CC BY
147
ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС ВО ФРАНЦУЗСКО-РУССКИХ ОТНОШЕНИЯХ В 1830-1840 гг. (по дипломатическим донесениям посла Франции в России барона Проспера де Баранта)
THE POLISH QUESTION IN THE FRENCH-RUSSIAN RELATIONS
IN THE 1830-1840 YEARS (over the diplomatic dispatches of the ambassador
of France to Russia Prosper de Barante)
Т. А. Федина
Статья посвящена отношениям России и Франции после Польского восстания 1830 г. Из дипломатической переписки посла Франции в России в 18351841 гг. Проспера де Баранта прослеживаются позиции России и Франции по Польскому вопросу, ситуация, сложившаяся в Польше после восстания, положение польских эмигрантов во Франции.
Ключевые слова: польский вопрос, Проспер де Ба-рант, Николай I.
В годы существования во Франции режима Июльской монархии (1830-1848 гг.) отношения между Россией и Францией были крайне непростыми. Одним из главных вопросов, вызывавших напряженность в двусторонних связях, был извечный польский вопрос. Когда в 1835 г. барон Проспер де Барант был назначен послом Франции в России, польский вопрос, хотя уже и не являлся столь острым, как во время Польского восстания и его подавления в 1830-1831 гг., все же вызывал существенные сложности и противоречия. Тогдашний глава французского правительства герцог Виктор де Брой, инструктируя Баранта, писал ему, что в России он сможет легко почувствовать крайнее раздражение русских при одном лишь упоминании о Польше, особенно если это упоминание исходило из французских уст. Поэтому, ввиду деликатности вопроса, герцог не советовал послу сразу же по прибытии поднимать польскую проблему в беседах с императором. Тем не менее французское правительство, хотя и демонстрировало необходимую сдержанность в отношении польского вопроса, никак не могло оставаться к нему безразличным.
Июльская революция, по словам де Броя, создала множество вопросов, в которых «эмоции и интересы Санкт-Петербурга находились в абсолютном противоречии с нашими [французскими. - ТФ.]» [1, р. 199]. Герцог де Брой считал, что польский вопрос является «наиболее деликатным из всех тех, которые затрагивались на протяжении пяти лет между Францией и Россией» [1, р. 206]. Польский вопрос весьма способствовал еще большему отдалению двух государства друг от друга и еще больше настраивал против Франции императора Николая. Известно, что Николай I недолюбливал режим Луи-Филиппа и считал
T. A. Fedina
The article is devoted to the relations between France and Russia after the Polish revolt in 1830. In the diplomatic correspondence of Prosper de Barante, who was the ambassador of France to Russia from 1835 to 1841 can be traced the positions of Russia and France in connection with the Polish question, the situation in Poland after the revolt and the situation of the polish refugees in France.
Keywords: Polish question, Prosper de Barante, Nicolay I.
его власть незаконной. Однако со временем, как писал Барант, все могло бы постепенно сгладиться, не произойди вооруженное восстание в Польше. С этого момента, по словам посла, темы, связанные с этим вопросом, периодически обостряли отношения между двумя странами.
В результате решений Венского конгресса, состоявшегося в 1814-1815 гг., образовалось конституционное Царство Польское. Получалось, что, будучи абсолютным монархом на всей территории Российской империи, российский император одновременно являлся конституционным монархом отдельно взятой территории - Польши. В 1815 г. российский император Александр I даровал полякам Конституцию. В результате Польша «оказалась связана с Россией лишь династической унией, предусматривавшей общность правящего дома и единство внешней политики» [2, с. 13]. Но не все были довольны таким положением вещей, поскольку «присоединение части Герцогства Варшавского к России и образование из него Царства Польского с особой конституцией не могло удовлетворить тех польских деятелей, которые ожидали, что из Венского конгресса выйдет Польша независимая в ее исторических границах...» [3, с. 292]. Постепенно в Польше зрели оппозиционные настроения, которые в результате вылились в польское восстание 1830 г. У большинства в России польское восстание вызвало возмущение и было свидетельством неблагодарности за все хорошее, что было сделано для улучшения благосостояния Царства Польского со стороны России. В свою очередь Национальное правительство восставшей Польши во главе с князем Адамом Чарторыйским хотело вызвать к своей стране сочувствие со стороны Европы и надеялось на какую-либо помощь, возможно, даже военную, особенно со стороны Франции.
