CC BY
69
16. Материалы Высочайше утвержденной 16 ноября 1901 года Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 г. по 1900 г. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями Европейской России. СПб., 1903. Ч. 1. С. 204.
17. Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Т. 28. Орловская губерния. СПб., 1903. С. 29.
18. Обзор Орловской губернии за 1896 г. Орел, 1897. С. 14.
19. Обзор Орловской губернии за 1901 г. Орел, 1902. С. 54-55.
20. Обзор Орловской губернии за 1905 г. Орел, 1906. С. 18.
21. Обзор Орловской губернии за 1907 г. Орел, 1908. С. 82-83.
22. Анфимов А.М. Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России. 1881-1904 гг. М., 1984. С. 30.
Поступила в редакцию 1.12.2009 г.
Gavrilyuk I.V. Economic situation of the Orel province peasantry on the eve of the first Russian revolution of 1905-1907.
Peasant economy in Orel province on the eve of the first Russian revolution is analyzed in the article. The problems of agrarian overpopulation, land shortage, peasant rent and tax arrears are examined. Conclusion that the deep crisis of the peasant economy encouraged the integration of the peasantry in Russia's first revolution is proved.
Key words: peasantry; revolution; land shortage; allotment; rent; tax arrears.
УДК 281.9
ФОТОМАТЕРИАЛЫ КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ «СЕМЕЙСКИХ» СТАРООБРЯДЦЕВ В ПЕРВОЙ ТРЕТИ XX в. © А.В. Костров
Важным источником по истории забайкальского старообрядчества первой трети XX в. являются фотоматериалы. Сам факт фотографирования, жанры фотографий, внешний вид запечатленных и окружающий их предметный мир носителей культуры - все это дает массу ценного материала для исследования староверия в означенный период. А анализ изменения количества, качества и содержания фотоматериалов того времени позволяет оценить характер и темпы эволюции старообрядческой культуры в переходный период отечественной истории.
Ключевые слова: старообрядчество; «семейские»; фотография; исторический источник.
Исторические условия первой трети XX в. в целом можно определить как состояние «переходного периода» российского общества. Подобный переход затрагивал практически все стороны жизни государства, общества, разных общественных групп и неизбежно влек за собой форсированную эволюцию общественной культуры. Происходящая модернизация проходила в несколько этапов (эволюция и деструкция старого государства в начале века, становление государства нового в постреволюционный период) и имела естественным «переломным» рубежом 1917 год с его революциями. За обозначенный «переходный» период Россия пережила жесткую форсированную модернизацию. Последняя была сопоставима, пожалуй, только с модернизацией периода отрицания Московии и становления Империи во второй половине XVII - начале XVIII в. Характерно при
этом, что в каждый из этих переходных периодов традиционная культура подвергалась мощному прессингу со стороны культуры нового самоутверждающегося государства. Но, кроме самоутверждения за счет отрицания предшествующего, в этих переходных периодах, была еще одна общая черта. Как в начале XVIII в., так и в начале века XX, неотъемлемой частью форсированной модернизации была набирающая силу технологи-зация общества. При этом для первой трети XX в. характерным и знаковым было развитие новых информационных носителей (фото, кино, фоно и др.). И хотя та же фотографическая техника была изобретена гораздо раньше, именно в переходный период она получает массовый (а не только научный и элитарный) социальный запрос на свое распространение в обществе.
В современной историографии поднимается вопрос о возможностях фотодокумен-тального источниковедения [1]. О необходимости более активного использования фотоматериалов в исследовании регионального старообрядчества, в частности старообрядчества Байкальской Сибири, пишет С.В. Васильева [2]. Однако до сих пор не было создано научного произведения, посвященного всестороннему анализу фотографии как источника по истории забайкальских старообрядцев - «семейских». В связи с этим целью нашего исследования является систематизация, выявление специфических черт и уровня информативности, а также анализ содержания доступного фотоматериала по этой теме.
