CC BY
38
зация совместного отдыха. Курсанты бюджетных отделений первые два курса живут в казармах на территории университета, что должно использоваться командирами для усиленной внеучебной работы.
II этап - формирование взаимопонимания, способствующего точности и своевременности совместной деятельности, повышению ее эффективности. Очень развитый в морском техническом университете институт наставничества (командиры) должен использовать выполнение функциональных совместных обязанностей: совместное несение нарядов, дежурств, выполнение хозяйственных работ, строевые подготовки, участие в субботниках.
III этап - формирование доверия. Степень единства коллектива характеризуется степенью доверия входящих в него личностей. На этом уровне формируется общность мировоззрения, которое проявляется в
общности ценностных ориентаций, желании во взаимном сотрудничестве на основе моральных, этических, религиозных и политических предпочтений. Для достижения этих целей особое внимание следует уделять собраниям, внеучебным лекциям, патриотическим благотворительным мероприятиям.
Таким образом, в основе морально-политического единства коллектива курсантов должны лежать общность мировоззрений, побуждений каждой отдельной личности и нежелание усугублять антагонистические противоречия (если таковые есть). Ценностно-ориентационное единство очень важно и требует усиленного внимания и чуткости со стороны не только командиров, но и заместителей по воспитательной работе, всего профессорско-преподавательского состава и самих курсантов.
Статья поступила 28.03.14 г.
Библиографический список
1. Евсеева Л.В., Ковлакас Е.Ф. Патриотическая мотивация как аксиологический аспект военного образования // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2011. № 3. С. 8689.
2. Бондарева Г.Н. Идеи патриотизма в трудах русских историков С.М. Соловьева и В.О. Ключевского. Краснодар, 2000.
3. Макаренко А.С. Воспитание гражданина. М.: Просвещение, 1988.
4. Макаренко А.С. О воспитании молодежи. Игра: сб. избранных педагогических произведений / под общ. ред. Г.С. Макаренко. М.: Всесоюзное уч.-пед. изд-во «Трудрезевриз-дат», 1951. 274 с.
5. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. М.: Наука, 1966.
6. Бодалёв А.А. Специфика социально-психологического подхода к пониманию личности. В кн. Психология личности в трудах отечественных психологов / сост. Л.В. Куликов. СПб.: Питер, 2001. С. 336-344.
7. Рогов М.Г. Ценности и мотивы личности в системе непрерывного профессионального образования: автореф. дис. ... д-ра психолог. наук. Ярославль, 1999. 38 с.
8. Карандашёв В.Н. Методика Шварца для изучения ценностей личности: концепция и методическое руководство. СПб.: Речь, 2004. 70 с.
УДК 008
ПОГОСТ КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ СТАРООБРЯДЦЕВ ЗАБАЙКАЛЬЯ
Л
© И.А. Ковригина1
Иркутский государственный технический университет, 664074, Россия, г. Иркутск ул. Лермонтова, 83.
Предпринимается анализ старообрядческого погоста как культурного феномена, выявляется его структурная и содержательная специфика. Рассматривается мера и характер его эволюции в период советской модернизации российского и сибирского общества. Делается вывод: несмотря на то что сообщества забайкальских старообрядцев были более закрытыми, чем сообщества других групп населения, в 60-70-е гг. XX в. они стали испытывать возрастающее влияние советской культуры. Библиогр. 6 назв.
Ключевые слова: старообрядцы; семейские; Забайкалье; погост; культура.
GRAVEYARD AS A CULTURAL PHENOMENON OF TRANSBAIKALIAN OLD BELIEVERS I.A. Kovrigina
Irkutsk State Technical University, 83 Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia.
The article analyzes the Old Believers' graveyard as a cultural phenomenon, reveals its structural and intensional specifics. Having considered the extent and character of its evolution during the Soviet modernization of the Russian and Siberian society the author comes to the conclusion that despite the fact that the communities of Transbaikalian Old Believers were more closed than the other groups of population, in the 1960-1970s they were subjected to the growing influence of the Soviet culture. 6 sources.