Польское восстание 1830-1831 г., целью которого было установление независимости Польши, было подавлено. Естественно, в Европе резко раскритиковали действия, направленные на подавление польского восстания, но никто не желал вмешиваться во внутренние дела России. Английский министр иностранных дел лорд Паль-мерстон заявил по этому поводу, что «Англия только в том случае могла бы высказать свое мнение, если бы Николай вздумал совсем уничтожить государственное устройство Польши, данное Александром и утвержденное Венским конгрессом» [4, с. 456]. Франция же прекрасно понимала, что любое вмешательство, а особенно вооруженное, «в защиту Польши чревато резкой дестабилизацией международных отношений и внутренней ситуацией в самой Франции» [5, с. 87], хотя оппозиция во Франции требовала от правительства именно таких мер.
Россия, в свою очередь, стремилась показать, что польский вопрос был полностью чуждым общей мировой политике и был единственно подчинен воле и интересам России. Николай I, объясняя свои действия, говорил Ба-ранту, что в Польше он делал все только по необходимости, он не мог действовать по-другому, пусть это и было неприятно, но так было нужно.
Достаточно большое число восставших поляков эмигрировало во Францию, хотя французское правительство «никогда не благоприятствовало ни одному из проектов восставших поляков, и все поляки, пребывавшие во Франции, находились под неусыпным политическим надзором» [6, с. 99]. Однажды как-то Барант спросил Николая, что, если некоторые беженцы будут искать возможности вернуться в Россию и заявить о своем подчинении, умоляя о помиловании, император ответил: «Нет, это будет подчинение без искренности, нельзя ожидать ничего хорошего от них» [1, р. 490]. Затем, однако, российский император вспомнил некоторых поляков, чье поведение было примерным, а служба преданной после их возвращения в Россию.
Постепенно во Франции стали образовываться различные эмигрантские сообщества. Париж стал «столицей "свободной Польши"» [2, с. 32]. Французское правительство, вначале смотревшее на это достаточно спокойно, постепенно стало беспокоиться по поводу пропаганды революционных идей и деятельности эмигрантов внутри своей страны, а также в связи с недовольными заявлениями русского правительства, поэтому оно старалось контролировать деятельность эмигрантских обществ.
Как писал журналист и переводчик Николай Берг в своих «Записках о польских заговорах и восстаниях» Франция, недавно освободившаяся от революционных потрясений, приняла у себя большую часть эмигрантов, хотя «прибавление таких опасных горючих материалов к тому, что не улеглось еще как следует дома, и тоже требовало забот и ухода, было, конечно, не по сердцу правительству Людовика-Филиппа; а потому оно, разыгрывая роль нации гостеприимной и благодарной, простирая объятия недавним сподвижникам великой империи, думало в то же время, как бы от них избавиться...» [7, с. 9].
Естественно, французское заступничество за поляков вызывало раздражение и озлобление «непреклонного покорителя» Польши императора Николая I.
Во французском парламенте разгорались дискуссии касательно польского вопроса. Барант беседовал об этих дискуссиях с министром иностранных дел России графом Карлом Нессельроде. В целом Нессельроде был удовлетворен речами главы французского правительства герцога де Броя. Однако в одной из таких бесед граф, перечитав речь герцога, выказал неудовлетворение словами о характере подавления восстания в Польше как о «безнадежной борьбе» и «плачевной победе». Барант ответил, что речь герцога де Броя не могла иметь ничего враждебного и что «любая победа государя над своими подданными, любая победа в гражданской войне плачевна» [1, p. 275]. По его словам, российский император сам несколько раз определял войну в Польше как несчастную и бесполезную и не было никого в России, кто хотел бы затеять еще одну войну с поляками, вместо того чтобы поддерживать мир. Барант заявил Нессельроде, что речи, произнесенные де Броем, были только выражением мысли правительства и, очевидно, не должны были ничего изменить во взаимоотношениях двух государств. Однако Нессельроде указывал Баранту на возможное негативное последствие подобных парламентских дискуссий и атак в адрес России. «Во Франции тоже полагают, что Россия недоброжелательна к нам, и это объясняет, как даже люди разумные, обладающие умеренными взглядами, выражаются резко по отношению к ней» [1, p. 273], - отвечал Барант. Нессельроде опроверг это, заявив, что Россия не является настолько враждебной по отношению к Франции, как там принято это считать.