Для фотографии как исторического источника прежде всего характерна наглядность, т. е. техническое воплощение выражения «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Также для фотографии характерен высокий уровень достоверности запечатленной информации, что, кроме прочего, часто используется для подтверждения достоверности того или иного текста. Более того, в силу своей специфики нередко фотография обладает очень высокой степенью информативности, т. к. одновременно содержит в себе несколько разноплановых информационных блоков. Чаще всего в центре внимания фотографа оказывается человек (в своем времени и в среде своего существования). То есть, как минимум, мы можем видеть и анализировать внешние (а через них и внутренние) качества человека, его половозрастную, этническую, социальную, конфессиональную, культурную, а иногда и политическую принадлежность. Поза человека, его осанка, одежда и сопутствующие предметы могут дать достаточно много информации об его образе жизни, занятиях, мировоззрении. В значительной мере информативность увеличивается в коллективном фото, когда родственники, друзья, коллеги и т. д. запечатля-ются вместе, проявляя тем самым особые отношения между собой. Далеко не последнюю роль при анализе фотоматериалов играет и предметный мир носителей культуры, окружающий сфотографированных людей. Он позволяет глубже понять характер развития хозяйства и быта, материальной и духовной культуры людей и общества. А это, в
свою очередь, бесценная информация для этнографов и историков.
Вместе с тем при работе с фотоматериалами исследователь сталкивается с целым рядом проблем. Прежде всего, это собирание и систематизация фотоматериала, который нередко распылен между несвязанными между собой частными и государственными фотособраниями. Не последнюю роль в формировании и работе с корпусом фотографических источников играет уровень качества и степень сохранности фотоматериала. В отдельную группу проблем выделяются вопросы атрибуции фотографии. Большая удача, если фотография подписана, и еще лучше, если датирована. Однако факты датировки фотоснимков встречаются не так часто, как хотелось бы, а имеющиеся надписи чаще всего приводят имена запечатленных (часто не всех) без указания места фотографирования. И, хотя датировку снимка чаще всего можно сделать по косвенным признакам, все же желательно соотносить полученную информацию с данными информантов и с другими комплексами источников.
Характерно, что при работе с фотоматериалами не последнюю роль играет решение проблемы авторства, т. к. нередко именно в персоне фотографа кроются секреты и выбранного сюжета, и качества снимка, и, если угодно, «авторской редакции» фиксируемой информации. Что же касается анализа содержания фотоснимка, то очевидно, что к каждому жанру последнего необходимо вырабатывать свой подход. Например, в исследуемый период наибольшее распространение получил постановочный портрет (чаще групповой), а не, скажем, сюжетные фотографии (которые при первом приближении кажутся более информативными). Однако при грамотном подходе подобный «минус» оборачивается в «плюс». И хотя постановочное фото (кроме судебно-следственного) [3] чаще всего дает снимок того, каким человек хотел бы быть запечатленным (состоятельным, праздничным, серьезным или веселым, грамотным, «положительным» и т. д.), он так или иначе дает информацию о бытующем в обществе его времени стереотипе поведения, системе приоритетов и авторитетов. И это при первом приближении. При более глубоком профессиональном анализе сохранившихся фотоматериалов и соотнесении их с
другими видами и типами исторических источников можно выявить много ценной информации по тем или иным вопросам отечественной или мировой истории.
Особой ценностью для исследователя являются фотоматериалы, отражающие разные стороны жизни регионального старообрядчества. Во-первых, фотографирование человека в среде староверов было строго запрещено. Поэтому сам факт фотографирования - это уже ценная информация. Имеющиеся же в распоряжении ученых фотографии представляют собой достаточно редкие снимки, само существование которых дает информацию о динамике и характере эволюции старообрядческой традиции в тот или иной период. Во-вторых, запечатленное таким образом нередко является фотографическим отражением разных элементов сокровищницы национальной культуры. Той самой традиционной культуры (в региональных ее вариантах), которая сохранялась и развивалась старообрядцами и которая в исследуемый период в ходе индустриальной модернизации общества начинает усиленно «вымываться» из общественного быта и превращаться в «уходящую натуру».
