимому культурному многообразию в мире. Зачастую французский язык становится единственным языком, способным обеспечить уважение принципа плюрилингвизма по отношению к растущему весу английского языка. А плю-рилингвизм для международных организаций — то же самое, что многопартийность для демократии22. Франкофония должна вместе с другими международными организациями искать другие концепции глобализации, которые преобразуют «глобализацию» в «мон-диализацию» («глобализация по-французски») с равными шансами для всех и уважением таких базовых ценностей, как толерантность, демократия, права человека, право на экономическое развитие и т. д.23 Через Франкофонию Франция предлагает модель разумной альтернативы «англосанксонской глобализации». В идеологии Франкофонии должны сосуществовать «республиканские идеалы» и западная рациональность (от французского языка), соединенные с защитой мультикультурализма, который необходим для привлечения новых участников и сохранения старых. Именно ради противостояния глобальному английскому Франция сделала политические уступки другим языкам, признала их равноценными.
Но, как это ни парадоксально, идеология мультикультурализма как творческое развитие либерализма также является во многом «англо-саксонским продуктом». Как пишет А. Кузнецов, «с начала 1970-х годов Канада, а затем США, Австралия и некоторые другие государства пошли по пути утверждения принципа мультикультурализма в качестве основы своей политики. Политика мультикультурализма была призвана обеспечить не только индивидам, но и их объединениям возможность сохранения своих культурных особенностей»24. Таким образом, и англоязычный, и франкоязычный мир переживают сходные этапы духовной эволюции, но если для США эта концепция имеет прежде всего внутреннее измерение, то для Франции, наоборот, проявляется лишь во внешнем мире. Очевидно, что союзу носителей «равноправных» языков для общения все равно нужен общий рабочий язык. Франция предлагает в этом качестве французский, но насколько он конкурентоспособнее английского?
Французские социалисты, творчески развивая марксизм, пристраиваются к глобальной идеологии мультикультурализма и глобализации «с человеческим лицом». Но многие представители современного правого лагеря Франции осторожно относятся к идеям «языкового и культурного многообразия» (особенно к их использованию внутри Франции). Очевидно, что Франкофония в постколониальном мире ведет не к «величию нации», а к доминированию дискурса «глобального мультикультурализма», который лишь с серьезными оговорками может быть интерпретирован как «французский».
Итак, эволюция Франкофонии может быть представлена следующим образом:
На І этапе (становление V Республики) Франция, опасаясь обвинений в неоколониализме, пыталась найти новую форму и идеологию для сохранения влияния в традиционной «зоне интересов». Де Голль стремился к поддержанию глобального статуса французского языка, но крайне настороженно относился к идее Франкофонии, выдвинутой рядом франкоговорящих политиков Африки и Азии. Видимо, он не верил в способность (и желание) этой новой идеологии и организационной структуры защищать французскую национальную идею.
На 2 этапе (успешная реализация «модели V Республики») происходит организационное оформление Международной организации Франкофонии (МОФ) как одного из столпов «французского величия». Однако, идеология МОФ не вытекала из идей голлизма. Эта идеология была «подстроена» скорее под третий мир с сильным влиянием левых интеллектуалов.
И, наконец, на З этапе (эрозия V Республики) мультикультурализм как стержень франкофонной идеологии все более очевидно вступает в противоречие с французской национальной идеей. Защита культурного многообразия постепенно проецируется и во внутреннюю жизнь страны.
Итак, национальная французская идеология в каноническом голлистском варианте находится в глубоком кризисе. Традиционный национальный дискурс не соответствует реальному потенциалу страны во многих областях. А идеология «величия нации» доступна только для великих держав, дискурс же «маленького национализма» (по Ле Пену) в условиях глобализации — это путь в тупик. Два возможных варианта сохранения «величия Франции» («европейский» проект и Франкофония) требуют коренного пересмотра традиционных идеологических (и культурных) установок. Но «глобальная роль единой Европы» — это лишь проект, а идеология настоящего Европейского союза (и, видимо, будущей Франции) — это смесь либерализма и мультикультурализма. С точки зрения « традиционного голлизма» будущее Франции выглядит достаточно пессимистично — голлизм «идеологически» стирается, французский язык отступает.
1 Голль Ш. де Военные мемуары. Призыв 1940-1942. М., 2003. C. 23.
2 Там же.
