CC BY
135
Т. Н. Гончарова
ФРАНЦУЗСКИЕ ДИПЛОМАТЫ В РОССИИ (1814-1848):
ПЕРСОНАЛИИ И КАРЬЕРЫ
Франко-русские политические отношения с 1814 по 1848 гг. претерпели немало кризисных моментов. В этот период, охватывающий 35 лет, во Франции сменилось два режима: Реставрация (1814-1830), последовавшая за победой коалиции европейских держав над Великой Армией и отречением Наполеона, и Июльская монархия (1830-1848), приведшая на смену старшей ветви Бурбонов младшую, более либеральную, но также потерпевшую крах в результате Февральской революции 1848 г.
В 1814 г. император Александр I, проявив великодушие по отношению к поверженному противнику вопреки прусским и австрийским аппетитам, приобрел славу защитника интересов Бурбонов, и в двусторонних отношениях установилась система русской опеки над Францией, которая просуществовала до 1823 г., когда в результате победоносной экспедиции в Испанию Франция восстановила свою политическую независимость. В период с 1824 до 1830 гг. франко-русские отношения характеризуют стабильность и дружественность, достигшие пика во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Июльская революция 1830 г. в Париже поставила под сомнение мирное развитие отношений с Россией. Разразился идеологический кризис, который выразился во взаимном неприятии режимов. Французские либералы критиковали деспотический режим Российской империи, символом которого было крепостное право, а российские аристократы не могли примириться с революционным происхождением нового режима во Франции. Тем не менее официальные отношения продолжались, хотя и не безоблачно, основным их содержанием стали два вопроса — польский и восточный. Наконец, начиная с 1842 г. на протяжении шести лет, до Февральской революции 1848 г., общие вопросы в отношениях обеих стран решались на уровне поверенных в делах.
Такие двусторонние отношения, при которых даже в периоды наибольшего сближения французским представителям в России приходилось давать отпор опекунским притязаниям российского императора, несомненно, требовали от служащих французского посольства в Санкт-Петербурге определенных личных качеств. Биографии дипломатов, которые представляли Францию периода Реставрации и Июльской монархии в России, конечно, очень различны, что осложняет всякую типологию. Поэтому нам показалось уместным представить здесь небольшую галерею портретов, но сначала постараемся выявить некоторые общие характеристики, начав с послов французской монархии в России.
Средняя продолжительность пребывания дипломатов в российской столице была относительно большой. За 16 лет Реставрации три посла сменили друг друга в Санкт-Петербурге; при Июльской монархии — три посла за 18 лет, четыре, если включить сюда переходный период 1830-1831 гг., когда посольством руководил герцог Казимир де Мортемар. В целом сменилось семь глав миссии за 34 года. Таким образом, средняя продолжительность пребывания послов в Петербурге составляла пять лет.
Эта средняя величина скрывает, однако, большие различия. Граф Огюст де Лафер-ронэ пробыл в этой должности восемь лет (октябрь 1819 — январь 1828); барон Проспер
© Т. Н. Гончарова, 2008
де Барант носил звание посла в России в течение 13 лет (декабрь 1835 — февраль 1848), но в реальности пробыл там только шесть лет, с декабря 1835 по август 1841 гг., впоследствии поверенные в делах временно исполняли его обязанности. Самой короткой была миссия маршала Казимира-Жозефа Мортье, который провел в российской столице лишь семь месяцев, с апреля по октябрь 1832 г. Казимир де Мортемар и маршал Николя-Жозеф Мезон провели в Петербурге в должности посла каждый по три года, Жюст де Ноайль — пять лет.
Эти сроки, впрочем, достаточно формальны. Кроме П. де Баранта, послы часто отлучались по служебным или личным делам. Ж. де Ноайль дважды возвращался во Францию в длительные отпуска, причем второй поставил точку в его карьере посла. О. де Лаферронэ, страдавший туберкулезом, каждое лето отправлялся на воды в Карлсбад и несколько раз сопровождал императора Александра I на конгрессы Священного Союза. Н.-Ж. Мезон, назначенный в 1832 г., прибыл на место своей дипломатической службы только в декабре 1833 г.