Основные комплексы фотографий старообрядцев Забайкалья, сделанные в первой трети XX в., рассредоточены в государственных хранилищах (Национальный архив Республики Бурятия, Этнографический музей народов Забайкалья, Читинский областной музей, Иркутский областной музей и др.), опубликованы в качестве иллюстраций работ исследователей истории и культуры «семей-ских» [4-5], в наборах памятных открыток, а также хранятся в многочисленных семейных альбомах потомков староверов. При этом самым многочисленным и неисследованным остается последний «частный» блок, который еще предстоит ввести в научный оборот.
Любопытное собрание снимков хранится в Национальном архиве Республики Бурятия. И если фотографии старообрядцев, отложившиеся в других хранилищах (например -в Читинском областном музее), в основном опубликованы, то фотоматериалы НАРБ пока еще мало использовались исследователями. Фотографии по старообрядческой проблематике, имеющиеся в этом архиве, сосредоточены в специальном фотофонде [6-10], а также встречаются в отдельных делах других
фондов. Примером такого «дисперсного» размещения фотографий могут служить снимки старообрядцев и священника бело-криницкой иерархии в «Фонде епископа Афанасия» [6].
К сожалению, в Фотофонде НАРБ нет дореволюционных фото старообрядцев. Однако имеющиеся фотоматериалы советского периода (в частности снимки 1928-1940 гг.) достаточно информативны. На имеющихся здесь снимках отражена одежда «семейских» (фото «Одежда бичурской семейской молодой женщины» [7], «Одежда семейской девушки» [8], «Типы чикойских женщин, девушек и их наряды» [9], «Типичная старообрядческая семья» [10]). Есть фотографии, на которых запечатлелся быт местных староверов тех лет (фото «Горница зажиточного крестьянина» [11]). Также в фотоматериале нашло свое отражение участие части «семей-ских» в мероприятиях советской власти («Первые курсы семейских крестьянок при Буробкоме ВКП(б)» [12]). Очень ценным, на наш взгляд, является снимок «Молебная комната старообрядческого священника» [13], т. к. на нем нашли свое отражение разные элементы церковной старообрядческой культуры, так редко попадающие в объектив фотоаппарата как в то время, так и в более поздние периоды. Характерно при этом, что только у одного снимка известен автор. Это фотограф О. Цан, снимавший в конце 1920-х гг. официальные партийные и советские мероприятия и запечатлевший «Первые курсы семейских крестьянок». Авторство остальных фото, к сожалению, не известно.
Общая база исследованных нами фотоматериалов составляет около ста снимков, сделанных в исследуемый период. Основными жанрами этих фотографий были: групповой портрет (больше половины), индивидуальный портрет, бытовые и хозяйственные сцены, праздники, сюжеты из жизни и т. д.
По понятным причинам исследуемые фотоматериалы делятся на дореволюционные (сделанные в начале XX в.) и пострево-люционные (сделанные в 20-30-е гг. XX в.). При этом для дореволюционных фотографий характерно то, что они, как правило, были сделаны в период с 1905 по 1917 гг. Этому, кроме прочего, способствовала конфессиональная «разрешительная» реформа, активизация экономического развития края после
постройки Транссиба и связанное с этим более активное втягивание местных староверов в системные отношения общества. Это вело к определенной эволюции местного старообрядчества и, прежде всего, его экономического авангарда в лице зажиточных крестьян и предпринимателей. Подобная эволюция нивелировала часть старых религиозно-обусловленных запретов для состоятельных старообрядцев и санкционировала для них более свободное поведение (в частности фотографирование). Большую роль в этом процессе либерализации, наряду с торговлей и отходом на заработки, играла служба в армии. Именно поэтому среди сохранившихся дореволюционных снимков «семейских» достаточно большую часть занимают «военные» фото.