Очередное обострение польского вопроса было вызвано речью, произнесенной императором Николаем в октябре 1835 г. во время его посещения Варшавы. В императорском выступлении прозвучали резкие оскорбления в адрес Польши и жесткие угрозы, в случае, если «любая мечта об отдельной народности не исчезнет из польских умов» [1, p. 213]. Император высказал в своей речи следующее: «Я воздвиг здесь крепость и вам заявляю, что при малейшем неповиновении я разрушу город. Я уничтожу Варшаву и это буду не я, кто ее снова отстроит!» [1, p. 396]. Эта речь вызывала во Франции и Англии очень большое возбуждение. Текст речи императора Николая даже был напечатан в газете "Journal des Débats", которая занимала «наиболее враждебную позицию по отношению к России среди французских изданий» [6, с. 87]. Существовало мнение, что текст речи был сознательно искажен, чтобы вызвать еще больший негатив по отношению к России. Однако, как сообщал Барант де Брою, статья в "Journal des Débats" никак не могла быть приписана деятельности или влиянию правительства Франции.
В июне 1836 г., говоря о тогдашней ситуации в Польше, Барант писал уже новому главе правительства Франции Адольфу Тьеру, что ничего не меняется в положении, в котором находится Польша. «Воля императора - это не то, что сейчас больше угнетает эту несчастную страну. За
более чем четыре года, что она оккупирована победителями, определенные устои сформировались в армии, в полиции, в русской администрации. Жесткость, произвол, притеснения, взяточничество свободно установились и утвердились» [1, р. 395], - писал Барант. А российский император оставался все так же «неизменен в своем проекте сделать Польшу русской провинцией и упразднить настолько национальную идентичность, насколько это будет от него зависеть» [1, р. 402]. Говоря о поляках, находившихся в самой России, Барант констатировал их довольно жалкое состояние. «Они не имеют ни проектов, ни надежд, у них нет даже никаких желаний, они чувствуют себя побежденными, униженными, посторонними, окруженными неблагосклонностью со стороны русского населения больше, чем со стороны императора» [1, р. 537], -писал Барант.
Польша являлась для императора Николая наибольшим раздражителем и предметом для беспокойства, а последствия войны, по словам государя, замедляли важные проекты в России. Победа над поляками вызывала у Николая, как и у большинства русских людей, чувство гордости. Во время посещения Московского Кремля, хвалясь перед Барантом своими польскими трофеями, Николай отозвался о войне с Польшей как об одной из наиболее красивых побед русской армии, как о славе его правления. Император указывал на неблагодарность поляков, на нарушение ими клятв, на то, что память его брата Александра была забыта. Император сетовал, что поляки повернули против своего императора пушки, которые были захвачены русскими войсками в Варне во время Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. и которые Николай после даровал полякам. «Посланные в Варшаву пушки бедняки повернули против меня, и требовалось, чтобы моя гвардия отплатила им еще раз своей кровью» [1, р. 466-467], - заявлял Николай. Барант писал Тьеру по поводу этих слов, что нечасто можно встретить, «чтобы победитель испытывал к побежденному злобу столь сильную и презрение столь высокомерное» [8, с. 830], как Николай.
Фактором, который так же осложнил и без того непростой польский вопрос, стала оккупация в 1836 г. вольного города Кракова русскими, прусскими и австрийскими войсками.