1Ковригина Инесса Анатольевна, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и философии, тел.: (3952) 405417, 89149147989, e-mail: inessakovrigina@gmail.com
Kovrigina Inessa, Candidate of History, Associate Professor of the Department of History and Philosophy, tel.: (3952) 405417, 89149147989, e-mail: inessakovrigina@gmail.com
Key words: Old Believers; Semeiskie; Transbaikalia; graveyard; culture.
Феномен смерти занимает большое место в культуре любого народа. Все, что с ним связано, окружено ореолом загадочности, страха и уважения. Не случайно большую часть истории люди свято верили в загробную жизнь и стремились оформить переход к ней соответствующим образом. Некрополь как место захоронения усопших всегда имел не только вполне определенную структуру, но и философию, в которой отражались (и отражаются) взгляды людей на смерть и потусторонний мир. Поэтому он всегда был важен в общественной культуре. Более того, именно похоронная обрядность является самым консервативным пластом культуры. Видимо, это опять же связано со страхом смерти.
У каждого народа имеется своя внешняя структура погоста, продиктованная этнической и конфессиональной историей. На формирование этого культурного объекта оказывали влияние природно-климатические и хозяйственно-экономические факторы. Иногда на его эволюцию влияла конкретно-политическая ситуация или светская мода. Поэтому можно сказать, что погост является своеобразным «зеркалом» общества, его экономики, политики и культуры. На примере этого отражения можно проследить, как менялись исторические эпохи и культура общества.
Из этно-конфессиональных групп, населяющих Восточную Сибирь, большой интерес в культурном отношении представляют старообрядцы Забайкалья, или, как они называются в регионе, семейские. Пройдя сложную историю формирования и развития [3], к XX в. они представляли достаточно представительную часть местного населения, отличающуюся от других групп местного и пришлого населения своей церковной и народной культурой. Как и все российское общество XX в., семейские прошли большой эволюционный путь, обусловленный советской этатистской индустриальной модернизацией. Последняя оказалась неизбежно беспощадной к традиционным культурным системам, которые сформировались и существовали главным образом в рамках так называемой крестьянской цивилизации. В связи с этим представляет интерес то, насколько сохранился или изменился погост старообрядцев Забайкалья под влиянием советской общественной культуры в XX столетии.
Общим и частным вопросам эволюции забайкальского старообрядчества в советский период посвящены труды Ф.Ф. Болонева [1], А.В. Кострова [4] и автора данной работы [2]. Вместе с тем, проблема погоста семейских как культурного феномена еще не получила должного научного осмысления и освещения. В связи с этим в цели нашей работы входит выявление специфики старообрядческих похоронных комплексов, имеющихся в Забайкалье, и выявление характера их эволюции в течение XX в.
История старообрядчества привела к тому, что это движение развивалось в рамках разных течений, согласий и толков. При этом не только каждое крупное течение (будь то поповцы, беглопоповцы или беспо-
повцы), но и небольшие толки считали себя церковью. Соответственно, люди, которые в свою церковь не входили, автоматически считались раскольниками (то есть еретиками). Поэтому представители каждого старообрядческого согласия не только имели свое место молитвы (молитвенный дом, часовню или церковь), но и свое место захоронения. А так как специфической чертой забайкальского старообрядчества было то, что в каждой деревне жили представители нескольких согласий (иногда количество согласий в одной деревне доходило до десяти и более) [5], то и у каждой деревни было несколько погостов. Как правило, их количество совпадало с количеством этно-конфессиональных групп, населявших деревню. То есть у православных сибиряков было свое кладбище, у некрещеных бурят - свое, а у каждого старообрядческого согласия - свое.
Характерно, что, не смотря на заметное нивелирование многих культурных отличий в 1920-30-е и особенно 40-80-е гг., в семейских селах до сих пор имеются отдельные погосты для православных и старообрядцев. При этом православные кладбища во многом приобрели статус гражданских некрополей (так как на них хоронились представители почти всех конфессий), в то время как на семейских погостах продолжали хоронить исключительно усопших старообрядческого происхождения. Однако советская модернизация оказала влияние на внешний вид старообрядческих кладбищ и их количество. Так, если раньше в Забайкалье насчитывалось до 30 разных старообрядческих согласий, то в советский период по разным причинам их количество заметно сократилось. Небольшие толки влились в большие согласия и соответственно стали хоронить своих усопших на их больших кладбищах. В итоге к концу советского периода во многих деревнях осталось всего по два погоста - православный и старообрядческий (который называют, как и раньше, могилками), в то время как в той же деревне в дореволюционные годы их могло быть от нескольких до десяти.