Еще одной отличительной чертой послов была их приверженность либеральным идеям. При Июльском режиме либерализм взглядов послов закономерен. Но, начиная с Реставрации, в Санкт-Петербург назначаются просвещенные роялисты либеральной направленности в соответствии с личными предпочтениями российского монарха. Ж. де Ноайль принадлежал к школе Шарля-Мориса Талейрана, которому приходился родственником. О. де Лаферронэ, несмотря на свое эмигрантское прошлое, также открыто исповедовал либерализм. Маршал Огюст-Фредерик де Мармон, прибыв в Россию в 1826 г. по случаю коронации Николая I, утверждал, что «месье де Лаферронэ, быть может, единственный из эмигрантов, который не сохранил никакого эмигрантского лоска. Он иногда даже заходил слишком далеко в своих либеральных воззрениях из потребности в популярности. Он разумен и бескорыстен, но полон самолюбия и тщеславия»1. К. де Мортемар, наконец, слыл орлеанистом до 1830 г. и человеком «в высшей степени порядочным»2.
В своих мемуарах маршал Мармон представляет графа де Лаферронэ как волокиту, постоянно занятого соблазнением, и подвергает сомнению его искренность после того как видел его обхождение с женщинами. «Я слышал, как он проповедовал теорию обольщения с большим превосходством, — рассказывал он, — и он мне даже по этому случаю рассказал очень любопытные и забавные истории. Приятной внешности, он легок и мягок в общении. У него невероятный талант занимать других собою и выставлять себя в выгодном свете»3.
Однако большая часть свидетельств представляет посла Огюста де Ла Ферроннэ как настоящего рыцаря. Маркиз Этьен-Гийом-Теофиль д’Эйраг, бывший у него в подчинении, описывает его как человека «остроумного, бескорыстного, щедрого, блестящего; он носил в своем сердце и уме чувства столь возвышенные, столь рыцарские, что все ощущали непреодолимое влечение к нему»4. Мармон признает лишь, что «высоко поднятая голова, самоуверенный вид породили это заблуждение у множества людей»5.
Во всяком случае, он как глава миссии был для своих молодых сотрудников легким и доступным в общении. Его отношения с императором и двором были до такой степени отличными, что ему приходилось прилагать усилия для сохранения некоторой дистанции из страха подвергнуться обвинениям в чрезмерных симпатиях к России. По определению австрийского канцлера Клеменса фон Меттерниха, О. де Лаферронэ был «бесспорно... столь же русский сколь француз.»6. Отчасти по этой причине Лаферронэ попросил заменить его кем-либо другим. Он покинул Россию в декабре 1827 г.
Казимир де Мортемар сменил его в мае 1828 г., после того как отказался от портфеля министра Иностранных дел в центристском кабинете виконта Жана-Батиста де Мар-тиньяка7. Его описывают как имеющего что-то от «солдафона в манерах» и «грубоватого в обращении», но доброго и лояльного в глубине души8. Находясь на посту в России в 1830 г., Мортемар прекрасно понимал реальную опасность антиконституционных поползновений первого министра9. Недаром он заканчивает свое письмо к герцогу Жюлю де Полиньяку от 22 декабря 1829 г. словами: «Прощайте. Здоровье, мужество и осмотрительность»10. По сути, он советовал избегать поспешных решений и неосторожных шагов.
Храбрый маршал К.-Ж. Мортье герцог Тревизский, посол в 1832 г., высокий ростом, скромный и честный, не был личностью достаточно яркой, чтобы внушить Николаю I почтение к своей особе. Спустя два года в качестве председателя Совета министров и военного министра он будет выглядеть невыгодно в сравнении с профессиональными политиками, такими как Адольф Тьер или Франсуа Гизо. Ситуация в то время в России была непростой, но он не сумел найти верный тон в этих обстоятельствах и позволил себя растоптать. К.-Ж. Мортье предстает как сторонник франко-английского согласия.
Маршал Мезон больше разбирался в политике, ловко справился с щекотливыми ситуациями 1815 и 1830 гг., которые ознаменовали смену вех11. Тем не менее у него была репутация «человека, попадающего впросак», и по этой причине он был отозван из посольства в Вене в 1832 г.12 Впрочем, маршал испытывал смущение из-за отсутствия у него дипломатической тонкости, в чем беспрестанно извинялся в депешах к строгому герцогу Л.-В. де Бройю13. Подобно К.-Ж. Мортье, Н.-Ж. Мезон являлся сторонником прочного согласия Франции с Англией, стремясь заставить Россию уважать режим, начало которому положили события трех июльских дней 1830 г.