Дореволюционные фотографии, как правило, выполнены профессиональным худож-ником-фотографом и имеют относительно высокое качество. Чаще всего снимок делался в фотоателье крупного населенного пункта (чаще - города), носил постановочный характер и фоновой обстановкой мало чем отличался от фотографий других граждан (не старообрядцев). Фоном при этом чаще всего выступали стенды и расписанные драпировки, создающие атмосферу подчеркнутой элитарности светского общества (колонны, кресла, столики, различные изображения и др.). Выполненный на качественной фотографической бумаге снимок приклеивался к украшенному тиснением и печатью картонному багету. Нередко на этом багете были записаны название населенного пункта и адрес фотомастерской.
Наиболее интересны, с нашей точки зрения, групповые портреты, запечатлевшие большие и маленькие (что тоже показательно) семьи староверов. На них старообрядцы зрелого возраста (40-50 лет) выделяются своей чинностью и «правильностью», в чем, кроме прочего, проявляется их семейная и общественная власть в старообрядческом мире. В больших семейных фотографиях это чувствуется особенно сильно. Глава семейства чаще всего сидит в центре группы, рядом сидят или братья, или супруга. Сыновья, дочери, невестки с детьми стоят сзади и по бокам. Каждый при этом и своим местом, и своей позой (осанкой) в той или иной мере проявляет свой статус в семейной иерархии.
Характерно при этом, что на фото практически не встречается людей старшего возраста -стариков, которые неукоснительно соблюдали комплекс запретов «в общении с миром» и, в т. ч. в фотографировании.
Наряду с общей типичностью подобных фотоснимков, фотографии «семейских» имели свою специфику. В подавляющем большинстве случаев староверы фотографировались в своей традиционной (чаще всего в праздничной) одежде. По ней, кроме прочего, можно судить как о достатке, так и о характере позиционирования себя по отношению к современному им обществу. Материал и крой одежды, украшения, манера их носить - все это дает непосредственное представление о том, как состоятельный «семейский» старовер вписывал себя в окружающую среду. При этом наиболее консервативным остается женский костюм, как правило, представленный во всей своей красе (рубаха, сарафан, запон, кичка, шаль, монисто и т. д.). Однако и в материале одежды, и в многообразии украшений чувствуется влияние моды и рынка. На фоне женской «ортодоксии» мужчины выглядят несколько свободнее и в одежде, и в манере поведения. И хотя большая часть сохранившихся дореволюционных фото презентует нам мужчин в традиционной одежде, есть ряд снимков, на которых они позволили себе некоторые вольности (картуз и даже рубаху с отложным воротником и разрезом по центру). Подобный (хоть, возможно, и единичный) отказ от традиционной косоворотки блекнет перед тем фактом, что на некоторых фото молодые старообрядцы побриты (!) и сидят «нога на ногу». Подобные перемены в стереотипах поведения представителей экономического авангарда местного старообрядчества достаточно показательны. Они отображали неизбежную эволюцию внешних сторон в жизни либерально настроенной молодежи. Вместе с тем подобный либерализм развивался на фоне сохранения святой и неприкосновенной основы «старой веры» и старых порядков у большей части «семей-ского» населения.
Большую роль в подобной «нестарообрядческой» социализации молодых мужчин-старообрядцев играла служба в армии. Действительно, в большинстве «военных» фотографий имеются какие-либо расхождения со старообрядческой традицией. Кроме естест-
венной в такой ситуации казенной формы, это, чаще всего, бритая борода, стриженные по моде усы и «нога на ногу» при фотографировании сидя. И хотя подобные «греховные вольности» фиксировались не у всех военнослужащих старообрядцев, решивших сфотографироваться, они, тем не менее, достаточно часты и показательны.