Старообрядческое кладбище, как правило, было огорожено (для защиты от пасущихся животных и упрощения определения границ погоста) и имело в своем центре большой деревянный крест. Вокруг креста могилы были чаще всего сгруппированы по родственному признаку. Получалось своеобразное отражение деревни: если ее центром традиционно была церковь или молельный дом, то на кладбище их аналогом являлся большой крест. И так же, как деревня состояла из больших семей-кланов, кладбище состояло из групп могил родственников. Однако социальная эволюция деревенского общества (выезд молодежи в города, междеревенская миграция, приезд людей из городов, смешанные браки и т.д.) неизбежно привела к тому, что родовая структура погоста деформировалась. Сохраняя в основе своей родственный принцип захоронения, некрополь, тем не менее, изменился. Родовые гнезда стали гораздо меньше (до двух-трех захоронений), а количество единичных могил увеличилось.
Изначально колорит деревенского старообрядческого погоста определяли деревянные кресты и могильные холмики. В 60-80-е гг. среди семейских большую популярность приобрела доступная масляная краска: люди начали красить свои дома (внутри и снаружи), которые раньше перед великими праздниками начищали дрествой (мелким гравием) и голиком (связкой прутиков) до яркого древесного цвета. Теперь крашеные дома просто мылись. Это оказало влияние и на внешний вид кладбища: в эти годы семейские стали красить кресты, памятники и ограды масляной краской. При этом, как и православные, они чаще всего выбирали голубой цвет, который традиционно символизировал небо, а в рамках традиционного мировоззрения - царствие небесное.
Со временем семейские стали использовать венки и искусственные цветы, чего раньше старались избегать. Это привело к тому, что наряду с доминирующим голубым в палитре погоста стали участвовать яркие цвета похоронных венков и цветов. Это может говорить о характере и мере влияния общественной культуры на культуру такой когда-то замкнутой группы населения, как семейские старообрядцы. Ведь раньше старообрядцы старались большую часть (в идеале всю) потребляемой продукции (будь то продукты питания или предметы быта) производить самостоятельно. Это было обусловлено религиозными запретами на общение с внешним миром. Особенно строго регламентировалось все, что было связано с отправлением культа. То же самое касалось всего, что связано с погребением усопших. Поэтому то, что семейские со временем начинали использовать покупные материалы не только для своего быта, но и для организации похоронного пространства, говорит о многом. Покупной искусственный венок и цветок стал занимать свое место на семейском кладбище в силу того, что мера влияния внешней нестарообрядческой культуры на культуру семейских стала очень велика. Допуск в свой быт внешних культурных элементов говорит об эволюции традиционной старообрядческой культуры. Допуск внешних культурных элементов в похоронную обрядность, которая традиционно является одной из самых устойчивых частей культуры, говорит об ее революционной эволюции [6].
Изменился и внешний вид захоронений. Устоявшаяся старообрядческая традиция предписывала хоронить в домовине (гробу, выдолбленном из цельного дерева), с ориентацией могилы на восток, с обязательным деревянным восьмиконечным крестом и отсутствием ограды. Крышку домовины гвоздями не прибивали, так как считалось, что это может помешать усопшему встать на последний суд. Более того, запрет ставить ограду объяснялся тем, что она может помешать усопшему идти на последний суд во время последнего пришествия. То есть у подобных запретов были серьезные мировоззренческие основания, поэтому к ним старались относиться осмысленно и ни в коем случае не нарушать. Также запрещалось поновлять ветхие кресты и могилы. Считалось, что после того, как могильный крест истлеет, новый на его месте ставить нельзя. И если ориентация захоронения по
сторонам света сохранилась до наших дней, то остальные элементы подверглись эволюционным (а иногда и революционным) изменениям.