П. де Барант, который сменил Мезона в декабре 1835 г., был либералом-«доктринером». На портрете, выполненном Ари Шеффером в эпоху его посольства, он предстает как человек среднего возраста с высоким открытым лбом, пытливым взгля-дом14. Строгий и работящий, он создал рабочую атмосферу и дух соревнования среди атташе своего посольства15.
Средняя продолжительность службы в российской столице секретарей посольства и атташе не превышала 4-5 лет. Это верно для Эдмона де Буалекомта, Поля де Бургоэна, Г абриэля де Фонтенэ, Эрнеста де Г абриака, Жана-Пьера-Эдуара де Мальвирада (в качестве секретаря он продолжил свою карьеру в России как генеральный консул, это исключительный случай), Феликса-Эдуара де Серсэ. Некоторые, например, Альфонс де Райневаль и Казимир Перье, работали в России по три года. Анри де Ботерель, Луи-Туссэн де Ламуссэ, братья Ларошфуко Ипполит и Полидор, Сен-Виктор провели в России по два года, а Альфред Эшерни и маркиз де Брезе — по одному году. Наиболее коротким было пребывание маркиза Э.-Г.-Т. д’Эйрага, проведшего в России только семь месяцев в качестве исполняющего обязанности третьего секретаря. Жан-Мари-Арман барон д’Андре оставался в России дольше всех: 14 лет он служил в должности атташе, третьего и второго секретаря. Теодор де Лагрене провел восемь лет в должности секретаря французского посольства в 1823—1825 и 1828-1834 гг. Камю виконт де Понткарре провел в России семь лет. Но, как и в случае с послами, необходимо учитывать, что эти сроки включали в себя более или менее длительные отпуска.
Невозможно в рамках статьи осветить биографии всех французских дипломатов того периода, поэтому мы кратко остановимся на некоторых из них, личность которых наиболее ярко отразилась в дипломатической переписке или воспоминаниях современников.
Луи-Туссэн де Ламуссэ, бретонец, «тщедушный, щуплый, немного манерный, рассудительный и здравомыслящий человек», был фигурой заметной, но держался на расстоянии16. Он не был лишен благородства. Первый секретарь петербургского посольства в эпоху Ста дней, он, по свидетельству маркиза де Кюсси, не пожалел 100 000 франков из собственных средств для поддержания дипломатического быта на прежнем уровне, возмутившись поведением своего шефа, Жюста де Ноайля, закрывшего дом для посетителей17. Он оставался в Петербурге менее двух лет, поскольку, прибыв с Ноайлем, покинул Россию в мае 1816 г. по причине плохого здоровья. Ноайль «считал, что продолжение службы в России поставит его жизнь под угрозу»18. Суровый климат Севера оказался причиной
19
преждевременного возвращения иностранного представителя .
Виконт де Понткарре, по словам главы миссии, «хороший подчиненный, очень видный, и Департамент приобрел в его лице хорошего служащего»20. До приезда в столицу Российской империи в качестве атташе весной 1820 г. он служил в артиллерии и получил звание командира батальона. Лаферронэ решил поэтому «использовать его в первую очередь в работе над рапортами. о состоянии и руководстве российской армии»21. У него была репутация неутомимого человека. Он был третьим секретарем в 1821 г., вторым секретарем в 1824 г., специалистом по военным вопросам. В октябре 1825 г. он даже помогал Г абриэлю де Фонтенэ, поверенному в делах, при составлении отчета о российских финансах22.
Маркиз Эрнест де Габриак, по словам посла, «сочетает глубокий ум и образованность с большой сдержанностью и характером наблюдательным и справедливым»23. Именно ему Лаферронэ поручил в июле 1821 г. доставить в Париж секретную депешу, касавшуюся предложения императора оформить союз с Францией для разрешения затруднений на Востоке. «Для подкрепления своей депеши всеми необходимыми дополнениями, — свидетельствовал Этьен-Дени Паскье, — он послал ее через первого секретаря своей миссии, месье де Г абриака, молодого человека, наделенного умом и сообразительностью, от которого ничего не было утаено и который был лучше, чем кто-либо, в состоянии сообщить с глазу на глаз многие детали, которые не могли быть изложены на бумаге при том, что проясняли ситуацию»24. Э. де Г абриак провел четыре года в посольстве, с 1819 по 1823 гг. В 1820-1821 гг. он замещал Лаферронэ во время конгрессов Священного Союза в Троппау и Лайбахе.