3 Шкилджан Д. Идеология и ее определение // Skiljan D. The process of ideologization in language // Along the margins of Humanities. Seminar in epistemology of humanities. Ljubljana, 1996) // http://www.iosocionavtika. narod.ru/Staty/Methodo-logos/schkildzan1.htm
4Ревяков И. С. Язык—идеология — социум // http://www.rusnauka.com/NTSB_2006/Philosophia/2_rev-jakov.doc.htm
5 Там же.
6 Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация // http://www. polbu.ru/terminasova_language/ ch27_all.html
7 Серио П. Как читают тексты во Франции // Квадратура смысла. Французская школа анализа дискурса. М., 1999. С. 16.
8Маклюэн М. Средство само есть содержание // http://www.countries.ru/library/era/ses.htm
9 http://www.legifrance.gouv.fr/html/constitution/constitution.htm
10 Le Figaro. 1997. 4 février.
11 См.: Бурлак С. А, Старости С. А. Сравнительно-историческое языкознание. М., 2005. С. 8.
12 См. интересное исследование по «математическому» разграничению базовой лексики политического идеализма и реализма: Beer F. Realist/Idealist texts.
13 При анализе использовались тексты следующих речей Ш. де Голля: Discours du palais de Chail-lot, 12.09.1944; Discours de Bayeux, 16.06.1946; Discours de Strasbourg, 07.04.1947; Discours de Rennes, 27.07.1947; Discours de Forum d’Alger, 04.06.1958; Discours prononcé place de la République a Paris, 04.09.1958; Message au lendemain du putsch des généraux, 23.04.1961; Discours sur l’élection du Président au suffrage universel, 18.10.1962; Discours à Moscou, 30.06.1966; Allocution radiodiffusée, 30.05.1968 (http:// www.charles-de-gaulles.org).
14 При анализе использовались тексты следующих речей Ж. Ширака: Discours au congrès fondateur du RPR, 05.12.1976; Discours d’investiture, 17.05.1995; Discours fondateur de la campagne présidentielle, 17.02.1995 (http://notre.republique.free.fr).
15 При анализе использовались тексты следующих речей Н. Саркози: Lettre aux Français a l’étranger, 09.04.2007; Discours de Nantes, 17.04.2007; Discours de Lille, 04.05.2007; Declaration au soir du premier tour d’élections législatives, 10.06.2007; Declaration au soir du second tour d’élections législatives, 17.06.2007; Discours de Melle, 25.08.2007 (http://www.desirdavenir.org).
16 При анализе использовались тексты следующих речей С. Руаяль: Discours du palais de Chaillot, 12.09.1944; Discours de Bayeux, 16.06.1946; Discours de Strasbourg, 07.04.1947; Discours de Rennes, 27.07.1947; Discours de Forum d’Alger, 04.06.1958; Discours prononcé place de la République a Paris, 04.09.1958; Message au lendemain du putsch des généraux, 23.04.1961; Discours sur l’élection du Président au suffrage universel, 18.10.1962; Discours à Moscou, 30.06.1966; Allocution radiodiffusée, 30.05.1968 (http:// www.charles-de-gaulles.org).
17 При анализе использовались тексты следующих речейЖ.-М. Ле Пен: Projet presidential — le Bourget, 12.11.2006; Discours de cloture du XIII Congres du FN, 18.11.2007 (http://www.charles-de-gaulles.org).
18 При анализе речей Ле Пена не учитывались упоминания им Национального фронта.
19 Цит. По: AllocutionM. de. Nicolas Sarkozy, Président de la République, à l’occasion de la conférence des Ambassadeurs II http://elysee.fr/elysee/elysee.fr/francais/interventions/2007/aout
20 Discours de Monsieur Pierre-Andre Wiltzer, ministre delegue a la Cooperation et a la Francophonie — 1er Symposium sur Developpment de la Regulation au sein de l’Espace francophone. Paris, 26 juin 2002-UNESC0 // http://www.art-telecom.fr/communiques/discours/wiltzer-symposium.htm
21 Discours de Jacques Chirac, dimanche 2 février 2003, à l’Elysée, à l’occasion des deuxièmes Rencontres internationales de la culture // http://listes.rezo.net/archives/cip-idf/2003-07/msg00054.html
22 Intervention du Premier ministre a l’occasion de l’installation du Conseil superieur de la langue francaise (Paris, 16 novembre 1999) // http://www.archives.premier-ministre.gouv.fr/jospin_version2/PM
23 Boutros-Ghali B. Francophonie : vers un espace de cooperations politiques et economiques // Revue francaise de Geoeconomie. 1999. № 10, ete.
24 Кузнецов А. М. Этническое и национальное в политологическом дискурсе // Полис. Политические исследования. 2007. № 6. С. 10.