По Венскому договору 1815 г. Краков был признан вольной и независимой республикой. Однако Краковская республика находилась под непосредственным покровительством трех государств: России, Австрии и Пруссии. После польского восстания 1830-1831 гг. Краков стал прибежищем для мятежных польских эмигрантов, чья деятельность беспокоила соседние страны. Поэтому эта оккупация была призвана навести некоторый порядок.
Почти сразу после своего назначения и приезда в Россию Барант пишет Тьеру в марте 1836 г., что не может дать подробную информацию по поводу оккупации Кракова, так как не в состоянии еще точно оценить положение, которое кабинет Санкт-Петербурга занимал по этому вопросу. Барант не знал большую часть обстоятельств, которые предшествовали и сопровождали осуществление
этой оккупации, поэтому полагал, что лучше всего было бы не поднимать этот вопрос в Петербурге. Дипломатическим корпусом и императорским двором его молчание было воспринято как одобрение оккупационных действий. Барант писал Тьеру, что три державы явно нарушили договоры Венского конгресса и использовали во время оккупации беззаконные и насильственные способы. Барант в принципе считал, что создание конституционного королевства и республики Краков было идеей ошибочной и опасной. Опираясь на донесения Баранта, Тьер пришел к выводу, что в Санкт-Петербурге хотели заставить рассматривать оккупацию Кракова как меру почти вынужденную для России, которая согласилась на оккупацию только из благосклонности к Австрии. Барант обсуждал проблему оккупации с австрийским послом в России графом Карлом Людвигом фон Фикельмоном, а также с графом Нессельроде, которые заявляли, что это было «досадное обстоятельство» и «грустная необходимость».
Несмотря на то, что Франция и Англия осудили оккупацию Кракова, как уверял Барант, заявления этих стран никогда не будут услышаны. «Наши протесты по поводу Польши и Кракова имеют характер бессильной и недостойной жалобы» [1, р. 328], - писал посол.
Оккупация Кракова и связанные с этим событием обстоятельства вызвали настоящую сенсацию во Франции и Великобритании. Английское правительство осудило оккупацию Кракова и заявило, что эта мера нарушала Венские договоры. Во французском парламенте также звучали речи в защиту Кракова, однако французское правительство заняло умеренную позицию. Кабинет Тьера не желал обострения отношений с государствами континентальной Европы, особенно с Австрией. Правда, Тьер сообщал Баранту, что возможно, французское правительство, подчиняясь влиянию различных причин и стремясь успокоить общественное мнение, решится принять у себя некоторое число беженцев, высланных из Кракова. Глава правительства также заявлял о необходимости как можно скорее вывести войска с территории республики. Одновременно правительство Тьера требовало смягчить слишком суровые меры, принятые в отношении польских беженцев, считая необходимым наказывать только действительно опасных революционеров. Россия, Пруссия и Австрия, естественно, выражали недовольство по поводу приюта беженцев во Франции. С другой стороны, и правительство Тьера было против того, чтобы польская эмиграция сформировывалась в какие-либо незаконные организованные революционные группы, и поэтому не допускало подобного рода организаций на французской территории.
В ноябре 1836 г. уже новому главе правительства графу Луи-Матье Моле барон де Барант писал, что наместник Царства Польского маршал Иван Паскевич сообщал императору Николаю, что, наконец, Польша совершенно успокоилась, промышленность оживает и благосостояние растет, но чувства императора в отношении Польши все же оставались тревожными.
В 1838 г. Николай вновь посетил Варшаву, о чем Барант сообщил графу Моле. Во время визита поляки взира-
ли на императора с надеждой, уверенные в том, что он смягчит суровость завоевательного режима. Они демонстрировали Николаю свое скромное подчинение и даже не создавали видимости национального достоинства, однако император остался холоден и бесчувствен к этим демонстрациям почтительности.
В августе 1841 г. Проспер де Барант получил отпуск и уехал во Францию. Однако в результате обострения русско-французских отношений обратно в Петербург он так и не вернулся. Осенью того же года посол России во Франции граф Петр Пален тоже был отправлен в отпуск. Посольство России во Франции в качестве поверенного в делах возглавил Николай Киселев, а Франции в России Огюст Казимир-Перье.