Эдмон де Буалекомт не был новичком в дипломатии, когда прибыл в 1819 г. в качестве второго секретаря в город на Неве, имея уже в своем активе три года службы в Вене и два года в министерстве, но главное, было известно, что ему покровительствовал герцог де Ришелье. Как и Ришелье, он был убежденным сторонником русского союза. Ему выпало сопровождать посла на конгрессы в Троппау и Лайбах (1821), потом в Верону в 1823 г. В том же году он передал в министерство детальный рапорт о ярмарке в Нижнем Новгороде, которую посетил и изучил по собственному почину. Лаферронэ рекомендует его министру Ф.-Р де Шатобриану в следующих выражениях: «Неустанный труженик, просвещенный наблюдатель, отличный француз, достойный и честный подданный Короля. Его Величество не имеет в дипломатической карьере служителя более преданного, кто подавал бы больше надежд, чем месье де Буалекомт, и чье усердие заслуживало бы большего поощрения»25. Он покинул Россию в 1823 г. из-за проблем со здоровьем, но сделал прекрасную карьеру, возглавив политический отдел в Министерстве иностранных дел в 1829 г., а потом занимая важные должности при Луи-Филиппе.
Шевалье Мари-Жозеф д’Оррер был приписан к посольству как атташе в 1818 г. У него уже был на тот момент опыт жизни в России, и его использовали в качестве переводчика.
Поверив необоснованным обвинениям, Лаферронэ ликвидировал его должность в 1820 г. Впоследствии он пожалел об этом, потому что «это был действительно достойный человек, чьи религиозные чувства служат наиболее верной гарантией его других чувств, кроме того, что его образованность, таланты, литературные работы, пользующиеся успехом, служат доказательством его способностей и прилежания». И знание им русского языка было ценным «как для того, чтобы устанавливать необходимые контакты с канцеляриями, так и для того, чтобы знакомиться с множеством бумаг, актов и сведений, следить за каким-либо делом, ускорять его ход, обнаруживать обстоятельства, которые противятся его решению, и с успехом преодолевать их»26. Эти запоздалые сожаления оказались недостаточными, чтобы восстановить в должности Оррера, который решил попытать счастья в другом месте.
Гектор де Беарн служил в России с 1827 до 1831 гг. сначала как атташе, потом как третий секретарь. Он работал «как лошадь», по выражению посла К. де Мортемара27. В 1833 г. он возвратился в Петербург в качестве второго секретаря.
16 апреля 1832 г., по прошествии двух дней после своего приезда в Санкт-Петербург, посол К.-Ж. Мортье сообщил министру графу Ораса Себастиани о своих пожеланиях в отношении персон, составлявших посольство: «Месье де Бургоэн, — писал он, — кому я дал знать об удовлетворении Короля услугами, оказанными им в этой миссии в очень беспокойное и трудное время, но чье присутствие здесь еще необходимо, останется в Санкт-Петербурге до тех пор, пока сохранится польза от его пребывания»28. Но это условие задерживало его назначение, уже обещанное, на независимую должность. Поэтому К.-Ж. Мортье не забыл попросить для него место полномочного министра в Берлине, когда оно освободится, ввиду прекрасного знания Полем де Бургоэном немецких вопросов. За неимением вакансии в Берлине Дрезден был бы вполне приемлемым вариантом.
Для замены его в должности первого секретаря посол настойчиво предлагал, и с успехом, кандидатуру Теодора де Лагрене, у которого уже имелся большой опыт работы в посольстве, т. к. он жил в России почти без перерыва с 1823 г. Если верить сплетнику О. де Вьель-Кастелю, Лагрене был обязан Конгрегации своим первоначальным богатством: «Евангелия возлежали на его столе; четки свисали с его камина, а ладанка — с его груди; в 1831 г. он называл себя вольнодумцем, теперь — представителем народа, это важная фигура орлеанистской партии»29.