Начиная с 80-х гг. семейские стали хоронить в гробах, сделанных из досок. И если старики старались неукоснительно следовать древнему предписанию и ради его реализации при жизни заготавливали домовину (сосновое бревно в два обхвата, которое нередко можно было видеть на сушке возле ворот дома), то молодое поколение стало все чаще его игнорировать. При этом крышку гроба начали прибивать гвоздями, что раньше было неслыханным. Также уже в 60-е гг. некоторые семейские стали вместо крестов использовать деревянные памятники-тумбы с крестом в навершии и огораживать захоронение деревянной оградой. Позже широкое распространение в среде семейских получила мода на памятники, и в 70-80-е гг. их часто начали делать из металла, а иногда и из камня. В это же время вокруг могил стала появляться железная оградка. Видимо, это было связано с массовым заключением смешанных браков между потомками старообрядцев и православных, а также с общей эволюцией культуры. Эта эволюция в первую очередь была связана с текущей модернизацией общества и его культуры, которая становилась все более светской и все менее религиозной. С каждым новым поколением вместе с религиозностью постепенно уходил традиционализм, а общественная культура все больше универсализировалась. Представления о загробной жизни «вымывались» из сознания советской школой и культурой, вследствие чего похоронная обрядность начинала формализовываться.
На семейских кладбищах появились не только железные крашеные памятники и оградки. Со временем на них стали появляться памятники с пятиконечной красной звездой, которые устанавливали на могилах коммунистов. Естественно, старшее поколение выступало против подобных революционных новшеств. Однако если еще в 30-е или даже 50-е гг. старожилы могли повлиять на сельское общество и запретить хоронить усопшего коммуниста на старообрядческом кладбище, то в 70-е годы это им уже не удавалось. Поэтому если усопший был выходцем из семейской среды и вместе с тем коммунистом, его хоронили на старообрядческом кладбище (с родней) со звездой на памятнике.
Также изменилось отношение к захоронению «нечистых» покойников. Традиционно старообрядцы Забайкалья, как и другие традиционалистские православные сообщества, относили к таковым некрещеных младенцев, самоубийц и утопленников. Таких усопших хоронить на кладбище «где лежат правоверные» запрещалось. Поэтому их хоронили за его пределами. Считалось, что младенцы, которых не успели окрестить, не успели стать христианами, поэтому их нельзя было размещать вместе с правоверными. Самоубийство традиционно считается одним из самых тяжких грехов: таких грешников также запрещалось хоронить на христианском погосте. Любопытно, что к «нечистым» традиционно относили и утопленников. Видимо, это наследие языческой культуры, которое син-
кретически сохранилось в русском православии. Вода традиционно считалась вместилищем нечистых сил, поэтому утопленник воспринимался как погибший, имеющий к ним отношение (даже если он не утопился, а утонул случайно). Характерно при этом, что к «нечистым» покойникам старообрядцы также относили «сгоревших от вина», то есть людей, которые умерли от чрезмерного употребления алкоголя, что в старообрядческой среде всегда крайне порицалось. В 5070-е гг. семейские все чаще начинали хоронить «нечистых» покойников в ограде кладбища среди обычных могил. Сначала это вызывало ожесточенные споры в среде забайкальских старообрядцев. Но со временем развитие советской и нивелирование традиционной культуры привело к более спокойному отношению староверов и их потомков к подобным захоронениям.
Изменилась и смертная одежда семейских. Раньше старообрядцы хоронили только в специальном костюме. Женщин одевали в рубаху и сарафан специального покроя, на голову одевали особую кичку, а на ноги - специальную обувь. Мужчин также одевали в особую рубаху, штаны и обувь. Эта одежда шилась заранее, нигде больше не использовалась и хранилась в так называемом смертном узле. Наличие последнего, также как и заблаговременная заготовка домовины, говорит о том, что в культуре старообрядцев подготовка к смерти занимала вполне определенное место. Это не только должно было оптимизировать расходы родственников в случае смерти, но и настроить человека и его окружение к неизбежному концу. Более того, память о грядущей смерти актуализировала радостное восприятие жизни. Понимание ее конечности не только развивало представления о загробном мире, но и обращало внимание на необходимость радоваться жизни. Позже семейские стали отказываться от разных элементов этого костюма. Со временем в большинстве мест расселения семейских от похоронного комплекса остался только традиционный саван, в который стали заворачивать людей, одетых в обычную строгую одежду.