В том же 1841 г. оккупационные войска покинули территорию Кракова, однако на территории Краковской республики продолжали пребывать революционные польские элементы. В 1846 г. на территории республики вспыхнуло восстание. Австрия, Пруссия и Россия использовали эти мятежные события в своих интересах. Чтобы не позволить выйти этому восстанию за пределы Кракова и распространиться на соседние территории, государства-покровители ввели туда свои войска. Три державы заявляли, что это временная мера, поскольку опасались совместного выступления со стороны Англии и Франции. Но в тот момент франко-английские отношения были осложнены событиями в Испании, поэтому оккупация вызвала лишь формальный протест. После оккупации Кракова австрийскими войсками в 1846 г. французское правительство Сульта - Гизо, понимая, что в очередной раз были нарушены Венские договоры, предпочло не вмешиваться в конфликт, за что получило упрек в бездействии со стороны собственной общественности. Франция никак не желала обострять отношения с Австрией. Однако министр иностранных дел Франсуа Гизо был вынужден сделать заявление австрийскому канцлеру Клеменсу Меттерниху, в котором он выразил надежду на скорое прекращение оккупации. Подобное заявление сделал и министр иностранных дел Англии лорд Абердин. Однако Австрия, Россия и Пруссия воспользовались разногласиями между Францией и Англией в деле «испанских браков» и аннулировали положения договоров 1815 г., относящихся к Краковской республике, под предлогом, что «государство постоянного заговора» существует в революционном состоянии и опасном положении. В апреле 1846 г. состоялась конференция, на которой представители Австрии, Пруссии и России обсуждали дальнейшую судьбу Краковской республики. В результате было принято решение об окончательном лишении Кракова автономии и его присоединение к Австрии при помощи некоторых небольших территориальных уступок в пользу
Пруссии и России. «Краков вытеснил из бесед тему испанских браков. Мы собираемся протестовать. В Лондоне это уже сделано. Протесты не согласованы, но они будут делаться...» [9, p. 198] - писал Барант своему сыну Эрнесту в ноябре 1846 г. Деятельность же польских эмигрантов во Франции в 1840-е гг. практически прекратилась, как и уменьшилась численность самих эмигрантов.
Несмотря на многочисленные разногласия между Россией и Францией в 1830-1840 гг., связанные с польским вопросом, Франция практически всегда занимала умеренную позицию и не желала ни обострения отношений между двумя странами, ни тем более вооруженного вмешательства в русско-польский конфликт. Франция хоть и приняла на своей территории основную массу польских беженцев, тем не менее не позволяла им дестабилизировать обстановку в стране и вести деятельность, направленную против России. По вопросу об оккупации Кракова французское правительство также ограничилось лишь формальными протестами, не желая обострять международную ситуацию в Европе.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Barante P. de. Souvenirs du baron de Barante. 1782-1866. T. 1-8. P., 1890-1901. T. 5. P., 1895.
2. Россия в мемуарах. Война женскими глазами: Русская и польская аристократки о польском восстании 1830-1831 гг. М., 2005.
3. История России в XIX в. Дореформенная Россия. М., 2001.
4. Тарле Е. В. От июльской революции во Франции до революционных переворотов в Европе 1848 г. (1830-1848 гг.) // История дипломатии. М., 2006.
5. Таньшина Н. П. Польский вопрос и российско-французские отношения (1830-1840 гг.) // Вопросы истории. 2005. № 9.
6. Таньшина Н. П. Посольство барона де Баранта в России в 1835-1841 гг. По воспоминаниям французского дипломата // Россия и Франция. XVIII-XX в., вып. 10. М., 2011.
7. Берг Н. В. Записки о польских заговорах и восстаниях. М., 2008.
8. Мильчина В. А., Осповат А. Л. Комментарии к книге Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». СПб., 2008.
9. Barante P. de. Souvenirs du baron de Barante. 1782-1866. T. 1-8. P., 1890-1901. Т. 7. Р., 1899.