В 1833 г., в период Восточного кризиса, именно Т. де Лагрене управлял делами посольства в отсутствие Н.-Ж. Мезона. Он вызвал тогда недовольство русской стороны, которое Мезон отказался сначала принять во внимание, прибыв на место своей службы. «Я совсем не знал месье де Лагрене; мне захотелось до того как предпринять что-либо, убедиться самому, будет ли отстранение его от дел, о котором говорили, чем-то разумным. Я скоро обнаружил, что эти предубеждения основывались на мало обоснованных слухах распространяемых в обществе; что месье де Лагрене достойно служил Королю и Франции в этой стране; и что его знание России, также как и его неоспоримые способности, могут принести еще большую пользу»30. Но российский вице-канцлер К. В. Нессельроде проявил настойчивость, обвиняя Лагрене в связях с некоторыми оппозиционерами. Пришлось все-таки его отозвать, и в сентябре 1834 г. его сменил Ф.-Э. де Серсэ. По-видимому, такой поворот событий не повредил последующей карьере отозванного дипломата, потому что в 1837 г. он был назначен министром-резидентом в Греции.
Некоторые атташе посольства оставались в этой должности долго, без всякой надежды на продвижение. Так было в случае с Казенером, которого Ф.-Э. Серсэ
рекомендовал герцогу Л.-В. де Бройя в декабре 1835 г., после временного руководства посольством: «Этот атташе, который вот уже семь лет живет в Санкт-Петербурге, имеет реальные заслуги, приобретя право на покровительство Короля, и если в данный момент нет никакой возможности назначить его платным атташе, то, по меньшей мере, Ваша Светлость могли бы счесть приемлемым увеличить его жалованье или предоставить ему в канцелярии этого посольства обязанности более обеспеченные и более выгодные»31.
Феликс-Эдуар де Серсэ, который руководил делами посольства между отъездом Н.-Ж. Мезона и приездом П. де Баранта, был дипломатом очень умным и проницательным и доказал это во время совещаний в Калише и Теплице между тремя «Северными дворами».
Барон д’Андре, третий секретарь в 1832 г., уже в начале своей карьеры имел репутацию тонкого знатока русских реалий. Вероятно, поэтому его «забыли» в Санкт-Петербурге. Он был назначен вторым секретарем в 1833 г., его кандидатуру на должность первого секретаря предложил Барант в 1839 г., но Ф. Гизо предпочел ему молодого Казимира Перье, имевшего более влиятельных покровителей.
Послов, сделавших военную карьеру, часто сопровождали их адъютанты. Так было, в частности, в случае маршала Мезона, который прибыл в Санкт-Петербург 28 декабря 1833 г. в сопровождении барона де Ларюэ, маркиза де Шасслу-Лоба и Кешлена. Жан-Шарль Ланглуа, знаменитый художник, присоединился к нему немного позднее.
Все вышеперечисленные представители французской монархии в Санкт-Петербурге прекрасно понимали, что в долговременных интересах Франции было установить и поддерживать дружеские отношения с Российской империей, несмотря на идеологические и культурные различия. Поэтому все они: и язвительные Ламуссэ и Серсэ, и любезные, немного наивные Мортье и Мезон, и сердечно привязанные к России, но удивленные нелепостями царской администрации Мортемар и Лаферронэ, — способствовали по мере сил мирному развитию двусторонних отношений в период с 1814 по 1848 гг.
1 Mёmoires du marechal, duc de Raguse. Paris, 1857. T. 8. P. 45—46.
2 Mёmoires de la comtesse de Boigne. Paris, 1971. T. 2. P. 143. По мнению Эрбело (Herbelot), это «порядочный человек, который обладает преимуществом не быть связанным ни с одной из партий». Lettres d’Alphonse d’Herbelot а Charles de Montalembert et а Lёon Cornudet (1828—183Q). Paris, 19Q8. P. 49—5Q.
3 Mёmoires du marechal, duc de Raguse. Paris, 1857. T. 8. P. 46.
4Eyragues (marquis d). Mёmoires pour mes fils. Falaise, 1875. P. 13Q.
5 Mёmoires du marechal, duc de Raguse. Paris, 1857. T. 8. P. 46.
6 Меттерних — Фиккельмону от 17 января 1829 г. Metternich (prince de). Mёmoires, documents et ётйз divers. Paris, 1881. Vol. 4. P. 577.