Сделав краткий обзор имеющегося дореволюционного фотоматериала по старообрядцам Байкальского региона, можно сделать вывод, что объективные процессы, идущие в стране и в регионе, неизбежно влияли на местных старообрядцев. В результате этого развития староверы все активнее втягивались в экономические, социальные и культурные процессы, идущие в регионе. Как следствие, они неизбежно привносили новшества в свою культуру. Сам факт фотографирования, появление не только коллективного (коллективистского), но и индивидуального (индивидуалистического) портрета, развитие костюма состоятельных старообрядцев, некоторые послабления в системе запретов среди либеральной молодежи - все это говорит в пользу того, что в начале XX в. эволюция забайкальского старообрядчества несколько активизировалась. Однако последующие события (Первая мировая война, революции, Гражданская война и становление советской власти) не только ускорили этот процесс, но и придали ему новый характер. В свою очередь, складывающаяся ситуация не замедлила отразиться на фотоматериале.
После «черных времен» Гражданской войны, когда фотографии делались редко, наступила «оттепель» нэпа. Вновь в городах появились фотоателье, которые стремились не уступать дореволюционным по качеству продукции. Более того, некоторые фотографы в целях развития своего дела стали ездить по крупным богатым селам. Однако утечка профессиональных кадров, нехватка материалов, а также заметное «усреднение» основного заказчика неизбежно вело к падению качества производимых фотографий. Старые запасы качественной фотобумаги, реактивов и багетов постепенно иссякли, и уже с середины 1920-х гг. фотографии становятся менее качественными и не оформляются как раньше. В целях экономии фотобумаги получает распространение малоформатная фотография (раньше имеющая назначение фото-
визитки), включающая в себя практически все жанры. К 1930-м гг. фотодело относительно декомерциализируется и начинает терять (в большинстве примеров) ранг искусства. И хотя в качестве фона иногда еще стараются использовать «буржуазные образцы» (хорошую мебель, расписанные стенды и т. п.), все чаще фоном начинают служить ткань или платок, натянутые на стене, а иногда и просто внутренняя (реже) или внешняя (чаще) стена деревенского дома, ворота и т. д. В новое время, наряду с попытками сохранить старое качество (да и пафос), фотодело неизбежно эволюционирует в сторону массовости и более низкого качества. Фотографом все чаще становится непрофессионал, а его основными клиентами - родственники, знакомые, коллеги и т. д. Теперь чаще стали фотографироваться не только состоятельные граждане, но и, например, жители деревни среднего и низкого достатка. Теперь на фото можно увидеть не только праздничную, но и обыденную рабочую одежду. То есть «социальный охват» фотографии, а следовательно, и ее информативность, в этот период заметно расширяется.
Как и в дореволюционное время, основным жанром фотографии остается групповой портрет. При этом если раньше это практически всегда была фотография родни (иногда несколько поколений одной семьи), то в новое время (в т. ч. в виду удара новой педагогической системы по патриархальным устоям в семье) все чаще в групповом портрете встречается одна молодежь - «подруги», «друзья» и т. д. И хотя встречаются фотографии, на которых все снявшиеся одеты в традиционную одежду, нередко на молодежных снимках часть людей одета в «семей-ское» (чаще девушки), а часть - в «новое» (чаще парни). И даже в семейном фото (1930-х гг.), наряду с одетыми в «семейское» представителями старшего поколения и девочками, можно увидеть мальчиков и молодых парней, одетых «по новой моде». То есть идущая модернизация напрямую затрагивала педагогику и стремилась социализировать подрастающее поколение «по новому», а не «по старому», не «по семейному», не «по старообрядческому». Поэтому теперь на фотографии все чаще представлены представители молодого поколения, и во внешнем об-
лике, и в поведении которых явно читаются перемены, идущие в обществе.