Особое отношение у семейских было также к акту обмывания покойника. Как правило, его обмывали в доме в специальном корыте, которое больше нигде не использовалось. Этим могли заниматься мужчины и старики (если покойник был мужчиной) и «чистые» старушки (если покойницей была женщина). После омовения всю посуду, которую использовали при этом акте, разбивали и закапывали. Иногда разбивали и корыто, хотя чаще всего оно было специальным и использовалось многократно. Чаще всего использованную воду (которой было немного) выливали в реку или в выкопанную ямку, которую после этого закапывали. Ямку выкапывали в месте, где никто не ходит, то есть возле забора или в углу ограды. Такое место выбиралось для того, чтобы эта вода не могла навредить человеку, наступившему в то место, куда ее вылили. Во время омовения на пол подкладывали материю или повседневную одежду и постель усопшего. После этого ее сжигали во дворе дома. Раньше считалось, что раздавать вещи покойного не нужно. Сейчас от
этой традиции мало что осталось.
В гроб вместе с покойником клали его лестовку (старообрядческие четки, с которыми человек должен быть в храме или во время домашней молитвы). Иногда в гроб помещали ветхую писаную икону. Таким образом, с одной стороны, усопший отправлялся в иной мир в сопровождении святого образа, а с другой - осуществлялись похороны старой иконы, которую не было возможности поновить (то есть отреставрировать). Дело в том, что старообрядцы считали, будто молиться иконе, у которой нет лика, нельзя. Лик же иногда утрачивался во время мытья икон, которые чистили перед великими церковными праздниками. Кроме того, иногда под голову усопшему подкладыва-ли мешочек с вербой, освященной в Вербное воскресение. Также в домовину помещали мешочек с отстриженными ногтями и волосами усопшего (которые собирались всю жизнь). Считалось, что старообрядец должен собирать и хранить отстриженные ногти и волосы до смерти. Женщинам стричься запрещалось, поэтому они вместе с ногтями собирали волосы, которые оставались на расческе во время причесывания. В крайнем случае разрешалось сжечь ногти и волосы. Если же человек их просто выбрасывал, то считалось, что после смерти его душа не успокоится, а вынуждена будет ходить и собирать эти разбросанные части своего существа. В 70-80-е гг. эти традиции стали забываться. Сейчас только пожилые люди (которые родились в 30-е гг.) продолжают соблюдать эти и другие правила, связанные с повседневным бытом. И если люди зрелого возраста еще кое-что помнит, то молодежь, как правило, практически ничего не знает об этих элементах традиционной культуры.
Раньше на похоронах и на поминках у семейских старообрядцев запрещалось употреблять спиртное. Похоронная и поминальная трапеза была строго регламентирована и содержала в себе вполне определенный набор блюд. На поминки приходили все единоверцы, которые хотели попрощаться с усопшим. Столы накрывались в доме (зимой) или во дворе (летом). При этом поминальная трапеза проходила в несколько очередей. Сначала поминала одна партия пришедших, после того, как на стол ставился кисель (который у семейских назывался «выгоняловка»), люди вставали и освобождали место следующим. В 70-е гг. на некоторых поминках, которые все чаще превращались в смешанные (с присутствием выходцев из разных этноконфессиональных сообществ и атеистов), стали иногда употреблять спиртное. Смешанный состав на похоронах мог сложиться в силу смешанных браков, занимаемой должности усопшего, ввиду плотных отношений с разными людьми при его жизни. Тем не менее, до сих пор считается, что поминать (по крайней мере на кладбище) можно только едой, без использования алкоголя. Поэтому на семей-ских кладбищах можно видеть на могилах конфеты и другое, но там до сих пор не бывает рюмок, которые используются на нестарообрядческих кладбищах для того, чтобы налить спиртное покойнику во время поминания.