7 По словам мадам де Буань, Карл X не пытался уговорить Мортемара, нисколько не желая усиления кабинета Мартиньяка, который вовсе не был в его вкусе. Mёmoires de la comtesse de Boigne. Paris, 1971. T. 2. P. 143.
8 Apponyi R. Vingt-cinq ans а Paris (1826-185Q). Paris, 1913. T. 1. P. 253.
9 Депеша Мортемара от 8 апреля 183Q // AMAE. CP 18Q. F. 62.
1Q Письмо Мортемара к Полиньяку от 22 декабря 1829 // AMAE. CP 178. F. 272.
11 Наполеон упомянул о нем в разговоре с Лас Касасом. Mёmorial de Sainte-Hёlёne. Paris, 1951. T. 2. P. 431. Генерал Империи, Мезон стал маршалом Карла X и военным министром при Луи-Филиппе.
12 Thureau-Dangin P. Histoire de la Monarchie de Juillet. 2e ёd. Paris, 1888. T. 1. P. 2Q6.
13 О Мезоне, чья семья была родом из Савойи, интересная информация содержится в статье Cottaz R. Le marechal Maison (1771-184Q) // Vivre en Evolution. La Savoie 1792-1799. Actes du colloque de Montmёlian. Chambёry (SSHA), 1989. P. 73-88.
14 Этот портрет находится в музее Версаля.
15 Humann E. La baronne de Barante, ^e Cёsarine d’Houdetot, 1794-1877. Paris, s. d. P. 123.
16 Цит. А. Контамином без указания на источник. Contamine H. Diplomatie et diplomates sous la Restauration 1814-183Q. Paris, 197Q. P. 224.
17 Souvenirs du chevalier de Cussy, garde du corps, diplomate et consul gёnёral (1795-1866), pub^s par le comte Marc de Germiny. 2e ёd. Paris, 19Q9. T. 1. P. 257.
18 Депеша Ноайля от 21 мая 1816. Correspondance diplomatique des ambassadeurs et ministres de Russie en France et de France en Russie avec leurs gouvernements de 1814 а 183Q. SPb., 19Q2. T. 1. P. 514.
19 Однако, по словам портретистки-эмигрантки Элизабет Виже-Лебрен, «в Санкт-Петербурге можно вообще не заметить холодов, если с наступлением зимы совсем не выходить из дома... Выходя из дома, здесь прибегают к таким предосторожностям, что даже иностранцы не страдают от суровости климата. В каретах ездят, надев высокие плисовые сапоги на меху и в подбитой мехом епанче. При семнадцати градусах театры закрываются, и все сидят по домам». Воспоминания г-жи Виже-Лебрен о пребывании ее в Санкт-Петербурге и Москве (1795-18Q1): Пер. с фр. СПб., 2QQ4. С. 43.
2Q Конфиденциальная депеша Лаферронэ к Паскье от 1 марта 182Q // AMAE. CP 16Q. F. 1Q3.
21 Депеша Лаферронэ от 3 июля 182Q // AMAE. CP 16Q. F. 28Q.
22 Депеша Фонтенэ от 24 октября 1825 // AMAE. CP 169. F. 1Q4-111.
23 Конфиденциальная депеша Лаферронэ к Паскье от 1 марта 182Q // AMAE. CP 16Q. F. 1Q3.
24 Mёmoires du chancelier Pasquier. Paris, 1893-1895. T. 5. P. 334.
25 Депеша Лаферронэ от 26 октября 1823 // AMAE. CP 165.
26 Депеша Лаферронэ от 9/21 февраля 1822 // AMAE. CP 163. F. 116.
27 Депеша Мортемара от 1Q ноября 1829 // AMAE. CP 178. F. 194.
28 Депеша Мортье от 16/4 апреля 1832 // AMAE. MD 36. F. 187-188.
29 По словам этого саркастического автора, его звали Торшон де Лагрене родом из Сент-Ашеля. Viel-Castel H. de. Petite histoire du second empire. Les presses de l’Opёra, s. d. P. 4.
3Q Конфиденциальная депеша Мезона к Бройю от 28 мая 1834 // AMAE. CP 188. F. 247.
31 Депеша Серсэ от 29 декабря 1835 // AMAE. CP 19Q. F. 31Q.