Серьезным прорывом новой эпохи стало фотографирование «семейских» исследова-телями-этнографами, которые с 1920-х гг. начинают вести активную исследовательскую работу в крае. Эта работа иногда сопровождалась фотографическим фиксированием материала, как, например, исследования А. Поповой [14]. В итоге в фондах ряда музеев региона отложились снимки, дающие ценнейшую информацию по этнографии забайкальских старообрядцев. Вместе с тем исследовательские задачи ученых того периода и отношение староверов к «чужим» позволили зафиксировать в основном внешние атрибуты народной культуры (традиционный костюм и т. д.). Также в советское время фотограф получает допуск к фиксированию ранее сакрализованного трудового процесса (обработка земли, хозяйственные занятия и т. д.). И хотя таких фотографий не много, все же по ним можно судить о набирающем силу процессе десакрализации производства в старообрядческой деревне.
Получает свое развитие жанр официальной фотографии: снимки партийных ячеек, бригад, коллективов организаций, делегатов, ударников и т. д. Наряду с постановочной, получает свое развитие и сюжетная фотография: выборы, празднования и др. И тут в коллективе уже можно увидеть «семейскую» девушку-активистку не только в платье, но и подстриженной (!) по последней моде. Характерно при этом, что в один кадр с активистами, одетыми в «новое», нередко попадают люди чисто «семейской» наружности (и на многих снимках их подавляющее большинство). Кроме прочего, это может говорить о том, что, несмотря на усилия властей, далеко не все старообрядцы спешили расстаться с традицией даже в условиях сотрудничества с администрацией и взаимодействия с другими группами местного населения. Вместе с тем если раньше «семейские» считали, что «с чужими нельзя ни Богу молиться, ни за стол садиться», то теперь снимки со смешанным составом коллектива становятся не редкостью. Это говорит об укреплении и развитии разного рода контактов с представителями других групп населения в ходе нового социального строительства.
На всех этих фотографиях мы видим старообрядческую молодежь, очень мало людей зрелого возраста и практически никогда стариков. Дело в том, что, как до революции, так и после нее, в среде забайкальских старообрядцев сохранялась достаточно большая часть «правоверных», которые продолжали сохранять основы «старой веры» и народной старообрядческой культуры, а следовательно, неукоснительно соблюдать систему запретов, в т. ч. на фотографирование. Более того, ортодоксальная часть местного старообрядчества всеми силами стремилась не допускать ни власть, ни объектив фотоаппарата к элементам церковной культуры. Поэтому за исключением нескольких фото старообрядческих священников (белокриницкой иерархии, известной своей либеральностью) [6] и их быта [13], мы практически не имеем снимков, имеющих отношение к церковной культуре местных староверов. Мало фотографий внутреннего убранства церквей и молельных домов, уставщиков, «святых углов», церковных книг и икон, моленной одежды, обрядов крещения и отпевания, а также многого другого, в чем рельефно проявлялась старообрядческая культура.
С другой стороны, отсутствие подобных фотоснимков говорит о степени сохранения жесткого режима допуска к сакральному у «семейских» Забайкалья в первой трети XX в. Имеющийся же корпус фотоматериалов наглядно показывает, как и насколько местный старообрядческий мир шел на контакт с окружающим обществом и государством как до революции, так и после нее.
В заключение можно сделать вывод, что факт фотографирования, внешний вид запечатленных и окружающий их предметный мир носителей культуры дают массу ценного материала для исследования староверия в означенный период. А анализ количества, качества и содержания фотоматериалов позволяет оценить характер и темпы эволюции старообрядческой культуры в переходный период отечественной истории.
1. Источниковедение новейшей истории России: теория, методология, практика / Соколов А.К., Бокарев Ю.П., Борисова Л.В. [и др.]. М., 2004. С. 211-247.
2. Васильева С. В. Фотодокументальное источниковедение по истории семейских Забайка-
лья II Старообрядчество: история и современность, местные традиции, русские и зарубежные связи: материалы 5 Международной конференции. Улан-Удэ, 2QQ7. С. 159-1б1.
3. Бураева С.В. Материалы Архива УФСБ по республике Бурятия как источник по истории старообрядческой книжности Забайкалья II Конфессии народов Сибири в XVII-XX вв.: развитие и взаимодействие: материалы всероссийской конференции. Иркутск, 2QQ5. С. 225-229.