Похоронная процессия шла без музыки - это счи-
талось грехом. Впереди на специальном полотенце или платке (который больше нигде не использовался) держали медный крест (который во время отпевания лежал на груди усопшего). Рядом несли большой деревянный восьмиконечный крест, который впоследствии водружали на могилу. На специальных носилках, которые хранились на кладбище и за которыми специально ходили, несли домовину, а крышку домовины - за покойником. Люди в процессии ступали тихо, разговаривать и шуметь также считалось грехом. Пока процессия шла до кладбища, близкие родственники причитали (голосили) по покойному. Традиция голошения (которое является отдельным жанром русского фольклора) раньше соблюдалась неукоснительно, однако в последние десятилетия и эта традиция
уходила.
Так или иначе, в 60-70-е гг. старообрядческий мир Забайкалья начинал все активнее открываться для социального и культурного взаимодействия с советским обществом. И если другие группы населения гораздо раньше и быстрее прошли этап глубокой советской модернизации культуры, то семейские староверы стали более или менее открытыми для внешнего влияния только к этому времени. Поэтому к завершению советского периода старообрядческое кладбище все больше начинало напоминать кладбища других групп населения, что может свидетельствовать о характере и мере эволюции семейской культуры в контексте развития российского общества в XX в.
Статья поступила 30.01.2014 г.
1. Болонев Ф.Ф. Старообрядцы Забайкалья в ХУШ-ХХ вв. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2009. 340 с.
2. Ковригина И.А. Икона в народной культуре старообрядцев Забайкалья // Вестник Иркутского государственного технического университета. 2011. Т. 48. № 1. С. 286-288.
3. Костров А.В. Семейские: социокультурные трансформации в период формирования группы // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2010. № 1 (5). С. 82-84.
4. Костров А.В. Старообрядчество Байкальской Сибири в
Библиографический список
«переходный» период отечественной истории (1905-1930-е гг.). Иркутск: Изд-во ИГУ, 2010. 444 с.
5. Костров А.В. Статистика старообрядческих согласий Забайкалья в начале XX в. // Старообрядчество: история, культура, современность: мат-лы X Междунар. конф. М., 2011. Т. 1. С. 174-186.
6. Костров А.В. Эволюция старообрядчества Байкальской Сибири в период становления советского общества // Вестник Иркутского государственного технического университета. 2010. № 7. С. 326-331.
УДК 378(47)
СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ АКТИВИЗАЦИИ МЕЖДУНАРОДНОЙ АКАДЕМИЧЕСКОЙ МОБИЛЬНОСТИ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНОГО ФЕНОМЕНА
© Е.С. Козлова1
Иркутский государственный университет, 664003, Россия, г. Иркутск, ул. Карла Маркса, 1.
Рассматриваются сущностные характеристики международной академической мобильности как социокультурного феномена, предпосылки и тенденции ее зарождения и развития. Акцентируется внимание на условиях формирования современной модели расширения международной академической мобильности. По материалам сравнительного социологического исследования предлагается стратегия институционализации и активизации международной академической мобильности в рамках российско-китайского сотрудничества в научно-образовательном пространстве. Ил. 1. Табл. 2. Библиогр. 13 назв.
Ключевые слова: высшее профессиональное образование; институционализация; интернационализация; международная академическая мобильность; активизация академической мобильности.
SOCIOLOGICAL CONCEPT OF ACTIVATION OF INTERNATIONAL ACADEMIC MOBILITY AS A SOCIAL AND CULTURAL PHENOMENON E.S. Kozlova
Irkutsk State University, 1 Karl Marx St., Irkutsk, 664003, Russia.
The article deals with essential characteristics of international academic mobility as a socio-cultural phenomenon, its background, origination and development tendencies. It focuses on the formation conditions of a contemporary model of international academic mobility enhancement. Based on the results of a comparative sociological research, the article proposes a strategy for institutionalization and activation of international academic mobility in the frameworks of Russian-Chinese cooperation in the scientific and educational sphere. 1 figure. 2 tables. 13 sources.
Key words: higher professional education; institutionalization; internationalization; international academic mobility; activation of academic mobility.
1Козлова Елена Сергеевна, аспирант, тел.: (3952) 243748, 89501295776, e-mail: lenchik-irk@yandex.ru Kozlova Elena, Postgraduate, tel.: (3952) 243748, 89501295776, e-mail: lenchik-irk@yandex.ru