4. Болонев Ф. Ф. Народный календарь семейских Забайкалья (вторая половина XIX - начало XX в.). Новосибирск, 197S.
5. Болонев Ф.Ф. Старообрядцы Забайкалья в XVIII-XX вв. Улан-Удэ, 2QQ9.
6. Фотографии 1-З II НАРБ (Национальный арх. Республики Бурятия). Фотофонд. Ф. 47S. Оп. 1. Ед. хр. З. Л. З.
7. «Одежда бичурской семейской молодой женщины». Автор неизвестен. 1929 г. II Там же. Ед. хр. 1-17З.
S. «Одежда семейской девушки». Автор неизвестен. 19З9 г. II Там же. Ед. хр. 1-174.
9. «Типы чикойских женщин, девушек и их на-
ряды». Чикойский район Красный Яр. Автор неизвестен. 19З9 г. II Там же. Ед. хр. 9З74.
10. «Типичная старообрядческая семья». Автор неизвестен. 1940 г. // Там же. Ед. хр. 9372.
11. «Горница зажиточного крестьянина». Автор неизвестен. 1940 г. // Там же. Ед. хр. 9371.
12. «Первые курсы семейских крестьянок при Буробкоме ВКП(б)». Верхнеудинск. Фото О. Цан. 29.03.1928. // Там же. Ед. хр. 8934.
13. «Молебная комната старообрядческого священника». Автор неизвестен. 1940 г. // Там же. Ед. хр. 9373.
14. Попова А.М. Семейские (Забайкальские старообрядцы). Верхнеудинск, 1928.
Поступила в редакцию 28.12.2009 г.
Kostrov A.V. Photo files as the source of the history of “semeyskie” old believers in the first third of the XX century.
Photo files are the important source on the history of Baikal Old Belief in the fist third part of the XX century. The fact of photographing itself, photography genres and appearance of so called culture bearers give a big amount of valuable materials for making some researching on the Old Belief history in the given period. Analysis of quantity and quality photo files gives an information about evolution old believers at that period.
Key words: Old Believe; “semeyskie”; photo; source of the history.
УДК 94(47Q) «1917-1921»: б5б.б12
К ВОПРОСУ О ВЫБОРЕ МЕСТА ДИСЛОКАЦИИ ЦЕНТРАЛЬНЫХ ОРГАНОВ УПРАВЛЕНИЯ МОРСКИМ ВЕДОМСТВОМ СОВЕТСКОЙ РОССИИ (1917-1921 гг.) © К.Б. Назаренко
Статья посвящена истории вопроса о дислокации центральных органов управления отечественного ВМФ в начале ХХ в. и, особенно, в 1917-1921 гг. в связи проблемой места и роли флота в системе вооруженных сил. Параллельно освещается вопрос о дислокации центральных органов управления флотами ведущих морских держав.
Ключевые слова: Военно-морской флот; Россия; органы управления; российская революция 1917 г.; ведущие морские державы.
В большинстве стран мира центральные органы управления сухопутной армией дислоцируются в столице страны независимо от того, где именно на территории государства она расположена. В отличие от сухопутных органы управления морскими силами могут размещаться как в столице, так и на периферии - в какой-либо крупной военно-морской базе. Как правило, они были сосредоточены в столицах, а ни одна из столиц ведущих держав того времени не находилась на морском побережье, кроме Санкт-Петербурга и Токио.
Многим ведущим морским державам приходилось делить морские вооруженные силы между несколькими театрами, что вынуждало создавать особые органы управления на каждом театре, которые неизбежно должны были пользоваться значительной автономией. Как правило, единицами морского управления были отдельные эскадры и порты. Флоты в качестве структурных единиц, включающих в себя как корабельные соединения, так и военно-морские базы, встречались лишь во Франции (Средиземно-
